Знание-сила, 2008 № 05 (971)

Пробуждение человечности

Нет на свете ничего хуже, нелепее и ужаснее войны, когда миллионы одних разумных существ истребляют миллионы себе подобных. К величайшему сожалению, почти вся история человечества — это история войн. Из каждых пяти лет истории только один год был мирным. За последние пять тысяч пятьсот шестьдесят лет по нашей многострадальной планете прокатилось четырнадцать тысяч пятьсот тринадцать войн, в которых погибли три миллиарда шестьсот сорок миллионов людей. И сейчас выстрелы и взрывы продолжают греметь во многих странах.

Профессия воина всегда считалась почетной, это была самая распространенная в мире специальность, опасная, но дававшая возможность не только иметь «заработок», но и сделать карьеру. А о тех, кто потерпел поражение, просто и ясно говорилось в древней римской пословице: «Горе побежденным!»

Война — это отмена любых законов, обычаев, религиозных заповедей, отмена элементарной жалости, сочувствия, сострадания. Пленных съедали, превращали в рабов или просто убивали. Так, в Китае в конце третьего века до нашей эры во время крестьянского восстания по приказу одного из его вождей Сян Юя было казнено двести тысяч пленных императорских солдат. При завоевании Тимуром Индии были убиты сто тысяч пленных. Причем со временем войны не становились «благороднее», как это иногда пытаются представить. После сражения при Аустерлице маршал Даву приказал добить оставшихся на поле боя тысячи раненых русских и австрийских солдат. В ответ через десять лет в сражении при Ватерлоо прусский фельдмаршал Блюхер распорядился не брать в плен французов; уцелели те, кто сдался англичанам или голландцам.

Век двадцатый не стал более гуманным. В годы Гражданской войны после взятия Крыма красные уничтожили не только всех пленных врангелевцев, но и мирных граждан, «буржуев», не сумевших или не захотевших эмигрировать, всего около ста пятидесяти тысяч человек. Известна фотография: раздетый догола и повешенный за ногу на дереве пленный польский офицер, над которым глумятся конармейцы. А в годы Великой Отечественной войны число советских пленных, погибших во вражеском плену, исчислялось многими сотнями тысяч.

Любая война расчеловечивает, не напрасно говорится о «вьетнамском синдроме» или «афганском синдроме». Там действует только один закон: «Убей, или убьют тебя!» Однако иногда совершенно неожиданно пробуждается в сердцах воюющих осознание — «а ведь враг такой же, как и я». И понимание, сочувствие оказываются сильнее ненависти.

Например, во время уже упоминавшегося крестьянского восстания в Китае после казни пленных солдат Сян Юй потерял авторитет, так как люди просто устали от убийств. Поэтому вскоре его сменил Лю Бан, освободивший долговых рабов и объявивший всеобщую амнистию. Вскоре он был провозглашен императором — иной власти люди просто не знали и представить себе не могли.

Когда в 1814 году, после разгрома Наполеона, русские войска покинули Париж, в армии победителей недосчитались сорока тысяч солдат, то есть нескольких дивизий. Русский император Александр Первый запрашивал французского короля Людовика Восемнадцатого: мол, нельзя ли их вернуть. Тот с сожалением ответил, что не имеет такой возможности: паспортная система и прописка в те времена еще отсутствовали.

Не будем спешить называть дезертирами участников самых грозных сражений девятнадцатого века, прошедших от Москвы до Парижа, разгромивших непобедимого Наполеона. Кем они были в России? Крепостными, то есть рабами, которые не имели абсолютно никаких прав: их, как скот, избивали, убивали, продавали. И неграмотные русские мужики в солдатских мундирах хорошо понимали свое положение в обществе. Наполеон же и сменивший его Людовик Восемнадцатый ради спокойствия в стране сохранили некоторые свободы, завоеванные Великой Французской революцией. Русские солдаты, уставшие от сражений, увидели страну, где почти не осталось мужчин после завоевания Наполеоном Европы, но где можно быть человеком, а не рабом, найти себе девушку или вдову, жениться и спокойно трудиться на своей земле, в своем винограднике: никто не имеет права считать тебя своей собственностью, даже просто ударить.

