Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть

14 Городские девчонки

Прежде чем меня выставили с Олимпа на вечеринке в честь премьеры «Странные дни», я успел поговорить с 22-летней богиней по имени Зоуи Колмайер. Именно такую девушку ожидаешь встретить в секции для VIP-персон: наполовину русская и наполовину шведка, одетая с ног до головы в Шанель, в сопровождении суровой матроны, готовой любым способом защищать красотку от подобных мне типов. Дракониха оказалась ее матерью и за моими робкими попытками поговорить с Зоуи наблюдала с таким видом, словно хотела плюнуть в меня огненным шаром. У меня не хватило духу прямо попросить у девушки номер ее телефона, особенно под свирепым взглядом ее дуэньи, но она проговорилась, что живет с матерью в «Карлайле». Для меня этого оказалось достаточно. «Карлайл» самый фешенебельный отель Нью-Йорка, и до этого случая я слышал лишь об одном человеке, для которого он действительно был настоящим домом, — Джеки О.[70] Судьба свела меня с повзрослевшей версией Элоис — помните героиню книг Кей Томпсон, шестилетнюю девочку, живущую в «Плаза» с няней и переворачивающую жизнь отеля с ног на голову в поисках приключений?..

На следующий день я позвонил в «Карлайл» и попросил соединить меня с «мисс Колмайер». Я старательно подчеркнул слово «мисс». Мне вовсе не хотелось нарваться на ее мамашу.

Однако разговора не получилось. Дело в том, что я как раз арендовал квартиру в Уэст-Виллидж, и когда меня соединили с Зоуи, я спросил у нее, не хотела бы она помочь мне с переездом. Надо признать, что для свидания это был не слишком хороший повод, но я подумал, может быть, она захочет дать несколько советов в том, как расставить мебель и какие картины повесить на стенах. В Лондоне мои подружки расценили бы подобное приглашение как «милое».

— Помочь переехать? — переспросила Зоуи. — Я что, по-твоему, горничная?

Клик. Короткие гудки.

Определенно нью-йоркские женщины, те, что частые гости на вечеринках, очень отличаются от женщин, в обществе которых я проводил время в Лондоне. У нас девушки вели себя так же, как парни. Они выпивали в тех же пабах, смеялись над теми же шутками и так же спокойно относились к сексу. Им нравилось, когда их разглядывали и восхищались ими, но в них не было ничего декоративного. Чтобы собраться куда-нибудь, им хватало 15 минут.

Женщины Манхэттена вели себя скорее как куртизанки, по крайней мере те, с которыми мне довелось встретиться. Они словно существовали в ином измерении, чем мужчины из их круга, зачастую проводя весь день в подготовке к вечернему выходу. Любительница вечеринок, как правило, начинала свой день с посещения дерматолога, затем дорогой парикмахерской, после чего отправлялась за покупкой наряда от именитого дизайнера на Мэдисон-авеню и, наконец, вызывала в свой будуар специалиста по макияжу, чтобы нанести последние штрихи.

Каждый раз, когда мои подруги спрашивали меня, чем они отличаются от женщин Нью-Йорка, я всегда им отвечал: «Я могу выразить это одним словом — "тренажер"». И хотя я говорил это, чтобы позлить их, мои слова отчасти были правдой. Когда в 1999 году Хелена Филдинг приехала в Нью-Йорк для рекламы своей книги «Дневник Бриджит Джонс», она сказала, что главное различие между ее героиней и Элли Макбил заключается в том, что последняя «намного стройнее».

Пожалуй, эти различия объяснялись тем, что я не сравнивал подобное с подобным. Женщины, которых я знал в Лондоне, были специалистками среднего звена — журналистками, адвокатами, телевизионными продюсерами, а те, с кем я сталкивался в чехарде светских раутов и приемов, были «принцессами с Парк-авеню». Ближайшим их эквивалентом у нас, пожалуй, можно назвать «девушек из высшего общества», если, конечно, не заострять внимание на том, что в Нью-Йорке подобных «хористочек» десятки тысяч. Тщательность, с какой за своей внешностью ухаживает в Лондоне лишь дюжина женщин, для Манхэттена является нормой. Даже женщины, которые должны находиться на работе с девяти утра до семи вечера, тратят на это огромное количество времени.

