Звезда заводской многотиражки 3

Глава десятая Только служебные отношения

Здоровяк качал права, зеваки галдели, молоденький милиционер с лицом отличника и зубрилы, периодически вставлял в общий шум требование предъявить документы и «Граждане, расходитесь, нечего тут шабаш устраивать!» Кажется, слово «шабаш» ему ужасно нравилось. Как и вообще эта вот наведенная суета.

Я несколько минут потоптался рядом с расширяющейся толпой. Потом понял, что ко мне как-то все давно потеряли интерес и сделал шаг в сторону. Никто даже внимания не обратил. Я пожал плечами, поднял воротник и неспешно зашагал по проспекту Маркса в сторону автовокзала. Вот ведь дурацкая штука… Когда едешь из Новокиневска в Закорск, то можно выйти пораньше, и окажешься прямо в центре. А вот по дороге из Закорска в Новокиневск автобус этой остановки не делает. Посадка только на платформе автовокзала. Новенького такого, блестящего. Который выглядит куда авторитетнее, чем в Новокиневске. Вот только есть у него один недостаток — топать от центра минут двадцать. Ну или можно автобуса дождаться, но городской транспорт в Закорске ходит совсем уж по причудливому графику. Пока ждешь, можно или ноги себе отморозить, или на последний автобус не успеть.

Неуловимой Нонны Самохиной уже третий раз не было на месте. Девочки из отдела кадров только разводили руками и лепетали что-то невразумительное. Вроде, мол, где-то тут, но отошла. В третий раз я потребовал показать мне, где ее стол, уселся на стул и устроился поудобнее.

— Что? — я оглядел удивленные лица девочек из отдела кадров. Ну как, девочек… Юных девушек среди них практически не было. Но кто скажет, что они мальчики, пусть первый бросит в меня камень. — Посижу тут и ее подожду. Вы работайте, работайте. Я вот тоже собираюсь поработать.

Я взял со стола Нонны ручку и открыл блокнот. Отдел кадров неспешно вернулся к своим занятиям. Кто-то пошел включать в розетку электрический чайник, кто-то вернулся к объяснению схемы вязания умопомрачительной кофточки, а кто-то — к животрепещущему рассказу одной из дам о вчерашнем свидании. Изредка прерывая его азартными вопросами «А он тогда что?!» и «А ты что сказала?!»

Ждать пришлось недолго, всего-то минут десять. Потом дверь скрипнула и в отдел кадров вплыла невысокая дамочка. Именно про таких, наверное, и можно сказать «интересная женщина». Красивой я бы ее не назвал вот вообще никак. Близко посаженные и довольно маленькие глаза, длинный острый нос, тонкие капризные губы. Но было в ней что-то такое… Когда смотришь, и не хочется в тот же момент отвернуться. Аура, магия, обаяние. Она была одета в фиолетовый брючный костюмчик, на шее — белый шелковый шарфик. Завязан замысловатым бантом и подколот брошью с россыпью аметистов. Волосы светлые, короткая стрижка, продуманная укладка. Лодочки на среднем каблуке. Сколько ей лет — сложно сказать. Я бы дал лет сорок пять на вид, но реальность Советского Союза была такова, что женщины здесь в принципе выглядели старше. И дело даже не в морщинах или плохой коже, а во взгляде. Кажется, что у большинства он становился взрослым прямо в день совершеннолетия. Будто где-то в СССР существовало специальное бюро, где серьезный взгляд выдавали под роспись. Исключения случались, конечно, но их было довольно мало.

— А вы, юноша, собственно, кто? — спросила Нонна, с недоумением остановившись рядом с моим столом.

— А я, Нонна Павловна, собственно, Иван Мельников, работаю в многотиражке, — ответил я, поднимаясь с ее места. — В вашем каталоге должен быть на странице сто двенадцать второго тома.

— …и с чувством юмора, — Нонна театрально вздохнула. — И что же вас ко мне привело? Поверить не могу, что мужчина с вашими данными может быть не устроен в личной жизни!

— Хм, как-то даже заманчиво воспользоваться вашими услугами, — я почесал подбородок. — Но я к вам по другому делу.

Отдел кадров замолк. Все замерли, прислушиваясь к нашему разговору.

