Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Федор Чижов

В Даниловском монастыре, саженях шести от Гоголя, была могила Федора Чижова, недалеко — А. Хомяков, Ю. Самарин, братья Киреевские, Н. Языков. Их пути и судьбы пересекались и при жизни — Гоголя Федор Васильевич знал близко, со славянофилами его связывала не только дружба, но и общность убеждений. Их разлучили в советские тридцатые годы, когда монастырь был закрыт, а кладбище срыто[¹ Прах Н.В. Гоголя, А. С. Хомякова и Н. Языкова перенесен на Новодевичье кладбище в мае 1931 года.].

Федор Васильевич Чижов родился не в Москве — в Костроме (в 1811 году), учился и некоторое время трудился в Петербурге. В Москве поселился лишь в 1857 году, однако именно с Москвой связаны дела и добрая слава этого незаурядного человека — ученого-математика, писателя, знатока искусств, шелковода, промышленника.

Чижов окончил Петербургский университет со степенью кандидата физико-математических наук, был оставлен при университете и совершенствовался в науке под руководством академика М. В. Остроградского.

«Я занимался сильно,— вспоминал Федор Васильевич,— но избрал для преподавания искусство, мастерство (начертательную геометрию), не смея взяться за науку высшего анализа, которую мне тогда предлагали...»

В 1833-м Чижов назначен адъюнктом. «...Я смотрел на науку чересчур лирически и видел в ней высокое, чуть-чуть не священное дело, и потому от человека, бравшегося быть преподавателем, требовал полного и безусловного посвящения себя ей...». И потому, быть может, несколько прохладно отнесся к новому коллеге — г. Гоголю-Яновскому, появившемуся в университете в 1834 году. «К тому же,— признавал впоследствии Федор Васильевич,— Гоголь тогда, как писатель-художник, едва показался: мы, большинство, толпа, не обращали еще дельного внимания на его «Вечера на хуторе»; наконец и самое его вступление в университет путем окольным отдаляло нас от него, как от человека. По всему этому сношения с ним были весьма форменные и то весьма редкие...».

Друг Чижова, А. Никитенко[² Никитенко Александр Васильевич (1804— 1877) — литературовед, профессор словесности Санкт- Петербургского университета.], записывает в дневнике:

«... (1835) ... 28 (декабрь) ... товарищ мой [Ф. В.] — Чижов, готовится занять в университете место профессора математики. Этот человек стоит высоко по своим нравственным силам... К этому он присоединяет еще способность подчинять свои личные соображения практическим целям жизни. Но не знаю, способен ли он к энтузиазму... В его речах нет ни блеска, ни пылкости, но он выражается ясно и точно. Ум его не рассекает мглы с быстротою молнии, но доходит до верных результатов путем более медленным, но зато и менее опасным...».

Письмо Академии художеств Ф. В. Чижову, 1857 год

Портрет Ф. В. Чижова работы Э. А. Дмитриева-Мамонова. Рисунок 1840~х годов

Сам Чижов говорил о своей «удобоувлекаемости» — «начал (и оставил на двух-трех листах) арифметику для простого народа», «задумал большое сочинение истории человека», посещает лекции в медицинской академии. Впрочем, и сам читает — по кафедре чистой и прикладной математики.

В 1836 году Чижов напечатал и с успехом защитил магистерскую диссертацию «Об общей теории равновесия с применением к равновесию жидкостей и определению фигуры Земли». В 1838-м опубликовал новую работу: «Паровые машины. История, описание и приложение их, взятые из сочинений Пертингтона, Стеффенсона и Араго».

Однако, вспоминал И. Аксаков[³ Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886) — публицист, редактор-издатель (журналы «Русская беседа»», «Парус», «День», «Москва»), создатель Московского Славянского комитета, председатель правления Московского купеческого общества взаимного кредита.], вскромное поприще ученого не могло удовлетворить этой деятельной, пылкой, разнообразно одаренной природы. Его влекла к себе жизнь, знакомство с людьми; ему нужно было применить к живому делу богатый запас воли и нравственной власти и утолить потребность своего сильного художественного инстинкта...»

«Дело литератора,— записывает Федор Васильевич в дневнике,— всего ближе ко мне...». Его статьи появляются в «Библиотеке для Чтения», «Сыне Отечества», «Журнале министерства народного просвещения».

