Знание-сила, 2009 № 02 (980)

Древняя, актуальная, современная

Михаил Медведев

Михаил Медведев: — О геральдике говорят, пишут и думают как о науке — и вместе с тем как об искусстве. Это единство двух начал очень ощутимо. Фундаментальная геральдика — это еще академическая сфера, но граничащая с ней прикладная геральдическая теория — это уже где-то посередине, на полпути к практике.

В прошлом столетии вошло в моду упрекать историков в предвзятости, в том, что они изучают историю, которую сами же сочиняют. Эта ревизия истории вроде бы справедлива, но вот беда — ничего лучшего человеку не дано. Нет волшебного шара, чтобы увидеть прошлое (да и настоящее!) «как оно есть». Мы видим то, что можем и хотим увидеть, мы субъективны. Многие историки и сейчас болезненно переживают коллизию научного и гадательного, безличной истины и субъективности. А геральдика привычно видит здесь единство, и занимающийся ею историк обычно чувствует себя среди концептуальных терзаний, как рыба в воде.

Валентин Вейдель: — В массовом сознании наследие прошлого и живая геральдика тоже тесно связаны. Наша пресса это отражает. Что, скажем, говорят и пишут местные энтузиасты о городских гербах?«Это наша память, это наша гордость».

М.М. — А вот тут я не спешил бы соглашаться. Знаете, легко сформировать образ старушки-геральдики, которая очень ценна, но только своей антикварностью.

В.В. — Извините… А это не так?

М.М. — Это абсолютно не так. Геральдика прежде всего — очень сегодняшнее явление. Не в том смысле, что она нова и молода (ей, слава Богу, восемьсот лет с лишним), а в том смысле, насколько она актуальна, функциональна в современном контексте, насколько она отлажена и проверена за эти восемьсот лет. Она — как колесо, как арабские цифры. Их возраст имеет значение, но важнее всего то, что они нужны прямо сейчас; без них миллионы никуда не поедут и ничего не сосчитают. Геральдика в этом смысле — ультрасовременна. В ее основе — баланс между международной интеграцией и локальным своеобразием, между обозначением власти и ответственности. Да, она требует некоторых познаний от «пользователя» и оттого востребована меньше, чем заслуживает, но это — немного другой вопрос, вопрос массового невежества и его преодоления.

В.В. — В таком случае, какая особенность геральдики актуальнее всего в России?

М.М. — Пожалуй, две особенности. Во-первых, геральдика являет собой развитую знаковую систему, она и обозначает, и рассказывает.

Входя в учреждение или беря в руки бланк, человек должен знать, с кем он имеет дело — федеральная эта власть или региональная, муниципальный орган или частная структура. Существование структурированной системы опознавательных изображений очень способствует такой разборчивости. Так что, по сути, гербы — не дань традиции, а насущный инструмент обустройства общества.

Скажем, наша муниципальная геральдика отражает массу особенностей того, как устроено российское местное самоуправление. Нынешнее муниципальное законодательство, как бы мягче сказать, не во всем совершенно; но какой закон есть, такой есть, и нынешние порядки в местной геральдике служат как бы путеводителем по его основам. Это очень важно для общества, которое пытается быть правовым.

Не менее важно и то, что российская геральдическая система совместима с аналогичными системами в других странах, не будучи им тождественна. То есть в геральдическом плане Россия органично занимает место среди цивилизованных держав, нимало не поступаясь своим своеобразием.

В.В. — И этим объясняется то внимание, которое государство уделяет геральдике?

М.М. — Прежде всего этим. Понятно, почему в системности геральдики заинтересована федеральная власть: речь прежде всего идет об отражении единства страны, общности основ. Регион прибегает к той же знаковой системе, чтобы обозначить свой государственный статус и обеспечить своеобразие местных символов в своих пределах, и так далее. Конечно, сказывается и фактор инерции: просто есть такое явление, есть Геральдический совет, регистр, надо все это поддерживать. Эта инерция иногда очень удачно заменяет понимание.

Герб Фельдъегерской связи

В.В. — А реформировать, упрощать не пробуют?

