Звёздотрясение

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:07.3 GMT

Голодные судороги в теле Пятнистой Верхушки перескакивали с одной ротовой сумки на другую. Они разыгрались так сильно, что та уже начала подумывать о старых временах на свалке, когда из заведений в центре города прибывали салазки с мусором. Оборотный пир давно прошел, и ей нужно было что-то съесть. Проблема заключалась в том, что кора вокруг нее была слишком тихой. Стоит ей оттолкнуть камень, загораживавший вход в туннель, и ее непременно услышал лязгуны. Тогда она пододвинулась к выходу и просунула один глаз в трещину между камнем и стеной.

– Да Светила ради! – прошептала она, втягивая глаз обратно – снаружи и правда оказалась лязгунья. Вот только с ней что-то было не так. Снова выставив глаз из туннеля, чтобы оценить ее реакцию, Пятнистая Верхушка слегка сдвинула камень. По коре разнесся скрежещущий звук, но лязгунья не двинулась с места. Осмелев, Верхушка оттолкнула булыжник в сторону и выплыла наружу, где воздух все еще искрился от коротрясения.

Наполовину заслонив глаза веками, Пятнистая Верхушка направилась к лязгунье. Ее огромное тело расплылось в широкий овал. Несколько потускневших желто-красных глаз нависали над мясистыми веками, а из удерживающих сфинктеров повыпадали крупные лязгунские значки.

– Слишком нежная, чтобы пережить слабенькое коротрясение, ты, глазососная топталка крадунов? – Пятнистая Верхушка подобрала лязгунский значок и прикрепила его к своей блеклой шкуре. Значок оказался тяжелым, но носить его было приятно.

– На мне он смотрится куда лучше, чем на тебе, глазососная отцелюбка, – произнесла она, взбираясь на труп лязгуньи и забирая себе оставшиеся знаки отличия. В одном из карманов она обнаружила электронную плетку. Впервые Пятнистая Верхушка познакомилась с этой шуткой, когда ее поймали, а ей самой хватило глупости, чтобы попытаться удрать. С тех пор всякий раз, как ее ловили за очередным непотребством, она не сопротивлялась и просто позволяла лязгунам себя вести. Она сползла с мертвой туши и включила плетку. По коре пробежал ток высокого напряжения. Пятнистая Верхушка взмахнула плеткой под подошвой лязгуньи. Первый взмах вызвал рефлекторную реакцию по краям подошвы, но даже она прекратилась, когда плетка накрыла мертвое тело своей аурой.

– Пусть теперь лязгуны попробуют меня поймать! – бравировала она, размахивая во все стороны новообретенным оружием. – Я поджарю им подошвы и съем их на «закуску перед среднепиром»! – Спрятав плетку в нательный карман, Пятнистая Верхушка направилась к центру города, едва не волоча громадные значки. Тишина вызывала беспокойство. С тех самых пор, как она вылупилась из яйца на свалке по другую сторону города, ее подошва чувствовала доносящийся сквозь кору неумолкающий гул машин и шорох других подошв. Теперь все эти стихло, и даже Трамплинное Кольцо прекратило свое писклявое завывание. Наконец, она решила взглянуть туда, где должно была располагаться парящая в небе конструкция. Но теперь от него не осталось и следа.

– Похоже, это было не просто коротрясение, а настоящий ползун! – прошептала она, медленно продвигаясь вперед и бдительно прослушивая окрестности наученной улицами подошвой.

Когда подошло время оборотного пира, ее уже не мучал голод. Пятнистая Верхушка набила свои сумки странной на вкус едой из магазинов, которые некогда охраняли растекшиеся лавочники. Теперь ее раздувшаяся шкура поблескивала знаками отличия всех возможных сортов, включая двухзвездные адмиральские значки, которые она стащила у того космодесантника. Ее пятна были покрыты неумело нанесенными мазками флуоресцентной краски, а на каждом из стебельков красовались самосветные глазные кольца, украденные из ювелирного магазина. Вдруг ее подошва засекла в отдалении какой-то звук.

– Лязгун! – Она быстро перебралась на узкую аллею между двумя магазинами. Там она сняла тяжелые знаки отличия, спрятала глазные кольца в нательную сумку и стала внимательно вслушиваться своей подошвой. Похоже, что поблизости находилось только одно подвижное существо – и судя по звуку, им был крадун. Чувствуя себя немного одинокой, Пятнистая Верхушка направилась к источнику шума. Стоило ей прийти в движение, как звук поменял направление и рванул прямиком в ее сторону. Вскоре на дороге появился крадун, который мчался настолько быстро, насколько позволяла его подошва.

– Привет, Розовая Пушинка. – Пятнистая Верхушка поприветствовала подбежавшего крадуна, пушистая верховина которого от напряжения разогрелась до красновато-белого цвета. Пятнистая Верхушка любила животных, и отрастив усик, попыталась похлопать зверька по его волосатой шкурке. Крадун бросил на кору небольшой свиток и, уклонившись от ее усика, отбежал в сторону, после чего посмотрел сначала на Пятнистую Верхушку, а затем на свиток. Та обползла свиток и попыталась еще раз погладить крадуна, но зверек оббежал ее по кругу, подобрал свиток и опять положил его рядом с ее подошвой.

Оставив попытки дотронуться до крадуна, Пятнистая Верхушка надавила усиком на свиток, как ей уже доводилось видеть на дисплеях в магазинах головизоров. От ее касания свиток открылся и растянулся на коре. Внутри было что-то написано. Некоторые слова, вроде «В» или «ИЗ» ей были знакомы, но остальное она прочитать не смогла. Пока Пятнистая Верхушка пыталась расшифровать послание, зверек неугомонно носился туда-сюда. Вдруг ей на глаза попалось еще одно знакомое слово. «ПОМОГИТЕ». Пятнистая Верхушка задумалась. Если она придет на помощь, автор послания наверняка поинтересуется, где она раздобыла эту дорогущую нательную краску, и вызовет лязгунов.

– Прости, Розовая Пушинка, – сказала она, отпуская свиток, отчего тот снова свернулся в цилиндр. – Найди кого-нибудь другого. Мне нужно позаботиться о себе самой.