В 1839 году Ф. В. Чижов переводит «Историю европейской литературы XV и XVI столетий» Галлама и издает со своими примечаниями.

Осенью 1840 года Чижов оставляет университет, уезжает на Украину, а потом — за границу «с целью заняться изучением истории искусств, как одним из самых... прямых путей к изучению истории человечества».

Из Рима (февраль 1843 года) Чижов писал:

«Нитью моего странствия по лабиринту жизни выбрал я искусство, то есть жизнь сердца; во-первых, в нем все яснее высказывается, потому менее подчиняется обстоятельствам, во-вторых, сами люди в нем благороднее...»

В эту зиму Чижов встретился с Гоголем, познакомился с Языковым, о чем вспоминал впоследствии:

«... в одном доме на Via Felice № 126. Во втором этаже жил Языков, в третьем — Гоголь, в четвертом — я.

Сходились мы в Риме по вечерам постоянно у Языкова, тогда уже очень больного,— Гоголь, Иванов и я. ...

Обложка книги Ф. В. Чижова о шелководстве

Обложка журнала «Вестник промышленности», основанного Ф. В. Чижовым в 1858 году

Обыкновенно кто-нибудь из нас троих — чаще всего Иванов — приносил в кармане горячих каштанов; у Языкова стояла бутылка алеатико, и мы начинали вечер каштанами с прихлебками вина. Большею частью содержанием разговоров Гоголя были анекдоты, почти всегда довольно сальные. Молчаливость Гоголя и странный выбор его анекдотов не согласовались с уважением, которое он питал к Иванову и Языкову, и с тем вниманием, которого он удостаивал меня, зазывая на свои вечерние сходки, если я не являлся без зову. Но это можно объяснить тем, что тогда в душе Гоголя была сильная внутренняя работа, поглотившая его совершенно и овладевшая им самим...».

Через Языкова знакомится со славянофилами, в 1843 и 1845 годах предпринимает путешествия по Балканам, встречается с лидерами славянского Возрождения Я. Колларом, Л. Гаем, Л. Штурмом... «Я всею душою отдался славянскому вопросу,— записал в своем дневнике,— в славянстве видел зарю грядущего периода истории; в нем чаял перерождение человечества...».

В конце 1845 года Чижов возвращается в Россию. Задумывает собственный журнал. В Москве — заочно уже известен, его печатали в погодинском «Москвитянине».

«Москва, Москва, все в ней матушке!» — пишет Чижов Александру Иванову.

Проездом через Москву к родным. В Озерово, что близ села Иванова. Оттуда письмо А. Иванову:

«...Москва приняла меня превосходно, но ничего не решила в отношении к ходу моей деятельности... Чтд скверно в Москве и вместе хорошо, это то, что там образовались в умственном мире партии: одни все видят в России (к ним по душе принадлежу и я), все находят в ней и ее старине (тут я немного тише) и сильно в душе враждуют с Европою. Другие все видят в Европе. Эти последние сильнее не собственными силами — средствами. Европа дает им способ обольщать люд Русский. Они в нескольких журналах набивают листы всем, что попадется в Европе, и этою кой-как подготовленною пищею кормят умственные желудки...».

Снова Москва. Разговоры о журнале — «сколько данных для деятельности, и никакой существенной деятельности». Беседы с А. Хомяковым... И. Аксаков вспоминал: «...примкнул к этому кругу уже вполне созревшим,— путем самобытного развития дойдя до полного тождества в главных основаниях и воззрениях...».

Правда, доброжелательный М. Погодин[⁴ Погодин Михаил Петрович (1800—1875) — историк, издатель «Москвитянина».], рецензируя «Московский литературный и ученый сборник», иронизирует над «славянофильством» Чижова: «Мы выпишем из статьи Чижова имена русских архитекторов в Риме: Бенуа, Бейже, Росси, Эпингер, Кракау, Монигетги, Барбе, Комбе, Пранк, Бравура, Нордек...».

Несмотря на московскую суету («не поддаться мелочам»), летом 1846 года в основном на деньги Н. Языкова славянофилами был куплен у петербургского издателя С. Н. Глинки журнал «Русский вестник» с правом издавать его в Москве. Чижов отправился за границу, с тем, чтобы подыскать корреспондентов для будущего издания.

