Звезды комбата

ЗА СВОБОДУ УКРАИНЫ!

Отбушевали величайшие в истории битвы под Сталинградом и на Курской дуге, Красная Армия шагнула за Днепр, освободила Киев… Москва еще не снимала со своих окраин аэростатов воздушного заграждения, не счищала с оконных стекол крест-накрест наклеенных бумажных полосок. Но зенитные полки противовоздушной обороны вместо стрельбы по фашистским воздушным пиратам, уже не достигавшим неба советской столицы, салютовали в честь воинов частей и соединений, освобождавших наши временно оккупированные гитлеровцами города.

В пассажирском вагоне одного из воинских эшелонов уезжал на фронт из Москвы, припорошенной новогодним снежком, и майор С. В. Хохряков, окончивший курсы по программе командиров батальонов при Ленинградской высшей бронетанковой школе, временно дислоцировавшейся в Подмосковье.

Семен Васильевич сидел у окна, вспоминая прошлые сражения, всматривался в быстро убегающие назад просторы. Перед ним была родная Россия.

Под нежным и пушистым, казалось, таким мирным, снегом майор различал развалины домов, глубокие воронки от бомб, подбитые танки, искореженные орудия…

Раны родной земли. Даже теперь, когда боевые действия шли за Днепром, было горько, что так далеко в глубь страны вонзились когти фашистского зверя.

Теперь все по-иному, и такая долгожданная Победа уже не призрачно, а реально просматривается сквозь огненные зарева боев.

Назначение Хохряков получил почетное — командиром батальона в 54-ю гвардейскую Васильковскую танковую бригаду 3-й гвардейской танковой армии. «Можно сказать, сам туда напросился. Третья танковая прославилась в боях», — рассуждал про себя Семен Васильевич.

Личность командарма П. С. Рыбалко привлекала размахом оперативного мышления, кавалерийской удалью и вообще «родственностью» воинских профессий: Павел Семенович Рыбалко в молодости, как позже и Хохряков, был конником, затем — комиссаром.

Да, могуч командарм Рыбалко, славой овеяна его армия. И 54-я бригада — одна из лучших в ней. (В отделе кадров Главного бронетанкового управления Красной Армии о ней Хохрякову уши прожужжали. Конечно же, все делалось не без умысла.) Боевое крещение бригада, тогда еще 88-я танковая, получила в июне 1942-го в районе села Великий Бурлук Харьковской области.

Взаимодействуя с полками и эскадронами 32-й кавалерийской дивизии, 88-я танковая бригада прикрывала важный оперативный рубеж на стыке 28-й и 38-й армий. Под мощными ударами превосходящих сил гитлеровцев наши войска вынуждены были отходить. Бригада с честью выполнила свою задачу: задержала врага, дав возможность командованию отвести соединения за реку Оскол, а затем за Дон.

В тех смертельных схватках воины бригады истребили свыше 1500 захватчиков, подожгли и подбили 59 немецких танков, много другой техники и вооружения оккупантов.

Затем бригада успешно воевала на Западном фронте в районе Козельска.

В 15-й танковый корпус 3-й танковой армии 88-я бригада вошла в конце ноября 1942 года.

В январе 1943-го, будучи переброшенной на Воронежский фронт, бригада дралась на острие удара 15-го танкового корпуса в Острогожско-Россошанской операции. Во взаимодействии с другими частями корпуса и 305-й стрелковой дивизией 40-й армии она замкнула кольцо окружения вокруг пяти вражеских дивизий в районе Алексеевки. Танкисты поработали на славу: мало кому из гитлеровских головорезов удалось вырваться из «котла». Всего с 14 по 20 января в боях с 88-й танковой бригадой гитлеровцы потеряли пленными и убитыми около 10 тысяч солдат и офицеров. Кроме того, советские танкисты захватили в качестве трофеев 1500 автомашин, 6500 автоматов и винтовок, 90 пулеметов, 39 орудий и много другого военного имущества.

О подвигах воинов бригады в тех боях Хохряков узнал еще на высших офицерских курсах.

…Экипаж лейтенанта Николая Борисовича Козлова, выполняя боевую задачу, прорвался в тыл фашистов, рассеял целый батальон гитлеровцев и разгромил обоз. Однако танк был подбит, отказали мотор и радиостанция. Башнер Андрей Петрович Головкин вызвался добраться с донесением к своим. Но вражеская пуля сразила его при прорыве сквозь кольцо окружения. Трое отважных продолжали сражаться в ожидании подмоги. Шло время, таяла надежда на помощь. Лейтенант Козлов, попытавшись ночью выбраться из танка, чтобы устранить поломку в моторе, был убит. Механик-водитель старшина Арсентий Елисеевич Кришталь и радист-пулеметчик сержант Иван Константинович Мотус продолжали вести огонь по врагу из осажденного танка. Лишь через пятьдесят часов они оставили машину, когда на выручку подошли наши подразделения. Вскоре Указом Президиума Верховного Совета СССР А. Е. Кришталь был удостоен звания Героя Советского Союза, а остальные члены экипажа награждены орденами.

16 февраля 1943 года в бою за Харьков командир роты коммунист лейтенант Василий Петрович Лисицын уничтожил со своим экипажем 60 автомашин, два самоходных и два противотанковых орудия гитлеровцев, разбил три дота. Не покинув горящую машину, он расстреливал подошедшие самоходные орудия врага и погиб во взорвавшемся танке.

Бригада в составе войск корпуса одной из первых пробилась в Харьков.

Командир 15-го танкового корпуса Герой Советского Союза генерал-майор В. А. Копцов, выступая на митинге, состоявшемся на площади имени Ф. Э. Дзержинского, горячо благодарил танкистов за их подвиг.

К слову сказать, в батальоне В. А. Копцова в свое время начинал военную службу в Забайкальском военном округе Леонид Ильич Брежнев. В апреле 1978 года, посетив родную часть, он сказал теплые слова о Копцове — своем бывшем командире, командире-труженике и командире-герое, удостоенном за бои на Халхин-Голе Золотой Звезды.

В тех боях В. А. Копцов — тогда еще капитан — лихо водил в атаки свой батальон. В одной из них его танк был подбит. Под огнем противника экипаж сумел отремонтировать и вывести машину к своим.

К сожалению, в начале марта 1943 года, выводя свои части из окружения под Харьковом, Герой Советского Союза Василий Алексеевич Копцов погиб.

Генерал В. А. Копцов умелым руководством, своей энергией и мужеством во многом способствовал тому, что 88-я танковая бригада и весь 15-й танковый корпус стали гвардейскими: 26 июля 1943 года приказом Наркома обороны СССР за выдающиеся боевые заслуги 15-й танковый корпус был переименован в 7-й гвардейский танковый корпус, а 88-я танковая бригада — в 54-ю гвардейскую. В те дни бригада вела наступательные бои на Курской дуге. Первый московский салют в честь освободителей Орда и Белгорода был и в честь героев-танкистов 54-й гвардейской.

Потом бригада в составе корпуса участвовала в битве за Днепр, освобождала столицу Советской Украины — Киев и город Васильков. В числе других соединений она была удостоена почетного наименования «Васильковская», а корпус стал 7-м гвардейским Киевским. В декабре 1943 года гвардейцы 54-й героически сражались за освобождение Житомира.

…Да, Хохряков понимал: на первых порах нелегко придется. Командовать новым для себя, овеянным славой подразделением не просто и в часы затишья, а принять его в разгар боев, в сложнейшей обстановке — намного трудней.

К удивлению Хохрякова, в бригаде его встретили хоть и без оркестра, зато с почтением, которым всегда отмечали бывалых фронтовиков.

До этого командиром 1-го батальона, с которым воины завоевали гвардейское звание, был майор Савелий Маркович Недюжий. В бою за село Шендеровка во время Корсунь-Шевченковской операции его ранило. Командование батальоном временно принял начштаба старший лейтенант Иван Макарович Урсулов.

Утром 2 февраля под Погребищем при отражении мощного танкового удара противника, рвущегося на выручку своим окруженным дивизиям, был подбит последний — командирский — танк батальона. Урсулов вышел из боя со снятым танковым пулеметом. Шатаясь от изнеможения, приказал разбудить себя через два часа и тут же заснул мертвецким сном в хорошо натопленной хате.

В эти два часа в расположении батальона и появился Хохряков. Сняв вещмешок и предъявив штабному офицеру свои документы, он деловито осведомился:

— Где командир?

— Исполняющий обязанности комбата гвардии старший лейтенант Урсулов отдыхает. Уже подоспело время его будить, — сообщил офицер.

— Отставить, пусть отдыхает.

Хохряков начал знакомиться с экипажами, проверил состояние танков, направляемых в корпусную ремонтно-эксплуатационную мастерскую, навел справки о прибытии пополнения.

