История разведывательных служб Израиля

4 СТРАТЕГИЧЕСКИЕ СОЮЗЫ

«Мы заинтересованы в том, чтобы заключить с вами соглашение о сотрудничестве», — заявил Бен-Гурион директору ЦРУ. Этот разговор произошел в Вашингтоне в мае 1951 года в помещении старого комплекса ЦРУ недалеко от памятника Линкольну. Израильский премьер находился в США с частным визитом впервые после достижения Израилем независимости. Бен-Гурион занимался сбором средств для Израиля и продвижением первого выпуска государственных облигаций Израиля. Он также использовал этот визит в дипломатических целях.

«Старик» встретился с президентом Гарри Трумэном, ему также была организована тайная встреча с директором ЦРУ генералом Уолтером Смитом и его помощником Алленом Даллесом. Еще до отъезда Бен-Гуриона из Израиля Рувен Шилой, в то время еще занимавший пост директора «Моссада», посоветовал премьеру предложить США сотрудничество между двумя странами в области разведки.

Это было далеко идущее предложение. В Израиле у власти были левые партии, и он считался социалистическим государством. Кибутцы, уникальные еврейские сельскохозяйственные кооперативы, построенные на принципах коллективной собственности, считались воплощением коммунистической мечты. Израильская экономика в целом основывалась на принципах коллективизма и общественной собственности на большинство средств производства. «Капитализм» и «свободный рынок» в лексиконе Израиля считались грязными словами. Но особенную тревогу у американцев вызывали симпатии Израиля к Советскому Союзу в связи со значительной помощью, которая была оказана Восточным блоком Израилю в первые дни после получения независимости.

Если бы не речь Андрея Громыко — в то время советского представителя при ООН — в поддержку идеи создания Государства Израиль, может быть, и не было бы резолюции 181, определившей раздел Палестины на два государства — еврейское и арабское. По подсказке Москвы Чехословакия и Югославия направили в Израиль вооружение и стали обучать израильских пилотов. Более того, готовность Румынии, Венгрии и Польши разрешить эмиграцию евреев способствовала их массовому притоку в Израиль.

Шилой выступал против распространенных в Израиле просоветских настроений и призывал переориентировать внешнюю политику на Соединенные Штаты. Конечной целью всех этих усилий он считал заключение договора об обороне с США и вступление Израиля в НАТО. В качестве первого шага в этом направлении он предложил установить тайное сотрудничество между «Моссадом» и ЦРУ.

Бен-Гурион и другие ведущие политики Израиля не особенно верили, что это предложение может быть принято, но считали, что попробовать все-таки стоит. Бен-Гурион был удивлен, когда генерал Смит и Аллен Даллес охотно поддержали эту идею.

Это была не первая встреча Бен-Гуриона с американским генералом. Они встречались сразу после окончания второй мировой войны, когда Смит посещал лагеря, в которых содержались те, кто пережил Холокост. В то время Смит был начальником штаба у командующего вооруженными силами союзников в Европе Дуайта Эйзенхауэра и сопровождал сионистского лидера в поездке по лагерям.

Уничтожение шести миллионов евреев в Освенциме, Треблинке, Дахау и других нацистских лагерях смерти и вид сотен тысяч уцелевших беженцев произвели глубокое впечатление на многих американских солдат, воевавших в Европе. Израиль, со своей стороны, знал, как использовать память о жертвах Холокоста тогда, когда нужно было воздействовать на эмоции. Симпатии и чувство вины некоторых политических лидеров могли быть использованы именно тогда, когда Израиль нуждался в политической или военной помощи.

Израильские дипломаты не уставали подчеркивать, что их страна должна быть сильной, чтобы не допустить нового Холокоста. Это была в известном смысле игра на кошмарных страданиях, которые принесла война, страданиях, которые навечно останутся в истории. И это приносило результаты. Среди тех, кого удалось убедить, были Смит и Даллес. В Вашингтоне Бен-Гуриону удалось договориться с руководителями ЦРУ о незамедлительном начале переговоров с целью установления сотрудничества.

Спустя месяц, в июне 1951 года, в Вашингтон отправился Шилой, который окончательно согласовал детали официального, хотя и секретного соглашения. У него были обстоятельные встречи с генералом Смитом, а также с Джеймсом Джизусом Энглтоном.

На Энглтона Холокост произвел тоже очень глубокое впечатление, а он принадлежал к числу людей, упорно работающих в том направлении, которое вызывает у них интерес. После несчастливого детства, проведенного в Аризоне, климат которой должен был помочь лечению открывшегося у него туберкулеза, Энглтон в 1933 году в 16-летнем возрасте переехал в Италию, где его отец получил работу в Милане. После нескольких лет, проведенных за границей, Энглтон возвратился в США и поступил учиться в Йельский университет, где со временем стал издавать литературный журнал в компании довольно колоритных личностей, включая Эзру Паунда и Арчибальда Маклейша.

В 1943 году один из его преподавателей в Йеле завербовал Энглтона для работы в Управлении стратегических служб США, в организации, где было достаточно много эксцентриков и интеллектуалов. Эта организация была просто создана для Энглтона. Он отличался подозрительностью и всегда искал скрытый смысл вещей и событий.

Энглтон служил в аппарате УСС в Великобритании и Италии, где он занимался вербовкой агентуры и выявлением нацистских подпольных групп. В числе его лучших источников в Италии были агенты «Алии-Бет», занимавшиеся контрабандным ввозом евреев в Палестину.

