Звезды комбата

ЗА НАМИ — МОСКВА!

27 июня 1941 года решением Ставки Главного Командования армии Резерва Ставки начали занимать рубеж Краслава — Дрисса — Полоцкий укрепрайон — Витебск — Орша и далее по Днепру, имея задачу: мощным контрударом не допустить прорыва гитлеровских полчищ к Москве.

Танкисты 72-го танкового полка 36-й танковой дивизии, в котором политруком танковой роты был Семен Хохряков, спешили на рубеж, занимаемый 21-й армией на Днепре.

С помощью подоспевших танкистов 21-я армия нанесла успешный контрудар в направлении Бобруйска.

Вот как это было. Танкисты и пехотинцы вброд форсировали Днепр и стремительными атаками, уничтожая прорвавшегося противника, освободили белорусские города Жлобин, Рогачев и далее продвигались в направлении Бобруйска.

Вся страна узнала об этом подвиге мужественных воинов 21-й армии. А гитлеровским генералам пришлось срочно снять с других участков фронта и двинуть против героических частей 21-й армии восемь немецких дивизий.

Часть передовых отрядов 21-й армии, выдвинувшихся далеко вперед, была зажата в мощные танковые тиски подошедших вражеских дивизий и оказалась в окружении. Этого не избежали и рота Хохрякова, и весь 72-й танковый полк.

В полку было мало новых танков Т-34. Роты и батальоны имели на вооружении преимущественно устаревшие машины БТ-5 и Т-26. Их броню пробивали снаряды немецкой противотанковой артиллерии. Пока в строю оставались могучие Т-34, полк успешно противостоял врагу. Но у гитлеровцев оказалось больше танков, и вскоре наступила самая трагическая минута — гитлеровцы подожгли последнюю тридцатьчетверку.

Оставшиеся в живых экипажи боевых машин под руководством политрука Семена Хохрякова, пробиваясь к своим, двинулись на восток.

Все собрались в лесу, под укрытием высоких елей. Здесь всем стало известно, что во главе отряда стоит участник боев на Халхин-Голе, опытный и храбрый политрук Семен Хохряков. Бойцы подтянулись.

Хохряков приказал построиться.

— Красная Армия, — сказал он, — дает героический отпор гитлеровским завоевателям. А вскоре наш народ соберется с силами и непременно сокрушит врага… Партия призывает нас повсюду уничтожать фашистов. Мы сейчас идем на восток для соединения с основными силами Красной Армии. Но я не гарантирую вам тихой жизни на этом пути. Будут бои, будут потери, кому-то, может и мне, придется ради товарищей жизнь положить, однако мы пробьемся к своим. Пробьемся потому, что верим в нашу Победу.

В первую ночь воины прокладывали себе дорогу из ближайшего окружения противника гранатами и огнем пулеметов, снятых со своих подбитых в бою танков. Пробились. Шли целый день, спешили, так как линия фронта удалялась на восток.

Следующей ночью находившийся в передовой заставе сержант Сидоров случайно зацепил в траве провод. Это оказался провод связи гитлеровских штабов. Хохряков приказал перерезать линию. Вблизи повреждения устроили засаду. Возглавил ее сам политрук. Долго ждать не пришлось. На линии появились три немецких связиста. У каждого отняли по четыре гранаты. Поступили на вооружение отряда и три новеньких автомата, и телефонный аппарат. Пригодилась и немецкая военная форма — для «дружеских» встреч с гитлеровцами.

Первый, пусть даже небольшой успех воодушевил воинов. Они поняли, что фашистов можно бить и без танков, бить везде и всюду. О Хохрякове заговорили: «Вот это политрук! С ним не пропадешь!»

На пути движения отряда встречались населенные пункты, от которых остались только остовы печей: все было сожжено вандалами-фашистами; впереди, справа и слева ночь кровавилась заревами пожаров.

За Бобруйском обнаружили расстрелянных гитлеровцами мирных жителей. Одна из женщин, даже мертвая, прижимала к груди тельце убитого ребенка.

Хохряков над оврагом остановил отряд:

— Смотрите, товарищи, внимательно смотрите!

Нельзя было без содрогания глядеть на страшную картину гитлеровского злодеяния.

Хохряков снял пилотку. Все бойцы отряда тоже обнажили головы. Семен Васильевич тихо сказал:

— Отомстим фашистским бандитам за кровь и смерть наших людей!

— Отомстим! — тихо, но твердо ответили бойцы.

В непрерывных стычках с вражескими заслонами отряд израсходовал запас патронов. Пришлось оставить умолкнувшие танковые пулеметы.

