Дом на Новгородском

ТЕАТР

Интерес к театру возник у меня рано. Нравилось читать пьесы. Но одно дело пред­ставлять героев в воображении, гораздо интереснее уви­деть их в сценическом воплощении. По моей просьбе отец начал брать меня на вечерние взрослые спектакли, когда мне было 7-8 лет. В спектаклях того времени не было «постельных» сцен и ужасающих сцен драк и на­силия. Спектакль мог показаться скучным, можно было что-то не понять в серьёзных разговорах героев, не оце­нить остроту, но не нужно было бояться, что будет пока­зано то, что не следует видеть ребёнку моего возраста.

Первое время я смотрела спектакли из оркестровой ямы, сидя на маленькой скамеечке у ног отца. Было ин­тересно наблюдать, как оркестр готовится к началу спек­такля. Вот двое-трое заняты своими разговорами, кто-то разбирает и устанавливает на пюпитр свои ноты, другие настраивают инструменты. Отец напоминает кому-то о каких-то тактах. Потом слышен звонок. Отец встаёт, стучит дирижёрской палочкой о пюпитр и поднимает с ней руки. Начали. А дальше меня захватывает действие на сцене и уже не обращаешь внимания на музыкантов. Музыка звучит в нужном месте, певцы поют согласован­но с оркестром — всё как надо.

Только теперь понимаешь роль дирижёра театрально­го оркестра. Он практически ведёт спектакль. Музыка в сценах и между картинами, пение артистов — всё долж­но быть согласовано с действием. Работа требует мастер­ства, а ведь отцу, когда он стал заведующим музыкальной частью театра, руководителем и дирижёром оркестра, было только 27 лет.

Подрастая, освоившись в театре, я уже смотрела спек­такли то из-за боковой кулисы, сидя на поставленном для меня стуле, то из ложи над сценой, то из ложи осве­тителя, то со свободных мест партера в зрительном зале. Занятно видеть, как сменой фильтров осветитель меняет на сцене день и ночь и яркость картины. Во всех случаях я была близко к сцене и постигала секрет, что вблизи осо­бенно видна хорошая игра артиста, когда забываешь, что это игра. Один и тот же спектакль нравилось смотреть несколько раз. Первым таким спектаклем оказался «За­бавное приключение» К. Гольдони. В репертуаре театра были спектакли, уже знакомые по московским радиопо­становкам. Это «Машенька» А. Афиногенова и «Таня» А. Арбузова с первой исполнительницей роли Тани Ма­рией Ивановной Бабановой. Но, как говорят, «лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать», и спектакли в театре смотрелись с неменьшим интересом, хотя сюжет уже был знаком.

К зимним каникулам для детей старшего возраста те­атр ставил пьесы соответствующего плана: «Сын полка», «Хижина дяди Тома», «Её друзья», «Аленький цветочек» и устраивались танцевальные вечера. Для малышей про­водились новогодние ёлки.

Оркестр Большого театра. В центре — мой отец

Пригласительные билеты со штампом «подарок» вы­давали родителям на работе. В театр мы с Петром шли одни, без взрослых, и главной заботой было не потерять номерок из раздевалки и билет со штампом «подарок».

Сначала у ёлки в фойе на втором этаже Дед Мороз играл с ребятами. Дети читали стихи, плясали, водили хоровод вокруг ёлки, затем действие переносилось в зал, и начинался спектакль с приключениями Снегурочки и лесных зверей. Зал хором призывал ёлочку зажечь­ся или предупреждал Снегурочку об опасности. После представления из окошечек рисованных избушек в фойе мы получали заветный подарок — пакет с конфетами, мандаринами и печеньем. Придя домой, мы с Петей пре­жде всего сравнивали подарки. Убедившись, что всё оди­наково, сортировали свои «сокровища» на жевательные и сосательные.

Приходя в театр с отцом на вечерний спектакль, мы обычно снимали пальто в кабинете администратора на первом этаже в коридоре справа от общих раздевалок или в помещении дирекции на втором этаже над кабине­том администратора. В антрактах и по окончании спекта­кля в дирекцию заходили артисты, нередко в гриме, если это был антракт, художники и режиссёры. Я много раз видела вблизи Н.К. Теппера, А.Н. Кудермана, С.Н. Бес­тужева, Б.И. Горшенина, В.Н. Соловьёву, З.Х. Славину, Н.В. Ситникова, З.А. Вульфсона (Зигу, как его называ­ли), администратора Я.С. Бродавко, чья дочь училась со мной в одной школе, но классами старше. У неё была шапка необыкновенно густых волос и странное прозви­ще, которое ей дали дети артистов «Жафоська, фоська, фа». Н.К. Теппер вспоминается, как человек, очевидно, по первому впечатлению, в безрукавке на меху и белых фетровых бурках, какие обычно носили хозяйственники.

Некоторые артисты и музыканты были мне знакомы по Новгородскому. В хозяйской половине нашего дома долгое время снимал комнату Дмитрий Сергеевич Алек­сеев с женой Татьяной Михайловной и дочкой Ирой. В доме напротив нашего жила семья артиста С.А. Лоба­нова. Он, жена и дочь составляли красивое трио, когда выходили из дома вместе. Они невольно привлекали к себе внимание. Дочь Наташа выглядела как кукла: хо­рошенькое лицо, светлые длинные волосы локонами и нарядное платье с оборочками. В доме соседнем с лобановским (Новгородский, 103) жила семья пианиста театрального оркестра Н.К. Шатрова. Его дочери Вера и Надя были участницами наших игр.

