Ферма кентавров

ГЛАВА 12

Я хотела на другой же день после уроков найти Олега и поговорить с ним, но ничего не получилось.

На предпоследнем уроке, на биологии, в кабинет заглянул Костик — собственной персоной!

— Извините… Здравствуйте, Инна Петровна, можно вас на минуточку?

Надо же! Он знает имя биологички, хотя до сих пор ни разу не появлялся в школе, ему всегда было до такой степени на нас плевать, что он даже не задавал обычного вопроса, который всегда задают взрослые, когда не знают, о чём говорить со школьниками: «Как ваши оценки».

Машка удивилась:

— Интересно, чего это он? Явно, в лесу что-то сдохло, раз Костик в школу припёрся!

Инна Петровна улыбнулась Костику — конечно, он же смазливый такой, хоть и маленького роста! — и вышла. Вернулась минут через пять.

— Измайлова, Орехова, Зуйков — собирайтесь, вам надо домой.

Это я, Верка и Арсен. Машкину фамилию биологичка не назвала. Я посмотрела на Машку — она безразлично пожала плечами: ну нет, так нет.

В классе, естественно, зашумели:

— Э, я тоже хочу домой!

— И мне надо домой, у меня детки плачут, маму хочут!

— Ни фига себе, чего этим всегда везёт…

Инна Петровна сделала нам жест — мол, выметайтесь поскорее, — и негромко сказала:

— Тихо! Продолжаем урок!

И все замолчали. Из всех школьных учителей только биологичке никогда не приходится орать. Дело в том, что наш физрук, тот самый, который секцию бокса ведёт — её муж. Как-то раз, года два назад, один пацан решил «доводить» биологичку. Так физрук поймал его на селе и выпорол, не будет же он бить морду мелочи тринадцатилетней. Выпорол самым натуральным образом. Посреди улицы снял с него штаны и по голой заднице — ремнём. Представляете, какой позор!? И теперь Инну Петровну все слушаются. Как-то не хочется проверять, вступится ли за неё муж ещё раз.

Если повезло, то повезло. Мы быстренько собрали вещи — и вперёд. Только Машка осталась. И у меня возникло такое гадкое чувство, что я её бросаю, хотя я-то тут не при чём, это Костик не отпросил её с уроков…

В пустом коридоре гулко звучали наши шаги. У большого школьного окна с узким подоконником нас ждали Костик и Аня.

— Сейчас приезжают покупатели, — сказал Костик, — надо лошадей почистить и показать так, чтобы Владимиру Борисовичу не было за вас стыдно.

«И мой кошелёчек не похудел», — мысленно добавила за него я и спросила:

— А почему Маша не с нами?

Костик удивился:

— Разве она уже в порядке? Она же пока ещё не ездит.

Он был прав. Машка после подчинения Муската стала приходить смотреть на тренировки, но в седло не садилась. Только вот Владимир Борисович забрал бы из школы всех, независимо, кто полезен, а кто — не очень.

Костик решил, что вопрос закрыт:

— Давайте в машину!

У него, в отличие от нашего тренера, был не работяга-«газик», а «джип-чероки» тёмно-вишнёвой масти. Мы вчетвером уместились на заднем сиденье, правда, из-за Ани было тесновато, очень она толстая. Когда поехали, Арсен спросил:

— Это что, Владимир Борисович покупателей прислал?

Аня авторитетно заявила:

— Кто же ещё!

— Чего же он сам не приехал?

— Мало ли, дела…

Аня с Арсеном говорили довольно громко. Не орали, конечно, но Костик вполне бы мог услышать их слова и объяснить, в чём дело. Арсен, скорей всего на это и рассчитывал. Но Костик ничего не сказал.

Приехали на ферму и он снова заторопил нас:

— Быстренько шевелитесь, чего вы как мухи сонные, переодевайтесь — и на конюшню!

— А кого седлать будем? — спросила я.

— Всех, всех до единого!

Мы переглянулись. Интересно, что это за покупатели такие, что им надо показывать всех лошадей?