Возможности еврейского подполья и его представителей в Европе произвели на Энглтона большое впечатление. Позже один из них, Тедди Коллек, вспоминал: «Джим видел в Израиле верного союзника, когда верность идее стала редкостью». Он знал, что ранние попытки сионистского подполья установить контакт с американской разведкой срывались англичанами, которые все еще управляли Палестиной. Энглтон был удовлетворен, когда в 1951 году ЦРУ удалось заключить с Шилоем соглашение о сотрудничестве.

Соглашение заложило основы сотрудничества в области обмена стратегической информацией между ЦРУ и «Моссадом» и обязывало их информировать друг друга по вопросам, представляющим взаимный интерес. Стороны обязались не вести разведку друг против друга и обменялись офицерами связи, которые должны были действовать под прикрытием посольств в Вашингтоне и Тель-Авиве.

Однако для реализации этого соглашения оставалось преодолеть одно серьезное препятствие. Энглтон, назначенный начальником контрразведки ЦРУ, был одержимым противником коммунизма. Несмотря на его восхищение еврейской агентурой в Европе, он считал, что Израиль — с его социалистическими целями и связями с советским блоком — представлял довольно серьезную угрозу безопасности.

Энглтон опасался, что эмиграция евреев из Восточной Европы позволит советским шпионам проникнуть в Израиль и использовать его как трамплин для работы против Запада. Коммунистические власти могли легко шантажировать этих эмигрантов, угрожая их родственникам, оставшимся в своих странах.

«Сложившаяся в Палестине смесь представителей всех стран Европы создает Советскому Союзу уникальные возможности для проникновения в стратегические районы, — отмечалось в одном из меморандумов Госдепартамента США. В этой связи американские военные атташе в Израиле должны хорошо знать советскую тактику и наблюдать за активностью Советского Союза в этом районе».

Вашингтон также считал, что русские целенаправленно проникали в вооруженные силы Израиля.

Шилой понимал эту озабоченность американцев и заверял их в том, что израильские службы безопасности будут проявлять бдительность. «Алия-Бет» и «Шин Бет» Иссера Харела уже и так пристально следили за евреями, прибывающими из-за «железного занавеса».

В конечном счете Энглтона и ЦРУ убедили аргументы Израиля о том, что, говоря словами Библии, «из горечи может истечь сладость», то есть новых иммигрантов не надо бояться, их надо использовать. Эти евреи представляли самые различные слои советского общества и были осведомлены по многим вопросам науки, советского оборонного строительства, политики и экономики. Поддержание связей с ЦРУ было поручено руководящему работнику «Шин Бет» Амосу Манору, который сам был эмигрантом из Восточной Европы. С бюрократической точки зрения был достигнут странный компромисс, когда остававшийся в штате «Шин Бет» Амос Манор стал поддерживать контакт с иностранной шпионской службой.

Обе его функции удачно сочетались, когда «Шин Бет» удалось установить, что страны советского блока пытаются использовать и израильские компании в качестве прикрытия для преодоления западного эмбарго на экспорт в Советский Союз некоторых видов оборудования и технологий. Об этом Манор постоянно информировал ЦРУ и министерство торговли США.

В начале 1952 года, однако, ФБР установило, что два дипломата посольства Израиля в Вашингтоне занимаются шпионажем. Израиль заверил, что дипломаты занимались слежкой только за арабскими представителями, и скомпрометированным израильским шпионам без какой-либо скандальной огласки позволили покинуть страну.

У ФБР были серьезные подозрения в отношении Манора, который так быстро после эмиграции из Румынии сделал головокружительную карьеру в спецслужбах Израиля, и в 1952 году Бюро пыталось не допустить его в США. Однако Манора поддерживал Энглтон, и через пять недель в США для обучения на специальных курсах прибыли оперативные работники «Моссада» и «Амана».

И все же Энглтон не мог полностью избавиться от сомнений. Он направил экспертов своей контрразведки в Израиль для того, чтобы они могли на месте оценить опасность советского проникновения, и каждая такая миссия создавала проблемы, особенно для резидента ЦРУ в Тель- Авиве. Резидент, считавший себя специалистом по местным проблемам и знавший всех основных действующих лиц, видел, что эти визиты вызывали сумятицу, подозрения и нежелательные слухи. Однажды гость из ЦРУ хотел выразить озабоченность в отношении конкретного сотрудника израильской разведки, но, спутав «Моссад» и «Шин Бет», выложил эту информацию не тому агентству. Этот случай не только поставил в неловкое положение резидента ЦРУ, но разозлил многих в израильском разведсообществе — особенно гордого Иссера Харела. Какие-то американцы вторгались в его сферу, ставили под сомнение эффективность его работы и в конце концов могли предъявить какие-то претензии к нему самому.

Во всяком случае Харел считал, что американцы по- настоящему не были заинтересованы в равноправном двустороннем сотрудничестве. Они хотели в одностороннем порядке получать информацию, которой располагала израильская разведка. Харел даже подозревал, что ЦРУ может организовать заговор по типу того, что был осуществлен в 1953 году в Гватемале.

Шилой, как обычно, придерживался иной точки зрения. Даже после ухода из «Моссада» он оставался советником Бен-Гуриона по вопросам международной и региональной стратегии. Он убедил премьера, что ради упрочения союза с Соединенными Штатами стоило заплатить большую цену — допрашивать всех иммигрантов и передавать информацию американцам, пока не удастся полностью завоевать их доверие.

Американцы, со своей стороны, снабжали израильтян специальной техникой, включая подслушивающие устройства, и средства дешифрования. Израильские офицеры направлялись в США для обучения работе с этой техникой. Для наблюдения за таким сотрудничеством в Вашингтон были направлены два превосходных разведчика — оба союзники Шилоя: полковник Хайм Герцог, бывший шеф «Амана», который стал «военным атташе», и близкий друг Шилоя Тедди Коллек, занявший пост советника израильского посольства. Коллек уже обладал определенным опытом в этой сфере, до 1948 года он закупал оружие для сионистов и создавал в США группы сторонников Израиля.

