Знание-сила, 2009 № 01 (979)

Вштыренный

Владимир Иваницкий

Данное актуальное слово возникло по жаргонной модели из уже имеющихся средств, причем зоной словообразования явились, по разным версиям, офисная среда или криминальный мир.

ШТЫРЬ, как сообщают словари, прямой (внутренний или торчащий наружу) предмет крепежа, оснастки, остова; может являться осью шарнира и ребром жесткости механической системы.

Шагнем на ступеньку вверх от неживого мира. Переходя по естественной аналогии к живым существам, отыщем аналог штыря — хорду, позвоночник, скелет и становой хребет организма.

Сделав еще один шаг, оказываемся в социальном мире, где аналоги организму и хорде просто бросаются в глаза.

В эпоху советской стабильности/застоя ШТЫРЬ был не слишком задействован: основой жизни была бесхребетность. Особи, имеющие «хорду» в мозгу вылетали из обоймы, прятали самиздат, уезжали из страны, выходили на площадь, мотали сроки. Медузы, не имеющие твердых убеждений, плавно продвигались по служебной лестнице, не хватая звезд с неба. Прозвище ШТЫРЬ могло появиться тогда только у уголовного героя. Кстати, преступное сообщество всегда отличалось негибкой жесткостью строения. Какое время стояло на дворе, для уголовных в целом не имело значения. Вопреки устоявшимся мифам, воровская «вольница» вовсе не мир свободы и стихийной анархии, а сурово и первобытно построенная субкультура с ярко выраженной вертикалью. Мафии напоминают военные иерархии: вертикаль власти, «ось жесткости» в них просвечивает весьма выпукло.

ШТЫРЬ тут просто напрашивается, причем в двоякой роли: во-первых, как системообразующий элемент, жесткий руководитель, во-вторых, несгибаемый тип, склонный вести себя по-своему. Посему кличка ШТЫРЬ воспринималась с легким оттенком амбивалентности.

Вожак задает тон во всех вертикально организованных системах, где сама жесткость — основная характеристика. Самое время упомянуть о втором, сленговом значении ШТЫРЯ — мужском половом органе в эрегированном состоянии. Давно указывалось, насколько «мужскими» в своей логике и мифологии являются мафиозные и уголовные сообщества, даже если во главе их стоит женщина (и такое бывало). Вечный намек на твердость и жесткость (фамилия Дж. Бонда, агента 007, происходит от прозрачного эпитета BOND) сопровождает героя мужской приключенческой и шпионской литературы.

Лингвисты и психологи констатируют: акты применения насилия и демонстрации власти внутри мужского сообщества традиция образно сравнивает с сексуальными актами, где в активной позиции показан «старший по званию».

Теперь перейдем к наисовременной интерпретации. В постсоветском офисном планктоне резко выделяется ВШТЫРЕННЫЙ работник — фигура, не похожая на остальной коллектив своей сознательной активностью: он руководим энтузиазмом, осознанным желанием или идеалом, генерирует и «продавливает» идеи. ВШТЫРЕННЫЙ — локомотив своего отдела. В шоу-бизнесе человек ВШТЫРЕННЫЙ одержим идеей, захвачен волной активности или осенившим его планом.

Состояние ВШТЫРЕННОСТИ длится обычно недолго: после крупного втыка от шефа в голове у нерадивого сотрудника на день-два появляется «хорда». Пора подумать о прямой аналогии глагола ВШТЫРИВАТЬ и сексуального активного действия, которое в сленге, однако, практически не прослеживается.

Интересно, что человек в буддизме образно называется «мешком жил и костей». Но такому описанию явно не хватает костяка. Без твердой оси мешок сдувается, как использованный презерватив. Косвенный вывод: состояние безумной активности сохраняется в нашей стране на сегодняшний день в крупных корпорациях, построенных по мафиозному принципу, в спецслужбах и криминале.

Генетический контроль интеллекта или Что есть истина

Георгий Дризлих

_{Георгий Дризлих — иммунолог, за плечами которого 16 лет научно-исследовательской работы в Институте Вейцмана (Реховот, Израиль).}

Я хочу начать обсуждение проблемы генетического контроля интеллекта с высказывания поэта Евгения Винокурова, который в одном из стихотворений провозгласил, что он открыл истину. Поэт очень обрадовался и помчался рассказать друзьям о своем открытии, но был встречен весьма холодно — о чем ты говоришь, это всем давно известно. И тогда Винокуров сказал: «Я истину открыл, вы ж до сих пор банальностью владели». Поэтическая интуиция, как известно, является великолепным инструментом познания, анализа движений души, мотивов поведения, любви и нежности и лжи. В связи с этим я хочу попытаться выяснить, что такое истина, и в каком отношении она находится с банальностью.

