Глава восьмая Средство от одиночества

Дверь распахнулась почти сразу же, как я надавил на звонок, но когда Алла меня опознала, то тут же попыталась ее закрыть обратно. Ну нет, дорогуша! Ты вовсе не пацан дести лет, которому навыки «слушаться родителей, они не всегда фигню советуют» в жизни еще пригодится. Я успел подставить ногу.

— Чего тебе надо?! — прошипела Алла. Не изменилась она ни капельки, разумеется. Все такое же существо неопределенной половой принадлежности с тумбочкообразной фигурой. — Проваливай давай!

— Позовите Аню, — я удерживал дверь ногой и обеими руками в приоткрытом состоянии, а Алла с другой стороны, навалившись на нее всем телом, пыталась ее закрыть. — Вы же знаете, что я не уйду никуда!

Какое-то время Алла молча пыхтела, сосредоточенно пытаясь вытолкнуть своей ногой мою ногу. Я дверь не толкал, просто удерживал позиции, так сказать. Мне все-таки с ней поговорить нужно, и очень желательно, чтобы в разговоре присутствовал элемент доверия. А если я сейчас шибану ее дверью так, что она отлетит к противоположной стене коридора, а потом на ее лице еще неделю будет цвести фингал всеми цветами радуги, то вряд ли это придаст началу разговора нужную тональность.

Так что Алла пыхтела, я ждал.

И так минуты полторы.

Наконец, она сдалась. Опустила руки, отступила на шаг. Я приоткрыл дверь и протиснулся в прихожую.

— Тапки надень, — буркнула Алла, повернулась ко мне спиной и потопала на кухню.

— Алла, вы понимаете, что как-то страшно непоследовательны, — сказал я, переобуваясь в войлочные домашние тапочки. — Вы же сами мне сказали, что Аня пропала, ее украли и все такое. Мне казалось, что это нормально, если я зайду узнать, что случилось.

— Побеспокоился он, глядите на него, — глаза Аллы зло сверкнули. — Она, считай, неделю назад пропала, а ты только сейчас пришел.

Обеспокоенной она не выглядела. Взяла с плиты эмалированный чайник, заглянула под крышку. Выплеснула остатки кипяченой воды в стеклянный кувшин, выкрутила барашек с синенькой пимпочкой, сунула чайник под струю воды. Поставила, взяла с блюдца рядом с плитой коробок спичек.

— Чай будешь пить? — спросила она, пока я наблюдал за ее размеренными движениями. Кухонный танец, практически. Отрепетированная множеством повторений симфония. Каждый такт выверен и исполнен без единой фальшивой ноты…

— Чай будешь, говорю?! — уже погромче спросила Алла.

— А? — встрепенулся я. — С удовольствием.

Она не выглядела особенно расстроенной или обеспокоенной. Обычно люди, которые волнуются за близких, ведут себя немного иначе. Алла же была… как всегда. Сварливая, неприветливая, выражение лица — будто у нее под носом говном намазано.

— Я правильно понимаю, что Аня так и не вернулась? — уточнил я.

— Не вернулась, — буркнула Алла.

— А вы в милицию обращались уже? — спросил я.

Алла посмотрела на меня с таким видом, что мне даже на секунду стыдно стало. Как я мог задать этот тупейший в мире вопрос вообще?!

— Она как-то дала понять, что с ней все нормально? — спросил я.

— Ничего она не давала, — Алла села на табуретку напротив меня. Вода в чайнике зашумела. — Как ушла в тот раз, так и не появлялась больше.

— Вы как-то удивительно спокойны для человека, у которого близкий человек пропал, — хмыкнул я.

— Знаешь что, умник… — Алла зло прищурилась. — Ты что-то тоже не расшибаешься в лепешку, как я посмотрю. Тебе надо, ты и ищи. А я уже устала от этого вашего мельтешения.

Я промолчал. Она была права, кстати. Я и правда не разбежался спасать свою московскую подругу и соратницу. Я и сейчас-то зашел, потому что случайно рядом оказался по совершенно другому делу.

— Молчишь, да? — Алла подалась вперед. — Да до того как вы с Анькой нагрянули, у меня все было спокойно! А мне и нужно, чтобы было спокойно. И все эти ваши шуры-муры непонятные мне тут вообще ни к чему. Так что исчезла Анька, да и черт с ней.

— А вы не думаете, что ее похитили те же, кто и разгром у вас устроил? — спросил я. — И что это на самом деле ваши дела, а вовсе не ее?

— Что-то до вашего появления никаких таких дел не было, — кривя губы, проговорила Алла. Лицо ее и так не было образцом привлекательности, а с такой вот гримасой и вовсе стало уродливым.

— Ладно, выяснять сейчас, кто и в чем виноват, это какое-то тупое дело, — я вздохнул и махнул рукой. — Но может вы хотя бы приблизительно представляете, кто ее похитил? Или куда она могла пойти?

