Звёздотрясение

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:55:16 GMT

Когда спасательная экспедиция вернулась после успешно выполненной миссии, командующий восточнополярной космической станцией организовал прием для адмирала Скользящего-среди-Звезд и его подчиненных. Среди прочих к ним присоединились адмирал Млечный Путь и несколько глав секстантов из Законодательного Совета.

Утесный Паук прилежно начистил свои инженерные знаки отличия, украсил кожу стильным – по словам Текучего Песка – узором из серебристой и желтой красок, закрыл оставшиеся сфинктеры самосветами и погрузился в тяготы официального мероприятия.

Прием начался с оборотного пира и продолжалось три дотоборота. Пищевые коврики были завалены таким количеством блюд и напитков, что ими можно было до отвала насытить вялотела. Зажаренный целиком малек, карманы которого были набиты орехами треножника, а шрам от аварии скрыт аппетитным гарниром; кубики вялотела, маринованные в пикантном соусе, до которого Утесному Пауку не было никакого дела; ломтики невиданного для него фрукта, украшенные сверху квашеными яйцами минипанцирника; и корзины, с горкой наполненные крошечными пакетами с игристым соком из Белой Скалы. Утесный Паук взял себе два пакета и вскрыл один из них внутри кормовой сумки. Изысканный вкус крепкого мякотного напитка усиливался фонтанами энергии от делящихся ядер урана, добавленных непосредственно перед упаковкой дистиллята. Утесный Паук оставался до самой кульминации, во время которой адмирал Млечный Путь провел торжественную церемонию повышения адмирала Скользящего-среди-Звезд. Три лидера секстантов вместе с тремя офицерами космических сил выстроились вокруг Скользящего и по очереди заменили каждую из двенадцатиконечных звезд на двухзвездный знак отличия. Скользящий воспользовался этой возможностью, чтобы выбрать себе новое имя. Отныне его звали Разрезателем Стали.

Когда Период Шулера начала строить ему глазки, Утесный Паук решил, что больше ему здесь делать нечего. Она выпила уже как минимум два лишних пакета с мякотью и теперь пыталась заманить его к себе в каюту, чтобы отведать запасы из ее личного шкафчика. Она была недурна собой, да и он сам был не прочь по ней потоптаться, но Утесный Паук дал себе обещание никогда не связываться с госслужащими. Его бизнес был слишком тесно связан с правительством. Он улизнул, пока Период Шулера восхищалась новыми звездами Разрезателя Стали.

Дотоборотом позже Утесный Паук, избавившись от своего пышного убранства, уже находился на пусковой палубе космической станции, дожидаясь, когда его заберет корпоративный шаттл Паутинных Конструкций. Пусковая палуба располагалась со стороны Яйца. Взглянув на свой сияющий дом, он попытался разглядеть города. С расстояния в 406 километров они выглядели, как размытые участки на желтой коре, и единственным, что выделялось на общем фоне, был холодный островок восточнополярных гор с выраставшим из них Космическим Фонтаном.

Вершина Космического Фонтана располагалась на высоте 405900 метров, в то время как восточнополярная станция двигалась по синхронной орбите радиусом 406300. Так как космическая станция находилась немного в стороне от Фонтана, он мог видеть не только ядро будущей Верховины, но и длинный стебель, удерживавший ее над восточнополярными горами. Прямо у него на глазах от платформы внизу отделилась светящаяся точка. Она начала было уплывать на запад, но двигатели вернули ее на положенное место под космической станцией. Затем точка стала укрупняться и превратилась в шаттл Паутинных Конструкций, который совершил посадку на стартовой палубе. Утесный Паук узнал пилота: им оказался Тяжелое Яйцо, один из начальников смены, руководивший персоналом на Верховине Фонтана. При такой близости между станциями перелет с одной на другую не требовал навыков специально обученного летчика. И это очередной пример того, как Космический Фонтан перевернет само представление о путешествиях на Яйце.

Утесный Паук двигался по искривленному пандусу, благодаря которому его тело могло постепенно переключиться с гравитационного поля черной дыры в центре космической станции на поле крошечной сингулярности в центре четырехместного шаттла.

– Как идет работа, Тяжелое Яйцо? – спросил Утесный Паук.

– Как смазанный скороход, босс, – ответил Тяжелое Яйцо, совершая вертикальный взлет из углубления в зоне пусковой площадки. – Мы движемся куда быстрее графика. Три оборота назад мы остановились всего в ста метрах от высшей точки. Я велел бригаде Верховины привести себя в достойный вид перед церемонией торжественного завершения работ. Главный инженер говорит, что там будет целая уйма больших значков – и из Рая Светила, и из космических сил.

Утесный Паук отнюдь не горел желанием посещать очередной офицаильный прием, особенно если платить за такое мероприятие придется ему самому; но все это было частью их работы. Они причалили к полусферической люльке, расположенной у центра 50-миллиметрового диска, который был покрыт деловитыми рабочими, медленно достраивавшими его до огромной 200-миллиметровой платформы; впоследствии ее предполагалось оснастить невысокими стенками, разделяющими ярус на офисы и жилища операционной бригады, а также магазины и заведения общепита для пассажиров и туристов. Этот ярус был самым верхним из трех, составлявших платформу Верховины, где грузы и пассажиры будут перенаправляться от Фонтана к другим космическим станциям и обратно.

Вместе с Тяжелым Яйцом они сползли со сферического шаттла на плоский ярус Фонтана.

– Все-таки приятно снова оказаться на ровной поверхности после стольких оборотов на кривых палубах, – заметил Утесный Паук.

– Понимаю, – согласился Тяжелое Яйцо. – Я никогда этим черным дырам не доверял. Как по мне, нет ничего лучше гравитации Яйца, даже если она слабее обычного.

– Когда будете достраивать платформу, проследи, чтобы твои рабочие остановились на отметке в сто метров, – предупредил его Утесный Паук. – На такой высоте гравитации Яйца все еще хватит, чтобы сохранить нашу целостность. Но если подниметесь еще на триста метров, то сила тяготения упадет до нуля…

– И вжух! Мы станем размером с людей.

– Скорее уж станем облаком плазмы, – заметил Утесный Паук. – Здесь, на Верховине, дела идут неплохо, давай-ка спустимся на лифте до среднего яруса.

Они направились к специальному грузовому лифту, зарезервированному для эксплуатационного персонала. Коврики перед дверью распознали подошву Тяжелого Яйца и пропустили их внутрь кабины. Остановившись на среднем ярусе, они переползли в просторный зал. Платформа под их подошвами вибрировала от энергии. Потолок вышележащего яруса не охлаждался для имитации неба и просто был выкрашен в серебристый цвет. Это немного помогало, но Утесный Паук, даже будучи опытным инженером, испытывал тревогу при мысли о нависавшей над ними конструкции.

Неподалеку раздался громкий лязг.

– Выбросы все еще случаются? – спросил Утесный Паук.

– По три-четыре раза за оборот, – ответил Тяжелое Яйцо. – Главный инженер велит нам собирать их и передавать в Контроль качества. С восходящим отражателем на платформе 200 были какие-то проблемы, но их уже исправили. Теперь Контроль качества говорит, что мы просто отсеиваем бракованные кольца.

Они приблизились к массивной трубе, которая вырастала из платформы, широкой дугой поднималась вверх, касаясь потолка, а затем шла вниз и снова вдавалась в пол, но уже в другом месте. Шесть таких труб симметрично располагались относительно центра платформы. В стоящем поблизости контейнере находилось светящееся от жара кольцо, подвешенное в магнитном поле. Молодая разнорабочая вылавливала кольцо при помощи крючка. Как только кольцо оказалось на платформе, она втянула манипулятор внутрь тела, чтобы охладить.

– Светильское дерьмо! – выругалась она. – Это глазососное поле-уловитель жжет, что надо!

Она не сразу заметила их приближение на шумном ярусе, но теперь увидела Паука и Яйцо одним из своих глаз. Она не знала, кем был этот незнакомец, но судя по висящему на его коже металлу, он наверняка входил в число важных персон. Она вытащила манипулятор, который все еще покалывало от боли, и подняла кольцо.

– Я доставлю это прямо в Контроль качества, босс, – сообщила она.

– Подожди немного, новичок, – остановил ее Утесный Паук. – Я хочу сам его ощупать. – Юная работница взглянула на своего начальника, который указал глазами в направлении платформы. Она опустила кольцо, и на него затек «большой значок».

Кольцо было довольно большим, в половину диаметра чила. Изготовленное из тщательно отполированного, стабилизированного монополями сверхпроводящего металла, оно представляло собой точнейшую деталь тонкого механизма. Когда такое кольцо подбрасывало вверх почти с полусветовой скоростью, оно испытывало колоссальные перегрузки. Любой дефект в его гладкой поверхности могу вызвать локальный нагрев и привести к потере сверхпроводящих свойств.

– Вмятин нет, но снаружи есть одна точка перегрева и микроскопическая трещина напряжения, – заметил Утесный Паук. Он сполз с кольца, после чего работница забрала его и унесла прочь. Затем Утесный Паук перетек к боковой части восходящей трубы и заглянул в смотровое окно. Освещенная сияющим металлом трубы – не выше комнатной температуры, – процессия холодных серебристых колец сливалась, создавая иллюзию твердой колонны, медленные волнообразные движения которой доказывали, что в действительности это живой поток. У самой поверхности кольца взлетали почти с половинной скоростью света, но поднимаясь все выше, замедлялись под влиянием колоссальной гравитации Яйца и слабого притяжения каждой из отклоняющих платформ. Но даже на уровне Верховины их скорость достигала отметки в одну двенадцатую скорости света.