В моих поисках я исхожу из предположения о том, что основа всех знаний человека заложена в его генах.

Они накопились там в процессе миллионов лет эволюции. Гены этих разнообразных знаний, однако, особые. В отличие от многих других генов, они реализуют свои функции только в процессе взаимодействия с культурной средой. Ниже будут приведены результаты ряда наблюдений, свидетельствующих в пользу этого предположения.

Где-то во второй половине ХХ века, когда впервые было обнаружена устойчивость к антибиотикам, разразился большой спор. Одни ученые были уверены, что до контакта с антибиотиком у бактерий устойчивости нет, и она развивается только в процессе и под влиянием контакта с антибиотиком. Другие же утверждали, что устойчивость возникает совершенно случайно, до всякого контакта с антибиотиком. Спор был разрешен благодаря чрезвычайно остроумному эксперименту. Он показал, что среди миллионов бактериальных клеток, например стафилококков, существует одна или несколько единичных клеток, которые благодаря случайной мутации обрели частичную или полную устойчивость к антибиотику, например к пенициллину, до всякого контакта с ним. Это определенное, врожденное, знание возникло до необходимости в этом знании. И оно реализуется только тогда, когда это знание оказывается критически необходимым, в данном случае, когда бактерии вступают в контакт с вредоносным агентом, с антибиотиком. В этой ситуации подавляющее большинство беззащитных бактериальных клеток погибает, а клетки с устойчивостью выживают и дают начало новому поколению устойчивых к антибиотику бактерий.

Этот пример демонстрирует важнейший принцип эволюции — какое-либо конкретное знание о каком-либо конкретном явлении окружающей среды появляется у живого организма в результате случайной мутации, которая произошла до необходимости в этом знании.

Так возникли врожденные программы поведения — инстинкты, которые лежат в основе жизнедеятельности многочисленных живых существ, включая человека. Фундаментальное свойство таких программ выживания и размножения состоит в том, что они «всегда готовы к услугам», то есть находятся в оперативном состоянии, и когда такие «услуги» оказываются жизненно необходимыми, они сразу же начинают эффективно работать. Зачастую наличие или отсутствие мгновенной инстинктивной реакции является вопросом жизни или смерти.

Далее в процессе эволюции наступил новый принципиальный этап. Появились программы, которые существенно отличались от инстинктов. При соответствующих требованиях среды они приобретались путем более или менее длительного обучения. И только по завершении обучения организм приобретал возможность пользоваться ими так же эффективно, как инстинктами. По наследству они не передавались. Потомки научившихся должны были учиться заново.

В первую очередь с помощью родителей. Это обстоятельство казалось убедительным доводом того, что приобретенные признаки не зависят от генов.

Нет нужды говорить о роли учебы в выживании человека. В течение миллионов лет эволюции человека постепенно образовалась огромная сокровищница знаний — культурная среда, которая чрезвычайным образом стимулировала приобретение крайне необходимых для выживания знаний. Это обстоятельство не могло не привести многих ученых к заключению о том, что именно культурная среда, а не гены, ответственна за приобретение знаний человеком.

Так возникла дилемма — или гены, или культурная среда. Определенную ясность внесли наблюдения над однояйцовыми близнецами, которые сразу или вскоре после рождения были разлучены и воспитывались в разных семьях. Обладая идентичными генами, они росли и воспитывались под воздействием разных, а не одинаковых условий внешней среды. Это был уникальный эксперимент, поставленный жизнью, и ученые Америки и Европы им успешно воспользовались. Они разыскали этих близнецов и изучили их ментальные свойства.

Общее заключение этих исследований состоит в том, что и гены, и внешняя среда определяют личностные особенности человека. Однако роль генов в этих процессах играет гораздо более важную роль, чем влияние семьи, школы и разнообразных жизненных обстоятельств.

Так, однояйцовые близнецы, не имеющие понятия о том, что где-то у них есть брат-близнец, имели идентичные личностные характеристики, привычки, вкусы и т. п. Например, они ездили на машинах аналогичного цвета, класса и фирмы, их жены носили одинаковые имена, они проводили отпуск в одних и тех же местах, они любили смотреть по телевизору трансляцию автогонок и не любили смотреть бейсбол и т. д. и т. п. Был сделан вывод о том, что эти признаки являются врожденными, и что среда на их возникновение, по-видимому, никак не влияет.