М.М. — Как же без этого! Лет десять назад один чиновник, курировавший работу совета, с жаром и уверенно мне объяснял: не нужны государству ученые-геральдисты, надо сформировать маленькое бюро из профессиональных бюрократов, и они будут регистрировать все, что им скажут, исходя из простых критериев. Он и правда думал, что это «государственный подход»; кто-то, вероятно, думает так до сих пор.

На самом деле критерии такой работы или непросты — или неэффективны, а необходимость оценивать и иногда редактировать гербы требует не только ученых познаний, но и новых исследований, и способности давать советы творческого характера. Иначе теряется системность. Во всем мире пока не придумано ничего лучше для регулирования гербовой практики, нежели группа знающих геральдистов.

Конечно, все, что я говорю, относится к правовому обществу. Тирания в геральдике не нуждается: ей достаточно государственного символа, иногда — партийного (чтобы лечь в основу государственного) — вот и вся система. Все прочее уже непринципиально, ибо источник настоящей власти — один. Потребность в гербах появляется там, где есть мера самостояния, нуждающаяся в обозначении, в зримом выражении.

Геральдические премудрости сложны, но без них, оказывается, еще сложнее. Казалось бы, что стоит забыть о геральдике и снабдить области и города — если уж глаз чего-то просит! — произвольными эмблемами, «лого». Однако это было бы непрактично. Ничем не ограничиваемое разнообразие формы и структуры делает знак чисто декоративным, непригодным для передачи информации, тем более — информации о статусе. Абсолютная свобода изъяснения приводит к невозможности договориться: это ситуация Вавилонской башни. А создание новой системы, сопоставимой по системности с геральдикой — тяжелая, хлопотная и совершенно надуманная задача. Здравый расчет показывает: государству и обществу надо пользоваться давно существующей традицией, аккумулировавшей огромный опыт.

В.В. — Вы говорите об опыте, о системе, но разве российская геральдика не уступает в этом отношении иностранной? Ведь у нас и гербы появились позже, и в них, по крайней мере на первый взгляд, бывало столько провинциальной путаницы… Или я это сочиняю?

М.М. — Это сочинили не вы. Я сейчас процитирую одного очень уважаемого автора, не называя — из дружеских чувств — его имени. «Особо следует указать на отсутствие в русской родовой геральдике традиционных — в европейском понимании — правил составления гербов». Тут все неверно: и образ лишенной правил русской геральдики, и образ геральдики Запада, в эти правила, как в доспехи, закованной. Такие взгляды объясняются предубеждением, а чаще — элементарным незнанием и своего, и чужого наследия. Прежде всего нет никакой единой западной геральдики — есть национальные, региональные и локальные традиции, весьма отличные в деталях, бурно развивавшиеся на протяжении столетий и несущие не меньший груз провинциальной путаницы, нежели наш Общий Гербовник. И в сопоставлении с ними становится очевидно, что российская геральдика столь же оснащена исторически сложившимися правилами.

Опоздав на пятьсот лет по сравнению с Западной Европой, Россия приняла геральдику в конце XVII столетия, по упразднении местничества. Но вместо механического подражания произошло нечто иное: на Русь хлынули разнообразные и противоречивые геральдические влияния разных стран. В итоге происходил спонтанный выбор, произошел синтез уникальной, подлинно российской системы. Но она не была закреплена в одном формальном своде правил, и сегодня ее приходится реконструировать, «выводить» из множества прецедентов, на огромную долю неопубликованных. У Н.Гумилева есть чудесные строки о болонском юристе, который «законы ищет в беззаконье». Надо всего лишь старательно искать.

На рубеже восьмидесятых и девяностых многие энтузиасты гербоведения считали русскую геральдику чистым листом, на котором можно писать заново. Чем они располагали, по каким примерам судили? В лучшем случае по первому десятку частей Общего Гербовника (оставшиеся десять не публиковались), по справочнику фон Винклера со скверными перерисовками из Полного собрания законов. Исходя из этого, их мнение можно понять! Сколько было разговоров о создании некоего нового, улучшенного свода правил для русских гербов, о «геральдическом кодексе». Несколько таких кодексов было написано… Я настаивал на совершенно ином подходе: надо отнестись к геральдике имперского периода как к источнику всех норм и принципов. Опираться на источники, на архивный материал, искать, исследовать. И нужда в новых «кодексах» рассеется. Бобчинский напишет свод гербовых правил — и это будет «кодекс Бобчинского», «геральдика Бобчинского». Но нам-то нужна российская геральдика, а не чья-либо личная фантазия вместо нее.

