Знание-сила, 1997 № 05 (839)

А и В сидели на трубе, C упало, Д пропало... Польский опыт выживания бывшей социалистической науки

Честно говоря, не такой уж она была социалистической. Если в 1950 году литературовед Стефания Скварчинская могла публично заявить: «Я в марксистском наморднике ходить не буду» (по поводу внедрения соцреализма в польское литературоведение), и ей ничего за это не было, а польское литературоведение так и жило без всякого соцреализма — действительно, не такой уж социалистической была наука в этой стране...

В системе польских научных учреждений в общем сильнее оказались университеты и старые вузы, чем академические институты. Университеты помнили о былой своей независимости от государства и пытались возродить ее всякий раз, как только политическая ситуация «теплела» и правительство решалось восстановить демократические декорации, не выпуская, впрочем, из рук рычагов управления. Славист профессор Стефан Гжибовски помнит, как минимум, три таких случая, когда власти возвращали университетам право выбирать свое руководство и вскоре вновь это право отбирали, переходя к министерским назначениям.

Фундаментальной наукой занимались и в университетах, и в академических институтах примерно в равной степени. Но власти были настроены исключительно прагматически, требовали от науки быстрейших практических результатов. Вузы защищались от этого давления прежде всего тем, что совмещали с исследовательской сугубо практическую функцию: готовили для страны специалистов. Академические институты оказались менее защищенными.

Зато университеты были постоянным источником беспокойства для властей в другой, политической сфере: студенческая среда всегда была взрывоопасной, а лояльность преподавателей внушала серьезные сомнения. Правительство решало выстроить параллельно с этой традиционной и недостаточно управляемой новую систему высшего образования, открыв по всей стране множество педагогических институтов и оказывая им всяческие материальные милости. Нет слов, учителя стране были необходимы. Но старинный Торуньский университет имени Коперника тихо загибался, ему не разрешали расширяться — зато под боком взрастили педагогический институт.

— Уровень этих пединститутов был крайне низкий,— рассказывает Стефан Гжибовски.— Ни о какой научной работе всерьез говорить не приходилось. Закон об образовании 1989 года был в значительной степени направлен против них.

Прежде всего, разумеется, закон вернул вузам их былую независимость: выборность сверху донизу, вплоть до декана и заведующего кафедрой, неприкосновенность территории — полиция может проникнуть в университет только с разрешения его властей. Каждый вуз волен составлять собственные программы обучения, которые каким-то образом соотносятся и регулируются только на уровне Совета высшего образования — общепольской представительской организации. Но Совет утвердил перечень научных дисциплин, преподаваемых в вузах, чтобы пресечь дилетантское творчество пединститутов в этой сфере, и жестко ограничил возможности открывать новые отделения: по основному предмету в институте должно быть не менее восьми докторов наук, если здесь собираются выпускать магистров, и не менее четырех докторов и шести кандидатов наук, если здесь будут готовить бакалавров (лицензиатов, как их называют в Польше).

— Закон устарел, по-моему, уже тогда, когда его приняли,— говорит Гжибовски.— В перечень наук, допущенных к преподаванию, например, не попала антропология — и теперь в стране, в отличие от всего западного мира, не готовят антропологов. А с пединститутами в конце концов разобрались другими способами, чисто финансовыми.

Вот эта финансовая сторона жизни польской науки интересовала меня, угнетенную реалиями российской научной жизни, больше всего.

Стефан Гжибовски рассказал, что Комитет по научным исследованиям ввел своеобразную табель о рангах для всех научных учреждений страны, включая университетские и вузовские кафедры (каждая выступает как отдельное научное учреждение со своими счетами или, как мы бы сказали, со своим юридическим лицом). В этой табели ваш институт получает ранг А, В, С или Д.

Многие пединституты, а также отраслевые НИИ были отнесены Комитетом к типу Д. Это значит: ни копейки субсидии от государства, оно не считает ваш научный потенциал достойным сохранения. Вас никто не закрывает. Если речь идет о вузе, вы будете получать свои «дидактические» на каждого студента, но ни грошем больше. Если речь идет о НИИ — ваше право искать гранты, частных спонсоров, выкручиваться иным способом. Наконец, вы можете напрячься и на очередной аттестации доказать, что ваш научный потенциал вырос и вы вполне соответствуете рангу С. Но, с другой стороны, можете ничего не доказать и в конце концов институт просто прикроют.

Перейдя на уровень С, вы уже начинаете получать государственные субсидии на самое необходимое — так сказать, на выживание в научном качестве, но не более того. Вы сможете выписать необходимую специальную литературу, оплатить телефонные счета, обеспечить сотрудников хотя бы элементарными канцелярскими товарами.

Субсидии для научных учреждений ранга В в пять раз больше (именно в этом ранге кафедра русского языка Торуньского университета имени Коперника, которой заведует Стефан Гжибовски). Тут уже можно обзавестись компьютерами, выписывать литературу и журналы из- за рубежа, посылать сотрудников на конференции, принимать коллег у себя. Соответственно, ранг А позволяет еще больше. Этот ранг присвоен физическому факультету Университета имени Коперника с мировой репутацией, историческому факультету...

Все это — средства на «сохранение научного потенциала». А дальше каждый ищет гранты. Г ранты дает тот же Комитет научных исследований — на конкретные проекты, победившие на конкурсе. Гранты дают многочисленные зарубежные фонды — и на исследования, и на стажировки за рубежом. Гранты, наконец, в принципе могут давать отечественные частные предприятия, фирмы, банки, но это с ними происходит очень редко, поскольку налоговое законодательство не предусматривает никаких льгот при таком использовании средств.

Вот так выживает и живет польекая наука.

Высшее образование финансируется иначе: здесь дифференциация только начинается.

— У нас настоящий бум в высшем образовании,— говорит Гжибовски.— Во-первых, правительство решило, что лучше поощрять учебу, чем оплачивать безделие. Пособие по безработице вы можете получать не более года; обучение на дневных отделениях государственных вузов бесплатное, будете хорошо учиться — еще и стипендию получите, вполне достаточную, чтобы не было необходимости подрабатывать. А вуз получает от государства деньги за каждого студента. Кроме того, среди людей с высшим образованием безработных — меньше одного процента, тогда как в среднем они составляют 14 процентов. Тоже неплохой стимул учиться, верно? А если к этому прибавить демографический всплеск: в вузы пошло многочисленное поколение детей, рожденных в семидесятые годы,— то легко объяснить и высокие конкурсы, и переполненные вечерние и заочные отделения, где образование платное. И появление частных университетов: их уже около ста, образование в них платное, они, правда, чаще выпускают лицензиатов, а не магистров. А пединституты, представьте себе, в основном выжили, именно за счет студентов. Надо признать, они объективно оказались нужны: по числу людей с высшим образованием на десять тысяч населения социалистическая Польша занимала предпоследнее место в Европе. •

Симон Шноль