Крайне примечательно то, что эти исследования также выявили роль генов в формировании приобретенных признаков. Они позволяли думать, что в отличие от вышеописанных генов, контролирующих личностные характеристики, эти интеллектуальные способности зависят как от неких генов, так и от соответствующих условий среды. Так, сирота, одаренный способностью быстро и жадно усваивать знания и попавший на воспитание к приемным родителям с низким интеллектуальным уровнем и пренебрежительным отношением к образованию, будет плохо учиться в школе. Гены, определяющие его способности, не получат нужного «включающего» сигнала, и он будет пассивно следовать требованиям невежественного окружения. Однако плохо учившийся в школе одаренный сирота из такой семьи сможет впоследствии стать одаренным профессором физики, если в чуть более позднем возрасте ему повезет, и он попадет в условия, благоприятные для реализации его потенциальных способностей. А может и не повезти. С другой стороны, даже самые благоприятные условия внешней среды не сформируют одаренного музыканта или математика, если у него недостаточно выражены соответствующие гены. Близнец с низким интеллектуальным уровнем, выращенный в высоко интеллектуальной среде (даже в семье нобелевских лауреатов, как выразился один из исследователей), в школе будет учиться хорошо, но впоследствии станет работать в области, которая не требует серьезного мышления или чтения соответствующей литературы. В данной ситуации культурная среда, в которой оказался ребенок, в какой-то степени оказала свое действие, но без соответствующих генов дальнейшее интеллектуально развитие не состоялось.

Наиболее ярким примером взаимодействия генов приобретенных признаков и культурной среды в интеллектуальной деятельности человека является история генов языка. В 1972 году была опубликована книга знаменитого американского лингвиста Ноама Хомского «Язык и Разум». В ней он подвел итог своих многочисленных исследований различных языков. Хомский установил, что, помимо специфической грамматики, свойственной каждому данному языку, существует «универсальная грамматика», одна и та же для всех языков, а грамматика конкретного языка, русского, английского и т. п., образуется путем соответствующей модификации этой универсальной грамматики. Именно эта универсальность, по мнению Хомского, указывает на ее врожденный характер. Иными словами, универсальная грамматика записана в наших генах. Тогда мысль о существовании генов языка казалась крайне экстравагантной. Однако с тех пор, как Хомский высказал свои идеи, тысячи его последователей, ученые в различных областях, лингвисты, психологи, нейробиологи и т. п., собрали очень большое количество косвенных данных, свидетельствующих в пользу его гипотезы. Эти данные позволяют думать, что гены языка «вычислены» с высокой степенью достоверности.

В данной ситуации роль среды выступает особенно ярко. Ребенок, который с момента рождения был лишен контакта с языковой средой (ситуация Маугли) не в состоянии самостоятельно выучить язык. Таким образом, гены языка, как и описанные выше гены интеллектуальных свойств, полностью зависят от соответствующих сигналов внешней среды. Без нее они беспомощны.

И теперь возникает чрезвычайно принципиальный вопрос, как вообще среда может повлиять на гены после рождения, в процессе индивидуального развития? К счастью, знания из совсем другой области дают возможность попытаться понять, как это происходит. Речь пойдет об иммунитете.

Ребенок, который столкнулся с вирусом кори, заболеет, но, как правило, выздоровеет. Ребенок же, который уже переболел корью, при повторном контакте с вирусом кори не заболевает. Он приобрел иммунитет, который действует как врожденный инстинкт — немедленно и предельно эффективно. Было установлено, что это происходит потому, что в сыворотке крови этого ребенка циркулируют совершенные антитела (белки сыворотки), которые способны специфически распознать и полностью нейтрализовать вирус кори. Однако до заболевания таких совершенных антител в сыворотке ребенка не было, а были несовершенные. Потому он и заболел. Совершенные антитела образовались в процессе болезни. Наблюдавшие в свое время этот процесс ученые, назвали его иммунологическим обучением, а его конечный результат — иммунологической памятью. Однако по наследству этот приобретенный иммунитет не передавался. Клеточно-молекулярный механизм этих процессов тогда был неизвестен, и ученые назвали их обучением и памятью только потому, что феноменологически они были очень похожи на обучения и память у людей. Теперь, когда этот механизм хорошо изучен, я хочу пройти этот же путь, но только в обратном направлении. Я предполагаю, что ментальные механизмы обучения и памяти у людей принципиально аналогичны механизмам иммунологического обучения и памяти.