— Нонна Павловна, может быть, прогуляемся до Ленинской комнаты или актового зала? — предложил я. — Чтобы мы могли побеседовать, и нам бы никто не мешал.

— Да вы беседуйте здесь, мы вам не помешаем! — сказала дамочка с соседнего стола.

Нонна театрально, по-гурченковски, рассмеялась, взяла меня под руку, и мы вместе вышли из отдела кадров.

— Ну так что у вас ко мне за дело? — кокетливо спросила она, когда мы устроились на заднем ряду пустого актового зала.

Я объяснил ситуацию. Что, мол, устроенная личная жизнь и отсутствие в ней проблем — это основа основ, что хорошо работают только те, у кого в семье полный порядок. И что родной завод должен быть таким местом, где тебя всегда тепло поддержат, потому что он, считай, вторая семья. Про публикацию писем и советы рассказал.

— Ну наконец-то хоть кто-то это понял! — она закатила глаза к потолку. — Я твержу об этом уже десять лет, а меня все клеймят свахой, мещанкой и пережитком капитализма… Что вы от меня хотите? Написать обо мне статью?

— Честно говоря, пока точно не уверен, — сказал я. — Для начала я хотел просто познакомиться, потому что то, что я про вас слышал, говорит о том, что мы с вами играем на одной стороне.

— А потом? — она хитро склонила голову и стала похожа на какую-то тропическую птицу.

— Можно мечтать сразу о грандиозном, да? — усмехнулся я. — Потом я бы хотел, чтобы к «Новокиневскому шиннику» вышло приложение, посвященное целиком и полностью только семье. Куда каждый одинокий человек мог бы дать объявление о знакомствах. И каждый месяц проводились бы вечера знакомств в танцами и чаепитием. Но давайте начнем с заметки про вас в газету.

— Ох… — глаза женщины стрельнули в сторону, будто она хотела оглянуться, не стоит ли кто-то у нее за спиной. — Вы, Иван, очень молодой. Вам кажется, что это вот так легко можно устроить…

— Не думаю, что легко, — сказал я. — Как раз наоборот. Но чтобы получилось пробить стену, мне нужна помощь опытного человека, то есть вас…

— Скажите, юноша, а вы все еще одиноки, да? — вдруг спросила она.

— Можно сказать и так, — усмехнулся я.

— А не будете ли вы против, если мы с вами немного… пошушукаемся про вас? — она хитро прищурилась. — Что-то мне вдруг показалось, что страница в моем каталоге о вас не до конца правдива…

С Мишкой я столкнулся на проходной. Он выглядел хмурым, смотрел себе под ноги и что-то бормотал себе под нос, будто репетировал грядущий серьезный разговор.

— Михась, здорово! — обрадованно сказал я. — Может, по пивку? Или пойдем ко мне, я тебе новой квартирой похвастаюсь.

На самом деле, я не надеялся, что он согласится. Когда у него был такой вот смурной вид, это означало, что у него какие-то проблемы в личной жизни, и его лучше не трогать, потому что он думает и решает, а решать он все привык сам. Но неожиданно он обрадовался. Просветлел лицом, бормотать что-то перестал. И даже хлопнул меня по плечу.

— А и правда! — сказал он. — Пойдем по пивку вдарим. Вроде ребята сегодня тоже должны подтянуться.

По его «ребятам» я не особенно соскучился, я бы предпочел только с ним пообщаться. Но выбрать особенно не приходилось. В общем-то, я понимал, что пытаюсь в одну реку дважды запрыгнуть. Не получалось у нас почему-то той самой задушевной близости, как раньше, в будущем. Черт его знает, почему… Но мне все равно нравилось проводить с ним время. Хотя бы потому, что там, в будущем, он уже погиб. А здесь — вот он. Живой, настоящий, ершистый и с бесконечными проблемами с девушками.

— Слушай, Михась, — начал я, когда нам нацедили по кружке пива, и мы заняли свое место за стоячим столиком у окна. — У меня есть женщина знакомая прямо-таки невероятной красоты. Как звезда кино. Можешь ее пофотографировать?

— Очень красивая, говоришь? — Мишка заинтересованно приподнял бровь. — А она знает о том, что ты хочешь заполучить ее фотографии?

— Еще нет, — усмехнулся я. — Я поэтому к тебе и пришел. Как ты убеждаешь девушек тебе позировать?

