Золотые кувшинки

2

Рано утром, когда я ещё потягивался в постели, в передней нашей маленькой квартиры начинались какие-то таинственные разговоры. В мою комнату доносились приглушённые голоса:

- Молодой инженер ещё спит?

Посетители - рабочие и ремесленники, хозяева ветхих окраинных хибарок - приходили просить о срочном ремонте. Я ничего не мог для них сделать: очерёдность ремонта устанавливал сам начальник строительства. Но мне нравилось чувствовать себя столь значительной фигурой. Это уже не игра во взрослых, которой мы чистенько занимались в наших ученических организациях. Это - настоящее дело.

Вся тяжесть переговоров с посетителями падала на маму.

В одно прекрасное утро мне принесли взятку. Мамы в этот день дома не оказалось. Дверь открыла сестра. Я слышал только чей-то гортанный голос. Потом что-то с шумом упало и хлопнула дверь.

Когда я выбежал в переднюю, там никого не было. В руках у сестры переливался зелёным цветом гранёный пузырёк духов, а на полу стоял средних размеров мешок с картошкой. На мешке белела записка: «Запрудная, 24. Шлойма Мошкович, Большая прозьба».

Я побледнел не столько от негодования, сколько от смущения. Минуту я растерянно стоял в передней. Потом вырвал у растерявшейся Ани пузырёк, схватил мешок с картошкой и полуодетый выскочил на улицу. Мошкович уже исчез. Я стоял на крыльце с мешком и флакончиком в руках, и сердце моё разрывалось от ужаса. Я стал взяточником!

В тот же вечер «молодой инженер» Штейн шагал тёмными переулками с мешком за плечами в поисках дома № 24 по Запрудной улице.

Мне было тяжело и обидно.

…Я ничего не сказал Шлойме Мошковичу. С возмущением бросил мешок. Картошка высыпалась, застучала по земляному полу.

Сразу на душе стало спокойно: я не поддался искушению, оказался достойным своего звания.

Вскоре меня ожидало новое испытание.

Я услыхал знакомый кашель в передней. Реб Дувид Бенцман, шамес.

- Заходите, реб Дувид, будьте гостем.

Как он постарел, реб Дувид! И борода его начала седеть.

- Ну, Сендер, - сказал шамес, - странные времена пришли. Ты совсем забыл синагогу. Ты - занятой человек. Но надо найти время и для бога… А, Сендер?

Все мои дела с богом я давно считал поконченными и не хотел спорить на эту тему.

Мы помолчали. «Зачем он пришёл?» - старался понять я. Он принёс с собой затхлые запахи синагоги. И сразу ожили все пережитые мною в этом доме обиды.

Я сумрачно смотрел на Бенцмана. Он кашлянул. Потом вынул свою старенькую табакерку, понюхал, чихнул несколько раз. Он был явно чем-то смущён.

- Сендер, - сказал он, наконец решившись, -у меня развалилась печь. Надо починить, Сендер. Наступают холода…

К этому я никак не был подготовлен. Я нервно теребил кисти скатерти.

Он смотрел на меня выжидательно и жалобно.

- Реб Дувид… - дрожащим голосом сказал я, - товариц Бенцман, - повторил я решительнее,- я не могу починить вашу печь. Мы не производим ремонт в домах служителей культа.

Это слово я вычитал в газетах, и оно очень нравилось мне: служитель культа… Никогда ещё мне не приходилось применять это слово в разговоре.

Бенцман затряс бородой:

- Сендер… побойся бога! Какие слова ты говоришь! Я же сам был слесарем. Ты не хочешь помочь шамесу? Подумай, Сендер…

Я оставался непреклонным.

Я видел в окно, как он шёл, что-то беспрестанно шептал и горестно покачивал головой.