Но при возвращении в Россию в мае 1847 года надворный советник Ф. В. Чижов был арестован на границе и совершил «невольное» путешествие от Радзивилова в Петербург. В Петропавловской крепости, где он провел две недели, его допрашивали в связи с раскрытым тогда славянским обществом Кирилла и Мефодия. Кроме того, Чижов дал письменные показания относительно своего понимания «славянской идеи». Ознакомившись с ними, император Николай I был краток: «Чувства хороши, но выражены слишком живо, запретить пребывание в обеих столицах».

С идеей издания собственного журнала в Москве («дело, к которому готовил себя десятком годов») пришлось расстаться... Почти весь 1848 год он прожил в Киеве. В мае туда приехал Гоголь, вернувшийся из Иерусалима.

«... Мы встретились истинными друзьями,— вспоминал Ф. В. Чижов,— ... говорили мало, но разбитой тогда и сильно больной душе моей стала понятна болезнь души Гоголя... Мы много ходили по Киеву, но больше молчали; несмотря на то, не знаю, как ему, а мне было приятно ходить с ним молча. Он спросил меня: где я думаю жить? «Не знаю,— говорю я: — вероятно, в Москве».— «Да,— отвечал мне Гоголь,— кто сильно вжился в жизнь римскую, то после Рима только Москва и может нравиться». Тут, не помню, в каких словах, он передал мне, что любит Москву и желал бы жить в ней, если позволит здоровье».

Обосновавшись на Украине, Чижов берется за новое дело. Арендует у Министерства государственных имуществ в мае 1850 года шестьдесят десятин шелковичной плантации (до четырех тысяч тутовых деревьев) близ Триполья, в пятидесяти верстах от Киева. Основательно подготовившись (изучил практически всю литературу по шелководству, с которым, кстати, впервые познакомился в Италии — «дело в высшей степени замечательное»), энергично принялся за деятельность, которая «тем и хороша, что за что в ней не примешься, везде должен начать с одного и того же, что тут ничего не нужно кроме терпения, внимания, порядка и отчетливого исполнения. Она особенно хороша и выгодна для людей небогатых, потому что в ней личность хозяина, его внимание, деятельность и знание дела ценятся очень высоко и вознаграждаются сторицею...».

Чижов пытается распространить промысел в округе, «раздавая деревья и яички червей даром»... Появились новые шелководы. В «С.-Петербургских ведомостях» печатались его заметки, которые впоследствии составили книгу — «Письма о шелководстве» (1870). Книга, кстати, переведенная на иностранные языки, примечательна еше и литературными достоинствами в описании нравов и жизни червей:

«... Незавидна доля червя, отмеренная ему природою, но еще незавиднее другой период — кокон. Горька доля червяковая и вряд ли есть другое живое существо, к которому так приходились бы стихи малороссийского поэта-философа Сковороды:

«Без любви, без радости

По свету шатаюся,

С бедою расстануся,

С горем повстречаюся...»

И. Е. Репин. Ф. В. Чижов на смертном одре. Рисунок 1877 года

Изредка, с разрешения полиции, Федор Васильевич наезжал в Москву для продажи собственноручно выработанного шелка. Встречи с друзьями. Впрочем, и москвичи не забывали «миссионера словенофильства». Иван Аксаков, находившийся на Украине в мае 1854 года по заданию Русского географического общества, навестил «шовкового пана» (так Чижова называли в округе), о чем обстоятельно поведал в письме родным:

«Живет он совершенно уединенно: выстроил себе маленький домик — в полуверсте от какой-то казенной деревни, окопал себя рвом... Шелковое его заведение идет отлично: он получил уже две медали за свой шелк и приохотил соседних крестьян к этому занятию, раздавая им безденежно семена и наблюдая за обращением их с червями... Несмотря на все достоинство шелка у Чижова, выгоды, получаемые им, очень малы...

Видно. что уединение и мирная сельская жизнь просто набили ему оскомину: он скучает. хандрит. тоскует, рвется в Москву, называя ее церковью, храмом, который надо посещать для очищения и обновления сил, и зиму будущую проведет непременно в Москве...».

