«Находят и иголку...»

Чуть забрезжил рассвет, как отряд вновь вышел на поиски.

По распоряжению Серёгина с одной из лошадей сняли вьюки, она была осёдлана, и Морозов взгромоздился на неё. У механика ещё побаливала нога и зудело лицо, хотя мазь Болотова в самом деле оказалась чудодейственной.

Вскоре в небе показались самолёты; они шли парами и тройками на небольшой высоте.

– Летают! – сказал Морозов, провожая взглядом самолёты. – Значит, ещё не нашли машину. Ищут.

По мнению бортмеханика, «Кречет» упал за высокой конусообразной сопкой, видневшейся впереди.

– До неё километров тридцать, а то и поболе, – заметил Серёгин. – За день по такой местности не дойти!

– Так далеко? – усомнился Морозов. – Кажется, что мы у самого подножия стоим. Я уверен, что самолёт рухнул за горой. Соколов не мог далеко улететь на горящей машине.

Пограничники, растянувшись цепочкой метров на четыреста вширь, тщательно «прочёсывали» тайгу. Шли медленно, осматривая каждую кочку, заглядывая в каждую яму, спускались в каждый овраг. Рекс носился впереди, спугивая птиц и зверюшек.

Наступили сумерки, но ни самолёт, ни второй его пилот не были обнаружены.

Весь следующий день ушёл на обследование горы и не дал никаких результатов.

Самолёты, как и накануне, на бреющем полёте носились над тайгой.

Морозов с каждым часом становился всё мрачней и раздражительней, хотя нога у него совсем перестала болеть и он уже не ехал верхом, а шёл в цепи с бойцами.

– Пока мы его ищем, Юсуп умрёт с голоду, – жаловался механик майору. – А может быть, он лежит где-нибудь поблизости, раненый, беспомощный?

– Мы делаем всё возможное, – отвечал ему Серёгин. – Найти человека в тайге так же трудно, как иголку в стоге сена. Но бывает – находят и иголку... Когда это очень нужно!

В одном из бесчисленных оврагов были обнаружены клочья разорванного парашюта. Не стоило большого труда выяснить, в какую сторону ушёл парашютист. Рекс, старательно обнюхав клочья серебристой ткани, взял след. До захода солнца оставалось часа два. Нельзя было терять ни минуты. Морозов еле поспевал за Серёгиным и его бойцами, сразу забывшими про усталость.

Пёс петлял между деревьями. Временами он останавливался, и пограничники убеждались по еле заметным признакам, что на этом месте отдыхал человек.

След привёл к маленькому озерку. На противоположном берегу его поднимался к серому небу дымок от костра.

– Осторожно, – предупредил майор. – Это может быть не лётчик, а диверсант, которого, кстати сказать, нам тоже надо найти. Двигаться бесшумно! Приготовить оружие!

Собака ступала так же осторожно и тихо, как и люди. Озерко обошли с правой стороны и подошли сзади к человеку, сидевшему на корточках перед костром. На голову его была натянута голубая трикотажная рубашка. Одет он был в такую же замшевую куртку, как и Морозов. Заслышав хруст валежника, человек вскочил, стряхнул с головы рубашку, и стало видно его обросшее иссиня-чёрной щетиной исхудалое лицо с ввалившимися реками и несколько выдающимися скулами, большие, чуть скошенные мутные глаза.

Майор шагнул вперёд:

– Товарищ Рахимов?

Человек от неожиданности вздрогнул, но тотчас же, взяв себя в руки, спокойно ответил:

– Да, я Рахимов!

Лётчик опустил перочинный нож с насаженной на остриё лягушкой и улыбнулся совсем детской, открытой и подкупающей улыбкой.

– Как говорится, на обед пичужке довольно и мушки... А мне – лягушки. Вот собрался закусить.

– Закусить мы найдём что-нибудь повкуснее, – улыбнулся в свою очередь Серёгин. – Мы вас давно уже...

Окончить фразу не дал ему подоспевший Морозов. С радостным криком: Юсуп! Юсуп! – он бросился к лётчику.

– Азиз дустим – любезный друг! – в свою очередь крикнул Рахимов.

Друзья расцеловались. Затем Морозов, чуть оттолкнув от себя Рахимова, придирчиво осмотрел его:

– Живой! Здоровый! Правда, хорош! Ничего не скажешь!

– Ну, знаешь, с тебя сейчас тоже только портрет писать! Впрочем, как говорят: «Халат лучше новый, а друг старый». У вас поесть чего найдётся? Во сне и то всё время видел чайхану на старом ташкентском базаре; там плов замечательный, а шашлык какой! Дайте пожевать!