Те, кто раньше бывал на нашей ферме, делились на два сорта: одни, их было гораздо больше, покупали лошадей для конкура, а другие — просто чтобы кататься. Если Владимир Борисович ошибался в способностях лошади, а это иногда случалось, или кто-то специально заказывал, мы кроме спортивных лошадей готовили ещё и прогулочных.

Лошадь, которую покупают, чтобы кататься по полям-по горам, может скакать не слишком резво, прыгать же и вовсе не уметь. Она должна быть красивой, выносливой, послушной и спокойной как слон. Сейчас у меня прогулочных нет, да и вообще на ферме только одна такая, серая Фланель, та, которую Верка работает.

Костик с блокнотом в руках ожидал нас у дверей конюшни.

— Аня седлает Хаганку, Вера — Флагмана, Арсен — Аверса, Света — Бизнеса. Надо будет попрыгать… Знаю, что у вас не все кони одного уровня, показывайте, то что они умеют, что не умеют — пропускайте… Потому будете демонстрировать своих основных коней, потом — тех, что остались. И всё в темпе, в темпе!

Никогда раньше покупателям не показывали Наших лошадей. Тех, которых мы вырастили из жеребят. Наших самых близких друзей. Все на ферме — и конюха, и Костик — знали, что один лошади продаются, а другие — нет. У меня внутри живота заскреблось нехорошее предчувствие, но я постаралась его заглушить. В конце концов, наши кобылы-жеребцы лучшие на конюшне, может быть, покупатель хочет заключить договор на будущее, тогда, конечно, ему надо обязательно показать, каких лошадей готовят под руководством Владимира Борисовича Степко.

Ну и потом, Костика тоже надо слушаться, ведь он — компаньон Владимира Борисовича. Без него, может быть, и фермы нашей не было бы…

Конечно, идея пришла в голову именно тренеру. Лошади очень хорошо чувствуют эмоции людей. Даже обычных людей. А раз так, телепаты смогут буквально разговаривать c ними. Любой спортсмен мечтает об этом!

И Владимир Борисович начал искать в детдомах ребят, у которых были бы задатки телепатических способностей. Первой оказалась Аня, потом я, потом — Арсен, Верка и Машка. Так рассказывала тётя Оля. Димка на ферме появился два года назад. Ему тогда было пять лет.

Но само переоборудование бывшей молочной коровьей фермы под конюшню на двадцать лошадей с конкурным полем поблизости, требовало много денег. И деньги нужны были, чтобы закупить молодых лошадей. Вот затем и нужен был Костик. Вообще-то его зовут Константин Петрович, но мы — конечно, за глаза — называем его Костиком, потому что он совсем ещё молодой. В лошадях он не совсем не разбирается, но зато у него есть деньги. Он — хозяин десяти магазинов видеоаппаратуры, которые разбросаны по всему Крыму.

…Когда Боргез увидел, что Его Человек понес мимо него знакомое коричневое седло, он забегал нервно по деннику и я почувствовала его обиду. Ну да, обычно его всегда седлают первым. Пришлось оставить седло возле Бизнеса и вернуться к Борьке и успокаивать его. Костик, бегавший по конюшне заметил это и наорал на меня, чего, мол, я копаюсь и сюсюкание развожу. Я внутренне ужасно возмутилась, ведь, между прочим, мы вовсе не обязаны его слушаться, и тоже чуть не наорала на него, но всё же сдержалась, потому что Владимир Борисович приучил нас к тому, что взрослым нельзя грубить и на конюшне это было святым правилом. А в селе, в школе — как получится.

Наконец мы с Бизнесом выехали на конкурное поле и я поняла, почему Костик был таким взвинченным и торопил нас.

Покупатель оказался иностранцем.

Он облокотился на ограду и смотрел, как мы делали первую рысь перед прыжками. Костик быстро говорил ему что-то, жесты у него от уважения к приезжему сделались короткими, суетливыми. Я не могла понять, на каком языке они говорят, точно не по-английски, английский бы сразу узнался, мы ж его в школе учим.

Не только я поняла, что покупатель необычный, иностранцев у нас ещё не было. Все наши так и старались проехать поближе к нему. Понятно, зачем — попробовать уловить его эмоции. Довольно трудно это делать во время езды, но что-то уловить можно. Я, например, почувствовала его ровный интерес. Он наблюдал за движениями движениями лошадей, так, как если бы оценивал, не фальшивит ли гитара. И общий склад его мыслей совершенно не отличался от склада мыслей нормальных людей, я-то думала, иностранцы будут от нас отличаться.