Она уже было поползла вдоль дороги, направляясь к продуктовому магазину. Крадун подобрал свиток, выбежал вперед и снова положил его перед Пятнистой Верхушкой, напряженно следя за каждым ее движением всей дюжиной глаз. Она попыталась обойти его сбоку, но крадун спешно перегородил ей путь. Она остановилась и, рассмеявшись грохочущим голосом, снова вытянула манипулятор, чтобы похлопать зверька. Но тот увернулся и быстрыми перебежками направился по дороге в том же направлении, откуда и пришел; отбежав, крадун оглядывался, чтобы удостовериться, идет ли она следом, затем снова мчался к Пятнистой Верхушке, чтобы повторить весь маневр. Каждое его движение сопровождалось встревоженным щебетом в окружающей коре.

– Ладно, Розовая Пушинка, я иду. – Она последовала за крадуном по дороге, продолжая бдительно вслушиваться подошвой на случай, если поблизости окажется лязгун.

Крадун вел Пятнистую Верхушку к городскому центру. Когда они оказались у входа в огромное сооружение, зверек шмыгнул внутрь ворот. Пятнистая Верхушка замешкалась, ведь именно там работали всякие умники с большими значками. Она не раз подумывала прокрасться туда вместе со своей бандой и выяснить, есть ли внутри что-нибудь ценное, но так и не смогла миновать лязгунов. Видя ее нерешительность, крадун вернулся за ней, и в его щебете стали все отчетливее слышать нотки тревоги. Пятнистая Верхушка заползла внутрь и услышала вдалеке едва заметный голос, который кого-то звал. Дело было неладно. Казалось, что звук идет прямо из-под коры. Она с силой потерлась подошвой о кору и выждала очередного крика. Голос определенно шел снизу. Предчувствуя опасность, Пятнистая Верхушка последовала за крадуном к источнику звука, пока зверек не остановился чуть впереди нее. Его щебет стал громче, и в ответ на него послышались крики:

– Рин-Тин-Тин! Ты вернулся! – воскликнула Нуль-Гаусс, заметив наверху пандуса пушистый розовый шарик. – Надеюсь, ты нашел кого-нибудь, чтобы передать сообщение. – Она прижала часть подошвы к боковой стене и повысила громкость вибраций. – Ау! Помогите! Я застряла в яме! Помогите!! Помогите!!!

Рин-Тин-Тин умчался прочь, но вскоре вернулся. На этот раз позади крадуна появился глаз молодой чила. Заглянув в яму, глаз поспешно втянулся обратно.

– Светильская блеводырка! – ругнулась Пятнистая Верхушка, втянув глаз под веко и попытавшись забыть ужасную картину. Она перевела оставшиеся глаза на окружавшую ее приветливую ровную кору и постаралась успокоиться. Она попыталась поговорить со взрослой чила в яме, но обнаружила, что ее подошва будто приросла к коре. Немного расслабив подошвенные мышцы и, стараясь пореже смотреть на огромную дыру, она, наконец-то, смогла ответить.

– Эй, – сказала Пятнистая Верхушка, подошва которой все еще выла от напряжения. – Как вы попали в эту яму?

– На лифте, – ответила Нуль-Гаусс.

– Лифте?

– Это машина, на которой можно ездить вверх-вниз. Но для работы ей нужна энергия, так что мне, похоже, придется остаться здесь до тех пор, пока не починят питание. Не могла бы ты передать своему учителю в яслях или кому-то из взрослых, что я здесь, и попросить их прислать помощь?

– Мне не нужен учитель из яслей, чтобы подтирать всякую блевотину, – с раздражением ответила Пятнистая Верхушка. – Я сама могу о себе позаботиться!

– Прошу прощения. – Нуль-Гаусс была немного шокирована ее вульгарной речью. – Я вас не вижу, и по ошибке приняла за ребенка. Я застряла в яме с голодными лабораторными животными, и мне нужно, что кто-нибудь срочно починил питание лифта. Не могли бы вы найти офицера правопорядка или кого-то, кто мог бы оповестить представителей власти?

– Лязгуны пусть лижут блевотину, я их искать не стану, – ответила Пятнистная Верхушка. – И вообще, они все мертвы. Здесь кругом одни трупы. Вы с Розовой Пушинкой – единственные выжившие, которых я видела в Рае Светила.

Пока они разговаривали, Пятнистая Верхушка мало-помалу переборола страх высоты и стала пододвигаться к уголку квадратной ямы, пока они с Нуль-Гаусс не встретились взглядом.

– Так ты и правда совсем мала. – Нуль-Гаусс почувствовала, как при виде грязной, исхудалой чила в ней просыпаются покровительственные инстинкты. – Что с тобой случилось? Ты вся в краске. В твоем клане не осталось никого, кто мог бы о тебе позаботиться?

Пятнистая Верхушка чуть замешкалась, прежде чем ответить. – Нет.

– Тогда я беру тебя под свою ответственность, пока мы не найдем кого-нибудь из твоего клана. Меня зовут Нуль-Гаусс, я профессор в Институте. Но сначала нам нужно вызволить отсюда меня и наших зверьков. Они порядком проголодались, а я не хочу, чтобы они съели мои лабораторные растения.

Она снова нырнула под одну из массивных черепиц покатой крыши и вернулась с пустой клеткой для животных. После этого она заползла вверх по наклонному перекрестию двух упавших черепичных плиток в углу разрушенной лаборатории и добавила клетку к уже выстроенному там ряду. Держась за клетки частью своей подошвы, Нуль-Гаусс начала вытягиваться, пока один из ее глаз не оказался поверх ямы рядом с Пятнистой Верхушкой. Оказавшись достаточно близко, она смогла разглядеть, что Пятнистая Верхушка принадлежала к числу тех самых мусорных мальков из западного района. Это объясняло ее грубую речь. Исполнив свой долг, Рин-Тин-Тин пролез между ними, чтобы кто-нибудь потрепал его по спинке.

– Наружу я могу выставить только один глаз, – объяснила Нуль-Гаусс. – Последние два оборота я пыталась снова и снова, но так и не смогла приподнять достаточно большую часть тела, чтобы вылезти из ямы целиком. Мне нужно больше клеток или чего-то похожего, чтобы на них забраться. Такие клетки наверняка есть вон в том строении рядом с лифтовым корпусом.

– Даже не знаю. – Пятнистая Верхушка похлопала крадуна и притянула его поближе, чтобы обнять. – Похоже, это потребует много работы.

– Друзья Рин-Тин-Тина страшно проголодались, – добавила Нуль-Гаусс и, протолкнув нижнюю часть подошвы между прутьями решетки, потыкала Плюшку, Швабрика, Ватку и Пуфика, которые тут же защебетали в ответ.

