Надо, пожалуй, начинать жизнь сначала, вяло подумала я, довлачившись от Сергея до рынка, но начать не успела. Около дверей моей конторки в полной боевой готовности, подпрыгивая и потирая руки, как вратарь на воротах, маячил Коля.
— Анна Сергеевна, ну где вас черти носят! Там вас ждут. Из этого… Из Пенсионного фонда.
Я прислушалась к себе. Странно. Известие скорее обрадовало, чем раздосадовало. Скорее взбодрило, чем добило. Странное было чувство, незнакомое, щекочущее и приятное. Похожее на охоту рвать клыками живую, дымящуюся плоть.
— Спасибо, Коля. Не дрейфь. Мне эта проверка сегодня кстати. Кажется, я хочу искупаться в крови поверженного врага!
Я похлопала по плечу ужаснувшегося Колю, бормотавшего белыми губами: «Анна Сергеевна… с людьми… там женщины…» — и вошла.
Что же я увидела? Правильно, двух дам, одну лет на десять помладше другой. Они были достаточно хорошо отмыты и в меру упитанны.
— Здравствуйте, — первой поздоровалась та, которая помладше. Она, судя по всему, была главной. — Документальная проверка за три года.
— Здравствуйте, — оскалившись в дружеской улыбке, ответила я. — Пожалуйста, только я восемь месяцев всего работаю.
— Предприятие-то зарегистрировано три года назад. Вы что, его купили?
— Вернее сказать, мне его подарили. Приятель в Штаты перебрался, так вот и отдал, можно сказать, ни за что. Но документация у меня вся есть.
Вопрос из чистого любопытства, дорогой читатель, чем дело кончилось? Вы, конечно, усмехнетесь и, не задумываясь, отмахнетесь: как бы ты ни топорщилась, штрафанут, ясно даже и ежу. На такой вопрос нынче ответит и десятилетний ребенок, поэтому попробую-ка я уточнить: а как штрафанут? За что? Вы, пробежавшись по своей жизни, небрежно похлопаете меня по плечу: был бы человек… Разденут тебя, бабонька, до нитки.
А посмотрим! И если они решат покуситься на самое дорогое… На мои ненаглядные денежки… На самое мое святое… Тогда им…
Представить чудовищную кончину нежданных грабительниц я не успела.
— Мы в общем закончили… — дружелюбно осклабилась главная, младшая. — Все у вас в порядке.
— Не может быть. Такого не бывает. — Если я и дура, то не настолько.
— Ну что вы. Действительно, за восемь последних месяцев все в порядке. Другое дело, что два с половиной года назад не перечислено взносов на два миллиона двести тысяч, — и она протянула мне акт.
Я похолодела. Шутки кончились.
Черной шариковой ручкой на белой бумаге формата А4 было написано:
1. Задолженность — 2 200 000 руб.
2. Штраф (10 %) — 220 000 руб.
Итого: — 2 420 000 руб.
3. Пени (0,5 % в день за 910 дней) — 10 010 000 руб.
Итого: — 12 430 000 руб.
(двенадцать миллионов четыреста тридцать тысяч рублей)
— Вы пени сегодня можете уплатить? — сочувственно спросила старшая. — Их бы вам остановить, а то еще нарастет.
— Вы… это… серьезно? Откуда у меня такие деньги? Вы же все видели! У меня такие суммы и не ночевали!
— А мы-то что можем сделать? — пожала плечами младшая. — У нас инструкция.
— Послушайте, — взмолилась я, — это же не по моей вине!
— Мы вас понимаем, — добродушно сказала младшая, вынимая из сумочки косметичку.
— Послушайте, — вскричала я, — у меня только шесть миллионов!
— А мы-то при чем? — терпеливо спросила младшая, доставая зеркальце.
Старшая, густо покраснев, смотрела в сторону.
— Послушайте, — зашептала я, — а что мне делать?
— Как что? Платить придется, что еще, — сказала младшая, подкрашивая губы.
Сейчас, как же. Разбежались! Удавлюсь, а ни копейки не отдам!
Кровавая пелена гнева застлала мои глаза. Комбинации, одна другой изощреннее, хладнокровно оценивались негодующем мозгом.
Вдруг меня осенило.
— Послушайте, — риторически спросила я, — это ведь потому Алексей и уехал, правда?
— Какой Алексей? — уже брезгливо поинтересовалась младшая, закрыв косметичку. — Вы, в кого ни ткни, — все без денег. Однако на метро на работу, кроме нас, никто не ездит.
— Я потому не езжу, что рядом живу. Мне пешком пятнадцать минут, а на метро дольше получается, — объяснила я. — Алексей-то — умница… Это он мне предприятие продал и уехал. Интересно, ему там статус дали? Маразматического беженца? Понимаете, — уведомила я дам, — люди бегут из родной страны, потому что жить невозможно — кто из-за политики, а кто — из-за маразма. Русским сейчас статус политического беженца получить трудно, потому что у нас свобода и демократия. А вот принимает ли в расчет мировое сообщество градус российского маразма?
