Зов одинокой звезды

Глава 20

По мере того как летнее солнце двигалось все выше по небосводу, настроение у Тэры улучшалось. Мало-помалу ей даже удалось оправиться настолько, чтобы улыбка не напоминала гримасу. Ей по-прежнему больше всего хотелось покинуть ранчо и вернуться в Кларендон, но такое внезапное изменение планов вызвало бы расспросы, отвечать на которые у нее не было сил.

В конце концов колебания так утомили девушку, что она решила принять участие в сгоне, а бегство в Кларендон отложить на потом. Дожидаясь Джулию, которая никогда не торопилась, Тэра сидела на краю кровати в амазонке и рассеянно играла золотым медальоном Стоуна, взятым «на сохранение». Причудливая резьба на крышке приятно щекотала кончики пальцев. Девушка открыла медальон и снова, уже без помех, вгляделась в лица молодой пары, чьи изображения хранились внутри. Странно было видеть их счастливо улыбающимися и знать, что обоих уже нет в живых. Фотография тоже была в форме сердечка, нижний уголок слегка помялся, как будто кто-то совсем недавно вытаскивал ее. Тэра попробовала ногтем заправить его на место, под узкую кромку, но добилась лишь того, что та выпала и, порхая, упала на ковер.

Девушка поспешно наклонилась поднять ее, бросила мимолетный взгляд на надпись — и замерла, словно громом пораженная. Потом она медленно прижала ладонь к губам, бессознательно сдерживая восклицание.

— О Господи! О Боже! — повторяла она шепотом, снова и снова перечитывая бисерные строки.

Медальон нес в себе истину куда более сложную, чем та, что открылась Стоуну!

— Мистер Диксон, как же это? Как вы могли так поступить с ним! — простонала Тэра, хватаясь за голову. — А Кармель! Она гоже ему лгала!

— Тэра, я готова! — раздался в коридоре оживленный голосок Джулии. — Вечно ты копаешься!

— Иду!

Девушка вскочила, заметалась, потом начала лихорадочно запихивать фотографию на место. Наконец, вложив обратно обрывок письма, она защелкнула замочек и сунула золотую вещицу в свой дорожный баул.

Когда Тэра спустилась вниз, в мыслях ее царил полный разброд. Пожалуй, в эту минуту она меньше всего хотела встретить Стоуна, и конечно же, он оказался на веранде. В своей обычной ленивой манере он только что не висел на резных перилах. При виде Тэры улыбка наползла, вот именно наползла на его лицо, так что захотелось поскорее стереть ее. Девушка ответила настороженным взглядом.

— Джулия сделала мне выговор за то, что вчера я имел неосторожность расстроить вас, мэм, — расшаркался он, стаскивая пыльную шляпу и обмахивая ею мыски сапог.

Он бросил взгляд на Джулию, как бы ища поддержки, и снова обратил свое внимание к Тэре, чтобы бесцеремонно оглядеть ее облегающую амазонку.

— Нет никаких оправданий невеже, который несдержан на язык в присутствии деликатной городской леди, но ей-богу, я не нарочно! Мы здесь люди простые, в пансионах и колледжах не обучались.

Тэра немедленно пожалела, что они не наедине. Уж она нашла бы, что ответить на это!.. С другой стороны, наедине Стоун и не сказал бы ничего подобного. Она заставила себя успокоиться и даже улыбнулась.

— Стоун дал мне слово, что во время сгона будет с тобой безукоризненно вежлив, — вставила Джулия.

— Весьма похвально. Жаль только, что его безукоризненная вежливость немного не дотягивает до нижнего предела приемлемою поведения, — не удержалась Тэра.

— Куда уж нам до городских, — тем временем продолжал издеваться Стоун. — У них и манеры, и тонкость чувств, а что взять с простого ковбоя? Он что подумает, то и брякнет.

— Какое меткое словцо! — отчеканила Тэра с убийственной иронией и прошествовала мимо, шепнув: — Не переиграй!

Прошло едва полдня, а Тэра уже успела проникнуться азартом сгона. Двадцать ранчеро потребовалось для того, чтобы огородить огромное пространство земли. Ограда могла выдержать натиск полудикого быка, однако для этого пришлось вырыть для столбов ямы глубиной в несколько футов. Для продольных жердин брали самое твердое дерево, которое не сломает даже вес нескольких животных, навалившихся на него. Ворота делались еще крепче, так как быки умны и быстро разбираются, где выход из загона.

