Наливаясь солнцем, желтела на полях рожь. Как-то отец, придя домой, озабоченно сказал:
- Жать скоро пора, не знаю как справимся… Жнеек пару дадут на несколько дней, а в основном придется своими силами…
- И что же, разве мало у вас этих «своих сил»? - иронически спросила тетя Люся.
Отец ничего не ответил. Он стоял и сосредоточенно глядел в окно, видимо, думая о чем-то своем. Потом вдруг, повернувшись к маме, сказал:
- Понимаешь, рук не хватает. Многие женщины не могут работать - детей не на кого оставить…
- А что если попробовать организовать ясли? Хотя бы на время уборки, - говорит она.
- Думал уже об этом. Да где взять для них помещение? - хмуро говорит отец.
Мама тоже задумывается и вдруг, подняв на отца оживленные глаза, говорит:
- А если… в доме у Маши? Она замуж за Алексея Ивановича выходит, пожалуй, переедет в Заречье…
- А что, в самом деле, хорошая мысль, - обрадованно говорит отец. - Ты у меня просто гений.
Они оживленно обсуждают, как и с чего начинать, а тетя Люся стоит, приподняв брови, собрав в трубочку губы, и вид у нее такой, будто ее чем-то обидели.
Я вылетаю во двор. Новости, которые я только что узнала, так и распирают меня. Я должна ими с кем-нибудь поделиться. Тетя Маша выходит замуж, а в ее доме будут ясли - это же не шутка! Немедленно нужно бежать и все рассказать Зинке! «Но… ведь мы поссорились с Зинкой», - вспоминаю я. Я ее не видела уже давным-давно и даже не знаю, где она пропадает все время.
Мы с Алей все эти дни проводили в колхозном саду, помогая сторожу собирать и сушить яблоки. Сторож, дед Трофим, никогда не молчал за работой. Он рассказывал нам о пчелах, о муравьях, о деревьях и земле. Однажды за нами увязался Ленька.
- Я Полкана хочу посмотреть, - сказал он.
И Полкан, и дед Трофим так ему понравились, что Ленька тоже теперь не вылезал из сада. Однажды он привел с собой Федю.
- Это мой друг, - сказал он деду Трофиму, гордо указывая на длинного Федю.
Мы с Алей хихикнули, а Федя смущенно опустил глаза. Взглянув на него, дед Трофим подозрительно спросил:
- А не тебя ли, мой хороший, я на прошлой неделе спровадил отсюда? Сдается мне, твои пятки я уже видел, а?
У Феди на лице покраснели даже веснушки.
- Ой, дедушка, наверно это не он был, - вступилась за него Аля. - Федя хороший мальчик, а вот у нас Петька есть, так тот… плохой… - взволнованно сказала она.
- Ну, тогда извиняюсь, ошибся, - развел руками дед Трофим и улыбнулся в усы.
Наша «Садовая бригада», как прозвал нас дед Трофим, увеличивалась. Работать в сад приходили многие ребята, и только одна Зинка не появлялась. Мне было скучно без нее, хоть я и не призналась бы в этом даже самой себе. А тут еще заболела Аля. У нее разболелся живот, и тетя Люся уложила ее в постель с грелкой. Я бродила возле дома, не зная, чем заняться. Бабушка собралась на речку полоскать белье, и я отправилась с ней.
- Бабушка, а почему у Али нет ни отца, ни матери? - вспомнила вдруг я.
- Убили, - вздохнула бабушка.
- Как убили? Кто?
Бабушка рассказала, что мать у Али была учительница и работала в деревне, а отец - брат нашего папы - был тоже коммунист. Они жили в школе. И вот однажды на школу напали бандиты и убили их. Маленькая Аля осталась жива случайно. Когда бандиты стали ломиться в школу, мать завернула ее в одеяльце и сунула под печь. Бандиты впопыхах ее не нашли. С тех пор она живет с тетей Люсей.
Мне сразу вспомнилась та тревожная ночь на хуторе: звон разбитого стекла, мычание Буренки и рваные клочья облаков, мечущиеся по небу… Сейчас в деревне тихо. Тех бандитов поймали и посадили, кулацкий дом в Заречье отдали двум бедным семьям. С тех пор как мы переселились в деревню, я почти никогда не вспоминала, как страшно было в ту ночь на хуторе. И вдруг этот бабушкин рассказ…
Весь остаток дня я с особым интересом присматривалась к Але. Живот у нее уже перестал болеть, и мы сидели на скамеечке. Мне хотелось спросить, знает она всю эту историю или нет, но я почему-то не решалась. Потом пришла тетка Поля и сообщила, что во дворе у Лещихи скандал. Мы с Алей незаметно выскользнули на улицу и побежали узнавать, что там произошло.
