Аполлоний Тианский

• Часть X • ГИМНОСОФИСТЫ ВЕРХНЕГО ЕГИПТА

Теперь перейдем к посещению Аполлонием «гимнософистов» в «Эфиопии». Какой бы ни представлялась Филострату цель путешествия Аполлония в Египет, само путешествие есть лишь эпизод из жизни загадочного философа в этой древней стране (причем об этом периоде жизни Аполлония не сохранилось никаких достоверных записей).

Если бы Филострат посвятил хотя бы несколько глав практикам и доктринам бесчисленных общин мистиков и аскетов, которыми был наводнен Египет и сопредельные страны в те дни, то он бы снискал бесконечную благодарность ученых. Но об этом Филострат не говорит ни слова; и все же у нас создается впечатление, что воспоминания Дамиса представляют собой записи о реальных событиях.-Правда, совершенно очевидно, что в этом путешествии Дамис был скорее компаньоном по путешествию, нежели посвященным учеником.

Кто же были эти загадочные «гимнософисты», как их обычно называли, и откуда взялось это название? Дамис называет их просто «голыми» (γυμνοί), но под таким названием не следует понимать чисто физической наготы. И в самом деле, как следует из описаний Дамиса и Филострата, ни к индийцам, ни к аскетам Верхнего Египта нельзя применять это понятие в прямом смысловом значении. Случайная фраза, срывающаяся с уст одного из этих аскетов, когда он рассказывает историю своей жизни, дает нам ключ к пониманию значения слова. «В четырнадцать лет, — говорит он Аполлонию, — я отказался от своего имущества в пользу тех, кто жаждет подобных вещей, и, голый, стал искать Голых» (VI, 16)[105].

Такое же понятие использует Филий, рассказывая об общинах терапевтов, которых, по его словам, было очень много в египетских провинциях, да и в целом в разных странах. Правда, мы не считаем, что эти общины имели одинаковый характер. Очевидно, что Филий пытается представить наиболее добродетельной и самой главной из них — свою общину на южном берегу озера Мерис, которая имела откровенно семитский, если не ортодоксально иудейский характер. Для Филия любая община с иудейским духом, естественно, была лучшей.

Главной особенностью же общины, о которой мы говорим, является то, что она находилась на самом краю страны, за порогами Нила, и имела некоторое отдаленное отношение к Индии.

Общину называли φροντιστήριον, то есть «место для размышления» — термин, используемый христианскими авторами для обозначения монастыря; а еще известный студентам-классикам по «Облакам» Аристофана, в которых он с юмором называет школу Сократа phrontisterion, или «мыслительная лавка». Скопление monasteria, «монастырей» (ιερά), пещер, келии и усыпальниц[106] располагалось на холме недалеко от Нила. Их расположение было продуманным и отделенным друг от друга. На холме практически не было деревьев, за исключением небольшой группы пальм, под тенью которых аскеты проводили свои общие собрания (VI, 6).

Из обработанных или составленных Дамисом-Филостратом речей, вложенных в уста главы общины и Аполлония (VI, 1013, 18-22), нелегко почерпнуть какие-либо достоверные детали об образе жизни аскетов, за исключением общих указаний на тяжелый труд и физические лишения, которые они считали единственными способами достижения мудрости. Каков был характер их культа, если таковой существовал, нам не сообщают. Мы знаем лишь тот факт, что в полдень «голые» расходились по своим «монастырям» (VI, 14).

Однако суть речей Аполлония сводится к тому, чтобы напомнить общине о восточном происхождении и былой связи с Индией, которая теперь позабыта. Общины такого типа существовали в Южном Египте и Северной Эфиопии предположительно несколько веков. Некоторые из них, возможно, были когда-то буддийскими, ибо один из юных членов общины, который оставил ее и пошел за Аполлонием, говорит, что присоединился к общине благодаря восторженному рассказу своего отца о мудрости индийцев (отец был капитаном торгового судна, плававшего на Восток).

Именно отец юноши рассказал, что эти «эфиопы» пришли из Индии, и юноша присоединился к ним вместо того, чтобы совершать длительное и опасное путешествие в саму Индию (VI, 16).

Если в этой истории есть хотя бы доля истины, то основателями общины были индийские аскеты, и если это так, то они должны были принадлежать к единствен- ной пропагандирующейся форме индийской религии — буддизму.

Получив первоначальный импульс, эти общины, состоявшие предположительно из египтян, арабов и эфиопов, жили собственной, отдельной от посторонних глаз жизнью и со временем забыли о своем происхождении и, возможно, об изначальных обрядах и правилах. Подобные предположения допустимы благодаря повторяющемуся утверждению об исконной связи между этими гимнософистами и Индией.

Последний случай, записанный Филостратом в связи со святилищами и храмами, — это посещение Аполлонием древнего и знаменитого Трофонийского оракула в окрестностях Лебадии, в Беотии. Аполлонии якобы провел в одиночестве семь дней в этой таинственной «пещере», а вернулся с целой книгой вопросов и ответов на тему «философии» (VIII, 19). Во времена Филострата эта книга еще хранилась во дворце Гадриана в Антиуме вместе с большим количеством писем Аполлония, и многие специально приезжали в Антиум исключительно с целью взглянуть на нее (VIII, 19,20).

Но и в стогу сена из невероятных небылиц, торжественно возводимого Филостратом вокруг пещеры Трофония, можно отыскать крохотную иголку истины. Вероятно, «пещера» эта была либо древним храмом, либо усыпальницей, вырытой внутри горы. Попасть в нее можно было по длинным подземным ходам. Возможно, в древние времена пещера Трофония была одним из важнейших центров архаического культа Эллады, возникшего за несколько тысячелетии до нашей эры. Как заверяет нас Платон, она считается единственной традицией, которая была пере дана Солону жрецами Саиса. Или, возможно, пещера была подземным храмом того же типа, что и знаменитая Диктеанская пещера на Крите, которую обнаружили лишь в прошлом году благодаря неослабным трудам гг. Эванса и Хогарта.

Как и в случае с путешествиями Аполлония, Филострат показывает себя совершенно негодным чичероне, когда речь заходит о храмах и общинах, которые посещал философ. Трудно судить, виноват ли он в этом. Ведь самая важная и интересная деятельность Аполлония имела столь сокровенную природу и проводилась среди обществ, в которых так ревностно охранялись тайны, что посторонний ничего не мог об этом знать, а те, кто был посвящен, не мог, в свою очередь, ничего рассказывать.

Следовательно, мы находим точный исторический след Аполлония только тогда, когда он совершает какой-либо публичный поступок; во всех прочих случаях он удаляется в святилище храма или религиозной общины и теряется из виду. Может показаться удивительным, что Аполлоний, отказавшись от своего состояния, тем не менее мог совершать столь длительные путешествия, но, вероятно, ему помогали в храмах (VIII, 17), как известно, во многих местах, где останавливался философ, он пользовался гостеприимством.

В завершение этой темы мы можем упомянуть о доброй услуге, оказанной Аполлонием жителям городов южного побережья Геллеспонта: однажды он изгнал неких халдейских и египетских шарлатанов, которые делали деньги на страхе местных жителей. Города обозначенной местности серьезно пострадали от землетрясения, и их жители в панике отдавали большие суммы денег этим авантюристам (которые «торговали чужими бедами»), дабы те выполнили обряды, которые умилостивят стихию (VI, 41).

Получение денег за наставление в священной науке или за выполнение священных обрядов считалось настоящими философами самым отвратительным преступлением.