Глава 30 Яйцо Кощеево

Вперед, вперед, моя исторья!

А. Пушкин

Севергин и Курт встретились в маленьком кафе, которое выбрал немец. На этот раз Севергин представился вполне официально.

— А я сразу разглядел в вас разведчика, — расплылся в простецкой улыбке Порохью, — и не мудрено: ваша выправка делает вам честь. Так что вас интересует?

— Курт, расскажите мне все о Черносвитове. О его связях и странностях, о сплетнях вокруг его имени.

— А что взамен? — осведомился немец.

— У меня ничего нет, я гол, как сокол, по сравнению с вами.

— Не бойтесь, я не стану претендовать на ваше имущество. Меня по-прежнему интересует только одно: портрет погибшей девушки. И если вы хоть что-то узнаете о художнике, сообщите мне. Я умею ценить такие услуги.

— Хорошо, слово офицера…

— Уф, как напыщенно… Ладно, верю вам…

Итак, что известно? В настоящее время Касьян Ярославович возглавляет Российское отделение некоего общества. Это благородное собрание включало в свои ряды множество иных поэтов, мудрецов, политиков и ученых. После сложного кадрового расклада под началом Черносвитова, скромного музейщика, оказались сокровища этого древнего ордена, занесенные в Россию ветром Великой Отечественной войны. В его руках долгое время находились секретные папки из музея масонства в Нюрнберге. К нему попали и клейма старинной ювелирной фирмы, ввиду этого он может хоть каждый день «нести» золотые яйца Фаберже. Но было бы ошибкой полагать, что он один распоряжается этими богатствами: у него есть начальники и в Германии, и еще дальше — в Англии. Цепь тянется издалека. В России он лоббирует интересы своей группы, и влияние его огромно. Несколько десятков лет он единолично распоряжался архивом Розенкрейцеров.

Сознаюсь, я хитростью добыл несколько листов из этого архива, подкупив престарелую Мойру, вечно вяжущую чулок позади полотен Рембрандта и Веласкеса. Я во что бы то ни стало хотел разыскать могилу знаменитого Христиана Розенкрейцера и ради этого заказал строго определенные страницы архива.

— Строго определенные страницы?

— Да. Мне известны шифры Розенкрейцеров, они не менялись столетиями. Но безграмотная старуха вынесла мне совсем другие, полагая, что нет никакой разницы. Я не сразу догадался, почему она так поступила. Эта часть архива была вскрыта и долгое время пребывала неопечатанной. С этими папками работал сам Черносвитов. На внешней папке остались его пометки — секретный код общества.

— И что же?

— Я прочел листки, предложенные мне старухой. Среди них оказались извлечения из воспоминаний некого мастера Хея о поездке в Россию. Ничего особенного. Обычные фантазии путешественника и заказные отзывы о дикости русских. Мастер Хей, тайный старшина масонского цеха, был принят при дворе Алексея Михайловича и даже оставил теплые воспоминания о царской «баньке с музыкой». Мастер установил в покоях царя механическую куклу и, дабы заработать побольше денег, взял подряд на инженерные работы. В некоем монастыре ему было поручено сделать что-то вроде подземного шлюза, при этом в пещере, внутри горы, он видел множество драгоценностей и даже книгу, писанную на золотых листах.

В монастыре мастер Хей поставил водяное колесо и по собственному почину устроил механизм, запирающий вход в пещеру. Хей утверждал, что монахи даже не догадывались, на каком кладе почивали. К этому письму, адресованному тогдашнему Великому Мастеру Ложи, был приложен эскиз, напоминающий тайное захоронение внутри горы, ввиду чего моя седая Парка и решила, что это могильный холм.

— Это была карта?

— Нет, скорее план, похожий на пирог в разрезе.

— Где расположена эта гора?

— Эту гору он именует странно: Вельсхольм. Так, по его утверждениям, зовут гору аборигены.

— Велесов холм? Он говорит о Сосенском монастыре?

— Не помню… Возможно… В двойном переводе любое слово теряет свою форму. Я вернул эти страницы старой гарпии и объявил ей, что сделка не состоялась. Припоминаю, что на эмблеме монастыря, срисованной Хеем, была изображена восьмиконечная звезда, которую он сам называл «Звездой волхвов».

Откровения немца не оставили у Егора ни тени сомнения: Черносвитов знал о сокровищах Велесова холма. Теперь Егор лихорадочно выстраивал версию. Некоторые документы, вывезенные после мая сорок пятого, были исследованы только перед их возвращением, то есть не позднее зимы этого года. В результате в руки Черносвитова попала часть архива тайных обществ семнадцатого века. Из писем Брандта Хея он узнает о сокровищах Сосенского монастыря. Через своих агентов договаривается о начале реставрационных работ в монастыре. Он привозит оттуда часть икон и реставрирует их за счет музея. Возможно, он собирался наладить отношения с настоятелем и продолжить работы уже в самом монастыре. Он познакомил Ладу с Версинецким, когда узнал, что фильм будет сниматься в окрестностях Велесова холма. Но куда исчез Барятинский, и каким образом погибла девушка? Без ответа на эти вопросы, в картине следствия зияли удручающие бреши.

— Спасибо, Курт. — Севергин пожал руку Порохью.

Поздним вечером он набрал номер Флоры и вызвал ее на короткую встречу в сквере у разноцветного фонтана. Она появилась около полуночи, как всегда закутанная в плащ и не узнаваемая под темным капюшоном.

— Флора, я уверен, что Черносвитов имеет отношение к гибели Лады.

— Ты с ума сошел, Севергин. Ты что, допрашивал его? Как ты посмел? — Флора закрыла лицо руками. — Ты должен немедленно отказаться от ведения этого дела!

— С какой стати? Мне осталось лишь окончательно выяснить степень его вины в гибели твоей сестры.

— Оставь его, — глухо простонала Флора. — Он слишком опасен.

— Почему ты так говоришь? Ты его больше не любишь?

— Я ненавижу и боюсь его, — задыхаясь, говорила Флора.

— Тогда почему ты не бросишь его?

— Ты не знаешь всего, Егор. Я казалась тебе такой смелой, такой независимой… Но я всего лишь кукла… А кукла никогда не сможет уйти от хозяина. Он поставил клеймо на моей душе. Он знает мое, и только мое слово, я повинуюсь ему, как автомат.

— Слово? Какое слово?

— Тайное имя, такое же, как «Яхонт-Князь».

Егор вздрогнул.

— Вот видишь! — почти обрадовалась Флора. — Когда ты слышишь его, в твоей душе звенят знакомые струны, и ты вспоминаешь каждую минуту нашей любви. Я права?

— Права… Но не так уж он силен, твой Кощей. Я тоже знаю одно из твоих имен: настоящее.

— Ты? Откуда? — побелела Флора.

— Это старая-старая сказка, Флора. Берегись, Флора-Марена! Ты заигралась в страшную сказку и прозевала самое главное.

Севергин прощально поцеловал ее руку. Этот аромат еще долго будет мерещиться ему во всяком дуновении, в каждом цветке. В тот вечер он не поехал к Касьяну, отложив этот визит до того дня, когда, полностью вооруженный, он вызовет на бой Кощея, хранителя времени и золотых яиц Фаберже.

Загрузка...