Остается только примириться... Императрица Мария Федоровна Часть I

«...Я прожила здесь 51 год и люблю, и страну, и народ. Жаль! Но раз уж Господь допустил такое мне, остается только склониться перед Его волею и постараться со всей кротостью примириться с этим».

Из «Дневников императрицы Марии Федоровны»


7 апреля 1919 года императрица Мария Федоровна получила угрожающие известия: к Крыму стремительно двигались большевистские войска. Сообщение пришло с английского корабля, стоявшего на ялтинском рейде. Необходимо было немедленно уезжать из Крыма. Свалившаяся опасность подействовала на императрицу удручающе. «Я пребывала в полном смятении из-за того, что вот так внезапно нас, словно преступников, вынуждают сниматься с места», — записала она в дневнике.

В Дюльюбере, куда Мария Федоровна прибыла с близкими ей людьми, уже никого не было. Все были в полной растерянности. «Мы направились к небольшому английскому пароходу, который доставил нас на борт громадного красавца «Мальборо»... Мы успели на корабль в самый последний момент.»

«11 апреля 1919 — встала рано, еще до того как в 9 часов мы снялись с якоря. У меня сердце разрывалось при виде того, что этот прекрасный берег мало-помалу скрывался за плотной пеленой тумана и наконец исчез за нею с наших глаз навсегда». Воцарившуюся, по словам Марии Федоровны, «тишину нарушили вдруг громкие крики «ура», не смолкавшие до тех пор, пока мы могли слышать их. Это эпизод, в равной мере красивый и печальный, тронул меня до глубины души».

Еще долго Мария Федоровна смотрела на уплывающий от нее берег. Предчувствия, самые мрачные и тяжелые, не покидали ее.

Великая княгиня Ольга Александровна с мужем Николаем Александровичем Куликовским и с сыновьями — Тихоном и Гурием


13 апреля крейсер был уже в Константинополе, а затем на Мальте. Здесь императрица пробыла около месяца и 8 мая в сопровождении самых близких родственников направилась в Англию, где ее ждала родная сестра, английская королева Александра. Сопровождали ее, помимо бывших придворных, верные и преданные друзья — князь Сергей Долгоруков и адмирал, князь Николай Вяземский.

Запись от 29 апреля: «Приняла лорда Вильямса, который все время находился в Ставке при моем любимом Ники, которого я видела в последний раз в тот тяжелый день в Могилеве (день после отречения Николая II. — Ю.К.). Мы говорили с ним (с Вильямсом. — Ю.К.) о тех ужасах, которые произошли после той нашей встречи».

Находясь в Лондоне, Мария Федоровна стала получать подтверждения страшных известий о расстреле в Петрограде четырех великих князей — Николая Михайловича, Павла Александровича, Дмитрия Константиновича и Георгия Михайловича, а также о гибели Эллы — великой княгини Елизаветы Федоровны, которая в ночь с 17 на 18 июля 1918 года была сброшена заживо в шахту под Алапаевском. Вместе с Елизаветой Федоровной были убиты великий князь Сергей Михайлович, Константин Константинович Романов (младший), Игорь Константинович, Иоанн Константинович, князь Владимир Палей (сын княжны Ольги Палей и великого князя Павла Александровича) и крестная сестра Елизаветы Федоровны Варвара Яковлева.

Фрейлины императрицы Александры Федоровны — Гендрикова Анастасия Васильевна и Шнейдер Екатерина Адольфовна — добровольно последовали с царской семьей в сибирскую ссылку, и 4 сентября 1918 года в группе заложников их расстреляли в окрестностях Перми. Позже их останки были обнаружены русскими офицерами и захоронены по христианскому обряду на местном кладбище.

Пребывание в Англии длилось все лето. Для Марии Федоровны это были горькие, трудные дни. Не осталось в живых близких и любимых сыновей и внуков. И хотя ее английские родственники — сестра Александра и вся ее семья, в том числе Виктория, король Георг (Джорджи) и его супруга Мэй — выказывали ей свое расположение, она чувствовала себя униженной. Запись в дневнике 23 июня 1919 года: «Поднялась рано, побыла у Алекс, затем пришли Долгор[укий] и Вязем[ский] и показали мне дурацкую статью в газете, где сообщалось, что некий пол[ковник] Веджвуд в Палате общин обратился к членам палаты с вопросом, что может означать тот факт, что я принимаю у себя русских офицеров. Этот негодяй перешел все границы приличия — разве ему или кому-либо другому может быть какое- либо дело до того, с кем я встречаюсь или чем я занимаюсь? Какая наглость! Однако один член Палаты общин, присутствовавший на заседании, отпарировал ему. Многие зааплодировали, чем отрезвили его». По-видимому, в то время Марии Федоровне еще не было известно, что предложение о предоставлении убежища в Англии Николаю II и его семье стало достоянием гласности уже к началу 1917 года. Однако пресса и левая часть английской Палаты общин отреагировала на это резко отрицательно. И 10 апреля 1917 года, ссылаясь на негативное отношение общественности, Георг V дал указание личному секретарю лорду Стэнфорхэму информировать Временное правительство России о том, что правительство Англии вынуждено взять свое предложение обратно. Это от нее скрывалось, но она чувствовала какую-то напряженность в отношениях и хотела уехать. К себе на родину, в Данию. Там были могилы ее отца и матери, датского короля Кристиана IX и королевы Луизы, любимых родителей, с которыми на протяжении всей жизни ее связывали самые нежные отношения и узы. И 19 августа 1919 года в сопровождении брата, датского принца Вальде - мара, и других ближайших родственников, а также двух казаков, которые всю жизнь служили ей верой и правдой, императрица на борту парохода «Фиония» возвратилась на родину.


