Жить в эпоху перемен

Чудны дела твои, Господи!

Брякнул звонок, и я открыла дверь.

Это еще кто? Мне приветливо улыбался Мужчина Мечты Моей Юности: внимательная ирония в глазах, гвоздики, легкий запах (ни много ни мало) одеколона, темный костюм, голубая рубашка, галстук в тон костюму. Кто? Откуда? Зачем?

— Вы позволите, Анна Сергеевна?

Я машинально взяла протянутые им цветы.

Интонации! Жесты! Мимика! Безукоризненный джентльмен не из нашей жизни. Даже странно: не к чему, ну совершенно не к чему придраться.

Смутно забрезжило подозрение: может, Елизаветин ухажер? Хотя детищу-то моему пятнадцать, а ему глубоко за тридцать, но чего только не бывает. Голову негодяйке отверну! Рано еще такие романы заводить. А может, это отец Сашкиной подружки?

— Спасибо… Проходите, пожалуйста. Вы ко мне?

— Вероятно, вы запамятовали, Анна Сергеевна?

Нет, не ухажер. И не, вероятно, запамятовала, а точно не знаю. Вроде знакомое что-то, но не помню, хоть убей. Что мы встречались, это почти наверняка, но где? Когда? Зачем?

— Прошу, — я указала ему на покойное кресло у окна. — Мне очень стыдно, но, ей-богу, не могу вспомнить.

— В последний раз мы встречались с вами недели три назад. — Он вынул из кармана портсигар. — Вы позволите?

Я тупо позволила.

— Судя по вашей реакции, я должен быть благодарен за совет, который вы мне дали некогда.

— Я давала вам советы?

Нежданный гость исподволь наслаждался моей растерянностью:

— Да, и уверяю вас, ваш совет дорогого стоит. Неужто и в самом деле вы не узнаете меня?

Я понемногу раздражалась: с минуты на минуту должен был прийти Малыш.

— Не узнаю, и прошу меня извинить. Время довольно позднее, мне предстоят еще дела. Так что, может быть, вы все-таки представитесь?

— С удовольствием. Андрей Петрович Мальков, к вашим услугам. До последнего времени, к стыду своему, я пользовался псевдонимом «Малыш»…

«Не может быть! — ахнула я про себя. — Просто — быть такого не может! Знала я, конечно, что Ирка — мастер, но чтобы из безнадежной орясины эдакое сотворить… А почему, собственно, только Ирка? А я? Да если бы не я!»

Я горделиво приосанилась:

— Андрюш… Простите, Андрей Петрович, я вас поздравляю! Честное слово, узнать вас невозможно! Это сверхъестественно! Как вам удалось?

— Удалось, собственно, не мне, а преподавателям, но в первую очередь — это ваша заслуга. Я многим обязан вам. Ведь по мере изменения моего имиджа происходили некоторые подвижки в бизнесе, и подвижки происходили явно в лучшую сторону. Руководство одобрило результаты, и принято решение, чтобы братва… простите, чтобы мои сотрудники прошли аналогичный курс. Несколько, естественно, упрощенный, в пределах их, так сказать, компетенций. Примите еще раз мою благодарность, и, может быть, перейдем к нашим расчетам?

Вот так всегда, горько подумала я. Какая разница — бритый затылок над кожаной курткой или модельная стрижка под фирменной кепкой? Разница только в форме: или «Гони бабки, а то замочу», или «Делиться надо, Анна Сергеевна, все люди живые». Гад он все-таки, хоть и стал симпатичным. Хоть ко мне и хорошо относится, а деньги все равно требует не поперхнувшись. И он, и Сергей Владимирович, и Иван Павлович, и Коля-экспедитор, и налоговая, и Нечипоренко, и ученый Ильенков. Только Семенякин никогда ничего не берет, разве что сумочку продуктов после каждого дежурства.

Не буду я принимать никакие благодарности, бандитом Малыш был, бандитом и остался. Брошу деньги ему в морду, а на сто тридцать семь долларов пусть как хочет, так и убивает. Только побыстрее, пока дети не вернулись.

Я достала конверт:

— Вот, Андрей. Тысяча восемьсот шестьдесят три доллара. Больше нет и не будет. Хочешь — режь, хочешь — бей, хочешь — на счетчик ставь или как там у вас положено. Один ларек я продала, а со второго больше ни копейки не вытащу — мне детей надо учить. И кормить. Все, я сказала.

