Звезды комбата

БЫЛЬ О ШАХТЕРСКОМ ЭСКАДРОНЕ

В хмурый осенний полдень 1933 года к ученикам горнопромышленного училища города Копейска, что недалеко от Челябинска, прибыли именитые гости: старый коммунист Леопольд Фридрихович Гольц и почетный гражданин Челябинска, бывший командир красного шахтерского эскадрона в годы гражданской войны Иван Григорьевич Медведев.

Зал училища был переполнен. В первом ряду сидел ученик выпускной группы Семен Хохряков — кареглазый крепыш в аккуратно подпоясанной «кимовке», со слегка курчавящимися черными волосами. На груди у него красовались значки ГТО, ПВХО и «Ворошиловский стрелок». Взгляд юноши не отрывался от гостей.

Удивительной судьбы человек Леопольд Фридрихович Гольц. Поляк по национальности, он семнадцати лет от роду вступил на революционный путь. Со второго курса горного училища его отчислили как неблагонадежного, а через некоторое время за активные революционные выступления в Лодзи осудили на двенадцать лет каторжных работ. Варшавский централ, Петропавловская крепость, и, наконец, этапным порядком юношу отсылают в тюрьму города Иркутска. Отсюда он бежал, но вскоре был пойман, осужден вторично и отправлен в Нерчинский централ. Снова побег, снова подпольная революционная деятельность против свирепствующего самодержавия. После Великого Октября Леопольд Фридрихович становится красногвардейцем, отстаивает молодую Советскую власть в рядах Красной Армии. В мирное время Л. Ф. Гольц вначале на профсоюзной работе, а позже заведует одной из копейских шахт.

— Мое сердце, все мои помыслы принадлежат революции. Хочу, чтобы и ваши молодые сердца, все ваши дела и мечты были также отданы делу Коммунистической партии, делу трудового народа, — сказал, выступая перед учениками, Леопольд Фридрихович.

Вот уже собравшиеся слушают легендарного комэска Ивана Григорьевича Медведева. Семен замечает каждую морщинку на его еще не старом задумчивом лице, схватывает каждый жест, хмурится или улыбается согласно настроению и словам выступающего. О герое-коннике он узнал еще в детстве из рассказов дедушки Тимофея Кузьмича, затем — в школе. Подвиги Медведева и его кавалеристов казались тогда мальчику непостижимой волнующей сказкой. А сейчас Семен сидит почти рядом с этим легендарным человеком, слушает его интересный рассказ о боях за Советскую власть, за счастье трудового народа.

Каждое слово бывшего комэска звучит для Семена откровением, славной былью о шахтерском эскадроне. Однажды в детстве видел Сенька этот (а может, и другой) красный эскадрон, вошедший в его родное село Коелгу, запомнил шашки и карабины, составленные в углу избы, свое страстное желание хотя бы прикоснуться к оружию красноармейцев. Командир конников (такого же высокого роста, как и Медведев) дал тогда подержать малышу настоящий револьвер, предварительно вынув из барабана патроны.

Память детства как бы связывала Семена с Медведевым. А тот начал свой рассказ:

— В те дни сгущались тучи над Южным Уралом. Атаманы Дутов, Токарев, полковник Сорочинский и другие недобитые монархисты поднимали мятежи. То в одном, то в другом месте вспыхивали и кулацкие бунты. Челябинск вот-вот могли захватить враги. Шахтеры объединились в отряд для защиты родной Советской власти. Часто мы прямо с оружием в руках спускались под землю, а когда требовалось, по тревоге поднимались на-гора и отражали нападение контрреволюционеров. В свободное время каждый из нас учился военному делу… Отдать шахты белякам мы не могли, иначе холод задушил бы Советскую власть — остановились бы заводы, фабрики, поезда…

Нахмурив брови, Медведев вспоминал:

— После кровопролитных боев за Бузулук в июне восемнадцатого мы вынуждены были временно отступить: оказались отрезанными от Советской России. Именно в те трудные дни на переформировании и был создан в составе Челябинского сводного отряда кавалерийский эскадрон, командовать которым доверили мне… Кавэскадрон вел бои на Ашхабадском направлении. Бился с интервентами, беляками и басмачами…

По ходу рассказа И. Г. Медведева перед глазами ребят расстилались бесконечные песчаные барханы, редкие кусты саксаула да блестящие до слез в глазах солончаки. Воображение рисовало полуденное палящее солнце, подсказывало: жажда мучает бойцов, а во флягах воды всего по глотку — только на самый крайний случай. Лошади от зноя и усталости выбивались из сил. Но кавалеристы, стиснув зубы, упорно пробирались через пустыню в тыл врага, чтобы добыть победу…

Хохряков облизывал губы; ему нестерпимо захотелось пить, закружилась голова, на лице выступил пот и словно бы заскрипел песок на зубах. Казалось, он вместе с рассказчиком шагал по барханам в тыл белякам.