– Ну что ж, – нехотя ответила Пятнистая Верхушка. – Не могу же я позволить крадунам умереть с голода. Идем, Розовая Пушинка. Покажи мне клетки.

На поверхности Нуль-Гаусс и животные оказались уже к следующему оборотному пиру. Нуль-Гаусс отыскала лабораторные запасы провизии для животных и неохотно позволила Пятнистой Верхушке покормить зверьков, сама же тем временем занялась обследованием институтских корпусов и остального города. Все оказалось хуже, чем она ожидала. Погибли не только остальные чила: жертвой катастрофы стали все животные и растения. Она посетила зоопарк и наведалась к клеткам, в которых содержались гигантские вялотелы и скороходы из северного полушария. Не выжил ни один. Из всех вялотелов и скороходов уцелели лишь ее миниатюризированные питомцы-гибриды. В садовых магазинах она нашла кое-какие семена, но их жизнеспособность была под вопросом, ведь буря пронизывающей радиации, судя по всему, намертво зажарила любые намеки на жизнь. Пакетированная еда в магазинах, к счастью, оказалась съедобной. И им самим, и животным этого должно хватить, пока они не высадят семена и не соберут первый урожай.

По возвращении в Институт Внутреннего Ока Нуль-Гаусс обнаружила, что Пятнистая Верхушка соорудила из клеток и ящиков загон для животных и теперь радостно играла с питомцами.

Когда профессор-«большой значок» вернулась, острые глаза Пятнистой Верхушки заметили, что та сняла дешевые пластиковые знаки отличия, которые носила в яме, и надела вместо них дорогие значки из металла. Пятнистая Верхушка стряхнула с себя груду ползавших по ней крадунов и, отпихнув любознательного мини-скорохода, выползла из сооруженного ею загона. Глаза взрослой чила начали подрагивать, будто ее что-то тревожило.

– Исчезли целые виды! Без следа! – посетовала Нуль-Гаусс. – Уцелела только моя лабораторная коллекция, но она так мала.

– По-моему, нам всего хватает, – возразила Пятнистая Верхушка. – В магазинах полно еды, а если захотим чего-нибудь особенного, то всегда можем съесть одного из твоих крадунов. Вот полосатые, к примеру, какие на вкус?

– Нет! – при этой мысли Нуль-Гаусс чуть не обезумела от паники. – Их есть нельзя. Они последние из выживших на Яйце. Я должна их размножить, чтобы сохранить биологический вид. И растения тоже. Других у нас не осталось. Я должна спасти и растения.

Она подползла к краю ямы и взглянула на дюжины растительных образцов, отделенных от нее многомиллиметровым обрывом. Пока что опасность им не грозила, но рано или поздно образцы или их семена придется кропотливо поднимать на поверхность, ведь иначе будущие поколения их уже не увидят – если, конечно, эти будущие поколения вообще появятся.

Пятнистая Верхушка подползла к Нуль-Гаусс и остановилась рядом, пока та разглядывала оставшиеся в яме растения. Чувство оказавшегося поблизости незрелого тельца окончательно сокрушило защиту Нуль-Гаусс перед наступавшим синдромом старца. Она расправила мальковую мантию и накрыла ею обезображенную шрамами, измазанную краской, пятнистую верховину уродливого малька.

Пятнистая Верхушка видела, как взрослые чила творят немало странных вещей, но когда профессор отрастила длинный рубчик чуть ниже бугрящихся век, это явно стало для юной чила чем-то новым. Рубчик расширился, превратившись в полотно, накрывшее ее пятнистую верховину.

Ее тут же охватило странное ощущение. Это было не то мощное чувство, которое она испытывала, играя в глазные игры с Мятой Подошвой, а, скорее, ощущение спокойной, теплой безопасности. Наконец, она могла ослабить неустанную бдительность, которая сохраняла ей жизнь с первых кошмарных дней на свалке, где за ней охотились дикие скороходы.

Теперь она была под чьей-то опекой. Наконец, за ней кто-то присматривал. Она втянула все до единого глаза под веки, сжалась в маленький яйцеобразный шарик под мальковой мантией и расслабилась. Она любила профессора, а профессор любила ее. Она любила животных, и те любили ее в ответ. Она задумалась, не это ли чувство принадлежности к клану. И решила остаться, если так пожелает профессор.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:08 GMT

Последним местом, куда заглянула Уме-Уми был Центр Омоложения. Как она и боялась, выживших не нашлось и там – даже «драконьи цветки» были сломаны у самого корня. Крупные стержни из блестящих драконьих кристаллов, некогда поддерживавших полог цветка, теперь просто валялись на коре. Она прошла мимо оказавшегося на пути робота, но затем остановилась, почувствовав электронную дрожь.

– Аварийная ситуация! Аварийная ситуация! – шептал металлический голос. Она приблизилась к роботу. Его тело не двигалось, но электронное покалывание стало сильнее.

– Аварийная ситуация! Аварийная ситуация!

– Аварийной ситуации больше нет, – завибрировал в коре голос Уме-Уми. Но робот ее как будто не слышал, продолжая, как и раньше, подавать сигнал тревоги. Тогда она тоже перешла на шепот.

– Аварийной ситуации больше нет, – прошептала Уме-Уми, возбуждая своим телом колебания в окружающем море электронов.

– Аварийная ситуация! Коротрясение! Активировать план номер два. Вызвать доктора! – отозвался робот.

– Стоп! – велела Уме-Уми, у которой была целая дюжина домашних роботов. – Отмена аварийной ситуации! Отчет о состоянии!

– Системы работают на три клоса, – ответил робот. – Я должен уведомить врача. Произошел сбой.

– Стоп! Перезагрузка! Отмена аварийной ситуации! Ответь, как активировать каналы связи с Раем Светила.

– Я должен уведомить врача, – повторил робот. – Вы не врач. – На этом он затих.

Уме-Уми была озадачена. Глаза робота были практически бесполезны. Откуда он знал, что она не врач? Она вернулась в главный офисный корпус, нашла останки доктора Сабин-Салка, сняла с него декоративные значки и заменила ими собственные самосветные украшения. Затем она вернулась к роботу, однако слишком близко подходить не стала. Уме-Уми могла неплохо сымитировать подошвенный акцент Сабин-Салка, но ни разу не слышала его шепота. Она вложила в эту попытку все свое умение.