Была и другая иллюзорная модель, консервативная: надо все гербы возродить, вернуть статус КВО на 1917 год. Проблема в том, что статуса КВО не было. Была геральдико-правовая коллизия: еще в 1850-х годах все местные гербы в России были реформированы, но в большинстве случаев указ Александра II не выполнялся (чиновники на местах не решались применять новые правила к гербам городов и уездов — и ждали, что столичные геральдисты им все «разжуют»). В итоге, провозгласив преемственность российской геральдической системы к дореволюционному периоду, Герольдия [Государственная герольдия при Президенте, предшественник нынешнего Геральдического совета] должна была наконец-то привести в исполнение старый императорский указ, по мере возможности применяя его гибкие формулировки к новым реалиям. Можно представить негодование многих краеведов, привыкших к рисункам из справочников и неготовых понять, почему возрождение герба приходится начинать с рисования его новой версии.

Герб Махачкалы

В.В. — Неужели старые, канонические рисунки не обладают особой ценностью?

М.М. — Нет и не было канонических рисунков. Вы очень кстати употребили этот оборот, чтобы я его опроверг. Один из фундаментальных принципов геральдики, с трудом усвояемый многими в наш век ксерокопирования, гласит: нет незыблемых графических решений, нет эталонных рисунков. При сохранении принципиальной формулы герба стиль может меняться, даже очень радикально меняться, — в том числе и в официальной практике. Герб должен обозначать обладателя во всем разнообразии публичных ролей, и его нельзя вгонять в прокрустово ложе одной стилизации, одного фирменного стиля. И в имперскую эпоху это помнили лучше, чем теперь. Когда государь своеручно утверждал герб города или фамилии, было вполне очевидно, что утверждается не рисунок как эталон, а лишь отраженная в нем формула. Точно так же и при подписании указа император не утверждал шрифт или количество строк в документе — его резолюция относилась к содержанию текста.

Никогда не надо оценивать герб и его свойства, включая правовые, исходя из негеральдических предпосылок. Словом, закрепить какой-то один вариант рисунка под предлогом его исторической значимости — это не уважение к истории, к традиции, а насилие над ними.

В.В. — Не усложняет ли такая дизайнерская свобода юридическую защиту герба?

М.М. — Напротив, не усложняет, а обеспечивает. Если официально утвержден эталон герба (что на практике иногда случается), получается, что пользоваться этим гербом в других стилизациях может кто угодно. Где эталон — там и свобода узурпации.

Если вопрос о гербе дошел до суда и есть сомнения в его идентичности — всегда можно обратиться за заключением в Геральдический совет или в региональную комиссию, если таковая есть. Тут я тоже никакой проблемы не вижу.

Иное дело — не всякий вопрос можно довести до суда. Конечно, и законодательство, и правоприменительная практика должны совершенствоваться. Хуже всего защищены родовые, личные гербы. Можно сказать, что степень защиты их на сегодняшний день — чисто теоретическая. И это притом, что в нескольких регионах России их официально регистрируют, и на одной пятой российской территории их статус признан законом.

Возрождение личной геральдики — составная часть продолжения старой российской гербовой традиции. Совершенно естественно, что сегодня создаются недворянские гербы (прямого запрета на них не было и в имперских законах). Я говорю не о фальшивых пышных композициях, которые одни невежды сооружают для других, а о грамотных, корректных «гражданских» гербах. Такие гербы не имеют сословных атрибутов, создаются по простой структурной схеме, без тех аномалий, которые часто дозволялись в гербах знати. Они не вторгаются в сферу старой дворянской геральдики, но развивают и дополняют ее, опираются на ее закономерности.