Правда, первый же солдат, поделившийся с командиром своим желанием остаться во Франции, был немедленно проведен сквозь строй, получив пятьсот ударов палками. Если не забили насмерть, то наверняка остался калекой. Остальные молчали, однако ряды русских пехотинцев, кавалеристов и артиллеристов редели. А потом во Франции все больше рождалось детишек со светлыми волосами, серыми глазами и носом-картошкой вместо классического галльского «шнобеля». Как ни парадоксально, беспощадная война кровно породнила два народа, русских и французов.

В Соединенных Штатах Америки после заключения мира между северянами и южанами официально было запрещено напоминать, что одни из них победители, а другие — побежденные. Никакого бахвальства одних, никакого глумления над другими: одна страна, один народ, а гражданская война — бедствие, с которым справились все вместе. Через десятки лет в США даже появился танк «Грант- Ли», названный в честь командующих армиями северян и южан (как если бы в СССР танк назвали «Колчак-Фрунзе»).

В самом начале Первой мировой войны на Западном фронте не раз происходило братание: рядовые солдаты лучше других ощущали бессмысленность и безумие глобальной бойни. В четырнадцатом году братание шло между немцами и французами, немцами и англичанами, что вызвало жестокие меры с обеих сторон, а с шестнадцатого года началось на русскогерманском фронте и закончилось революцией и в России, и в Германии.

Великая Отечественная война. Северо-западный фронт, зима, снега, морозы. До окопов противника несколько десятков метров. Наш боец на посту. Из немецкой траншеи крик: «Рус, меняй шнапс на шапка!» В ответ звучит: «Бросай!» В окоп падает немецкая фляжка. Попробовал боец — немец не обманул, спирт, и неплохой. Наш солдат для тяжести положил в шапку комок мерзлой земли, бросил: держи, немец, береги уши, а я себе новую найду. Но заметили, получил штрафную роту.

Крым, местность пустынная, с водой трудности: один небольшой родничок недалеко от наших и немецких позиций. Мечта для любого снайпера: занимай позицию и бей без промаха любого, кто со стороны противника пойдет за водой. Но происходит нечто иное: негласно, без всяких переговоров никто не стреляет в идущих к роднику — ни советские солдаты, ни гитлеровцы.

Тоже Крым, в подразделении морской пехоты служила то ли медсестрой, то ли радисткой девушка с красивым голосом. Нередко гитлеровцы из окопов кричали, чтобы она спела. И когда звучала ее песня, на передовой наступала тишина. А однажды немцы даже попросили ее показаться. Девушка поднялась на бруствер окопа, постояла некоторое время — со стороны врага не раздалось ни одного выстрела.

В прифронтовой полосе неторопливо летел советский маленький биплан У-2, мимо с ревом пронеслись два «мессершмидта», пилоты из кабин погрозили кулаками, но огня не открыли. На их пальцах наш летчик успел заметить большие перстни с темными камнями. Лишь через много лет после войны он узнал, что перстни с гематитом — своеобразный символ благородства, пережиток крестовых походов и рыцарских времен. По поверью, их обладатель защищен судьбой от гибели, плена, ранения, если не будет убивать безоружных и беззащитных, жечь, грабить, насиловать. А У-2 оказался именно таким — безоружным и беззащитным.

А вот история, которую после войны рассказал артисту Юрию Никулину писатель Зощенко. «На Ленинградском фронте в самое страшное время, зимой 1941/42 года, когда Ленинградская область уже была занята немцами, группа наших разведчиков получила задание пройти в тыл к немцам. Перешли они нейтралку. И вот идут они в белых маскхалатах по лесу, по старой заброшенной дороге, по нейтральной территории. Ночь. Темнота. Вдруг луна неожиданно из-за тучи появляется... И они оказываются буквально нос к носу с немцами. Неожиданно... Что делать? Наши попрыгали в один кювет. Немцы — в другой. А один немец заметался, растерялся и с перепугу плюхнулся прямо на наших. Немцы его зовут: «Ганс, Ганс...»

А наши так растерялись, что лишь обложили его крепким матом, а потом в панике схватили и перекинули через дорогу. Так тот, пока летел, от страха громко пукнул. В лесной тишине этот звук прозвучал как взрыв. И немцы, и наши дико заржали. До колик... Продолжалось это с минуту, наверное. Потом смех стал стихать — видно, каждый о чем-то своем задумался... А дальше произошло нечто невероятное — без всякой пальбы каждая группа повернула и тихонечко поползла каждая в свою сторону. Без единого выстрела».