Многие артисты театра тогда жили в здании теа­тра. Окна их картир выходили на реку. В театре жили С.Н. Бестужев, директор театра Н.В. Ситников. Помню, как в антрактах я бегала по лестницам с Тамарой Ситни­ковой, дочерью директора, заходила к ней в комнату зна­комиться с её куклами и ещё, в какую-то большую ком­нату, где стол рояль и на полу была разостлана большая шкура белого медведя с головой.

В дирекции велись разговоры, и мне было занятно, что отца называли Петей, без отчества.

Вид Большого театра с Набережной. Фотография 1970-х годов

Отец начал работать в театре в 1931 году и в период до 1942 года, до того времени, с которого я стала завзя­той театралкой и пересмотрела, наверно, все без исключения спектакли, оказался мне совсем неизвестным. В памяти живы воспоминания о многих увиденных спек­таклях, но впечатления оставили скорее сюжеты пьес и игра актёров. С уровня моего возраста трудно было оце­нить постановку спектакля во всей полноте, и поэтому теперь я заинтересовалась оценкой критиками работы постановщиков спектакля, художников и, конечно, му­зыкального оформителя. Я пересмотрела все рецензии и публикации о спектаклях с 1931 по 1952 год в газете «Правда Севера».

Первое, на что наткнулась, начав просматривать ста­рые газеты — история строительства здания театра. Она увлекла меня с такой же остротой, какая возникает при чтении детективного романа с динамичным сюжетом.

История начинается с заметки «К годовщине Октября в Архангельске будет построен новый театр»^[32]. Руковод­ство Северного края пришло к выводу, что в городе нет здания с залом на 1000 и более человек для проведения массовых общественных и зрелищных мероприятий и, не откладывая дело в долгий ящик, решило немедленно начать строительство. Был создан оргкомитет, в который вошли представители Крайплана, КрайСНХ, архитектор Аришев, Стройобъединение, коммунотдел. Комитету было дано задание к 7 ноября (XIV годовщине револю­ции) 1931 года построить капитальное каменное здание театра на 1300-1500 мест.

Возведение здания театра не предусматривалось пла­ном строительства на текущий год, в бюджете не было на него средств, не было строительных материалов. По­этому было решено привлечь к материальному участию профсоюзы, общественность, изыскать кредиты, часть средств взять из бюджета, строительные материалы най­ти путём перевыполнения плана их производства, в пер­вую очередь на архангельских кирпичных заводах, а так­же за счёт рационального использования кирпича на других стройках. Разработка эскизного проекта была по­ручена архитектору Аришеву. Строительство будет вести Стройобъединение, при котором создаётся специальная ячейка. Северному представительству в Москве пору­чено провести переговоры с соответствующими органи­зациями об оборудовании для сцены. УЗП (Управление зрелищных предприятий) уже представило свои сообра­жения по этому вопросу. По его мнению, сцена должна быть вращающейся, приспособленной для постановки современных пьес больших массовых действий. Проду­мывались вопросы очерёдности возведения частей зда­ния. Предполагалось строительство начинать со сцены. Часть её оборудования придётся приобрести за рубежом. Для сцены потребуется сухой пиломатериал длительной естественной сушки. На оснащение сцены отводилось 3-3,5 месяца. Обсуждался вопрос и создания противопо­жарного металлического гофрированного занавеса. Был назначен ответственный за сцену, которого предполага­лось позднее заменить специалистом из Москвы.

На строительство здания грандиозных по тем вре­менам размеров отводилось всего 8 месяцев! Напряже­ние сил на стройке было таким же, как у комсомольцев на строительстве железной дороги в романе Николая Островского «Как закалялась сталь».

Большой театр. Фотография 1930-х годов

Большой театр, фойе на втором этаже. Проект конца 1930-х годов

Бытует мнение, что кафедральный собор снесли специ­ально, чтобы на этом месте строить здание театра. На са­мом деле, как можно судить по публикациям того времени, прямой связи между этими событиями не было. Та же «Правда Севера» писала, что «вопрос о месте театра не решён», что предполагались три места: площадь, где на­ходится Кирха; площадь имени Октябрьской революции (возникшая на месте снесённого собора) или на месте Рождественской церкви (угол Театрального переулка и проспекта Павлина Виноградова). Ее уже разбирали «из- за трещины, грозившей обвалом всего здания»^[33].

Автор проекта Аришев поначалу считал самым удач­ным первый вариант. Правда, главный фасад на улицу Карла Маркса потребует пространства и большого сно­са, но зато задняя, как говорил он, «некрасивая часть здания», будет прилегать к существующим постройкам; боковые фасады будут выходить на Набережную и про­спект Павлина Виноградова. Аришев был убеждён, что если здание театра расположить на Октябрьской пло­щади, то будет потеряна единственная в городе большая площадь, да и вид здания с реки не украсит панораму го­рода.

И всё-таки театр решили строить на Октябрьской пло­щади, фасадом к Карла Либкнехта, но разместить его так, чтобы около 25 тыс. кв. м площади осталось свободной^[34].