В феврале 1855 года в Москве Чижова застала весть о кончине Николая Павловича. «В первую минуту как-то полегче стало дышать,— записал он в дневнике,— но едва прошла первая минута — все радовались, (на что-то) надеялись,— я спрашивал: не рано ли?..».

Вскоре ему было разрешено жить в Москве.

Настало время и для «Русского вестника». В помещенном в «Московских ведомостях» (15 ноября 1855 года) объявлении издателя М. Н. Каткова указаны писатели, которые согласились сотрудничать с редакцией — ... К. и И. Аксаковы, П. Бартенев... И. Гончаров... Я. Полонский... С. Соловьев... И. Тургенев, Ф. Чижов, Б. Чичерин...

В том же 1856 году в Москве стала выходить «Русская беседа». Ф. В. Чижов откликнулся на призыв друзей-учредителей (А. Хомяков, А. Кошелев, К. Аксаков и К⁰) и представил для № 4 статью «Джиованни Фиезолийский и об отношении его произведений к нашей иконописи». Одно время ему предлагали редакторство, но к моменту окончательного переселения Ф. В. Чижова в Москву (1857 год) вопрос был решен (А. Кошелев).

Вскоре Ф. В. Чижов получает предложение от земляков — костромских дворян, известных откупщиков А. П. и Д. П. Шиповых, организовать специальный ежемесячный журнал по вопросам торгово-промышленным. Братья собрали среди своих единомышленников 30 тысяч рублей. В дневнике Ф. В. Чижова 22 марта 1857 года появляется следующая запись:

«... Затеял я в Москве дело — издание «Вестника промышленности». Опять сбился с пути: прочь история, принимайся за политэкономию, за торговлю и промышленность. И то сказать, это вопрос дня; это настоящий путь к поднятию низших слоев народа. Здесь, по моему предложению, купцы должны выйти на свет общественными деятелями. А купцы — выборные из народа. Купцы — первая основа нашей жизни...».

Энергично взявшись за дело, Ф. В. Чижов разработал программу издания. Основная задача журнала — выяснение нужд торговцев и предпринимателей, создание общественного мнения в пользу поддержки и защиты национальной промышленности. В формирующейся редакции согласился сотрудничать известный экономист-западник И. К. Бабст.

После утверждения программы журнала Федор Васильевич отправляется за границу для ознакомления с постановкой подобных изданий на Западе. Кандидат физико-математических наук штудирует специальную экономическую литературу. Почетный вольный общник Императорской Академии художеств вместе со студентами слушает лекции профессоров.

Первый номер чижовского «Вестника промышленности» вышел в июле 1858. Редакция настойчиво стремилась побудить к участию в журнале «деятелей промышленного мира»: «...Истинно работающим членам общества надо самим гласно и громко рассуждать о своих вопросах; теперь время выдвинуло промышленность и промышленников в передовые ряды деятельности и деятелей; оно поставило в зависимость от них всякое движение вперед, и потому уклоняться им от прямого благородно смелого голоса значит изменять своему законному служению...»

В журнале публиковались обзоры промышленности, давались сведения о состоянии внутреннего рынка, методах ведения хозяйства в других странах мира, о новых машинах и передовой технологии.

К предпринимательскому делу («служение обществу») редактор предъявлял строгие нравственные требования, а потому не случайны в его статьях подобные пассажи: «...Неизменная честность и всегдашняя аккуратность суть самые твердые опоры кредита фирмы, торгового дома.

В торговле много зависит от обстоятельств, которых часто нельзя ни предвидеть, ни отвратить; но если кто умел составить о себе такое мнение, что он ни при какой крайности не сделается злостным банкротом, того и в самом несчастий поддержит общественный кредит...»

Представлены были в журнале и «московские материалы» — статья барона А. Дельвига[⁵ Дельвиг Андрей Иванович (1813—1887) — кузен барона А. А. Дельвига, чиновник Министерства путей сообщения.] о московских водопроводах (апрель 1859 года). А статья «О переносном газе в Москве» (1859, июль) заинтересовала Николая Лескова, который из Пензы прислал письмо редактору «местного промышленного органа»: «...Я надеюсь в некоторой же степени содействовать распространению Вашего журнала в Пензенской и Саратовской губерниях, и потому прошу Вас сообщить мне программу этого издания и несколько прошлогодних номеров, хотя, например, тех, где помещено дело о переносном газовом освещении, которое интересует здешнюю публику...»