Парень к тому времени прочитал много книг. Не менее яркие и тяжелые картины боевой жизни красноармейцев находил в них. Но то книги. Здесь же перед Семеном и его друзьями стоял живой человек, командовавший красными конниками, которые пробились сквозь свинцовый ливень и взяли приступом бронепоезд белых, совершив при этом множество подвигов…

А комэск заканчивает свой увлекательный рассказ:

— В Ашхабаде нашему Казанскому полку было вручено Почетное боевое революционное знамя Туркестанской Советской Республики. В его алом цвете мне видится и кровь шахтеров-конников… Годом позже на Памире разгромом двух шаек басмачей наш эскадрон закончил боевой путь. Здесь, в крепости Гульча, нами был захвачен в плен штаб во главе с белогвардейским генералом Мухановым, который пытался улизнуть за границу… Мы, рабочие, сумели победоносно пройти этот тяжелейший путь потому, что защищали родную Советскую власть. Дороже Отчизны у нас с вами ничего нет… Скоро вы впервые спуститесь в шахту. Желаю вам стать настоящими горняками и, если потребуется, быть мужественными защитниками Родины. В шахте, как и на войне, теряться нельзя…

Медведев умолк, и в зале воцарилась тишина. Молчали ребята. Задумались над суровой былью о шахтерском эскадроне. Видимо, за самое сердце тронул их рассказ Ивана Григорьевича.

Задумался и Семен Хохряков. И уже тогда он сказал сам себе: «Буду, как Медведев! Ведь я тоже, как и он, уральских рабочих кровей! Именно в наших копейских шахтах закалялись его сила и воля».

Весной Семен, спускаясь впервые в шахту вместе со своей группой, продолжал думать о Медведеве. Потом вспомнил любимые слова своего деда Тимофея Кузьмича: «Уважай, внучек, человеческий труд. В нем сила рабочего человека. Это буржуи не ценили нашего труда: им все даром доставалось».

Нет, его, Сеньку Хохрякова, никто не мог упрекнуть в отсутствии трудолюбия. С двух лет без отца, с восьми — без матери, он рано узнал цену хлебу насущному. Трое их — Сеня да две сестренки-малышки Маша и Люда — осталось на попечении деда. Он был им за отца, за мать, был их кормильцем, был их учителем. Конечно же, незаменимым помощником деда, его, так сказать, опорой, стал внук. Уже первоклассником водил он лошадь в ночное, нанимался пастухом; босоногий, с окровавленными ногами боронил поле, присматривал за сестренками.

В 1928 году тринадцатилетний Семен стал самостоятельным работником в сельской коммуне «Обновленная земля». Как и на дедовом клочке, он и здесь пахал, боронил, был жаткарем, а затем освоил трактор. Нелегко все давалось, но именно в труде закалялись его сила и воля, в коллективном возделывании хлебной нивы познал он возвышающий смысл заботы о благе всего общества и великую цену человеческой дружбы.

Односельчане любили паренька за трудолюбие, за уважение к старшим, за постоянное внимание к сестренкам, которые воспитывались в коммунарском детском доме.

«Один за всех и все за одного!» Это правило социалистического общежития Семен воспринял всей душой и подкреплял его ударным трудом. Он, как и его сверстники, гордился тем, что строил социализм, был участником быстротекущих событий революционного преобразования общества.

Семен много читал. Но теперь читал вслух — для коммунаров. В его карманах всегда находились газета, журнал, интересная книга. В коммуне он научился играть на гармошке и по вечерам веселил сельскую молодежь. Так исподволь Хохряков становился активистом, вожаком юных. В этом одухотворенном общении он глубже познавал людей труда, их нужды и запросы. Все это очень пригодилось, когда он стал армейским политработником и к нему в подразделение пришли такие же парни-труженики из городов и деревень.

Партия призывала народ к скорейшей индустриализации страны.

Семен Хохряков по путевке родной коммуны выучился на шахтера. И вот первый спуск в шахту. В ту самую, в которой начинал трудиться его любимый герой — Иван Григорьевич Медведев.

…Клеть падала во тьму. Щекотало под ложечкой. Было любопытно и жутковато. Да и немудрено: ведь первый раз едет Семен под землю.

Вдруг откуда-то снизу блеснул луч света. Немного погодя клеть щелкнула и остановилась.

— Приехали. Выходи, ребята, — спокойно сказал старик-десятник, сопровождавший новичков.

