История разведывательных служб Израиля

9 СЕКРЕТНОЕ ОРУЖИЕ

В 1960-х годах резиденту ЦРУ в Тель-Авиве Джону Хаддену некогда было скучать: нужно было поддерживать взаимовыгодные отношения с израильской разведкой и одновременно следить за тем, что израильские власти старались тщательно скрывать. Естественно, основное внимание Хадден уделял наиболее секретной израильской программе. Он знал, что израильтяне не говорили правды о ядерной программе даже ему — их ближайшему другу, хотя как профессионал-разведчик он и не ожидал от них особой открытости. Разведки, как и нации, не имеют друзей, а только свои реальные, твердые интересы.

Слова «правда» и «атомный» никогда не сходились в Израиле. В 1961 году премьер-министр Бен-Гурион заявил Джону Кеннеди при встрече в Белом доме, что Израиль вел работы в области атомной энергии, но не военного плана. Вашингтон, конечно, в это не поверил.

В апреле 1963 года Шимона Переса вызвали в Овальный кабинет Белого дома, где Кеннеди потребовал от него информации. «Вы знаете, что мы очень внимательно следим за возникновением ядерного потенциала в этом регионе, что может создать очень опасную ситуацию. Именно поэтому мы поддерживаем тесные контакты с вами в сфере ядерных исследований. Что вы можете сказать по этому поводу?».

Перес ответил фразой, которая на протяжении десятилетий станет стандартным ответом мастеров израильской политики: «Мы не будем создавать ядерное оружие. Мы не сделаем этого первыми».

Резидент ЦРУ, конечно, уловил новый тон, когда премьер Леви Эшкол в качестве бывшего министра финансов почти открыто выразил свое несогласие с финансированием программы создания ядерного оружия. Во время визита в Вашингтон Эшкол договорился с администрацией президента Джонсона о том, что в обмен на расширение поставок в Израиль современного вооружения будет снижен темп работ в ядерной области. Израильтяне впервые получили истребители «фантом» и «скайхок», а американцы заняли место французов как основного поставщика вооружений Израилю.

Но Хадден видел, что израильтяне не до конца откровенны. Его тревожные сообщения в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли касались отношения Моше Даяна к так называемому проекту «бомбы в подвале». Даян, по данным американской разведки, пренебрежительно относился к ядерному оружию, считая его просто еще одним видом вооружения. Красные лампочки замигали тогда, когда израильские стратеги заговорили о ядерном оружии как о средстве, которое может навсегда покончить с войнами на Ближнем Востоке.

Каждый раз, когда Хадден выезжал в Негев, где он и его коллеги пытались вести наблюдение за реактором в Димоне, «Шин Бет» следовала за ним по пятам. В одном случае американец — официальный сотрудник посольства — проезжал по дороге неподалеку от ядерного реактора, когда на обочине приземлился вертолет и охранники потребовали предъявить документы. Дипломатического паспорта оказалось достаточно, но американец уехал убежденный, что в Димоне происходило гораздо большее, чем Израиль готов был признать.

ЦРУ отмечало признаки того, что израильская ядерная стратегия предусматривала создание разнообразных видов ядерного оружия для максимально гибкого использования в будущем. Помимо ядерных бомб предусматривалось создание водородного оружия и оснащение им ракет. Израильские ученые работали во всех направлениях, и ЦРУ пришло к выводу, что Израиль имел несколько систем доставки такого оружия.

Реактор в Димоне хорошо охранялся и был окружен плотной системой противовоздушной обороны. В июне 1967 года одной из ракетных батарей был даже сбит израильский самолет, возвращавшийся с боевого задания в Иордании и сбившийся с курса.

Но независимо от того, где располагался израильский секретный ядерный арсенал, в Димоне или на авиационных базах, он не был защищен так, как этого требовал сам характер оружия. Маленький Израиль формулировал свою ядерную стратегию на тех же принципах, что и сверхдержавы: главный акцент делался на сдерживание, но имелась в виду также возможность нанесения ответного удара. ЦРУ отмечало большое желание Израиля расположить часть ядерного арсенала за пределами своей территории на средствах морского базирования.