По-разному смотрели на нас посторонние. От взгляда этого человека хотелось показать всё, что мы можем.

Мы с Бизнесом первые начали разминаться на галопе — с правой ноги, потом с левой, cмена ноги, восьмёрка, ещё одна, вольты направо и налево… Пока мы чистили лошадей, дядя Серёжа вынес спрятанные на время отсутствия тренера стойки препятствий и жерди, но установил их как попало, только чтобы вид препятственный был, и Костик сейчас бросил покупателя и побежал устанавливать их, как надо для прыжков. Сам! Лично! Не побоялся ручки испачкать! Это уж не просто волк в лесу помер, это что-то совсем исключительное. Он раньше на лошадей только со стороны смотрел, ни к сёдлам, ни к уздечкам, ни, тем более, к тяжёлым жердям не прикасался. Я подъехала к нему:

— Константин Петрович, что нам прыгать?

Бизнес, разгорячённый галопом, часто дышал, переступал с ноги на ногу и Костик боязливо отступил подальше:

— Ну… сначала вот через эту жердь, потом вон через то препятствие, как там оно называется…

— Параллельные брусья, — я нарочно спросила у него, знаю же, что ни черта он в конкуре не смыслит. И не подкопаешься — мне же действительно надо знать, по какому маршруту прыгать.

Наши увидели, что мне дают указания и тоже подъехали. Костику сделалось совсм неуютно в окружении рослых лошадей с раздувающимися после галопа ноздрями, розовыми изнутри, и слишком живо, по его мнению, поблёскивающими глазами. Он этак нервно оглядывался, не собираются ли Хаганка или Аверс его укусить. Пожалуй, если бы не покупатели, кто-нибудь из нас наверняка бы доставил себе удовольствие… Но мы же не маленькие, дело есть дело.

Костик всеми силами пытался всё же сделать вид, что ему не страшно:

— Ага, ага, параллельные брусья… Потом будете прыгать через каменную стенку, потом через канаву…

— Ездой направо или ездой налево? — это ещё одна подколка. Но Костик вывернулся:

— Выбирайте сами, вы же опытные спортсмены.

Ну ладно, Костик сказал это с издёвкой, и-ро-низировал другими словами. Но мы сейчас действительно покажем им — и Костикам толстым, и покупателям!

И мы показали.

Бизнес, вообще-то, прыгун неплохой, вот только канавы не любит.

Для разминки мы пару раз прыгнули невысокий «чухонец»*, потом «калитку»**. Чисто!

На «параллельные брусья» будённовец*** потащил****, потому что немного побаивался высотно-широтных препятствий. По вдохновению, я не стала сокращать его галоп, наоборот, выслала вперёд, потому что видела, именно на такой скорости мы подходим точно в расчёт. Гнедому даже не пришлось особенно сильно отталкиваться, просто ноги подобрал повыше — хватило с запасом.

Правда, разогнавшись, мы после «параллелок» улетели аж на другой, свободный от препятствий конец конкурного поля, но это не страшно, не соревнования ведь, никто время не засекает.

«Каменную стенку» мы прыгнули чистенько, как по учебнику. Подошли к препятствию точно в расчёт, оттолкнулись с нужной силой, гнедой хорошо сработал спиной и я не помешала ему вытянуть в прыжке шею, он аккуратно подобрал ноги и хорошо, не споткнувшись, приземлился.

Я одобрительно похлопала его по шее и на мокрой от пота шерсти под моей ладонью появилась пена.

Взгляд покупателя ощущался, как рука на плече, только рука не хватающая, а доброжелательная. Разные бывают взгляды: завистливые, презрительные, равнодушные, дружеские, оценивающие. Дружеским этот взгляд не был, он оценивал, но оценивал только лошадь, предполагая, как само собой разумеющееся, что в седле сидит опытный всадник, пусть даже не взрослый.