С 1860 года начинает выходить газета «Акционер». Постепенно расширялся круг знакомств, рос авторитет главного редактора в торгово- промышленной среде Москвы. Аркадий Чероков, сотрудник журнала, вспоминал тех, кого особо выделял Чижов,— И. Ф. Мамонтова («уважал за ровный, тихий характер и всегдашнюю готовность идти на пользу русской промышленности, хотя до самопожертвования») и Т. С. Морозова («почитал за его чистый практический ум и русскую смекалку наряду с глубоким убеждением человечности, вынудившим его к наилучшему обращению с фабричными рабочими и служащими сравнительно с другими фабриками, даже с Раменской Малютина»).

Тем не менее в финансовом отношении журнал лихорадило. На выпуск очередного номера денег зачастую не хватало. Особо осложнилось положение после выхода из дела Шиповых. Деньги с купцов приходилось получать после долгих напоминаний. Редактор, однако, категорически отклонял предложения о вспомоществовании. В конце 1860 года Чижов и Бабст стали склоняться к приостановке изданий. Тогда председатель Московского биржевого комитета А. Хлудов и старшина комитета И. Лямин от имени крупных фабрикантов обещали подписаться на 1500 экземпляров «Вестника промышленности» и такое же количество номеров газеты «Акционер». Кроме них, внесли деньги Морозовы, С. Алексеев, С. Ширяев, К. Соддатенков, С. Лепешкин, П. Ланин и другие. Показательно, что подписчики почти не указывали адресов, куда нужно было выслать журнал и газету. Сотни экземпляров оставались в распоряжении редакторов.

После очередной задержки поступления подписных денег Федор Васильевич заявил о прекращении издания журнала и не переменил своего решения, несмотря на ходатайства московского купечества. «Последняя депутация,— свидетельствует Аркадий Чероков,— в составе И. Ф. Мамонтова, В. А. Кокорева, Т. С. Морозова и С. М. Третьякова привезла ему целиком 20 000 рублей, вперед за весь год издания, и при мне он с горячностью отбросил от себя выложенную пачку ассигнаций с решительным подтверждением: «Не стану, не хочу, вы не стоите наших трудов», прибавив и много других резких слов, несмотря на присутствие своих любимцев, как И. Ф. Мамонтова... и Т. С. Морозова...»

Впрочем, Чижов продолжил издание «Акционера», который с 1863 года выходил в качестве приложения к аксаковскому «Дню». Годом позже «Акционер» все же был прекращен, однако в «Дне» был введен экономический отдел, редактировавшийся Чижовым (до 1865 года). Передовые статьи по экономическим вопросам Федор Васильевич писал и для издававшейся И. Аксаковым в 1867— 1868 годах газеты «Москва».

Между тем, издавая журнал, Чижов постепенно втянулся в непосредственную «черновую», «поденную» работу, которая для него была столь очевидна. Почти все его идеи, анонсированные в журнале, впоследствии были им же педантично реализованы.

В начале 1858 года в доме Д. П. Шипова произошла встреча Чижова с бароном А. Дельвигом и, кажется, впервые была проговорена идея создания акционерного общества по строительству железной дороги до Сергиева Посада. По замыслу — первого в России частного предприятия такого рода, сознательно основанного без привлечения иностранного капитала.

В своем журнале Чижов опубликовал статью, посвященную этому проекту, где наряду с экономическими расчетами, показывающими прибыльность (потенциальную) предприятия, попытался развеять предубеждения:

«...Но есть другого рода возражатели, есть люди, которым проведение железной дороги к нашей древней святыне кажется делом неблагочестивым, уменьшающим благочестивую ревность молельщиков, следовательно, потрясающим первые устои нашей народной жизни. Другие, этого же разряда, боятся, что железная дорога вблизи двух монастырей посягнет на набожную тишину, на душеспасительное безмолвие монашеских келий. Разумеется, то и другое возражение есть плод застоя ума, который у нас встречается чаще, чем где-либо. Благочестие народа и святость верования в их глазах так шатки, что они только и могут держаться при самой упорной неподвижности; всякое улучшение в пользу бедного труженика, стремление избавить человека от подчинения себя ненужному гнету природы может, по их мнению. потрясти основы верования. Мы не можем не только разделять, но и представить себе такого неверия, нам кажутся жалкими такие защитники, не верующие во внутреннюю силу и крепость того, что хотят они защитить одной внешней неподвижностью».