Обычно для того чтобы увлекать небольшие группы животных внутрь, выпускали Старика Бена, но сегодня Меррику пришлось раз за разом гонять через ворота стадо из десятка самых ручных быков. Стадное чувство заставляло подтягиваться к загону и тех, кто блуждал по зарослям мескита и чапараля. Это было сложное и долгое мероприятие и заняло остаток дня. К вечеру Меррик ворчал уже в полный голос, недовольный тем, что придется потратить еще один день.

Необычная тишина опустилась на травянистое дно каньона, тишина, свойственная лишь немногим ночам, когда полная луна заливает окрестности почти столь же ярким светом, что и дневной. Стены каньона отливали неожиданными оттенками, и потому все вокруг казалось нереальным. Лунный свет снова встревожил плененное стадо, то и дело раздавалось беспокойное мычание. Усталые ранчеро даже не шевелились, а вот Тэра в конце концов проснулась и лежала, глядя вдаль. Полог палатки так и остался откинутым, и окрестности представали во всем своем ночном великолепии.

Загон отсюда не был виден, просматривались лишь группы кактусов и, в отдалении, густая растительность на берегу реки. Девушка попыталась снова уснуть, но что-то мешало, хотя она и не могла вспомнить точную причину. Как и Меррик, которому ни на день не позволялось забыть о совершенном преступлении, Тэра заполучила свой личный призрак — любовь, которая не желала оставить ее в покое, всегда была где-то рядом и давала о себе знать в самые неожиданные моменты. Все было бы иначе, будь это чувство разделенным, но любовь неразделенная приносит мало счастья, хотя и диктует свои законы.

Вот и теперь Тэра поднялась, словно влекомая неведомой силой. Выбравшись наружу, она убедилась, что лагерь спит, и направилась к реке. Это было все равно что бежать на свист, но любовь не знает гордости, не знает самолюбия. Девушка пробиралась через кустарник, угрюмо насмехаясь над собственной бесхребетностью, но даже не пытаясь повернуть назад..

Стоун затаил дыхание, когда заметил среди кустов нечто похожее на прекрасный мираж, на видение, плывущее в его сторону. Трудно сказать, что именно создавало этот странный эффект: светлые волосы Тэры, распущенные на ночь и лежащие на плечах, как шаль, или ее длинный халат, очень простой, но тонкий, полы которого развевались при каждом шаге. Все это было залито и насыщено лунным светом и, казалось, светилось само по себе. Под халатом была лишь полупрозрачная ночная рубашка, и когда девушка на ходу приоткрыла полы, чтобы плотнее закутаться, от внимания Стоуна не ускользнули вершинки ее грудей, хорошо заметные под тончайшей тканью. Без пышных нижних юбок можно было легко различить очертания округлых бедер под одеждой. Зрелище завораживало и в то же время горячило кровь.

Наконец взгляд его вернулся к матовой жемчужине прекрасного лица и остался там, казалось, прошли годы и годы с той минуты, когда Стоун видел его. Тэра ощущала жар этого настойчивого, неотрывного взгляда, как прикосновение. Она и сама не могла отвести глаз от Стоуна. Днем, боясь заглядеться и выдать себя, она избегала смотреть на него прямо и бросала взгляды только искоса, из-под ресниц, но в отсутствие посторонних можно было упиться видом этого мужчины сполна, утолить жажду для начала созерцанием. Очевидно, Стоун только что вышел из воды, где смывал пыль и пот долгого трудного дня. Волосы его были влажны, и кое-где с мокрых прядей еще срывалась прозрачная капля, на миг сверкнув алмазом в лунном свете. Он не успел одеться до конца, и оставался босым и обнаженным до пояса. Это давало возможность разглядеть могучие мышцы на его груди и руках — те, что позволяли ему так крепко держать лассо и так ловко вязать диких быков. Когда Стоун медленно двигался навстречу, мышцы эти двигались и перекатывались, создавая ощущение огромной силы. Они были хорошо заметны под тканью брюк, пластами лежали на животе. Боже, это было прекрасно! Девушка застыла на месте и с чем-то вроде благоговейного, восторга смотрела на того, кто казался ей в этот момент языческим богом, созданием едва прирученным, диким — и все же отмеченным печатью внутреннего благородства. Мысль о том, что этот мужчина принадлежит ей, наполняла ее гордостью и трепетом.