Наряду с работой по укреплению союзнических отношений с Америкой израильская разведка создавала стратегические союзы ближе к своему дому. В первые же годы независимости Израиля Шилой убедился в возможности поддержания тайных контактов с соседними государствами, которые официально считались враждебными.

Как главный неофициальный дипломат Бен-Гуриона Шилой принимал участие во встрече с королем Трансиордании Абдуллой, его премьер-министром, высшими чиновниками и военачальниками. Они даже достигли молчаливого согласия о том, что палестинское государство, создание которого предусматривалось резолюцией ООН 1947 года, будет мертворожденным. Израиль захватил арабские территории, а армия Абдуллы захватила Западный берег реки Иордан. Со стороны Трансиордании, в отличие от Египта и других арабских стран, никогда не предпринималось серьезных попыток уничтожить Израиль. Король Абдулла стал не только израильским «агентом влияния» в арабских странах — термин, означающий иностранного политического деятеля, цели которого совпадают с целями вашей страны, — но и платным агентом. Его еврейские хозяева заплатили 10 тыс. долларов США за его услуги. Только гибель Абдуллы в июле 1951 года от руки убийцы не позволила ему подписать мирный договор с Израилем.

В марте 1949 года в Сирии произошел военный переворот, и власть захватил начальник штаба вооруженных сил полковник Хосни Займ, предложивший мир Израилю. Однако события стали развиваться столь стремительно, что это щедрое предложение так и нс было реализовано. Только спустя несколько десятилетий стало известно, что Хосни Займ был платным агентом американской, французской и даже израильской разведок. Осуществленный им переворот произошел при содействии агентов ЦРУ. У Израиля также были подобные, основанные на подкупе, контакты в египетском и иракском руководстве.

Шилой, однако, понимал, что способность израильских агентов получать доступ к арабским лидерам не могут изменить основных политических и стратегических реалий на Ближнем Востоке, что наиболее последовательные арабские страны будут продолжать ненавидеть Израиль и поддерживать постоянное состояние войны.

Шилой также знал, что на Ближнем Востоке существовали еще и другие этнические и географические факторы. Внутреннее ядро арабских стран было окружено более рыхлой периферией неарабских стран, а в самих арабских странах были религиозные и национальные меньшинства. Можно было установить дружеские отношения с этими периферийными странами, а также с представителями меньшинств, которые так же, как Израиль и западные страны, были недовольны ростом арабского национализма и радикализма. В целом эту концепцию можно было свести к изречению: «Враги моих врагов — мои друзья».

Любой, кто выступал против или боролся с арабским национализмом, считался потенциальным союзником Израиля: маронитская община в Ливане, друзы в Сирии, курды в Ираке, христиане Южного Судана — все, кто страдал от угнетения со стороны исламского большинства. Жители Ирана, исповедовавшие ислам, тем не менее всегда с гордостью подчеркивали, что они не арабы, а персы. Концепция поддержания контакта со всеми этими периферийными силами была известна израильским лидерам как система «периферийных союзов», и первую скрипку в этой тайной дипломатии играло разведсообщество Израиля.

Поддерживая контакт с представителями курдского меньшинства в Южном Ираке, работники израильских спецслужб шли по стопам самого Шилоя, который еще в 1930-х годах работай с курдами как журналист. Эти обитатели гор вели непрерывную борьбу с центральной властью за автономии, и их наиболее прямые контакты с «Моссадом» имели место в 1960-х годах, когда «Моссад» обучал курдских боевиков. Член израильского кабинета министров Арьех (Лова) Элиав, бывший оперативный работник «Алии-Бет», в 1966 году проехал на осле через горные перевалы, чтобы доставить полевой госпиталь курдским друзьям. Они помогли трем тысячам евреев бежать из Ирака.

К востоку от границы, в Иране, представитель «Алии- Бет» Сион Коэн рассматривался властями как фактический представитель израильского правительства. Шах Ирана как лидер исламской нации никогда не устанавливал дипломатические отношения с Израилем, но он с уважением относился к борьбе Израиля с более крупными арабскими странами и разрешил прямые полеты из Тегерана в Тель-Авив для вывоза евреев из Ирака на историческую родину.

Главной целью контактов Израиля с Ираном было стимулирование произраильских и антиарабских настроений в местных правительственных кругах. Эти отношения были достаточно глубокими и многогранными. «Моссад» и «Шин Бет» помогали в подготовке иранских военнослужащих и агентов «Савак» — государственной службы разведки и безопасности Ирана. Представители «Савак» были частыми гостями в Израиле и помогали переправлять помощь, предоставлявшуюся Израилем, в мятежные районы Курдистана.

«Моссад» довольно часто получал помощь от американского ЦРУ и «МИ-6», службы внешней разведки Великобритании. К этому времени американцы разочаровались в Насере и после Суэцкой кампании 1956 года отказались от тайного сотрудничества с режимом.

Англо-американские усилия по втягиванию Израиля в прозападный союз стали особенно заметными после 1958 года, когда антизападный, пронассеровский национализм стал добиваться заметных успехов. Сторонникам Насера почти удалось взять под контроль Ливан. В Ираке полковник Абдель Карим Касем захватил власть после убийства Нури-ас-Саида и членов королевского хашимитского двора. Такая же угроза подстерегала хашимитских правителей в Иордании.

Вашингтон и Лондон старались склонить Израиль к участию в двух региональных группировках: «северном ярусе», связывающем Израиль, Турцию и Иран, и в «южном ярусе», связывающем Израиль с Эфиопией. Все эти страны были втянуты в пограничные конфликты с арабскими государствами и опасались «подрывной» деятельности со стороны Советскою Союза. Особенно это относилось к Турции.