Солдатский телеграф быстро разнес весть о прибытии нового комбата.

Через несколько дней пришло пополнение. Новые танки с экипажами привел старший лейтенант Леонид Иванов, назначенный на должность командира роты. Веселый и смекалистый, он сразу понравился Хохрякову неутомимостью и поистине всесторонней заботой о личном составе, о технике, о деле.

Двадцатитрехлетний Иванов оказался земляком Хохрякова, из рабочих. Коммунист Иванов, несмотря на свои молодые годы, вырос от рабочего до начальника цеха. В начале войны Леонид работал на заводе, долго добивался снятия брони, а попав в армию и окончив ускоренный курс танковой школы, уже успел повоевать. На его гимнастерке поблескивали эмалью и золотом ордена Отечественной войны I степени и Красного Знамени.

— За что наградили? — дружески спросил Хохряков у ротного.

— Один орден за Белгород и Орел, другой — за Днепр и Киев, — скромно ответил Иванов.

— Что ж, земляк, так будем держать и дальше. — Хохряков сверкнул обворожительной улыбкой и крепко, по-рабочему пожал старшему лейтенанту руку.

— Есть так держать, товарищ майор!

На Леонида Иванова и на подобных ему командиров и политработников в дальнейшем и опирался Хохряков, поддерживая и развивая в боевом коллективе отношения дружбы, инициативного выполнения воинского долга, ответственности и взаимовыручки. Комбат доверял подчиненным, но требовал от них как от самого себя. А те, гордясь доверием, еще глубже осознавали личную ответственность за скорейшее освобождение родной земли от немецко-фашистских захватчиков.

…Поздоровавшись с солдатами и сержантами пополнения, Хохряков подал команду:

— Всем обедать!

А сам тем временем вместе с Ивановым стал осматривать прибывшую технику. Еще в трудные дни отступления он выработал для себя незыблемое правило: каждый танк, каждая другая боевая и транспортная машина всегда должны быть в исправном состоянии, чтобы водитель и командир в любую минуту могли повести их в бой. Это он называл: «как у летчиков-истребителей».

Проверяя пришедшие танки, Хохряков заводил мотор, садился за рычаги управления, пробовал машину на ходу, включал радиостанцию, проверял пушку и пулемет, наличие боекомплекта. Ничто не ускользало от его внимания. По каждой машине изложил свои замечания экипажам, вновь сформированным из новичков и бывалых фронтовиков.

Компетентность Хохрякова приятно удивила опытного помощника командира батальона по технической части гвардии старшего лейтенанта Василия Александровича Дмитриенко. Он тихо сказал рядом стоявшим офицерам: «А комбат дело знает!»

Военная зима 1943/44 года была необычно капризной. В середине февраля на Правобережной Украине подули теплые ветры, быстро сошел снег. До крайности развезло дороги. Реки и овраги, переполненные талой водой, превратились в труднопреодолимые препятствия.

В те дни 1-й Украинский фронт вел напряженную подготовку к Проскуровско-Черновицкой операции.

Вскоре после получения танков 54-я гвардейская Васильковская, преодолевая несусветную хлябь и яростные налеты гитлеровских воздушных пиратов, совершила в голове корпуса марш из-под Полонного и заняла оборону в Судилкове — юго-восточнее города Шепетовки. В центре Судилкова расположились тылы и штаб бригады.

Еще при первом знакомстве с подразделениями Хохряков понял, а на марше почувствовал, что коллектив батальона дружный, сплоченный, действительно гвардейский. Впрочем, предстояло сделать многое, чтобы как следует сколотить сформированные экипажи — на это трудное дело война почти не оставляла времени.

…К танку гвардии младшего лейтенанта Урусбека Каролиева, находившемуся в засаде в одном из овражков южнее Судилкова, Хохряков пробрался на рассвете. Пробрался невидимкой, как приходилось ему пробираться еще в 1941-м, когда по вражеским тылам выводил окруженцев к своим, и как в 1942-м, когда под Велижем водил в разведку группы лыжников.

Из танка доносились негромкие звуки импровизированной песни:

Хохряков слушал песню, и его разбирал смех. Неисповедимы тайны человеческих чувств. Казалось бы, никаких условий для пения нет в этой суровой, смертельно опасной обстановке, а солдат поет. Это ли не факт жизнеутверждающей силы нашего воина и непобедимости советского народа!

Командир танка казах Каролиев, механик-водитель русский Трофимов, башенный стрелок чуваш Кулик и радист-пулеметчик украинец Кибенко были немало удивлены, увидев у своей машины в предрассветной мгле высокую, атлетически сложенную фигуру комбата в неизменной комиссарской кожаной тужурке, с пистолетом на боку и в танковом шлеме.

Командир танка, выбравшись из люка и спрыгнув на землю, по-уставному доложил, чем занимается экипаж.

— Так кто у вас, Каролиев, так легко сжигает «тигры»? А?..

— Да балуемся мы, товарищ командир. В сон клонит, а в засаде спать нельзя.

— Песня, друзья, неплохая. Горящий танк врага — победа танкистов. Ну а если тебя подожгли — уходи немедленно. Если, конечно, нельзя погасить пожар. Вот сейчас для знакомства и потренируемся, как уходить в таком случае через нижний люк. — Хохряков вслед за Каролиевым легко забрался в танк.

— С кого начнем? — спросил комбат, включив карманный фонарик и обведя лучом лица танкистов.

— Капитан покидает корабль последним, — важно сказал Каролиев.

— Что ж, он имеет на это право. Тогда начнем с механика-водителя. Слушайте вводную: «Танк горит. Потушить пламя нет возможности. Машина находится в зоне прицельного огня пулеметов противника». Ваше решение?

— Покидаю танк.

— Действуйте! — Хохряков скользнул фонариком в сторону нижнего люка.

Толстяк Трофимов, поставив по привычке рычаги фрикционов в исходное положение, заспешил к нижнему люку и… застрял.

— Вот вам недосмотр номер один: на боевой позиции танк обязательно должен иметь выход из нижнего люка. Нет естественного ровика — подкопайте. А вам, Трофимов, ввиду особой комплекции надо было еще снять фуфайку перед тем, как покинуть машину. Понятно, Каролиев? — луч фонарика скользнул по смущенному лицу командира.

— Исправим, товарищ командир! — глухо ответил Каролиев.

— Вводная командиру: «Танк загорелся во время атаки. Командир покидает машину через верхний люк».

Каролиев бросился к закрытой крышке люка, чтобы отомкнуть защелку, но услышал прерывающий действие голос Хохрякова:

— Вы ранены в руку! Люк открыть не удалось.

Каролиев смущенно опустился на свое место.

— Что же делать? Тогда через нижний.

Хохряков улыбнулся:

— Командарм Рыбалко советует до непосредственного соприкосновения с противником держать крышки верхних люков, да и люков водителей открытыми. Ну что вы увидите в смотровой прибор? Яму в двух шагах можно не заметить, не говоря уже о целящейся в вас противотанковой пушке противника в двухстах метрах. А корректировать огонь как будете? Короче говоря, вдвое меньше потерь, а скорость маневра удваивается, если следовать совету генерала Рыбалко.

После обстоятельной беседы с танкистами Хохряков сел за рычаги и опробовал машину: удобен ли выезд из укрытия. А когда рассвело, расспросил механика-водителя и башенного стрелка о целях на переднем крае противника. Затем велел командиру танка лично вывести машину на одну из намеченных огневых позиций. Каролиев сел за рычаги, и танк словно вылетел из засады. Здесь каждый из членов экипажа произвел из орудия прицельный выстрел по врагу. Корректировал огонь сам Хохряков.

Когда же по «назойливому» советскому танку начали пристрелку вражеские артиллеристы, Хохряков скомандовал:

— Радист-пулеметчик Кибенко, на место механика-водителя! Танк — в укрытие!

Не всегда комбат может уделить столько внимания каждому экипажу на войне, но стремиться к этому он должен.

— Ну что ж, Урусбек. Хорошие ребята у тебя, или, как по-казахски говорят, жаксы! — сказал напоследок Хохряков.

— Рахмет! Спасибо, товарищ командир.

— Наставления знают и выполняют их отлично. Вражеским снарядам не кланяются. Но этого мало, Каролиев. В бою всегда приходится делать больше, чем предписано наставлениями. И наш боец способен на это.

— Так точно! Все сделаем, товарищ командир!

…В расположении штаба возвратившегося Хохрякова встретил с докладом его помощник по хозяйственной части:

— Товарищ майор! Для вас нашли, отремонтировали и утеплили комнату.

— Ну что ж, пойдем посмотрим. Прошу, товарищи, на новоселье.

За Семеном Васильевичем двинулись все, кто был рядом.