Утесный Паук пристально посмотрел наверх, где виднелась черная пустота холодного магнита, который разворачивал кольца, направляя их обратно к поверхности Яйца. Какое-то время он внимательно наблюдал за движением колец.

– Поток довольно равномерный, – наконец, сказал он. – Думаю, в каждом ускорительном сегменте есть по кольцу.

– Во время последнего выходного оборота в Восхождении Скорохода управляющий наземным комплексом хвастался, что они добрались до отметки в три-одиннадцать.

– Твоя бригада прекрасно справляется со своими обязанностями, – заметил Утесный Паук. – Я бы хотел прокатиться вниз.

– У нас есть запасные лифты, – ответил Тяжелое Яйцо. – Я подготовлю один из них. У меня уже почти выходной, так что я вас отвезу.

Они спустились на лифте к нижнему ярусу. Здесь предполагалось разместить зону трансфера для пассажиров, поэтому потолок был черным, с имитацией звездного неба. Лифты Космического Фонтана поднимались на потоках колец не выше этого уровня, в то время как сами кольца летели вверх дальше, до поворотных магнитов, расположенных ярусом выше. Далее пассажиры и грузы попадали в лифты поменьше, которые доставляли их на верхний ярус, а основные подъемники тем временем отсоединяли от потоков, отодвигали от дыры в платформе и складывали штабелем, пока кому-нибудь не потребуется спуститься на поверхность Яйца.

Пока Утесный Паук наблюдал за происходящим, один из лифтов извлекли из штабеля, установили на глайд-рельсы и начали отодвигать от центра платформы на несущие рычаги, пока его отклоняющие катушки не окружили трубы, внутри которых двигались потоки колец. В целях безопасности каждый из лифтов использовал три таких потока. Затем опорные рычаги втянули обратно, и лифт слегка зашатался, передав нагрузку кольцам. Какой-то рабочий торопливо тащил пандус, чтобы закрыть трещину между платформой и кабиной лифта. Утесный Паук помахал ему глазным стебельком.

– Прибереги это для ползающих по коре, – произнес он, перелетая через трещину шириной в шесть микрон. Он попытался сосредоточить свои глаза на какой-нибудь далекой цели, но часть их упорно хотели смотреть вниз, на Яйцо, плывущее в 406 километрах под его подошвой.

Чего только не приходится делать начальнику, чтобы поддерживать уважение подчиненных, – сказал он самому себе.

Тяжелое Яйцо активировал систему управления лифтом. Труба, закрывавшая поток колец, закончилась сразу же после того, как они миновали нижний ярус, и теперь в их серебристом течении виднелось отражение сияющей коры Яйца. Если не считать первой сотни миллиметров, где при помощи вакуумных трубок кольца защищали от излишнего нагрева в разреженной электронно-железистой атмосфере Яйца, в башне не было ни одного твердого элемента и даже скелетного каркаса – только движущиеся кольца.

– Босс, если не возражаете, у меня еще остались кое-какие обязанности, которыми я бы хотел заняться, пока мы едем вниз, – сказал Тяжелое Яйцо.

– Работа прежде всего. Все было бы иначе, будь я пассажиром, который платит за поездку из своего кармана.

– Мне нужно закончить проверку этого лифта, а потом доставить одну деталь вниз, на платформу 40.

– Что за проверка?

– Управление селектором потоков, – ответил Тяжелое Яйцо. – Прямо сейчас мы перемещаемся на всех шести. На восходящих тянем, на нисходящих – толкаем. Мне просто нужно проверить, что если один из потоков начнет сбоить, и сопряжение не удастся отключить автоматически, мы все еще сможем сделать это вручную.

Утесный Паук не переживал. Он прекрасно знал эту часть проекта. В теории лифт мог левитировать даже на одном потоке, однако при плохой балансировке последнего необходимость в перераспределении крутящего момента могла вызвать проблемы на следующей отклоняющей платформе. Двух из трех потоков было более, чем достаточно для плавной поездки. Он с интересом наблюдал, как Тяжелое Яйцо поочередно отключает каждое из устройств сопряжения, проверяя реакцию оставшихся пяти, когда те брали на себя нагрузку лифта. Затем Тяжелое Яйцо выключил все три нисходящих сопряжения и прокатился только на восходящих потоках. Наконец, он сменил конфигурацию на противоположную, и лифт переключился на нисходящие потоки, без каких-либо заметных отклонений в движении.

– Здесь все в порядке, – сообщил Тяжелое Яйцо. – Мы приближаемся к Платформе 40.

Когда Утесный Паук услышал десятичное число в названии платформы на отметке в сорок километров, у него непроизвольно задергались глазные стебельки. На Яйце все измерения, использовавшиеся в инженерных целях, выражались в двенадцатеричной системе счисления – все, кроме расстояния. Метры, километры и миллиметры чила унаследовали от людей, и эти единицы, по-видимому, намертво закрепились в их культуре, несмотря на многочисленные попытки перейти к неметрической системе мер, в которой все единицы легко поддавались подсчету в силу кратности числу двенадцать.

Тяжелое Яйцо плавно затормозил лифт. Небольшая рабочая бригада занималась ремонтом запасного отклоняющего устройства для четвертого восходящего потока. Утесный Паук скользнул к краю платформы. Здесь гравитационное ускорение была куда сильнее, примерно одна шестнадцатая от уровня на поверхности Яйца. Он выглянул за границу барьера. На высоте сорока километров он мог разглядеть очертания Восхождения Скорохода и расположенную к востоку километровую полосу Трамплинного Кольца, которая вскоре должна была доставить его домой. Он так и не получил весточку от Текучего Песка, а значит, Лесси, скорее всего, была еще жива, но Утесного Паука беспокоил вопрос, достаточно ли она сохранила свой рассудок, чтобы его узнать.

Когда Утесный Паук, наконец, вернулся домой, уже близилось время оборотного пира. Стоило входной двери скользнуть в отведенное ей углубление, как его тут же окружил целый рой шмыгающих крадунов. Там была даже Лесси, которая сползла с коврика у духовки, как только услышала шарканье, с которым Паук двигался по улице. Семейство Лесси разрослось, пополнившись группкой мальков. Сами они еще ни разу не видели Утесного Паука, но это вовсе не помешало им примкнуть к радостной толпе, с мальковой энергичностью вытекавшей из входных и выходных отверстий в стене. Он снова и снова кружил их по контуру глаз, пока они, наконец, удовлетворившись, не угрохотали прочь. Катышек о нем, похоже, забыл, потому что опять спрятался позади Слякотки, который в этот момент как раз пробивался сквозь магнитную ограду, защищавшую аппетитную зонтичниковую клумбу. Утесный Паук подполз к миниатюрному вялотелу и, отрастив большой костный манипулятор, с силой врезал Слякотке по броневому щитку чуть пониже глаз.

– А ну-ка назад на лужайку! – рявкнул он.

Слякотка втянул глаза на боку, обращенном к участку, засаженному зонтичниками. Без постоянного напоминания об этих растениях его крошечный мозговой узел быстро забыл о саде, и вялотел поплелся в обратном направлении к лужайке, где продолжил свою методичную жевательно-сосущую работу. Теперь, когда вялотел направился в нужную сторону, у Паука появилось время, чтобы взглянуть на свою садовую композицию. Текучий Песок, должно быть, отчасти преуспел в разведении фонтанников, ведь сейчас в центре круглого участка располагался довольно высокий экземпляр, вокруг которого в форме шестиугольника росло еще шесть. Все семь растений извергали энергичные колонны искр. Наконец, он заметил кое-что странное. Возможно, он бы и не обратил на это особого внимания, если бы он только что не вернулся с восточного полюса. Искрящиеся столбы всех семи фонтанников были направлены точно вверх. Это казалось весьма необычным, ведь магнитное склонение в этой части Яйца составляло почти сорок пять градусов.

– Текучий Песок! – забарабанил он по коре.

Из дальнего угла здания пришел грубоватый ответ. – Вы почти вовремя.

Древнее чувство слежения, встроенное в чувствительную подошву Утесного Паука, моментально произвело триангуляцию источника звука, определив, что Текучий Песок находится в северо-восточном углу горшечного корпуса. Теперь, когда его внимание было сосредоточено на этом участке окружающей территории, подошва Паука смогла засечь рядом с Текучим Песком движение другого существа. Он переполз внешний двор, направляясь к противоположному краю обширного строения.

– Какая невероятная коллекция фонтанников, – удивился Паук, заворачивая за угол горшечного корпуса. – Один из них выглядит так, будто растет уже с полдюжины оборотов. Как тебе это удалось? И как ты заставил их стрелять вертикально вверх?

– Мне немного помогла она, – ответил Текучий Песок, и его глазные стебельки дернулись в направлении незнакомки. Она была крупной и даже немного грузной самкой, которая уже явно миновала пик репродуктивного возраста, но все еще была не готова бросить работу и посвятить себя заботе о мальках. Когда она заговорила, обычное движение ее глазных стебельков сменилось приветственной фигурой в форме сходящейся волны.

– Меня зовут Нуль-Гаусс, я доктор магнетики в Институте Внутреннего Ока, – представилась она. – Я изучаю влияние магнитного поля на растения Яйца.

– Значит, это на вашем жилище обитает расщельник, который вы научили карабкаться по лесенке из опор на окне?