После короткой остановки, во время которой Рахимова накормили жидкой кашицей (больше ничего нельзя было дать для начала изголодавшемуся человеку), поисковый отряд к полудню вышел на поляну, заросшую сочной травой и багряными цветами сараны. Поляна была такая круглая, словно природа пользовалась при её создании циркулем.

Только что полученная радиограмма из штаба уведомила, что Москва выносит всей группе благодарность и предписывает продолжать поиски самолёта.

– Нам в помощь пришлют «У-2», – сказал майор Рахимову.

– Когда нет скакуна, то и битюг пригодится.

– Я думаю, на этой вот поляне подходящее место для базы, – продолжал Серёгин. – Для лошадей тут корм хороший. Как вы считаете, можно здесь подготовить площадку для приёма самолёта? Отсюда и начнём обследовать район во всех направлениях, километров на сто в глубину. Товарищей ваших найдём обязательно.

– Разве скоро найдёшь в таких дебрях, – проворчал Морозов. – Неужели погибли? – сказал он и сам возразил себе: – Нет, я уверен, Соколов спасся; такой смелый человек и такой опытный лётчик! В каких только перелётах не бывал. Пятнадцать лет я с ним летаю.

– Чудес не бывает, – тихо заметил Рахимов.

– Бывают! В авиации бывают! – запальчиво возразил механик. – Сам знаешь!

Рахимов взял у майора карту и сосредоточенно стал её рассматривать:

– Вы правы, товарищ Серёгин. Именно здесь мы найдём машину, или... или то, что от неё осталось. Дальше этих мест Соколов не мог дотянуть.

Хотя нещадно палило солнце, в долине не тревожили комары и мошкара. Гнус остался позади, в густых кустарниках.

Рахимов и Морозов, с разрешения Серёгина, взяв по винтовке, отправились бродить вокруг долины.

– Может, козу какую подстрелим для шашлыка, – как бы невзначай сказал, улыбаясь, лётчик.

Они пересекли долину и несколько углубились в чащу. К обычным лесным запахам смолистой хвои и прелой листвы здесь примешивался какой-то неприятный, сладковатый душок.

– Дохлятиной пованивает, – сказал Рахимов.

– Охотник, вероятно, ободрал зверька, а тушку бросил, – высказал предположение Морозов.

– Промысловики в такую глушь не заходят. Да и сейчас пушные звери линяют, добывать их нет смысла.

– Я не охотник, откуда мне знать, кого и когда можно бить. Я только знаю, если на меня нападёт медведь, я не задумываясь его шлёпну.

Ветерок, дувший из глубины леса, доносил всё усиливающийся противно-приторный запах.

За кустами послышалась какая-то возня и чавканье, или это только показалось?

Друзья раздвинули колючие ветки.

– Тише! – остановил механика Рахимов. – Видишь, собаки и здоровые какие! Больше Рекса. Откуда они тут взялись?

– Да ведь это волки! – прошептал Морозов, схватив за руку товарища. – Матёрые!

Рахимов вскинул винтовку, но выстрелить не успел: два волка скачками скрылись за деревьями.

– Ты что, хотел стрелять? – с усмешкой спросил Морозов.

– А как ты думал!

– Охота ведь сейчас запрещена. Волки линяют! – поддел лётчика механик. – Пойдём лучше.

– Пойдём посмотрим, чем они там закусывали?

За кустами лежал бурый медведь. Волки, как видно, давно уже тут пировали. Смердело так, что друзья поспешили убраться восвояси.

Когда лётчики вернулись без трофеев с охоты, Серёгин в шутку спросил:

– Посылать бойцов за козами? Столько настреляли, что сами не донесли!

– Ничего, кроме дохлого медведя да пары волков, не встретили, – буркнул Морозов.

– Медведь? Волки? – заинтересовался майор. – Где вы их видели?

– А вот на той стороне! – Морозов махнул рукой.

– Медведь старый или молодой?

– Раз издох, значит, старый.

– А может, его застрелили?

– Если застрелили, то шкуру бы сняли, – заметил Рахимов.

– Ну, это как сказать, – ответил Серёгин. – Пойдёмте, посмотрим.

– Если это вам доставит удовольствие.

– Есть серьёзная причина, – сказал майор. – Мы, пограничники, обязаны не оставлять без внимания ни одной мелочи. Может быть, человек, обороняясь, убил медведя? Не исключается, что это были ваши товарищи лётчики. А возможно, и те диверсанты, которых мы ищем.