Хохряков придирчиво осмотрел просторную светлицу, улыбнулся и вдруг, словно вспомнив о чем-то, сказал:

— Мне звонил начальник политотдела гвардии полковник Павел Евлампиевич Ляменков и просил создать в батальоне офицерскую комнату. Не открыть ли ее здесь? Как, товарищи?

— А где же вы будете отдыхать и работать? — отрешенно пробормотал помпохоз гвардии капитан Бычковский.

— Я лично?.. А вот вместе с Володей. Примешь меня? — Хохряков повернулся лицом к парторгу Пикалову.

— С удовольствием! — Владимир Андрианович Пикалов гостеприимно развел руками.

— Вот и хорошо. А в офицерскую комнату, думаю, надо немедленно доставить подшивки газет: нашу корпусную — «Знамя Родины», третьей гвардейской танковой — «Во славу Родины» и всеармейскую — «Красная звезда». Очень хорошо было бы достать географическую карту, изготовить красные и синие флажки — для информации о перемещении линии фронта, а также завести стенд для ежедневного вывешивания сводок Совинформбюро. Ведь наступаем, товарищи, и каждый советский населенный пункт, отбитый у врага, — это малая победа, которая должна вдохновлять воинов на скорейшее достижение всеобщей, окончательной. Считаю, что музыкальные инструменты, шашки и шахматы тоже не помешают… Это все, Владимир Андрианович, по твоей части, — Хохряков дружески подмигнул Пикалову. — Хотя и принял меня на квартиру, тебе больше всех работы достанется. Ведь ты, пока прибудет новый замполит, исполняешь его обязанности. Не сетуй: друзей нагружают больше, чем остальных… А об уставах и наставлениях должен позаботиться начштаба гвардии старший лейтенант Урсулов.

Первым, с кем Хохряков беседовал по душам во впервые организованной офицерской комнате, оказался его земляк, комроты Иванов.

Как и Хохряков, Леонид Иванов был неравнодушен к музыке. Он принес сюда в футляре небольшой цветастый предмет, похожий на шестигранную призму. Положив его на стол, вопросительно взглянул на Хохрякова:

— Пригодится?

— Концертино?! — радостно удивился Семен Васильевич. Потом его возбуждение погасло: — На нем играть надо уметь…

— Разрешите? — Иванов рывком стащил с головы шлем и, бросив его на табуретку, тут же растянул меха.

Полилась нежная мелодия. Родные, знакомые Хохрякову с детства звуки, но как далеко-далеко отодвинуты они в памяти войной!

Лицо Иванова сделалось задумчивым и строгим. Затем он озорно огляделся на собирающихся офицеров и лихо запел:

— Что ж, земляк, хорош твой подарок офицерской комнате! — Хохряков погладил концертино. — Пой, играй на нем солдатам. Побольше русской удали, советской души… — Семен Васильевич взял Иванова за плечо, усадил рядом. — Был я в экипаже Каролиева, похвалил твоих орлов; знают они и любят машину, могут заменять друг друга, метко стреляют. А вот с тактикой слабо у них. Наверное, во всей роте так? Особенно волнуют меня взаимодействие, взаимовыручка экипажей, эвакуация танкистов из горящей машины.

Иванов попробовал было что-то сказать, но комбат, жестом остановив его, продолжал:

— Это лично от вас зависит. В своих похвальных заботах о машинах вы почти подменили ротного техника. Верно, ему надо помогать. Но вы прежде всего командир, организатор, тактик. Если говорить на заводском языке, то рота — это цех. Только производственный процесс здесь намного сложнее. Изучайте этот процесс, тренируйте экипажи в решении тактических задач, пока есть время до наступательных боев…

Иванова считали в бригаде тактически зрелым, умелым офицером. Казалось, все знает, что нужно для боя, все познал: ведь прошел сквозь танковое побоище под Прохоровкой на Курской дуге, сшибал гитлеровские танки с днепровских круч. А новый комбат, гляди, нашел изъяны. Но старший лейтенант не обиделся. Под руководством Хохрякова он провел взводные учения по тактике наступательного боя на пересеченной местности, по взаимодействию экипажей в преодолении водных преград. Все это диктовалось требованиями предстоящих сражений.

Не забросил Леонид и концертино. Общение с людьми в минуты отдыха, частушки, остроумные шутки и песни стали большой объединяющей людей силой. Все это влекло к ротному командиру молодых танкистов, сплачивало коллектив.

А офицерская комната батальона стала лучшей в бригаде. Помимо лекций и бесед политработников здесь в дружеских беседах и задорных юношеских спорах усваивались крупицы ценного боевого опыта командиров, раскрывались навстречу друг другу души и таланты.

Приближалось 23 февраля 1944 года — 26-я годовщина славной Красной Армии. Хохряков предложил организованно отметить праздник.

От каждого экипажа в Судилков прибыл представитель. Насколько это возможно во фронтовых условиях да еще на ограбленной фашистами территории, был приготовлен праздничный ужин. Комбат выступил с волнующей речью, душевно поздравил присутствующих и отсутствующих членов экипажей с наступающим праздником. А закончил выступление такими словами:

— В трудную пору гражданской войны, когда родилась Красная Армия, наши старшие братья, отцы и деды без танков и пушек, порой даже без патронов и хлеба сумели отстоять Советскую власть. Сумели, потому что верили в правое дело, верили в победу. Будем же, друзья, достойны их ратной славы! — и Хохряков, как это часто делал в кругу товарищей, стоя запел высоким и чистым тенором:

— Все ли на месте?

— Все как один! — поднялись солдаты, сержанты и офицеры. — Станем в шеренги сурово! — дружно всколыхнул помещение припев.

— Все ли готовы?

— Все как один! К битвам грядущим готовы! — ответил зал и продолжалась песня-клятва:

Вечер стал еще одним шагом в сплочении воинов батальона в преддверии грядущего боя.

В ночь с 27 на 28 февраля 1944 года танковая бригада совершила 120-километровый обходной марш-маневр и сосредоточилась юго-западнее Изяслава, в районе Гнойницы.

В передовом отряде бригады шел 1-й батальон во главе с Хохряковым. Марш совершался в строгой тайне и по неимоверной грязи. Опыт подобного марша, ставшего впоследствии классическим образцом, уже имели танкисты 3-й гвардейской танковой армии, когда они осенью 1943 года совершили блестящий двухсоткилометровый оперативный бросок с Букринского на Лютежский плацдарм, дважды переправившись через буйный осенний Днепр и через Десну.

И этот марш провели образцово. В батальоне Хохрякова не оказалось ни отставших машин, ни отставших людей.

На новом месте сосредоточения командир бригады получил боевой приказ штаба 7-го гвардейского танкового корпуса. В нем указывалось, что части корпуса 4 марта переходят в наступление в общем направлении на Староконстантинов и Проскуров (ныне Хмельницкий).

Наступило 4 марта. Войска 1-го Украинского фронта, в командование которым несколько дней назад вступил Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, начали Проскуровско-Черновицкую операцию.

Гвардейцы батальона Хохрякова как раз сидели с котелками у замаскированных танков и завтракали, когда утренняя тишина взорвалась громом сотен батарей. Воины с нескрываемой радостью слушали грохот канонады: знали — это начало.

Два часа будет бушевать шквал артиллерийского возмездия на позициях врага. А затем настанет черед танкистов идти в прорыв, обеспеченный стрелковыми частями.

У гвардейцев все подготовлено. Полностью заправлены горючим топливные баки, проверены моторы и радиостанции, установлены аварийные баллоны со сжатым воздухом для заводки двигателей, рассортированы и как следует уложены снаряды и дымовые шашки, набиты пулеметные диски, разведаны за передним краем, сколько было возможно, боевые курсы для атаки…

Всходило яркое весеннее солнце. К запахам талого снега и вареной баранины примешался густой запах пороховой гари, выпадающей из туч, низко плывущих над передним краем. От канонады, казалось, под ногами ходуном ходила земля. Но все это не страшило, было для танкистов просто томительным ожиданием.

Наконец на поляне появился Хохряков, и лагерь ожил, заволновался, словно потревоженный улей.

Как всегда выбритый и стройный в своей опрятной, хоть и видавшей виды комиссарской кожаной тужурке, комбат весело поздоровался с бойцами и направился к своей машине. Экипажи бросились к своим.

Гвардии лейтенант Анатолий Павлов, совмещавший обязанности командира танка и башенного стрелка, радист-пулеметчик Сергей Пиксайкин и механик-водитель комбатовского Т-34 Василий Белоусов, звякнув крышками котелков, тоже ринулись к танку. Прежде чем Хохряков вскочил на броню, они уже были на местах. У орудия застыл лейтенант Павлов — небольшого роста юноша с тонкими, почти девичьими чертами лица. Вместе с комбатом они впервые идут в бой, но Павлов уже обстрелянный воин, освобождал Харьков и Киев, воевал на Днепре.