– Так и есть, – ответила она. – Когда Текучий Песок пришел ко мне, чтобы расспросить о моей методике, я узнала, что у вас есть коллекция необычных растений. Пока вас не было, мы весьма интересно провели время. Я рассказала о разных трюках с магнитным полем, которые помогают в дрессировке животных и растений, а Текучий Песок, в свою очередь, снабдил меня несколькими новыми видами растений, которые вы успели собрать за время путешествий по Яйцу. Они стали не просто украшением моего сада – некоторые оказались ценным материалом для моей исследовательской работы в Институте.

– Я вижу, вам двоим и правда удалось продлить жизнь фонтаннику в передней круговой клумбе, – заметил Утесный Паук. – Что вы сделали?

– Я принесла большую сверхпроводящую катушку с незатухающим током, и мы закопали ее под корневой системой фонтанника. Катушку мы расположили под углом, чтобы ее магнитное поле в сумме с полем самого Яйца дало вертикальную результирующую. Теперь струя искр может подниматься строго вверх, как и в своей исконной среде на восточном полюсе.

– Пришлось потрудиться. Но в итоге фокус удался, – нехотя добавил Текучий Песок. – Тот фонтанник продержался больше дюжины оборотов и все еще продолжает расти. Максимум, что мне удавалось до этого, – три оборота. Не стоило и трать силы на их рассадку.

– Видимо, мои растения лучше всего чувствуют себя в условиях, похожих на знакомую им среду обитания, – заметил Утесный Паук.

– Необязательно. В своей институтской лаборатории, – объяснила Нуль-Гаусс, – я выяснила, что многие растения развиваются быстрее и выглядят более здоровыми, когда на них вообще не действует магнитное поле.

– Вообще не действует? – Ее слова пробудили инженерное любопытство Паука. – Как вам этого добились? Скомпенсировали магнитное поле Яйца, посадив растения в центре катушек Гельмгольца?

– В качестве основы я действительно использовала пару больших катушек Гельмгольца, – ответила она. – Но они обнуляют поле лишь в самом центре. Уже на расстоянии нескольких микрон компенсация становится настолько неточной, что поле начинает затрагивать растение. Посередине катушек я построила особую комнату, покрытую сверхпроводящими экранами; благодаря этому мне удалось обнулить поле Яйца в достаточно большом объеме, чтобы одновременно проводить испытания над несколькими дюжинами растений.

– Не понимаю. – Глаза Утесного Паука дергались от замешательства, пока его инженерный мозг пытался представить, как соорудить такое помещение. – Полагаю, можно и правда построить комнату, в которой и пол, и стены будут сделаны из высококачественного сверхпроводящего материала, но даже при очень высоких стенах краевые поля проникнут внутрь через верх. Такое решение не сработает.

– Я не имела в виду обычную комнату, открытую сверху, – ответила Нуль-Гаусс. – Моя лаборатория находится под корой и сверху накрыта сверхпроводящим куполом на манер «потолков» и «крыш» в строениях, где живут и работают люди.

– Меня бы вы в таком месте работать не заставили, – пробормотал Текучий Песок. – Я не доверяю тому, что висит над моей верховиной.

– Купол искусственно охлаждается для имитации прохладного неба, – объяснила Нуль-Гаусс. – Мне это очень помогает во время работы. Раз потолок темный, как само небо, значит я его не вижу, и мне проще сделать вид, что его там нет.

– Это, должно быть, весьма любопытная конструкция, – сказал Утесный Паук. – Полагаю, для поддержки куполов там используются колонны и двойные своды, прямо как в человеческих соборах. Насколько она большая?

– Это квадрат со стороной в тридцать миллиметров и колоннами через каждый сантиметр. Высота купола – пять миллиметров, – ответила она. – Хотите взглянуть? – Помедлив, она добавила: «Мы ограничиваем прямой доступ к комплексу, так как при каждом входе внутрь проникает частичка магнитного поля. Но у нас есть целая система камер с удаленными управлением, при помощи которых можно заглянуть в любой уголок лаборатории.

– Мне бы хотелось увидеть вашу лабораторию, – сказал ей Утесный Паук. Он проводил ее обратно: от комнат с горшками, минуя сады, к парадной двери своего жилища. Слякотка тихо постригал лужайку, но Катышка с крадунами здесь не было. Стоило ему, однако же, активировать входную дверь, как вокруг стало не протолкнуться от крадунов. Используя свое тело в качестве преграды, не дававшей им выбраться на улицу, Утесный Паук сопроводил Нуль-Гаусс к выходу из жилища, впервые коснувшись тела дородной самки.

К ним подполз Текучий Песок, который стал отгонять крадунов от двери и тарабанить им вслед. – Вы не можете уйти прямо сейчас. Вы же только что вернулись. Даже не прочитали почту. Сообщений, на которые нужно ответить, набралось уже, наверное, шесть дюжин.

– Ими я займусь позже, – ответил Утесный Паук, ведя Нуль-Гаусс по наклонной стене в сторону Института Внутреннего Ока.

– Одно из них прислал отборочный комитет по омоложению, – крикнул Текучий Песок. Утесный Паук остановился, но затем продолжил движение по улице, погруженный в молчаливые размышления.

Нуль-Гаусс привлекла его внимание электронным шепотом, от которого защекотало в боку. – Я под впечатлением. Имена тех, кто прошел отбор для процедуры омоложения, комитет начал разглашать всего дюжину оборотов тому назад. Вы, должно быть, в числе первых кандидатов.

– Список, скорее всего, немаленький, – заметил он.

– Нет, – возразила Нуль-Гаусс. – Из моих знакомых ученых Института в списке значится всего один. Имейте в виду: процесс настолько дорогостоящий и затратный по времени, что омоложение можно проводить не чаще одного раза за три оборота – другими словами, за целый колосс пройти ее смогут лишь четыре дюжины чила. Должно быть, непросто решать, кем окажутся те немногие счастливчики, кому будет позволено прожить вторую жизнь, пока остальным из нас придется умереть в назначенный срок.

Утесный Паук был слишком смущен, чтобы ответить; они молча двигались вдоль стен, по очереди занимая место впереди шеренги. Оказавшись у очередного перекрестка, они поменялись еще раз, и магнитные линии снова пришлось раздвигать Утесному Пауку. Прильнув к заднему краю его тела, Нуль-Гаусс попыталась возобновить разговор, прошептав:

– У вас довольно необычный персональный робот. Один из самых реалистичных, что я видела за свою жизнь. Правда, большинство из них запрограммированы на вежливое и почтительное поведение.

– Текучий Песок – это одна из наших новейших моделей. Я тестирую его, прежде чем мы пустим их в массовое производство. Что же касается его характера, то я, как владелец крупной компании, и без того окружен почтительными и вежливыми чила. У себя дома мне хотелось другой обстановки, чтобы мой мозговой узел не раздулся от излишнего самомнения. Личность Текучего Песка я скопировал со старца, который воспитывал меня в клановом питомнике.

– Хорошая мысль, – согласилась Нуль-Гаусс. – Поддерживает в тебе мальковое мышление. Когда смогу позволить себе личного робота, поступлю так же.

– Что угодно, лишь бы отсрочить «синдром ухода за яйцами», – добавил Утесный Паук. – Работа в саду тоже помогает.

– Это одна из причин, по которой я выбрала объектом своих исследований растения и мелких животных, – призналась Нуль-Гаусс. – Впрочем, теперь у нас есть процедура омоложения, так что это, пожалуй, не так уж и важно.

Остаток их пути к Институту Внутреннего Ока прошел в тишине.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:55:20 GMT

Дожидаясь, пока Амалита закончит тщательный осмотр Драконоборца, Пьер возобновил разговор с Небесным Наставником, воспользовавшись линией связи с поверхностью звезды.

– Я хочу поблагодарить вас за наше спасение. Если мы можем чем-то отплатить вам взамен…

– Чтобы лучше вас понять, я изучил гипотезы, касающиеся человеческой литературы, – сказал в ответ Небесный Наставник. – К моему изумлению, ваше предложение перекликается с древней эзоповской басней про льва и мышь. Когда-то в далеком прошлом вы оказали нам помощь, и наш народ оценил это по достоинству. Мы надеемся, что смогли принести вам пользу, немного облегчив ваше бедственное положение. Что же касается будущего, то нам сложно представить, что вы можете нам хоть как-то помочь, располагая лишь ограниченными человеческими технологиями, но ценим ваш жест как таковой. Если теперь все готово к вашему отлету, я вновь вынужден откланяться.

И с этими словами экран вновь опустел.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:56:20 GMT

Во время очередного оборотного пира Круг Времени апатично плелся мимо пищевых ковриков в столовой для институтских сотрудников. Выбрав из широкого ассортимента несколько традиционных блюд, он запихнул их в грузовую сумку, захватил большой пакет неперебродившего мякотного сока и направился к обеденной зоне. Там, над верховинами других чила, уже наслаждавшихся своим оборотным пиром, он заметил, как ему машут чьи-то три глаза на стебельках. Он немного воспрял духом, решив составить компанию свежеиспеченному члену профессорского клуба, Д. К. Нейтронной Радиоактивности, которая недавно получила докторскую степень в области кореографии и всего три оборота тому назад выбрала себе новое имя.

Круг Времени принимал участие в церемонии, как старший представитель ее кланового семейства, который от имени клана разрешил Нейтронной Радиоактивности сменить имя. Они были единственными членами своего клана в Институте Внутреннего Ока, поскольку клановые земли располагались на восточном полюсе, вдали от Рая Светила. По возрасту Нейтронной Радиоактивности он знал, что она не появилась на свет из его яйца, и поэтому не беспокоился насчет их отношений. Теперь, когда она больше не была аспиранткой, Круг Времени всерьез намеревался узнать ее получше.