К 15 марта Аршиев заканчивает эскизный проект и выезжает в Москву для изучения новейших театров и опыта их строительства. Тем временем Стройобъедине­ние, которому было поручено строительство, приступило к заготовке необходимых материалов и подбору рабочей силы. Большое количество бутового камня даст разборка фундамента полуразобранного Михайло-Архангельского монастыря на Смольном Буяне. Начата заготовка бу­тового камня и извести в Орлецах. С открытием навигации они будут доставлены к месту строительства.

Не успев появиться, Большой театр стал общественным центром города

Главный фасад театра был задуман как фон уличным действам, вытянутый балкон служил трибуной. Фотография второй половины 1930-х годов

Балкон театра — главная праздничная трибуна. Первомайский парад

Участники спектакля «Любовь Яровая»

Работа стройбюро ведётся под лозунгом «Даёшь под­линно большевистские темпы на строительстве». Вы­полнен ряд подготовительных работ. Построены столо­вая, кладовая. Достраиваются контора и общежитие на 700 мест. Началась кладка стен. На стройке работают 130 каменщиков, но только 20 из них квалифицированные, остальные — ученики. Каменщики разделены на 10 бри­гад. Две из них сделаны хозрасчётными. Они выклады­вают в день в среднем по 200-300 кирпичей на человека (это мало по сравнению со всесоюзным рекордом — 3,5 тысячи). Другие и с этим не справляются. Для выправ­ления ситуации на хозрасчёт переводят все бригады. К работе приступают бетонщики и арматурщики.

Для поднятия боевого духа строителей первую «вы­лазку» на стройку делает бригада профсоюза работников искусств. В её составе представители всех цехов театра: художник, режиссёр, рабочие сцены, осветитель, актеры и представитель краевого отдела работников искусств. Бригада артистов в обеденный перерыв даёт концерт строителям.

Оставалось меньше двух месяцев до срока, установ­ленного для завершения строительства. Газета призыва­ет строителей «Удесятерить темпы строительства». Но на стройке совершенно нет кровельщиков, не хватает плотников. Ещё остаются работы по внутренней отдел­ке. И, наконец, апофеоз героических усилий: оргкомитет строительства городского театра извещает, что 7 ноября в театре состоится торжественное заседание рабочих строителей с участием общественных организаций. По окончании торжественного заседания будет дан большой концерт. «Правда Севера» пишет: «Ещё накануне с вечера площадь была готова принять тысячи демонстрантов. Те­атр готов. Сегодня он освещён сотнями точек-лампочек. Балкон над входом украсили красные полотнища, гово­рящие о победе на хозяйственном фронте»^[35].

Конечно, здание театра было готово «полуфабрикатно». Вскоре появляется заметка о том, что для окончания стройки требуется ещё 715 000 руб., что на строительстве театра продолжают работать 550 человек. Внешняя от­делка и благоустройство площади будут завершены ле­том 1932 года, что в декабре должны закончиться шту­катурные работы, покраска фойе, механизация сцены, проводка электричества, парового отопления, меблиров­ка помещений. Видимо, с этого времени в Архангельске берёт начало порочная практика принимать строящиеся объекты с недоделками, приурочивая завершение строи­тельства к праздничным датам.

В 1932 году зал нового театра используется эпизодиче­ски. В январе в нем проходят концерты солиста москов­ского ГАБТ Ивана Бурлака, затем — III краевая конфе­ренция большевиков. «Партер, амфитеатр, балкон, ложи заполнены делегатами...». Значит, театр уже в таком со­стоянии, что это возможно. В марте — гастроли Москов­ского художественного театра балета Викторины Кригер, в мае — столичного мюзик-холла, в июне — гастроли Театра музкомедии, в августе 1932 года в здании театра проходят гастроли Ленинградского театра оперетты. В газете появляется критическая заметка Л. Ивич «К га­стролям оперетты в Архангельске»^[36]. Автор пишет: «Ни­где и никому не разрешалось превращать театр, добавим — новый архангельский театр, являющийся одним из лучших провинциальных театров СССР, в храм отдыха и полного забвения окружающего, что в действительно­сти приводит к протаскиванию враждебной идеологии. Это грубейшая ошибка Управления УЗП, которую необ­ходимо немедленно исправить, сняв с репертуара все эти Сильвы, Марицы ... и им подобные произведения...».

Чувствуется, что у труппы нашего театра с выбором комедийного репертуара будут сложности. Кстати, на­зывая архангельский театр лучшим провинциальным, Ивич, конечно, имел в виду только здание.

Просматривая газету за газетой, ищу и не нахожу объ­явлений о наборе артистов, художников, рабочих сцены, закупке реквизита, но вот заметка о том, что оформлени­ем открывающейся в сентябре колхозной ярмарки заня­ты художники Большого театра КиКа.

В октябре появляется заметка «Закончить достройку и оборудование точно в намеченные сроки». Большой театр должен открыть сезон 20 октября. Директор УЗП Н.В. Ситников, ставший вскоре первым директором театра, пишет в газете о том, что общее представление, что театр готов, абсолютно неверно, что в таком положе­нии, как сейчас, в театре начинать спектакли нельзя^[37]. Не закончен монтаж отопления, дренажные работы вы­полнены на 50%. Во время дождей вода попадает в трюм сцены, образуется озеро стоячей воды, что препятствует ведению под сценой строительных работ по устройству сцены и вращающегося круга. Есть квалифицирован­ные специалисты, но не хватает 60-70 человек неква­лифицированных рабочих. Нет нужного оборудования и материалов. Но всё-таки здание театра в Архангельске уже построено. У него зрительный зал на 1800 зрителей, оркестровая яма, суфлёрская будка, сцена с продольной осью 29 м, с поворотным кругом диаметром 11,75 м. На сцене сложное электрохозяйство.