– Ответь, как восстановить каналы связи с Раем Светила! – приказала она.

– Откройте ящик, – ответил робот.

Уме-Уми была в замешательстве. Осмотревшись по сторонам, она увидела в углу комнаты большой металлический ящик. В месте его удара о стену образовалась крупная вмятина. Она подползла ближе и прочитала изрядно выцветшую надпись. Это был еще один робот! Согласно описанию, второй робот предназначался для обслуживания новой партии ферментных машин, которые должны были доставить в центр омоложения. Она открыла запоры и отодвинула тяжелую крышку. Над куполом размером с крадуна поднялись двенадцать стеклянистых глаз, которые тут же огляделись вокруг. Наверху купола был изображен расщельник.

– Энергия! – раздался его голос. Бок ящика отвалился, и робот выплыл наружу, паря на пульсирующей подошве. Он задержался у первого, поврежденного робота, чтобы обменяться с ним информацией, а затем направился в комнату с ферментными машинами, где обнаружил частично заряженный аккумулятор и перезарядил свои батареи. Уме-Уми последовала за ним. Робот не обратил на нее внимания и начал поднимать ферментную машину, чтобы снова установить ее на базу.

– Стоп! – велела она. – Восстанови каналы связи с Раем Светила!

– Это не входит в мои обязанности, – ответил робот. – Моя обязанность – поддерживать Центр Омоложения в рабочем состоянии.

– Сброс! – приказала она. – Центр Омоложения не может работать без докторов. Все доктора погибли. Ты должен вызвать сюда новых. Врачей нужно вызвать из Рая Светила. А для этого надо наладить связь с Раем Светила.

Робот приостановил обслуживание ферментной машины. Он переместился в главное офисное здание, нашел одну из консолей видеосвязи и открыл ее. Проведя несколько тестов, он направился к другой консоли. Поскольку все они были в нерабочем состоянии, робот взял деталь из одной консоли, еще несколько из других, затем еще часть из третьей и установил их в четвертую. Затем он вылетел из комнаты и чуть погодя вернулся с небольшим источником энергии, чтобы ее запитать. Процедура тестирования повторилась.

– Линия связи восстановлена. Рай Светила не отвечает. – С этими словами робот вернулся к ремонту ферментной машины.

Уме-Уми попыталась воспользоваться консолью видеосвязи. За свою жизнь она совершила столько удаленных видеозвонков, что прекрасно знала экранные кляксы и жужжания подошвы, по которым можно было судить о состоянии тех или иных компонентов линии связи. Вызов, скорее всего, дошел до центрального коммутатора в Белой Скале, однако волокна, соединявшие город с Раем Светила, были мертвы. Она попыталась отправить в Белую Скалу робота, чтобы тот починил коммутатор, но он отказался покидать отведенное ему рабочее место и ферментные машины. В итоге она сдалась и сама отправилась в Белую Скалу, чтобы забрать оставленный там летун.

Как только она запустила летун, устройство акустического сопряжения пустило по полу вибрацию записанного сообщения.

– Уме-Уми! Ответьте на канале тридцать шесть. Уме-Уми! Ответьте…

Коммуникатор уже был настроен на тридцать шестой канал, так что Уме-Уми сразу же включила передатчик.

– Уме-Уми слушает, – ответила она. Спустя два долгих клособорота последовал энергичный отклик.

– Уме-Уми, говорит лейтенант Шенноновская Емкость. С вами все в порядке? Соединяю вас с адмиралом.

По палубе пронесся скрежет резкого голоса. Судя по тону, адмирал была взвинчена еще больше, чем в первый раз.

– Ваше поведение непростительно! – заявила Гомановская Траектория. – С этого момента я хочу, чтобы вы выходили на связь во время каждого оборотного пира и полуоборота. Вы понимаете? Где вас носило?

– Я пыталась найти других выживших, – ответила Уме-Уми. – Но не преуспела. А вы? – За этим последовала очередная долгая пауза.

– Нет, – ответила Гомановская Траектория. – Что мне теперь делать? Мы обречены! – Наступила еще одна долгая пауза. – Если бы только у нас был кто-нибудь кроме глупой певички.

Раздался щелчок, и связь с адмиралом оборвалась. Уме-Уми уже хотела выключить станцию, но затем снова услышала голос Шенноновской Емкости.

– С вами хочет поговорить кое-кто еще, – сказал он.

–… Алло? Это Уме-Уми..? – спросил кто-то. – Я… а… мы однажды встречались, но не совсем по-настоящему…, не по-настоящему… я видел вас, когда вы проходили через Центр Омоложения…, меня зовут Утесный Паук…, я владею строительной компанией… точнее, владел.

Уме-Уми это было уже не в новинку. Очередной самец, опьяненный ее массивными веками.

– Я вас помню, – ответил она своей лучшей сценической пульсацией. – Доктор сказал, что вам нужны дополнительные упражнения. Хотя мне так не показалось. На вид вы были в неплохой форме. – После долгого ожидания пришел ответ от Утесного Паука. Он, наконец, сумел совладать с эмоциями.

– Вы тоже выглядели неплохо, – сказал он. – А теперь, после омоложения, наверное, и того лучше.

–… Жаль, что у нас нет видео, – вмешался Шенноновская Емкость.

– С момента звездотрясения прошло уже двадцать оборотов, – продолжил Утесный Паук. – И вы единственная, с кем нам удалось связаться. Здесь, на станции я поговорил с несколькими чила, которые знают вас лично, и навел справки в библиотеке – при всей скудности доступных там сведений. Вы сами продюсируете собственные выступления, управляете финансами, контролируете работу нескольких дюжин обслуживающего персонала, включая дюжину роботов, и водите персональный летун. Вы отнюдь не глупы.

Он немного замешкался, прежде чем продолжить. – Как думаете, смогли бы стать инженером?

– Конечно, – ответила она. – Будь у меня подходящий учитель и запас времени. А что? – Ответ от Утесного Паука пришел двумя клособоротами позже.

– По сути адмирал права. Мы здесь застряли. У нас нет космического корабля, который мог бы высадиться на поверхность Яйца без посторонней помощи и при этом не разбиться в лепешку. Построить посадочный модуль мы не можем за неимением инструментов и исходных материалов. Нам нужно нечто, способное «поймать» доступный нам корабль. Трамплинные кольца разрушены, но есть шанс привести в действие одну из гравитационных катапульт, если, конечно, они не сильно пострадали от звездотрясения.