Бойцы повернули медвежью тушу. Серёгин превратился на время в патологоанатома. Остро отточенной финкой он долго кромсал голову зверя и с радостным возгласом извлёк из неё пулю.

Другую пулю нашёл старшина. Он достал её из земли в том месте, на котором лежал зверь.

– Вот видите, совсем не зря мы сюда пришли, – сказал Серёгин, показывая две пули. – Калибр «8,45». Не из нашего пистолета стреляли, а из заграничного. Медведь совсем молодой и был завидного здоровья. Убили его выстрелом в голову, второй раз стреляли для страховки, когда зверь повалился. Пуля прошла насквозь и углубилась в землю. У товарища Соколова был какой пистолет?

– «ТТ» –в один голос ответили Морозов и Рахимов. – Но он во время пожара висел в пилотской рубке.

– Значит, стрелял диверсант.

– А вы можете определить, когда это случилось? – спросил крайне заинтересованный Рахимов.

– Судя по тому, как разложился труп, – неделю или дней пять тому назад. Нелегко найти след.

– Теперь даже и Рекс не поможет – след выветрился, – заметил Клюев.

– Важно, что мы на правильном пути, – уверенно сказал Серёгин. – Диверсант тут был, это факт, – и, немного подумав, добавил: – Что ж, будем искать, а сейчас нужно выяснить, откуда он пришёл сюда и куда направился, а также зафиксировать точно след. Товарищ Клюев, возьмите в помощь Шмакова и ещё двух бойцов, обследуйте всё вокруг.

– Есть, товарищ майор, – ответил сверхсрочник, – будет сделано. – Разрешите, на всякий случай, взять с собой Рекса.

Вскоре послышалось урчание авиационного мотора.

– Летит! – закричал механик Морозов. – «У-2» летит! – В долине уже горели три костра, указывая место посадки.

Через полчаса лётчик Рахимов пошёл в качестве наблюдателя в первый разведывательный полёт.

Район, где должны производиться поиски, был разбит на секторы. Решили, что над каждым участком лётчик будет летать так же, как при опылении лесов или полей: на высоте в пятьдесят-сто метров.

Первый двухчасовой полёт ничего не дал. Во втором полёте наблюдателем был Морозов. Хотя время уже подходило к вечеру, но им повезло: километрах в двух, за большими зарослями, они нашли поляну гораздо большую, чем та, с которой поднялись. «Отсюда «Ли-2» свободно может взлететь», – подумал Морозов.

На четвёртом заходе лётчик и механик одновременно увидели пепелище. Механик попросил пилота покружиться над пожарищем.

– А вдруг мы увидим командира и штурмана!

Надежды не оправдались.

Кругом ни одной живой души.

Вернувшись, бледный, взволнованный Морозов вышел из машины и крепко сжал руку Рахимова.

– Мужайся, Юсуп! Они погибли. Только что видел остатки самолёта.

– Где? – всё, что мог произнести лётчик.

– Отсюда километра два-три, сейчас пойдём.

Серёгин и Морозов шли впереди, освещая путь карманными фонарями. Люди приблизились к куче обгоревшего металла и пепла, к тому, что совсем недавно было краснокрылым красавцем самолётом.

Приблизились пограничники. Все стояли молча, сняв фуражки.

Морозов впился глазами в груду скрюченных металлических обломков, стараясь разглядеть в них знакомые детали машины, которую он так хорошо знал и любил, и вдруг вскрикнул:

– Вон там – рука!

Чёрная обугленная рука с растопыренными пальцами торчала из кучи пепла.

– Утешать трудно и не нужно, – тихо сказал Серёгин. – Все мы разделяем ваше горе.

На рассвете приступили к работе. Из-под обломков извлекли два совершенно обугленных трупа и бережно положили их чуть поодаль на траву.

Пограничники стали на траурную вахту у тел лётчика Соколова и штурмана Гришина.

Обширная поляна, на которой сгорел «Кречет», в эти дни превратилась в аэродром. То и дело опускались и поднимались зелёные, похожие на стрекоз, У-2. Из Москвы прилетели два больших транспортных самолёта. На них прибыли члены комиссии по перелёту обследовать на месте причины катастрофы. Доставили в тайгу цинковые гробы. В них запаяли тела погибших.

Воздушные корабли поднялись в воздух и взяли курс на запад. Простившись с пограничниками, улетели Рахимов и Морозов. Бойцы стояли молча на старте, провожая глазами самолёты, пока чёрные точки не растворились в небе.

