Самой крупной постройкой, порученной мне, была баня. Наша старая, полуразвалившаяся баня. О бане этой не следовало и упоминать, если бы ей не суждено было сыграть некоторую роль в моей жизни.
Начальник строительства инженер Энгельгардт вызвал меня к себе.
- Вы ещё очень молоды, - сказал он мне, - но я решил поручить вам серьёзное дело. - И он развернул передо мной чертежи. - Сейчас август. Мы должны отстроить баню к годовщине Октябрьской революции. Понятно, Штейн?
- Есть, товарищ начальник… - Я любил щеголять своей военной выправкой. Недаром к старой гимназической фуражке на место герба я прикрепил красную звезду.
…В тот же вечер я прибыл на арену новой деятельности, взяв с собою своих учителей: печника Слива и рыжебородого плотника Горелова.
Мы пробыли в старой бане несколько часов, осмотрели стены, потрогали все крепления. По нескольку раз вымеряли площадь, шагали по цементному полу, и шаги наши гулко отдавались в пустом здании.
Всю ночь я сидел над чертежами.
Вскоре работа закипела. Привозили лес, кирпичи, тавровые балки. Прибывали рабочие.
С утра до ночи я находился на рабочей площадке. Мне казалось, я создаю не баню, а нечто необычайное - Форум! Колизей! Я ещё более похудел, щёки ввалились, но глаза горели вдохновенным огнём.
Не хватало материалов. Я бегал в управление, ожесточённо ругался из-за каждого болта, из-за каждой бочки цемента…
Наступила осень. Давно уже оголились деревья, и земля вокруг бани покрылась тусклыми жёлтыми листьями.
Мы приступали к реконструкции центрального зала. Половину его большого пространства занимал старый, потрескавшийся бассейн - миква. Вода в бассейне была непроточная. Она менялась раз в год. Здесь совершали священные омовения благочестивые евреи. Здесь они смы-нали свои грехи. Видно, много грехов накапливалось у благочестивых - вода в бассейне постоянно была тёмная и мутная.
- Товарищ Штейн, вас спрашивают, - окликнул меня грузчик Меерзон, работавший на стройке.
Я поднял голову и обомлел.
На пороге стоял старый раввин. Длинный праздничный сюртук, чёрная плисовая ермолка. Седая борода аккуратно расчёсана, голубые глаза источают святость.
- Сендер, - сказал он, - дитя моё! Вот я, старый раввин, пришёл к тебе. Я хочу знать, как будет расположена миква в вашей новой бане.
И он медленно провёл рукой по своей волнистой бороде.
Всё детство я благоговел перед этим человеком. Думал, что он святой, представитель бога на земле. Огромное расстояние отделяло нас всегда друг от друга. Я стоял на самой низшей ступеньке лестницы, на самом верху её возвышался раввин. Никогда ни одного слова не было сказано между нами. И вот он стоит передо мною, старый раввин, и спрашивает о микве, которую я, Александр Штейн, «молодой инженер», четырнадцати лет от роду, собираюсь разрушить.
В сметах и чертежах новой бани не нашлось места для старого, грязного бассейна. В моих планах значилось:
«Разобрать кирпичный, оштукатуренный бассейн (так называемую микву)».
Но что я скажу старому раввину? Впервые в жизни я с глазу на глаз разговариваю с наместником бога. И я не мог найти слов.
Раввин ждал.
Я оглянулся. Плотник Горелов прятал улыбку в рыжую бороду. Грузчик Меерзон иронически смотрел на меня.
Он смеётся надо мной, грузчик Меерзон, он опять смеётся надо мной!
Это взорвало меня.
- Гражданин Кахан, - сказал я со всей суровостью своих четырнадцати лет, - мы разрушим эту микву. В новой бане не может быть никакой миквы…
Он, кажется, сначала даже не понял моих слов. Потом поднял руки к небу и крикнул:
- Властитель мира! Прости этому мальчику нечестивые его слова! Он не ведает, что говорит.
Он простёр ко мне сухую, сморщенную руку с толстой суковатой палкой.
- Подумай, Сендер Штейн, что собираешься ты сделать! Десятки лет стояла здесь священная миква, и ты хочешь разрушить её! Ты идёшь против религии отцов своих…
Меня начинал раздражать этот старик. Обаяние святости исчезло. Надрывный крик его казался мне фальшивым.
- Прошу вас, гражданин Кахан, не мешайте нам работать, - сказал я решительно.
Старый раввин на мгновение замер. Потом сильно ударил палкой об пол. Голубые его глаза потемнели от гнева.
- Если миква будет разрушена, я прокляну тебя в синагоге перед всеми евреями!
Он стремительно повернулся, и палка его застучала по цементному полу. Длинные полы его сюртука запачкались известью.
А мне совсем не было страшно. Мне стало даже весело.
- Знаете, товарищ Штейн, - сказал мне с уважением грузчик Меерзон, - вы очень интересно разговаривали с ним. - Меерзон обнажил свои жёлтые зубы. - Он теперь пожалуется на вас богу.
Рабочие окружили меня. Они слышали мой разговор с наместником бога.
- Ломайте! - крикнул я во весь голос так, чтобы услышал ещё не успевший далеко уйти раввин. - Ломайте микву!
Схватив лом, я первый ударил по старому, грязному священному бассейну.