Основываясь на разведывательной информации, полученной в Израиле и других местах, ЦРУ пришло к выводу, что Израиль стремится к оснащению своих подводных лодок ядерным оружием. С точки зрения стратегии, это было вполне разумное решение, хотя и крайне амбициозное для такой маленькой державы: использовать подводные лодки в качестве платформ для запуска ядерных ракет. Арабам будет крайне сложно следить за этими подлодками, к тому же ядерное оружие, размещенное на лодках, будет в относительной безопасности. Димона и любая авиабаза могут быть подвергнуты бомбардировке, но подводные лодки останутся неуязвимы и готовы к ответному удару.

ЦРУ считало, что в конечном счете Израилю удалось оснастить свои 3 подводные лодки британской постройки компактным, но весьма мощным ядерным оружием. Они почти постоянно патрулировали в Средиземном море, и в какой-то мере это можно было трактовать как выполнение израильского обещания не «привносить ядерное оружие на Ближний Восток первыми».

Вообще-то такие обещания политиков никто из разведчиков или ученых не принимает всерьез. Они просто молча и упорно работают над решением стоящих перед ними задач.

Когда в 1960-х годах де Голль отказал в поддержке Израилю, перед шефом сверхсекретного «Бюро научных связей» возникли серьезные проблемы, но они его не обескуражили. Из своего неприметного кабинета в здании «Лакам» Беньямин Бламберг, как только начались дипломатические сложности с Францией, бывшей до этого основным поставщиком ядерной технологии и материалов, стал искать альтернативные источники и каналы помощи. Первого успеха ему удалось добиться в Норвегии. Норвежское правительство согласилось секретно поставить Израилю 21 тонну тяжелой воды. Как только поставка была гарантирована, «Лакам» начал поиски урана. Важным источником в поставке этого материала стал Залман Шапиро.

Шапиро родился в 1921 году в американском городе Кантон, штат Огайо, но всегда остро чувствовал свои еврейские корни. Его отец был ортодоксальным раввином литовского происхождения, многие родственники погибли в ходе Холокоста, да и сам он даже в Америке подвергался антисемитским оскорблениям. В 1948 году Шапиро получил степень доктора по химии. Создание в том же году Государства Израиль стало для него вдохновляющим моментом. Он вступил в Сионистскую федерацию и Общество друзей Техниона, самого престижного технического университета в Израиле.

Шапиро работал в корпорации «Вестингауз», помогал создавать первую американскую ядерную подлодку «Наутилус». В середине 1950-х годов он открыл свою собственную корпорацию «Нумек», или «Ядерные материалы и оборудование», располагавшуюся в городе Аполло, штат Пенсильвания.

Корпорация снабжала ураном ядерные реакторы в Соединенных Штатах, но в ней всегда было необычно большое количество иностранных гостей, главным образом из Франции и Израиля. Эти визиты не прошли мимо внимания американской комиссии по атомной энергии, которая в 1962 году сделала корпорации выговор за плохую организацию службы безопасности и небрежное ведение документации. Проведенная в 1965 году рутинная проверка корпорации выявила на одном из складов недостачу 110 фунтов высокообогащенного урана, который используется для производства ядерного оружия.

Эксперты комиссии по атомной энергии не смогли доказать, что этот материал был отправлен за границу или что «Нумек» совершил какое-то преступление. Однако в ходе официальных проверок, которые продолжались 15 лет, была установлена пропажа 587 фунтов урана — количества, достаточного для изготовления 18 атомных бомб.

ФБР также провело расследование связей Шапиро с Израилем, но ничего определенного не обнаружило. Шапиро проверяли и другие федеральные ведомства, которые пришли к выводу, что ограниченные связи Шапиро с Израилем не требуют от него предусмотренной американским законодательством регистрации в качестве агента иностранной державы. И все же подозрение, что пропавший уран был отправлен в Израиль, к 1968 году превратилось в уверенность.

В дело включилось американское разведсообщество, полагавшее, что Израилю удалось получить значительное количество урана. ЦРУ и ФБР начали разработку Шапиро, установили за ним наблюдение и взяли на контроль его телефон. В ходе допросов он рассказал о своих контактах с Аврахамом Хермони, советником по науке израильского посольства в Вашингтоне, другими словами, резидентом «Лакам».