Учредителями общества выступили братья Шиповы, а также Николай Рюмин и Иван Мамонтов. По утверждению устава общества Московско-Ярославской железной дороги (с правом продления до Ярославля) летом 1859 года была объявлена подписка.

Полным ходом шли изыскательские работы. По инициативе Федора Васильевича было снаряжено шесть троек с молодыми людьми, которые, находясь в определенных местах Троицкого шоссе, должны были считать днем и ночью всех прохожих и проезжих в лавру и обратно. Два месяца молодежь производила подсчет и после проверки добытые цифры пересылала самому Чижову.

Новизна отпугивала. Подписка на акции общества шла вяло — ведь это был первый опыт вовлечения русского частного капитала в мало проверенное еще промышленное дело. Чижов вместе с бароном Дельвигом пишут и распространяют (при Московских и Петербургских ведомостях) специальную брошюру «Московско-Сергиевская дорога от учредителей», обосновывая выгоды участия («дивиденды») в обществе. Федор Васильевич энергично «гасил» неоднократно возникавшие среди учредителей мысли о ликвидации общества. В начале I860 года, вспоминал барон Дельвиг, «из учредителей один Д. П. Шипов настаивал на его осуществлении... И. Ф. Мамонтов объявил, что он готов поддержать составление общества, если на эту поддержку согласится Н. Г. Рюмин. Тогда Ф. Чижов убедил последнего взять четыре тысячи акций с тем, что Д. П. и Н. П. Шиповы и И. Ф. Мамонтов также возьмут каждый по столько же акций... В конечном счете акции были разобраны, и в феврале 1860 года состоялось первое общее собрание акционеров...»

Чижов проявил дипломатические способности и в момент формирования состава правления, когда обострились отношения между братьями Шиповыми и бароном Дельвигом. В результате в правление вошли: Н. Рюмин, И. Мамонтов, Д. Шипов и барон А. Дельвиг. Федор Васильевич, не располагавший в то время средствами для приобретения достаточного количества акций, стал кандидатом правления. Между прочим, по его настоянию включено положение о публикации не менее шести раз в год отчетов правления о своих действиях и состоянии кассы общества.

В процессе строительства возникало много проблем, в том числе и с владельцами земель, отходивших под дорогу. Барон Дельвиг, с иронией относившийся к славянофильству своего друга, вспомнил об одном эпизоде, когда в правление общества (Тверской бульвар, дом Дубовицкой) пришел очередной визитер — «лесопромышленник»:

«...Чижов, основываясь на славянофильской теории, сказал мне, что этот простолюдин, не испорченный западным образованием, конечно, не будет требовать... невероятно значительного вознаграждения... Я обратился к лесопромышленнику, прося его назначить цену отходящих от него под дорогу пяти десятин земли, и он, низко кланяясь, отвечал, что государю угодно было, чтобы дорога строилась, а потому он покоряется воле государя и назначить цену своему участку не может. Я объяснил ему, что государь, утверждая устройство дороги, дозволил отчуждение потребной для нее земли, но с тем, чтобы за отчуждаемую землю было у плочено...

Он долго низко кланялся и не назначал цены, но по моему настоянию наконец заявил цену в 5000 рублей... Тогда я обратился к Чижову с замечанием, что, конечно, западная цивилизация испортила честную натуру русского человека, так как требования не испорченного ею простолюдина в несколько раз превышают требования ею испорченного Алтонского».

Осенью 1860 года правление общества направляет барона Дельвига и Чижова за границу. Первого — для заказа подвижного состава, Чижова — с целью «войти в сношение с заграничными банкирами по предмету выпуска облигаций общества».

В Лондоне, вспоминал барон Дельвиг, «одним из первых наших визитов был визит к А. И. Герцену, которому я рекомендовал Чижова и который был очень рад видеться с нами. Приняв нас, он немедля прочел передовую статью последнего его издания «Колокол».