Хохряков с ловкостью спортсмена занял свое место в машине.

Последняя проверка перед боем. Наметанным взглядом и рукой на ощупь Павлов прошелся по рядам ячеек со снарядами, как бы вспоминая, где лежат бронебойные, где зажигательные, где осколочные. Включился в радиосеть Сергей Пиксайкин:

— Ромашка-один! Ромашка-два! Я — Ока! — в наушниках шлемофона он услышал дыхание радистов комротовских машин: «Связь работает!»

Хохряков предпринимал такую последнюю проверку перед каждым боем. И не столько для того, чтобы исключить какой-то случайный недосмотр в машине, вооружении или экипировке, сколько потому, что стремился в минуты, когда солдат в предельном напряжении ждет сигнала о начале атаки, отвлечь его от тягостных раздумий и тревог о предстоящем бое.

А сам перед атакой думал о каждом из своих гвардейцев: перебирал в памяти способности, характер, хватку каждого из них, мысленно посылал вперед или оттягивал на фланг в зависимости от того, как будет разворачиваться бой.

Хохряков высунулся из люка башни с картой в руках: «Все ли учтено? Все ли предусмотрено?»

На предстоящем маршруте — две долины. Еще вчера они были полны воды. Может случиться задержка. Но там обещал сделать переход бригадный сапер Анатолий Лысенко. Дальше, в глубине вражеской обороны — топь. Для этой топи заготовлены бревна и фашины.

Комбат окинул взглядом танки: все на местах.

Сколько уже доводилось вот так начинать боев и атак! И все они были разные, неповторимые. Лишь одно оставалось в них неизменным — твоя ответственность за выполнение боевого приказа, ответственность за действия каждого командира и бойца батальона. А предстоящий был для него сложен еще и тем, что в 54-й бригаде он впервые ведет гвардейцев в бой. И хотя подчиненные уже верят в командирское мастерство и в его мужество, это он должен будет подтвердить в бою.

Проверка готовности закончена. Значит, все теперь зависит от тебя, командир, от того, как сумеешь наилучшим образом направить на врага и использовать с максимальной пользой для победы и эти прекрасные отечественные машины, и мастерство экипажей, и как распорядишься судьбой каждого воина. Да, и судьбой. Бойцы и техника в твоих руках.

— По машинам! — звучит над поляной команда. Она же дублируется по радиосети. Хохряков еще раз обводит взглядом свое броневое войско.

Вдали, самый крайний справа, высунувшись по пояс из башни, задумчиво ожидает команд и распоряжений комроты гвардии старший лейтенант В. И. Петров. Совсем рядом беспокойно выглядывает из люка, прилаживая ларингофоны, Леонид Иванов. За ним улыбается чему-то взводный Урусбек Каролиев.

Первыми, как и было приказано, в колонне стоят танки гвардии лейтенанта А. П. Субботина и В. Е. Задачина.

Субботин — обстрелянный воин, о его героических делах в бою за Житомир знает вся бригада. А вот Задачин, хотя и спортсмен-альпинист и на вид парень неробкого десятка (рабочий-фрезеровщик одного из московских заводов), — очень молод, еще не бывал в бою.

Хохряков поставил их рядом преднамеренно, тихонько посоветовав Субботину:

— Ты, Толя, не горячись, а действуй, как в бою за Житомир. Молодежь должна учиться у тебя, комсорга, как надо гнать с нашей земли захватчиков. Присматривай за действиями Задачина и помогай ему.

Замыкающий — начальник штаба батальона Иван Урсулов. Закаленный в боях, гвардии старший лейтенант был одним из тех, на кого в первую очередь опирался Хохряков. Он ценил его знание людей в батальоне, боевой опыт, личное мастерство и мужество. Это о нем, об Урсулове, вскоре после Проскуровско-Черновицкой операции известный военный журналист и историк Михаил Брагин напечатает в «Правде» такие строки:

Теперь Урсулов, как начальник штаба, отвечает за связь гвардейского батальона с командиром бригады, координирует взаимодействие со вторым эшелоном.

Батальон, развернувшись уступом назад, двинулся к переднему краю обороны противника. Обходя подбитые во время артподготовки дымящие вражеские самоходки и перевернутые орудия, преодолевая развороченные взрывами траншеи и блиндажи, танки гвардейцев миновали первую полосу обороны гитлеровцев. Теперь, ведя огонь по местам возможных засад и по целям, выявленным в ходе атаки, они ринулись в глубину обороны врага, стремясь ошеломить его, не дать ему возможности прийти в себя и собраться с силами после могучих ударов артиллеристов и летчиков.

За траншеями батальон ускорил движение, с ходу вброд переправился через реку Горынь у села Дворец. Впереди замаячила Белогородка.

На левом фланге замаскированная противотанковая батарея противника внезапно открыла губительный фланговый огонь по нашим машинам.

Анатолий Субботин, который со своим взводом находился ближе всех к вражеским пушкам, на предельной скорости атаковал артиллерийскую батарею.

Хохряков и комроты Леонид Иванов с восхищением наблюдали в бинокли, как от взрывов снарядов и таранных ударов субботинских танков разлетались обломки орудий гитлеровцев. Но вот на секунду замедлил движение танк Субботина, полыхнуло пламя, и к небу взметнулся султан взрыва. Эхо раскатом пронеслось над полем боя. Танк лейтенанта Субботина взорвался. Вместе с Субботиным погибли его боевые друзья — механик-водитель Иван Бондарь и башенный стрелок Николай Петров.

Хохряков с горечью отметил, что в результате гибели экипажа Субботина батальон замедлил продвижение. Это было самое худшее из того, чего опасался комбат. Замедление движения в атаке на опорный пункт противника чревато не только невыполнением задачи, а и новыми потерями людей и машин.

Прозвучали по радио четкие сигналы ротным командирам на обход опорного пункта и призыв комбата: «Отомстим за Толю Субботина! Вперед, гвардейцы! Делай, как я!» Затем последовала команда механику-водителю по танковому переговорному устройству:

— Полный газ!

В Белогородку танк Хохрякова ворвался первым.

Заметив, что из засады, целясь в командирский танк, стал разворачивать орудие «фердинанд», опытный механик-водитель командирской тридцатьчетверки В. А. Белоусов вовремя повернул машину на цель, а Хохряков, находящийся у прицела орудия, на мгновение опередил вражеских самоходчиков в нажатии на спуск.

Из мотора «фердинанда» повалил дым, затем вспыхнуло пламя.

Когда на подмогу комбату из-за домов вынырнул танк Урсулова, мощное вражеское самоходное орудие уже пылало вовсю.

Но из засады полезло фашистское зверье — «пантеры» и «тигры».

Механик-водитель урсуловской машины А. Ф. Елютин едва успевал выполнять команды, а башенный стрелок А. С. Кудрявцев — заряжать орудие.

Экипаж Урсулова подбил в Белогородке две «пантеры» и один T-IV, а подоспевшая машина Ивана Пономарева подожгла еще один «тигр».

Таким образом, вражеский противотанковый заслон на околице Белогородки был смят. Гитлеровцы открыли губительный артогонь из орудий, замаскированных в зданиях центральной части села.

Ударили по врагу зашедшие с флангов роты старших лейтенантов Иванова и Петрова, а также переброшенная сюда артиллерия бригады. Мотострелки 23-й гвардейской бригады закрепили победу танкистов и окончательно освободили Белогородку.

…Под ударами гвардейцев 7-го танкового корпуса с юго-запада и частей 1-й гвардейской армии генерала А. А. Гречко с севера гитлеровцы начали отход на Староконстантинов.

И вот танкисты уже форсировали речку Хомора. Первой на открытое поле перед Малым Чернятином выскочила машина старшего лейтенанта Иванова. Этот разведывательный маневр был осуществлен по замыслу Хохрякова.

Гитлеровцам явно не хватило терпения — открыли по одинокому танку огонь изо всех противотанковых средств. Танк загорелся, экипаж вынужден был эвакуироваться, зато разведчики батальона и ротные командиры на своих участках успели засечь цели. В последнее время гитлеровцы панически боялись советских тридцатьчетверок.

Но вот самоходки повели огонь по танкам основных сил батальона. Послышались из засады выстрелы «тигров».

Бой ожесточался. Танкисты искусно маневрировали и прицельно поражали вражеские огневые точки. Однако потеря сразу двух машин в начальной стадии боя психологически воздействовала на экипажи; движение танков замедлилось. И Хохряков понял: здесь может помочь только личный пример командира.

— Всем, всем: делай, как я! Вперед, ребята! — и по ТПУ: — Полный газ, Вася!

Ловко маневрируя, танк Хохрякова на большой скорости приблизился к селу Малый Чернятин. С первого же выстрела осколочным снарядом он вывел из строя расчет обнаруженного противотанкового орудия гитлеровцев.