– Я планирую использовать находящихся на Яйце роботов, – объяснил Утесный Паук. – Любые сигналы между поверхностью и синхронной орбитой будут испытывать задержку в два клособорота, так что сами мы управлять ими не сможем. Но если вы поможете их скоординировать, мы готовы передать информацию, необходимую для ремонта катапульты. Но, в первую очередь, нам нужно найти этих роботов и собрать их всех на одном из полюсов. Сможете это сделать?

– Некоторых я уже нашла, – ответила Уме-Уми. – Они мертвы, как и все вокруг. За исключением одного. Он был в ящике на территории Западнополярного Омолаживающего Центра. Он работает без нареканий, но не хочет заниматься ничем, кроме ремонта омолаживающих машин. Я перепробовала все трюки для управления роботами, до каких только смогла додуматься, но максимум, что у меня вышло, – это заставить его починить машины для видеосвязи. К несчастью, других исправных роботов я так и не нашла. Боюсь, что использовать их для ремонта гравитационных катапульт мы не сможем. – Когда голос Утесного Паука, наконец, вернулся, Уме-Уми смогла уловить в нем нотки подавленности даже несмотря на скрипучие звуки гравитационного сдвига во времени.

– Придется составить новый план, – сказал Утесный Паук. – Что ж, до свидания, еще услышимся.

– До свидания, инженер Утесный Паук, – ответила Уме-Уми самым что ни на есть любезным голосом. – Я была очень рада с вами пообщаться. Надеюсь, что очень скоро увижу вас лично.

Следующие два клособорота она провела в размышлениях о долгих колоссах, которые ей предстояло провести в полном одиночестве.

Когда голос Уме-Уми, испытав красное гравитационное смещение, наконец, достиг Утесного Паука, ее привычное контральто приобрело неспешный, осипший тембр, который обычно можно было услышать только в приватной комнате с любовными ковриками. Утесный Паук, запинаясь, ответил: «… ах… Да. Мне было крайне приятно… я был очень рад… пообщаться с вами… ах… Уме-Уми… весьма любезно…». – Связь оборвалась.

Спустя два оборота, Уме-Уми вернулась в центр омоложения, надев на себя полный комплект медицинских знаков отличия. Обслуживающий робот закончил ремонт вспомогательного генератора и привел в рабочее состояние одну из ферментных машин. После этого он позволил себе переключиться на менее приоритетные задачи: убрал тела погибших и сделал уборку. Сейчас он занимался наладкой второй ферментной машины. Уме-Уми прошмыгнула в главный офис и попыталась заглянуть в хранившиеся там документы, чтобы узнать о работе центра и понять, как ей лучше сыграть роль доктора. Банки памяти были обесточены, поэтому она вернулась обратно и пожаловалась об этом роботу. Ремонт занял у него два оборота, но в итоге хранилище данных в главном офисе было подключено к питанию и готово к работе.

Но потом Уме-Уми обнаружила, что файлы пусты. Их стерло ионизирующим излучением во время толчков Яйца. Она направилась в старый кабинет доктора Сабин-Салк и вытащила несколько свитков из стеллажа. Они тоже оказались пустыми, если не считать едва заметных черточек в самом центре. Уме-Уми передала эту новость на западнополярную космическую станцию.

– Почему вы до сих пор на западном полюсе? – раздраженно спросила Гомановская Траектория. – Вы должны искать роботов или что-нибудь полезное! – Когда Шенноновская Емкость сообщил адмиралу плохие новости, ее встревоженный голос приобрел почти что панические интонации. – Я еще могу понять порчу данных в компьютерных файлах, но свитки?

– Даже вкусовые пластины, – ответила Уме-Уми. – Одна такая пластина установлена в коре у самого входа в Центр; раньше на ней был декоративный знак, а теперь она стала совершенно безвкусной. – Ответ Гомановской Траектории, как всегда пришедший с задержкой, оказался хуже обычного.

– Цивилизация уничтожена! Что нам теперь делать?!?

Уме-Уми даже не стала утруждать себя ответом. Она отключила коммуникатор и вернулась к интеллектуальному поединку с роботом. Первым делом она велела ему восстановить из внутренней памяти большую часть файлов, относящихся к работе центра омоложения. Ознакомившись с ними, она придумала, как заставить робота перезарядить аккумуляторы ее летуна. Для этого Уме-Уми приказала доставить их в качестве «срочного груза» и поставить рядом с аккумуляторами, которые использовались в качестве резервного источника питания для ферментных машин. Затем она отослала робота в главный офис для «ремонта», а сама тем временем поменяла местами кабели и зарядила аккумуляторы. Наконец, она дала роботу команду доставить «срочный груз» обратно к летуну. Теперь она была готова отправиться в любую точку Яйца. Вот только лететь было некуда.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:09 GMT

Тяжелое Яйцо, наконец, пришел в себя. Он смутно припоминал пронзительную резь в глазах. Теперь она сменилась тупой болью. Он вытянул стебельки в попытке убедиться, что его глаза не спрятаны под веками, но так ничего и не увидел. Он прислушался своей подошвой, стараясь выяснить, где находится. Вокруг было тихо. Единственным, что уловил слух Тяжелого Яйца, были глухие удары его внутренних насосов и слабый грохот в недрах Яйца.

К нему начали возвращаться фрагменты воспоминаний. Он вспомнил, как вслепую бродил по вершинам Восточнополярных гор, обезумев от боли. В поисках спускового желоба. Полз, падал, соскальзывал в темноте. Новый приступ боли, когда он налетел на сломанную секцию желоба. Вспомнил, как кричал о помощи до содранной подошвы, но так никого и не дождался. Как голодные боли стали мучить его сильнее ожогов. Наконец, ему удалось отыскать еду. В его манипуляторе оказался кусочек, уже готовый отправиться в ротовую сумку. Он умирал от голода. Но по какой-то причине удержался.

Тяжелое Яйцо что-то почувствовал под своей подошвой. Это было тело другого чила. Подвигав подошвой, он ощупал мертвое тело – оказавшееся крупной самкой. Ее кожа была исполосована грубым подобием ножа. Заостренный кусок металла, ставший причиной ран, сейчас находился в одном из его манипуляторов. В другом Тяжелое Яйцо держал добытую еду. Отрастив несколько усиков, он ощупал ими кусочек съестного. Он был гладким, округлым и мягким, а сверху покрыт чем-то вроде кожи…

– Яйцо!!! – завопил он, скрежеща по коре вибрирующей подошвой. – Я чуть не съел яйцо.