Много сил и энергии отнимала транспортировка раненых. Остро ощущался голод. Многие бойцы обессилели. А надо было не просто выжить в этом изнурительном марше, но и сохранить организованность воинского подразделения, способного ежедневно противоборствовать противнику.

Теперь окруженцы шли только ночью. Днем, пока бойцы отдыхали, Хохряков вместе со своими наиболее выносливыми помощниками вел разведку предстоящего маршрута, заботился о восполнении боеприпасов, продуктов и перевязочных материалов. Их добывали у врага: охотились за мелкими группами, за одиночными солдатами и офицерами противника. Вечером, возвращаясь из разведки следующего маршрута, политрук и его дозорные в одном из маленьких сел набрели на расположившийся биваком обоз конноартиллерийской батареи противника. С наступлением темноты хохряковцы повсюду перекрыли дороги, ведущие к этому биваку. Каждому из красноармейцев Хохряков поставил конкретную боевую задачу. Когда самые ловкие, переодевшись в немецкую военную форму, прикончили двух вражеских часовых, группа захвата во главе с Хохряковым пробралась к повозкам и начала запрягать лошадей. У немецких обозников на лошадях оказались шлеи. С ними было проще, чем с хомутами.

И вот повозки по сигналу Хохрякова отправлены в нужном направлении. Проснувшиеся в домах гитлеровцы, попытавшиеся возвратить утраченный обоз, были остановлены взрывами гранат.

К неописуемой радости окруженцев, в повозках оказались консервы и галеты, винтовочные, автоматные патроны и гранаты. Уложив раненых на повозки поверх трофеев, отряд исчез в ночной темноте. Окруженцы на ходу жевали галеты, раскрывали ящики и запасались боеприпасами.

С помощью трофейного оружия отряд Хохрякова в ближайшем селе уничтожил артбатарею врага. Одна исправная пушка и боезапас к ней были взяты на вооружение красноармейцами.

Преодолевая неимоверные трудности, отряд под руководством Хохрякова на двенадцатые сутки прорвался через линию фронта и вышел к своим.

В архиве Министерства обороны СССР хранится документ, подводящий итог героическому маршу отряда по тылам врага. Это служебная характеристика на Хохрякова:

…Вышедшие из окружения люди были распределены в разные части. Сам Хохряков получил назначение комиссаром 171-го отдельного танкового батальона 4-й ударной армии. Вскоре Хохрякову было присвоено очередное воинское звание «старший политрук».

Когда Семен Васильевич с боями выводил из вражеского окружения бойцов сводного отряда, даже ему, опытному политработнику и закаленному воину, казалось, что самое трудное останется позади в тот счастливый день, когда его ребята, обросшие бородами, изголодавшиеся, в изодранной одежде и с трофейным оружием в руках, выйдут к своим. Но оказалось, более тяжелые испытания выпали многим нашим воинам в жестокой, кровопролитной битве под Москвой. Долгие и трудные дни и ночи, недели и месяцы длилось это неимоверно упорное сражение на подступах к столице. И холодной дождливой осенью, и рано наступившей морозной, многоснежной зимой не утихали жаркие бои под Москвой.

Гитлер торопился. Ему нужна была Москва для реабилитации уже провалившегося «блицкрига» и для спасения своих дивизий, которые с каждым днем битвы таяли от пуль, снарядов и морально разлагались, теряя веру в «полководческий гений» своего фюрера. Кроме того, фашистские заправилы рассчитывали и на то, что им удастся вовлечь в войну против СССР своих колеблющихся союзников — Турцию и Японию.

Генеральный план молниеносного наступления на Москву провалился еще у стен Смоленска. Так же провалилась наступательная операция фашистов под устрашающим названием «Тайфун». Полчища оккупантов, словно волны, наталкивающиеся на каменные берега, разбивались о стойкость советских воинов, защищавших столицу своего рабоче-крестьянского государства.

В эти многотрудные дни недавно созданный 171-й отдельный танковый батальон в заснеженных лесах Подмосковья готовился к решительным схваткам с врагом.

Бойцы, командиры и политработники изучали и с нетерпением ожидали технику — английские танки, которые где-то в северных морях еще везли морские транспорты в Мурманск и Архангельск, пробиваясь сквозь заслоны фашистских подводных лодок и авиации.

Комиссар батальона не терял времени даром. Каждый день битвы был полон героических свершений и трагических утрат. Старший политрук Хохряков рассказывал своим бойцам о беспримерных подвигах воинов 100-й стрелковой дивизии полковника И. Н. Руссианова на смоленском направлении (за эти героические дела соединение было переименовано в 1-ю гвардейскую дивизию); рассказывал о подвигах советских соколов Николая Гастелло, Василия Гречишникова и Виктора Талалихина, о подвиге у разъезда Дубосеково героев-панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, о его высокопатриотических словах: «Велика Россия, но отступать некуда — позади Москва!» Организовывал комиссар выступления бывалых бойцов с рассказами об опыте сражений.

