МУЗЫ
1

Мою литературную судьбу решило стихотворение, посвящённое трёхлетию Октябрьской революции.

Степан Алый, заведующий литературным отделом липерской газеты, стоял несокрушимой преградой между мною и газетным листом.

Презрительно оглядывая мою невзрачную фигуру, он всегда возвращал мне стихи и говорил:

- Чувства мало… Глубины нет, молодой человек! Учиться надо. Статейки писать ещё можете, а стихи… Нет, стихи не каждый может. Изучайте поэта Тютчева. Советую прочесть мою последнюю поэму «Раннее утро» в журнале «Грёзы».

Или:

- Нету настоящей идейной нагрузки. Мало гражданского пафоса. Изучайте поэта Некрасова. Советую прочесть мою последнюю поэму «Вперёд» в журнале «Искусство».

Я задыхался от бессильной злобы. Это у меня, старого общественного деятеля и борца, мало идейной нагрузки!

Между тем, кроме печальной памяти поэмы о Луне, стихи мои не видели света.

Я читал и Тютчева, и Некрасова, изучал и Степана Алого и, по правде говоря, не понимал, чем его стихи лучше моих. Но никто не мог мне это объяснить.

Наконец плотина была прорвана. В предпраздничные дни трёхлетия Октябрьской революции Степан Алый уехал в командировку, и редакция осталась без юбилейных стихов. А у меня как раз к этому времени родились, казалось мне, замечательные строчки. Я отнёс их прямо редактору. Громов, скептически относившийся к моим литературным опытам, несколько раз с начала до конца хмуро прочёл стихи и, когда я уже был уверен в провале, сумрачно сказал:

- Ничего стишки. Подходят.

Когда я вприпрыжку выбегал из редакции, меня нагнал мой старый приятель по гимназии, комсомолец Тимченко, и, озорничая, крикнул:

- Товарищ Пушкин, редактор говорит, чтоб ты завтра прочёл стихи на вечере!

Это была настоящая победа.

На следующий день вернулся Степан Алый. Первую полосу газеты уже украшало моё стихотворение. Называлось оно «Три года». Стихотворение получилось идейно выдержанное и вместе с тем очень лирическое.

Степан Алый мне всё же отомстил.

Вечером в театре редакция выпускала «Живую газету». Впервые и меня привлекли к этому делу.

Театр заполнили красноармейцы. Вначале редактор прочёл передовую статью на политическую тему. Потом шёл иллюстрированный фельетон. На диапозитивах нарисовали историю борьбы Красной Армии с белогвардейцами на протяжении трёх лет советской власти. На экране появились карикатурные изображения Деникина, Мамонтова, Краснова, Корнилова.

Подписи к диапозитивам, сочинённые Степаном Алым, читал сам автор.

Он стоял перед экраном и не видел того, что показывалось на полотне. Зная порядковые номера диапозитивов, он читал, не оглядываясь.

Всё шло хорошо. Вдохновенно потрясая длинными волосами, он кричал на весь зал:

И вот на сцену в этот миг

Геройски вылетел комбриг.

Неожиданно в зале раздался хохот. Степан Алый не понимал, в чём дело. Вместо комбрига весь экран занимала плотная фигура Деникина: Миша Тимченко спутал диапозитивы.

- Не тот диапозитив! - послышался за сценой зловещий шёпот редактора.

Но диапозитив заело. Он не вылезал из рамки.

Все увидели, как огромное (на экране) лезвие Мишиного ножа вытаскивает из рамки упирающегося Деникина.

Но Степан Алый не смутился. Он не такое видал.

Вот потрясатель всех основ -

Разбитый нами ген. Краснов, -

читал он с убийственной иронической интонацией в голосе.

Опять громкий смех. Автор уверен, что это реакция на его замечательную иронию. Но опять зловещий шёпот доносится из-за сцены:

- Вниз головой, сукин сын!… Вниз головой!

И опять нож Миши Тимченко выковыривает генерала, появившегося на экране вверх ногами.

В общем, фельетон всё же имел успех. Степан Алый вошёл в боковую ложу и презрительно, как всегда, оглядел меня. Я понял, что мне следует ожидать какого-то подвоха.

Я начал читать при полной тишине:

Три года… Как гордо звучит это слово!

Три года… Как гордо звучит этот звук!

Три года прошло, и сегодня мы снова

Справляем наш праздник мозолистых рук.

Мне казалось, что весь зал замер, покорённый силой этих строк.

Три года… Как гордо звучит это слово!

Три года… Как гордо звучит этот звук!

мастерским рефреном начал я вторую строфу.

И в этот миг приглушённый бас Степана Алого прозвучал из боковой ложи:

- Товарищ Штейн… Три года - это два слова, а не одно…

В зале засмеялись. Я пошатнулся. Вот он, подвох, которого я боялся! Завистники!

Но я даже не взглянул в сторону Степана Алого. Я дочитал до конца стихотворение и ушёл за сцену, упиваясь звуками аплодисментов.

С того дня я окончательно вошёл в редакционную семью «Известий» губисполкома: Степану Алому пришлось потесниться. В газете всё чаще стали появляться мои стихи, подписанные всевозможными псевдонимами: «Леонид Ледяной», «Владимир Ленский». Лучшие свои произведения я подписывал настоящей фамилией - Ал. Штейн. Не «А.», а «Ал.». Это казалось тоньше и поэтичнее.


В наш прифронтовой город часто приезжали столичные актёры на гастроли. После двух-трёх выступлений они возвращались к себе, нагруженные мукой и пшеном фронтовых пайков.

Когда выступал король экрана Максимов, приехавший из Петрограда, пришлось вызвать конные наряды, чтобы сдерживать «безбилетных».

Он вышел на сцену, высокий, томный, в изрядно вытертой визитке, - первый любовник десятков захватывающих старых фильмов. Он читал стихи Блока, Бальмонта, Игоря Северянина и малознакомого нам в то время поэта Владимира Маяковского.

Нина Гольдина, попавшая в зал по моей редакционной контрамарке, дрожала от восхищения.

После вечера я пошёл за кулисы. Я представился Максимову как поэт. Он тонкими пальцами пожал мою руку, изобразив на своём усталом лице некоторое подобие поощрительной улыбки. Мы заговорили об искусстве. Максимов говорил вяло, лениво - видимо, я мало интересовал его.

Я преподнёс Максимову последний номер комсомольского журнала «Юный горн» с моим стихотворением «Наша юность». Он рассеянно пообещал обязательно прочитать его.

- Очень заинтересован моими стихами, - сказал я Нине Гольдиной.

И она ещё ласковее, чем обычно, поглядела на меня.

Я пришёл провожать Максимова на вокзал. Его окружали поклонницы. Кругом цветы… какие-то кулёчки… коробки конфет.

Меня он заметил уже с подножки вагона, когда поезд трогался.

- Прощайте! - крикнул он мне. - Стихи понравились. Буду читать на концертах…

Это слышали все… Об этом узнал весь город. Король экрана Максимов будет читать мои стихи на концертах в столице! Степан Алый сгорал от зависти.

Вскоре меня избрали председателем союза поэтов нашего города.

Загрузка...