Так, осталась канава. Только бы не опозориться…

При подходе к ней я усилила мысленный контакт с Бизнесом и почувствовала, какой опасной её видит мерин. Представляете, дырка в земле, пусть неглубокая, но ведь чёрная, в этой черноте запросто может спрятаться какая-то гадина и цапнет, когда будешь прыгать, тебя за беззащитный живот…

Раньше я много раз уже пыталась внушить гнедому, что никакой опасности не существует, а сегодня решила попробовать другой вариант, быстренько сформировала мысленный образ… Бизнес вместо канавы должен был теперь видеть невысокий холмик ярко-красного цвета, шириной где-то метра три. Холмиков он обычно не боялся. Но, видно, я ошиблась в цвете, или образ холмика, созданный второпях лучился недостаточно убедительным… Будённовец начал торопиться, поднял голову, замельчил на галопе, но прыгнуть прыгнул, не закинулся…

Я снова огладила его, потом, забыв, что на мне белые бриджи вместо рабочих штанов, вытерла о них мокрую ладонь, чтобы повод не скользил в руках:

— Хорошо маленький, молодец…

Он обрадовался и решил ускакать на конюшню, пришлось довольно жёстко и поводом, и телепатически показать ему, что делать этого не стоит.

Костик крикнул:

— Ещё раз!

Ещё так ещё… Я направила Бизнеса на «калитку» и недовольный мерин попытался меня сбросить, опустив голову и дав здоровенного «козла» в сторону. Мог бы уже и запомнить, что такое проходит с деревенскими пастухами, а не со мной…

«Калитка», «Брусья» — мне удалось его удержать на спокойном галопе, но мы едва не сбили первую жердь, — «Каменная стенка», канава… Есть! Канава на этот раз вообще была пройдена без проблем, наверное, надо будет потом всегда пользоваться этим методом. Верка говорила, что она в таких случаях формирует образ волчьей стаи, догоняющей сзади и с боков, единственное спасение — прыгать. Но это не совсем хорошо, зависит от лошади, какой-нибудь отважный жеребец ведь может решить драться, а не убегать…

Иностранец, как я заметила краем глаза, что-то говорил Костику и был явно доволен.

Я перевела Бизнеса в шаг, снова похлопала по шее и рассказала ему, какой он молодец. Чтобы не мешать прыжкам, мы отправились шагать на свободную от препятствий часть конкурного поля. Костик крикнул мне вслед:

— Долго не возись… Готовь этого… Боргеза и выезжай!

«Как же!» — мысленно ответила я, — «Дожидайся, буду я неостывшую лошадь ставить в денник!»

Там, где я шагала, делали галоп Верка и Арсен. Я машинально расходилась с ними и следила за Аней.

Её Хаганка была куплена совсем недавно, заездку прошла не у нас, где-то в грубых руках, и поэтому страшно нервничала всякий раз, когда чувствовала на себе тяжесть всадника. Аня потратила много сил, чтобы успокоить кобылу, которая замечательно прыгала, но от нервов тащила на препятствия и поэтому часто их сбивала. Зато уж если удавалось подойти спокойно, смотреть на её прыжок было чистым удовольствием. По-хорошему, её совсем не следовало выставлять напоказ, но что возьмёшь с Костика? Хорошо, хоть клички лошадей позаписывал и жеребцов с кобылами не путал.

На месте Ани я бы попросила Костика опустить препятствия сантиметров на десять, для страховки, всё ж таки Хаганке не хватает опыта. Но вы не знаете Аню! Умрёт, но будет говорить, что у неё всё в порядке!

Однако прыгали они совсем неплохо… Да что там! Никогда они ещё не прыгали так хорошо! Видно, взгляд иностранца действовал и на Аню…

— Свет! Помочь? — Машка стояла у ограды. — Если хочешь, я Бизнеса пошагаю, а ты чисти Боргеза…

Я спрыгнула на землю, отдала ей повод… Но рано радовалась, Машка не собиралась садиться в седло, повела будёновца в поводу.

— Ты давно смотришь?

— Да нет, только пришла, и сразу сюда. Тётя Оля ругается, говорит, из-за этого покупателя ни мы, ни лошади вовремя не пообедаем.