Когда он приблизился, Нейтронная Радиоактивность подвинулась и растеклась, чтобы разделить с ним свое место для отдыха. Круг Времени извлек из сумки свои блюда и расположил их на пищевом коврике.

– Простоватый у вас выбор для оборотного пира, – заметила Нейтронная Радиоактивность, неодобрительно покачивая из стороны в сторону глазными стебельками. – Три каравая из мясного фарша, два хрустофрукта и пакет мякотного сока. Оборотный пир – это именно пир, а не короткий перекус. – Отрастив манипулятор, она приподняла небольшой кусочек запеченного вялотельского яйца, покрытого терпким соусом из мякоти ореха, и поднесла его к ротовой сумке Круга Времени.

– Вот, предложила она. – Попробуйте, может, это вас развеселит.

Он принял лакомство, явственно ощутив странный манипулятор в своей ротовой полости.

– Это и правда очень вкусно. Наверное, мне стоит вернуться и взять себе несколько штук, – ответил Круг Времени, и его глазные стебельки вернулись к более привычному движению, стоило ореховому соусу просочиться сквозь заднюю стенку ротовой сумки.

– Я рассчитывала, что это поднимет вам настроение, – сказала она. – Что вас беспокоит?

– Мой исследовательский проект, – ответил он. – Поначалу все было здорово, но сейчас от него одни проблемы.

– Что-то не так с машиной темпосвязи? – уточнила Нейтронная Радиоактивность.

– Либо что-то не так с машиной, либо я еще недостаточно хорошо разбираюсь в теории. В любом случае я не получу денег на новое 24-канальное устройство, пока не разберусь, в чем дело. У первой машины есть только по четыре канала для прошлого и будущего, поэтому передача любых данных занимает целую вечность. На прошлом обороте мне даже пришлось отказать одному аспиранту. Ему не терпелось заняться исследованиями темпосвязи, а я был бы только рад поработать со смышленым юношей, но, честно признаться, просто не мог позволить ему потратить несколько дюжин колоссов в ожидании, пока не наберется достаточно данных для его диссертации.

– Я знаю этого аспиранта, – сказала Нейтронная Радиоактивность. – Его зовут Энергичные Глаза. Когда вы ему отказали, он пришел ко мне. Теперь мы с ним собираемся развернуть в окрестностях восточнополярных гор решетку сейсмодетекторов. Если нам немного повезет, то его диссертация ляжет в основу теории, позволяющей предсказывать восточнополярные коротрясения.

– Если учесть, что на полюсах каждые три-четыре оборота происходит коротрясение приличной силы, у него, как минимум, будут какие-никакие данные для анализа. – В голосе Круга Времени послышались печальные нотки. – Но зачем утруждать себя предсказанием коротрясений? Если не считать нескольких аварий, когда из-за крупного толчка глайдмобиль на большой скорости врезался в землю, ущерб от коротрясений ограничивается трещинами в паре строений или подземных трубопроводах коммунальых служб. По крайней мере, нам, в отличие от людей, не грозит обрушение «крыш».

– Вы говорите в точности, как комитет по грантам. Всегда хотят знать: «Какая от этого польза?». – Она втянула края подошвы. – А какая польза от нового малька?

– Прошу прощения, – извинился он. – Просто у меня пессимистичный настрой.

– Расскажите подробнее, – попросила она, придвигаясь ближе.

– Поначалу это было одно удовольствие, – начал он. – Тогда у меня работали двое аспирантов. Один занимался экспериментами, другой – теорией. Мы передавали сообщения вперед и назад на небольшую временную дистанцию – вначале всего на несколько оборотов. Затем мы подготовили серию все более крупных прыжков, и в итоге стали передавать короткие сообщения на целый колосс оборотов. Мы могли закодировать сигналы таким образом, чтобы гарантировать передачу ключевых данных, при этом умещая в остатке сообщения специальные коды, по которым можно было судить о количестве дошедших бит. Мы доказали, что количество бит, которое мог вместить канал, обратно пропорционально дальности временной передачи. Если не считать слабых статистических флуктуаций, то произведение емкости на время всегда равнялось 864 бит-колоссам оборотов.

– Значит ответ «да/нет» вы могли передать во времени на 864 колосса, – уточнила она.

– Или 124416 бит на один оборот, – подтвердил Круг Времени, протарабанив подошвой знакомую цепочку чисел. – Кульминацией их обоих докторских проектов стала одновременная пересылка данных по трем прямым каналам на два, три и четыре колосса в будущее. Четвертый канал мы всегда держали свободным на случай, если потребуется передать срочное сообщение.

– Четыре года – долгий срок, если все это время ты вынужден ждать новых данных, без которых не закончить диссертацию, – заметила она.

– Ждать не пришлось вовсе, – возразил Круг Времени. – Где-то между прямыми и обратновременными каналами возникла мелкая калибровочная ошибка. Еще до отправки пробных сигналов мы получили из будущего ответ, в котором говорилось о том, что все сигналы получены, и сообщалось количество бит, переданных по каждому из каналов. Все они совпали с теоретическим прогнозом в 864 бит-колосса.

– Но что, если бы вы решили не посылать пробные сигналы в будущее? – спросила она.

– Один из аспирантов как раз это и предложил, – ответил он. – Но в самом начале проекта я уже обтоптал им края насчет этой темы. Пока у нас нет теории, которая бы объяснила нам, к каким последствиям может привести создание парадокса, мы просто не можем позволить себе такой риск. Лично я полагаю, что любой крупный парадокс приводит к раздвоению Вселенной. Но для того, чтобы предложить эксперимент, способный доказать сам факт раздвоения, нужна достоверная теория.

– А у вас есть достоверная теория? – спросила она.

– Несколько оборотов тому назад я так и думал, – удрученно ответил он. – Но теперь я уверен куда меньше.

– Почему же?

– После успеха с тремя передачами на дистанцию в несколько колоссов я без труда добился от комитета по грантам разрешения на строительство 24-канальной машины с гораздо большей емкостью по каждому из каналов. Деньги мы получили не сразу, и пока предварительный проект находился в разработке, подошло время, когда машина должна была принять первое сообщение, переданное с дистанции в два с лишним колосса оборотов. В момент приема сообщения присутствовали двое моих бывших студентов и члены комитета по грантам; прямо в их присутствии я замерил количество бит и отправил подтверждение своему прошлому я. Тогда мне и надо было остановиться.

– Что случилось?

– Поскольку теперь у меня было по два свободных канала для каждого из направлений, я решил продемонстрировать комитету работу машины, отправив сообщение на шесть колоссов в будущее. Подготавливая сообщение для прямого канала, я был несколько удивлен тем, что сообщение еще не поступило в обратный канал. Решив, что из-за сбившейся дифференциальной калибровки обратные каналы стали короче прямых, я все же переслал сообщение на шесть колоссов в будущее и стал ждать.

– И?

– Ответ так и не пришел, – ответил он. – Причину я выяснил лишь спустя целый колосс оборотов, но это произошло гораздо позже того, как комитет по грантам решил приостановить работу над новой машиной.

Когда они закончили трапезу, обеденный корпус для сотрудников института почти опустел.

– Вы должны вернуться к работе, – заметил он. – Я смогу приступить к делу не раньше, чем через несколько дюжин оборотов, когда освободится следующий канал, так что давайте вы будете расталкивать магнитные линии, а я прошмыгну следом и расскажу вам конец этой печальной истории.

Она заскользила вперед по территории Института, а Круг Времени перешел на мягкий электронный шепот, который щекотал Нейтронную Радиоактивность, проникая прямо ей под кожу.

– Я был сильно расстроен, пока не наступил момент приема сообщения, отправленного из будущего, с дистанции в три колосса. Оно пришло точно по расписанию, и тогда я отправил ответ по обратновременному каналу. Но стоило ответу уйти в прошлое, как канал снова оказался занят новым сигналом из будущего, с дистанции в восемь колоссов. С темпорального расстояния в восемь колоссов можно передать всего 108 бит, поэтому сообщение было кратким. Машина получила сообщения и с дистанции в шесть, и с расстояния в восемь колоссов оборотов, но ответ на шестиколоссное сообщение был заблокирован спонтанной эмиссией в обратном канале.

– Спонтанной эмиссиией?

– Поначалу это сбило меня с толку. Хотя моя теория временной коммуникации и основана на квантовании пространства-времени, она не предсказывала никаких спонтанных эмиссий энергии сигнала в передающих каналах, – объяснил он. – Я привлек к делу смышленого аспиранта-теоретика, и вскоре мы обнаружили эффект третьего порядка, который действительно мог вызывать спонтанную эмиссию пары бит, которые в течение короткого времени перемещались одновременно по прямому и обратному каналу и лишь затем фиксировались приемником. Хотя такое «сообщение» занимает всего один бит, этого достаточно, чтобы заблокировать канал для любых других данных. В теории это должно происходить лишь раз в несколько дюжин поколений, и надо же было этому случиться именно тогда, когда я решил воспользоваться каналом, чтобы произвести впечатление на комитет.

– Новые результаты убедили комитет по грантам продолжить работу над 24-канальной машиной? – спросила она.