У него снова помутился рассудок.

Беспорядочно размахивая глазными стебельками, он вернул яйцо внутрь материнского тела и побрел прочь по пустынной улице. По дороге ему попался магазин с открытой дверью. Это был мякотный бар. Протиснувшись мимо тела бармена, Тяжелое Яйцо обнаружил запас пакетов с мякотным соком. Прочитать названия он не мог, но, досуха высосав несколько из них, уже об этом не думал. Тупая боль в глазах отступила. Ему стало лучше. Набив в грузовые сумки столько пакетов, сколько он мог унести, Тяжелое Яйцо, петляя, снова выбрался на улицу.

– Эй! – крикнул он. Тишина.

– Надо двигаться дальше. Надо кого-нибудь найти.

С трудом передвигая груженое тело вдоль улицы, Тяжелое Яйцо отыскал еще одну открытую дверь. На этот раз он оказался в мастерской. Возможно, здесь ему попадется хороший нож. В итоге нож он не нашел, но обнаружил множество других инструментов. Тяжелое Яйцо вытащил один из них из держателя рядом с рабочей платформой механика. Это была сварочная горелка. В ней имелись резервуары с жидкостями, которые при смешивании воспламенялись до сверхвысокой температуры. Горелка действовала автоматически, и сразу полыхнула длинной огненной струей, стрельнувшей в сторону Тяжелого Яйца. Снова почувствовав нестерпимый жар, он завопил от накатившей на него безумной паники. Его сумки извергли пакеты с дистиллятом мякотного сока, и когда пламя из упавшей горелки коснулось одного из них, пакет вспыхнул, превратившись в яркий шар фиолетово-белого огня.

– Я вижу!! – воскликнул Тяжелое Яйцо, когда опаленный кончик одного из глазных стебельков едва отреагировал на мощный поток света. Завороженный этим сиянием, он, как безумный, стал подбрасывать в растущее пламя пакет за пакетом. Огонь перекинулся на оборудование, и ему пришлось отступить на улицу. Наконец, сварочная жидкость взлетела на воздух, устроив колоссальный взрыв.

Когда Уме-Уми снова включила коммуникатор, ее ждали хорошие новости.

– Пристальный Сенсор с восточнополярной станции заметил крупный пожар и взрыв в Восхождении Скорохода у подножия Восточнополярных гор, – сообщил лейтенант Шенноновская Емкость. – Возможно, это сигнал, либо отсроченная реакция на звездотрясение. Но других признаков жизни на Яйце мы пока что не засекли.

– Значит, это наша единственная надежда, – сказала Уме-Уми. – Я направляюсь к Лагерю Скорохода. Возьму летун, но не для полетов – это требует слишком много энергии. Я буду передвигаться у самой поверхности, где у гравитационных отталкивателей хватает массы, которую можно использовать в качестве точки опоры. В таком режиме я смогу пару раз облететь Яйцо, не потратив весь заряд аккумулятора. – Она помедлила. – Но такое применение достойно сожаления. У меня есть крутейшая игрушка, на которой можно летать в небе, а мне приходится использовать ее, как банальный короглайдер.

Оставив робота за ремонтом омолаживающей машины, Уме-Уми взлетела на небольшую высоту, поддерживая минимальный энергетический профиль, и направила корабль к восточному полюсу. Она летела над сияющей, желтовато-белой поверхностью Яйца, а внизу тянулись многие метры опустошенной коры.

Держась в стороне от разбросанных по коре останков Трамплинного Кольца, Уме-Уми опустилась на ровном пространстве у границ Восхождения Скорохода. Не найдя для своего летуна подходящих креплений, она позаботилась о том, чтобы рядом с кораблем не было никаких твердых предметов – на случай нового коротрясения. Прежде, чем покинуть летун, она связалась с парящей над восточным полюсом станцией и стала ждать ответа.

– Пожар случился в восточной секции, – сообщил Пристальный Сенсор. – Это старый район города у самого основания сверхпроводящего желоба, которым пользовались рабочие Космического Фонтана ПауКон. Вам достаточно отыскать восточно-западную дорогу и двигаться по ней в сторону гор.

В этот момент к разговору подключился еще один голос. Это была Гомановская Траектория.

– Вы должны защищать летун, чего бы это ни стоило, – предупредила ее адмирал. – Пожар могли устроить мародеры. Вы должны взять с собой оружие и отчитываться нам через каждый дотоборот.

– Оружия у меня нет, и одна только дорога к восточному району займет два дотоборота, – объяснила Уме-Уми. – К тому же один пожар – это еще не обязательно банда мародеров. Я доложу, когда прибуду на место.

Пробираясь по улицам опустевшего города, Уме-Уми начала испытывать легкое беспокойство. Они передвигалась без лишнего шума и часто останавливалась, чтобы прислушаться. Наконец, до нее донесся чей-то голос. Это был высокий тенор, принадлежавший подошве самца. Голос фальшивил, а его обладатель, похоже, был пьян. Пока Уме-Уми ползла по улице, пытаясь отследить его источник, ей удалось отгадать мелодию. Это была ее песня, «Очи мои стебельками обвей».

Она дошла до перекрестка и взглянула вдоль улицы. Пьяный, измаранный самец грузного вида слепо брел по городу, перебираясь с одной скользь-дорожки на другую. На месте его глаз виднелись лишь сочащиеся жидкостью язвы на концах обрубков, некогда бывших его стебельками. С покрытой волдырями шкуры свисали лоскуты кожи. В ужасе от его состояния, Уме-Уми неподвижно стояла посреди перекрестка, пока самец приближался к ней, петляя из стороны в сторону. Ее первой реакцией было отвращение. Но оно тут же сменилось жалостью, стоило ей осознать боль и страдания, через которые ему пришлось пройти ради простого выживания, пока она сама порхала по Яйцу на своем роскошном летуне. Он уже почти дошел до третьего куплета, и тогда Уме-Уми ненавязчиво вплела в его пение свой глубокий контральто.

– Другом мне будь и любовью моей. Сверху и снизу со мной будь ты рядом. Очи мои стебельками обвей.

Когда ее собственный голос стал громче, самец затих.