Сержант из бывшей 1-й танковой дивизии рассказал, как 19 августа под Гатчиной (на подступах к Ленинграду) экипаж советского танка КВ № 864 принял бой с фашистскими танками. Сменяя друг друга у орудия, комроты старший лейтенант Зиновий Григорьевич Колобанов и командир орудия Андрей Михайлович Усов подбили из засады 22 вражеских танка. В этом бою пять экипажей КВ из роты Колобанова за час уничтожили 42 танка гитлеровцев, остановили целую танковую дивизию захватчиков, на месяц парализовали наступление фашистов на данном участке фронта.

Бойцы, да и сам Хохряков, слушали рассказ сержанта, затаив дыхание. Затем тишина взорвалась возгласом:

— Конечно, КВ — силища!

— На английских разве это возможно?! — с сомнением выкрикнул веснушчатый солдат.

— Как ваша фамилия, товарищ красноармеец? — Хохряков повернулся к говорившему.

— Крючков, товарищ комиссар, Владимир Александрович Крючков.

Хохряков с улыбкой прищурил глаза.

— Где-то я видел вас. Случаем, не родственник актеру Николаю Крючкову — бригадиру из кинофильма «Трактористы»? Отменно изображал танкистов!..

— Не-ет, товарищ комиссар, — и себе улыбнулся в ответ боец, — мы сами по себе Крючковы. Трактористы мы настоящие. И на танках уже пришлось повоевать. Намучимся, товарищ комиссар, с этими английскими «валентайнами», «матильдами» да «черчиллями».

Хохряков сам еще не водил в бой английских машин. Плакаты и макеты их деталей и узлов, которые имелись в учебной землянке, не рассеивали сомнений на сей счет.

В своей родной коммуне «Обновленная земля» Хохряков был трактористом и понимал, как крепко отложились в памяти бывших механизаторов (нынешних его бойцов-танкистов) слова знатной трактористки Паши Ангелиной:

Никто из вчерашних трактористов не был уверен, что английские капиталисты лучше американских. К тому же в войсках шла дурная слава о тяжелом танке «черчилль»: его топливные баки защищены очень тонкой броней, бензин требуется лишь авиационный, даже на небольшом подъеме в скользкую погоду он буксует и юзит, ненадежный двигатель…

Комиссар понимал и принимал близко к сердцу сомнения своих соратников. И как представитель партии обо всем, даже о самом трудном, говорил начистоту:

— Во-первых, военная помощь, оказываемая нам союзниками, имеет большое политическое значение: мы не одиноки в тяжелейшей борьбе с врагами всей земной цивилизации. Учтите, товарищи, что за доставляемые из Англии танки наша страна расплачивается чистым золотом, доставка их сквозь морские и воздушные заслоны фашистских бандитов стоит многих жизней советских и английских моряков. Во-вторых, наша оборонная промышленность еще не успевает выпускать нужное количество танков. Пока развернутся заводы, эвакуированные в глубь страны, пренебрегать английскими танками не приходится… Наша главная задача сейчас — отлично изучить их материальную часть. Ведь недаром говорят в народе, что дело мастера боится. Я думаю, это имеет прямое отношение к нам: в руках умельца и штык — молодец, в руках неуча и самый лучший танк — ненадежное оружие.

Да, танков в ту тяжкую пору было до обидного мало. Как свидетельствует «История второй мировой войны 1939—1945 гг.», к началу контрнаступления советских войск под Москвой в составе Калининского, Западного и Брянского фронтов был всего 571 танк, в том числе 198 тяжелых и средних.

…Рано утром 8 ноября комиссар обошел землянки танкистов, сообщая только что полученные новости.

Первой из них было сообщение из Москвы о состоявшемся параде войск в честь 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. На параде присутствовали руководители Коммунистической партии и Советского правительства. Войска прямо с Красной площади уходили на фронт. Парад продемонстрировал всему миру несокрушимую мощь нашего государства.

Вторая новость: газета «Красная звезда» в номере за 2 ноября напечатала статью об английских танках.

Хохряков читал вслух:

После прочтения статьи Хохряков сообщил третью новость, вызвавшую ликование всех танкистов:

— Сегодня ночью, не позже утра, прибудут танки.

Никто не спал в землянках танкистов той ночью, а на рассвете, услышав рокот грузовиков в расположении батальона, экипажи дружно высыпали навстречу машинам.

