Жить в эпоху перемен

А куда деваться?

Для человека при должности что дать, что взять — все едино. Действительно, как не дать, если прежде взял? И как не взять, если вот-вот дашь? В блаженных мечтаниях российский служивый предвкушает: кажется, сейчас возьму… Вот еще возьму… Еще… Но мало мне, сирому, мало!

Тоже — людей понять надо. Хотя возникают сложности, иногда еще попадаются мастодонты, скучные энтузиасты из проклятого прошлого. Приходит такой в ведомство и говорит, к примеру: будучи инженером, светлой головой и редким талантом, знаю способ заработать стране миллион долларов. Вот, мол, чертежи, экспертизы, справки, а также зависть конкурентов из недо- и развитых держав. Дайте сто миллионов рублей, и через полгода денежные потоки забурлят и выйдут из берегов на благо трудящимся обновленной России.

Заметили, что мерзавец говорит? ДАЙТЕ! А ведомство что с этого будет иметь? То-то и оно, что ничего. Поэтому мастодонт хоть и умница, но дурак, и, конечно, денег ему не дадут. Человек же разумный придет и скажет: здорово, мол, Семен Петрович, все мы люди живые и жить хотим. Я, скажет он, тут бизнес-план просчитал, все чисто, без подставы, скажите, на какой счет вам деньги гнать. Семен Петрович скажет, и деньги-то умнице даст, и от этих же денег воздастся Семену Петровичу. Такой круговорот денег в природе.

Теоретически я все это понимала, но как практически получится… Настроение было препаршивое. Денег не было. Неверный муж-скупердяй на меня же и обиделся, на косметике прогорела, вечером ожидались рэкетиры. Кроме того, достойно одеться к визиту в богоспасаемое ведомство было не во что.

Выручила меня, конечно, Маринка. Она хоть завистливая, но участливая; сегодня крах надежд и жизненное банкротство отпечатались на всем моем облике так явственно, что она без рассуждений выложила костюм серый английский, блузку зеленую французскую, поколебавшись между завистью и участием, — японские часики и брошку липового израильского золота.

Я стала хороша. Настроение у подружки соответственно испортилось, и мне пришлось убираться поскорее, тем более что время встречи на государственном уровне близилось.

Богоспасаемое ведомство расположилось на Литейном проспекте в непосредственной близости от ведомства богопротивного. В чем разница, спросите вы. Почему Высший Разум презирает одних и сокрушает других? А вот в чем разница: в богоспасаемых ведомствах работают усталые, чуть грустные люди, которые ежедневно, кроме выходных, пекутся о народе: детях, матерях, стариках и прочей (упаси меня, Господи, от доли такой!) малообеспеченной шушере. Глаза работников мудры, внимательны, обременены заботой и знанием. Правда, молодых мужиков там не водится, все больше от пятидесяти и далее. Молодые мужики поголовно окапываются в ведомствах богопротивных и глаз не имеют вообще. Они всегда что-то стабилизируют, дьявольски умны и чертовски любят деньги во всех видах и проявлениях. Хапают почти открыто, а что вы хотите? В богопротивных ведомствах иначе нельзя: если ты не хапаешь, то тебя схавают. Ну, схавать-то и так схавают, там долго не сидят, только до тех пор, пока нахапаются.

Богоспасаемые же работники не хапают, им нельзя, нечего да и не надо. Потому что они берут. Берут скромно, но постоянно, с благодарностью к тем, кто дает и скрашивает их утлую жизнь на богоспасаемом жалованье.

Я неприлично нервничала. Если не получу этот заказ — пропаду. Нищета. А если получу — что можно сделать на положенную мне треть? Хватит ли? Как расхлебывать две трети, которые у меня возьмут? Как давать? А вдруг я Сергея неправильно поняла и люди обидятся? И опять прошмыгнула тоскливая мыслишка: ой посадят…

…Сергей ввел меня в кабинет. Крепкий пузатый старик вышел из-за стола и, изучив меня государственным оком, представился:

— Иван Павлович, — и тут же протянул мне руку. Я содрогнулась, но пожала руководящую длань. Это потом, пообтесавшись в нижних коридорах власти, я уяснила: если ты в деле, то вроде как бы уже не женщина. Вроде бы уже и положено тебе пухлые ручонки совать без спроса. Это всегда так, за исключением случаев, когда ты ДАЕШЬ, а они БЕРУТ. Тут уже они твою ручку лобызают: лобызают горячо, многократно и опять-таки без всякого твоего согласия.