В декабре 1957 года премьер-министр Турции принял специального посланника Израиля Элиаху Сассуна и договорился с ним о последующей встрече представителей разведок двух стран. Израильскую делегацию возглавлял Шилой, хотя в то время он уже несколько лет как не занимал в «Моссаде» никакого официального положения. Премьер-министр Бен-Гурион и министр иностранных дел Голда Меир считали, что Шилой был наиболее подходящим человеком для такого рода тайных дипломатических миссий.

28 августа 1957 г. сам Бен-Гурион в сопровождении Шилоя и начальника штаба вооруженных сил вылетел в Анкару для встречи с Мендересом. Появление Бен-Гуриона в Анкаре объяснялось «вынужденной посадкой» в связи с тем, что у его самолета якобы возникли проблемы с двигателем. Конкретным результатом этих переговоров явилось совершенно секретное соглашение о всестороннем сотрудничестве между «Моссадом» и Турецкой службой национальной безопасности. Примерно в это же время «Моссад» заключил аналогичный пакт с иранским «Саваком».

В конце 1958 года три спецслужбы создали трехстороннюю организацию под названием «Трайдент», которая предусматривала регулярные, раз в полгода, встречи руководителей спецслужб своих стран. Среди проблем, которыми занималась эта организация, была деятельность советской разведки на Ближнем Востоке. Турция делилась с «Моссадом» информацией о намерениях радикальных арабских режимов в отношении Израиля, которую ей удавалось получать в Сирии. «Моссад» оказывал содействие в подготовке кадров для иранской и турецкой спецслужб в области контрразведки и специальной техники.

Тайная альтернативная дипломатия Израиля стремилась к достижению аналогичных успехов и на «южном ярусе». Особый интерес для Израиля представлял Судан, расположенный к югу от его основного противника — Египта. В 1954 году, когда к власти в Каире пришел Насер, Судан находился в процессе обретения независимости. Хартумские политики были обеспокоены вмешательством Насера во внутреннюю избирательную кампанию с его призывами к «единению долины Нила». Они опасались, что Египет может просто «проглотить» Судан.

Члены популистской партии «Умма» и националистического движения «Махдия» ринулись в Лондон, надеясь получить гарантии Великобритании от вмешательства Египта. Планы Насера по национализации Суэцкого канала и изгнания британских войск давали основание надеяться, что симпатии англичан будут на стороне Судана. Посланцы также делали ставку на то, что Энтони Иден ненавидел Насера.

Однако суданская делегация осталась неудовлетворена реакцией англичан. Представители «МИ-6» выражали симпатии, но министерства иностранных дел и по делам содружества были склонны искать пути умиротворения Насера. В ходе переговоров с «МИ-6» суданцы заявили, что они готовы «пойти на союз с дьяволом» ради того, чтобы поставить заслон экспансионизму Египта, чем побудили англичан предложить им пойти на контакт с «шайтаном» арабского мира — Израилем. Британцы свели суданцев с израильским дипломатом Мордехаем Газитом.

Газит, занимавший в то время пост первого секретаря израильского посольства в Лондоне, ранее был сотрудником политического департамента министерства иностранных дел. Он не подал в отставку в ходе «бунта шпионов» и продолжал работать даже после роспуска департамента. Газит охотно встретился в фешенебельном отеле «Савой» с суданским посланцем Сидки эль-Махди и обсудил несколько вариантов совместных действий против Насера. В качестве вознаграждения суданцам обещали оказать содействие в развитии хлопководства, в чем Израилю удалось накопить большой опыт.

В Хартум зачастили представители различных израильских партий и группировок, но вместе с этим продолжались тайные контакты. Своего апогея эти тайные переговоры достигли в августе 1957 года на встрече в Париже министра иностранных дел Израиля Голды Меир и премьер-министра Судана Абдуллы Халиля. Однако вскоре Халиль был свергнут и этот контакт прервался.

К востоку от Судана внимание израильтян, американцев и англичан привлекала Эфиопия которая в 1950-х годах была достаточно стабильной и проводила прозападный курс. Кроме того, Эфиопия занимала ключевое положение с выходом к Красному морю, что позволило ей контролировать подходы к Суэцкому каналу и израильскому порту Эйлат. Император Хайле Селассие, считавший себя потомком древнего еврейского племени Иуды и использовавший в качестве символа своей династии королевского льва, находился у власти уже более 20 лет и был поклонником израильского государства.

После открытия в Эфиопии израильского консульства за дипломатами последовали советники по сельскому хозяйству, потом преподаватели, которые помогли открыть университет в Аддис-Абебе, и, наконец, неизбежные советники по военным вопросам и разведчики. Израильтяне помогли императору в подготовке кадров для его служб безопасности, в ответ Израилю было позволено создать мощный центр радиоперехвата для контроля линий связи соседних арабских стран. «Моссад» также имел в Эфиопии крупную оперативную резидентуру. Эта резидентура продолжала работу, начатую Ашером Бен-Натаном в Джибути, только в значительно более крупном масштабе.

Соединенные Штаты и Великобритания очень ценили достижения Израиля в создании периферийных союзов, но подлинный прорыв Израиля в высший эшелон западного разведсообщества был достигнут в Европе. Израильтяне сумели опередить ЦРУ, «МИ-6», французских, голландских, бельгийских и других западных шпионов, которые рыскали по всей Восточной Европе в поисках секретного доклада. Это был секретный доклад Никиты Хрущева на специальном съезде Коммунистической партии в феврале 1956 года.