– К этому стечению обстоятельств они отнеслись с не меньшим подозрением, что и я сам, – ответил Круг Времени. – Они решили подождать, пока в канале не появится шум и мы не получим о нем новую информацию, которую впоследствии можно будет передать при помощи 108 бит. И действительно, спустя примерно 72 оборота, устройство приняло один-единственный бит, и индикатор канала почти на два колосса перешел в состояние «Занято», но затем обратный канал неожиданно освободился, а занят оказался прямой. При этом ни один из передатчиков не сработал. Я раз за разом анализировал все, что только можно, и даже собирался еще раз обратиться к комитету, чтобы возобновить работу над новой машиной, когда меня настиг последний удар.

Нейтронная Радиоактивность остановилась, и ее края обхватили Круг Времени на манер полукруглых объятий.

– На прошлом обороте я получил сигнал тревоги и обнаружил, что в еще одном из обратновременных каналов тоже появился шум. Хуже того, это был не один бит, а целых три, с совершенно невнятным смыслом. Шансы на спонтанную эмиссию трех бит ничтожно малы. Это значит, что в машине есть источник шума. И пока мы в нем не разберемся, тратить деньги на более мощное устройство явно не стоит. Правда, с четырьмя каналами на поиски проблемы уйдет целая вечность.

– Но как только вы поймете в чем дело, то сможете отправить самому себе послание с ответом…, – начала было Нейтронная Радиоактивность.

– Ну вот, опять вы предлагает создать парадокс, – возразил он. – Будь это возможным, я бы уже так и поступил и сейчас не нашептывал бы свои проблемы вашему заднему краю. – Круг Времени обтек ее сбоку и начал толчками продвигаться по институтскому кварталу.

– Не будем больше о моих проблемах, – добавил он. – Не хотите ли рассказать, как именно вы собираетесь развернуть вокруг восточного полюса сеть для отлавливания коротрясений?

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:57:52 GMT

Уме-Уми была удивлена, когда ей пришло письмо от отборочного комитета по омоложению. Она немедленно отправила им свое согласие, а затем позвонила своему менеджеру по имени Серый Камень.

На экране видеосвязи появилось изображение маленького самца чила средних лет, разукрашенного яркими диагональными полосами, которые вышли из моды двадцать колоссов тому назад. И без того быстрое движение глаз стало еще возбужденнее, стоило ему узнать свою самую именитую клиентку.

– Что опять у тебя приключилось? – спросил Серый Камень. – Ты звонишь мне, только если у тебя проблемы.

– Никаких проблем, – возразила Уме-Уми. – Только хорошие новости. Я прошла отбор для омолаживающей процедуры. Правда, сам процесс займет полколосса оборотов.

– Полколосса! – громко воскликнул голос на другом конце видеосвязи. – У тебя в расписании нет свободного полколосса вплоть до 2899-го!

– Теперь есть, – ответила Уме-Уми. – Через два оборота я отправляюсь на запад, чтобы пройти финальное собеседование и кое-какие обследования. Если меня не дисквалифицируют, сразу же после этого я приступлю к омоложению.

– Но твои контракты…, – возразил было Серый Камень.

– Перезаключи их на новых условиях, – сказала она. – Просто напомни им, что они получат весь опыт старой, дряблой Уме-Уми в молодой и подтянутой оболочке.

Она проследила, как волнообразное движение глазных стебельков Серого Камня замедляется почти до полной остановки, когда тот попытался вообразить описанную ею картину.

– За вдвое большую цену! – наконец, воскликнул он.

– Вот почему ты работаешь моим менеджером, – добавила она с пульсирующими нотками в подошве. – Для Серого Камня не бывает чересчур смелых предложений.

Уме-Уми ненадолго умолкла, и ее глазные стебельки замерли, а пышные веки запульсировали, изобразив знаменитый жест невинной, шокированной растерянности.

– Конечно… может случиться и так…, – добавил она, и пульсации ее век вдруг сошли на нет. – Что… после процедуры я стану совсем плоской. – С радостым щебетом она выключила видео в тот самый момент, когда стебельки Серого Камня вытянулись вверх от ужаса.

Уме-Уми запрограммировала прислугу, чтобы, пока ее не будет, те поддерживали порядок в трех ее жилищах, а сама воспользовалась Трамплинным Кольцом, чтобы добраться до Центра Омоложения на западном полюсе. Туда Уме-Уми распределили из-за близости к родине ее клана, городу Белая Скала. Физический осмотр на месте она прошла без особого труда. Последним шагом стало заключительное собеседование с главным врачом, возглавлявшим Центр Омоложения, Сабин-Салком. Во время обследований у Уме-Уми было достаточно времени, чтобы все обдумать. И теперь у нее появились вопросы.

– Чего я не понимаю, так это почему выбрали именно меня, а не какого-нибудь ученого, писателя, музыканта или политика?

– Согласно нашей оценке, вы – одна из лучших чила, когда-либо вылуплявшихся на нашем Яйце, – как бы невзначай заметил Сабин-Салк. – Вы эксперт в общении. Если бы вы росли в другой среде или получили другое образование, вы тоже могли бы стать писательницей, музыкантом или политиком, возможно, даже ученым; больше того, не будь вы слишком честной, чтобы обманывать других, при вашем уме, внешности и харизме вы бы, наверное, смогли убедить людей, что перед ними настоящая богиня и основать собственный религиозный культ.

– Но ведь я простая артистка, – возразила она.

– Вряд ли вы сами в это верите, – сказал Сабин-Салк. – Среднестатистический голозритель видит в вас только двенадцать пышных век. Но те, кому довелось с вами пообщаться, знают, что за этими веками скрывается один из самых тугих мозговых узлов на всем Яйце. У вас много друзей с большими домами. И выбрали вас отнюдь не случайно.

– А теперь позвольте мне показать наш омолаживающий комплекс и продемонстрировать, через что вам предстоит пройти. Процедура потребует серьезных усилий. – Они вошли в первое строение, где находились пара обслуживающих роботов и масса тренажерного оборудования.

– Первым делом мы должны обеспечить вас хорошим питанием и физическими упражнениями, чтобы ваш организм набрал достаточно мышечной массы. Растворяющие ферменты будут использовать ее в качестве строительного материала для создания опорных структур в промежуточном растительном теле. Эти структуры должны быть высокого качества, иначе они просто не выдержат мощной гравитации Яйца.

Уме-Уми заметила еще одного чила, который тренировался в дальнем углу комнаты под руководством одного из роботов. Это был крупный самец, почти такой же дородный, как и она сама. Он слушал робота и едва слышно бранился, увеличивая темп своей тренировки.

– Кто это? – спросила Уме-Уми.

– Это инженер Утесный Паук. Он владеет компанией Паутинные Конструкции.

Движение стебельков Уме-Уми замедлилось от накатившего на нее замешательства. Она очевидно не знала, кем именно был Утесный Паук.

– Это он построил Космический Фонтан и Мега-Бейгл, спасший жизни людям на орбите, – добавил Сабин-Салк.

Все двенадцать глаз Уме-Уми с благоговением воззрились на инженера.

– Я была выбрана вместе с такой важной персоной? – удивилась она.

– Вообще-то он был в первом отборочном списке, – ответил Сабин-Салк. – Но он заметно старше вас, к тому же большую часть времени занимался свиточной работой, и его физическая форма оставляла желать лучшего. Чтобы достичь необходимого мышечного тонуса, ему пришлось провести в фазе упражнений почти сорок оборотов. Еще два оборота голодания, и он будет готов к процедуре.

– Голодание! – ахнула Уме-Уми. – Вы же говорили, что нас здесь, наоборот, будут кормить.

– Кормить вас будут на фазе набора массы, – объяснил Сабин-Салк. – Но перед инъекцией ферментов, отвечающих за животно-растительную метаморфозу, ваше натренированное тело нужно довести практически до истощения. В этом случае ферменты активируют дремлющие гены, которые мы храним с глубокой древности, как эволюционное наследие драконьих цветков. – Он умолк и, внимательно осмотрев Уме-Уми, добавил:

– Я предупреждал вас, что процедура не из приятных. Если вы предпочитаете отказаться…

– Нет. Я согласна, – ответила Уме-Уми. Когда она задала следующий вопрос, ее глазные стебельки замерли. – Я буду находиться в сознании во время ожоговой фазы?

Доктор Сабин-Салк выглядел озадаченным, поэтому она решила пояснить.

– Я принадлежу к клану долгожительницы, известной как Убийца Скороходов – первой чила за всю известную нам историю, кому удалось пройти омоложение. Когда я еще была мальком, в питомнике мне рассказывали, как она пыталась совершить восхождение на восточнополярные горы, чтобы отправить людям первое сообщение. После передачи послания ее обессилевшее тело получило сильные ожоги из-за упавшего на Яйцо метеорита. Из-за этого оно самопроизвольно перешло в состояние драконьего цветка и залечило все раны. Впоследствии драконий цветок вновь превратился в чила, и Убийца Скороходов обнаружила себя в новом, молодом теле.

– Убийце Скороходов крайне повезло, – объяснил Сабин-Салк. – Большинство чила, пытавшихся прибегнуть к ожоговому методу омоложения, погибли. Ожог служил лишь одной цели – ввести тело в состояние шока, заставив его вырабатывать ферменты, запускающие животно-растительную метаморфозу. Вас мы обжигать не станем. Вместо этого мы производим ферменты искусственным путем и вводим их в ваш организм. Они целиком растворяют ваше тело, не считая нервной ткани и внешнего слоя кожи. Затем образовавшаяся жидкость перестраивается в растение.

Они оставили Утесного Паука, который все еще продолжал свои тренировки, и перешли к следующему зданию. В одном из его углов располагалась большая батарея из небольших устройств: каждое из них имело по две трубки, соединенные с двумя сборными трубопроводами покрупнее, которые, в свою очередь, вели к двум огромным резервуарам. За работой агрегатов присматривал один робот.