— Анна Сергеевна — именно тот человек, который нам нужен, — представил меня Сергей. — Инженер высочайшей квалификации, крупный предприниматель, — он осклабился, а меня передернуло, — мать троих детей. Именно такому человеку мы можем смело вверить судьбу наших детей.

— Да, дети… — задумчиво отозвался руководитель. — Дети — наша гордость, наше будущее, наша боль. Здоровье детей, их духовное богатство, выбор жизненного пути — вот главная забота правительства, нашего богоспасаемого ведомства и лично моя. Вы согласны, Анна Сергеевна?

— Безусловно, — со сдержанной горячностью вступила я в бой. — Мне остается только восхищаться, как человек вашей загруженности, несущий такую громадную ответственность перед обществом, находит время и силы для того, чтобы так точно, так глубоко, так, не побоюсь этого слова, верно воспринимать главные проблемы текущего момента.

Вроде бы я уже такую чушь молола, но кому? Петьке? Коле? Семенякину? Налоговым дурам? A-а, Малышу…

— Мне придется вас поправить, Анна Сергеевна, — мягко поруководили мною. — Не текущего. Все гораздо сложнее. Дети, подростки — это наша стратегия, долгосрочная перспектива, под которую мы выделяем крупные инвестиции. Очень, очень жаль, что мы с вами расходимся во взглядах в столь существенном пункте.

Сергей под столом чувствительно припечатал ботинком мою австрийскую туфельку. А что я не так ляпнула? Ладно, будем бредить по-другому. Переставим, так сказать, акценты:

— Несомненно, Иван Павлович, что освоить капвложения мы сможем только под вашим непосредственным руководством, под вашим строгим контролем. Только вы с вашим опытом, умом и интуицией сможете повести процесс в единственно верном направлении. Это большой труд, который мы готовы оценить в должной мере.

Ивану Петровичу полегчало.

— Ну я же говорил, Иван Петрович, Аня — надежный человек и все понимает, — Сергей тоже слегка расслабился. — Детали мы с ней оговорили и…

В кабинет заглянула секретарша:

— Иван Павлович, вы просили напомнить…

— Да-да, иду. Простите, друзья мои, это пять минут, — и он повел себя к выходу.

— Ты должна пригласить его обедать. Я вас отвезу. Соглашайся со всем, что он будет предлагать, — быстро проговорил Сергей.

Ничего себе, решила подзаработать! Денег у меня с собой было сто пятьдесят тысяч и знаменитая сотня долларов. Рублями я собиралась вечером заплатить за квартиру, и мне их было жалко. Валюта была учтена для рэкетира. Да и неудобно: никогда мужиков в рестораны не водила. Всегда как-то наоборот было. Вдруг Иван Павлович обидится?

— У меня только доллары.

Сергей посмотрел на меня с некоторым уважением:

— Давай я поменяю.

Пропала сотня!

— Не заскучали? — хозяин вернулся, и по радушному голосу я поняла: своя. Все в порядке. — Ну что ж, Анна Сергеевна, готовьте договор. Сметы возьмете в плановом отделе, спецификации у инженеров. К среде управитесь?

— Конечно, Иван Павлович, все сделаю. Вы позволите мне в ознаменование нашей, так сказать, предварительной договоренности… и время сейчас обеденное… вы ведь с утра на работе… — Я лепетала, и было мне никак не выкрутиться: очень уж дико мужика в ресторан приглашать. Язык не поворачивался. — Надо же и о здоровье думать…

Сергей лягнул меня еще раз.

— Иван Павлович, — решилась я (будь, что будет. Выгонит, так выгонит!), — разрешите пригласить вас пообедать!

Иван Павлович расцвел.

— Что, Сергей, — шутливо обратился он к моему спутнику, — поддержим предложение Анны Сергеевны?

— Да неплохо было бы отметить, Иван Павлович.

— Поехали, ребятки, поехали. Посидим втроем. Кстати, Сережа, ты как считаешь, может, Петра Филиппыча с собой прихватим из капстроительства? Он нам нужен. И Зинаиду Федоровну, обязательно! Зинаида Федоровна, — объяснил он мне, — это наш главбух. Вам с ней работать и работать.

К вечеру у меня осталось двадцать три тысячи.

Дома я влезла в душ, переоделась во все чистое, включила телевизор и стала ждать Малыша. Не хватало ста тридцати семи долларов.

Мне было все равно: детей я отправила в театр.