– Я, наверное, и правда схожу с ума! – вслух воскликнул он, выбрасывая на дорогу недопитый пакет дешевого мякотного сока.

– Нет. Это не так, – заверила его Уме-Уми, подползая ближе.

– Вот, значит, как выглядит смерть? – спросил он. – Всю свою жизнь я жаждал Уме-Уми. А теперь мне чудится, что она и правда здесь.

– Это действительно я, – ответил голос, который явно принадлежал Уме-Уми. – Та самая Уме-Уми, которой ты жаждал – я здесь, чтобы о тебе позаботиться. – Она встала рядом с Тяжелым Яйцом, нежно обвила тремя стебельками его израненные обрубки и отвела в больницу, которую заметила в нескольких кварталах отсюда. Они ползли бок-о-бок, и Уме-Уми пела ему песни.

В больнице она отчистила его шкуру, смазала волдыри, забинтовала обрубки глазных стебельков и наполнила его сумки добротной едой. А потом занялась с ним любовью.

Она сосредоточилась на туловище самца, стараясь не обращать внимание на сожженные глаза. Подошва Тяжелого Яйца массировала ее верховину с трепетным наслаждением, а его двенадцать глазных стебельков тем временем все плотнее и плотнее обивали стебельки Уме-Уми, пока два тела не соприкоснулись веко-к-веку. Из отверстий, открывшихся у основания его стебельков, излились капельки телесной жидкости, тут же упавшие в веки Уме-Уми, которые только и ждали этого момента. Их долгая, томительная жажда, наконец-то, была удовлетворена. Уме-Уми расслабилась под обмякшим Тяжелым Яйцом, а капельки тем временем начали свое путешествие по ее телу, направляясь к яйцевой оболочке.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:11 GMT

Экраны погасли, и в ту же секунду невообразимая сила притянула руки и ноги Пьера сквозь толщу воды, рывком приковав их к стенке резервуара. В течение трех долгих секунд по всему Драконоборцу раздавался рев сирен, пока бортовой компьютер пытался восстановить повреждения и вернуть космический аппарат в рабочее состояние. Наконец, мультиэкран, встроенный в стену сферы, загорелся снова.

– Сообщить статус, – велел Пьер.

– На Яйце Дракона произошло звездотрясение, – ответил компьютер. – Системы понесли урон от воздействия гамма-лучей и гравитационных волн. Работоспособность: 82%

– Мы получили приличную дозу радиации, – сообщил со своей части мультиэкрана Цезарь Вон. – Тем, кто находился в резервуарах, досталось 120 бэр. При том, что полулетальная доза – 500.

– Амалита! – прокричал Абдул. – Амалита! Ответь!

Никто не отозвался.

– Что-то не так, – сказал он, приступая к спуску воды в своей емкости.

– Я здесь врач, – возразил Цезарь. – Я сам ее осмотрю.

– Поверхность Яйца сильно пострадала, – заметила Сейко. – Активность полностью прекратилась. Я уже привела в действие сканеры.

– Связь с Яйцом потеряна, – добавила Джин. – Но у нас еще сохранился контакт с восточнополярной космической станцией. – Ее лицо на мультиэкране сменилось мерцающим изображением чила, который выходил на связь десять раз в секунду.

– Вы видите признаки жизни в Рае Светила под вами? – спросил Пристальный Сенсор.

– Нет, – ответила Сейко. – Мы заметили тепловую вспышку в районе восточного полюса.

– Это нам известно.

– Высокоэнергетический транспорт преодолел расстояние от западного до восточного полюса, – добавила она.

– Об этом мы тоже знаем.

На одном из экранов Сейко появился мигающий круг, наложенный компьютером на считанное со сканера изображение Рая Светила. – Участок свежей раститель…

– Где!?! – перебил ее Пристальный Сенсор.

– Институт Внутренн…

Сейко умолкла. Изображение чила исчезло.

– Док! – крикнул Пьер. – Ты нашел Амалиту?

– Да, – ответил Цезарь. – Она погибла.

– Думаю, нам не стоит улетать на Отисе, пока не разберемся в ситуации. – Пьер велел компьютеру отменить запланированную смену траектории орбитального модулятора. Потребуется почти целый день, прежде чем астероид достигнет точки, в которой они смогут притянуть его во второй раз.

Вторник, 21 июня 2050 г., 06:58:20 GMT

Уме-Уми вышла на связь из летуна. Тяжелое Яйцо она взяла с собой. Быстрее было бы добраться сюда одной, а потом вернуться за ним на летуне, но ни ей, ни ему не хотелось оставаться в одиночестве.

– Где вы были!? – взорвалась Гомановская Траектория, когда на нее переключили вызов с летуна. – Я места себе не находила, боялась, что вы могли сделать какую-нибудь глупость, и мы лишимся последнего действующего корабля на всем Яйце. Почему так долго?

– Адмирал, я нашла выжившего. Ему требовался медицинский уход. Это Тяжелое Яйцо, он был начальником смены в проекте Космического Фонтана. Сейчас он бы хотел поговорить с Утесным Пауком.

– Я хотел передать, что мне жаль потерянного Фонтана, – сказал Тяжелое Яйцо.

После долгого ожидания ответ пришел от самого Утесного Паука. – А я рад, что выжил кто-то еще из нашей команды. Фонтан мы начнем отстраивать, как только доберемся до поверхности. Теперь, когда мы нашли на Яйце опытного строителя, задача сильно облегчается. У нас полно работы. И первым делом вам нужно осмотреть гравитационные катапульты на восточном полюсе и сообщить мне, в каком они состоянии. После этого мы сможем приступить к их ремонту.

Уме-Уми предоставила ответ самому Тяжелому Яйцу.

– Я был бы только рад, шеф, – ответил он. – Но все мои глаза ослепли.

– Тяжелое Яйцо был единственным выжившим во всем Рае Светила, – объяснила Уме-Уми. – Пока что нас только двое.

– Могут быть и другие, – сказал Пристальный Сенсор. – Люди сообщили нам об участке растительности на территории Института. Полярная орбитальная станция подтвердила эту информацию. Мы решили, что именно это место вам следует осмотреть в первую очередь.

– И на этот раз поддерживайте связь! – вмешалась Гомановская Траектория. – От постоянного беспокойства у меня обострилось хроническое воспаление кормовых сумок. Вы ведь позволите инженеру вести ваш летун, не так ли, Уме-Уми?