Это выступление положило конец сталинской эре, впервые раскрыв все ее ужасы: тюрьмы и лагеря, показательные процессы и убийства. Надо было лучше понять Хрущева, который к этому времени выдвинулся из рядов коллективного руководства. Нужно было тщательно оценить ущерб, нанесенный Советскому Союзу покойным диктатором. Слова нового советского лидера могли быть использованы в западной пропаганде для ослабления веры Востока в сталинизм и коммунизм.

В поисках текста выступления западные разведки пытались подкупить коммунистов из стран восточного блока, которые присутствовали на съезде в качестве гостей. Большинство иностранных гостей, однако, не были допущены на закрытое заседание 23 февраля, на котором Хрущев провел свое историческое развенчание Сталина. В зале заседаний присутствовало только по одному лидеру от каждой делегации, а это были люди, фанатично преданные Кремлю, которые никогда бы не выдали своих секретов капиталистическим шпионам.

Неудивительно, что впоследствии Аллен Даллес будет вспоминать 17 апреля как день, связанный с одним из его самых выдающихся достижений на посту директора ЦРУ. В этот день он получил текст секретной речи Хрущева от шефа своей контрразведки Джеймса Энглтона, который сообщил, что текст добыт израильтянами. Заключенное несколько лет назад соглашение о сотрудничестве между «Моссадом» и ЦРУ принесло свои плоды. И одно это уже создало «Моссаду» репутацию.

Человек, персонифицирующий «Моссад», — Иссер Харел — до сих пор остается единственным официальным лицом, настоящим или бывшим, кто подтвердил, что крошечный молодой Израиль сумел оказать ЦРУ такую огромную услугу. В своих изданных на иврите мемуарах он пишет: «Мы передали нашим американским партнерам документ: полный текст секретного доклада Первого секретаря советской Коммунистической партии. Этот факт — одно из самых значительных достижений в истории разведки». Подтверждая роль Израиля в получении этого доклада и называя это огромным успехом, Харел, тем нс менее, не раскрывает, кто и как получил этот доклад.

Трудно поверить, но имеющаяся информация указывает на то, что Харел, оказывается, сам не знал этого. Спустя несколько десятилетий трудно было проследить весь путь, по все же следы привели в Польшу к Стефану Стажевскому. В 1950-х годах он был партийным руководителем в Варшаве и в 1980-х годах сам признался, что именно он снял покров секретности с речи Хрущева.

Как рассказал Стажевский, советские партийные власти разослали текст речи нескольким избранным коммунистическим лидерам в Восточной Европе. Один экземпляр речи — 58 страниц на русском языке — курьер доставил Эдуарду Очабу, первому секретарю правящей польской партии. Тот не присутствовал на съезде и был шокирован прочитанным — полным подтверждением всего худшего, что когда-либо говорилось о Сталине.

Очаб осторожно и тайно поделился этим «святотатством», а скорее — новым «евангелием», с некоторыми польскими лидерами. Сначала им приходилось всем читать единственный экземпляр, который Очаб держал в своем сейфе. Потом он приказал перевести доклад на польский язык и отпечатать строго ограниченное число экземпляров, которые были разосланы местным партийным руководителям, в том числе и Стажевскому.

Руководитель варшавской партийной организации решил, что речь заслуживает более широкой огласки, и приказал размножить ее в тысячах экземплярах. Он же передал текст этой речи трем западным корреспондентам, в том числе журналисту по имени Филип Бен.

Уроженец Лодзи, польский еврей Норберт Нижевский уже в юношеские годы занимался журналистикой. В 1939 году с началом второй мировой войны он в возрасте 26 лет был призван в польскую армию. После разгрома Польши вместе с остатками польской армии бежал в Советский Союз, а затем южным путем с армией генерала Андерса оказался на Ближнем Востоке. Нижевский должен был воевать в составе английских вооруженных сил, но в нем заговорила еврейская кровь, и в 1943 году он осел в Палестине и вновь занялся журналистикой. Он даже сменил свое прежнее польское имя на то, что более соответствовало еврейской культуре: Норберт Нижевский стал Филипом Беном — «бен» на иврите означает «сын», а отца Норберта звали Филипом.

В период борьбы Израиля за независимость и в последующие годы Бен больше писал о международных событиях, чем о внутренних проблемах и ближневосточном кризисе. Он был одаренным международным обозревателем и в 1952 году стал работать корреспондентом французской газеты «Монд», особо специализируясь на проблемах Восточной Европы.

Бен обладал широким кругом источников, и его репутации мог позавидовать любой журналист… Бывший посол Израиля в Польше Моше Авидан вспоминает, что иностранные дипломаты часто обращались в израильское посольство за информацией, ссылаясь на то, что «ваш молодой журналист все знает». Они имели в виду Бена.

Его сообщения о рабочей забастовке в Познани в октябре 1956 года, опубликованные в «Монд» и израильской «Маарив», произвели такую сенсацию, что польские власти выдворили Бена из страны. Для этого была еще одна причина: его любовная связь с польской красавицей по имени Франка Торончик. Бен, в то время уже женатый человек, сумел нелегально вывезти свою любовницу за рубеж. После выдворения Бена польские власти заклеймили его как «агента израильской и американской разведок».

Сестра Бена, Ханна Тикичинская, вспоминает: «Он всегда был окружен ореолом таинственности». С этим согласна Франка Торончик, связавшая с Беном свою последующую жизнь. «Он умел хранить секреты и почти никогда мне ничего не рассказывал». Бен много лет был корреспондентом при ООН в Нью-Йорке и умер в 1978 году. Для публики он написал много, но еще больше нерассказанного унес с собой в могилу.