Вскоре все были на станции, где шла разгрузка полученной техники.

Владимир Крючков теперь пытливо наблюдал, как стальные громадины важно сползали с четырехосных платформ и легко двигались прямо по густому лесу.

— Товарищ комиссар, — извиняющимся тоном проговорил Крючков, оказавшийся рядом с Хохряковым. — С виду они ничего, эти «черчилли».

— Это не «черчилли», Владимир Александрович, а «матильды». А вон те другие, поменьше, — «валентайны».

— «Матильды» и «Валентины». А что? Аккуратные девочки! — одобрительно крякнул сержант из 1-й танковой.

Теперь для танкистов 171-го отдельного батальона, для ее командира майора Лысенко, заместителя командира капитана Волкова, для комиссара Хохрякова, командиров рот Степанюка и Пикина, для всех экипажей началась страдная пора. Надо было в кратчайший срок обучить весь состав мастерскому вождению иностранных машин.

Комиссар Хохряков решил, что наступил тот момент, когда сила слова должна подкрепляться силой примера. И вот уже старший политрук в своей комиссарской кожанке и танковом шлеме опускается в «недра» незнакомой машины.

В других танках заняли места остальные командиры-коммунисты. Вскоре все храбрецы-умельцы, водившие в бой «бетушки», КВ и тридцатьчетверки, успешно водили впервые увиденные машины.

Занятия по вождению шли днем и ночью. Хохряков почти не спал в это время. Он переходил от экипажа к экипажу, помогал, если возникала необходимость, лично садился за рычаги или становился к орудию. Лично опробовал пулеметы и радиостанции…

К исходу третьих суток обе танковые роты были, как говорится, на коне. Но оставалось сделать еще многое: отработать до автоматизма управление машиной, провести тренировки по взаимозаменяемости членов экипажа, боевые стрельбы из танкового оружия.

Танкисты прибуксировали с переднего края в овраг подбитый немецкий танк Т-3.

Начались упорные тренировки в наводке и стрельбе по нему из танковых пушек «валентайнов» и «матильд».

Воодушевленные словами Верховного Главнокомандующего, что «будет и на нашей улице праздник», воины 171-го батальона стремились приблизить этот праздник упорной учебой по овладению танками.

Однако в связи с обильными снегопадами и метелями, а главное, в связи с новым ожесточенным напором врага на Москву, что привело к резкому сокращению подвоза продовольствия, боеприпасов и горючего, крайне нужного частям, ведущим бои, тактическую учебу пришлось временно прекратить.

С фронта шли неутешительные вести. С горечью в сердце, которую трудно было скрыть, читал комиссар своим бойцам и командирам «Красную звезду».

Скрепя сердце читал Хохряков эти сообщения, и скрепя сердце слушали его бойцы. Однако ни тени уныния не выказывали их лица, только у многих от жгучей ненависти к врагу по скулам бегали желваки. Когда же в начале декабря комиссар пришел к бойцам с радостной вестью о том, что Калининский фронт частью сил перешел в контрнаступление, а на юге 9-я и 56-я армии освободили от гитлеровских захватчиков город Ростов-на-Дону, в каждой землянке танкисты, крича «ура!», словно дети, радовались, обнимались. Все это как бы говорило, что наступает, наконец, праздник и на нашей улице.

13 декабря личный состав 171-го отдельного танкового батальона выстроился на лесной поляне в плотное каре. Митинг открыл майор Лысенко. Он предоставил слово комиссару.

Хохряков, торжествующе улыбаясь, обвел взглядом лица красноармейцев и командиров:

— Дорогие боевые товарищи! Еще неделю назад фашисты кричали о том, что они видят главные улицы и площади Москвы в свои цейсовские бинокли. Черта лысого! Не видать им нашей столицы, как своих ушей. Близок локоть, да не укусить!.. А сегодня радиостанции нашей страны сообщили всему миру о том, что войска генерала Лелюшенко освободили Рогачев и Клин, войска генерала Кузнецова — Яхрому, дивизии Рокоссовского овладели Истрой, а группа генерала Болдина разбила фашистов у Тулы, освободив Венев и Сталиногорск. На всех участках подмосковных фронтов наши войска успешно наступают и с шестого по десятое декабря освободили свыше четырехсот населенных пунктов, захватили огромные трофеи: триста тридцать шесть танков, четыре тысячи триста семнадцать автомашин, четыреста шесть пушек и минометов, свыше тысячи пулеметов и автоматов, много другого оружия, боеприпасов, снаряжения… Гитлер пытался окружить, захватить и стереть с лица земли Москву, а оставил на наших подмосковных полях только за двадцать пять последних дней боев восемьдесят пять тысяч трупов головорезов. Славная победа! Она завоевана кровью наших боевых товарищей, лучших, храбрейших сынов Родины. Пусть же их подвиг будет нам примером в предстоящих боях. Поклянемся, товарищи, быть достойными их подвигов!