– Я же ослеп, адмирал, – напомнил ей Тяжелое Яйцо.

Уме-Уми отключила коммуникатор и подала мощность на двигатели летуна. Она полетела строго на запад, вдоль дороги, ведущей к Раю Светила. Во многих местах широкая магистраль покоробилась и была усеяна останками глайдмобилей. Уме-Уми хорошо знала Рай Светила и посадила летун вблизи Института Внутреннего Ока. Бок-о-бок, держась друг за друга глазными стебельками, они заползли на территорию Института. Растения были повсюду.

Здесь произрастали все возможные разновидности флоры, какие только можно себе представить, но лишь по несколько экземпляров на каждый вид. Уме-Уми собрала немного спелых фруктов, и они вдвоем с удовольствием полакомились свежей мякотью после многих оборотов консервированной еды. Очевидно, что растения были пересажены совсем недавно, ведь поблизости лежала стопка лотков, в которых они изначально и росли. Они оба стали прислушиваться своими подошвами, но смогли уловить лишь звуки кормовых крадунов в загоне поодаль. Они стали продвигаться вдоль низких стен офисного корпуса, но затем Тяжелое Яйцо вдруг остановился, когда его чувствительная подошва засекла какой-то звук.

– Поблизости кто-то бормочет.

Добравшись до офисного корпуса, они обнаружили чила, погруженную в работу на писчем коврике. Она была стара и носила на своем теле кольцо из значков ученого. Но Уме-Уми не помнила, что именно означали эти символы.

– Здравствуйте? – неуверенно спросила Уме-Уми.

– Дайте мне дописать строчку. – Закончив работу, ученая перевела на них взгляд.

– Меня зовут Нуль-Гаусс, я доктор магнетики в Институте. Я рада, что, наконец-то, появился кто-то, готовый навести порядок. Наши дела хуже некуда. Вы знали, что мы потеряли все библиотечные данные, хранившиеся на свитках и в молекулярной памяти? Я, как могу, пытаюсь восстановить записи своих исследований, но мне нужно еще ухаживать за животными и растениями, и времени просто не хватает. Я так устала. Все, чего я хочу, – это заботиться о яйцах и мальках, пока меня не станет.

– Но так нельзя!

– Почему же?

– По крайней мере, не сейчас. Мы трое – единственные выжившие на всем Яйце, – объяснила Уме-Уми. – Если мы хотим, чтобы наша раса выжила, нам придется откладывать яйца – великое множество яиц.

– Я слишком стара и слишком утомлена, чтобы откладывать яйца, – возразила Нуль-Гаусс. – И мы не единственные выжившие. Есть еще кое-кто.

Подошва Нуль-Гаусс подала направленный сигнал. – Пятнистая Верхушка, дорогая моя. Пожалуйста, подойди сюда. У нас гости.

Вторник, 21 июня 2050 г., 07:02:06 GMT

После того, как их жизнь приняла более или менее рутинный уклад, Уме-Уми оставалось лишь выходить на связь каждую дюжину оборотов. Когда она воспользовалась коммуникатором в очередной раз, Гомановская Траектория была на совещании, поэтому Шенноновская Емкость переключил ее на Утесного Паука.

– На предыдущем обороте у нас вылупился еще один малек, – сообщила Уме-Уми. – Так что теперь мы довели счет до одиннадцати. Очень скоро Тяжелое Яйцо сможет вести занятия для подготовки нужных вам молодых инженеров. Нуль-Гаусс, наконец, смирилась с тем фактом, что ей придется бросить работу над своими исследовательскими записями ради ухода за яйцами. Она до сих пор считает высиживание собственных яиц чем-то непристойным, но, будучи специалистом по генетике, прекрасно понимает важность генетического разнообразия, поэтому до сих пор и откладывает яйца, и выводит мальков – исправно неся «службу», как она сама это называет.

Прежде, чем перейти к следующей реплике, Уме-Уми хихикнула. Ей до сих пор было неловко упоминать скабрезные слова в вежливой беседе. – Помимо прочего, она отслеживает «матерей» мальков, сводя к минимуму вероятность близкородственного скрещивания. – Она снова хихикнула. – Но «детей» Пятнистой Верхушки опознать нетрудно. Ее пятна передались и потомству.

– В том, что касается обращения с животными, Пятнистая Верхушка – настоящий гений. Ей достаточно просто взглянуть на зверя, и она уже знает, что именно тот чувствует. Стада быстро растут, и четыре оборота тому назад Нуль-Гаусс, наконец-то, разрешила нам полакомиться свежим мясом. Я уже неплохо справляюсь с уходом за растениями. Вокруг Института Внутреннего Ока теперь растет множество фруктов и орехов, и я уже начала заниматься дикорастущими посадками за пределами города.

– У меня тоже есть хорошие новости, – сказал после долгого ожидания Утесный Паук. – Нам, наконец-то, удалось связаться с роботом в западнополярном центре омоложения, передав ему команды при помощи плотного рентгеновского пучка с космической станции над западным полюсом. Робот смог восстановить только одну омолаживающую машину, но фермента, который она наработает в течение пяти колоссов, хватит на омоложение одного самца или небольшой самки.

– Чудесно! – воскликнула Уме-Уми. – Значит, я смогу отвезти туда Тяжелое Яйцо, и к нему снова вернется зрение. Тогда у вас появится тот, кто сможет разобраться в неполадках гравитационных катапульт, а у меня – помощник, на которого можно будет переложить часть работы по уходу за растениями.

Вторник, 21 июня 2050 г., 07:03:32 GMT

На этот раз Уме-Уми включила коммуникатор раньше срока. Ее голос был мрачным. – Тяжелое Яйцо только что растекся. Видимо, его тело не выдержало.

– Мы потеряли последнего инженера! Теперь нам точно конец! – запричитала Гомановская Траектория. – С тем же успехом можно просто сдаться.

– Ну что ж, лично я сдаваться не собираюсь, – сказала Уме-Уми. – Дайте мне поговорить с Утесным Пауком. Я хочу получить следующее задание для начальных уроков по инженерии.

Дожидаясь ответа Утесного Паука, она начала мысленно перебирать родословные старших юнцов в школе-яслях. Чтобы их маленькая группка начала расти прежде, чем самки станут достаточно взрослыми и смогут сами откладывать яйца, ей и Пятнистой Верхушке придется обучить старших самцов кое-чему помимо чтения, вычислений, фермерства и инженерного дела.