56. О ПАПАХ И ВОЛКАХ

Иезуит Поссевино, приехавший в Москву после заключения перемирия, застал весь двор в трауре по царскому сыну. Сам Иван Васильевич выглядел подавленным, очень усталым. Для папского посланца это показалось благоприятным — ну а как же, католическая церковь в его лице «поддержит», утешит. Иезуиты хорошо умели вести психологическую обработку, специально обучались этому. Свою роль в переговорах с поляками Поссевино, конечно, превознес до небес. Изображал, будто он один своими стараниями помог добиться мира. И иезуит, потирая руки в радостном предвкушении, намекнул, что теперь-то пора заняться обсуждением других дел. Но его ждало немалое разочарование. Царь и бояре, поблагодарив его за услуги, выразили крайнее удивление. Дескать, папских дипломатов приглашали только для посредничества, и ни для чего более. Какие же могут быть другие дела?

Союз против турок с Испанией, Францией, императором? Очень хорошо. Пускай эти государства присылают своих послов, с ними и будет разговор. Дозволить венецианцам свободно торговать в России и строить храмы? Они и так торгуют, исповедовать свою религию им никто не запрещает. Но строить католические храмы на русской земле нельзя, и впредь такого разрешения не будет. А относительно главного вопроса, об унии, Иван Грозный развел руками. Сказал, что в возрасте за пятьдесят поздно менять веру, и папе он никогда об этом не писал. И ведь действительно, не писал. Обращался просто о «дружбе». А в письме к Баторию государь всего-навсего констатировал факт, что когда-то состоялся Флорентийский собор. Иван Васильевич принял в подарок книгу деяний собора, согласился, что ее интересно будет почитать. А больше-то ничего и не было! Ватикан сам загипнотизировал себя собственными иллюзиями, сам купился. Приходилось ли обижаться, что его так обставили?

Поссевино все же хотел организовать прения о вере. Царь отказывался, говорил: «Спор ведет к ссоре, а я желаю тишины и любви». Но иезуит настаивал, ему же предстояло отчитаться, что он хотя бы предпринял попытку. Грозный согласился, диспут состоялся 21 февраля 1582 г. До богословских тонкостей в общем-то и не дошли, оказалось достаточно папской гордыни и претензий на мировую власть. Поссевино противопоставлял «апостольскую» церковь — «вашей», утверждал, что русские «новоуки» в вере, а «святой отец» — глава всех христиан, учитель всех монархов, «сопрестольник апостола Петра, Христова сопрестольника».

Иван Грозный возразил, что у христиан только один Святой Отец — на небесах. Противопоставил «христианскую» церковь — «латинской». И указал, как непомерно занеслись папы, производя себя в «сопрестольники» Христа, установив обычаи носить себя на троне, целовать туфлю, нашивать на обувь распятия. «И папа не Христос, и престол, на чем папу носят, не облак, а которые носят его, те не ангелы». Вывод следовал: «Который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию почнет жити, и тот папа волк, а не пастырь». Впрочем, государь смягчил акценты. Оговорился, что под волком подразумевает не лично Григория XIII, а неправедных пап. А иезуиту пояснил — вот видишь, не стоило нам спорить, «невольно досаждаем друг другу».

Через пару дней Иван Грозный снова вызвал Поссевино и пригласил вместе с собой и с боярами на богослужение в Успенском соборе. Папский посланец счел это «грубостью». С возмущением представил, как он должен будет кланяться митрополиту, и в собор не пошел. Возле самого входа свернул в сторону и покинул царскую процессию. Он очень гордился своим «ослушанием», хвастался им в воспоминаниях. Иезуит так и не понял, что Иван Васильевич наглядно продемонстрировал ему — требуешь от нас поклоняться папе, говоришь о взаимном уважении церквей, ну так попробуй, прояви это уважение. И своим подданным государь продемонстрировал: поглядите-ка на «объединителя» церквей, который брезгует войти в храм.