— Клянемся! — на едином дыхании громыхнул строй.

…Вскоре командир и комиссар батальона были вызваны в Осташков, где размещался штаб 4-й ударной армии. (В те многотрудные месяцы войны танковые части находились в непосредственном подчинении командующих общевойсковыми армиями и фронтами).

Здесь их принял сначала заместитель командующего генерал-майор Николай Михайлович Хлебников, а затем сам командарм — генерал-лейтенант Александр Иванович Еременко.

После доклада Лысенко и Хохрякова командарм поставил батальону боевую задачу.

День и ночь сквозь пургу, преодолевая снежные заносы и топкие незамерзающие болота, спешили танкисты в исходный район предстоящего наступления. В преодолении всевозможных препятствий помогала танкистам целая рота стрелков, присланная батальону по распоряжению генерал-майора Н. М. Хлебникова, теперь возглавившего левофланговую группу войск Северо-Западного фронта, нацеленную на Торопец, Андреаполь, Велиж…

После многодневного марша танкисты вышли к линии фронта. Здесь танковые роты должны были уйти в стрелковые полки в качестве непосредственной поддержки пехоты.

Перед тем как им разойтись, комиссар Хохряков выступил перед танкистами:

— Вдумайтесь, товарищи, в слова присяги: «…Я клянусь до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине…» Советский народ, Родина!.. Это наши матери и отцы, сестры и братья, наши любимые и верные друзья. Все они ждут от нас победы над фашистами, все ждут от нас подвигов… Красные танкисты, как и воины других родов войск, творят в боях по защите Отчизны настоящие чудеса. Это не могут не признать и наши злобные враги — гитлеровские оккупанты. Вот в руках у меня газета «Красная звезда» за девятое декабря сорок первого года. Послушайте, товарищи, что пишется о советских танкистах в приказе по 38-му немецкому танковому полку: «Особыми свойствами танкистов являются упорство, настойчивость в атаке и взаимовыручка в бою. Танкисты противника дерутся до последнего. До сих пор ни один из танкистов противника не сдался в плен, предпочтя смерть. Отмечались случаи, когда танкисты во время боя выручали тяжелые танки, отбуксировывая их в расположение танкового соединения…» Так оценивает наших танкистов враг. Будем же такими и мы! — закончил свое выступление Хохряков.

…9 января 4-я ударная армия из района Осташкова перешла в наступление в направлении Торопец и Велиж. 12 января вместе со стрелковыми подразделениями пошли в наступление и танки. Продвигаясь вперед по глубокому снегу, по лесам и болотам, танкисты гусеницами и огнем пробивали в обороне врага путь нашим стрелкам.

16 января войсками армии был освобожден от гитлеровцев Андреаполь. Спустя несколько дней вся страна узнала о подвиге танкового экипажа Гавриила Антоновича Половчени, заместителя командира 141-го отдельного танкового батальона, также входившего в состав 4-й ударной армии. Благодаря этому исключительному подвигу деревня Луги и город Андреаполь были освобождены без потерь с нашей стороны и с огромными потерями для врага.

1 февраля газета «Красная звезда» опубликовала «Балладу о капитане Половчене» Михаила Матусовского.

Об этом подвиге Главное политическое управление Красной Армии издало специальную листовку с грифом «Прочти и передай товарищу!».

Хохряков еще до выхода в свет упомянутых изданий все подробно разузнал в освобожденном Андреаполе у своего соседа и коллеги — комиссара 141-го отдельного танкового батальона старшего политрука Михаила Васильевича Большакова. Разузнал и тотчас же отправился в свои подразделения рассказать всем о подвиге экипажа Половчени.

…Танкисты, преодолевая снежные заносы и мороз, пробивались на Андреаполь. Командирский танк капитана Половчени шел головным. В деревне Луги он появился внезапно и ринулся вдоль главной улицы, запруженной вражескими войсками. В стороны полетели обломки автомашин и полевых кухонь, с воплями удирали через заборы гитлеровские вояки. А танк все крошил на своем пути. Наконец деревня осталась позади. Тридцатьчетверка, не сбавляя хода, двигалась дальше. В снежном тоннеле дороги танкисты наткнулись на два батальона лыжников врага, спешивших в Луги. И снова всесокрушающая атака. Орудием, пулеметами и гусеницами танкисты смели с лица земли и этих бандитов. Вдруг случилось неожиданное. Когда осколок шального снаряда противника пробил на танке топливный бак и экипаж принялся за переключение системы питания на основной, подкравшиеся к машине уцелевшие гитлеровцы заткнули смотровые щели машины и успели накинуть на башню пропитанный бензином брезент. Брезент тут же подожгли. В танке стало удушливо. Но в нем был спаянный интернациональный экипаж: белорус Половченя, русский Пушкарский, украинец Бондаренко, еврей Гольцман. Невзирая на дым и гарь, они мужественно вступили в схватку с огнем. Рассчитывая, что воздушный поток поможет сбросить горящий брезент, Половченя потребовал от механика-водителя:

— Прибавить скорость! Полный газ!

В смотровой щели выгорели тряпки. Теперь водитель видел хоть направление движения. И отважный экипаж на охваченной огнем тридцатьчетверке врезался в новую колонну гитлеровцев. И тут ветер, наконец, сорвал с танка куски горящего брезента.

На следующий день экипаж Половчени подбил два вражеских танка и направился к железнодорожной станции Андреаполь — на перехват немецкого эшелона. Неподалеку от станции под Т-34 провалился лед. Машина застряла в речушке — ни назад, ни вперед.

Как выйти из танка? Через десантный люк не выберешься: машина в воде, а речка, как назло, мелкая, и днище танка уперлось в глыбу просевшего льда. Через верхний люк и думать нечего: вокруг выжидающе затаились гитлеровцы.

Через несколько минут вражеская пушка с дистанции в сто метров обстреляла танк. Экипаж Т-34 ответил огнем и сразу же подбил это орудие.

Тем временем в небе показалось звено «юнкерсов»; они сбросили несколько бомб. Машина, к счастью, осталась невредимой.

От застрявшего танка до полотна железной дороги было не больше 700—800 метров. Видимость — отличная.

— Сколько у нас бронебойных? — спросил Половченя.

— Девять, — ответил башнер Гольцман.

— Надо во что бы то ни стало разбить паровоз!

От шестого снаряда на паровозе взорвался котел: теперь-то гитлеровский состав не улизнет.

Танк Половчени продолжал оставаться в ледяном плену. Ночью гитлеровцы, полагая, что экипаж тридцатьчетверки либо погиб, либо ушел из машины, на буксире притащили ее в Андреаполь и затянули в помещение, где стояли их танки.

Ворота закрыты на замок. Возле них, снаружи, прохаживается, стуча ногой об ногу, чтобы согреться, часовой. А Половченя в это время ведет по рации разговор с генералом Н. М. Хлебниковым, договариваясь о совместной атаке на гитлеровский гарнизон Андреаполя.

— Ровно в 4.00 тридцатьчетверка взревела мотором. Неся на себе остатки вырванных ворот, она ринулась на главную улицу города. Герои сметали все на своем пути. В это же время мы с вами, товарищи, уже шли навстречу танку Половчени, — закончил свой рассказ Хохряков.

Здесь, в освобожденном Андреаполе, и встретились будущий Герой Советского Союза Гавриил Антонович Половченя и будущий дважды Герой Советского Союза Семен Васильевич Хохряков.

Представились, крепко пожали друг другу руку.

С высоты своего богатырского роста Хохряков пытливо всматривался в дубленное морозными ветрами лицо Половчени, отмечая на нем волевые, мужественные черты.

— Ну, сосед! Ну, врубил так врубил, словно Стаханов угля! Этого фашисты тебе до Берлина не забудут, — шутливо произнес Семен Васильевич.

— Пусть бегут побыстрее в свое волчье логово. А мы что, так себе: тридцатьчетверка выручила экипаж. Не машина — бронированная птица. Не то, что твои скользящие в вальсе «англичанки», — в тон собеседнику проговорил Гавриил Антонович.

— Да! — мечтательно вздохнул Хохряков. — Тридцатьчетверка еще выдаст на-гора свою удаль и мощь.

По-доброму завидуя Половчене, Хохряков говорил о Т-34, а думал другое: «Смог ли бы и я так, как Половченя?» — «Да, смог бы!» — и в мыслях, и в желаниях отвечал сам себе.

Эта встреча Хохрякова и Половчени положила начало их большой фронтовой дружбе.

18 января в батальон прибыли генералы Н. М. Хлебников и В. Я. Колпакчи. Они проверили в подразделениях наличие боеприпасов, продовольствия, состояние боевой техники, побеседовали с людьми. Затем уточнили задачу батальону.

На следующий день Хохряков отвел 2-ю танковую роту в 48-ю стрелковую бригаду, договорился с ее командованием о тесном взаимодействии пехотинцев и экипажей танков.