Одна из таких нерассказанных историй, по словам бывшего партийного лидера Варшавы Стажевского, касалась его роли в публикации секретной речи Хрущева. Один из давних коллег Бена по газете «Маарив» считает «вполне возможным и даже естественным», что Бен делился со службами безопасности своей страны информацией, которую он собирал во время посещения различных городов. Если бы Стажевский дал Бену речь Хрущева, она вполне могла попасть в израильскую разведку и оттуда в ЦРУ, но не в газету «Маарив» и к ее читателям.

Однако Стажевский утверждает, что он также передал текст речи корреспондентке «Нью-Йорк таймс» Флоре Льюис и ее мужу Сиднею Грасону. Флора Льюис с ее безупречной памятью вспоминает, что в 1956 году она с мужем слышали слухи о каком-то важном и секретном докладе Хрущева, но, несмотря на все усилия, они не смогли получить его текст. Стажевский утверждает, что он лично передал текст речи Филипу Бену.

Так был ли Бен секретным агентом, который добыл эту речь для Израиля и тем самым вывел еврейское государство в высшую лигу международного разведсообщества? Только один человек знает всю правду. Это руководитель израильской разведки, который большую часть своей профессиональной карьеры оставался за кулисами: Амос Манор, официальный глава «Шин Бет» во времена, когда «мемунех» Харел был верховным правителем израильского разведсообщества.

Пройдя все ступени служебной лестницы, Манор в течение 11 лет возглавлял «Шин Бет» вплоть до своей отставки в 1964 году. После этого он на протяжении четверти века занимался бизнесом, был членом совета директоров различных компаний, но очень редко говорил с журналистами. «Я никогда не обсуждал свою работу и не вижу причин отступать от этого правила», — заявлял Манор.

И одним из его выдающихся достижений было получение секретного доклада Хрущева. Аналитики разведки будут удивлены, но именно «Шин Бет» — служба внутренней безопасности Израиля — получила этот материал, а не знаменитый «Моссад» с его разветвленной сетью агентов по всему миру. Но у Манора были отличные источники в Восточной Европе, в задачу которых входило осуществление контроля за соблюдением американского эмбарго и выявление попыток внедрения агентуры советского блока в Израиль.

Один из агентов Манора в Варшаве сумел получить оригинальный русский текст доклада Хрущева и во второй половине апреля 1956 года направил его в штаб-квартиру «Шин Бет», располагавшуюся в окрестностях Тель-Авива, в Яффе. Основные задачи этого агента лежали в области контрразведки, но он (или она) получил доступ к этому докладу и направил его просто для ознакомления.

Манор нс знал русского языка и поручил одному из своих близких помощников, эмигранту из Советского Союза, перевести брошюру с текстом доклада на иврит. Манор также поручил ведущим экспертам «Шин Бет» по Советскому Союзу внимательно изучить текст и дать заключение о его подлинности. К этому времени КГБ уже приобрел репутацию службы, фабриковавшей дезинформационные документы.

13 апреля, в пятницу, укороченный рабочий день, предшествовавший еврейской праздничной субботе, шеф израильской контрразведки, сидя за своим столом в Яффе, прочел речь Хрущева. Он уже несколько недель слышал о том, что это было важное выступление и за ним гонялись американцы. Это было действительно сильное выступление, раскрывавшее глаза и а многое, что было скрыто непроницаемой завесой в Советском Союзе.

Закончив чтение, Манор взял текст на иврите и вместе с единогласным заключением своих экспертов о подлинности этого документа отправился прямо домой к Бен-Гуриону, дал ему речь и анализ «Шин Бет».

В субботу Бен-Гурион и Манор встретились снова, и когда премьер окончательно убедился в подлинности документа, он приказал немедленно передать его американцам. Только после этого Манор отправился домой к Харелу и, не раскрывая источник, ознакомил его с полученным документом.

Израильтяне всегда стремились использовать каждый шанс для того, чтобы произвести впечатление на американцев, и уже через два дня после того, как Бен-Гурион принял решение, в Вашингтон к Джеймсу Энглтону вылетел курьер израильской разведки с докладом Хрущева. Премьер инстинктивно почувствовал, что это может стать прорывом, который сделает Израиль уважаемым стратегическим союзником Соединенных Штатов. Бен-Гурион также полагал, что если Израиль предаст огласке текст доклада, то это еще больше осложнит и так уже достаточно напряженные отношения между Израилем и ранее поддерживавшим его Советским Союзом.

Доклад Хрущева не только прочли с интересом в ЦРУ. Американцы дали утечку в «Нью-Йорк таймс», а затем полный текст доклада был передан по радио на всех языках через радиостанцию «Радио “Свободная Европа”» и «Радио “Свобода”». Брошюры с текстом даже забрасывались с помощью воздушных шаров в страны за «железным занавесом». Именно таким способом в Польшу попали тысячи экземпляров. Возможно, именно это массовое распространение брошюры вспоминает бывший партийный босс Стажевский. С другой стороны, Филип Бен мог быть агентом Манора в Восточной Европе: глазами и ушами «Шин Бет» в самом сердце коммунистического блока.

Даже в 1970-е годы Манор не собирался раскрывать имя героя, стоявшего на другом конце информационного канала. Известно, что Манор был недоволен попытками Харела присвоить эту заслугу «Моссаду». Секретный доклад Хрущева добыл не «Моссад», а «Шин Бет», но кто направил «Шин Бет» этот доклад из Европы? В мире шпионажа ответы всегда порождают новые вопросы.

Американцев не информировали, как был добыт этот доклад. Что же касается директора ЦРУ Аллена Даллеса, то он был убежден, что это «Моссад» продемонстрировал свой класс. Он отблагодарил «Моссад» и Энглтона, поручив ему работу по «израильскому счету», как конспиративно называют в ЦРУ двусторонние отношения. В дополнение к своим обязанностям шефа внешней контрразведки Энглтон стал самым рьяным сторонником Израиля в американском разведсообществе. Принимая во внимание проарабские настроения в Госдепартаменте и Пентагоне, а также среди некоторой части работников ЦРУ, это был для израильтян оазис дружбы в американской пустыне.