— Я ждал так долго, что почти перестал надеяться, — вполголоса произнес Стоун, приближаясь к ней. — Я даже думал пробраться к тебе в палатку, потому что с тебя бы сталось спокойно проспать всю ночь и оставить меня здесь, на берегу, в полном одиночестве.

Ленивый, раздражающий техасский сленг исчез из его речи, и, как обычно, перемена поразила Тэру. Исчезла также насмешливая, отдающая пренебрежением усмешка, которая порой казалась неотъемлемой от этих резных черт. Тэра хотела ответить, но не нашла в себе сил. Она была заворожена, зачарована. От Стоуна пахло свежестью, речной водой, но сквозь все это пробивался естественный запах его кожи и волос, который она находила упоительным. Девушка могла думать лишь о том, что они снова наедине, что никто не может им здесь помешать.

Ладонь коснулась ее руки, сомкнулась на ней. Она была грубой, с бугорками мозолей от лассо, от конской упряжи, но прикосновение было мягким, ласковым, и такой же мягкой была улыбка Стоуна. Несколько секунд он просто впивал в себя черты Тэры, потом проследил кончиком пальца очертания ее щеки, уголка рта, подбородка. — Почему ты убежала вчера? Неужели ты так стыдишься того, что чувствуешь ко мне? Ты и сегодня целый день избегала меня, не по той ли самой причине? Ты находишь унизительным то, что тебя, горожанку и деликатно воспитанную леди, влечет к простому ковбою? Вопрос был поставлен настолько прямо, что ответить уклончиво не получилось. Тэра почувствовала, как разгораются щеки. Она и ждала окончательного объяснения, и боялась его, но вот теперь момент настал, и отступать было поздно. Она заставила себя заглянуть Стоуну в глаза.

— Нет, Стоун, я не стыжусь того, что меня влечет к тебе но меня обижает и в какой-то мере унижает твоя отстраненность. Ты отводишь для меня второе или даже третье место в своей жизни, и когда речь заходит о самом важном для тебя, о самом главном, ты попросту захлопываешь для меня двери своей души, мысленно поворачиваясь ко мне спиной. Разумеется, я понимаю и уважаю причину, по которой так происходит. У тебя нет времени на глубокие чувства, ты не можешь себе позволить разделить с женщиной всю свою жизнь, потому что живешь местью, дышишь ею — и знаешь, что я никогда не смогу так жить. Что еще я могу сказать? Что редких ночей любви мне мало? Что настоящая близость заключается не только в физической страсти? Что мне нужно делить с тобой не только постель, но и твои надежды, страхи, мечты? Все это ты уже слышал от меня, Стоун. Ты не можешь дать мне главного, не можешь дать своей любви, потому что любовь для тебя — это слабость…

Она не договорила: губы накрыли ее рот. Это был очень легкий, нетребовательный поцелуй, как будто Стоун просто хотел заставить ее замолчать, но и того было достаточно, чтобы Тэра забыла все, что намеревалась высказать. Помимо воли она качнулась вперед и приникла к сильной груди, волосы на которой все еще были влажны после купания. Тэра ответила на поцелуй, и тот скоро стал более страстным, ищущим, зовущим. Девушка ощутила в волосах щекотное, волнующее движение пальцев и сама в ответ зарылась в густую и прохладную массу мокрых прядей. Тела прижимались друг к другу все теснее, бессознательно стараясь слиться воедино, и по мере того, как это длилось, здравый смысл все больше покидал Тэру. Ей вдруг стало все равно, любит ее Стоун или нет, в данный момент имело значение только то, что они наконец вместе, в объятиях друг друга, что она может снова подарить ему себя всю, безраздельно. Даже сознавая то, что наслаждение придет и уйдет, что все сомнения и колебания вернутся уже через несколько часов, она ждала этого ослепительного мгновения, жаждала расправить крылья и воспарить к сияющим небесам в полете, сравнимом разве что с самыми смелыми фантазиями. Только с этим мужчиной ей было суждено познать такое наслаждение, и оттолкнуть его было попросту не в ее силах, даже если бы его объятия стоили ей спасения души. Легкий туман, предвестник скорого самозабвения, окутал мысли Тэры. Она могла теперь лишь чувствовать. Губы двинулись вниз по шее, коснулись чувствительного местечка пониже уха, скользнули во впадинку между ключицами, чтобы поймать частое биение пульса, и, наконец, замерли на вершинке груди. Тэра ждала упоительного легкого укуса и ответила на него тихим, почти жалобным стоном. Халат мягко сполз на каменистую землю, плечи уже были обнажены, ночная рубашка щекотно соскользнула с налившихся грудей, с бедер, полностью открывая тело Тэры для смелых ласк.