Обратимся поэтому к рассмотрению клеточно-молекулярных механизмов приобретенного иммунитета. Длительное и глубокое изучение процесса образования антител показало, что в организме млекопитающих уже при рождении имеется потенциальная возможность образовать антитела к десяткам миллионов разнообразных химических структур, в том числе против структур, расположенных на поверхности разнообразных и многочисленных вредоносных агентов (вирусы, бактерии, токсины и т. п.). Эта возможность реализуется, когда организм сталкивается с каким-либо вредоносным агентом. Тогда начинается образование антител, которые могут защитить организм от этого агента.

Возникновение такого огромного репертуара антител оказалось возможным потому, что в процессе эволюции в течение сотен миллионов лет возник механизм образования огромного количества белков из ограниченного количества генов путем комбинаторики. Так, ген, кодирующий некое антитело, собирается из нескольких генов-фрагментов. Эти гены составляют несколько семейств, содержащих гены, которые кодируют только один определенный тип фрагментов. Вот из них и собирается сложный ген какого-либо конкретного антитела. Сборка такого гена производится в лимфоцитах, предназначенных для образования антител. Так, ген антитела против кори состоит из одного определенного набора разных фрагментов. А ген антитела против ветрянки — из другого набора. И все гигантское разнообразие антител создается благодаря громадному разнообразию многочленных комбинаций генов-фрагментов.

Здесь следует особо подчеркнуть совершенно случайный характер процесса формирования этого семейства. Началось, по-видимому, с одного гена-основоположника, который в результате случайной мутации стал кодировать белок, способный распознать некую химическую структуру. Затем благодаря удвоению и дальнейшим мутациям число таких генов стало разрастаться, и некоторые из них оказались способными защищать организм от некоторых других вредоносных агентов. Ничего целенаправленного в этом процессе не было. Это была стрельба по площадям. Но так как эта стрельба длилась сотни миллионов лет, то практически не осталось ни одной химической структуры, для которой не нашлось бы распознающего ее антитела. Случайный характер процесса подчеркивает то забавное обстоятельство, что в семействе содержатся гены, кодирующие антитела, способные распознать, помимо фрагментов поверхности любых вредоносных агентов, также и такие химические структуры, какие в природе не существует, а синтезированы в лаборатории.

Еще одно следствие случайности процесса состоит в том, что продукты генов — исходные антитела, — как правило, не способны полностью распознавать и как следствие полностью нейтрализовать вредоносные агенты. Одни из них нейтрализуют свои агенты на 80 %, другие — на 60 %, а третьи — только на 20 %.

Способность образовывать антитела, пусть несовершенные, явилась серьезным шагом в процессе обеспечения выживания. Однако в процессе эволюции природа изобрела гораздо более эффективное средство защиты от вредоносных агентов. Сначала в ответ на контакт с вредоносным агентом иммунная система синтезировала только несовершенные антитела. Затем в процессе дальнейшей эволюции она научилась: а) оценивать степень совершенства производимых ею антител, б) в соответствии с полученной информацией усовершенствовать производимые ею антитела и в) сохранять способность синтезировать эти усовершенствованные антитела в течение длительного времени. Иными словами, иммунная система приобрела способность усовершенствовать антитела благодаря возникновению механизма обратной связи между процессом нейтрализации данного вредоносного агента данным антителом и механизмом образования данного антитела. Все эти процессы происходят в соматических клетках — антителообразующих лимфоцитах. Таким образом, в данной ситуации внешняя среда, не влияя на гены половых клеток, способна модифицировать гены соматических клеток. Вот все эти процессы и составляют суть иммунологического обучения, иммунологической памяти, то есть приобретенного иммунитета.

Теперь можно попытаться совершить обратный путь от механизмов иммунологического обучения и иммунологической памяти, присущих иммунной системе, к механизмам обучения и запоминания, осуществляемым нервной системой. Пользуясь этой аналогией, можно предположить, что в мозгу человека содержится обширное семейство генов, которые контролируют многочисленные знания, как об окружающем мире, так и о самом организме, задолго до того как возникает нужда в этих знаниях.

Как и гены антител, эти гены возникали случайно, в течение сотен миллионов лет.