— Вот ты спросил! — Мишка задумчиво почесал в затылке. — Это же каждый раз по-разному выходит… С одной так, с другой эдак…

— А часто не соглашаются? — спросил я.

— Обычное дело, — хмыкнул Мишка. — В принципе, подход к любой можно найти, как мне кажется… Твоя красавица в кино сниматься никогда не мечтала?

Очень неплохой получился вечерок. Наверное, это потому, что никто из мишкиных «ребят» до пивбара сегодня не дошел. Так что сначала мы обсуждали высокое искусство фотографии, потом Мишка по секрету показал мне несколько листов пробных отпечатков смелой девушки, едва прикрытой прозрачным шелковым шарфиком. Потом мы как-то втянулись в общий разговор.

Ну и потом как-то само собой получилось, что я направился не к себе домой, а к Анне. Очень уж мне хотелось рассказать ей свою идею с фотографиями.

— Ну не знаю… — с сомнением протянула Анна и сразу как-то смутилась и натянула на себя простыню. — Фотографии… Мне как-то неудобно. Незнакомый человек…

— Милая, Мишка настоящий мастер, правда! — горячо заверил я. — А ты — изумительная красавица!

— Иван, у меня есть фотографии, — Анна отвернулась. — Я в прошлом году была в фотоателье, и мне сделали три портрета.

Кажется, я подхожу к теме с какой-то не той стороны. Надо бы сменить пластинку.

— Знаешь… Когда я учился в МГУ, то нам случалось бывать на мосфильме, — сказал я, откинулся на подушку и посмотрел в потолок. — И там есть куча фотоальбомов. По ним режиссеры подбирают себе актеров на роли… Но я это немного по-другому воспринял. Как антологию всех оттенков красоты. Которая сохранится потом на долгие-долгие годы. Я листал альбомы и смотрел на лица. И это было, знаешь, очень правильно. Многие из актеров из этих альбомов уже изменились и постарели. Но на их страницах они прекрасные и полные сил.

Я прикрыл глаза и вздохнул. Как будто от восхищения. В общем-то, мне даже играть не приходилось, потому что я сейчас и правда излагал свои собственные мысли. Открыл глаза. Посмотрел на лицо Анны. В свете накрытого покрывалом торшера она выглядела загадочной и задумчивой.

— Тебе никогда не казалось несправедливым, что в людей после смерти запоминают немощными и некрасивыми? — спросил я. Не ожидая, впрочем, ответа. — Человек прожил интересную жизнь. Совершил кучу героических поступков, любил, ненавидел, работал… А запомнили его склеротичным старикашкой с трясущейся головой. Несправедливо. Неправильно.

— Это ты что ли намекаешь, что я скоро стану старухой? — глаза Анны потемнели.

— Мы все когда-нибудь станем стариками и старухами, — я пожал плечами. — Никаких сюрпризов. И если мы сами не задумаемся о том, чтобы остаться в памяти будущих поколений красивыми и полными сил, то от нас останется только беззубый портрет на памятнике…

— Дурак! — Анна с размаху треснула меня подушкой по голове, вскочила с разложенного дивана и отошла к окну. — Ужасы всякие рассказываешь!

— Милая, ну давай сделаем твои фотографии! — я скатился на пол, встал на колени и молитвенно сложил руки. — Пожалуйста, хотя бы попробуй!

— Ну… — Анна смотрела в окно, обняв себя руками. — Ладно. Только у меня одно условие.

— Все, что угодно! — пообещал я.

— Ты пойдешь со мной, — твердо сказала она. — Твои фотографии мы тоже сделаем.

Я несколько секунд помолчал, вспоминая, какая ерунда получалась с моими фотками у Мишки. Дефекты, странные тени…

— Согласен, — кивнул я. В конце концов, речь у нас пока идет о процессе, а не о результате.

Я сидел за столом Антонины Иосифовны и слушал бормочущий селектор вполуха. Это стало уже таким привычным началом дня, что мне даже не приходилось внимательно прислушиваться, чтобы вычленить из совещания важные для газеты моменты. Передо мной лежала тетрадь. На одной странице я делал пометки по селектору, на другой — свои собственные. Тему с Нонной и всяческими знакомствами я пока поставил на паузу. Что-то мне здесь не нравилось. Что-то было такое слащаво-мещанское в этом гипотетическом клубе знакомств, нужно было как-то придать этому вопросу героический флер.