Израиль был обеспокоен новым подходом Америки к ядерной проблеме. В предшествовавший период благодаря влиянию лучшего друга Израиля, бывшего начальника внешней контрразведки ЦРУ Джеймса Энглтона, американские власти практически предоставляли Израилю полную свободу действий. Энглтон фактически защищал ядерные секреты Израиля. К 1968 году влияние Энглтона уменьшилось, а новый директор ЦРУ Ричард Хелмс с большим недоверием и подозрением относился к израильским действиям и мотивам.

Для выяснения обстановки в Вашингтоне 4 израильтянина, среди которых были Хермони, Рафи Эйтан и Аврахам Бендора (позже Шалом) из «Шин Бет», 10 сентября 1968 г. посетили завод корпорации «Нумек». При оформлении допуска со стороны американских властей Эйтан и Вендор выдали себя за «химиков» министерства обороны Израиля. Все они выполняли секретное задание «Лакама», ободряемые успехами, которых Бламбергу удалось достичь в восстановлении отношений с другими израильскими спецслужбами.

По возвращении в Израиль Эйтан и Бендор доложили, что Израиль еще пользуется доверием американских властей и может добывать в США уран. Не было никаких оснований свертывать эту незаконную деятельность.

В ноябре 1968 года в ходе совместной операции «Моссада» и агентов Бламберга Израилю удалось получить 200 тонн уранового сырья, упакованного в 560 железных бочек с надписью «Plumbat». На основании признаний Дана Эрта, сделанных им норвежской полиции в 1973 году, удалось установить, что германская химическая корпорация под названием «Асмара» через свои дочерние предприятия закупила уран у бельгийской компании «Societe Generale de Minaro». В Антверпене уран был погружен на пароход «Шеерсберг А», который плавал под либерийским флагом. В качестве порта назначения капитан указал Геную.

В Генуе пароход не появился и вообще исчез. Войдя в Средиземное море, судно пошло не на север, а на восток. Где-то между Кипром и Турцией оно встретилось с израильским грузовым судном. Когда через две недели «Шеерсберг А» появился в турецком порту Искандерун, урана на борту уже не было.

На самом деле судно принадлежало «Моссаду», и под этим пестрым одеялом из разных стран и компаний Израилю удалось получить топливо для ядерного реактора в Димоне. Ядерные организации Европейского сообщества были так изумлены этой дерзкой акцией, что просто решили не предавать инцидент огласке.

Еще одна дерзкая акция позволила Израилю получить дополнительное ядерное топливо из огромных резервов фосфатов. Обеспечение всеми этими материалами, а также хорошо известный факт, что Израиль получал уран непосредственно из Южной Африки, говорили о том, что в Димоне происходило что-то грандиозное: создавался арсенал ядерного оружия. Южная Африка стала тайным партнером Израиля в области ядерных исследований и ракетной техники.

К тому времени уже было понятно, что Израиль стал шестым членом ядерного клуба вместе с Соединенными Штатами, Советским Союзом, Францией, Великобританией и Китаем. Израиль об этом не объявлял, но для США все было абсолютно ясно.

С конца 1960-х годов американские спецслужбы следили практически за каждым ученым, приезжавшим в США из Израиля. Профессор Ювал Нееман, создавший немало образцов оперативной техники для «Амана», по прибытии в Пасадину, штат Калифорния, для участия в семинаре по физике обнаружил, что его подозревают во всех смертных грехах.

— Профессор, я из департамента, — раздался в телефонной трубке незнакомый голос, — мы можем встретиться?

Нееман решил, что ему звонил кто-то из научного отдела Калифорнийского университета, и охотно согласился на встречу. К его удивлению, при встрече телефонный собеседник представился как следователь министерства юстиции США.

— Вы полковник Нееман? — спросил американец.

— Да, — с некоторым замешательством ответил Нееман, удивленный тем, что к нему обращаются по его воинскому званию, и понимая, что он имеет дело с представителем ФБР. Израильтянин объяснил, что в начале 1960-х годов он действительно служил в военной разведке и имел звание полковника, но уже давно оставил военную службу и работает в Тель-Авивском университете.

— Но мы знаем, что вы все еще занимаетесь шпионажем, и предлагаем вам немедленно прекратить это.

Нееман категорически отверг это утверждение, и разговор на этом закончился. Это была явная попытка оказать на него психологическое давление, особенно после того, как он посетил Ливерморскую лабораторию около Сан- Франциско. С учетом тех подозрений в отношении Димоны, которые стали формироваться у Соединенных Штатов, визит в Ливерморскую лабораторию, занимавшуюся ядерными исследованиями, представлялся весьма симптоматичным.