Кстати, в свое время мне довелось, исходя из общих правил, касающихся дворянских шлемов в российских гербах, разработать специальный фасон российского недворянского шлема. Дело в том, что тип «бюргерского» шлема, типичный для Средней и Северной Европы, в России был закреплен за дворянами. Пришлось конструировать нечто новое, исходя из исторической логики.

В.В. — В нашей стране дворянство отменено еще в 1917 году и с тех пор не восстановлено. Насколько уместно потомкам знати сохранять короны и прочие отличия в своих родовых гербах?

М.М. — Вполне уместно. С точки зрения современного российского права это не «действующие» сословные атрибуты, а своего рода семейные реликвии. Есть такое понятие в гербоведении — воспоминательный герб, armoiries de souvenir. Он не отражает сохраняющихся притязаний, он лишь напоминает.

Герб Великого Новгорода

Герб Мирного

Герб Белгорода

В.В. — Термин французский. Насколько верно относить его к российским гербам?

М.М. — Знаете ли, рабочим языком первого российского официального геральдиста — графа Ф. Санти — был французский, его настольной книгой был труд де Коломбьера; французкие термины приводят в своих трактатах наши классики-гербоведы — А. Лакиер и Ю. Арсеньев. И когда сегодня, скажем, Геральдический совет Татарстана использует этот оборот в своих документах, это вполне цивилизованно и традиционно.

Но главное — не это, а сущность термина. Воспоминательных элементов в российской геральдике множество. Самый знаменитый пример — княжеские шапки и мантии, дозволенные нетитулованным родам, происходящим от князей.

Между прочим, атрибуты de souvenir есть не только в родовой, но и в местной геральдике. Например, городу Кяхте, когда-то имевшему высокий ранг градоначальства, разрешено сохранить над щитом особую корону, соответствующую этому рангу.

В.В. — Возвращаясь к частной геральдике: насколько актуально сегодня создание личного или родового герба, если за ним не стоит сословных привилегий?

М.М. — Главная задача герба — обозначать не привилегии, а самого по себе обладателя герба. Но, кроме того, отмена сословий никоим образом не означает, что личность лишена статуса, достойного геральдического ореола. Гражданин наделен собственной правоспособностью. Не только тем, что ему поручили другие — коллектив, община, государство. Частное право играет в современной юриспруденции огромную роль, пожалуй — возрастающую; и в основе частного права — понимание того, что человек сам по себе несет правовой заряд.

Речь не о противопоставлении человека обществу, а в том, что именно в силу собственной правоспособности он может быть нормальным членом этого общества. Иногда — осознанно, а чаще — интуитивно люди, принимающие гербы, связывают это со своей ролью субъектов частного права.

Герб Растроповичей

Герб рода Жилинских

В.В. — Как вы оцениваете сегодняшнее положение в российской геральдике?

М.М. — Как не слишком благополучное. Сейчас, когда Геральдический совет при Президенте России составил свод правил и рекомендаций, основное бремя ложится на более «близкие к людям» региональные геральдические службы, но они есть не везде, и их сотрудничество, в целом эффективное, все же имеет неформальный, нерегламентированный характер.

Рост геральдической культуры есть, но запаздывает; законодательная база вся в «прорехах» — чего стоит узаконенное описание Государственного герба России: просто выставочный образец невежества. Популяризация буксует (несмотря на федеральную пропагандистскую программу, посвященную государственной символике, люди до сих пор считают, что на груди орла — герб Москвы и что известный им рисунок — эталон). Академическое просвещение оставляет желать лучшего. Ясно, что студентам, от историков до художников и от архитекторов до юристов, следовало бы давать доступ к геральдическим знаниям, но сказывается естественная в наших условиях нехватка специалистов.

В.В. — Специалистов надо готовить. Вот вы, вероятно, их готовите?

М.М. — В меру сил: читаю в университете [на историческом факультете Санкт-Петербургского государственного университета] и в Академии художеств, издал пособие по русской геральдике для студентов и книжку для детей, помогаю просветительскому сайту. Готовлю тренинговую программу для художников, рассеянных по стране. Надеюсь, все это скажется, но, конечно, не сразу.