— Пожалуй, нет, не принимает, — подумав, продолжила я. — Маразм — новое явление в геополитике. С ним незнакомы Международный валютный фонд и страны «Большой семерки». Правда, она теперь — «Восьмерка». Поэтому есть шанс, что маразм станет-таки предметом стратегических интересов сверхдержав. Тогда Америка признает Алексея, и у него появятся перспективы.
— Но вот появятся ли они у нас? — обстоятельно анализировала я. — Вероятность есть, но небольшая. Грандиозный эксперимент, участниками коего мы все являемся, заключается вот в чем: может ли отдельно взятая особь выплыть из волн маразма или, упившись маразмом, особь пойдет на дно? Давайте подумаем вместе, — обратилась я к аудитории и спросила младшую: — В каком году вы родились?
— В пятьдесят шестом, — не соврала она от неожиданности.
— Что и требовалась доказать! — торжествующе объявила я. — Ведь я — того же года. А теперь сравним. Положим, фигурально выражаясь, на одну чашу весов вас, а на другую — меня. И что же мы увидим? С точки зрения плавания в маразме?
Младшая удивленно выкатила глаза, а старшая, не выдержав, тихонько прыснула.
— Мы увидим, — повысила я голос, чтобы задушить нерегламентированный прыск, — на одной чаше молодую, красивую, умную женщину, хозяйку своей судьбы, квалифицированного специалиста, которого уважают коллеги и ценит руководство.
Младшая молодела на глазах.
— Обратимся к другой чаше, — презрительно развернулась я лицом к себе. — Вроде бы тот же возраст, те же социально-экономические условия формирования, но каковы итоги? Каковы? Постыдные долги Внебюджетному фонду, дрязги с заказчиками, несложившаяся личная жизнь, трое безответственно рожденных детей — вот она, оборотная сторона современного этапа маразма! — Я прикусила нижнюю губу, отвернулась и осуждающе покачала головой.
Старшая, которую, судя по всему, вот-вот должны были уволить за профнепригодность, заволокла глаза слезами и стала вместе со стулом двигаться к выходу. Младшая, брезгливо осмотрев меня снизу доверху, тяжело вздохнула и тихонько посовещалась с товаркой:
— Ну что, может, не будем ее топить?
— Не топите меня, пожалуйста! — истово попросила я. — Еще одна попытка, еще один рывок! Все восемь месяцев я боялась одного: недоплатить! И надо же было так вляпаться, — совершенно искренне закончила свою импровизацию.
Старшая, облегченно вздохнув, предложила:
— А давай не заметим? Все-таки это не она виновата…
Ей-богу, выпрут ее скоро! Такие долго не работают.
— Ты что, план не собираешься выполнять, заступница народная? Тебе премии не нужны, конечно. Сама не живешь и другим не даешь, — обиделась младшая и обратилась ко мне: — Ладно уж… За восемь-то месяцев пени сможете заплатить?
— Да! — радостно согласилась я. — Это, честно признаюсь, мне по силам, и я бы заплатила, но — увы! Увы! Не имею права.
— Вот, смотрите, — я выложила перед младшей бумаги. — Опытный Алексей, хлебавший маразм с момента его новейшего всплеска, настоял внести в договор купли-продажи пункт о своей личной ответственности по всем долгам предприятия до момента продажи. А вот, — я достала другое бумажье, — надлежащим образом зарегистрированное дополнение к уставу.
— Таким образом, — обратилась я к младшей, — парадоксальность ситуации заключается вот в чем: я глубоко сочувствую блеску и нищете Пенсионного фонда. Но помочь ничем не могу. К сожалению, конечно.
Возьму на себя смелость посоветовать: когда вы купаетесь в крови поверженного врага, соблюдайте сугубую вежливость. Сугубую!
— Так вы отказываетесь платить? — металлически спросила младшая.
— Не отказываюсь, нет, — услышала она проникновенный ответ, — я бы с удовольствием, но законного права не имею. Обращайтесь в Америку, штат Нью-Джерси. Розыск экономического преступника, нанесшего России ущерб в полторы тысячи долларов, поставит на уши Интерпол. Это еще что! — утешила я потрясенных слушательниц. — А если бы проклятый казнокрад укрылся в бескрайней сельве?
Старшая восхищенно посмотрела на меня, а младшая понимающе спросила:
— Вы издеваетесь, что ли?
— Это не я, — отвергла я инсинуацию. — Это маразм, но все по закону. А что же вы думали, за открытое общество и интеграцию в мировую экономику никто не должен платить? Да и Бог с ним, с Алексеем. Он — ваша проблема. А мне, честной налогоплательщице, нанесен серьезный ущерб. Брошена тень на мою кредитную репутацию. Обсудим размер компенсации? В порядке, так сказать, досудебного урегулирования?
Дам как ветром сдуло.
Я сладко потянулась, свернулась в кресле клубочком и сыто замурлыкала.