В первые годы после возвращения Мария Федоровна жила в Копенгагене, в королевском дворце Амалиенборг. Ее апартаменты находились в той части здания, в которой раньше жил ее отец Кристиан IX. В правом крыле дворца ранее жила королева Луиза, а напротив, через площадь, была резиденция короля Кристиана X. Внук Марии Федоровны, Тихон Николаевич Куликовский-Романов, в своих воспоминаниях о бабушке писал: «Сколько я себя помню, я всегда питал глубокое уважение к «Амама», как мы ее называли в семье. Она, мне казалось, была «всех главней». Дом, сад, автомобиль, шофер Аксель, два камер-казака при кинжалах и револьверах, дежуривших в прихожей, и даже датские гвардейцы, бравшие на караул у своих красных будок, — вообще все, все, все было бабушкино и существовало для нее. Все остальные, включая и меня самого, были «ничто»! Так мне казалось, и так, до известной степени, оно и было».

Когда у Амалиенборга происходила смена караула королевской гвардии с музыкой и выносом знамени, некоторые гвардейцы «косились из-под козырьков своих медвежьих шапок: не стоит ли Государыня у окна, и если ее замечали, то радостно, хотя и не официально, салютовали ей саблей... Государыня была очень популярна среди датчан».

Письмо из архива императрицы Марии Федоровны


Вернувшись в Данию без средств, императрица испытывала большие материальные затруднения, но еще более страдала, если не могла помочь тем русским людям, которые остро нуждались, оказавшись на чужбине: «Приходил Долгорукий, как всегда, с прошениями от бедных людей, что так печально, ибо у меня самой, к сожалению, нет достаточно денежных средств».

Несмотря на это, она старалась помогать тем, кто обращался к ней за помощью. Об этом свидетельствует огромное количество писем русских эмигрантов, сохранившихся в Датском Государственном архиве в Копенгагене, и документов в российских архивах. В Центральном архиве ФСБ найдено письмо некоего С. Гладкого из Парижа от 13 сентября 1923 года. Он пишет О.О.Фострему по поводу устройства в США, что после его обращения в Данию к адмиралу князю Вяземскому в апреле 1921 года он получил от него письмо, в котором тот сообщал, что «Ее Императорское Величество Государыня Императрица пожаловали нам сто крон... Присланные деньги от царицы пошли на школу шоферов. Мы ее кончили и благодаря этому все время до 20 ноября 1922 года мы имели деньги и не нуждались.»

Помогала она и своим соотечественникам-датчанам. 1 декабря 1919 года, вскоре после возвращения в Данию, она писала в своем дневнике: «...прибыл наш бывший маленький ученик садовника из Видёре. Он стал скрипачом и хотел поблагодарить меня за то, что я помогла ему выучиться музыке».

Верными, преданными помощниками и друзьями Марии Федоровны в те годы оставались князь генерал- майор Сергей Александрович Долгорукий и адмирал Николай Александрович Вяземский. Мария Федоровна называла их в шутку «мои господа». Они служили ей верой и правдой, благодаря им, казалось, связь с Россией не прерывается.

Датский король Кристиан Х, приходившийся Марии Федоровне племянником, относился к императрице Марии Федоровне и к ее дочерям довольно прохладно. Младшая дочь, великая княгиня Ольга Александровна, в те годы состояла во втором браке с бывшим полковником русской армии Н.А. Куликовским. После приезда в Данию, чтобы иметь деньги на содержание семьи, Куликовский вынужден был поступить на службу смотрителем конюшен к богатому датскому помещику американского происхождения Расмуссену.