Одно задание выполнено: потерпевшие аварию лётчики, живые и мёртвые, отправлены в Москву. Теперь надо все силы бросить на поиски диверсантов. По их следу по приказу майора идёт поисковая группа во главе со сверхсрочником Клюевым. Она отправилась сразу же после того, как был найден сгоревший «Кречет». И пока Серёгин с оставшимися бойцами находились на месте аварии, наверное, уже ушла на порядочное расстояние, если только не потеряла след.

«Сверхсрочник в разведке не новичок», – думал Серёгин, вспоминая обстоятельный доклад Клюева, сделанный им ещё до прибытия самолётов. Он обследовал поляну, на которой нашли остатки «Кречета», и её окрестности.

Невысохшая после ливня трава кое-где сохранила отпечатки примявших её ног. На муравьиных кучках отчётливо были видны оттиски подошв.

– Человек, убивший медведя, – докладывал Клюев, – сначала шёл ровным шагом, потом остановился, вдруг сорвался и что есть духу бросился к самолёту.

– Может быть, человек увидел пожар и побежал, чтобы спасти кого? – спросил Серёгин.

– Вполне возможно, – согласился Клюев. – След, оставленный грубым сапогом, примерно сорок третьего размера, тут у пожарища исчезает. И, что странно, откуда-то появляется другой человек. Этот носит сапоги сорокового – сорок первого номера. Ошибки быть не может, следы совсем разные. Не только размер и форма подошвы другие, но и походка. Один ходит тяжело, глубоко вдавливает ногу в землю, это особенно отчётливо видно по оттискам на муравьиной куче, другой ступает легко. Мы, конечно, засняли все эти следы. Должно быть, нарушитель границы опустился где-то поблизости.

– А где же парашют? – перебил старшину Серёгин.

– В том-то и дело, что всё вокруг обшарили, а парашюта не нашли.

– Таинственная история! – чуть улыбнувшись, сказал майор.

– И поведение этого парашютиста довольно странное, – продолжал Клюев. – Как видно, он не спешил уходить отсюда. Сколько он провёл здесь времени, установить трудно. Но, очевидно, он упал и лежал около сгоревшего самолёта, потом обошёл его.

– Ну, предположим, – думал Серёгин, – что этот неизвестный пока нам человек переобулся, сменил тяжёлые сапоги на более лёгкие. Это ничего, что обувь разного размера – яловые сапоги всегда натягивают на портянки, поэтому их выбирают побольше, посвободней. Но зачем он стал менять сапоги? Тайга не асфальтированная улица, по которой хочется прогуляться в тонких хромовых сапогах! Здесь куда удобней передвигаться в грубой, прочной обуви. К тому же нарушитель, прыгая с парашютом, вряд ли захватил с собой целый гардероб. Даже если бы в его вещевом мешке была запасная пара сапог, он приберёг бы её для города. Молодец Клюев! Обратил внимание на то, что человек в больших сапогах ступал, широко расставляя ноги, носками внутрь, а у хозяина сапог сорок первого размера – носки смотрели в стороны и шаг был поменьше. Конечно, здесь побывал не один человек, а двое. Откуда они взялись и куда делись?

Если допустить, что оба человека спустились с неба, а эта версия была наиболее вероятной, то куда же всё-таки девались их парашюты? Неужели сумели так ловко спрятать, что бывалым пограничникам не удалось их найти? А может быть, сожгли на костре? Но в таком случае остались бы металлические кольца, крепления строп? Странно всё, очень странно. Два человека топтались на небольшом участке, по соседству друг с другом, но, как видно, не встретились. Во всяком случае следов двух людей рядом нигде не было видно. И вообще хозяин сапог сорок третьего размера дошёл до пепелища и исчез. Словно испарился в воздухе. Конечно, трава – не топкая глина, следа долго не сохраняет, и вполне возможно, что отпечатки подошв больших сапог снова появятся где-нибудь дальше в тайге. Всё возможно. Вот ведь путь человека в обуви сорок первого размера удалось восстановить от самолёта до убитого медведя. За ним идёт сейчас Клюев с его группой. От них всё сейчас зависит. Только настойчиво доведённый до конца поиск даст возможность расшифровать эти загадочные следы.

Надо скорей идти за клюевской группой. Вероятно, диверсанты недалеко. И как только самолёты скрылись из вида, майор Серёгин дал приказание немедленно свёртывать лагерь.

Загрузка...