Через несколько недель Нееман приехал в университет штата Техас в Остине и там к нему снова пришел представитель министерства юстиции, который потребовал, чтобы Нееман зарегистрировался как «агент израильского правительства».

Такой шаг просто подорвал бы репутацию Неемана как ученого и свел на нет его возможность общения с американскими коллегами. Если он станет официальным агентом иностранного правительства, возможности его передвижения в США будут ограничены. Нееман призвал на помощь все свои связи, чтобы избежать регистрации. Он обратился к своим старым друзьям, в том числе «к отцу» американской ядерной бомбы Эдварду Теллеру и влиятельному сенатору от штата Техас Джону Тауэру.

Но спасли его в конце концов не эти связи, а сотрудничество США и Израиля в области разведки. Представитель «Моссада» в Вашингтоне напрямую обратился в ЦРУ и попросил оставить Неемана в покое.

Между тем другие израильтяне — некоторые с опытом работы в разведке, другие в качестве любителей — занимались сбором разведывательной информации в США. Если речь шла о научных исследованиях, то за этим, как правило, стоял «Лакам».

Самое поразительное в истории «Лакама» заключается в том, что, несмотря на активную шпионскую деятельность, иностранные разведки долго не подозревали о существовании этой организации. В секретном докладе ЦРУ об израильской разведке, подготовленном в 1966 году, содержится утверждение, что разведка Израиля активно работает в научно-технической сфере, но ни «Лакам», ни «Бюро научных связей» не упоминаются.

Бламберг стремился к тому, чтобы его агентство обеспечивало разведывательно-информационную поддержку не только в ядерной области, но и во всем оборонном комплексе Израиля. Его предложения были приняты, и бюджет «Лакама» значительно увеличился, в том числе за счет взносов от таких клиентов, как «Израильская авиационная промышленность» и «Израильская военная промышленность». Все они либо принадлежали правительству, либо контролировались им, хотя сотрудники далеко не всегда знали, каким путем к ним попадали иностранные чертежи и другая техническая документация. И они, естественно, не подозревали о существовании «Лакама».

Наряду с созданием ядерного оружия важнейшим приоритетом для Израиля было получение технологии и образцов для налаживания собственного производства ракет класса «земля — земля». Ядерное оружие без средства его доставки не имеет смысла. Как заявил однажды на секретном совещании Эзер Вейцман, «любая ракета может нести ядерную боеголовку, она может нести любую боеголовку». Весь собственный израильский арсенал мог быть использован в ядерном или в обычном варианте.

Люди Бламберга добывали информацию по ракетной технике из различных источников и имели довольно полное представление о том, что стоило покупать. Большой шаг вперед был сделан, когда Франция согласилась поставить Израилю ракеты класса «земля — земля». Израиль не копировал слепо чужие образцы, но он приспосабливал чужие достижения к своим нуждам и сам добивался прорывов. Вайцман даже заявил, что «Израиль улучшил французские ракеты». Так, например, французская ракета «MD-660» дала начало целому семейству израильских ракет «Луз» и «Иерихон». Помимо этого Вейцман упоминал секретный проект по созданию ракеты морского базирования.

Шестидневная война явилась поворотным пунктом для «Лакама», как и почти для всех израильских институтов. После успехов этого агентства в области ядерной технологии его функции значительно расширились. Как раз в этот момент, после войны 1967 года, президент де Голль ввел эмбарго на поставки оружия в Израиль, в том числе запретил вывоз в Израиль уже закупленных боеприпасов, ракетных катеров и самолетов.

Военно-морской флот Израиля просто не мог спокойно взирать на то, что закупленные им во Франции пять ракетных катеров попали под эмбарго и стояли на приколе в Шербуре. Дипломатические переговоры по поводу этих катеров зашли в тупик, и ситуацию могли разрешить только прямые действия израильской разведки.

По плану, разработанному «Моссадом» и военной разведкой, в конце 1969 года во Францию под видом туристов направились несколько десятков израильских военных моряков, которые предусмотрительно захватили с собой военную форму. К этому времени израильские агенты уже хорошо изучили все слабые места в охране шербурского порта и смогли незаметно провести моряков на катера. Операция была спланирована и осуществлена блестяще: в канун Рождества, когда французская охрана расслабилась, израильтяне овладели своим имуществом.