Дворец императрицы Марии Федоровны в замке Видёре в Дании


Узнав, что Куликовский служит конюхом, Кристиан Х заявил Ольге Александровне, что это должно быть немедленно прекращено, ибо король не может принимать при дворе конюха. Мария Федоровна в своих дневниковых записях того периода писала о тяжелом характере Кристиана, о том, что он всем недоволен. Недоволен и тем, что Ольга Александровна продавала свои картины, продавала, чтобы поддержать семью: средств не хватало. Его это безумно раздражало. Недоволен был Кристиан X и поведением сына великой княгини Ксении Александровны, князя Василия Александровича, который дружил со священником Русской церкви в Копенгагене Колчевым и дьяконом церкви Шумовым. Кристиан Х требовал отъезда великого князя Василия Александровича в Англию.

В литературе сохранилось немало историй, рассказывающих о постоянных стычках короля с императрицей. Одна из них произошла из-за счета за электричество. Однажды вечером к Марии Федоровне явился слуга и от королевского имени попросил погасить часть ламп, так как последний счет за электричество показался королю слишком высоким...

В одном из писем из Дании к своей сестре Александре Мария Федоровна сетовала на поведение своего племянника, писала с большим тактом, относя все недоразумения за счет его тяжелого характера и неумения поддерживать дружеские отношения со своими родственниками. «Вчера Кристиан и Адини давали музыкальный вечер во дворце Кристиана VII, после чего ужинали в нашем милом дворце, и я, никем не замеченная, наблюдала за ними из-за гардин, когда они спускались мимо меня по лестнице. Члены семьи снова приглашены не были, что мне совершенно непонятно. Кристиан посетил меня около 5 часов, и я сказала ему, что нахожу в высшей степени прискорбным тот факт, [что] его собственные братья и сестры не присутствовали там, на что он довольно- таки глупо отвечал: «Они слишком много едят, а нам следует экономить!»; подобные неприятные вещи. могут быть весьма оскорбительными. Это поистине меня удручает, ибо в сущности он человек добрый, однако его глупый язык весьма несдержан, да и сам он лишен тонкости в обращении».

Кристиан Х настаивал, чтобы Мария Федоровна продала или заложила драгоценности, привезенные ею из России, однако она упорно отказывалась, храня их вплоть до своей смерти в шкатулке под кроватью. Мягко говоря, Кристиан был скуп и не скрывал этого. Он все время давал понять, что она зависит от него, а содержать ее ему совсем не хочется. Правда, Марию Федоровну материально поддерживал английский королевский дом. По указанию Георга V вдовствующая императрица получала ежегодную пенсию в десять тысяч фунтов стерлингов. Но на себя она тратила очень мало, деньги шли на помощь другим. Она писала своей сестре Александре в Лондон 8 июня 1921 года: «Ольга, пользуясь свободным вечером, выехала со своим мужем, так как они оба не хотят участвовать в большом обеде, что мне кажется глупым. Но у нее нет платья, а заказывать она не хочет. У меня же есть платье, которое я купила тогда в Лондоне в 1914: светлофиолетовое, оно сохранилось еще с Петербурга. Другого у меня нет, да и не так это важно — днем я ношу с благодарностью ту кофточку в черно-белую полоску, которую ты мне любезно прислала зимой, — она такая чудная, легкая и прохладная...» Она пишет о платье, которому семь лет, и кофточке, которую ей подарили.

В 1920 году Мария Федоровна переехала в замок Видёре, к северу от Копенгагена. Он был куплен ею и сестрой Александрой в 1907 году после смерти их отца, датского короля Кристиана IX. Часто гостила здесь и английская королева вплоть до своей смерти в 1925 году.

Кабинет императрицы Марии Федоровны в замке Видёре


Русская эмигрантская колония в Дании в 1922 году насчитывала 3500 человек, из которых 2000 жили в Копенгагене. 1200 прибыли в период 1917 — 1922 годов. Цезарь Гейн, представитель Советской России в Дании, в письме Г.В.Чичерину 8 сентября 1923 года отмечал: «Русская колония здесь, очевидно, имеет достаточно прочное гнездо. Это было явно во время приезда Марии Федоровны». Вокруг нее эмиграция сплачивалась, она, как могла, помогала и поддерживала всех, кто обращался к ней.

Императрица принимала множество различных лиц. Среди них и русские, и многие другие представители общественности разных стран. Например, 4 марта 1923 года она пишет в дневнике: «.В 11.30 ко мне прибыл с визитом генерал Маннергейм (бывший офицер царской свиты, знаменитый финский генерал. — Ю.К.), которого я так ждала. Долго говорили о старых добрых временах и о настоящих горестных событиях». Финский генерал в своих мемуарах также отметил это событие.

Но Мария Федоровна принимала далеко не всех. Во время визита итальянской королевской четы в Данию — короля Виктора Эммануила и королевы Елены (Италия к тому времени уже признала Советскую Россию. — Ю.К.) — в ее дворце в Видёре Мария Федоровна к ним не вышла.