Царь не хотел ссориться с Римом, готов был поддерживать с ним хорошие отношения — но сугубо светские, такие же, как с другими государствами. Вместе с Поссевино к Григорию XIII отправился русский дипломат Молвянинов, повез письма Ивана Грозного. Однако Ватикан весьма откровенно показал цели своей политики. Выяснилось, что обычные, нормальные связи его совершенно не интересуют. Когда проекты привести Россию к унии провалились, «дружба» сразу же кончилась. На царские грамоты «святой отец» даже не счел нужным ответить. Мало того, по возвращении Посс00000000евино из Москвы произошел еще один примечательный случай. В августе 1582 г. иезуит выступил перед правительством Венеции, и в своей речи вдруг сообщил, что «московскому государю жить не долго». Откуда у него была такая уверенность? Поссевино являлся не частным лицом, а дипломатом, в том числе представлял интересы Венеции, его выступление было официальным отчетом. Откуда он мог знать о том, что случится через полтора года?

Пока оставим этот вопрос открытым. Ведь Иван Васильевич совсем не собирался помирать. Он был еще не стар, здоров, чему имеется однозначное доказательство — 19 октября царица Мария родила совершенно здорового сына Дмитрия. Зачинали в январе, когда заключалось Ям-Запольское перемирие, когда Москва была в трауре по царевичу Ивану. Так же, как бывало раньше: одного сына не стало — нужен другой. Наследник Федор был слаб, по своему душевному складу плохо подходил для управления государством, следовательно, требовались еще дети. Обеспечить преемственность, упрочить династию.

Смерть царевича Иван Грозный переживал очень тяжело и болезненно. Опять, уже в который раз, погиб самый близкий ему человек. Наследник, надежда на будущее. Да ведь и просто — ребенок. Росток из тех далеких и ярких, как сон, времен, когда царь был молод, когда считал себя счастливым. Наверное, и впрямь были счастливы, когда с юной женой тетешкали милого малыша, посмеивались над его первыми играми, слушали его первые забавные слова. А потом этот росток тянулся, наливался силой, расцветал, превращаясь в отцовскую гордость и помощника. Был все время рядом — и на глазах, и в мыслях, и в душе. Там, где теперь оказалась черная пустота… Но и эту страшную боль приходилось преодолевать. И усталость надо было перебарывать. Расслабляться и жалеть себя царь не имел никакого права. «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрел…» Утешающие-то были. Одни искренние, другие нет. Но скорбеть было впору в молитвах, перед Господом, а при решении насущных вопросов горе убиралось на задний план. Хочешь или не хочешь, прячь его внутрь себя, да поглубже, напрягай ум, волю, используй все свое умение и опыт. Ям-Запольское перемирие избавило Россию от главной опасности, но тут же нахлынули другие проблемы.

Теперь, как и планировалось, следовало сконцентрировать усилия против Швеции. Одна она против русских устоять не могла. Времени не тратили, как только высвободились ратники, их сразу собрали в Новгороде, армию возглавили Михаил Катырев-Ростовский и Дмитрий Хворостинин. В феврале 1582 г. государь приказал им идти к Нарве и «в Шведскую землю за Неву реку». Когда неприятель узнал о наступлении, он сосредоточил свои войска в Водской пятине у села Лямицы. Но основные силы русских в битве даже не участвовали. Хворостинин с одним передовым полком опрокинул, «втоптал» и порубил шведов, остатки бежали. Однако дальнейшие действия остановила весенняя распутица.

А потом все планы смешало мощное восстание в Казанском крае. Оно началось еще в 1581 г. В исторических трудах, особенно советских, принято объяснять его злоупотреблениями царской администрации. Вот уж нет! Злоупотребления, конечно, случались, но не были такими уж вопиющими и повсеместными. Например, хорошо известно, что представители народов Поволжья, Урала, Сибири всегда предпочитали судиться не у своих князьков, а у русских воевод, считали их более справедливыми. Нелишне вспомнить и о том, что местные вожди и старейшины получили право обращаться напрямую к царю, в обход наместников и чиновников. Но ведь не обратились, предпочли взбунтовать людей — чтобы властвовать самим, без русских.