Семен, первым выскочив из клети, тут же попал под струйку воды, бежавшую с потолка штрека. Холодом обожгло шею.

— Это и есть наше подземное царство! — торжественно сказал десятник. — Теперь, ребятки, ни на шаг от меня…

Неумело, но бережно поддерживая на весу полученные в ламповой «шахтерки», они долго шли штреком. Рой светлячков все отдалялся и отдалялся от главного шахтного ствола. Казалось, это уплывали из Млечного пути звездочки, чтобы, найдя новую собственную орбиту, самостоятельно засиять во Вселенной.

Семен шагал рядом с десятником и, стараясь идти в ногу, спросил:

— А скоро доберемся туда, где уголь рубают?

— Доберемся, парень. Шахта-то старая: выработки длинные.

Наконец пришли.

— Это и есть Дальний запад, — вполголоса произнес старик.

Семену показалось, что и эти слова он вымолвил почтительно. Хохряков вспомнил одухотворенное выражение лица Ивана Григорьевича Медведева в тот миг, когда он говорил о шахтах и шахтерах, и подумал: «Нашему дедуле-десятнику также все дорого здесь, где прошла его трудовая жизнь». А вслух спросил:

— В лаву сейчас полезем?

— Полезем, обязательно полезем, — заверил старик.

Вскоре они поползли.

— Вот и лава — золотородное полюшко горняцкое! — десятник поднес лампочку к потолку. Семен сделал то же самое. И наяву увидел уголь, отливающий золотистым блеском.

— Это жирный пласт, — удовлетворенно сообщил десятник. — Называется «аршинка». Значит, в нем аршин толщины от низа до кровли. Любо здесь работать шахтерам.

Когда вернулись в штрек, десятник на несколько минут оставил ребят одних. В это время сзади них начал нарастать своеобразный гром. Ученики заволновались. Семен тоже не понимал, что происходит. И когда совсем близко раздался пронзительный свист, они увидели, что на них несется состав вагонеток, именуемый шахтерами «партией». Уже было слышно, как храпит лошадь и что-то кричит коногон.

Ученики заметались по штреку. И тут все услышали резкий фальцет Сеньки:

— Прижимайся к стенкам, ребята!

Все подчинились голосу Семена. А чубатый коногон от души захохотал, проносясь мимо, при виде будущих шахтеров, пугливо прижимающихся к стенкам.

Семен тоже засмеялся и, как заправский горняк, назидательно повторил слова Ивана Григорьевича Медведева: «В шахте, как и на войне, теряться нельзя».

Вскоре Хохрякова принимали в комсомол. Обрадованный доверием товарищей, он твердо сказал на собрании:

— До конца жизни буду делать все то, что требуют наша Родина, партия и комсомол!

…В степи к северу от Копейска раскинулся поселок шахтеров, работающих на двенадцатом и шестнадцатом рудниках. Там в 1934 году, после окончания горнопромышленного училища, начал трудиться и Семен Хохряков слесарем по ремонту и монтажу механизмов шахты. Чтобы взяться за такое ответственное дело, ему пришлось основательно изучить все шахтерские профессии, познать многие капризы подземных выработок.

Позже, в бригаде Матвея Харлова, Семен выполнял самые сложные работы: непосредственно в лаве заменял детали врубовых машин, прокладывал линии электропередач, ремонтировал и налаживал компрессоры. Выполнял это Хохряков не только со знанием дела, но и с величайшим чувством личной ответственности.

Как-то бригадир, Хохряков и Николай Панов, опустившись в шахту, увидели назревающую катастрофу: вода уже заливала основание насосов.

— Что случилось? — Семен взглянул на товарищей.

— Моторы работают исправно. Значит, внизу что-то…

Семен быстро разделся и нырнул в черную трехметровую глубину насосного колодца. Через несколько секунд его голова появилась на поверхности:

— В патрубках полно ила. Подайте страховочную веревку! — И скрылся в ледяной воде. Когда опять показался на поверхности, Матвей Харлов и Николай Панов быстро обвязали Семена веревкой, и тот снова исчез в проруби колодца. Он нырял десять раз, пока не очистил всасывающие патрубки насосов. Угроза затопления шахты была ликвидирована.

…Всей стране и всему миру стал известен трудовой подвиг донецкого шахтера Алексея Стаханова из кадиевской шахты «Центральная-Ирмино», который в ночь на 1 сентября 1935 года за рабочую смену нарубил отбойным молотком 102 тонны угля. Это был не только всесоюзный, но и мировой рекорд.