В дальнейшем зал совершенствуется. Проводятся ра­боты по улучшению акустики зала. Потолок обивается мягким материалом, под который подкладывается вата. Меняется световое оформление, приобретена новая ап­паратура для освещения сцены.

Премьера первого спектакля состоялась 27 октя­бря 1932 года. Это была пьеса А.М. Горького «На дне» (режиссёр-постановщик К.Т. Бережной, художник- оформитель А.Ф. Холодков). Первые спектакли дела­лись «целевыми» для ударников лесоэкспорта, строите­лей театра, работников Баскомвода, Осоавиахима и т.д. Практиковалась продажа абонементных книжек и або­нирование предприятиями постоянных мест в зале.

Рецензий на спектакли первого сезона появилось всего две. Обе написаны Л.Ивич. Первая — на спектакль «Егор Булычев и другие» Горького^[38]: «Работа по режиссуре и оформлению, «выходящая из рамки обычной работы театра». Вторая рецензия на спектакль «Девушки нашей страны»^[39] отмечает бедность оформления. Но в заклю­чение говорится, что пьеса «пропитана радостью, полна смеха и музыки».

Ежегодно перед началом нового театрального сезона газета «Правда Севера» предоставляла театру всю третью страницу. Художественный руководитель театра делил­ся планами на сезон. Режиссёр-постановщик премьеры рассказывал о своём подходе к постановке, об артистах, занятых в спектакле. Артисты, в свою очередь, расска­зывали, как работают над ролями. Нередко публикация о премьере печаталась и в день спектакля. Через какое-то время появлялась ещё и рецензия на него.

У театральной афиши

Основываясь на этих материалах, приведу пример ра­боты режиссёров и артистов над несколькими интерес­ными спектаклями. Один из первых спектаклей, постав­ленных на архангельской сцене Н.К. Теппером, «Гибель эскадры» А. Корнейчука (1934 г.), художник-оформитель Г.А. Белоуско. Артисты знакомятся с подлинным при­казом Ленина о затоплении флота, фотографиями на­стоящих участников этой исторической драмы. В фойе театра для зрителей организуется выставка, на которой представлены фотографии, документы и портреты арти­стов в ролях пьесы. В рецензии С. Белякова этот спек­такль отмечен как «удачное, многообещающее начало сезона»^[40].

В том же году был поставлен спектакль по пьесе Гольдони «Слуга двух господ» (реж. постановщик И. И. Азров, художник Б. А. Альмединген). Режиссёр со­бирает материалы об эпохе Карло Гольдони, Венеции XVIII века, проникается смыслом и значением пьесы. Спектакль строится на музыке итальянских мастеров XV-XVII столетий. Вводится несколько музыкальных номеров. Текст дословно переводит с неаполитанского профессор ленинградской консерватории В.И. Павлова-Боровик, а в стихотворную форму обрабатывает поэт Б. М. Зубакин. Спектакль начинается с танцевально­пантомимической интермедии. И опять в фойе для зри­телей организуется выставка собранных материалов и портретов артистов в ролях. Рецензент С. Беляков го­ворит о спектакле как о «красочном и интересном. Роли сыграны с большой выразительностью»^[41].

В 1940 г. Е.А. Простов поставил пьесу А. Каплера и Т. Златогоровой «Ленин в 1918 году». Для вдохновения он посетил музей Ленина в Москве. Артист А.М. Боздаренко, играющий роль Ленина, не только посетил музей в Москве, а изучал произведения Ленина, слушал запи­си его речей на патефонных пластинках. Зрителем спек­такль был оценен как «спектакль большого общественно- политического значения». Критик К. Саянский назвал его «лучшим в творческих победах театра»^[42].

Интересна работа Л. Иоста над спектаклем «Полково­дец Суворов» по пьесе Бехтерева и Разумовского в фев­рале 1941 года. В театре для артистов проведена теорети­ческая творческая конференция с докладами «Суворов и его эпоха», «Суворов и Красная Армия», режиссёр Л. Иост рассказывает об основных принципах постанов­ки пьесы. Лекцию о приёмах военных действий Суворо­ва и его тактике прочёл старший батальонный комиссар М. П. Беликов. Показанный спектакль признан рецен­зентом Б. Пономарёвым «новой творческой победой кол­лектива театра»^[43].

В некоторых случаях успешной работе режиссёра спо­собствовало участие авторов пьес: А. Копылова — одного из авторов «Павлина Виноградова» (1940), полярного лётчика — героя М.В. Водопьянова, автора «Вынужден­ной посадки» (1940), Ю. Германа — «За того, кто в пути» (1943) и «Белое море» (1944), К. Симонова, при поста­новке спектакля «Русские люди» (1942).

В апреле 1935 года архангельский театр в первый раз посетила бригада Наркомпроса. После просмотра спек­таклей «Гибель эскадры», «Маскарад» и «Бешеные день­ги» последовал отзыв о наилучших впечатлениях от по­мещения, квалифицированной режиссуры и хорошего коллектива артистов: «Еще 2-3 таких спектакля, и рабо­ты театра смело можно показывать в Москве», — делают вывод столичные специалисты.