Ударили другие, хорошо замаскированные пушки врага. Комбат, высунувшись по пояс из люка, на ходу по вспышкам выстрелов засек местонахождение батареи.

— Выжимай все из мотора! — крикнул Хохряков механику-водителю.

Танк буквально прыгнул в ложбину за холмиком, и «болванки», рикошетируя от земли, со свистом унеслись в поле.

— Спасибо, Васек! — услышал Белоусов в шлемофоне слова и благодарный вздох облегчения командира.

И это «спасибо, Васек», и благодарный вздох облегчения командира словно сделали для Белоусова шире и прозрачнее зеленое бронестеклышко водительского триплекса, будто зорче стал механик-водитель, теперь еще крепче держали его натруженные руки спасительные рычаги фрикционов.

— Вправо! Вправо! На косогор! — командовал Хохряков. — Сейчас мы вас, гаденыши!..

Танк, могуче взревев, выскочил к крайнему двору на косогоре, смял забор, прорубил сарай, деревца за ним и оказался лицом к лицу с расчетами трех 75-миллиметровых противотанковых орудий неприятеля.

Тридцатьчетверка мчалась к центру позиции батареи. Но крайний справа расчет вдруг метнулся к пушке. Это заметил Хохряков, наблюдавший за противником из открытого люка.

— Взять правее! Дави гусеницами!

Остальные расчеты вражеских орудий покорно вскинули руки к небу.

Хохряков скомандовал Белоусову:

— Сдающихся не трогать! Круши пушки!

Когда, наконец, последнее орудие, подмятое танком, полетело в ровик, из-за стога сена неожиданно выполз «тигр».

— Слева танк! Бронебойным, огонь!

Находившийся у прицела Титов, зорко следивший за обстановкой, вовремя увидел эту бронированную махину, и выстрел орудия тридцатьчетверки прозвучал одновременно с командой Хохрякова. Первый снаряд угодил в бортовую броню. «Тигр», конвульсивно дернувшись, остановился, заглох двигатель. Вторым выстрелом Титов угодил в баки с горючим.

Мощный артиллерийский заслон врага был сбит. Батальон вступил в Чернятин.

Танки Хохрякова и Урсулова оказались рядом.

Радостно улыбаясь, Семен Васильевич сказал начальнику штаба, вскочившему к нему на броню:

— У нас сегодня все получилось, как у Котовского. Григорий Иванович никогда не терялся в таких внезапно возникших ситуациях. Быстрота в принятии единственно правильного решения всегда была его сильнейшим качеством в бою.

Враг продолжал упорное сопротивление. Днем и ночью гвардейцы Хохрякова прогрызали оборону немцев. Выходили из строя машины и люди. Комбат понимал: силы танкистов на пределе. «Продержитесь еще сутки…» «Еще несколько часов…» — радировали из штаба бригады. А держаться пришлось намного дольше.

Теперь, спустя много лет, в «Истории второй мировой войны 1939—1945 гг.» читаем:

Гитлеровцы пытались отбросить войска фронта к северу от железной дороги Тернополь — Проскуров.

Спешно перебросив из Проскурова танковую дивизию, которая ночью выгрузилась на станции Староконстантинов, утром 7 марта оккупанты предприняли контрудар.

Против батальона Хохрякова, оборонявшего Малый Чернятин, шло около 60 вражеских танков. Среди них комбат насчитал десять «тигров». А в батальоне Хохрякова к этому времени оставалось только шесть исправных тридцатьчетверок.

Против других подразделений, частей и соединений 3-й гвардейской и 4-й танковых армий, введенных в прорыв, противник тоже бросил значительные силы: к 10 марта между Тернополем и Проскуровом было сосредоточено девять танковых и шесть пехотных дивизий врага, которые, в предвидении наступления войск 1-го Украинского фронта, были оттянуты сюда из района Умани. На всем фронте 3-й гвардейской танковой армии завязались ожесточенные бои.

Значительно позже Маршал Советского Союза Г. К. Жуков об этих боях напишет в своих «Воспоминаниях и размышлениях» (2-е изд., доп., М., 1975, т. 2, с. 234):

Учитывая десятикратное превосходство врага в танках, Хохряков применил на своем участке обороны метод действия подвижными засадами. За холмами экипажи тридцатьчетверок были почти неуязвимы от огня противника; вражеские снаряды рикошетировали от вершин холмов и башен Т-34. Броски же машин от укрытия к укрытию, неожиданное их появление и внезапный огонь создавали у гитлеровцев впечатление, что здесь сосредоточены значительные танковые силы.

Хохряков занял место у танкового орудия. В строю бронированных машин гитлеровцев он пока выбирал только тяжелые. Вскоре от его выстрелов задымили пять «тигров» и «пантер». Еще пять немецких танков подожгли его товарищи. Атака гитлеровцев захлебнулась. Вражеские машины убрались в укрытия. Начался жестокий огневой бой, который длился до темноты. А к рассвету противник, собрав 25 исправных машин, снова бросил их в атаку.

8 батальоне Хохрякова оставались в строю только четыре танка. У них кончалось горючее, не действовала пушка на комбатовском Т-34. Но к этому времени на участок обороны батальона подошли другие подразделения 54-й бригады и мотострелки 23-й гвардейской бригады полковника А. А. Головачева. После дружного совместного натиска воины 7-го гвардейского танкового корпуса и стрелковых дивизий вступили в Староконстантинов.

9 марта столица нашей Родины Москва салютовала освободителям этого города.

В Староконстантинове батальон Хохрякова получил однодневную передышку. Здесь его догнала маршевая рота. Новые танки и экипажи тут же были распределены по подразделениям.

Очередной боевой приказ командования застал Хохрякова за беседой со вновь прибывшими в батальон танкистами. Приказ гласил:

Железная дорога Проскуров — Тернополь связывала немецко-фашистские войска, еще находившиеся на юге Украины, в Одессе, с группировкой в районе Львова и в Прикарпатье. Гитлеровское командование считало тогда указанные районы своим глубоким тылом. В Проскурове после бегства из Винницы на некоторое время обосновалось даже управление армейской группы войск фашистов. Поэтому немецкие генералы придавали такое большое значение как овладению этой железной дорогой, так и удержанию Проскурова и Тернополя.

Командарм генерал П. С. Рыбалко принял смелое решение — обойти Проскуров с запада и выйти в тыл этой армейской группировке врага.

Передовые отряды бригад 7-го гвардейского танкового корпуса начали очередной бросок в тыл вражеских войск. Передовым в 54-й бригаде шел батальон Хохрякова. Несмотря на стремительность продвижения советских танкистов, противник почти всюду успевал разрушать мосты. А мартовская грязь стояла такая, что автомобили и танки садились на самые днища и, казалось, никакая сила не сможет сдвинуть их с места. Но ценой невероятно тяжелого труда, благодаря упорству, смекалке танкистов и воинов приданных подразделений, машины плыли по этой весенней топи. То и дело перегревались даже могучие — в 500 лошадиных сил — моторы, а люди, советские люди, держались. Гвардейцы Павла Семеновича Рыбалко неумолимо гнали врага на запад. Да, гвардейцы Рыбалко! Именем Павла Семеновича гордились воины, как отца любили его.

Среднего роста, плотный, статный, с проницательным взглядом прищуренных глаз, всегда чисто выбритый, безукоризненно одетый, командарм, еще по привычке комиссара гражданской войны, появлялся среди воинов в самые трудные часы, чтобы по-отцовски ободряющими словами, мудрым советом и данной ему властью помочь в выполнении боевого приказа. Вместе с подчиненными делил он и радость малых и больших боевых успехов.

Сейчас, воочию увидев, как проходит марш, П. С. Рыбалко приказал дать экипажам двухчасовой отдых: есть ведь предел и человеческим силам, и солдатской выносливости.

Бронированное войско замерло, словно утонуло в грязи.

Хохряков с Урсуловым и Пикаловым тоже расположились поспать прямо в тридцатьчетверке, но тут радист батальонной рации Миша Родионов, примостившийся под плащ-палаткой на теплой броне, застучал каблуком сапога по башне:

— Товарищ двести девятый, вас к микрофону!

Хохряков устало выбрался из танка. В наушниках рокотал хрипловатый от простуды голос командира бригады полковника С. И. Угрюмова:

— Сейчас к тебе подлетят «воробушки» вместе с их Батей. Он сообщит, что будете делать вместе.

Это означало: в батальон прибудут мотострелки во главе с их командиром, у которого есть приказ на очередную атаку.

Уже рассветало, когда в расположении батальона Хохрякова появились измазанные грязью с ног до головы усталые мотострелки 23-й гвардейской Васильковской мотострелковой бригады во главе с ее комбригом полковником Александром Алексеевичем Головачевым. Они почти на руках тащили свои противотанковые и зенитные пушки, пулеметы, противотанковые ружья. Среди них шагал, подталкивая «виллис» с радиостанцией, сам Батя.