– Эти машины производят ферменты, отвечающие за оба вида метаморфоз: из животного в растение и из растения в животное, – пояснил Сабин-Салк. – Чтобы наработать объем ферментов, которого бы хватило на одно омоложение, им требуется около восемнадцати оборотов.

– Всего один пациент на каждые восемнадцать оборотов? – воскликнула Уме-Уми. – Но вы же наверняка можете обслужить больше претендентов!

– Сможем, – ответил Сабин-Салк. – По мере производства новых машин для выработки ферментов, мы сможем омолаживать, как минимум, по одному чила за оборот. Но на это потребуется время, ведь таких машин дожидаются и другие центры омоложения.

– Они не выглядят такими уж большими, – заметила Уме-Уми. – Казалось бы, денег для производства этих машин должно быть в избытке. Полагаю, они очень сложно устроены.

– Проблема вовсе не в деньгах или сложности производства самих машин, – ответил Сабин-Салк. – Процесс выработки фермента требует редкого катализатора. Это богатый нейтронами изотоп, который встречается в лавовом щите вулкана Исход – да и то лишь в следовых количествах. Поскольку вулкан до сих пор активен, разработка лавы – занятие крайне рискованное. Потребуется несколько дюжин колоссов, прежде чем мы накопим достаточно катализатора, чтобы выйти на максимальную мощность. Позвольте я покажу вам наш «сад».

Они перебрались в следующее строение. В его центре располагались два огромных драконьих цветка. Они напоминали зонтичники – единственный корень снизу и перевернутый полог сверху, – но отличались куда большим размером. Один из них все еще продолжал расти и был окружен небольшой толпой роботов и двумя чила, которые занимались его обслуживанием. На коже чила были видны большие медицинские значки с дополнительными звездами и цветными точками, указывавшими на высокие академические степени.

– Именно так вы будете выглядеть через тридцать-тридцать шесть оборотов, если станете прилежно выполнять назначенные вам физические упражнения. – Жестом глазных стебельков Сабин-Салк указал на драконьи цветки.

– Кем они были? – приглушенным электронным шепотом спросила Уме-Уми.

– Не были, а есть, – поправил ее Сабин-Салк. – Если бы я назвал имена, вы бы их определенно узнали, но наша политика запрещает раскрывать личность растительной формы посторонним. Чила не против, когда на них указывают, пока они носят нательную краску и знаки отличия, но становясь растением, от всего этого приходится на время отказаться. Самый крупный цветок почти готов к обратной трансформации. Мы дадим ему созреть в течение еще двух оборотов, а затем введем фермент, инициирующий превращение из растения в животное. Обратный процесс занимает всего несколько оборотов. Опорные структуры растения разжижаются и используются для восстановления животных тканей. На последнем этапе слущивается внешний кожный покров, и из-под век поднимаются новосформированные глаза.

– И все остается таким же, как было, только моложе? – уточнила Уме-Уми.

– Все, кроме мозгового узла и прочей нервной ткани, поскольку на нее не действуют ферменты метаморфозы. Если не считать провала во время самого омоложения, то память и функции мозга в новом теле полностью идентичны старым. – Ненадолго умолкнув, он намеренно посмотрел вдаль, а затем продолжил. – Поскольку вы – профессиональная артистка головидения, вам наверняка интересно, как будет выглядеть ваше новое тело. Могу заверить и вас, и ваших преданных голозрителей, что перестроенное дело задействует ту же тройную цепочку генного материала, по которой была создана оригинальная Уме-Уми, а ваша обновленная версия будет занимать на головидении столько же объема, сколько и старая.

Сквозь кору пронесся направленный сигнал вызова, который сосредоточился на местоположении Сабин-Салка, заодно пощекотав внешние края подошвы Уме-Уми.

– Один из старейшин вашего клана прибыл для утверждения последних формальностей, – передал ей Сабин-Салк. – Если последуете за мной, я растолкаю для вас магнитные линии по пути в мой кабинет.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:06 GMT

После питательного оборотного пира Нуль-Гаусс покинула обеденный корпус и направилась к подземной лаборатории, где поддерживался нулевой уровень магнитного поля. Она миновала нескольких студентов, которые прекратили разговор, чтобы прислушаться к ней своими подошвами. Похоже, что она одновременно повизгивала и разговаривала сама с собой.

– У меня для тебя есть вкусный кусочек печеного яйца вялотела. Большую часть соуса я смахнула, так что оно не должно быть слишком острым, – произнесла она, отращивая манипулятор, извлекая им лакомство из телесной сумки и вкладывая в другой карман. Когда карман открылся, крохотный волосатый крадун попытался выбраться наружу, но его внимание отвлек вид еды. Он энергично ухватился за кусочек и попытался целиком запихнуть его в чересчур маленькое ротовое отверстие.

– Слишком большое для тебя, да, Пуфик? – спросила она. При помощи манипулятора Нуль-Гаусс порубила часть яйца на мелкие кусочки, которые с жадностью уплел голодный малек. Она сузила просвет кармана ровно настолько, чтобы удержать зверька внутри, но дала возможность наблюдать, куда они направляются, просунув наружу несколько глаз.

Она заползла внутрь небольшого строения, представлявшего собой верхнюю часть уникальной исследовательской лаборатории, где имелись отдельные помещения для ее собственного кабинета и аспирантов. Во втором корпусе, неподалеку от первого, находилось оборудование, которое управляло подземными машинами и обеспечивало охлаждение искусственного неба, висевшего под прочной сверхпроводящей крышей лаборатории. В одном углу второго корпуса располагалась довольно необычная структура – ящик непрямоугольной формы, сделанный из толстого металла, закрытый сверху и снабженный боковой дверцей.

Нуль-Гаусс втекла в свой кабинет и просмотрела почту, поступившую по компьютерной сети. Ничего важного там не было, поэтому она решила наведаться к своим аспирантам.

– Как поживают наши растения, Осторожный Тягач? – спросила она одного из них.

– Один из фонтанников все-таки не выжил, – ответил Осторожный Тягач. – Перед смертью он обстрелял семенами всю комнату. Но все-таки продержался сорок шесть оборотов, это почти рекорд.

– Ты все семена собрал? – уточнила Нуль-Гаусс.

– Да. А по ходу мы с Шероховатой Корой нашли в углу еще одну «горячую зону», – сообщил Осторожный Тягач.

– Насколько все серьезно? – спросила Нуль-Гаусс. – Мне бы совсем не хотелось так скоро повторять процедуру откачки для всей лаборатории.

– На самом верху зоны сто гауссов, – ответил Осторожный Тягач. – Но она довольно мала и уже на расстоянии нескольких миллиметров поле угасает до фоновых величин в единицы гауссов. Поблизости от того угла стояло несколько растений, так что мы передвинули контейнеры в другую часть комнаты.

Нуль-Гаусс обратилась к Шероховатой Коре.

– У меня есть замена для Питера, – сказала она, вынимая из телесного кармана миниатюрный шарик, состоящий из глаз и ворсинок.

– Пуфик, познакомься с Шероховатой Корой. С этого момента он будет о тебе заботиться, – сказала профессор, придавая краю своей подошвы форму гнезда и опуская в ее зверька. Крадун попытался перелезть через край, но Нуль-Гаусс удержала его на месте пульсациями кожи под крошечной подошвой. Крадун остановился и взглянул на Шероховатую Кору всей дюжиной своих темно-красных глазенок. Аспирант опустил глаз, чтобы взглянуть на него поближе.

– Значит, теперь у нас есть Плюшка, Швабрик, Ватка и Пуфик, – заметил Шероховатая Кора. – Вы нашли прекрасную замену. Он выглядит в точности, как Питер.

– Все лабораторные крадуны этой генетически чистой породы выглядят одинаково, – ответила Нуль-Гаусс. – Я просто выбрала того, который показался мне самым смышленым.

– Вам надо было выбрать самого глупого, – сказал Осторожный Тягач. – Питер был умен, и видите, что с ним стало. Он понял, как открыть свою клетку, и умер от переедания. Отбросил мою диссертацию по нуль-гауссовому садоводству на полколосса назад.

– Я прослежу, чтобы на этот раз клетка была заперта, – пообещала Нуль-Гаусс. – Вам нужно что-нибудь еще отнести вниз?

– Несколько проростков, – ответил Осторожный Тягач. – Они ждут в кладовой у лифта.

Нуль-Гаусс сверилась с видеомониторами, на которых был виден каждый угол подземных яслей и загонов для животных, сделала мысленную пометку проверить кое-какие растения, которые на вид требовали внимания, а затем поползла к лифту лабораторного комплекса.

Рядом с лифтом находилась раздевалка с высокими стенками. Она вытащила шесть металлических профессорских значков, сняла украшения, стерла нательную краску и опустошила все карманы, включая наследную сумку, где хранился клановый тотем. Сам тотем был сделан из глины, обожженной старинным методом, и содержал в себе запечатанное магнитное поле. Она завернула тотем в салфетку и положила его в ящик с кодовым замком. Теперь, обнаженная, как в день своего вылупления, Нуль-Гаусс открыла дверь в раздевалку и выглянула наружу. Оператор комплекса по имени Толкатель Электронов незаметно поджидал ее рядом с управляющей консолью за углом.