Возбудить мятеж снова постарались крымские эмиссары. Пока Россия одерживала победы, их агитация была малоэффективной. Казанцы, черемисы, башкиры сами участвовали в царских походах, очень хорошо подзарабатывали военной добычей. Но когда начались тяжелые оборонительные бои, поражения, служба показалась им совсем не привлекательной. Они уклонялись от призывов в войско, дезертировали. А агенты крымского хана распространяли слухи, что Россия совсем разгромлена. Значит, выгоднее выступить против нее. Мехмет-Гирей обещал новый поход на Москву, и сепаратисты заключили с ним тайный союз. А тут еще добавился сбор повышенных налогов на войну. Не проще ли убить сборщиков?

В период сражений за Псков Иван Грозный вынужден был и на востоке держать трехполковую рать — естественно, не из лучших войск, а вспомогательную. И одновременно с наступлением на Швецию, в начале 1582 г., царь приказал ей выступить против мятежников. Но она подверглась ударам со всех сторон и была разбита. Иван Васильевич попытался урегулировать конфликт так же, как удалось погасить прошлое восстание, вступил в переговоры. Он сам принял черемисских послов, выслушал их претензии, пообещал удовлетворить их, даровать амнистию. Нет, на этот раз не подействовало. Наоборот, миролюбие государя сочли доказательством, что дела России совсем плохи. А раз так — круши ее! К восстанию подключились новые племена. Да и почему было не резать и не грабить русских, если царь все равно простит? Становилось ясно, что полумерами ограничиваться больше нельзя. Иначе придется жить в постоянном ожидании новых мятежей. Очаг опасности требовалось раздавить решительно и сурово. Для этого государю пришлось перебрасывать полки с запада. К осени в Муроме стала собираться большая армия Ивана Воротынского и Дмитрия Хворостинина.

Но и шведы, разумеется, узнали, что войска, стоявшие против них, ушли. Ситуация для них выглядела очень уж заманчивой, и армия Делагарди, покорителя Нарвы, выступила на крепость Орешек. Цель операции была выбрана не случайно — взятие города позволяло перекрыть Неву, отрезать русским последнюю дорогу к Балтике. В сентябре 1582 г. к Орешку подошел шведский флот, берегом подтягивались пехота и конница. Но гарнизон во главе с воеводами Ростовским, Судаковым и Хвостовым встретил врага мужественно. Несколько раз защитники совершали вылазки, сбрасывали неприятельские десанты в Неву. Пушки со стен крепости метко расстреливали шведов, сбивали их батареи, рушили осадные укрепления. А из Новгорода на помощь осажденным без промедления двинулся князь Андрей Шуйский с корпусом кавалерии. Шведское войско было разгромлено и позорно бежало, бросив знамена, артиллерию, завезенные в лагерь припасы.

Однако ликвидировать восстание в Поволжье так и не удавалось. Мятежники все еще надеялись на крымцев, турок, на новые удары по русским западных держав. А зима выдалась лютая и снежная. Полки Воротынского и Хворостинина завязли в «великих снегах» и не смогли добраться до гнезд бунтовщиков. В 1583 г. царь опять собрал армию, ее возглавил Федор Мстиславский. Отдельный корпус был направлен на Каму, сформировали и судовую рать для маневренных действий по Волге и ее притокам. Бои шли жестокие. Банды повстанцев прятались по лесам, глухим деревням, нападали из засад. Их выслеживали и уничтожали. Усмиренные районы закрепляли строительством крепостей…