Как и продукты генов антител, совершенно неизвестные нам продукты генов знаний, по-видимому, являются несовершенными. И так же, как в случае антител, эволюция создала механизм усовершенствования продуктов генов знаний под влиянием воздействия внешней среды с помощь механизма обратной связи. Именно этот механизм предположительно лежит в основе приобретения любых знаний путем обучения. Когда возникает нужда в определенных знаниях, соответствующие сигналы стимулируют работу, а затем и модификацию соответствующих генов интеллекта, которые уточняют и углубляют исходные знания и превращают их из вещи в себе в вещь для нас. Так, можно думать, что возникновение специфической грамматики конкретного языка из врожденной универсальной грамматики под влиянием языковой среды происходит аналогично возникновению некоего антитела, путем комбинаторики отдельных генов, составляющих семейство генов-фрагментов языка.

Однако между синтезом антител и овладением речью существует принципиальное различие. Антитела образуются под влиянием факторов внешней среды, которые существуют совершенно независимо от организмов. Для овладения речью необходима языковая среда, которая, очевидна, была создана самими организмами неизвестным нам путем. Хомский считает, что, постигая язык, ребенок открывает его заново. Это дает основание заподозрить, что разговорный язык как-то или кем-то был открыт впервые. Теперь, когда эта среда успешно функционирует, она позволяет индивидуумам, у которых гены языка уже модифицированы (родители), индуцировать такую же модификацию у других индивидуумов (детей), что, в свою очередь, сообщает этим индивидуумам способность индуцировать модификацию генов у следующих поколений. Отсюда следует, что с возникновением речи возникла совершенно новая способность передачи информации от родителей детям. Модификация генов языка (так же, как и генов антител) происходит не в половых, а в соматических (телесных) клетках, в нейронах. Поэтому по наследству, то есть вертикально, эти модифицированные гены, то есть в конечном счете приобретенные в ходе жизни новые знания, не передаются.

Языковая среда — это новый уникальный инструмент передачи информации непосредственно от генов соматических клеток одного индивидуума генам соматических клеток другого организма, горизонтально.

Далее можно предположить, что, помимо гипотетических генов языка, существуют гены всех других интеллектуальных способностей. Кодируемые ими знания также были кем-то открыты в себе некими первооткрывателями, внесены ими в культурную среду и через нее переданы другим в виде устного или письменного знания. Имена многих из этих первооткрывателей мы знаем. Это Аристотель и Архимед, Леонардо да Винчи и Рафаэль, Ньютон и Дарвин, Гегель и Кант, Шекспир и Пушкин, Бетховен и Моцарт и многие-многие другие, все те, которые впервые к нашим знаниям добавили хотя бы очень маленькую деталь. Благодаря этим знаниям многие и многие другие заново открывали эти знания в себе и передавали другим. g И наконец, многие и многие другие смогли воспользоваться этими знаниями без необходимости открыть их заново в себе. Заключая эту часть нашего анализа, можно сказать, что первооткрыватели являются истинными творцами. Они вовлекают в создание культурной среды гены, которые до сих пор не были востребованы. А вот открыватели заново творчески используют уже открытые первооткрывателями знания. Остальные же учащиеся пользуются уже открытыми плодами генов, существующими уже независимо, как пользуются младенцы с еще не созревшей иммунной системой материнскими антителами, которые были им пассивно переданы через плаценту и с грудным молоком.

В заключение я хочу вернуться к тому, с чего начал, — к утверждению Винокурова о том, что одна и та же информация может быть и истиной, и банальностью. В свете высказанной выше гипотезы истина — это впервые или повторно открытое в результате творческого акта новое знание, основанное на модификации соответствующего гена. Банальность — это общедоступное знание, которое открыли первооткрыватели или открывшие его повторно и не нуждающееся в повторном открытии, что делает его доступным всем, кто пожелает. Банальность играет большую положительную роль в жизни человека и, не будучи им самим открыта. Всякое знание начинается с изучения банальности. Банальностью заполнены тысячи учебников и монографий. Так что широкое распространение банальностей, безусловно, помогает человеку выжить. Однако у банальности имеется еще одна, чрезвычайно важная функция. В процессе упорного изучения некой суммы определенных банальностей может произойти и иногда действительно происходит повторное открытие истины путем модификации соответствующих генов, модификации, которая изначально произошла у первооткрывателей. Так совершается скачок от знания к пониманию. А понимание ведет к новому знанию. Можно заключить, что информация в процессе познания совершает цикл «истина — банальность — истина».

Пользуясь незабвенной марксисткой терминологией, можно сказать, что истина первична, а банальность вторична. Или, перефразируя куда более глубокий первоисточник, сказать: «В начале была истина!»