— Бизнес сегодня был молодцом…

— Жалко, я не видела. А Аня!

— Они с Хаганкой дополняют друг друга. Одна шизанутая, другая флегма…

Тр-рах!

Мы были почти у конюшни, но этот грохот заставил обернуться не только нас, но и Бизнеса. Арсен с Аверсом сшибли «каменную стенку», так что ящики разлетелись в стороны, будто были сделаны не из толстых досок, а из картона. Шагающая Аня не выдержала, завопила:

— Опять вперёд сунулся!

Мне снова вспомнился чёрно-белый снимок. На нём Коля Зуенко, похожий на Арсена, тоже слишком сильно подался вперёд на прыжке. Фамильное… Жил, радовался, а теперь лежит в скотомогильнике…

Машка озабоченно сказала:

— Знаешь, ты, наверное, дошагивай сама. Арсен вперёд совсем не совался, просто Аверс пошёл как-то боком. Я видела, недалеко от «стенки» под кустом валяется кулёк полиэтиленовый синенький… Наверняка Аверс его испугался так, что прыгнуть забыл. Побегу, уберу!

…Всё-таки сегодня был совершенно особенный день. И не только из-за того, что приехал иностранец.

Уже затягивая вторую подпругу на Боргезе, я почувствовала, что длинногогий жеребец просто рвётся скакать и прыгать, ему не терпится выйти на улицу. Может, из-за ревности — я уловила в его мыслях желание хорошенько укусить Бизнеса. Может, время такое пришло. Бывают дни, когда всё валится из рук, а бывают — когда всё получается.

Мы с Боргезом вышли во двор, и не успела я сесть в седло, как рыжий затанцевал, высоко подняв голову и насторожив уши. Он оглядывался по сторонам, он нюхал упругий ветер. И в этот самый момент я тоже насторожилась, мне показалось, что из-за горы, оттуда, куда опускалось солнце донёсся чистый сигнал далёкой фанфары. Сигнал не повторился, он был таким далёким, что я не была уверена, будто вообще слышала его, но всё равно он принёс ожидание чуда.

И чудо пришло.

Мы пошли на конкурное поле, и с первых же шагов мне захотелось кричать от радости.

Такого ещё не было никогда.

Меня переполняли совершенно новые ощущения. Я чувствовала копытами сначала бетон, потом плотную землю дороги, потом крупнозернистый песок. Потом я почувствовала, что чешется спина за седлом, обернулась и поскребла золотистую шерсть. А когда мне на щёку села липучая осенняя муха, мы одновременно взмахнули — я рукой, жеребец — хвостом, чтобы её прогнать.

Мы стали одним существом. Раньше мы только думали вместе, теперь смешались наши ощущения!

Мы двинулись упругой размашистой рысью. Я чувствовала, на что ступает каждое копыто и проникалась чёткостью рыси. Постепенно ощущения Боргеза полностью завладели мной, пришлось их отодвинуть, сконцентрировавшись на своём человеческом сознании. Хотелось кричать от восторга.

Наверное, это называется вдохновением.

Я не знаю.

Со мною такого ещё не бывало!

Верка давно уехала шагать Флагмана. По правилам, нам надо было разминаться ещё минут десять, но стоило прислушаться к ощущениям Боргеза, как я поняла, что этого не нужно. Я чувствовала его мышцы, как свои и чувствовала, что они готовы к работе с полной отдачей.

Мы перешли в галоп и проскакали возле иностранца — чётким, коротким, манежным, а потом не удержавшись, взбрыкнули.

Не было отдельно чистокровного поджарого жеребца и отдельно девчонки в синем рединготе.

Греки называли таких, как мы, кентаврами.

Солнце перевалило к западу. Мы купались в ярких лучах.

Костик пошёл к препятствиям и мы увидели, что он поднимает жерди на целых четыре деления. Я не выдержала:

— Константин Петрович, мы сто тридцать ещё не прыгали! Нам Владимир Борисович самое большее сто двадцать ставил!

У меня не хватило слов, чтобы выразить возмущение, тогда Боргез фыркнул. Он прыгал сто тридцать, но только на корде, один.

— Ну, Светлана, один раз можно и прыгнуть. Вон у Боргеза шкура от здоровья чуть не лопается.