У самой воды, словно специально для них двоих, росла густая зеленая травка, и на этот бархатный ковер Стоун опустил девушку. С минуту он просто лежал рядом, опираясь на локоть, и не мог наглядеться, потом прикосновения и ласки возобновились. На этот раз Тэра отдавалась им покорно, чувствуя, как исчезает напряжение дня, как она раскрывается для большей близости. Дурманящий, завораживающий шепот звучал не столько в ее ушах, сколько в затуманенном сознании, и она заново узнавала о том, как прекрасна и как желанна.

Во время этой чудесной прелюдии Тэра была совершенно спокойна и даже счастлива. Так легко было погрузиться в шепот, как в омут, потерять себя совершенно, поверить в то, что все будет хорошо, что Стоун, как чародей, заставит рассеяться все ее страхи. Одновременно в ней нарастал жар, кровь быстрее бежала в жилах — это крепло желание, готовясь вырваться на свободу и завладеть ею, но пока вес еще кроткое и покорное. Сильные и ловкие, смуглые пальцы скользили по телу девушки, повторяя его изгибы, находя чувствительные уголки, дразня и волнуя. Все, что с таким трудом было подавлено, раскрывалось, обретало новую жизнь точно так же, как поникшая трава поднимается после живительного ливня. Мало-помалу с губ Тэры начали срываться тихие стоны, она выгибалась навстречу ласкающим рукам, которые ни на мгновение не прекращали своих сладостных блужданий. Она все еще была одурманена, но уже смутно желала дикого самозабвения полной близости.

— Те quiero…

Что это могло значить? Держа Тэру в объятиях, Стоун нередко забывался и переходил на испанский. Да и не все ли равно, что это были за слова, если они сопровождали столь упоительные ласки?

Ощутив мягкое давление на внутреннюю поверхность бедер, девушка без сопротивления позволила развести себе ноги. Пальцы скользили теперь в самом чувствительном, самом интимном месте ее тела, и, как всегда, на миг она удивилась тому, каким естественным это кажется. Стыд в этот момент был чем-то далеким и нереальным. Ощущения стремительно нарастали, дыхание пресекалось, а сердце билось с такой пугающей силой, будто стремилось вырваться из груди в момент наивысшего наслаждения. И когда они наконец стали явью, эти секунды безумной сладости, Тэра инстинктивно зажала рот ладонью, чтобы удержать крик. Она чувствовала, что объятие стало крепче, смиряя ее содрогания.

Стоуну хотелось, чтобы это длилось бесконечно. Ласкать Тэру было для него порой едва ли не большим наслаждением, чем полная близость. Казалось, прошли не дни, а годы с тех пор, как он в последний раз держал это прекрасное тело в объятиях, и сейчас каждое прикосновение, каждая ласка были необходимы ему, они заполняли странную пустоту в душе. К его радости примешалось легкое сожаление, когда он ощутил нетерпеливое движение пальцев, расстегивающих его брюки. Но и сам он жаждал полного слияния, а потому, как бабочка к огню, потянулся навстречу ответной ласке. Он был слишком возбужден, чтобы долго выносить ее, но с минуту прислушивался к скользящему, стискивающему движению пальцев, в котором странным образом смешались невинность и бесстыдство. Наконец инстинкт заставил его отстранить ласкающую руку. Ресницы Тэры открылись, когда Стоун оказался сверху, и две пары глаз заглянули друг в друга, чтобы увидеть желание сродни мучительному и сладостному голоду, желание одинаковой силы.