Таким образом, России снова приходилось драться на два фронта. А силы ее были не безграничны. Ей и война с Баторием обошлась недешево. Причем на самом-то деле фронтов оказалось больше, войска требовались не только против шведов и мятежников. В Москве знали об обещании Мехмет-Гирея помочь казанцам. А датский король Фредерик II войну не объявлял, но он совсем не случайно подыгрывал антироссийской коалиции. Теперь он тоже прикидывал, что наша страна ослаблена, самое время воспользоваться. Датчане и норвежцы «под шумок» влезли в Колу и Печенгу, а в северные моря король выслал эскадру из пяти каперских кораблей, захватывавших и грабивших суда, следовавшие в русские порты.

Даже и мир с Речью Посполитой приходилось подкреплять силой. Потому что условия договора польская сторона не выполнила. Кстати, среди обвинений, которые были навешаны на Ивана Грозного, фигурируют истории, будто он обвинил в измене и казнил 2300 защитников Полоцка и прочих ратников, вернувшихся из плена. Так вот, уточним для ясности — они не вернулись. За огромные суммы удалось выкупить лишь четверых знатных воевод, а всех остальных наших воинов, попавших в руки неприятеля, удержали в плену. Даже от размена паны уклонялись. Ведь каждый, кому достались пленники, числил их своими личными невольниками. С какой стати было отпускать их в обмен на свободу каких-то других поляков или немцев? Переговоры по данному поводу продолжались и после смерти Грозного.

Ляхи не спешили и уходить с земель, которые по условиям мира возвращались к России. Занимали часть Торопецкого, Великолукского, Велижского уездов, устраивались там по-хозяйски. Витебский воевода Пац даже начал строить крепость на русской территории, шляхта и ее слуги грабили и закрепощали крестьян. Магнаты срывали размежевание границ, оскорбляли и бесчестили присланных для этого царских чиновников. А в ответ на дипломатические протесты Москвы Баторий только пожимал плечами и ссылался на «своевольство» панов — дескать, это они вытворяют по собственной инициативе, а я ничего не могу поделать. Хотя, без сомнения, король негласно поощрял подобные выходки.

Иван Васильевич старался избежать дальнейшего военного перенапряжения для страны и армии. Он помнил о проблемах и пожеланиях, высказанных Земским Собором. Передышка нужна была государству, как воздух. Значит, необходимо было маневрировать. А противников вразумлять по очереди. Развязать себе руки на одних направлениях, чтобы быстрее добиться успеха на других. И если казанцы на примирение не пошли, то оставалось приостановить боевые действия против шведов. Им предложили переговоры. После поражений под Лямицами и Орешком Юхан III упрямиться не стал. Делегации съехались на реке Плюсе и в августе 1583 г. подписали перемирие. Каждая из сторон сохраняла позиции, которые занимала к этому моменту. За шведами остались четыре русских крепости: Карела, Ивангород, Ям и Копорье. Впрочем, перемирие заключили всего на три года, и эти города оставались в шведских руках недолго. Бунт в Поволжье усмирят, а потом и шведов проучат, отберут у них наши крепости. Но это произойдет уже без Ивана Грозного, в правление Федора Иоанновича.

С датчанами разобрались быстро. Обуздать их на море помогла Англия. Как только речь пошла о торговых барышах, Елизавета и ее окружение отреагировали без промедления и самым решительным образом. Выделили военные корабли, и купеческие суда стали ходить в северные порты конвоями, под вооруженной охраной. На Кольский полуостров Иван Грозный направил отряды ратников, и незваных гостей выкинули вон. А чтобы укрепить Русский Север и прикрыть Холмогоры, главную морскую базу, царь повелел строить новую большую крепость — Архангельск. Навели порядок и в западных уездах. Сразу после заключения перемирия со Швецией, в сентябре 1583 г., государь послал 2 тыс. детей боярских и стрельцов на польскую границу, и они выгнали панов, не желавших покидать российскую территорию.