— Не по-онял, — он угрожающе приподнялся.

— А чего не понял? — слетела я с нарезки: терять уже было нечего. — Нет у меня двух тысяч. Тысяча восемьсот шестьдесят три есть. Бери и иди. Счастливого тебе пути.

Вот тут-то и началось. Не стукало, не грымало: мужская истерика по полной программе. Страшное дело, должна я вам сказать.

— Значит, вот вы как обо мне подумали? Вот как, да? — по-детски обиделся Андрюша. — Значит, и вы такая же, да? Значит, если человек сидел, так он уже и попросить не может?

— Что попросить? — в голове у меня опять все перемешалась.

— Да что! Случай у меня был: «семерку», новье, за три тысячи предлагали, ее за шесть сразу же толкнуть можно. Я к вам как к человеку, в долг попросил всего-то дня на три, а вы вот так, значит… Я-то думал, вы понимаете… — он расстроился всерьез, искренне и глубоко.

О Господи! Я искательно заглянула ему в глаза:

— Андрюша, ну извини, я же не хотела. Сам подумай, звонит Юрик, говорит: Малыш, мол, велел… Сроку три дня… Я как угорелая деньги по всему городу ищу… Долгов понаделала. А что еще я могла подумать?

— Юрик?! Это Юрик вам так сказал? — взъярился преобразившийся.

— Да… Он позвонил и сказал: Малыш, мол, велел. И сроку три дня. — Я, кажется, начинала реветь. — А у меня дети. И муж. Хоть паразиты, а жалко… — На всякий случай я их все-таки обругала.

— Убью суку, — мрачно пообещал Малыш телевизору. — На ножи падлу поставлю. Простите великодушно, Анна Сергеевна, если бы вы знали, с кем работать приходится. Любое дело, козлы, испохабят!

И мы с Андреем посетовали на глупость подчиненных. Деньги он отказался брать наотрез, сказав, что машина уже ушла, а на жизнь он себе пока зарабатывает.

— Обсудим дальнейшие действия? Как вы считаете, можно ли приступать к регистрации фирмы? — спросил он, когда мы оба слегка успокоились, и вынул из кожаного бумажника пятисоттысячную купюру.

Что-то меня все равно смущало, хотя я не вполне понимала, что именно. Уже сейчас Андрей Петрович, только-только вылупившийся из Малыша, гляделся и слушался ничуть не хуже Ивана Павловича и Сергея Владимирович. Да и руководители его были, надо полагать, не хуже руководителей упомянутых. А может, это и вовсе были одни и те же люди! Но не хотелось мне узаконивать еще одного вора в законе. А уж деньги от него брать — тем более.

— Андрей, мы же с вами договорились: гонорар вы мне платите только после полного окончания работ.

— А вы полагаете, подготовительный период еще не закончен?

— Нет, конечно. Одно дело — выглядеть, другое — уметь и знать. Как у вас с бухучетом?

— Честно говоря, никак. Я понимаю, что вы хотите сказать: любой сколько-нибудь нечистоплотный бухгалтер…

— Конечно. И силовые методы контроля вам вряд ли помогут. Я думаю, еще полтора месяца вы можете потратить на подготовку? Сэкономите миллионы. И еще — язык. Надеюсь, я вас не обижу, если предположу, что вы не владеете английским?

— Боюсь, что в свое время я не уделял достаточного внимания своему образованию. Ну что ж, Анна Сергеевна, эта ситуация была прогнозируема. Я ждал чего-то в этом роде. Ждал, вероятно, потому что чувствую: готов еще не вполне. Вы можете порекомендовать мне курсы?

Отчего же! Это я, конечно, могла. И после референций и рекомендаций с нескрываемым удовольствием мы исполнили церемониал прощания, не упустив ни единого реверанса и поклона из надлежавших быть исполненными.

…Должна вам сказать, что Юрика я действительно больше никогда не видела. По слухам, он совсем сошел с круга, деклассировался и теперь торгует корейской электроникой на Южном рынке. Вы можете его там легко найти: пятый ряд от ворот и фингал под правым глазом — говорят, Андрей Петрович за этим следит.