Уже тогда командарм П. С. Рыбалко именовал А. А. Головачева не иначе, как «наш Чапаев». Хохряков знал об этом и на слегка иронический вопрос полковника: «Ну что, комбат, застрял? Подпихнуть, что ли?» — нисколько не обиделся. — «Жду вашего приказа, товарищ гвардии полковник», — ответил, встав по стойке «смирно».

— Так вот, слушай. Сейчас мы и по карте, и по данным разведчиков уясним, что представляет из себя этот злосчастный Красилов, и внезапным ударом расколем гитлеровский орех… Ты обходишь Красилов вот по этой стороне, пугаешь фрицев и стремительно захватываешь железнодорожную станцию. А городишко я беру на себя. Только одолжи мне на время два-три танка с отчаянными храбрецами, чтобы создали у фашистов солидное впечатление. Да и моим орлам-стратегам на броне атаковать сподручнее, нежели плюхать по этой грязищи. Тебе в помощь, тоже на броню, даю батальон Героя Советского Союза Горюшкина. А вот и Николай Иванович, собственной персоной. Знакомьтесь, ребята.

Комбаты по-гвардейски — с размаху — пожали друг другу руки.

Перед Хохряковым стоял такой же рослый, как и он сам, капитан со строгими чертами лица.

Это была первая встреча Хохрякова с Головачевым и Горюшкиным — встреча трех будущих дважды Героев Советского Союза.

…Высокого звания Героя Советского Союза, как узнал Семен Васильевич позже, Николай Иванович Горюшкин был удостоен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года за подвиги, совершенные в битве за Днепр. Узнал также о том, что 22 сентября 1943 года рота мотострелков Горюшкина подошла к Днепру и у села Григоровка, используя лодки местных рыбаков, первой а бригаде форсировала эту крупную водную преграду. Пока Днепр преодолевали остальные роты батальона, храбрецы отбили у противника господствующие высоты и расширили плацдарм. Когда выбыл из строя комбат, батальон возглавил Горюшкин. Мотострелки отразили 18 контратак противника, уничтожив при этом до 600 гитлеровцев, разбили вражескую минометную батарею, захватили 27 пулеметов. Но таяли и ряды героического батальона. Внезапно в тыл нашим подразделениям просочилось до сотни гитлеровских автоматчиков. Завязался ожесточенный бой. Дело вот-вот могло дойти до рукопашной. Николай Горюшкин забросал скопление фашистов гранатами, затем с бойцами, подоспевшими с другого участка обороны, вынудил их к бегству. Плацдарм был удержан.

…Сейчас Горюшкин и Хохряков для увязки вопросов взаимодействия деловито примостились в башне командирского танка. А на броне рядом с радистом Хохрякова пристроился радист Горюшкина.

В то время связь подразделений со штабами бригад и штабом корпуса осуществлялась с помощью переносных радиостанций. Таким образом, батальонным радистам — хочешь не хочешь — приходилось делить нелегкую участь десантников, которых в радиосообщении именовали ласково «воробушки».

После беседы с Горюшкиным Хохряков соскочил с танка и разыскал в боевых порядках Головачева:

— Разрешите обратиться, товарищ гвардии полковник?

— Что неясно, комбат?

— Можно ли в обход местечка послать лишь одну из танковых рот во главе с моим заместителем гвардии старшим лейтенантом Семеновым? А я поведу в атаку остальных танкистов в полосе наступления вашей бригады — с фронта или на фланге, как прикажете.

Головачев поддержал решение комбата: он знал об инициативности, смелости и находчивости комроты Н. Г. Семенова, о его героических делах еще с Курской дуги, задолго до прибытия С. В. Хохрякова в бригаду.

…Пока гвардии старший лейтенант Семенов в кромешной тьме искал для своих танков лазейку в обороне оккупантов, Хохряков и Горюшкин еще раз уточнили вопросы взаимодействия.

Вот, наконец, и долгожданные ракеты — сигнал Семенова о выходе к станции. Танки Хохрякова с десантом мотострелков на броне ворвались в Красилов, ошеломив противника грохотом гусениц, треском пулеметов и выстрелами танковых орудий.

…Лишь с рассветом в Красилове наступила тишина. Оставшиеся в живых захватчики отступили в степь. Местные жители принялись за тушение горящих домов. Им помогали красноармейцы.

В это время на станцию, а затем и в город прибыл на танке заместитель командира 54-й бригады гвардии полковник Алексей Фролович Козинский.

Хохряков и Урсулов, увидев машину замкомбрига, поспешили к нему с докладом.

— Молодцы! — полковник пожал руки офицерам. — Задачу дня выполнили с честью. А теперь выставьте боевое охранение, и смотреть в оба!

— Есть смотреть в оба! — козырнули Хохряков и Урсулов.

Через пять минут, уже собираясь уезжать, полковник заметил вдали отступающую колонну вражеских машин и повозок.

Хохряков и Урсулов тоже схватились за бинокли, и комбат сказал:

— Разрешите, товарищ гвардии полковник, сверх плана, так сказать…

Козинский, как прирожденный танкист, вполне разделял стремление Хохрякова:

— Хорошо. Разрешаю!

Хохряков подал команду.

— Только не зарывайся, комбат! — крикнул вдогонку Козинский, хотя последних слов Хохряков не услышал: их заглушил рев моторов.

Через несколько минут краснозвездные танки разметали по полю колонну, захватив в плен около двухсот гитлеровцев и взяв значительные трофеи.

Наступление продолжалось.

Небо застилали черные облака. Шквальные порывы ветра обрушивали на людей волны дождя, земля превращалась в сплошное грязевое месиво. Особенно нелегко приходилось танковым десантникам. Они занимались «прочесыванием» танкоопасных мест в населенных пунктах, вступали в стычки с пешим противником, а сверх того подставляли плечо артиллеристам, водителям грузовиков, помогая в продвижении техники по раскисшим дорогам, в обеспечении боевых машин боекомплектами и горючим.

12 марта части 54-й танковой и 23-й мотострелковой гвардейских бригад уже были под Проскуровом. К этому времени дождь прекратился, из-за туч выглянуло солнце.

Батальон Хохрякова первым вышел на рубеж сел Чабаны — Лапковцы — Данюки, оседлал шоссе и перерезал железную дорогу. Тем самым был блокирован и оказался в тылу гвардейцев большой войсковой склад горюче-смазочных материалов неприятеля.

Отныне гитлеровцы полностью лишились возможности маневра танками и артиллерией на участке Проскуров — Тернополь. В спешном порядке немецкое командование собирало кулак из остатков танковых и моторизованных дивизий и замышляло новый контрудар в районе села Чабаны, западнее Проскурова.

Гвардейцы, конечно, об этом еще не могли знать, но вполне сознавали, как важна для противника эта жизненная коммуникация и как нужен ему блокированный склад ГСМ. «К складу гитлеровцы будут пробиваться любой ценой», — решили комбат и начштаба.

Однако в те первые минуты на шоссе, оседланном батальоном Хохрякова и подразделениями 23-й мотострелковой бригады, было тихо, безлюдно. Отдав распоряжение о подготовке укрытий и указав на места засад, Хохряков выехал на рекогносцировку местности. Вместе с ним находились командиры рот и начальник штаба батальона Урсулов.

С вершины холма было видно далеко вокруг. Рощи, овраги, дороги, перелески причудливо сплетались в неповторимую панораму Подолии, просыпающейся от зимнего сна.

Хохряков поторопил офицеров:

— Все вероятные места появления противника, которые мы здесь наметили, немедленно взять под прицел! Беречь снаряды. Встретить непрошеных гостей, как следует. Там, где гвардия обороняется, врагу не пройти!

Ждать не пришлось. Лишь только парторг батальона капитан Владимир Андрианович Пикалов напомнил экипажам девиз гвардейцев, как от быстро нарастающего гула задрожала земля. Противник двигался по шоссе. Двигался колонной, как в 1941-м, — нагло, напористо, как бы не опасаясь, что этот путь для многих фашистов будет последним.

…Гитлеровцы, безусловно, полагались на свой бронированный «зверинец»: на «пантеры» и «тигры». Взять, к примеру, «тигр». Это стальная махина весом в 54 тонны со 100-миллиметровой лобовой броней. «Тигр», вооруженный 88-миллиметровой пушкой, действующий под прикрытием штурмовых самоходных орудий и поддерживаемый истребителями танков («пантерами»), в самом деле представлял грозную силу. Но в бою побеждает не одна только сила. Не для красного словца молвится, что «смелого пуля боится, смелого штык не берет». Добавим: и смекалистого! Наводчики танковой гвардии научились находить уязвимые места у фашистских «пантер», «тигров», а позже — и у «королевских тигров» и мастерски всаживали снаряды в баки с горючим, гусеницы, смотровые щели, соединения башни и корпуса.