Надо было отвлечься. Занять голову чем-то другим. И потом еще раз перечитать свои мысли на этот счет со свежей головой. А пока…

В дверь редакции тихонько поскреблись.

— Входи, Галя, ты же знаешь, что я здесь, — сказал я, все еще глядя на исчерканную страницу.

— Откуда ты знаешь, что это я? — спросила комсорг, останавливаясь на пороге.

— Я умею видеть сквозь стены, — хохотнул я. — Ну что ты там встала, проходи, садись, жалуйся.

— Иван, — сказала она и посмотрела на меня серьезным взглядом. — Я хотела с тобой обсудить план мероприятий…

— Так он же уже утвержден, разве нет? — я поднял на нее взгляд. — Галя, давай ближе к делу. Опять профком палки в колеса ставит? Или что?

— Тридцатое января, — сказала она с нажимом.

— Что тридцатое января? — нахмурился я. Честно говоря, как-то из головы вылетело, что там у нас по плану было назначено.

— У нас запланировано мероприятие, — она вздохнула. — Конкурс талантов. Объявление висит уже неделю. Но никто не заявляется. А мне нужно будет отчитаться о проведении…

— Галя, — я выключил селектор, в котором как раз завершилось заседание. — У меня есть пара вопросов.

Взгляд Гали стал испуганным. Я подавил желание от нее как-нибудь отмахнуться или отделаться. Какие-то совсем другие дела меня захватили, совсем даже забыл о том, что думал, что надо бы занять активную позицию и двинуть по партийной линии. Вперед, к получению бонусов и преференций. До того, как в стране начнутся перемены.

Так, встряхнись, Жан Михалыч! Надо следовать плану, раз решил.

— Я тут мельком заглядывал в список заводского комитета комсомола, — нейтральным тоном сказал я. — И знаешь, что я там увидел?

— Что? — нахмурилась Галя.

— То, что меня там нет, — усмехнулся я. — Стоп-стоп, не надо делать такое лицо! Я же не сказал, что не буду тебе помогать, но тебе не кажется, что неплохо бы тогда придать мне какой-никакой официальный статус, а?

— Комитет комсомола избирается общим собранием, — сказала она.

— Ну так давайте соберем общее собрание и переизберем заново, — я пожал плечами. — Разве не очевидно, что нынешний комитет не справляется? Я видел этих людей на заседании, им же нафиг ничего не надо. Так зачем тогда…

— Ты что, правда не понимаешь? — Галя посмотрела на меня исподлобья. — Мы не можем просто взять и выгнать, например, Костю Гривцова. У него отец знаешь кто?

— Так, я понял, — я покивал. — Часть кресел заняты прочно и надолго. Но свободные места-то есть? Ты можешь, как глава заводской ячейки принять меня хоть на какую-то должность?

Галя промолчала и опусила глаза. Так, здесь все сложнее, чем я думал…

— Так, я понял, сейчас тебя волнует конкурс талантов, — я широко улыбнулся. — Давай сначала займемся им, а про должности как-нибудь потом поговорим, лады?

— Хорошо, — Галя кивнула и отвернулась. В уголках ее глаз что-то предательски блеснуло. «Как ее занесло на эту должность вообще?» — в очередной раз подумал я.

— Что ты написала в объявлении? — спросил я. — Кстати, а почему ты в газету это объявление не принесла?

Дверь открылась, и в редакцию вплыла главная редакторша. С видом задумчивым и мечтательным. Впрочем, как всегда, так что это ни о чем особенном не говорило. Но неожиданно рано, до начала ее рабочего дня было еще как минимум полчаса.

— Ой, Антонина Иосифовна, доброе утро! — я вскочил. — Сейчас я освобожу ваш стол. Селектор недавно только закончился.

— Да ничего, сиди, — она царственно махнула рукой. — Мне нужно кое-что напечатать… — ее прозрачный взгляд надолго задержался на Гале. — И еще, Иван, нам нужно кое-что обсудить…

— Я уже ухожу, Антонина Иосифовна, — засуетилась комсорг.

— Галя, подожди, мы с тобой еще не все решили, — сказал я и удержал ее за руку.