В 1921 году в баварском курортном городке Рейхенгалле состоялся общероссийский монархический съезд, на котором присутствовали 150 человек. На съезде был избран Высший монархический совет. В него вошли бывший член Государственной Думы Н.Е.Марков (Второй), А.А.Ширинский-Шихматов и А.Н.Масленников. Представители монархической эмиграции занялись поиском кандидата на пост «временного блюстителя престола до окончательного решения вопроса о его замене законным Государем- Императором». Митрополит Антоний (Храповицкий), генерал-адъютант В.М.Безобразов и Н.Е.Марков обратились по этому вопросу к Марии Федоровне, но она, приняв их поочередно, предпочла уклониться от ответа, не желая возглавлять монархическое объединение.

Императрица Мария Федоровна и король Дании Кристиан X


Однако, согласно опубликованным документам из Архива ФСБ, весной 1922 года Высший монархический совет якобы по поручению Марии Федоровны направлял к сербскому королю графа Палена. От имени вдовствующей императрицы он должен был просить короля «воздействовать на Врангеля для монархического выступления».

Это совпадает с сообщением резидента иностранного отдела ГПУ из Берлина от 15 апреля 1922 года. В нем говорится, что Струве и Карташев пытались «привлечь Врангеля в круг Императрицы Марии Федоровны».

Нет никаких сомнений в том, что Мария Федоровна продолжала надеяться на помощь со стороны союзнических войск. Только с ними, думала она, удастся справиться с большевизмом в России. Особые надежды она возлагала на французов, памятуя о том, что благодаря действиям русских войск в 1914 году удалось спасти Париж от немцев. Но, к сожалению, это были лишь ее иллюзии.

Участник Белого движения генерал фон А.А.Лампе писал: «Вспомним и Крым последнего периода, периода командования генерала Врангеля. Англичане закончили свое «содействие» уже в Новороссийске. А французы... Если считать помощью словесное признание и присылку комиссара Мартеля, то, конечно, они помогли. Но если в помощи видеть что-либо более реальное, то она, бесспорно, была миражем. Вывод ясен, «союзники» работали на себя и «помощь» их белым была далеко не так реальна, как это принято изображать».

Мария Федоровна с большим уважением относилась к генералу А.И.Деникину, несмотря на то, что возглавляемое им Белое движение не было монархическим. Деникин был ярым антимонархистом. Участники Белого движения не выступали под монархическими знаменами, а в армии А.В. Колчака был даже запрещен монархический гимн «Боже, Царя храни». Однако в рядах Белого движения были офицеры и генералы, остававшиеся до конца дней убежденными монархистами. К их числу принадлежали А.П.Кутепов, М.Г.Дроздовский, М.К.Дитерихс, Р.У. фон Штернберг и другие.

Траурная процессия на улицах Копенгагена. Хоронят императрицу Марию Федоровну в октябре 1928 года


В конце ноября 1922 года датская пресса сообщила, что Мария Федоровна покидает Данию, чтобы обосноваться в Англии. За этим ее решением стоял директор датской Восточно-Азиатской компании Х.Н. Андерсен. Он был известным финансистом, опиравшимся на прочные торгово-экономические связи с британскими партнерами и мечтавшим о превращении Копенгагена в центр мировой торговли на Балтийском море. Революция в России помешала реализации этих планов. Однако Х.Н. Андерсену удалось спасти значительную часть капиталов Восточно-Азиатской компании. В 20-е годы он активно выступал за установление торгово-экономических отношений между Данией и Советской Россией и даже обещал, как свидетельствуют документы архивов МИДа России, большевикам кредиты. Бывшая российская императрица, являясь центром притяжения русских эмигрантов, вызывала раздражение большевистских функционеров, поэтому Андерсен, находясь в дружеских отношениях с Марией Федоровной, убеждал ее выехать в Англию. Появилась и еще одна причина усилить свой нажим.

В 1920 году произошел крах Хандельсбанка, руководимого Эмилем Глюкштадтом. Мария Федоровна имела в банке заем в размере 803 000 крон, из которых гарантированными были 639 000 крон. Восточно-Азиатская компания и Хандельсбанк в равной степени несли ответственность за эти суммы. Когда банк обанкротился, гарантом кредита стала компания Х.Н. Андерсена. Родной брат Марии Федоровны, принц Вальдемар, разоренный в результате биржевых спекуляций и неосмотрительных инвестиций банка, не был в состоянии оказать финансовую помощь вдовствующей императрице. Одна надежда была на Андерсена, который воспользовался сложившейся ситуацией и убедил Марию Федоровну выехать в Англию.

В декабре 1922 года датское правительство объявило о закрытии старой русской миссии в Копенгагене и вскоре обратилось к правительству РСФСР с предложением об урегулировании советско-датских отношений. 15 июня 1923 года состоялся обмен ратификационными грамотами.

Окончание следует.


ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ

Петр Ростин

Загрузка...