К тому же, теперь у гвардейцев были прославленные тридцатьчетверки, которые хоть и уступали «тиграм» по толщине брони, зато были значительно маневреннее, благодаря чему экипажи упреждали не только маневр, но и огонь врага.

…Машина Хохрякова была замаскирована позади других танков. Занимая в боевом построении батальона эту свою излюбленную позицию, майор не только изыскивал для себя возможность наблюдать за действиями всех экипажей, но и создавал им лучшие условия в ведении огня по бортам вражеских машин. Комбат как бы втягивал их в огневой мешок.

Вражеская колонна приближалась.

— Без команды не стрелять! Я начну первым! — и майор сам занял место у орудия.

Схватка началась. Нет, еще не раздавались выстрелы, но танкисты Хохрякова уже ловили противника в оптические прицелы. У врага больше боевых машин, однако преимущество гвардейцев — в их скрытности, во внезапности открытия огня. На стороне наших танкистов еще одно, главное, преимущество: они освобождают от поработителей родную советскую землю.

Хохряков определил: впереди — самоходки. Совсем недавно гитлеровское командование ввело в штат танковых дивизий танкоистребительные дивизионы самоходных орудий: 36 единиц в каждом, все на шасси средних и тяжелых танков, с противотанковыми пушками от 75 до 128 миллиметров.

Тяжелый «фердинанд» то исчезал, то возникал в вибрирующем от гула моторов прицеле тридцатьчетверки. Ежесекундно менялась дистанция, поэтому непрерывно приходилось менять прицел. Вот «фердинанд» заметил следы гусениц одной из тридцатьчетверок, спрятанных в засаде, замедлил ход, его орудие стало разворачиваться в сторону какой-то из обнаруженных машин. Нога комбата уверенно опустилась на педаль спускового механизма. Всего на долю секунды майор упредил гитлеровца.

Сразу же после выстрела командирской пушки огонь по вражеским бронемахинам открыли другие гвардейские экипажи. Задымило сразу несколько подбитых самоходок, волчком завертелась на шоссе и головная — с перебитой Хохряковым гусеницей. Комбат послал еще один снаряд, и «фердинанд» вспыхнул. Экипаж, попытавшийся спастись бегством, был уничтожен из пулеметов.

Попавшие в огневую ловушку громадины заметались на шоссе, некоторые сползли в заполненные грязью кюветы. За пять-шесть минут восемь передовых машин вражеской колонны были выведены из строя. Однако на исходной позиции разворачивались главные силы.

Хохряков сосчитал в бинокль: впереди шесть «тигров». Эти танки продвигались осторожно, в стороне от шоссе и пылающих машин.

А из-за горизонта выкатывалось свыше полусотни «тигров» и «пантер». Еще с добрый десяток поворачивал в сторону позиций соседней 55-й гвардейской танковой бригады.

Военные историки потом отметят, что «здесь передовые отряды 3-й гвардейской танковой армии подверглись удару более сотни немецких танков в сопровождении пехоты». Гвардейцы из батальона Хохрякова, оставшиеся в живых после этого боя, до конца своих дней будут помнить 17 марта 1944 года.

Сплошные тучи внезапно закрыли небо, шквальный ветер обрушил на танки ледяную крупу. Белая пелена и дым от разрывов вражеских снарядов затрудняли ведение прицельного огня.

Впереди целая лавина фашистских танков, а у Хохрякова только одиннадцать машин. Легко представить, что думал в эти мгновения комбат. «Перевес у противника большой, а дороги назад у нас нет. Значит, бой предстоит не на жизнь, а на смерть. Гитлеровцы будут пытаться любой ценой отбить железную дорогу и выручить склад ГСМ, но гвардия, следуя своей клятве, ни на пядь не отступит!»

Глядя на приближающуюся стальную лавину, гвардейцы повторяли свою священную клятву: «Там, где обороняется советская гвардия, врагу не пройти!».

Комбат приказывает вести только прицельный огонь: снаряды на исходе. Он прибегает к излюбленному тактическому приему — маневр машинами и огонь из засад. Вот, умело ведя стрельбу накоротке, врага атакуют тридцатьчетверки Кибенко и Проснякова. Приятно Хохрякову: молодые командиры машин уже переняли его опыт.

Когда на танке Проснякова была перебита гусеница и был поврежден мотор, отважный экипаж вел огонь из засады, помогая в бою товарищам.

Тридцатьчетверка Хохрякова находится непосредственно у шоссе. Лихо маневрирует механик-водитель В. А. Белоусов. Метким орудийно-пулеметным огнем экипаж наносит врагу смертельный урон.

Гитлеровцы неоднократно пытались прорваться, но безуспешно. Тогда они двинулись в обход. Хохряков выждал, пока немецкие машины подойдут ближе, и приказал Александру Титову занять место у орудия. Откинув башенный люк, комбат начал лично корректировать стрельбу своего Т-34 по переговорному устройству, а других — по рации.

Противник, воспользовавшись тем, что часть машин батальона вышла из строя, продвинулся на флангах вперед. Танк Хохрякова оказался отрезанным. Кое-кто, может, и решил бы: выход один — с боем пробиваться к своим. Но Хохряков, используя складки местности и хорошую подвижность тридцатьчетверки, продолжал наносить удары по вражеским машинам своим излюбленным методом, получившим у танкистов меткое, хоть и не вполне изысканное название «поцелуй из-за бугра».

День клонился к вечеру. Неожиданно мотор командирского танка заглох: кончилось горючее. Хохряков спокойно приказал экипажу:

— Взять солярку из подбитых тридцатьчетверок! Я остаюсь у орудия, прикрою.

Вскоре Белоусов, Пиксайкин во главе с лейтенантом Павловым ползком притащили по канистре дизельного топлива. Измазанные грязью, исцарапанные, но счастливые: машина снова оживет!

Бой утих. Гитлеровцы откатились, а перед фронтом батальона дымилось свыше двух десятков догорающих машин противника. Батальон Хохрякова, в котором осталось по одному танку на роту, и на этот раз удержал свой рубеж.

— А теперь — в Лапковцы! — сказал комбат так обыденно, словно речь шла не о населенном пункте, переполненном неистовствующими врагами, а всего-навсего о месте, где расположена батальонная кухня.

— Ударим, как бывало, Котовский, — спокойно рассуждая вслух, добавил Хохряков. — Выгоним фашистов из села в грязь, а там, глядишь, от страха они еще и завтра не оправятся.

Члены экипажа повеселели: предстоящая дерзкая атака на Лапковцы словно бы вдохнула в усталых бойцов новые силы.

Ночь уже вступила в свои права. Командирский Т-34, ворвавшись в занятое гитлеровцами село, нанес значительные потери противнику, никак не ожидавшему такой активности от советских воинов после трудного, кровопролитного дня.

Воспользовавшись паникой в стане гитлеровцев, Хохряков благополучно вывел танк к своим.

К полуночи бригада получила приказ командира 7-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора Сергея Алексеевича Иванова, в котором перед батальоном Хохрякова ставилась задача — оседлать дорогу Лапковцы — Чабаны, оборонять северо-восточный берег оврага и северо-восточный скат высоты 336,0, чтобы не пропустить противника. Справа оборонялась 23-я мотострелковая, слева — 55-я танковая гвардейские бригады.

В приказе говорилось, что активные действия противника силой до 80 танков, поддерживаемых пехотой, ожидаются с утра 18 марта в направлении села Чабаны.

К рассвету следующего дня гвардии старший лейтенант Леонид Иванов, специально посланный Хохряковым, привел в батальон из тылов корпуса пять восстановленных танков с экипажами и полным боекомплектом. Рачительный комроты не забыл также прихватить на броню бочки с горючим и ящики со снарядами для трех действующих танков.

Едва забрезжил рассвет, на стык обороны 54-й и 23-й гвардейских бригад для уточнения боевых задач прибыл командир 23-й полковник Головачев с командиром артиллерийского дивизиона майором Шпилько и командиром отдельной роты автоматчиков Кабановым. Гостей уже ожидал комбриг 54-й С. И. Угрюмов со своими штабными офицерами. Несколько позже сюда вместе с Урсуловым и Титовым подъехал и Хохряков. Его комиссарская тужурка вся в копоти от пороховых газов и в пятнах солярки. Левая рука на подвеске, сквозь грязные бинты видно побуревшее пятно крови. Невзирая на ранение, Семен Васильевич ловко спрыгнул с танка, четко представился старшим командирам. Головачев обнял майора и сказал:

— Спасибо, комбат. Без тебя мои орлы вряд ли удержались бы…

Конечно же, лестно услышать слова признания твоих командирских способностей и геройства твоего батальона из уст бесстрашного комбрига. Но без поддержки артиллеристов было бы туговато. И Семен Васильевич не остался в долгу:

— Если бы не ваши меткие «комбайны», то и моим тридцатьчетверкам несдобровать бы, товарищ гвардии полковник.

