Знание-сила, 2006 № 07 (949)

Фантасты уходят в Космос

Каждый большой писатель или ученый создает свою собственную Вселенную — и старается жить в ней как можно большую часть времени, возвращаясь в обыденный мир лишь для постановки необходимых проверочных экспериментов. Это может быть женитьба или развод, договор с издателем или публичная лекция, визит в непривычную аудиторию шли чтение новой книги, участие в войне или попытка предотвратить очередную войну... Всему этому—свой час. Если результат опыта идет на пользу основной работе, то можно считать сей час не потерянным. Именно таким словом назвал Станислав Лем свою первую повесть о польском сопротивлении в годы немецкой оккупации Львова.

Другая книга получила в немецком переводе совсем простое имя: "Планета смерти". Там описана Венера, обезлюдевшая после ядерной войны, одновременной с Первой мировой войной на Земле. Станислав Лем родился сразу после окончания великой земной войны—когда обновленная Польша не смогла покорить новорожденную Украину, а новая российская империя Ленина не сумела подчинить польскую республику Пилсудского. Стоит ли удивляться неодолимому желанию "удрать в Космос" у человека с такой земной биографией?

Удивиться можно иному: авторскому смирению перед неуправляемым и непрогнозируемым развитием сюжета в "Эдеме" или "Ссдярисе", в "Непобедимом" или в "Сумме Технологии". Только Хаос прост—и тот не тривиален. Космос же всегда сложен, ибо он состоит из всех возможных состояний человеческой личности — своего Творца или Открывателя. Сам Творец в любой момент охватывает умом лишь ОДНО состояние личности, и очень смутно представляет себе иные варианты своего Космоса.

Но почему врач Станислав Лем начал научное освоение Космоса с "Суммы Технологии"? Ведь это — Новый Завет монотеистов-кибернетиков, чьим Ветхим Заветом стали книги Норберга Винера и Алана Тьюринга! Три лучших лемовских романа уложились в десятилетнем интервале между "Кибернетикой" Винера и "Суммой" Лема В "Эдеме" воплотилась идея кибернетической западни, куда нечаянно загнала себя внеземная цивилизация "двутелов". В "Солярисе" долгая физико-кибернетическая эволюция Океана превратила его из белкового бульона во всепланетный Мозг, готовый к информационному контакту с человечеством. Напротив, в "Непобедимом" стихийная эволюция мелкокристаллических роботов превратила их в неодолимых врагов любой белковой жизни...

Чем еще может обернуться стихийная эволюция кибернетических систем, безответственно порождаемых людьми на Земле? Первая попытка Лема вообразить разнообразие кибернетических эволюций в Техносфере породила беспримерную на тот момент "Сумму Технологии" (1968) — вечный источник головной боли для старомодных философов, либо родник вдохновения для новых программистов или литераторов. Но что делать автору Нового Завета после того, как его детище прочно встало на полке Священных Писаний XX века?

"Умри, Денис, или не пиши!" — так советовал государственник Потемкин литератору Фонвизину после появления "Недоросля". Но тот еще выдал "Всеобщую придворную грамматику", предвосхитив Амброза Бирса и Ежи Леца. Станислав Лем тоже был готов облечь радикальные идеи в форму шутки: так появились "Звездные дневники Йиона Тихого" и "Сказки роботов" с их вечным рефреном: "Да, я могу воплотить все, что мне взбредет в голову; но ведь не все, что я мог бы воплотить, приходит мне на ум!"

После "Суммы Технологии" Лем более не решался сочинять детальные проекты научно-человеческого будущего, ограничиваясь пронзительно-личными рассказами о пилоте Пирксе и краткими рецензиями нате гениальные книги, которые он мог лишь задумать — но не мог написать. Два таких шедевра стоят в одном ряду с "Эдемом" и "Непобедимым". Это "Вселенная Ахеропулоса" и "Культура, как Ошибка", переведенные у нас с должной оперативностью, но не вызвавшие достойного резонанса в научных кругах.

Дерзкий грек Ахеропулос сделал нетривиальный вывод из долгих поисков Внеземного Разума, предпринятых земными астрономами. Мы не видим следов Разума в астрономической Вселенной, потому что всякий Разум находится ВНЕ той Вселенной, которую он сконструировал. Ведь никто не ищет персону Пушкина в "Евгении Онегине", или персону Лема — в "Солярисе" либо в "Сумме Технологии"! Автор остается за кадром, призывая читателя творить сходный кадр под диктовку своего разума. Так от века поступают математики в своей искусственной Вселенной. В последней трети XX века (после Лема!) вслед за ними устремились кибернетики и физики-теоретики. Писатели лишь прокладывают первые тропинки в сторону новых научных миров, строить которые будут иные герои. Всю совокупность такого творчества люди привычно именуют Культурой.

Но почему эту Культуру можно назвать Ошибкой? Да потому, что своей "ошибкой" врачи издавна считают такое лечение болезни, которое не устраняет ее причин, но лишь компенсирует ее дурные последствия. Например, ошибкой можно считать протез ноги—если мы не в силах отрастить живую, здоровую ногу взамен утраченной. Таким же протезом можно считать механику Ньютона: ведь она позволяет рассчитать грядущие положения Марса среди звезд, но не позволяет человеку повлиять на движение этой планеты! Сходным протезом человеческой мысли стала первая лунная ракета: она позволила ненадолго забросить на Луну двух космонавтов в неуклюжих скафандрах — вместо того, чтобы позволить каждому землянину прогуляться по Луне без всякого скафандра.

Только мифология позволяет людям воплощать свои мечты без ограничений — как воплощали их лемовские конструкторы в "Сказках роботов". Как только мы начинаем интересоваться природным ограничением наших желаний — так рождается Наука об Ограничениях, сиречь ремесло протезирования непослушной Реальности. Именно такой протез социалистической реальности создал стареющий фантаст Иван Ефремов в своем последнем романа "Час Быка". Роман вышел в свет одновременно с "Суммой Технологии" Лема — но реакция подопытных граждан и правителей оказалась весьма различна.

Книгу Лема кремлевские мечтатели восприняли с облегчением. "Разрешить к печати — ибо никто ее не поймет нам во вред!" Напротив, "Час Быка", нечаянно опубликованный в СССР, вызвал искренний ужас партократов. Ведь в нем просвещенные диссиденты-космонавты успешно лечат внеземную тиранию, провоцируя социальную революцию на страдающей планете Торманс! В итоге вернувшийся на Землю Иван Ефремов прожил после "Часа Быка" лишь 4 года — чуть больше, чем прожили его герои-прогрессоры на планете Торманс...

Напротив, укрывшийся в Космосе Станислав Лем прожил после "Суммы Технологии" почти сорок лет — как раз достаточно, чтобы увидеть триумфальное шествие Интернета по всей Земле и распад коммунистических империй под напором глобальной информационной революции. Есть в этих сроках некая историческая справедливость — суровая, как всякий закон Природы, но столь же подающая надежду на постижимость любых социальных процессов нашим скромным человеческим умом. Спасибо вам, товарищи фантасты, за ваш жизненный подвиг — короткий или долгий, кому как повезет...

Наш журнал неоднократно печатал произведения Станислава Лема. В 1961 году, еще до выхода книги на русском языке, был опубликован отрывок из "Соляриса". А в 1962—1967 годах регулярно появлялись на страницах "Знание — сила" рассказы Лема, в том числе из "Звездных дневников Йиона Тихого".

Сергей Арутюнов