Вечером 21 января танкисты этой роты достигли озера Соломенное и остановились на опушке соснового леса. Впереди виднелась белесая заснеженная равнина, а вдали, в небольшой впадине, город Торопец.

Хохряков долго рассматривал в бинокль церковные купола, определяя места укрытия вражеских наблюдателей.

Гитлеровцы, видимо, не ожидали беды: на железнодорожных путях в клубах пара сновали паровозы. А может, они спешно формировали составы, пытаясь увезти свои склады и награбленное добро.

К танковым подразделениям подошли артиллеристы и стрелки. Ночью после шестидесятиминутной артподготовки стрелковые полки, поддерживаемые артиллеристами и танкистами 141-го и 171-го отдельных батальонов, начали штурм Торопца.

Танки вязли в снегу, главное их качество — маневренность — было предельно стеснено. На выручку приходили подразделения стрелков и саперов. Они расчищали заносы, в необходимых местах делали гати, подносили к машинам снаряды. И танкисты, ведя огонь с коротких остановок, продвигались вперед.

Напор войск был и дружным, и неожиданным для противника. 4-я ударная армия захватила в Торопце крупные склады горючего, боеприпасов, продовольствия и 700 исправных автомобилей.

171-й танковый батальон, преследуя врага, повернул на юг, к Велижу.

Двигаться стало еще труднее. Казалось, метель бушевала с сатанинской силой. Танки часто буксовали в снежных сугробах, сверх нормы расходуя топливо. А подвоз горючего и боеприпасов по той же причине прекратился совсем.

В этих условиях был потерян темп преследования противника. Гитлеровцы сумели подтянуть резервы, сильно укрепить опорные пункты и остановили наши наступающие части.

Надолго застрял под Велижем и 171-й отдельный танковый батальон. Его роты использовались на усилении стрелковых полков в качестве танков НПП (непосредственной поддержки пехоты).

За 12 предыдущих дней части 4-й ударной армии продвинулись на 180—200 километров и освободили свыше 400 населенных пунктов.

О первых, наиболее трудных днях и ночах кровавого противостояния под Велижем сжато повествуется в боевом итоговом донесении 171-го отдельного танкового батальона в штаб 4-й ударной армии.

Цитируем эти суровые строки, не меняя в них ни слов, ни стиля, ни духа того времени.

Приведя в порядок оставшуюся технику, пополнив танки горючим и боеприпасами, 171-й батальон под руководством Лысенко и Хохрякова 5 марта сосредоточился на восточной окраине города Велиж, где, как сказано в донесении, удержала свои позиции рота Виктора Владимировича Пикина. Танкисты перекрыли улицу имени Володарского с задачей — не допустить прорыва противника на Смоленское и Витебское шоссе.

В 15.00 17 марта стрелковые роты 249-й стрелковой дивизии при поддержке танков 171-го батальона пошли в атаку в направлении Н. Секачей. Танки стремительно ворвались на северную окраину деревни, а подошедшие вслед стрелки закрепили успех.

Гитлеровцы, придя в себя, открыли бешеный огонь из противотанковых орудий.

Танкисты искусно маневрировали, стремясь подавить из засад обнаруженные огневые точки врага, но, потеряв два танка, отошли. Все оставшиеся дни марта и апреля танкисты 171-го, действуя короткими контратаками из засад, вели бои с противником в Велиже.

Командование и штаб батальона обосновались в деревне Тхорино, в нескольких километрах севернее города.

Комиссар батальона Хохряков редко появлялся в Тхорино. Он, вникая во все вопросы боевой жизни танкистов, переходил от подразделения к подразделению, от экипажа к экипажу. Часто там и ночевал — в блиндаже, сооруженном под тридцатьчетверкой. Правда, в Тхорино его заботами были оборудованы две землянки. В одной помещался майор Лысенко со своими помощниками и заместителями, а вторая называлась служебной командирской.

Землянки были оборудованы по типу трехнакатного блиндажа небольшого размера. Спать приходилось на полу на соломе. В тесноте, да не в обиде. Под чью-либо шутливую команду лейтенанты и капитаны одновременно переворачивались с боку на бок.

Хохряков, где бы он ни находился, всегда вставал в полночь и за полночь проверять посты.

1-я рота старшего лейтенанта Пикина в конце апреля выходила из боя за деревню Будница.

Появился комиссар Хохряков. Он остался здесь на несколько дней: роте пришлось преодолевать почти непроходимый болотистый участок. Танкистам был придан взвод пехотинцев, которые ночами под огнем врага вместе с танковыми экипажами мостили переход через болото, работая буквально по пояс в холодной талой воде.