Ненадолго девушка вновь ощутила в себе способность мыслить. С этим неукротимым мужчиной они чаще всего сталкивались, как две враждующие армии, но это не мешало им нести в душе искру страстной жажды. Стоило им коснуться друг друга, и искра разгоралась, становилась пламенем, и тогда в Тэре отступало желание одержать верх, настоять на своем, на смену ему приходила потребность уступить, покориться. И с этой мыслью сознание растаяло, как снег по весне.

— Господи, как же я истосковался по тебе! — послышался хриплый шепот, от которого по спине Тэры прошел приятный озноб.

Подобно пустому сосуду, девушка жаждала быть наполненной. И вот живое пламя ворвалось в нее!

Как упоительно, как прекрасно было погрузиться в податливые глубины женского тела! Для того чтобы обладать Тэрой, не требовалось сознательного усилия, тело само стремилось навстречу ей и двигалось, ведомое инстинктом, бороться с которым было не в человеческих силах. Губы впились в губы, руки сплелись. Стоун чувствовал нетерпеливое нажатие ног, обвивавших его бедра, и это нетерпение говорило о желании, которое он вызвал и которое жаждал утолить.

Тэра отвечала на каждый толчок, на каждое исступленное движение внутри своего тела, все глубже и глубже падая в воронку сладкого водоворота, пока наконец из самых глубин этой воронки, из каких-то немыслимых недр не вспучилась гигантская волна и не подняла ее на своем гребне. Каждая клеточка ее была потрясена до основы своей, вес силы ушли на то, чтобы пережить необыкновенное упоение. Когда наслаждение отхлынуло, несколько секунд она не могла даже дышать и лежала обессиленная, все еще ощущая стихающие содрогания страсти, свои и Стоуна.

Когда она открыла наконец затуманенные глаза, Стоун смотрел на нее, опершись на локоть. Тело его влажно блестело, покрытое горячей испариной, глаза диковато поблескивали, ловя отблеск лунного света.

— То, что между нами происходит, требует напряжения всех сил, физических и душевных, так ведь, Тэра?

Не без усилия она заставила себя вдуматься в смысл вопроса. Стоун высказал то, что только что пришло ей в голову. Как ему это удалось? Он прочел ее мысли или… или сам испытал нечто подобное?

Должно быть, озадаченность отразилась у нее на лице, потому что он усмехнулся чуть слышно и потянулся отстранить с ее лба мокрый прилипший завиток.

— Я хочу ответить на то, что ты недавно сказала. В ту ночь, когда я нашел тебя лежащей без чувств рядом с мертвым доном Мигелем, я испытал что-то вроде откровения. Это был первый отголосок того, что я позже почувствовал к тебе, и я отнесся к нему скептически. Ты вряд ли помнишь, как, одурманенная настойкой из трав, ответила на мой поцелуй. Он был бесхитростным, невинным и в то же время пылким, он что-то разбудил во мне, что-то, в чем я и сам, быть может, не отдавал себе отчета. А потом мы встретились снова, и каждый раз как Джулия, сама того не ведая, толкала нас друг к другу, я делал еще один шаг к огню, которого инстинктивно опасался, чуждался из страха, что он оставит на мне след, от которого уже невозможно будет избавиться. Но избегать тебя я был не в силах. Держа тебя в объятиях, я испытывал нечто более важное, чем месть, твоя близость постепенно заслонила потребность свести счеты с виновником гибели отца и страданий матери. Раньше я никогда не задумывался о том, что могу быть счастливым, но внезапно стало ясно, что счастье возможно и для меня. Я уже не тот, каким был до встречи с тобой, Тэра. Прежний Стоун отправил бы тебя в Сент-Луис, чтобы спрятать от опасности, и это было бы благоразумно, но Стоун новый не в силах отказаться от единственной ценности, которую обрел за годы иссушающей душу жажды мести…

Он умолк и поднялся, чтобы одеться. Тэра могла только молча смотреть на него. Она знала, что наяву слышит все это, но не отваживалась поверить услышанному. Это не были слова любви, но по-своему именно в ней Стоун и признавался в эту минуту!

— Ты меня изводила и мучила, ты перевернула всю мою жизнь, перемешала все упорядоченное, все разложенное по полочкам, — продолжал он задумчиво, как бы размышляя. — Мне было непросто сделать выбор между делом всей предшествующей жизни и неистовым тяготением к тебе, но ты победила, Тэра. Ты вошла в мою кровь и плоть, заставляя надолго забывать о том, ради чего я, как мне казалось, жил раньше.