Моряки и израильские агенты просто вывели катера в море, будучи твердо уверены в том, что эти катера принадлежат Израилю. Документальное обеспечение, включая фальшивые контракты и другие формальности, осуществлялось «Моссадом» через подставную панамскую компанию. Эта латиноамериканская страна, разрезанная стратегическим каналом, соединяющим два океана, стала важным плацдармом для проведения транспортных и финансовых операций израильской разведки.

Угон пяти ракетных катеров из-под носа у французских властей, конечно, не мог долго оставаться в секрете. И уже через несколько часов в адрес Израиля посыпались обвинения.

Израиль не стал делать секрета из того, что он забрал свои катера, за которые уже полностью было уплачено. Когда израильские моряки после трехтысячемильного перехода вошли в порт Хайфа, их встретила восторженная толпа. «Моссад» добился очередного успеха. На этот раз «скромная» и временами «застенчивая» израильская разведка не скрывала своей причастности к этой дерзкой и блестяще осуществленной операции.

Общественное мнение говорило в пользу того, что, если Израилю что-то нужно, но ему мешают, он должен взять это всеми доступными способами. Это, естественно, поднимало акции «Лакама». Взятки, кражи — в ход шло все, что могло дать Израилю то, что ему отказывались продавать.

Выдающегося успеха удалось достичь в Швейцарии, где одна компания производила авиационные двигатели для французских «Миражей». В ходе совместной операции «Лакама», военной разведки и ВВС были использованы человеческие слабости швейцарского инженера Альфреда Фрауенкнехта: его недовольство начальством, потребность в деньгах на содержание любовницы и симпатии к Израилю после Шестидневной войны.

Первый шаг сделал полковник Дов Сион, военный атташе Израиля в Париже и зять Моше Даяна. Он несколько раз встретился с Фрауенкнехтом, угостил ужином и оценил возможность его вербовки. Вскоре «Лакаму» удалось убедить его передать Израилю полный комплект чертежей двигателя для «Миража». Инженер взял деньги, но подчеркнул при этом, что действует из идеологических соображений. Фрауенкнехт, кстати, не был евреем, и в этом плане израильская разведка твердо придерживалась урока, извлеченного из провалов в Ираке и Египте: не использовать местных евреев для шпионажа против своей страны.

Сначала Фрауенкнехт встречался с израильскими разведчиками в отелях и ресторанах и передавал им чертежи. Чтобы ускорить процесс, Фрауенкнехт привлек к фотографированию чертежей своего племянника. В конце концов швейцарские власти засекли инженера и арестовали его. Он тут же во всем сознался.

За чертежи Фрауенкнехту обещали 1 млн. долларов, но он успел получить от израильтян только 200 тыс. 23 апреля 1971 г. швейцарский суд признал инженера виновным в шпионаже, но судьи проявили уважение к его мотивам и приговорили его к одному году лишения свободы.

Уже через год Израиль стал выпускать новый самолет «Нешер», на котором стоял двигатель, созданный с использованием технологии французских «Миражей». 29 апреля 1975 г. Израиль с гордостью продемонстрировал свое последнее достижение — истребитель «Кфир». Он был удивительно похож на «Мираж», и Фрауенкнехт, благодаря которому это стало возможным, присутствовал в Израиле на первом полете «Кфира», с гордостью сознавая, что серебряная стрела, пронзившая ближневосточное небо, была делом и его рук.

Израильская разведка, однако, предпочитает не замечать Фрауенкнехта. Никто не любит напоминаний о провалах, о людях, которые по милости разведки угодили в тюрьму. Израильское правительство даже не оплатило авиабилет Фрауенкнехта и сделало вид, что ничего о нем не знает. Бывший шпион почувствовал, что его предали.

Тем временем репутация Беньямина Бламберга выросла до мифических масштабов. Мало кто знал, чем он занимался, но все были уверены, что он делал это превосходно. Только самые старшие чиновники знали о связях Бламберга с ядерным проектом, однако практически все аналитики были в курсе, что реактор в Димоне имел военное назначение и что Израиль достиг своей цели — получил ядерное оружие.

В то же время те израильтяне, которые считали, что такой секретный статус ядерной державы гарантирует их безопасность, глубоко заблуждались.