Комиссар Хохряков вместе со стрелками и танкистами, невзирая на методический орудийный огонь противника, пилил деревья, носил бревна, помогал бойцам добрым советом и ободряющим словом, заботился о питании, обогреве и поочередном отдыхе людей. Он сам отдохнул лишь тогда, когда танки были выведены в нужный район. После Семен Васильевич шутил по этому поводу перед бойцами:

— Разве это работа для танкистов — вытягивать из грязи своих стальных рысаков? Для танкиста работа — как в песне: «Мчались танки, ветер обгоняя…» Вот освободим Велиж, и уйду я, братцы, от вас. Отпрошусь на степные участки фронта: там и ветер остер, и для танка простор.

Все и смеялись, и грустили: вдруг и в самом деле уйдет куда-то любимый комиссар или внезапно отзовут его в другую часть.

А Семен Васильевич уже искренне вздыхал:

— Нет, надо и здесь кому-то поддерживать матушку-пехоту! Придет время, откроются и перед нами просторы.

Улыбка комиссара словно бы снимала усталость с танкистов.

— А теперь, товарищ комроты, стройте своих самых храбрых бойцов. Поедем с ними к большому начальству.

В штабе армии их уже ждал член Военного совета. Хохряков подошел к нему с докладом:

— Товарищ корпусной комиссар! Красноармейцы, сержанты и командиры сто семьдесят первого отдельного танкового батальона для получения наград Родины прибыли!

Корпусной комиссар Дмитрий Сергеевич Леонов вручил танкистам ордена и медали.

1 мая, когда на командный пункт батальона в деревне Тхорино налетели вражеские самолеты, комиссар Хохряков принял все меры для отправки людей в укрытия, прежде чем самому побежать к блиндажу. По пути к нему он был дважды ранен.

Лишь 26 сентября после лечения в госпитале Семен Васильевич вернулся к своим танкистам, которые по-прежнему вели бои местного значения под городом Велиж.

В тот день рота В. В. Пикина, уже капитана, поддерживала атаку стрелков на деревню Мокун.

Только Хохряков успел доложить о своем прибытии командиру батальона подполковнику Лысенко, начался яростный налет самолетов противника. Во время бомбежки комбат был тяжело ранен.

Пока подполковника перевязывали, он, с трудом шевеля губами, говорил своему бывшему комиссару, а теперь, по новому положению, замполиту:

— Ну вот и добре, что прибыл. Принимай батальон! Доложишь о моем ранении генералу…

Лысенко отправили в госпиталь, а исполняющий обязанности командира 171-го танкового батальона Хохряков поспешил на самый опасный участок — в роту Пикина.

Начавшаяся было успешно атака к тому времени захлебнулась. Танки застряли на болотистом участке местности, стрелки залегли под ураганным огнем вражеских минометов и пулеметов. Ни головы поднять, ни танки вытащить нет возможности. (Гитлеровцы не контратаковали: очевидно, у них мало было противотанковых средств).

Лишь когда стемнело да приутих прицельный огонь врага, Пикин увидел человека, пробирающегося к его командирской машине.

— Комиссар! — радостно вырвалось у ротного.

Да, это был Семен Васильевич Хохряков. Танкисты еще не знали, что он, возвратясь из госпиталя, заменил тяжело раненного комбата Лысенко.

Хохряков пробирался от танка к танку, здоровался с экипажами, интересовался настроением людей, состоянием машин, раздавал курящим пачки махорки, специально припасенные для этого случая в госпитале.

С наступлением сумерек танкисты под руководством Хохрякова начали вытаскивать машины из болота. Ом и сам цеплял тросы к застрявшим танкам.

Рота Пикина не потеряла ни одной машины. Был, правда, тяжело ранен политрук роты старший политрук Вишневский, помогавший Хохрякову.

Почти два месяца Хохряков успешно командовал 171-м отдельным танковым батальоном. С 25 сентября по 24 октября батальон был придан 332-й стрелковой дивизии, занимавшей оборону в районе Велижа. Здесь танкисты приняли участие в атаках на деревни Саки, Сокаревка, Жгуты. В них танковые экипажи уничтожили до 300 гитлеровцев, минометную батарею, девять пушек, восемь дзотов. Взяв с боем эти населенные пункты, танкисты и стрелки не уступили врагу ни одного метра освобожденной территории.

Вышел в свет Указ Президиума Верховного Совета СССР от 9 октября 1942 года «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии». Этим Указом предусматривалось, что военные комиссары и политработники могут быть использованы на командных должностях либо немедленно, либо после надлежащей военной подготовки.

Семен Васильевич Хохряков был направлен на курсы командиров батальонов.