Она неторопливо приблизилась к садкам и наполнила свои сумки. Пуфика она положила в небольшой карман, а пластиковые горшки с семенами, проросшими в безмагнитной почве – в телесную сумку, которой обычно пользовалась для переноса всякой всячины. Теперь, заметно увеличившись в размерах, она оказалась перед открытой дверью лифта. У лифта не было потолка с искусственным охлаждением, поэтому ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы заставить подошву сделать несколько шагов, зная, что над ней нависает тяжелая металлическая крыша. Оказавшись внутри, Нуль-Гаусс заставила себя перевести взгляд на пол и успокоилась. Затем она активировала аудиоканал видеосвязи.

– Можешь закрыть дверь, Толкатель Электронов, – сказала она.

– Дверь закрывается, профессор, – отозвался Толкатель Электронов. – Каков максимальный диаметр предметов, которые есть у вас с собой?

– Ничего крупнее моего мозгового узла, – ответила она.

– Значит, хватит трех насосных стен, – заключил Толкатель Электронов. Вслед за этим раздался завывающий звук, и задняя стенка лифта придвинулась к Нуль-Гаусс.

– Первая стена пошла, – сообщил Толкатель Электронов. – Дайте знать, когда закончите.

Тяжелая стена из сверхпроводящего металла остановилась посередине комнаты, а в двери чуть в стороне от пола открылось небольшое круглое отверстие. Первым делом Нуль-Гаусс опустошила телесные сумки и расставила горшки с проростками у стены. Затем она просунула манипулятор в миниатюрное отверстие, ухватилась за рукоятку с другой стороны и, сжавшись изо всех сил, проскользнула внутрь. Перегородка окна повторяла очертания ее тела, расширяясь, чтобы пропустить ее мозговой узел, а затем снова сужаясь до диаметра тянущегося позади манипулятора, в котором был крепко зажат извивающийся Пуфик.

Пока тело Нуль-Гаусс принимало свою нормальную, сплющенную форму, ее манипулятор перетаскивал растения с внешней стороны стенки на внутреннюю. Когда дело было сделано, сверхпроводящая стена продолжила движение по кабине лифта до самой двери, сжимая все попадавшиеся на ее пути магнитные линии. Затем дверь лифта ненадолго открылась, выталкивая поле наружу. Далее с задней стороны лифта к Нуль-Гаусс придвинулась вторая стена, и процесс повторился снова. Единственное отличие заключалось в том, что сверхпроводяшие свойства стены были отключены вплоть до последнего хода, выталкивающего избыточное поле. Преодолев третью стену, Нуль-Гаусс подползла к встроенной в пол управляющей панели и ввела специальный код. Из пола, прямо посреди комнаты, поднялся измерительный зонд.

– Хороший насос, – сказала она по аудиосвязи. – Зонд показывает всего 2800 гауссов.

– Достаточно близко к нулю, чтобы такое поле выдержал шлюз камеры, – добавил Толкатель Электронов. – Готовы к падению?

В ответ на это пресное подобие шутки в волнообразном движении ее глаз проявилось раздраженное подергивание. Должно быть, в прошлом он довел до крика кого-то ее аспирантов, испугавшегося, что ему или ей грозит падение под землю. Теперь он откалывал этот номер всякий раз, когда лифт опускался вниз.

– Я готова к спуску, – отозвалась она, с силой постукивая подошвой по металлической обшивке пола. Ей не вполне удалось придать своей тарабани тон, подобающий «старшему профессору». Сложно произвести солидное впечатление, когда ты полностью обнажена.

– Да, профессор, – отозвался Толкатель Электронов, и лифт начал медленно погружаться вглубь коры.

Внизу процедура обезмагничивания при помощи насосных стен повторилась снова – на этот раз внутри шлюза, ведущего в слабополевую камеру. Все остаточные магнитные поля выталкивались в лифт, который удерживал их при помощи перемежающихся барьеров из сверхпроводящего материала и обычных проводников. Затем лифт поднялся на поверхность, вытеснив захваченное поле наружу комплекса.

Нуль-Гаусс остановилась у ниши-раздевалки, нанесла на себя немного краски нейтрального цвета, заполнила сфинктеры шестью профессорскими значками, сделанными из выкрашенного под металл пластика, и, наконец приняв достойный вид, выбралась в поле зрения камер, наблюдавших за комнатой изнутри. Потолок здесь был успокаивающего черного цвета. И ей самой, и Пуфику, и растениям было приятно избавиться от давящей тесноты, которая окружала их в лифтовой кабине и шлюзах.

Первым делом она взялась за животных. В трех из девяти отсеков нуль-магнитной камеры содержалось племенные пары основных представителей фауны Яйца, за исключением двух, которым взрослые чила уступали по размеру: задумчивый вялотел и хищный скороход. В лаборатории эти виды были представлены миниатюрными генетическими гибридами размером с крадуна.

В распоряжении Нуль-Гаусс имелось несколько разновидностей крадунов. Помимо трех групп кормовых пород с яркой шерстью и низким интеллектом, которых разводили ради мяса с разными вкусами, здесь были и выдресированные крадуны-пастухи, выведенные с акцентом на умственных способностях. Теперь, с появлением Пуфика, она могла экспериментировать с двумя группами лабораторных особей, специально выведенных с упором на то, что их тела реагировали на внешние изменения аналогично телам самих чила.

В лаборатории ей предстояло немало работы. После долгой, трудоемкой процедуры, которую ей пришлось преодолеть, чтобы попасть внутрь, Нуль-Гаусс не торопилась возвращаться обратно. Работы здесь хватило бы, как минимум, на пару оборотов – и это не говоря о физическом осмотре животных и тестировании их умственных способностей. Ящики с провизией в нише-раздевалке пополнили во время последнего обезмагничивания комнаты, так что подкрепиться во время оборотного пира она могла прямо из этих припасов. Кроме того, кому-то же нужно было проверить качество орехов и плодов, собранных с пищевых культур.

Разрезатель Стали с нетерпением ждал возвращения на полярную орбитальную станцию. Многое изменилось с тех пор, как он был там в последний раз. Он ушел из регулярных войск, получил место в Законодательном Совете объединенных кланов и был выбран для процедуры омоложения. Он и сейчас был вправе носить двухзвездные знаки отличия адмирала, поэтому решил надеть их по случаю визита на станцию.

Дальняя Странница и сама только что завершила свое омоложение и уже собиралась варпнуться обратно в межзвездное пространство. Перед отбытием она пригласила Разрезателя Стали на свой «варп-пир».

Роботизированный глайдмобиль с жужжанием пронесся по обветшалым восточным районам Рая Светила и остановился перед входом в терминал Трамплинного Кольца. Разрезатель вставил магникарту в платежный слот, и глайдмобиль выпустил его наружу. По пути к пешеходной дороге он заметил маленького жилистого юношу, прислонившегося к близлежащей стене; на нем не было ни одного значка, а кожу покрывали шрамы. Его глаза внимательно и в то же время как будто мимохом наблюдали за всем, что происходило вокруг него, а особенно за потоком чила, проползавших через автоматические двери терминала. Сам терминал располагался в неспокойном районе, поэтому Разрезатель Стали быстро перебрался на другую сторону улицы и проследовал в здание через дверь с надписью «ВХОД».

Оказавшись внутри, он немного расслабился и направился к очереди на сдачу багажа, где извлек из телесной сумки свой скромный дорожный набор. До старта трамплина оставалось совсем мало времени, поэтому он протиснулся сквозь столпившихся в терминале чила, двигаясь в сторону мякотного бара. Он уже начал обползать миниатюрную, густо покрытую пятнами самку, которая беседовала с крепкого вида молодчиком, положив на него все свои двенадцать глаз. Внезапно и, похоже, не видя, куда идет, самка отпрянула от здоровяка, и адмирал Разрезатель Стали наполовину увяз в ее крапчатой плоти.

– Прошу прощения, – извинился Разрезатель Стали, пытаясь увильнуть в сторону.

– А я совсем не против, – ответила привлекательная самка, перекинув к нему несколько глаз и коснувшись его верховины парой пятнистых век. – К тому же ты куда симпатичнее вон той грубой подошвы. – Движением глазных стебельков она указала на молодчика, который наблюдал за ними свирепым взглядом. Разрезатель Стали заметил, что пятнистый узор на коже самки покрывал и часть ее глаз. Некоторые из них даже были не темно-красными, а розовыми.

Адмирал попытался освободиться, но самка отрастила несколько усиков и ухватилась ими за его двухзвездные знаки отличия. Еще несколько усиков, скрытых от глаза их телами, принялись щекотать его кожу.

– Хочешь немного порезвиться? – спросила она электронным шепотом, от которого все его тело охватила дрожь. – Я знаю неподалеку тихое и уютное местечко с ковриком.

Разрезатель Стали попытался было отклонить ее предложение, но вдруг вздрогнул от шлепка тяжелого манипулятора.

– Не тронь мою векушку! – вмешался здоровяк, смерив его злобным взглядом.

От шока Разрезатель Стали настолько опешил, что даже не заметил потерю двух звездных значков, которые успела стянуть веснушчатая самка.

– Они у меня! – прокричала она, полным ходом пульсируя к двери с надписью ВХОД. Задира скользил следом за ней.

– Стоять! – крикнул Разрезатель Стали, наконец-то, заметив пропажу значков. Он пустился в погоню. В задней части быстро удалявшегося тела задиры открылся карман, откуда тот извлек палку и стал угрожающе размахивать ей в разные стороны.

– Пососи свои глаза, космит! – завопил он.

– Там лязгун! – предупредила пятнистая самка, когда они уже были неподалеку от двери. Дверь открыл их сообщник снаружи, и она едва не захлопнулась еще до того, как перед ней оказался блюститель порядка; он, однако же, сумел протиснуться сквозь проем и пустился в погоню.