Возле калитки сидела Петькина мать и, уткнув лицо в ладони, плакала. На крыльце мы увидели Лещиху. Размахивая руками, она кричала, что не станет терпеть в своем доме дармоедов. «Это она, наверно, про Петьку», - подумала я. Но Петька стоял во дворе с таким видом, как будто все это его нисколько не касалось. Начали собираться люди. Петькина мать встала и, точно слепая, побрела прочь. И тут вдруг я увидела Зинку.
- Я бы ей весь дом разнесла! - сказала она, сердито глядя на Лещиху.
- За что это она ее? - провожая глазами Петькину мать, спросила Аля.
- Ни за что! Известное дело, кулачка, - проворчала Зинка.
- А тетя Маша замуж выходит, и в ее доме будут ясли, - невпопад сказала я.
- Знаю, - отрезала Зинка и, даже не взглянув на нас, зашагала в другой конец деревни.
Раздосадованные, притихшие, мы с Алей вернулись домой. Было жаль Петькину мать, да и Зинка не выходила у меня из головы. «Ну, что я ей сделала, что она так нос дерет?» - с обидой думала я.
Уже в сумерках к нам кто-то постучал.
- Войдите! - сказала мама, и на пороге неожиданно появилась Петькина мать. Она стояла, робко опустив глаза и прижимая к себе крошечный узелок.
- Вот, пришла до вас, Елена Сергеевна…
- Проходите, - сказала мама немного удивленно.
- Хоть я и не колхозница, а все ж таки… вот… к вам пришла… - повторила Петькина мать, и губы у нее дрогнули. Она без сил опустилась на лавку и, уронив голову на узелок, снова расплакалась.
- Успокойтесь, - взволнованно сказала мама, присаживаясь возле нее, - все обойдется. Она не имеет права отправить вас… вот так, с одним узелком. Ведь вы не один год на нее работали, да и сын у вас…
- В том-то и дело, что он… там остался… не пошел со мной… - всхлипывала Петькина мать.
Нечаянно взглянув на Альку, я увидела, что она стоит вся бледная, не сводя расширенных глаз с Петькиной матери.
- Пойдем, - потянула я ее за руку.
Мы ушли в спальню. Аля вздрагивала, как будто ей было холодно, и я, обхватив ее за плечи, прижала к себе.
- Как он так может… Петька? - шептала она. - Если бы у меня была мама, я бы ее ни за что ни на кого не поменяла…
Мне сразу стало ясно, что Аля знает, как погибли ее родители, что, пожалуй, ей не так уж легко живется, несмотря на нарядные платья, игрушки и полки с книгами…
Все мои огорчения и обиды отступили далеко-далеко, и я показалась себе такой счастливой, что мне было просто неловко перед Алей. Я молча погладила ее по руке. Она с благодарностью взглянула на меня.
Мы сидели и прислушивались, как моя мама уговаривала Петькину мать. Потом она, набросив платок, пошла ее проводить.
- Ох ты господи, у каждого свои заботы, - вздохнула бабушка.
Я сразу догадалась, что она чем-то расстроена.
- Буренка заболела, ничего не ест, - сказала она маме, когда та вернулась.
- Ой, бабушка, ей, наверно, что-то сделали! - воскликнул молчавший до сих пор Ленька.
Я так и подскочила.
Мне сразу вспомнился тот вечер, когда мы все втроем сидели в сарае.
- Я знаю, ее отравили! - выпалила я.
Бабушка так и села на лавку.
- Да с чего вы это взяли! - тревожно глядя на нас, сказала она.
Перебивая друг дружку, мы все втроем стали рассказывать, что произошло тогда в сарае.
- Видно, кое-кто снова берется за старые штучки, - сказала мама. - Нужно что-то делать…
- Поймать и голову открутить за такие дела! - горячо проговорила бабушка. - Ты это куда? - вдруг спросила она, взглянув на Леньку.
- Буренку сторожить, - заявил тот, надевая старую бабушкину кофту и подпоясываясь веревочкой.
- Ты вот что, лучше сбегай в правление за отцом, - сказала мама. - Не боишься один?
Покосившись на нас с Алей, Ленька покачал головой и решительно шагнул за порог.