Энглтон блокировал и даже искажал информацию, поступавшую из других источников, которая могла навредить Израилю. Когда военный атташе США в Тель-Авиве в октябре 1956 года направил в Вашингтон информацию о том, что Израиль планирует напасть на Египет, Энглтон заявил, что эта информация не соответствует действительности. Намеренно или нет, но лучший друг Израиля в Вашингтоне помогал поддерживать там дымовую завесу, под прикрытием которой Израиль готовил захват Суэца.

Восхищение еврейским государством превратилось у Энглтона в одержимость, и он был просто околдован израильской разведкой. Он ревностно добивался того, чтобы все контакты с израильскими службами шли через него. «Помимо контрразведки Энглтон имел еще одну важную обязанность — Израиль, работу с которым он вел в традициях особой секретности, характерной для его службы», — вспоминал директор ЦРУ Уильям Колби.

Энглтон приходил в ярость, когда кто-либо в ЦРУ пытался установить контакт с Израилем, минуя его. Эта ревность достигли своего апогея в 1971 году, когда его коллега из британской контрразведки «МИ-5», Питер Райт посетил Вашингтон. Энглтон заявил официальный протест директору «МИ-5» сэру Мартину Фэрнивалю Джоунзу по поводу того, что Питер Райт за его спиной вел тайные переговоры по Израилю с другими представителями ЦРУ. Англичане оставили этот протест без внимания.

Энглтон не скрывал своих подозрений и в отношении лорда Виктора Ротшильда, главы известной еврейской банковской династии, который во время Второй мировой войны служил в английской разведке, поддерживал тесные контакты со своими бывшими коллегами в Лондоне и одновременно развивал дружеские отношения с руководителями израильских спецслужб. Энглтону не нравились эти контакты.

Работавшие с Энглтоном израильтяне признают, что он был необычной и даже «свихнувшейся» личностью, но они благодарны ему за то, что он разрушил стену недоверия в отношении Израиля и проложил путь к жизненно важному стратегическому сотрудничеству двух стран. В ноябре 1987 года, через год после смерти Энглтона, израильтяне открыли «мемориальный уголок» в честь своего бесценного американского друга. Напротив фешенебельного отеля «Кинг Давид» в Иерусалиме, где Энглтон останавливался во время своих многочисленных поездок в Израиль, был установлен большой камень с надписью на иврите, английском и арабском языках: «В память дорогого друга, Джеймса (Джима) Энглтона». Этот мемориал был открыт в присутствии бывших и действующих руководителей израильского разведсообщества.

Вспоминая об этой церемонии, Тедди Коллек, занимающий в настоящее время пост мэра Иерусалима, рассказал о своей первой встрече с Энглтоном во время посещения штаб-квартиры ЦРУ в сентябре 1950 года. Тогда через несколько минут он в коридоре ЦРУ натолкнулся на англичанина, которого он знал как Гарольда (Кима) Филби. В изумлении он вернулся в кабинет Энглтона и спросил:

— А что здесь делает этот Филби?

— Ким наш хороший друг, и он представляет здесь британскую «МИ-6» — ответил Энглтон.

Коллек всегда недолюбливал Филби, возможно, в связи с тем, что отец Филби принял ислам и стал советником саудовского королевского двора. Коллек также рассказал Энглтону, что он встречал Филби в 1930-х годах в Австрии и в тот период Филби явно придерживался левых взглядов. Коллек был даже приглашен на его бракосочетание с молодой еврейской коммунисткой. Эту часть своей жизни Филби скрыл, поступая на службу в английскую разведку.

Энглтон выслушал рассказ своего израильского коллеги, но ничего не предпринял до тех пор, пока в 1951 году в Москву не сбежали два высокопоставленных английских дипломата — Гай Берджесс и Дональд Маклин. ЦРУ информировало «МИ-6» о том, что поведение Филби вызывает подозрение и его дальнейшее пребывание на посту офицера связи между «МИ-6» и ЦРУ нежелательно. Энглтон был одержим патологическим, антикоммунизмом и начал поиски других предателей в западных спецслужбах. Он всегда сожалел, что не придал серьезного значения тому, что ему рассказал о Филби Коллек.

Еще одна наводка, которой не было придано должного значения, поступила в 1961 году от англичанки, которая побывала в Израиле в этом году. Флора Соломон была дочерью богатого еврейского банкира из России, который эмигрировал в Англию. Она работала в торговой фирме «Маркс и Спенсер» и, как и ее хозяева, была ревностной сионисткой. На светском приеме в Тель-Авиве она встретила своего старого знакомого — лорда Виктора Ротшильда. Флора Соломон очень резко высказалась о Филби, который в то время был корреспондентом в Бейруте, осудив его антиизраильские и проарабские статьи. Внимание Ротшильда привлекла ее реплика: «Он как всегда делает то, что приказывают ему хозяева в России».

Ротшильд выразил удивление, и Флора Соломон рассказала ему, как в 1940 году Филби пытался завербовать ее для работы на советскую разведку. Филби говорил ей о своей работе как «секретной и опасной» и, когда она отказалась, попросил ее никому об этом не рассказывать. Эта информация дошла до «Моссада» и до английских спецслужб, но «МИ-6» действовала недостаточно оперативно. В Ливане Филби узнал, что он попал под подозрение, и в январе 1962 года просто исчез. Объявился он в Москве уже в конце года в качестве увешанного орденами генерала КГБ.