Казалось, все должно было кончиться жестокой стычкой, тем более в разведку берут самых опытных и смелых солдат. Но ни тем, ни другим не захотелось принимать бой, не захотелось умирать после того, как только что вместе весело, от всей души хохотали по одному и тому же поводу...

В ноябре сорок третьего года под Ленинградом немецкий солдат прибежал ночью в лес, чтобы предупредить прятавшихся там местных жителей (деревни были сожжены), видимо, связанных с партизанами, о готовящейся облаве. Солдат очень рисковал, его могли расстрелять и партизаны, и свои, но он пошел. В результате сотни людей были спасены.

Последние дни Второй мировой войны — весна сорок пятого года. И советские солдаты, и немецкие с нетерпением ждут конца боев. Для одних это победа, для других — капитуляция, но наконец закончится долгое кровопролитие, взаимоистребление, на земле наступит мир. Чем ближе к концу, чем отчаяннее хочется остаться в живых, душа сопротивляется любому сражению... С востока на запад идет советский танковый полк, и вдруг его командир замечает, что навстречу чуть в стороне движутся немецкие танки. Советские «тридцатьчетверки» быстроходнее, маневреннее, зато у «тигров» пушки дальнобойнее, точнее. Кажется, не миновать боя, однако танки проносятся мимо, «в упор не видя» врага. Каждый командир подумал: «Может быть, война уже кончилась? К чему рисковать?» Да, нарушение приказа, нарушение присяги — тяжкое воинское преступление, но ведь долгожданный мир рядом. А мир — это жизнь. Жаль, что бывший командир полка, рассказавший по телевидению про этот случай, не уточнил его дату.

Июнь пятьдесят третьего года, беспорядки в Германской Демократической Республике. В помощь полиции брошены советские воинские части, дан приказ открывать огонь на поражение. Всего восемь лет, как кончилась Великая Отечественная война, для многих советских людей немцы — непримиримые враги. Но 28 июня 1953 года в Берлине были расстреляны 18 советских солдат, отказавшихся стрелять по демонстрации немецких рабочих, проходившей 17 июня. В первую годовщину события на территории Западного Берлина был открыт памятник погибшим. Это — большой клинообразный гранитный блок с надписью по-немецки: «Российским офицерам и солдатам, которым суждено было умереть за то, что они отказались 17 июня стрелять в борцов за свободу». Доброта и милосердие порой требуют больше мужества и самоотречения, чем ненависть.

Шестьдесят восьмой год, советские танки на улицах Праги. Однако уже через несколько дней после ввода советских войск в Чехословакию первый эшелон пришлось отправить на родину: солдаты отказывались выполнять приказы, не хотели огнем и гусеницами разгонять мирные митинги и демонстрации, дезертировали, иногда даже кончали с собой.

Восьмидесятые годы, «самая ненужная» война. Воспоминания офицера — заместителя начальника политотдела полка: «Таких историй в афганскую войну было много. Наш батальон стоял высоко в горах, в труднодоступной провинции, куда можно было добраться только вертолетами. И там у нас существовал обычай: мы докладывали в штаб армии что угодно. Но мы никогда там не воевали. Мы планировали операции, потом шли к губернатору, обсуждали с ним. Душманы работают на полях. В означенное время мы постреляем — они постреляют. Доложим, приврем. И опять живем хорошо. А потом они приходят: шурави, нам надо... отчитаться перед своим начальством, так что сегодня ночью мы пройдем огнем и мечом, «убьем» человек пятьдесят. Давайте. И точно, звонит губернатор: начнут минут через пятнадцать. Лежим в окопах, смотрим, как летают над нами фугасы...»

Согласен, что приведенные мной примеры нетипичны и тем более непатриотичны, принято писать совсем о другом — «одним махом семерых побивахом». Но, может быть, достаточно на Земле и войн, и их жертв? один народ на другой очень легко, а для восстановления прежней дружбы требуются десятилетия, а то и века. Тем более давно уже изобретено и изготовлено такое оружие, что если пустить его в ход — конец и человечеству, и всей нашей родной планете. Настало время, когда надо больше внимания уделять не тому, что разъединяет народы и страны, а тому, что у них общего...

Может быть, кто-нибудь из читателей журнала знает случаи, когда понимание, сочувствие, доброта брали верх над ненавистью и недоверием. Напишите об этом.