Стоун умолк и на этот раз молчал так, долго, что девушка тоже поднялась и подошла к лежащей поодаль одежде.

— Значит, ты не в обиде за то, что я отвлекаю тебя от твоей миссии? — спросила она, одеваясь. — В конце концов, это только справедливо, ведь и ты перевернул с ног на голову весь мой мир, все мои взгляды. Порой я совсем не узнаю себя!. Что мне делать, куда идти?

— Сюда, куда же еще! — засмеялся Стоун и привлек девушку к себе.

Это было интимное объятие, напоминающее о том, что они только что разделили. Одной рукой Стоун крепко прижал к себе бедра Тэры, другой запрокинул ей голову для поцелуя.

— Это далеко не все, что я хотел обсудить, но мы и без того провели здесь слишком много времени, — сказал он, отстраняясь. — Кто-нибудь может заметить наше одновременное отсутствие, и трудно будет придумать правдоподобное объяснение.

— Кто может заметить? — беспечно откликнулась Тэра. — В это время, кроме нас с тобой, бродят только призраки, ведьмы и оборотни.

Она воспользовалась случаем, чтобы зарыться пальцами обеих рук в густую темную поросль на груди Стоуна. Как-то сами собой руки ее двигались все ниже и ниже, пока не коснулись кромки брюк. Заметив выразительный блеск ее глаз, Стоун засмеялся и крепче привлек девушку к себе.

— Ты разбиваешь вдребезги все мои благие намерения! Завтра… нет, уже сегодня мне снова придется сесть в седло, и…

— Боже мой!

Восклицание: раздалось совсем близко, мгновенно разбив вдребезги чары, в плену которых находились оба. Они повернулись одновременно. Джулия стояла, прижимая ладонь ко рту, и на ее хорошеньком личике застыло изумленное выражение. Сердце Тэры болезненно сжалось, Стоун нахмурился, лихорадочно ища оправдания и не находя их. Джулия отступила и пошатнулась, словно земля колебалась у нее под ногами.

— Так вот, значит, как ты не можешь выносить его! — с трудом выговорила она, судорожным движением отводя руку и пряча ее за спину. — Так вот как ты стараешься избегать его! Я верила тебе все это время, верила, как круглая дура, а ты подло, как змея, подползала к Стоуну за моей спиной!

Девушка повернулась и бросилась прочь. Это было больше, чем Тэра могла выдержать.

— Джулия, Джулия! Постой! Я все объясню! Я не хотела, чтобы так случилось!

Она схватила подругу за руку, но та рывком высвободилась и уставилась ей в лицо с выражением, близким к отвращению.

— Не продолжай, я знаю все, что ты скажешь! Что я сама толкала вас друг к другу, так ведь?

Тэра тяжело вздохнула. Ей невыносимо было видеть слезы, текущие по щекам подруги, но она заставила себя встретить обвиняющий взгляд.

— Верь или не верь, но я понимаю все, что ты чувствуешь. Ты обижена и рассержена, ты чувствуешь себя преданной, и, наверное, оправданий мне нет, но поверь хотя бы одному. Я не хотела, чтобы так случилось.

— Не хотела, но допустила, так какая же разница! — выкрикнула Джулия.

Стоун наконец приблизился к девушкам. Рука его, как недавно рука Тэры, сомкнулась на запястье Джулии, и на этот раз, как та ни трепыхалась, вырваться ей не удалось. Глаза его сузились, рот упрямо сжался.

— Тэра, уходи! — скомандовал он и бросил ей взгляд, который исключал любую возможность протеста. — Возвращайся в палатку, а с Джулией я сам поговорю.

Несмотря на резкость, в речи его снова появился заметный техасский акцент, и Тэра поняла, что разговор коснется только данного происшествия, что Стоун не намерен открывать хотя бы часть правды о себе. Он снова был хозяином положения, и она послушно кивнула.

Пока она не исчезла из виду, Стоун так и стоял, молча глядя в залитое слезами лицо Джулии.