В марте 1861 года Федор Васильевич заменил в правлении Общества Московско-Ярославской железной дороги Д. Шипова, а после отъезда в Петербург барона Дельвига стал бессменным председателем правления. Это, полагал барон Дельвиг, «было весьма важным моментом для дороги, которая могла строиться и эксплуатироваться только благодаря умению Чижова не только поддержать безусловную честность... но и своим усердием и постоянною настойчивостью заставлять всех служащих на дороге исполнять усердно свои обязанности».

В августе 1862 года состоялось торжественное открытие дороги. «Директоры правления и я,— вспоминал барон Дельвиг, в ту пору главный инспектор частных железных дорог,— поехали в Сергиевский Посад с первым пассажирским поездом, который на Сергиевской станции железной дороги был встречен всем духовенством Троицкой лавры, отслужившим благодарственное молебствие...»

Но, кажется, чаще в шестидесятые годы ездил Ф. В. Чижов по Николаевской. В северной столице не забывает друзей юности. «Дядю Чижова» радостно принимают в семействе Поленовых. А. Никитенко записывает в своем дневнике (2 декабря 1863 года): «Был Ф. В. Чижов, на несколько дней приехавший из Москвы. Он сделался совершенно промышленным человеком. У него седенькая небольшая бородка клином...»

Пишет и Чижов А. Никитенко (9 ноября 1864 года): «...Чтобы напомнить.., посылаю вам старого Чижова в фотографическом его фраке... Я теперь весь по уши в железных дорогах и банках, купеческих, разумеется... У нас начинается Московский купеческий банк...»

С инициативой создания первого частного банка в Москве выступил В. А. Кокорев[⁶ Кокорев Василий Александрович (1817— 1889) — откупщик, предприниматель, основатель Волжско-Камского банка.]. В середине 1864 года состоялось собрание учредителей, на котором принято решение назвать создаваемый банк «Московским купеческим». Руководящее ядро нового банка составляла группа учредителей из числа крупнейших текстильных фабрикантов: Т. С. Морозов, П. М. Третьяков (владелец Костромской льняной мануфактуры), И. А. Лямин, С. П. Малютин, а также П. П. Сорокоумовский и В. Д. Аксенов.

После долгих проволочек устав Московского купеческого банка был утвержден в декабре 1866 года. Первым председателем Совета банка был избран В. А. Кокорев. Чижов занял пост председателя правления. Поначалу банк размещался на Софийской набережной (в доме Кокорева), но затем переехал «в самую середину торгового московского движения», как говаривал Федор Васильевич, на Ильинку. Китай-город, московский сити, описал знаток «Москвы купеческой» П. Бурышкин: «...На трех его улицах — Никольской, Ильинке и Варварке с переулками Юшковым и Черкасским, в Теплых рядах, на Чижовском подворье,— были сосредоточены почти все фабричные конторы и амбары оптовых предприятий».

В организационную структуру банка был заложен популярный среди московских предпринимателей принцип ассоциации капитала в форме паевого товарищества (пай-акции циркулировали между первоначальными «товарищами», а для продажи их на сторону требовалось согласие всех пайщиков и специальное решение правления).

Впрочем, по предложению Чижова, указание на «товарищеский» характер банка было исключено из его устава. В результате основной капитал его за счет привлечения новых пайщиков вырос до пяти миллионов рублей (с ] миллиона 260 тысяч рублей). Операции Московского купеческого банка быстро развивались, с ними росла и доходность: дивиденд с 12 процентов в 1867 году поднялся в 1869 до 19,4 процента. Московский купеческий банк стал главным денежным резервуаром первопрестольной.

В правлении банка Чижов пробыл недолго, но успел заложить фундамент успеха первого частного московского банка. Позже в своем письме В. Печерину он, между прочим, писал: «...Хорошо быть фонарщиком, то есть засветить дело и поддерживать горение, пока это дело не станет крепко на ноги; станет и довольно. Иначе во всяком промделе через несколько лет... непременно образуется рутина, которая убийственна до крайности... У нас все любят сесть на нагретое место, а не охотники устраивать новое,— а меня калачами не корми, только дай новое, если можно, большое и трудное».

В 1869 году Чижов избран председателем правления Московского купеческого общества взаимного кредита.