В общем-то Баторий был не против возобновления войны. Искал повод, придирался, цеплялся в ходе каждых переговоров. Но у него возникли трения с союзниками. Он потребовал от шведов отдать часть Эстонии, которую они заняли. Юхан III, ясное дело, отказался. А претензии Польши его возмутили и он, в свою очередь, принялся угрожать, писал, что шведские предки когда-то наводили ужас на всю Европу. Словом, Иван Грозный добился важного результата. Не только расколол своих врагов, но и поссорил. Баторий распалился, готовился ударить на вчерашних соратников. Правда, паны тормознули его и не позволили начать войну. На нее надо было вводить налоги, раскошеливаться. К тому же, на войне король располагал реальной властью, командовал войсками, а магнатов это раздражало. А ну как возомнит о себе слишком много? Знать объявила Баторию, что уже хватит, накомандовался. Пусть лучше сидит дома и слушает, что прикажет ему сейм.

Но в это время ляхам и самим припекло. Мехмет-Гирей по-прежнему шел на поводу у своих мурз и работорговцев, игнорировал приказы султана о походах в Закавказье. А примирение с поляками и шведами позволило Ивану Грозному усилить войска на юге. Лезть за «ясырем» на Русь татарам стало совсем не комфортно. И об обещаниях, которые он надавал казанским мятежникам, Мехмет-Гирей предпочел забыть. Ринулся с ордой на Украину. Казаки в долгу не остались, начали активно отвечать. Отряд атамана Вышки в 500 человек погромил предместья Очакова, другие казаки напали на Аккерман, прошлись по кочевьям в Таврии, угнав 9 тыс. овец. В верховьях Самары выследили и разбили крымское посольство, возвращавшееся из Москвы с деньгами и подарками. А летом 1583 г. захватили и разрушили г. Бендеры.

И тут уж разгневалась Османская империя. Султан принялся всерьез угрожать Баторию войной. Хотя при этом и у турок возникла серьезная проблема. Их ударной силой на севере было Крымское ханство. А хан вышел из повиновения! Первое ослушание Мурад III ему простил, ограничился выговором. Но когда это стало повторяться, султан решил навести порядок. Перебрал родственников Мехмет-Гирея, нашел более подходящую кандидатуру, Ислам-Гирея, и послал в Крым карательную экспедицию. Те же самые мурзы и работорговцы, которые вынудили своего властителя нарушить волю Стамбула, теперь перепугались и быстренько перекинулись на сторону нового хана. В разыгравшейся междоусобице Мехмет-Гирей был убит.

А Баторий купил мир с султаном за счет казаков. Вернул пушки, захваченные ими в Бендерах, и казнил 31 казака перед турецким послом. Чтобы подобных конфликтов не возникало в будущем, король назначил своих чиновников, «польных стражников», в основные центры украинского казачества — Черкассы, Канев, Белую Церковь, Брацлав, Винницу, Бар. Им предписывалось взять под контроль положение на границах, пресекать действия казаков, разоружать и арестовывать всех, кто не вписан в реестр. Аналогичные распоряжения получили королевские воеводы и старосты в украинских городах.

И тогда-то вольные казаки потянулись в Запорожье. Эти места еще не входили в пределы Речи Посполитой, официально они считались владениями крымского хана. Власть короля сюда не распространялась, и возле устья реки Чертомлык была построена Запорожская Сечь. Первое ее описание оставил австрийский посол Эрих Лясота. Это произошло несколько позже, в 1594 г., когда император Рудольф II решил воевать с турками и привлечь для боевых действий казаков. Но стоит отметить, что запорожцы продолжали числить себя воинами русского царя, а не польского короля. Они соглашались помочь императору, если получат такой приказ из Москвы. Поэтому Рудольфу пришлось обращаться к Федору Иоанновичу, и для переговоров с казаками Лясота приехал в Сечь вместе с царским послом [34].

Загрузка...