— Твое внимание мне льстило, милая, льстит и сейчас. Ты хозяйская дочь, а я простой ранчеро. Но сказать по правде, я с самого начала думал, что ты еще девчонка, которая пробует играть с нашим братом, не соображая своей глупой головой, что это опасно. За что ты злишься на Тэру? Она отбивалась, как могла, когда ты толкала ее ко мне в своих личных целях. Ты сделала все, чтобы как можно чаще оставлять нас наедине, не принимая в расчет того, что я из плоти и крови, что это может ударить мне в голову. Когда мы с Тэрой ссорились поначалу, когда она просила тебя отстать от нее со своими глупостями, ты меньше всего думала, к чему это может привести. Она готова была для тебя на все, она переступила через неприязнь ко мне, и ты не имеешь права ее упрекать.

Девушка опустила глаза, кусая дрожащие губы. Это были совсем не те слова, которых она ожидала. Она надеялась, что Стоун все объяснит к ее полному удовлетворению, скажет, например, что Тэрой только пользуется, а ее любит. Внезапно возмущение сменилось в Джулии чувством смущения, а потом и стыда. Она готова была безжалостно толкнуть подругу в постель Стоуну так же, как до этого подталкивала в его компанию. Она не имела права упрекать Тэру ни в чем, потому что ждала от дружбы только услуг, как бы далеко они ни вели. И подруга великодушно шла на поводу у каждого ее желания, фактически принося себя в жертву ее полудетскому эгоизму! Осознать это было мучительно больно, и девушка не понимала еще, что рождается ее новое «я».

— Лорен ходит за тобой, как опоенный, а ты его и в грош не ставишь, — продолжал Стоун. — Учти, так, как он, тебя уже никто любить не будет, потому что, девочка моя, любовь на дороге не валяется. И уж конечно, не каждый мужчина позволит собой играть, позволит бросаться то к нему, то к другому, сегодня решать то, а завтра это, изводить его капризами. Скажи спасибо, что тебе встретился такой вот покладистый парень. Мало кто из нас признает за своей избранницей свободу выбора. Видишь теперь, что все вокруг позволяют тебе топтать себя, играют в благородство? А вот мне это не по нутру, так что я скажу тебе все как есть. Мы год знаем друг друга, верно? Это срок немалый, и если бы нам суждено было столковаться, это уже случилось бы, и притом без сводни, в которую ты превратила свою подругу.

Стоун невесело усмехнулся и отер мокрые щеки Джулии, которая так и стояла перед ним, глядя себе под ноги.

— Вот что я тебе советую, милая: как увидишь Лорена, присмотрись к нему получше. Пора тебе повзрослеть и разобраться, чего ты хочешь. Если у парня нет и шанса, так ему и скажи, но учти, после этого ты его потеряешь, потому что он не останется на ранчо. Ты можешь оттолкнуть и Тэру, но только с чем ты останешься? Ни дружбы, ни любви. Я не могу быть и не стану заменой им двоим, потому что между нами попросту не могло ничего быть, и Тэра тут ни при чем. Винить тут некого, так уж сложилось, и у тебя нет другого выхода, кроме как принять это.

Тиски его пальцев на запястье Джулии разжались, он отвернулся и пошел прочь. Джулия смотрела ему вслед до тех пор, пока не стихли шаги, потом слезы полились неудержимым потоком. Еще несколько часов назад она чувствовала себя красивой, любимой, всемогущей и счастливой и вот теперь рыдала в одиночестве, униженная и оскорбленная. Ей было обидно, что она одна была так слепа, что Стоун и Тэра да и Лорен Маршалл относились к ней как к капризному, избалованному ребенку. Она разыгрывала из себя королеву, походя топча чувства других и не давая себе труда задумываться над последствиями своих поступков.

Но измениться полностью за несколько минут не удавалось никому, и по мере того, как поток слез иссякал, Джулия начала инстинктивно искать, на кого еще можно возложить вину. Потерять Тэру и Лорена было слишком невыносимо, туг Стоун был прав, но что касается его самого… он, в сущности, никогда и не был в ее жизни. Не желая полностью признавать жестокую правоту его доводов, девушка начала выискивать в них слабые места, что-нибудь такое, за что можно ухватиться, чем воспользоваться как поводом для праведного гнева, иначе окажется, что она одна способна на низость.

Тэра честно постаралась уснуть, но в ее состоянии это было попросту невозможно. Сцена у реки, внезапное появление Джулии не выходили у нее из памяти. Наконец она махнула рукой на сон. Тэра решила пробраться к палатке Джулии, но ее внимание привлекло отдаленное лошадиное ржание. Движимая любопытством, она поднялась на небольшой плоский отрог скалы, тот самый, за которым добрую половину ночи ранчеро выискивали и ловили отбившийся от стада скот. Инстинктивное чувство опасности заставило девушку со всей осторожностью заглянуть в небольшое ущелье. Три всадника трудились там вовсю, передвигаясь от одной группы связанных животных к другой и снимая путы.

Поскольку полная луна продолжала щедро заливать окрестности светом, всадники были видны, как днем. Что-то во внешности одного из них встревожило Тэру, сначала смутно, но потом, когда он снова вскочил на лошадь и двинулся дальше, тревога перешла в настоящий страх. До сих пор девушка видела этого человека только днем. Отчасти дело было в сходстве времени суток, отчасти в том, как он держался в седле — так или иначе, она вдруг поняла, кто хладнокровно убил безоружного старика.

В первый момент Тэра ощущала только непреодолимую потребность бежать, скрыться, но усилием воли справилась с порывом. Куда важнее было сообщить Стоуну о том, что животные, па поимку которых ушло столько времени и сил, как раз и должны были перекочевать в стадо Симпсона. Девушка досмотрела спектакль до конца, невольно качая головой при виде того, как легко злоумышленники управлялись с бычками и коровами, несколько часов пролежавшими без движения. Заводилой, разумеется, был сам Меррик Рассел, и внезапно Тэру осенило, как наутро он объяснит исчезновение сотни голов скота. Вина будет возложена на Ночного Всадника! Вот дьявол, с ненавистью подумала девушка, он все ухитряется обратить себе на пользу! Сколько сил вложил Стоун в образ призрака Пало-Дуро — и ради чего? В конечном счете он подыграл своему врагу в его махинациях!

Соблюдая все меры предосторожности, Тэра следовала за стадом вдоль гребня скалы. Животные были загнаны в небольшой загон, прилепившийся к основанию отвесной стены каньона, за чащей густого кустарника. Этого было достаточно, и девушка вернулась в лагерь. Ранчеро, Стоун в том числе, спали прямо под открытым небом, вокруг тлеющего костра, и ей не без труда удалось пробраться между похрапывающими работниками, распростертыми на тюфяках. Стоун спал каменным сном смертельно усталого человека. Исступленная физическая близость после многочасовой активности не прошла для него даром, и Тэра подумала, что вот так он и живет, ловя короткие часы, а порой и минуты сна — единственное, что позволяет ему выдерживать невозможное напряжение. Однако когда она коснулась его плеча, Стоун мгновенно проснулся! Еще не раскрыв глаз, он уже сжал и занес кулак, готовясь защищаться. Тэра испуганно отшатнулась, но первый же взгляд на се лицо заставил Стоуна расслабиться и даже улыбнуться.

— На твоем месте я бы воздержался от таких штучек, — прошептал он чуть слышно, хотя казалось, что потребуется артиллерийская канонада, чтобы разбудить ранчеро. — Вдруг в следующий раз я не сумею вовремя остановиться и оставлю печать кулака там, где желал бы оставлять только печать поцелуя. — Заметив, что девушка полностью одета, он озадаченно сдвинул брови. — Куда-то собралась? По-моему, до утра еще далеко. Насколько мне помнится, я отправил тебя спать.

— Мне не спалось, — прошептала Тэра в ответ и склонилась ближе, не забыв удостовериться, что никто не подслушивает. — Я услышала какие-то звуки в ущелье за скалой и пошла взглянуть, что там происходит. Меррик и пара его подручных освободили весь скот, который удалось разыскать этой ночью. Сейчас стадо в загоне, южнее, у самой стены… — Она помедлила в нерешительности, не зная, раскрыть ли личность убийцы, которая так внезапно стала ей ясна, подходящий ли это момент для откровений. — Это не все, Стоун, я должна…

Ковбой, спавший почти вплотную к ним, внезапно зашевелился и застонал во сне — его мучил кошмар. Оставаться дольше в кругу спящих мужчин было рискованно, и Стоун знаком приказал девушке вернуться в палатку. Понимая, что момент упущен, она молча подчинилась. Раздражение, вызванное внезапной помехой (она так долго готовила себя к разговору об убийстве!), сменилось облегчением. Утром, при свете дня, будет гораздо легче все объяснить.