В 1937 году театр получил приглашение Всесоюзного комитета по делам искусств участвовать в смотре горь­ковских пьес и показал на московской сцене спектакли «Дачники», «Последние» и сверх программы «Анну Ка­ренину», «Бориса Годунова» и «Оптимистическую тра­гедию». Репертуар, привезённый театром, не встретил никаких возражений со стороны принимающей реперту­арной комиссии. Указанные мелкие недостатки в оформ­лении «Анны Карениной» удалось быстро исправить.

Показ горьковских, да и не только горьковских, пьес в Москве прошёл с громадным успехом^[44]. Большой ин­терес зрители проявили к постановке «Дачников». Этой пьесы не было в репертуарах других театров, участвую­щих в смотре. После спектакля «Последние» зрительный зал устроил овацию Н.К. Тепперу как художественному руководителю театра.

Николай Константинович Теппер начал работу режиссером-постановщиком в архангельском театре в сезон 1934-1935 года. Первая поставленная им пьеса «Гибель эскадры» была оценена, я уже говорила об этом, как «многообещающее начало сезона». В дальнейшем он поставил десятки спектаклей: «После бала», «Бешеные деньги», «Платон Кречет», «Аристократы» (1935), «Со­бака на сене», «Слава», «Отелло», «Оптимистическая трагедия» (1936), «Борис Годунов» (1937), «Обыкно­венный человек» (1945), «Дорога в Нью-Йорк» (1946), «Победители», «Молодая гвардия», «Большая дружба», «О друзьях-товарищах», «Губернатор провинции», «За Камою-рекою», «Счастье», «Заговор обречённых», «Чу­жая тень», «Свежий ветер», «Голос Америки», «Девушка с кувшином», «Три сестры», «Любовь Яровая», «Мёрт­вые души», «Семья».

Многие годы Теппер был художественным руково­дителем театра (1935-1938, 1946-1952), его душой. Под руководством Теппера сложился постоянный творче­ский состав актёров и режиссёров. О дружеской, тёплой обстановке в коллективе артистов того времени много лет спустя рассказала мне одна из бывших актрис театра, узнав во мне Кольцову, в очереди в молочном магазине на Павлина Виноградова. Она сказала, что после спекта­клей актёры не могли не собраться вместе, попить чайку и обсудить все удачные и неудавшиеся сцены и эпизоды.

Критика высоко оценивала художественный уровень поставленных Теппером спектаклей, называя их вол­нующими, яркими, творческими победами. Как сказано в газете в заметке к 100-летнему юбилею Н.К. Теппера, «с его именем связаны лучшие страницы истории нашего театра»^[45].

Не хочу обидеть забвением других наших режиссеров: Л. Иоста, Х.М. Кожевникова, Е.А. Простова, А.В. Андре­ева, А.В. Емельянова. К счастью архангельского зрителя, они не шли по пути «осовременивания», «нового про­чтения» пьес Островского, Горького, Чехова, Шекспира, Шоу. Декорации, костюмы, игра артистов — всё соот­ветствовало времени. Но в репертуар театра входила не только классика, включались и новинки, показываемые на сценах столичных театров, и пьесы, созданные мест­ными авторами на наши северные темы: «Белое море», «Павлин Виноградов».

Репертуар театра в 30-50-е годы был обширен. Было поставлено более десятка пьес А.Н. Островского. Среди них «Гроза», «Правда хорошо, а счастье лучше», «Серд­це не камень», «Не всё коту масленица», «Лес». Из пьес Горького шли «Фома Гордеев», «Враги», «Мещане», «Дачники», чеховские — «Чайка» и «Три сестры».

Из современных авторов были представлены В. Розов, В. Катаев, К. Симонов, С. Михалков, А. Фадеев. Револю­ционные времена отразились в постановках «Как зака­лялась сталь», «Любовь Яровая», «Хождение по мукам», «Семья».

Мы же, школьники, имели возможность посмотреть пьесы всех писателей и драматургов, включённых в нашу школьную программу.

Сегодня можно услышать высказывания некоторых новомодных театральных деятелей, что театр не музей и нет необходимости воспроизводить обстановку времён действия пьесы и наряжать артистов в соответствую­щие времени костюмы. Гамлета артист может играть в джинсах на фоне трех стульев на сцене. Не правда ли, это несколько напоминает описанную И. Ильфом и Е. Петровым в «Двенадцати стульях» лихую постановку «Женитьбы» Гоголя в театре Колумба. На наше счастье, архангельский театр по этому пути не шёл, и яркие кар­тины спектакля, открывающиеся зрителю при поднятии занавеса, зал встречал аплодисментами.

Восприятию происходящего на сцене во многом спо­собствует художественное и музыкальное оформление спектакля. Создавать настроение зрителя начинает уже увертюра и оформление занавеса.

В разные годы в театре работали художники А.Ф. Хо­лодков, Г.А. Белоуско, Б.А. Альмединген, Н.И. Данилов, Л.З. Орнатский, В.В. Роберг, П.T. Коваленко, С.П. Белых, Н.Г. Попов, А.В. Казаков.

В газетах тех времён опубликовано много сцен из спектаклей, но они черно-белые и не передают яркости красок, да и качество печати скверное. Ярче охаракте­ризуют впечатления от оформления спектаклей отзывы критиков. Приведу некоторые из них.