— Я же уже сказала! — прошипела Алла. — Эти все дела — ваши! Я понятия о них не имела. Я и так хожу под статьей, каждый день рискую, что вместо покупателя придет переодетый милиционер. И отправлюсь я тогда в места не столь отдаленные… А Анька — она не понимала. Вот и лезла все время, куда не просят.

— И все-таки… — мягко сказал я. — Если бы она убегала, то куда бы пошла?

— Да не знаю я! — заорала Алла. — Это же ты с ней с Москвы дружишь! Чего у меня-то спрашиваешь?

— Потому что спросить больше не у кого, — я развел руками. — Мне очень стыдно, что я сразу не прибежал. Да и вообще закрутился и забыл. А ведь Аня может быть в смертельной опасности.

— Спохватился, — буркнула опять Алла.

— Лучше поздно, чем никогда, — я пожал плечами. — Но если вы мне помочь вообще никак не хотите, то я пойду, пожалуй, в милицию. Заявлю о пропаже человека, расскажу все обстоятельства…

Я встал и даже сделал шаг к двери. Лицо Аллы побледнело, губы задрожали.

Должна не выдержать в какой-то момент.

Ну или я действительно пойду сейчас в райотдел милиции, он тут недалеко, я туда ходил за документами в стол находок. Накатаю заяву о пропаже Ани. В конце концов, это явно их работа, а вовсе не моя. Моя — статьи в газете писать.

Алла не выдержала, когда я уже почти дошел до двери. Бросилась за мной, схватила за руку.

— Нет, стой, — она с шипением выдохнула и поджала губы. — Чай не допил еще!

Я сговорчиво вернулся на кухню и сел на свое место. Алла молча налила поставила на стол две чашки, плеснула в каждую немного заварки из маленького чайника, потом разбавила ее кипятком. Плюхнула на стол открытую пачку печенья «Юбилейное».

Села. Сложила руки на столе.

— Ну вот чего ты от меня хочешь? — вздохнула она. — Пристал, как репей…

— Где искать Аню? — спросил я. — Если бы она сама сбежала, то куда бы пошла?

— В Закорск могла поехать к родителям, — буркнула Алла. — Адрес напишу тебе сейчас. Только если ее нет, ты их особо не тревожь. Аня — дурища с ветром в голове, а они у нас старенькие уже, им волноваться нельзя. У отца два инфаркта уже было.

— Ладно, — опять же сговорчиво кивнул я. — А еще? Вы точно не знаете, кто ей позвонил?

— Нет, — Алла помотала головой. — Ей постоянно кто-то названивает, как она вернулась. По межгороду несколько раз звонили. Телефон из коридора в комнату к себе забирала все время и секретничала. И парни еще постоянно. То один, вертлявый такой, пижон в клетчатом пиджаке, то второй… — она взяла свою чашку с чаем и сделала глоток. — Второй не показывался, не надо на меня глазами зыркать вот так. Слышала только, что голос мужской.

— И вы ее совсем не искали? — спросил я. И сразу пожалел, что спросил. Глупый вопрос какой-то от человека, который тоже забил на пропавшую внезапно подругу.

— Ты из меня тут чудовище не лепи, — сказала Алла уже совсем другим тоном. — Я ей и так помогаю, сколько могу. Жить к себе пустила, на работу помогла устроиться. Одеваю-обуваю, будто должна. И ни одного спасибо от Аньки ни разу не услышала. Одно только фырканье и упреки. Она, значит, королевишна, а я — позор семьи. И что-то ей не позорно при этом колбаску каждое утро на хлебушек класть и джинсы американские на попу натягивать. Так что, если найдешь Аньку, передай ей, пусть ищет другое жилье. Надоела она мне, сил нет. И это… знаешь еще что… Ты же все равно поедешь в Закорск, так ведь?

— Думаю, да, — задумчиво сказал я и кивнул. — Завтра выходной, вот и съезжу.

— Тогда я родителям посылочку собру, раз такая оказия! — Алла вскочила, торопливо утопала из кухни и принялась чем-то шуршать.


Я вышел из подъезда, поднял воротник и направился к остановке. По дороге оглянулся и нашел в бесконечном множестве светящихся окон бывшее свое. Желтые шторы подсвечены только с одного угла — у маленького меня над тахтой светилось маленькое бра. Окна кухни и второй комнаты были темными. Значит маленький я лежу, закутавшись в одеяло, и читаю книжку. А когда придут родители, скорее всего буду спать, уткнувшись в страницы. Мама на цыпочках подойдет к кровати, вытащить открытый томик у меня из-под щеки, закроет и положит на стол. А утром я буду возмущаться, что она опять забыла положить закладку, и теперь придется долго искать то место, где я остановился.