Когда офицер погнался за ворами, Разрезатель Стали остановился. Немного смущенный, он передвинул россыпь звезд, чтобы закрыть хотя бы часть оголенного участка кожи. Он сомневался, что офицер сумеет поймать мошенников. Приближалось время старта, поэтому он просто развернулся и направился к месту посадки.

– Этот яйцеедский лязгун успел просочиться! – раздался крик Пятнистой Верхушки. – Рассредоточиться! Добычу продадим потом!

Она нырнула в боковую улицу, которая вела на территорию старого храма; Пятнистая Верхушка знала, что укромных местечек там было в избытке. Лязгун, к счастью, погнался за Мятой Подошвой. Но украденные значки были при ней, так что даже если сообщника поймают, в итоге его все равно придется отпустить.

Ее подошва, прекрасно знакомая с местными улицами, засекла быстрое приближение еще двух лязгунов; она поспешила вперед, постаравшись свести к минимуму звук подошвенных пульсаций. У входа на территорию старого храма он протиснула свое худощавое тело сквозь трещину, оставшуюся после коротрясения в древнем заборе, идущем вдоль внешней границы храма. Лавируя между рабочими, занимавшимися реновацией храма, она пронеслась мимо одного из недавно восстановленных «глаз» древнего монумента и направилась к булыжнику, который располагался в том месте, где основание «глазного стебелька» примыкало к стене, образующей «тело» храма. За этим камнем находился древний туннель, на который Пятнистая Верхушка наткнулась всего несколько оборотов тому назад. После того, как здесь прошли огромные, кородвигательные машины, ее внимание привлекла крошечная дыра в стене. Ища безопасное место, где можно было бы попридержать награбленное до момента продажи, она обнаружила, что дыра служила входом в подземный туннель, обшитый изнутри толстым слоем металлического сверхпроводника.

Созданный еще во времена пророка Розовые Глаза, сверхпроводящий слой не давал магнитному полю Яйца проникать внутрь туннеля; благодаря этому, верховные жрецы Светила могли быстро перемещаться из внешнего святилища на вершину холма Внутреннего Ока, где они чудесным образом появлялись перед ожидавшей внизу толпой. Теперь туннель был забит магнитным потоком, который намертво пригвоздило к стенкам.

Пятнистая Верхушка начала протискиваться сквозь магнитные линии, пока не оказалась внутри, а затем вернула камень на прежнее место, скрыв вход в туннель. Она расслабилась, и магнитное поле крепко прижало ее к окружающей коре. Лежать под землей было слегка боязно, но, по крайней мере, она была уверена, что в этом секретном убежище ее не отыщет ни один лязгун.

Смена, наконец, подошла к концу, и Тяжелое Яйцо распустил свою бригаду. Он проследил, как они запруживают лифты и направляются к поверхности Яйца и в мякотные бары – куда резвее, чем трудились весь последний оборот.

– Последний лифт, босс. – Голодная Сумка удерживала кабину в стабильном положении.

– Подожди меня, – сказал Тяжелое Яйцо. – Надо увидеться с шефом.

Он поднялся на лифте к последнему ярусу и пополз к строению, где располагался кабинет главного инженера Верховины. Сегодня его бригада едва справилась с намеченной квотой, и теперь Тяжелое Яйцо все-таки был вынужден принять меры. Капелька тисканья и щекотки делу не мешала – так рабочим было проще скоротать долгие обороты; но когда он обнаружил, как Желтый Камень топчет Мягкую Гряду прямо за шахтой лифта, это стало последним стручком, опрокинувшим цветок его терпения. Он хотел, чтобы их заменили.

Дверь к кабинет была открыта. Тяжелое Яйцо втек внутрь решительным движением подошвы, но вдруг замер. В кабинете был юный незнакомец, который о чем-то говорил главному инженеру, и тот слушал его со всем почтением. На коже юноши красовались более крупные знаки отличия, нежели у его собеседника.

– Начальник смены Тяжелое Яйцо, – обратился к нему незнакомец. – Рад снова встретиться. – Увидев замешательство в движении глазных стебельков Тяжелого Яйца, он добавил:

– Я твой начальник, Утесный Паук. Меня «омладили» – кажется, это теперь так называют. Что-то случилось?

– С этим можно подождать до следующей смены, – ответил Тяжелое Яйцо, обращая вспять пульсацию своей подошвы. Одурманенный, он выполз за дверь и направился к нижнему ярусу. Желтый Камень отвел взгляд, а Тяжелое Яйцо тем временем затек в лифт, принял управление у Голодной Сумки и приступил к долгому спуску на Космическом Фонтане до самой поверхности.

Круг Времени снова почувствовал себя одиноким и искал, с кем бы поговорить. Еще один из каналов в его машине времени забил бессвязный шум. Бесцельные блуждания привели его на другую половину Института Внутреннего Ока, где он решил наведаться в корпус кореографии; за компьютером Нейтронной Радиоактивности не оказалось, поэтому Круг Времени отправился на ее поиски в лабораторию. Но нашел лишь Энергичные Глаза, который деловито ступал по вкусо-тактильной консоли. По другую сторону консоли располагались две сильно сплющенные сфероидные чаши, отображавшие восточное и западное полушария Яйца. Их форма восходила к старинным картам, на которых расстояния измерялись в длинах подошв. Они были плоскими в окрестностях магнитных полюсов, где подошвы чила сжимались до минимума, и более округлой вблизи магнитного экватора, где подошва вытягивалась за счет горизонтальной компоненты магнитного поля. Теперь, освоив космические полеты, чила поняли, что Яйцо – это шар; древняя форма, однако же, до сих находила применение в работе кореографов, ведь сейсмическая деятельность Яйца была по большей части сосредоточена вблизи полюсов. Полушария то и дело вспыхивали огоньками, показывавшими активность коротрясений. Появившись на карте, ярко-голубая точка меняла цвет на более холодный по мере угасания толчков.

– Я искал профессора Нейтронную Радиоактивность, – сказал Энергичным Глазам Круг Времени.

– Я прямо здесь, – послышался приглушенный голос. Звук, похоже, шел из-под подошвы Энергичных Глаз.

– Она в лаборатории на восточном полюсе, – объяснил Энергичные Глаза. – Я переключу изображение на вон тот настенный визуальный экран. Все происходит довольно быстро, так что мне лучше продолжить работу с тактильно-вкусовым экраном.

– Я пришел, чтобы спросить, не захотите ли вы присоединиться ко мне на время оборотного пира, – сказал Круг Времени. – Я и не думал, что вы будете в отъезде.

– Это была незапланированная поездка, – ответило изображение Нейтронной Радиоактивности. Она перемещалась среди решетки акустических трансиверов, которые считывали данные с отдаленных сейсмических приборов, закопанных под корой вокруг восточного полюса.

– Этим оборотом я страмплинила пораньше, чтобы убедиться в правильной калибровке трансиверов. Есть подозрение, что вскоре на Яйце случится крупное коротрясение. Но утверждать пока что ничего не могу, ведь раньше никто не пытался записывать толчки перед масштабным сейсмическим событием.

– На самом деле все началось сразу после прошедшего оборотного пира, – сообщил Энергичные Глаза. – Я наблюдал за сигналами, поступавшими с решетки в окрестностях восточного полюса, и вдруг стал замечать в них кольцеобразные фигуры.

– И не только это, – добавил Нейтронная Радиоактивность. – Поначалу они были невелики, но последние несколько дотоборотов сила толчков, по мере их приближения к вершине восточнополярных гор, возрастала практически по экспоненте.

– По экспоненте! – На Круга Времени эти слова явно произвели впечатление.

– Если мои ожидания верны, то очень скоро мы столкнемся с «тримбловской тряской», – продолжила Нейтронная Радиоактивность. Она заметила озадаченное подрагивание его глазных стебельков. – Восточнополярные горы провалятся на несколько миллиметров к центру Яйца, и продолжительность оборота станет чуть больше. Человеческому нобелевскому лауреату по фамилии Тримбл удалось точно предсказать это явление, исходя из наблюдений за нейтронной звездой в Крабовидной туманности.

– Но ведь там может быть опасно! Вы должны немедленно покинуть это место! – прокричал Круг Времени.

– Слишком поздно, – ответила Нейтронная Радиоактивность. – Продолжай собирать данные, Энергичные Глаза! – велела она. Но экран вдруг опустел.

Круг Времени перевел взгляд на чашу, отображавшую восточное полушарие Яйца. Вокруг восточнополярных гор один за другим вспыхивали ярко-голубые огни. После некоторой паузы, от центральной точки начала расходиться плавная волна. Затем она достигла Восхождения Скорохода…, и экран погас.

Только теперь Круг Времени понял, почему три канала в его машине времени были забиты бессвязным шумом. Он выскочил из лаборатории и что есть сил помчался по территории институтских корпусов. Один из обратновременных каналов оставался свободным. Если бы только ему удалось отправить сообщение самому себе в прошлое, Круг Времени, вероятно, успел бы предупредить остальных жителей Яйца. Проталкивая свое тело сквозь цепкие магнитные линии, выраставшие из звездной коры, он пытался отогнать призрак отчаяния. Ведь тот «он», который находился на текущей временной линии, стремясь добраться до машины времени, никаких предупреждений из будущего не получал. Его линия времени была обречена, но, возможно, ему бы удалось создать парадокс – точку ветвления – который бы спас и «его самого», и все остальное Яйцо в одной из альтернативных веток истории. Он изо всех сил продолжал двигаться вперед.