Спектакль «Далёкое» (художник Л. Орнатский). «Великолепное оформление, исключительная гармо­ничность декораций с внутренней настроенностью спектакля»^[46].

Спектакль «Собака на сене» (художник Н. Данилов). «Легкие красочные декорации вместо тяжёлых испан­ских замков»^[47].

Спектакль «Оптимистическая трагедия» (художник В. Роберг). «Спектакль оформлен удивительно эконо­мично, максимально использована вращающаяся пло­щадка»^[48].

Спектакль «Беспокойная старость» (художник П. Ко­валенко). «Очень хорошо режиссёр и художник исполь­зовали размер и глубину сцены, позволившие дать ин­тересную двуплановость декораций»^[49].

Спектакль «Павлин Виноградов» (художник П. Ко­валенко). «Спектакль неплохо оформлен. Убедительно передана стужа в бараке смертников»^[50].

Спектакль «Вынужденная посадка» (художник А. Ка­заков). «Высокой оценки заслуживает работа Казакова. Лучшая по оформлению — картина льдов. Голубое в со­четании с белым, данное в спокойных тонах, создает полную иллюзию арктических льдов»^[51].

Спектакль «Взаимная любовь» (художник А. Каза­ков). «Прекрасны декорации. Ощутимы глубина, про­стор украинского пейзажа. Особенно хороша декорация III акта — движущийся мост»^[52].

Спектакль «Полководец Суворов» (художник П. Ко­валенко). «Декорации способствовали выявлению основной идеи пьесы. Много уместных контрастов. Бо­гатый дворец Павла I и скромное жильё в селе Кончанском. Прекрасно оформлены картины «Измаильская ночь» и «Чёртов мост»^[53].

Кстати сказать, театральные художники Коваленко, Попов и Казаков участвовали в областной выставке ху­дожников Севера, в декабре 1940 года в Краеведческом музее, где выставили эскизы и макеты оформления ряда постановок. Казаков и Коваленко были премированы, последний — за макет оформления спектакля «Полково­дец Суворов»^[54].

Прежде чем привести критические отзывы о музыке к спектаклям, расскажу, с каких позиций отец подходил к созданию музыкального оформления драматического спектакля, воспользовавшись материалом его лекции на тему «Музыка в театре».

«Введение определенного количества музыкальных номеров, почти в каждой пьесе, обусловлено сюжетом и непосредственно вытекает из сценической ситуации. Например, кто-то из персонажей спектакля играет на музыкальном инструменте или поет в картине бала, зву­чит оркестр в саду, по ходу пьесы слышатся различные военные сигналы или марш, на сельском гулянии играет гармошка, поют частушки. Иногда драматурги прямо называют произведения, которые должны исполняться, играя определенную роль в спектакле. А.Н. Островский в спектакле «Доходное место» вкладывает в уста Поли­ны Кукушкиной романс Гурилева «Матушка-голубушка». В «Бесприданнице» Паратов и Лариса должны петь ро­манс Глинки «Не искушай». Исполнение по ходу действия пьесы соответствующей времени популярной бытовой музыки воссоздает колорит эпохи. Так к комедиям Мо­льера уместно звучание менуэта и гавота, написанных французскими композиторами к этим спектаклям в XVII веке.

Номера бытовой музыки могут характеризовать со­циальную среду или место действия. Замечательно под­черкивает пустоту и тупость провинциальной жизни песня «Птичка божия не знает», распеваемая на мотив панихид персонажами пьесы А.М. Горького «Васса Железнова»:

А дальше лихой, дикий припев:

Место действия пьесы объясняет, например, звучание итальянских народных песен (тарантелл) в пьесе «Слуга двух господ» Гольдони.

Бытовая музыка может подчеркнуть контраст дей­ствия в пьесе и душевного состояния героев. Так в финале пьесы А.П. Чехова «Три сестры» звуки жизнерадостного военного марша, под который военный полк покидает го­род, усиливают восприятие зрителями трагичности слу­чившегося и крушение надежд сестёр.

В сценическом монологе музыка играет роль фона, при­дающего определенную эмоциональную окраску: взволно­ванность, радость, разочарование.

Иногда режиссёры, признавая за музыкой её эмоцио­нальную силу, из стремления приблизить театр к дей­ствительной жизни, не признавали в театре никакой иной условной музыки, кроме этой бытовой.

Но отображение действительности в театре осущест­вляется несколько условными средствами, присущими театру. Это условное декоративное оформление, частая смена картин действия и несколько конденсированная яр­кость событий: если любовь, то чуть ярче, чем в жизни, если конфликт — то чуть рельефнее. В этом особенность драматургии и актёрской игры, понятие театральности постановки и сила театра.

Музыка — искусство, основанное на воплощении разно­образнейших и глубоких чувств человека, обладает огром­ной силой эмоционального воздействия. Если она написана специально к какому-либо спектаклю, соответствует замыслу постановщика, то значительно углубляет эмо­циональную насыщенность, перемежаясь с номерами не­обходимой бытовой музыки, помогает раскрыть идею пьесы».

Отец приводит, как пример вышесказанному, создание им музыки к спектаклю Иона Друцэ «Птицы нашей мо­лодости» (1972 г.), поставленному режиссёром А.И. Элькисом с большим введением разнообразной музыки.