(«Комбайнами» танкисты называли 85-миллиметровые зенитные пушки, используемые на прямой наводке в борьбе с танками, бронетранспортерами противника. Пушкари-«комбайнеры» Павла Ивановича Шпилько действительно здорово косили технику врага).

Уточнив все вопросы огневого взаимодействия и установив необходимые сигналы, командиры с рассветом разъехались по своим позициям.

Утром начался бой. Сверхсложный и многотрудный. У гитлеровцев было в шесть-семь раз больше танков.

В командирском Т-34 кроме Хохрякова с экипажем находился и командир роты гвардии старший лейтенант Александр Александрович Титов, мужественный человек, в любой ситуации не теряющий жизнерадостного настроения. Это один из ближайших помощников Хохрякова не только по штатному расписанию. Во время мартовских маршей под снегом и дождем, а также в боях под огнем врага его можно было видеть у танков: он передавал распоряжения командира, помогал молодым воинам советами, а если нужно, садился на место механика-водителя или к прицелу орудия, точными выстрелами поражая вражеские бронированные машины.

И сегодня Титов встречал врага на тридцатьчетверке комбата. Танк, прячась в складках местности, выскакивая на бугорки, отходя «змейкой» назад, как бы играя с «тиграми» в прятки, появлялся все в новых местах. Титов управлял машиной, а Хохряков в это время стрелял. Не прошло и десяти минут, как были подбиты два T-IV.

— Здорово, Семен Васильевич! Отдохните маленько, а я постреляю! — прерывая шум боя, кричит Титов.

Теперь он у орудия. Павлов управляет танком, а Хохряков, высунувшись с биноклем из люка, корректирует огонь.

На бугре показалась «пантера». Сделав выстрел, вражеский танк скрылся в укрытие. Но Титов уверенно ждал: зная повадки фашистских «зверей», определил, где должен снова показаться истребитель танков. И угадал. С первого выстрела он задымил. Затем Титов вывел из строя немецкую самоходку и уничтожил из пулеметов около трех десятков гитлеровских автоматчиков.

— Тридцать девять раз бывал в танковых атаках, но такого напряженного боя еще не видел, — скажет в минуты затишья Александр Титов.

— В этом бою Титов показал себя первоклассным мастером щелканья фашистских бронированных «орехов», — так позже оценит его действия комбат на совещании офицеров.

А пока хохряковцы продолжали бой. Семь тридцатьчетверок гвардейского батальона, умело маневрируя на местности, сдерживали натиск бронированной лавины врага. И, пожалуй, искусство механиков-водителей в этом сложном, неравном бою имело решающее значение. Они были первыми помощниками командиров в наилучшем использовании боевых машин.

Бой длился весь день и всю ночь. Комбат с горечью замечал, как один за другим выходят из строя танки его батальона. И главное — люди! Еще утром был контужен лейтенант Павлов. Лишившись слуха и речи, он продолжал подавать снаряды, пока не потерял сознание и не был эвакуирован в тыл батальона.

У Хохрякова оставались три танка. Искусно маневрируя ими, он отходил к переправе через реку, прикрывая так долго удерживаемое шоссе и село Чабаны. Вскоре гитлеровцами был подожжен и командирский танк. Сергей Пиксайкин, Александр Титов и Семен Хохряков не только успели выбраться из горящего танка, но и вытащили раненого механика-водителя Василия Белоусова.

Хохряков с Титовым перебрались на танк Монакина.

— Так что, лейтенант, не посрамим землю русскую, как говаривали наши деды?

— Не посрамим, товарищ комбат!

— Надо, Монакин, во что бы то ни стало удержать мост, пока все наши не переправятся. Ведь у нас раненые…

— Удержим, командир.

Загорелась и эта машина. Комбат с Титовым и Монакиным, отправив уцелевшего механика-водителя к переправе на помощь раненым, сами, лавируя между разрывами вражеских снарядов, где перебежками, а где ползком добрались, наконец, к последней боеспособной машине, продолжавшей бить по врагу из укрытия. Это был танк Урусбека Каролиева.

Младший лейтенант с перебинтованной головой, весь в пороховой гари, находился у прицела орудия, тяжелораненый башенный стрелок лежал на днище танка.

Глаза Каролиева радостно заблестели, когда он узнал комбата.

Хохряков же, словно не заметив, что раненый младший лейтенант держится на пределе сил, бодро произнес:

— Как дела, Урусбек? Живой?

— Живой, товарищ командир. А дела — жаксы!

Оба засмеялись, вспомнив разговор на окраине Судилкова, где Хохряков инспектировал экипаж гвардии младшего лейтенанта.

— Ну, спасибо, Урусбек, за жаксы! Мы — к тебе на подкрепление.

Хохряков устроился у прицела пушки, за рычаги управления сел недавно прибывший в батальон лейтенант Александр Задачин. Заряжающим и пулеметчиком стали соответственно Монакин и Титов.

Позже военный историк и писатель Михаил Брагин в книге «От Москвы до Берлина» так описал эту героическую схватку офицерского экипажа с врагом!

Хохряков не уступил позиции врагу и тогда, когда был подбит гитлеровцами последний танк батальона. И лишь когда по мосту была переправлена последняя повозка с ранеными, отошел Хохряков с товарищами, ведя огонь по-пехотному — из снятого танкового пулемета. Здесь он был ранен вторично в левую руку. Укрывшись за холмом на берегу, Титов и немного оправившийся после контузии Павлов перевязали рану командиру. А через некоторое время Хохряков уже стоял на крыле тяжелого самоходного орудия, которое подвернулось ему у самой переправы. Он корректировал огонь самоходки по танкам противника за рекой.

Два «тигра», пытавшиеся все же захватить переправу, были подбиты меткими выстрелами нашей самоходки.

Внезапно в воздухе над мостом завыли «фоккеры». Они неожиданно атаковали танкистов с тыла. Серия мелких осколочных бомб угодила рядом с самоходкой Хохрякова. Осколки попали в грудь отважного комбата и в обе руки. Теряя сознание от обильного кровотечения, Хохряков упал рядом с машиной.

Подоспевший к месту боя со свежими подразделениями танков заместитель командира бригады полковник Козинский приказал:

— Немедленно в медсанбат!

Хохрякова вместе с лейтенантом Павловым, получившим новое ранение на переправе, повезли в тыл. По дороге Хохряков бредил: подавал команды, звал по именам и фамилиям командиров, требовал огня поддерживающей артиллерии, посылал в обход противника экипажи своих любимцев.

А навстречу санитарному обозу к месту боя шли отремонтированные танки во главе с начальником штаба батальона Иваном Урсуловым. Он теперь снова возглавил батальон. Оставшиеся в строю офицеры подразделения, спаянные мужеством и мастерством любимого комбата, продолжали действовать по-хохряковски.

В особенно трудных случаях боя они как бы спрашивали себя: «Как действовал бы Хохряков? Как поступил бы сейчас?» И не забывали о главном: личный пример офицера в бою не заменить ничем. Ибо слово зовет, а пример ведет.

Хохрякова до медсанбата и в госпиталь, разместившийся в одной из школ Староконстантинова, сопровождал лейтенант Павлов. Еще совсем не оправившись от контузии, с перевязанными ранами, он неотступно бодрствовал у постели бредившего комбата. Лишь после операции, когда состояние Хохрякова пошло на улучшение, Павлов, к тому времени подлечивший свои раны, возвратился в батальон.

Вскоре в госпиталь пришла весть о присвоении гвардии майору С. В. Хохрякову высокого звания Героя Советского Союза. Воюя в составе 54-й танковой, он лично уничтожил 15 вражеских танков и самоходок, четыре противотанковых орудия, 10 пулеметов, вывел из строя свыше ста пятидесяти оккупантов. Батальон под его руководством тоже нанес огромный урон врагу: гвардейцы раздавили три батареи противотанковых орудий гитлеровцев, подбили и сожгли 32 единицы танков и самоходок, разбили несколько десятков пулеметов и минометов, вывели из строя 342 и захватили в плен 330 солдат и офицеров врага, добыли значительные трофеи…

54-я гвардейская Васильковская танковая бригада за бои по освобождению Изяслава, Староконстантинова, Шумского и Острополя Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 марта 1944 года награждена орденом Красного Знамени, а 7-й гвардейский Киевский танковый корпус за освобождение Проскурова был удостоен второго ордена Красного Знамени.

В этих наградах была и доля личного подвига Семена Хохрякова.

Вскоре он получил письмо от своих однополчан:

Комбат ответил своим боевым друзьям: