Гребцы выбивались из сил. Корщик трафил попасть в свою губу[13], минуя «поливухи» — подводные камни у входа. Самых камней не было видно, но там, где они, волны взбивало в облака брызг и пены. Зуёк Кузьма вцепился в борт окоченелыми пальцами и ждал, что будет. Надвигался черный каменный берег. Напрасно корщик взывал «Побезтужьтесь, братцы», — ветер, с воем отпрянув от прямых стен пахт, гнал шняку неудержимо к закату: вода пошла на убыль; под берегом была толчея стоячих волн; чтобы не опрокинуло судно, корщик повернул к ветру. «Молись, братцы, богу — пришел последний час!» — крикнул он товарищам. Гребцы бросили грести. Кузьма, как шняка повернула по ветру, очутился лицом к морю и увидал, что давешний тралер снова идет теперь встречным курсом, отыскивая вход фьорда. Зуёк хотел крикнуть и не мог, оторвал насильно застывшую руку от борта и вяло махнул ею в сторону моря. Корщик взглянул туда, размотал с шеи шарф и стал им махать…
— Маши, братцы, може «асеи» нас вызволят. Самим не выботать.
Весельщик и тяглец тоже сняли шарфы и замахали ими…
Штурвальный матрос на тралере № 213 сказал Толстому Джонни:
— Справа по курсу, шкипер. Лодка терпит бедствие.
Толстый Джонни смотрел в бинокль, отыскивая вход фьорда в тумане брызг прибоя.
Рулевой повторил настойчиво:
— Справа по курсу, шкипер. Лодка просит помощи.
Толстый Джонни невнятно выругался и продолжал смотреть попрежнему вперед.
Это было чересчур. Кингстоунские рыбаки никогда не оставляют в беде без помощи товарищей, к какой бы нации они ни принадлежали. Рулевой самовольно скатал руля, и тралер повернул прямо на гибнущее судно к берегу…
Толстый Джонни оторвался от бинокля и отрывисто приказал:
— Лево руля.
Рулевой не шевельнулся. Толстый Джонни хотел оттолкнуть его от колеса. Рулевой свистнул и крикнул прибежавшему Джимми:
— Эй, кок, зови наверх ребят!
Джимми скатился вниз по трапу и засвистал, засунув пальцы в рот. Команда высыпала наверх.
— Лодка под берегом! — крикнул рулевой.
Рыбаки сразу поняли, в чем дело. Рядом с рулевым встал у колеса второй матрос, и Толстый Джонни отступил, крича, с револьвером в руке:
— Хорошо! Вы тоже пойдете ко дну…
Да, это было опасно. Там и тут под берегом косматыми белыми чудовищами стояли взбитые вокруг камней столбами облака пены и брызг. Джимми, стоя у мостика, увидел, что лодка, полузалитая водой, как будто бежит навстречу тралеру. На баке стояли наготове, отставив ногу и откинувшись назад с кольцами легостей[14] в руках, трое матросов. Передняя лебедка заработала.
— Эй, Джимми. — крикнул машинист, — садись на крюк! Как спущу — стропом за банку лодку!
Джимми сел верхом на нижний блок лебедки, держа в одной руке строп, другой он уцепился за цепь. Стрела лебедки тотчас вынеслась за борт, и Джимми повис над пенным морем.
— Держись, травлю! — крикнул машинист, и Джимми, перебирая рукой по цепи, ринулся в кипящую пену волн… Взвились змеи брошенных с тралера легостей. Джимми увидал руки, хватающие за веревки, крюк ударился о черное днище лодки, и Джимми свалился в нее, не выпуская из рук ни стропа, ни цепи.
— Джимми! Мальчик, крепи строп…
Ничего не видя. Джимми просунул строп под банку лодки и, ломая пальцы, надел жесткие петли на крюк… Хлынула волна. Джимми хотел крикнуть:
— U-р![15]
Вода ударила ему в лицо, наполнив рот. Из носу брызнула кровь, и кок не слышал крика сверху:
— Молодчина, Джимми!
Лебедка загремела. Сливая за борт потоки воды, шняка подымалась вверх. Корщика Бодряного едва не смыло, но его ловко поддел сзади багром матрос с тралера и распорол штаны.
— Не пори! Чтоб тебя так! — заорал Бодряной.
Матросы хохотали.
Через минуту Бодряной стоял уж у штурвала и показывал Толстому Джонни вход меж камней в фьорд:
— Так держи, — сказал Бодряной, положив руку на штурвал. — У нас просто: справа гора, слева гора, а посреди дыра!..
Шняка, поднятая на тралер лебедкой, стояла поперек на палубе меж спардеком и баком. Весельщик и тяглец грелись в камбузе.
Джимми очнулся от ощущения приятной сухой теплоты и увидал, что лежит нагой под шерстким одеялом; рядом с собой Джимми увидал лохматую, мокрую, как галка в ненастье, голову и серые испуганные глаза. Томми нагнулся сверху, поправил одеяло и сказал:
— Ничего! Лежите вместе. Согреетесь скорей…
Зуёк Кузьма спросил:
— Ты кто будешь?
— I say! Откуда ты свалился? — по-своему спросил Джимми.
— Тебя Асей, — а меня Кузьмой, будем знакомы.
И Джимми почуял протянутую для рукопожатия под одеялом голую руку. Джимми потряс ее, сказал:
— Койзмэн?! Отлично!