«Спектакль начинается музыкальным прологом, рису­ющим необъятную ширь и красоту просторов трудовой Молдавии, расцветающей под лучами яркого солнца. На протяжении всего спектакля драматургия эмоциональ­но дополняется музыкой. Она служит связкой между картинами, включена в ткань сцены свадьбы по народно­му обычаю, сопровождает причитания в сцене главного героя, оптимистически звучит в финале спектакля.

Музыкальное оформление спектаклей, в силу многих причин, не всегда выполняется музыкой, специально для них написанной. В этом случае заведующий музыкальной частью театра подбирает музыку соответственно за­мыслу режиссёра-постановщика, путём обсуждения с ним и необходимую по ходу спектакля. Эта работа по подбору очень трудоёмка и скрупулёзна: из обилия из­вестной музыки надо отобрать куски, которые смогут наиболее приближенно совместиться с содержанием и задачей каждой сцены, и конечно, нельзя добиться полно­го совмещения и стилистического однообразия по сравне­нию с музыкой, специально написанной к спектаклю.»

Отец проработал заведующим музыкальной частью БДТ, дирижёром и руководителем театрального оркестра более 10 лет, и в его практике встречались все варианты создания музыки к спектаклям.

Отзывы критиков на музыкальное оформление спек­таклей можно объединить общими словами: «хорошая режиссура, игра артистов в сочетании с хорошим ху­дожественным и музыкальным оформлением сделали спектакль многокрасочным и интересным». Приведу индивидуальные отзывы и позволю себе их немного про­комментировать.

Спектакль «Маскарад». В рецензии^[55] музыкальное оформление названо хорошим.

Отмечу, что лирический вальс к спектаклю — удача отца и звучит в каждой радиопередаче в его память.

Спектакль «Далёкое»^[56]. Отмечена «исключительная гармоничность музыкального оформления с внутренней настроенностью спектакля».

Спектакль «Любовь Яровая»^[57]. Рецензенту не понра­вилось, что «музыкальная часть вся состоит из нанизы­вания готовых мотивов».

Такой вариант возможен и, наверно, выбран режис­сером и отцом потому, что использование музыки рево­люционного времени удачнее иллюстрировало действие в пьесе.

«Падь серебряная»^[58]. «Хороша музыка. Песню о сереб­ряной пади зритель уносит с собой».

Это было буквально так. Её ноты и текст напечатали на программе.

Спектакль «Вынужденная посадка». В спектакле зна­чительное место уделено музыке. Режиссёр А.В. Андреев считает, что «задача композитора подчеркнуть драма­тизм ряда положений, усилить оптимистическое звуча­ние всей пьесы, и с ней композитор хорошо справился». Рецензенты К. Котов и Н. Солодовников^[59] посчитали, что «ее слишком много, и спектакль, освобождённый от излишнего оркестрового сопровождения, только выигра­ет... В целом постановка — большой творческий успех»^[60].

Спектакль «Фландрия»^[61]. «Музыка создана как сопро­вождающий фон в развитии действия. Её можно назвать иллюстративной. Она не ломает спектакль, но и не вхо­дит органично в драматическую ткань спектакля, а дуб­лирует артистов в надежде им помочь».

Спектакль «Взаимная любовь». Режиссёр Е. Петров считает, что задачу дать яркий образ спектаклю и от­дельным действующим лицам созданный музыкальный сценарий и сольные номера решили. Рецензент Д. Вален­тинов отмечает, что «музыка веселая, со вставками из по­пулярных песен»^[62].

Спектакль «Белое море». В рецензии^[63] сказано, «хо­роши песни к спектаклю: «Как во городе во Архангель­ском» и «Как на матушке на Двине реке».

Спектакль «Собака на сене». Рецензент И. Людин за­ключил, что «легка и изящна музыка к спектаклю»^[64].

Спектакль «Человек с того света». Рецензент В. Лиханова делает вывод, что «при создании музыки к спектак­лю композитор поддался влиянию западной танцеваль­ной музыки»^[65].

Думаю, что музыка соответствовала содержанию пье­сы.

Спектакль «Два капитана». Рецензент Н. Никитин считает, что «пониманию спектакля способствует бод­рая, выразительная музыка. Композитор сделал нужное и полезное дело»^[66].

Спектакль «Хижина дяди Тома». Рецензент Л. Усов отметил, что «в музыкальном оформлении умело ис­пользована запись негритянских песен в исполнении Поля Робсона»^[67].

Спектакль «Аленький цветочек». Рецензенты И Кар­наухова и Л. Ерусевич признают, что «удачна музыка к спектаклю. Она соответствует общему тону спектакля, украшая и обогащая его»^[68].

Театральный сезон обычно заканчивается в июне, а в июле труппа обменивается спектаклями с театрами других городов. Труппа отправляется на гастроли, а в по­мещениях театра работает другой коллектив.

В годы войны на сцене архангельского театра и филар­монии в зимнее время с длительными гастролями высту­пали театры из мест, оккупированных немцами. Бывало, что два театральных коллектива ставили свои спектакли одновременно. Так, гастроли Украинского музыкально­драматического театра начались в декабре 1943 года и окончились в июне 1944-го, а с августа начались гастро­ли Карело-финского драмтеатра. Это создавало труппам определённые трудности. Наш театр, уступая свою сце­ну, практиковал проведение выездных спектаклей на 25 лесозаводе, в соломбальском и цигломенском Домах культуры, городском Доме офицеров. Но спектакли, пре­жде чем показывать, надо поставить. Работу коллектива театра в таких условиях можно назвать героической.