Мы ещё раз на него фыркнули и поскакали. Только на следующий днь я сообразила, что Костик элементарно пытался нас подставить. Тогда же мы только косились на то, как он поднимает тяжёлые жерди препятствий.

Если бы он вчера, например, такое устроил, я бы послала его подальше и уехала на конюшню.

Но сегодня нельзя было так поступить. Я не знала, почему, только чувствовала, что нельзя. То ли ветер был особенный, то ли это от сигнала трубы…

Мы прыгнули разминочное. Не прыгнули, а перелетели!

Зашли на «калитку»…

Только когда стоишь на земле с линейкой в руке, кажется, что лишние двадцать сантиметров — это совсем немного.

Калитка высотою в сто тридцать выглядела очень страшной. Хотелось зайти на неё с рыси, надо будет только толкнуться сильнее и всё. Потом я догадалась, что это человеческая мысль, «впустила» в себя больше лошадиных чувств и поняла, что мы — Боргез! — такое уже прыгали. Ограничить колебание корпуса, последний темп галопа перед толчком чуть шире…

Толчок!

При прыжке всадник должен глядеть вперёд, рассчитывать подход к следующему препятствию. Вместо меня это сделал Боргез, я смотрела вниз, на толстую жердь в облупившейся синей краске, которая медленно, словно время притормозило, проплыла под нами…

Прошли!

Толчок приземления!

Боргез, как всегда, прыгнул мягко, словно были у него вместо ног кошачьи лапы.

Впереди «параллельные»…

После первого препятствия мы перестали опасаться высоты и пришли в совершенный восторг от точности своих движений.

Обычно никогда не бывает так, чтобы каждый прыжок получался идеально, даже если ты — мастер международного класса и под седлом у тебя лучший прыгун планеты. Но в этот раз мы не сделали ни одной ошибки.

Каждый раз перед препятствием мы сокращали или увеличивали махи галопа так, чтобы прийти в самую выгодную для отталкивания точку.

Каждый раз мы прыгали так, что между препятствиями и зацепами копыт оставалось столько места, что будь препятствие высотой не сто тридцать, а сто пятьдесят, мы не задели бы жерди.

Мы прошли маршрут один раз. Я, оглянувшись, увидела на лице иностранца чистый восторг и ни капельки не удивилась.

Мы делали то, для чего были созданы, и делали это хорошо.

Я подумала, что надо запомнить этого человека, может, встретимся на международных соревнованиях года через три!

Ведь если раньше я загадывала, попаду или нет на Олимпиаду, то теперь точно знала: попаду!

— Ещё раз! — крикнул Костик.

Мы подумали, что надо будет его всё же укусить. Как будто без него не ясно, что делать!

Второй раз короткий маршрут мы прошли так же чисто, но ещё веселей. После каждого прыжка Боргез так отбивал вверх задними ногами, что будь мы конём и всадником, мы бы расстались, я просто вылетела бы из седла.

Труба всё пела, и я не мешала жеребцу играть.

Может, мне просто казалось, но тогда и Боргезу тоже казался этот далёкий звук. Он заржал в ответ на сигнал трубы.

Если бы мы не слышали пения фанфары, мы бы на такое не пошли.

На краю, отдельно, стоял тройник. Наверное, это дядя Серёжа, расставляя препятствия, сделал его слишком высоким, а у Костика, видно, не хватало роста опустить самую верхнюю из трёх жердей, поэтому он притворился, что просто это препятствие не замечает и нам не сказал его прыгать.

Сто шестьдесят.

Или сто семьдесят.

Как препятствие на чемпионате мира.

Мы зашли на него, прыгнув канаву. Два наши сердца замирали от страха и восторга.

Прыжок! Я зарылась в гриву лицом.

Нет стука, нет грохота падающих жердей…

Когда жеребец приземлился, я оглянулась. Препятстие стояло.

— Дура! Повёрнутая! — орала Аня.

Я вскинула вверх обе руки, точно так же, как делал это Алый Всадник. Пусть это не по правилам, пусть так не должны поступать спортсмены на соревнованиях.

Мы победили!

Это был наш день!