Спустя некоторое время партгрупорг участка «Никанор-Восток» Мирон Дюканов нарубил уже 115 тонн угля…

Молодой механик шахты Семен Хохряков с волнением читал товарищам по работе сообщения о том, как Стаханов и его друзья все выше поднимали производительность труда, рассказывал, что стахановское движение охватило всю страну. Вместе с друзьями он рассматривал портреты героев и радостно говорил: «Вот как мы можем, шахтеры!»

В публикуемых газетных материалах были и слова Алексея Стаханова:

Алексей Стаханов своим подвигом как бы поставил поближе к рабочему месту Семена Хохрякова свою лампу, поделился с ним огнем трудового подвига. Семен, и без того исполнительный и собранный, стал искать неиспользованные возможности увеличения производительности труда в любой работе на своей шахте. «Мы должны по-стахановски ускорять время», — говорил он.

Через много лет один из довоенных стахановцев, знатный врубмашинист Николай Андреевич Панов, уже ушедший на заслуженный отдых, вспоминая друга своей юности Семена Хохрякова и те бурные дни строительства социализма в нашей стране, скажет:

— Помню, на шахту прибыли новые компрессоры, которые необходимо было установить, не прерывая работ в лаве. Их монтаж мы выполнили под руководством механика Хохрякова с оценкой «отлично». Когда закончили, Семен прислонился к стене и сказал: «Вы только подумайте, ребята: от нас с вами зависит жизнь всех людей, кто сейчас в шахте. Ведь мы подаем им живительный воздух по магистралям и откачиваем вредные газы. Да, действительно, в шахте, как и на войне, теряться нельзя!» Вскоре Семен прокладывал под землей и подключал к сети кабель высокого напряжения. Это было ювелирное, очень опасное и ответственное дело, так как ни в лаве, ни в забое ни на миг не прекращалась работа… Хохряков по-прежнему был запевалой современных песен, шахтным гармонистом и затейником, приобщал молодежь к спорту, сам увлекался боксом. «Это нужно для будущего бойца», — часто говаривал он сверстникам. Но бокс годился и в то время: драчуны-выпивохи пуще огня боялись Семена. Вскоре друзья избрали его в комитет комсомола, стал он редактировать шахтную стенную газету… Жили мы с Семеном в одном доме, всегда делили с ним хлеб-соль. Детишки называли его «наш дядя Сеня!».

…На шахту непрерывно поступала новая техника. Ее наладка и пуск в эксплуатацию были первейшей заботой Хохрякова. Отбойные молотки и врубовые машины должны были как можно скорее заменить шахтерский обушок, а ленточные транспортеры и электровозы — вытеснить ручные салазки и даже лихих коногонов.

Вот уже на шахте построено и оборудовано электровозное депо. Техники у механика Хохрякова намного прибавилось.

Семен мечтал учиться, стать инженером, двигать вперед горняцкое дело. Но пришло время служить в армейском строю.

Провожали Семена на воинскую службу всей шахтой. Прибыл на это торжество и бывший шахтер Иван Григорьевич Медведев. Тогда и представилась Хохрякову возможность высказать ему слова благодарности за легендарные ратные дела. Парень поделился своими планами и мечтами на послеармейское будущее.

— Конечно, горные инженеры нам очень нужны, — отвечал бывший комэск, — и добычу угля надо повсюду ставить на стахановские рельсы, однако и защищать Родину необходимо. Это первейшая обязанность. Работу и друзей мы выбираем сами, а врагов не выбирают. Они даже наши мирные успехи чернят… Всесоюзный староста, всеми любимый Михаил Иванович Калинин, вручая ордена Алексею Григорьевичу Стаханову, Александру Харитоновичу Бусыгину, Евдокии Викторовне Виноградовой и другим новаторам, дал точный и меткий ответ клеветникам: «…Капиталисты поняли, что укрепление, развитие, успехи стахановского движения — это есть одно из самых могучих средств укрепления Советского Союзе, имеющее величайшее агитационное значение для распространения идей коммунизма во всем мире». Империалисты готовы растерзать нашу страну — первую в мире страну Советов, ибо она маяк свободы и счастья для других стран и народов.

Напутствие легендарного комэска Хохряков запомнил на всю жизнь.

Готовясь к воинской службе, Семен писал в автобиографии:

Как видим, предвоенная биография С. В. Хохрякова не отличается от биографий многих молодых людей его поколения. Не блещет автобиография и стилем изложения. Здесь в основном глаголы: «работал», «проработал», «начал работать», «перешел работать», «перевели на работу»… Работа, работа и еще раз работа — вот что было главным для будущего дважды Героя Советского Союза. Он относился к труду с вдохновением творца и высокой личной ответственностью комсомольца, гражданина Страны Советов.