Артисты театра вели большую шефскую работу, высту­пая в госпиталях города и воинских частях. Неоднократ­но проводились спектакли-концерты, заработанные сборы с которых перечислялись в фонд помощи детям фронтовиков. Театр трижды направлял с концертами бригады артистов на действующие фронты.

В 1943 году на фронт выезжала бригада, сформирован­ная из артистов театра и филармонии. В нее вошли: от театра С.И. Бестужев, Н.М. Воеводина П.А. Федорова, П.Ф. Кольцов, А.И. Кудерман, В. и Т. Лялины — от фи­лармонии, и солистка балета Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова — А.А. Тихонова. Бригада выступала 2 месяца и дала около 100 концертов на Юго-Западном фронте, по 2-3 концерта в день. Артисты разыскивали земляков, рассказывали об Архангельске. За шефскую работу в годы войны большая группа ра­ботников театра была награждена Почетными грамота­ми Комитета по делам искусств при Совмине СССР. Их получили А.И. Свирский, Камская, Д.С. Алексеев, Сла­вина, А.Н. Кудерман, Н.В. Ситников, Х.М. Кожевников, П.Ф. Кольцов^[69].

В Архангельск и до 1951 года много раз приезжали оперные студии и театры со спектаклями и балетами в концертном исполнении, с минимальным декораци­онным оформлением. Здание Большого театра имело сцену, размеры которой позволяли постановку полно­масштабных оперных и балетных спектаклей, а зритель годами работы театра как музыкально-драматического был подготовлен к их восприятию.

Летом 1951 года в Архангельск приехал на гастроли Белорусский театр оперы и балета с ведущими специа­листами, заслуженными артистами БССР и СССР, боль­шим оркестром, хором, великолепной балетной труп­пой. В репертуаре театра были оперы: «Иван Сусанин», «Князь Игорь», «Кармен», «Демон», «Фауст», «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Флория Тоска», «Травиа­та», «Риголетто», «Тихий Дон», «Запорожец за Дунаем». Балеты: «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Жизель», «Бахчисарайский фонтан».

Для горожан гастроли такого великолепного театра стали настоящим потрясением. За билетами стояли длинные очереди. Билеты брали вперед на несколько спектаклей. Мне родители дали возможность посетить все спектакли, которые я захотела. Не слушала я только «Тихий Дон» и «Запорожец за Дунаем». Театр каждый вечер был переполнен. В восторг приводили музыка, го­лоса солистов, звучание хора, танцы и декорации. Мно­гие арии из опер я знала по пластинкам, но полностью оперные спектакли слушала впервые и впервые видела балет. Может быть, поэтому всё остро осталось в памя­ти.

Прежде всего, конечно, вспоминается певец Н. Ворвулев. Он в роли Томского в «Пиковой даме», молодой, кра­сивый, с великолепным голосом. Зрители были в восторге от исполнения песенки в игорном доме «Если б милые девицы все могли летать, как птицы»... Аплодисментами встречал зал и первую сцену «Демона». Демон — Ворвулев — на скале, закутанный в чёрный плащ с обнаженным плечом и рукой, и ария «В необъятном океане без руля и без ветрил тихо плавают в тумане сонмы целые светил...» Ворвулев в роли Демона зачаровал женскую половину зрительного зала. Популярность его была необыкновен­на.

Другой заметный певец — И. Болотин. Он — Ленский в «Онегине» и герцог в «Риголетто». Опера «Евгений Оне­гин» больше других знакома зрителю благодаря фильму «Музыкальная история» с Лемешевым в роли Ленского. Каждую арию Ленского зал встречал бурными аплодис­ментами. Так же горячо Болотин был принят в роли гер­цога в «Риголетто». Исполнение песенки «Сердце краса­вицы склонно к измене...» вызвало бурю аплодисментов.

С громадным успехом были показаны балеты. В ролях Одетты и Одиллии в «Лебедином озере» выступала одна и та же балерина, и ей удалось создать контрастные об­разы.

На балет «Бахчисарайский фонтан» мы ходили втро­ём: мать, я и брат Пётр. В первых сценах балета — набега татар на Польскую землю — требовалось большое число статистов. На эти роли театр набрал учеников 6-й школы из Петиного и параллельного классов. Мы смотрели, как «убитые» и «раненые» польские воины падают не на пол сцены, а ложатся на скамейки, и смеялись, узнавая зна­комых мальчишек. Партию Гирея исполнял лауреат Ста­линской премии Дречин. Его Гирей крупный, костистый, властный. Хороши были нежная Мария и страстная За­рема.

После спектаклей поклонники и поклонницы арти­стов и балерин толпой провожали их до здания «Интури­ста», где они проживали, и стояли под окнами, скандируя имена. В нашем доме на Новгородском хозяйка, обычно сдававшая летом комнаты приезжим артистам, устроила у себя молодую, хорошенькую балерину. Её тоже прово­жали после спектакля поклонники. Они толпились за во­ротами, не заходя во двор, но хозяйка побаивалась, что начнут ломиться в квартиру.

С неменьшим успехом и полным аншлагом прошёл за­ключительный концерт. Со словами благодарности вы­ступило местное руководство. Зрители задарили арти­стов на прощание цветами.

Остаётся только мечтать о появлении в Архангель­ске своего если не оперного, то хотя бы музыкально-драматического театра.