Я улыбнулся и пошел дальше. На пустыре вокруг ветер гонял крохотные снежные смерчики. Кроме меня прохожих не было. Только снежные «чертики», медовый свет фонарей и тьма. Там впереди, за Закорским трактом, еще не было других домов. Только овраги, куда мы по ранней весне лазали за пушистенькими ветками вербы, и стена леса вдалеке. Сейчас ничего этого не было видно. Только непроглядная тьма за дорогой. Через лет двадцать там вырастут настоящие бетонные джунгли, торговые центры из стекла и бетона, а сейчас…

Мне стало тоскливо. Наверное, я могу собой гордиться. Вмешался в ход истории, спас от смерти любимую, хоть и непутевую бабушку. И она теперь снова Наталья Ивановна. Жан выздоровеет, поедет к ней. И потом она снова будет его покрывать, когда ему вдруг вздумается прогулять школу. Он будет помогать ей возить тяжелые тачки с грязной посудой, играть с пациентами в шахматы и подслушивать разговоры в закутке между вторым и третьим этажом, где больные тайно себе устроили курилку, а врачи старательно делали вид, что не знали.

Все хорошо, ведь так?

Вот только… где теперь Елизавета Андреевна? Еще она непутевая неприкаянная душа, которую застрелили в девяносто восьмом на крыльце больницы шинников? Исчезла в небытие в тот момент, когда я вложил ей в руки перстенек с изумрудом?

Ветер швырнул снежную пыль мне в лицо. Я наклонил голову и зашагал быстрее.

Черт, ну почему этот пустырь всегда кажется таким бесконечным?!

Как будто уже целую вечность бреду тут один, сражаясь с ветром и бураном.

Один…

Что бы там ни произошло с Елизаветой, но здесь ее больше нет. Нет больше человека, которому я могу честно рассказать, кто я такой на самом деле. Для остальных я Иван Мельников. Даже для Веника, который зовет меня Жаном. Даже для Феликса и Ирины, которые слышали, что я там бормотал под гипнозом. Даже если я там и проболтался о чем-то, то они явно отнесли это к каким-то болезненным фантазиям ударенного мозга Ивана. Потому что правда… она… ну, в нее довольно сложно поверить.

Но ведь получается, что если случится что-то… эдакое… Кто-то сунет Ивану Мельникову в руки какой-то особенный предмет или скажет какие-то особенные слова, его разум тут же проснется и выкинет наглого квартиранта, в смысле меня, из своей головы. Так?

И что тогда со мной будет? Куда я денусь? Перемещусь в еще какое-нибудь тело или растворюсь в небытие? Рассыплюсь в пыль, как эти вот снежные вихри, которыми ветер играет, как хочет…

На тракте показались фары автобуса. Я припустил бегом, чтобы успеть. Иначе рискую окочуриться тут, пока буду следующий ждать. По выходным да еще и вечером автобусы не так уж и часто ходят. Как хотелось бы…

Запрыгнул на ступеньку, дверь захлопнулась сразу же за моей спиной, прищемив подол пальто. И водила сразу рванул с места. Я ухватился за поручень, чтобы удержать равновесие.

Перевел дух. Выдохнул. Сбросил в кассу пятачок, плюхнулся на свободное сиденье рядом с женщиной в бордовом пальто с воротником из чернобурки с лапками и натянутом на уши вязаном берете. На коленях она бережно держала авоську с зеленым ананасом и связкой зеленых же бананов. А что было в моей авоське, я даже и не знал. Алла завернула свою передачку в пять слоев газеты. Наощупь, вроде консервные банки.


Я остановился рядом с дверью своей квартиры и прислушался. Изнутри хор нетрезвых женских голосов выводил кто в лес, кто по дрова застольный хит про спустившегося с горочки милого в гимнастерке. О как… Похоже, у кого-то гости.

Я сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь и попытался проскользнуть в свою комнату незамеченным.

Но мне это не удалось. На скрип открывшейся двери из кухни вывалилось женское трио. В центре — хозяйка Дарья, а по бокам две незнакомые женщины. Типаж «тетки на корпоративе». Волосы завиты, глаза накрашены жуткими голубыми тенями, платья с блестками.

— Вот он, девочки! — заявила хозяйка квартиры взмахнув рукой жестом конферансье. — Лизка, что я тебе говорила? Настоящий красавец, ты глянь! И серьезный такой, не то что этот твой москвич!

— Добрый вечер, дамы, — я расплылся в приветливой улыбке.

— Иван! — Дарья высвободилась из объятий своих подруг и приобняла меня. — Ты должен с нами выпить! И закусить!

— Ммм, от таких предложений не отказываются! — я подмигнул и попытался освободиться. — Дааарья Ивановна, ну дайте я хоть пальто сниму.

— Пальто — это ерунда и пережиток капитализма! — заявила другая женщина. — Сначала по рюмочке, пальто потом!

— Лизка, ты как всегда зришь в корень! — хозяйка со значением подняла палец.

— В корень, да-да, — захихикала вторая подруга. — Я бы даже сказала, в корешок…

— Иван, мы празднуем Лизкин развод! — сказала Дарья прямо мне в ухо и похлопала меня по плечу. — Она бросила своего вертлявого москвича и теперь снова свободная женщина. Лизка! За тебя… А чего мы тут стоим? Пойдемте же немедленно к столу!

В этот момент Лиза тряхнула головой, похлопала ресницами и как-то странно на меня посмотрела.

— Какое-то знакомое у вас лицо… — сказала она. — Мы раньше нигде не встречались?

Загрузка...