Потерпевшие столь унизительное фиаско англичане не могли не отметить, что Израиль располагал этой информацией. По примеру Энглтона высокопоставленные представители английских спецслужб, включая заместителя директора «МИ-6» Мориса Олдфилда и заместителя директора «МИ-5» Питера Райта, поспешили признать заслуги «Моссада». Секретные службы Великобритании начали понимать, что Израиль был не просто страной «третьего мира», а сверхдержавой в мире разведки. Представители «Моссада» в Лондоне подписали официальное соглашение о сотрудничестве с «МИ-6», подобное тому, которое уже было у них с ЦРУ.

С израильской точки зрения Олдфилд стал английским вариантом Энглтона. Старший из 11 детей бедной фермерской семьи, Олдфилд проявил способности к разведке во время второй мировой войны, когда он находился в зоне Суэца. Он знал Ближний Восток и знал Тедди Коллека. Они познакомились в конце 1940-х годов и подружились. Олдфилд признался Коллеку, что всегда восхищался сионизмом. Олдфилд также произвел на Коллека большое впечатление, и их дружба принесла серьезные плоды, когда в 1970-х годах Олдфилд был назначен директором «МИ-6» и стал известен под кодовым обозначением «Си». Авторы детективных романов Ян Флеминг и Джон Ле Карре тоже находились под впечатлением личности Олдфилда. Прототипом их героев — «М» — у Флеминга и Джорджа Смайли — у Ле Карре — является реальный шеф «МИ-6».

Олдфилд всегда заботился о защите интересов Израиля в британском истэблишменте, где чиновники и дипломаты придерживались проарабских взглядов. Шеф разведки мог указать на конкретную выгоду, которую Великобритания получала от тайных связей с еврейским государством.

Израильтяне обнаружили свои способности в проведении контрразведывательных расследований в деле сотрудника Канадской королевской конной полиции (РСМП) Роя Гуиндона. Несмотря на свое кавалерийское название, РСМП выполняет те же функции, что «Шин Бет» или американское ФБР. Некоторые работники РСМП, или, как их любовно называют, «маунтиз», направляются за границу в качестве оперативных работников, и в 1959 году Рой Гуиндон был направлен в Москву. В московском дипкорпусе Гуиндон скоро приобрел репутацию ловеласа. Когда сотрудницы его собственного посольства отвергли его домогательства, об этом стало известно КГБ. Русская тайная полиция» известная своей эффективностью, устроила ему классическую ловушку. В качестве наживки была использована молодая и красивая агентесса Лариса Федоровна Дубанова.

По преднамеренной случайности Гуиндон оказался рядом с Дубановой на балете в Большом театре. По счастливому совпадению она превосходно говорила по-английски. Роман продолжался несколько месяцев, пока, наконец, очаровательная дама не объявила, что она беременна. Офицеры КГБ организовали им тайное бракосочетание, и теперь Гуиндон был в их власти. Под угрозой того, что он никогда больше не увидит свою возлюбленную, Гуиндон передал советской контрразведке канадские дипломатические коды и даже установил подслушивающие устройства в канадском посольстве.

Позже Гуиндон был переведен в Вашингтон и продолжал сотрудничество с КГБ. Его жена так и не родила ребенка, сказав, что сделала аборт. Чтобы поддерживать заинтересованность Гуиндона в сотрудничестве с советской разведкой, советские власти разрешали ей посещать его в Вашингтоне.

Предательство Гуиндона было разоблачено только в начале 1960-х годов, когда он был переведен в канадское посольство в Тель-Авиве. Его телефон, как и телефоны всех иностранных дипломатов, был взят под контроль. Вскоре «Шин Бет» зафиксировала его неосторожный телефонный разговор с советским представителем. Израильская разведка информировала «МИ-6». Англичане информировали РСМП, и канадцы под благовидным предлогом вызвали его в Лондон. Представители канадской контрразведки забрали его с собой в Оттаву, где он быстро во всем признался. Учитывая его полное признание и сотрудничество со следствием, Гуиндон к уголовной ответственности не привлекался.

Установление прочных связей с иностранными спецслужбами было одним из серьезных достижений израильской разведки на начальном этапе развития израильского разведсообщества, так же как и установление технологического и стратегического сотрудничества в рамках периферийных союзов.

Это были главные достижения разведсообщества под руководством Шилоя. Однако когда в мае 1959 года Шилой внезапно умер от сердечного приступа как раз в тот момент, когда он готовился совершить новую секретную поездку в Турцию и Иран, о нем быстро забыли. У него было мало политических союзников и много врагов; он предпочитал работать в одиночку и не любил рекламы. В любом случае Шилой с его грандиозными планами был пережитком прошлого.

Израильской разведке было 11 лет, но во многих отношениях она уже достигла зрелости. Иссер Харел считал, что пришло время для его возвращения на сцену и переориентации работы разведки на решение повседневных задач обеспечения безопасности страны.

Несмотря на то, что «мемунех» постоянно искал предателей, таковых не было выявлено ни в дипломатической службе, ни в в израильском разведсообществе. «Это неудивительно, — считает бывший директор ЦРУ Уильям Колби, — страна постоянно находилась в состоянии войны. Трудно ожидать, например, что на американском Диком Западе ковбои будут переходить на сторону индейцев».

Тем не менее, постоянная бдительность и подозрительность должны быть поставлены в заслугу Харелу, который сумел обеспечить высокую надежность своих служб. На протяжении десятилетия, полностью контролируя «Моссад» и в известной степени опекая «Шин Бет», он сумел выработать глубоко индивидуальный стиль обеспечения безопасности Израиля. Руководствуясь своими внутренними убеждениями, Харел большую часть своего времени провел в «крестовых походах».