Созданное «в помощь... бедному и слабокредитному торгующему люду» Московское купеческое общество взаимного кредита предоставляло ссуды своим членам для реализации различных проектов.

Не оставлял своим вниманием Чижов и свое дорогое детище — Троицкую дорогу, доведя ее до Ярославля и Вологды.

И. Аксаков вспоминал:

«...Его общественное значение росло; он пользовался неограниченным доверием за границей, его имя было и перед русскою высшею администрацией ручательством за успех и правильное ведение дела. Когда после продажи Николаевской железной дороги иностранной компании правительство приступило к продаже Московско-Курской дороги.., дело опять не обошлось без Чижова. С ним вело переговоры правительство — и важная внутренняя железнодорожная линия удержалась в русских руках. Став во главе нового предприятия, Чижов сохранил за собою председательство в правлении этой дороги до самой кончины».

В 1874 Чижов едет во Францию проходить курс лечения в Виши. Похоже, именно тогда возникла идея писать портрет «дяди Чижова» у В. Поленова и И. Репина.

Годом позже В. Поленов сообщает родителям: «...Теперь я в Виши, пишу портрет с дяди Федора Васильевича... Очень любопытно предприятие Федора Васильевича. Он очень им занят и много мне рассказывает.

Если это предприятие, то есть пароходство по Северному океану, пойдет, то дядя думает расширить предприятие, устроить там ссудный банк, начать китоловство, которого у нас еще нет, поставить тресколовство, сельделовство.., а в конце концов хочет нашим Имоченцам дать занятие; а именно: думает съездить в Шотландию, посмотреть там джиноделание и обратить в пользу, коли то окажется возможным, наш можжевельник, от которого, как вам известно, до сих пор толку мало...».

Портрет Чижова в мастерской Поленова в Париже видел И. Тургенев: «Как он побелел за это время!» В Париже — барон А. Дельвиг (май 1876 года): «...Я был на выставке картин в Palais еГ Industrie, где обращал всеобщее внимание портрет Ф. В. Чижова работы Поленова, подаренный мне Чижовым».

14 октября 1877 года Федор Васильевич составляет завещание:

«...Все то. что придется на мою долю участия в Обществе Московско-Курской железной дороги, будут ли то акции этого общества, принадлежащие мне по учредительным протоколам или капитал, все оставляю я на устройство и содержание технических учебных заведений в Костроме... Технические учебные заведения должны состоять из одного высшего училища, которое по степени учения должно равняться гимназиям с семью классами, кроме его — еще из четырех низших технических училищ: одного в Костроме, другого в Чухломе, третьего в Галиче или Макарьеве... и четвертого в Кологриве...»

14 ноября. «Утром тяжко больной,— вспоминал И. Аксаков,— он занес это роковое число в свой дневник и вписал в него несколько строк».

Что-то около десяти вечера прощается И. Аксаков. Федор Васильевич «пожал руку другу своему, прося навестить завтра и радуясь, что болезнь, видимо, проходит и ему делается лучше».

В половине одиннадцатого... мгновенный разрыв сердца... Умер на руках друга — Григория Галагана, «почти за разговором о том, как, оправившись от своей болезни, приедет к нему в Малороссию отдохнуть в деревне».

Через полчаса вернулся Аксаков:

«...Он сидел в креслах мертвый с выражением какой-то мужественной мысли и бесстрашия на челе, не как раб ленивый и лукавый„ а как раб верный и добрый. много потрудившийся, много любивший.— муж сильного духа и деятельного сердца».

Па похоронах «его все время несли на руках его сослуживцы и прислуга разных железных дорог, при которых он был главным лицом».

Из духовного завещания Ф. В. Чижова:

«...Библиотеку мою со шкафами отдаю в Румянцевский музей. Три портрета: один скульптора Витали работы Карла Брюллова, другой пожилого человека с мальчиком работы Левицкого, третий Лосенка работы его самого, отдаю в тот же Румянцевский музей. Мой дневник (Чижов вел его с четырнадцати лет) в книгах и тетрадях прошу, не позволив никому читать, передать запечатанными в тот же музей с тем, чтоб его не могли распечатать ранее сорока лет. Туда же и на том же условии передаю всю мою переписку...» •

Ирина Прусс