Чтобы отчетливо представить себе разницу между обычными женщинами Нью-Йорка и Лондона, сравните актеров, снимающихся в «Друзьях», с актерами из «Жителей Ист-Энда». На американском телевидении женщин, похожих на Натали Кэссиди — актрису, играющую Соню, — вы можете увидеть лишь в качестве несчастной подопытной крысы в рекламе самых новейших приспособлений для подтягивания брюшного пресса, талии и бедер.

Что же касается отношений между мужчинами и женщинами, то здесь возникает ощущение, что Манхэттен вернулся в XX век. В самом модном ночном клубе скромно одетые мужчины сидят, склонившись над своими столиками, пока женщины шествуют мимо них, словно распустившие хвост павлины. Сидя 13 декабря 1995 года в зрительном зале на премьере фильма «Чувства и чувствительность», я неожиданно понял причину такого засилья экранизаций Джейн Остен — еще раньше в этом году в прокат вышли «Бестолковые» и «Убеждение», и очень скоро ожидался выход на экраны фильма «Эмма». Слишком велико было сходство между сельской Англией XIX века и урбанизированной Америкой конца века XX.

Вопреки распространенному мнению остеновские экранизации нравились американским зрителям не потому, что те испытывали ностальгию по добрым и спокойным временам, когда все носили головные уборы и жили в роскошных домах. Просто на экране они видели общество, в котором живут сегодня. Романы Остен на первый взгляд могут показаться легкими пасторальными комедиями о романтической любви, но отодвиньте в сторону чехол для чайника, и обнажится жесткая механика английского общества XIX века. Вот как об этом написал У. Х. Оден:

И вокруг можно найти немало доказательств «притягательности золота» для Нью-Йорка середины 1990-х годов. Возьмем, например, Рона Перелмана, самого богатого человека в городе. В 1995 году он женился на Патрисии Дафф, красивой блондинке, которую выставлял напоказ как предмет роскоши, разведясь годом раньше с Клаудией Коэн, гламурной кошечкой средних лет. В 1996 году он расстался и с Дафф, после чего вступал в отношения еще не с одной красоткой, в том числе с актрисой Эллен Баркин. Учитывая его внешность, все эти женщины вряд ли посмотрели бы на него дважды, будь он, например, простым водопроводчиком.[71]

Мир, описываемый Остен, в котором честолюбивые девушки соперничают друг с другом, чтобы привлечь внимание богатого и подходящего на роль супруга мужчины, сверхъестественным образом напоминает современный Манхэттен. Оба общества жестко иерархизированы, власть в них сосредоточена в руках плутократической элиты, потому самый быстрый способ оказаться наверху — удачный брак. Расположенные на побережье Хэмптонса огромные особняки, куда на лето удаляется нью-йоркский правящий класс, являются эквивалентом Пемберли, поместья Дарси в Дербишире.

Правда, в Манхэттене самые желанные женихи не родовитые землевладельцы, а известные люди. Я помню, как Кэндес Бушнелл, с которой мы здорово набрались на одной из вечеринок, призналась, что она «настоящий сноб» в отношении того, с кем встречаться. (Думаю, когда почувствовала, что я хотел за ней приударить, и постаралась заранее меня отшить.)

— Я хочу встречаться с тем, кто действительно достиг успеха, — объяснила она. — Мне кажется, что сегодняшний успех для меня не предел… И мне хочется быть с кем-то, кто также пользуется известностью, понимаешь? Я хочу быть с тем, кто похож на меня. Мне кажется, я заслужила это.

Желание нью-йоркских женщин попасть на рынок невест XIX века кажется удивительным. В конце концов, женская эмансипация на Манхэттене зашла дальше, чем в любом другом городе мира. Дамы могут не называть себя «феминистками», но если им покажется, что их подвергли дискриминации, сразу бросаются набирать номер телефона своего адвоката. Они более амбициозны, лучше образованны и менее угнетены по сравнению с предыдущими поколениями женщин, и все же готовы пойти на все, чтобы заполучить мужа. Почему?[72]

Ответ прост — чтобы произвести впечатление на других женщин. Любой, читавший Эдит Уортон, знает, что женщины Манхэттена, особенно те, кто принадлежит к элите Верхнего Ист-Сайда, уже давно привыкли судить друг о друге в зависимости от того, кто попал в расставленные ими сети. Положение в обществе ценится в Нью-Йорке превыше всего, и удачный брак до сих пор остается самым быстрым способом его достичь. В «Вэнити фэр» ходит легенда об одной женщине-редакторе, которая, поймав на крючок своего будущего мужа, позвонила в первую очередь не своей матери, а ведущей светской хроники Лиз Смит. И только после того, как та пообещала поместить новость о помолвке в своей колонке, снизошла до того, чтобы сообщить об этом своим родным.

Но почему женщины так стремятся заполучить известного человека в качестве супруга? Столетие назад их положение в обществе действительно во многом зависело от статуса супруга, но сегодня… они способны достичь финансового и социального благополучия собственными силами. И достигают его, но предпочитают делать это с обручальным кольцом на пальце. Отчасти такой подход объясняется тем, что Нью-Йорк — город, где правят законы дарвиновской эволюции. В его пропитанном враждебностью окружении, где полно безжалостных хищников, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы добраться до самого верха, люди вынуждены искать союзников, чтобы защитить себя, а самый надежный союзник для женщины — муж. А отчасти тем, что в обществе дамы сияют гораздо ярче, когда они замужем за влиятельным человеком, особенно те из них, кто добился успеха. В идеале они хотят стать половиной «влиятельной четы». На Манхэттене именно подобные семейные тандемы составляют высший слой общества. Среди них Диана фон Ферстенберг и Барри Диллер; Диана Сойер и Майк Николс, Гейл Шихи и Клей Фелкер, Бинки Урбан и Кен Олетта, Тина Браун и Гарольд Эванс.[73] И этот список можно продолжать до бесконечности. И для самых амбициозных женщин города попасть в него — главная цель жизни.

После отставки, которую мне дала Зоуи Колмайер, я понял, что пора кое-что изменить, иначе не будет ни единого шанса с дебютантками из Верхнего Ист-Сайда. При их повышенном интересе к охоте на крупного зверя какие надежды могли быть у журналистишки тридцати с лишним лет и без единого пенни в кармане? Меня трудно было принять за современный эквивалент Дарси. Скорее я походил на кривозубого рабочего с фермы.

Поэтому я решил воспользоваться своим титулом.

Сразу оговорюсь — я не принадлежу к аристократической элите, наоборот. Мой отец — социалист-интеллектуал, а его отец был австралийским импресарио, который одно время работал музыкальным редактором «Дейли экспресс». Отец рассказал историю о том, как однажды они с дедом шагали по Флит-стрит и старый журналист заметил сотни крыс, несущихся по направлению к Странд. Он тут же втиснулся в телефонную будку, позвонил в «Ивнинг стандарт» и продал историю в «Лондонер». Будь я на его месте, сделал бы то же самое. И все-таки формально я носил титул Достопочтенного, потому что моему отцу было пожаловано дворянство Джеймсом Каллиганом, когда тот еще был премьер-министром от партии лейбористов. В отличие от потомственного дворянского титула быть сыном пожизненного пэра в глазах британского общества приравнивалось к родству с сэром Каспером Вейнбергером,[74] но в Америке в этом разбираются разве что самые стойкие англофилы. (Например, Крис Лоуренс об этом знал.) Выдать себя за знатного человека, чтобы заманить в постель ничего не подозревающих наивных завсегдатаев модных вечеринок, — старая как мир уловка (Нью-Йорк был наводнен фальшивыми аристократами), но мне хотя бы не потребуется лгать для осуществления аферы.

Главное, найти способ известить людей о моем титуле. Я не мог просто взять и открыто о нем объявить, ибо для истинного джентльмена такой шаг слишком вульгарен и непростителен. Мне пришла идея получить кредитную карточку «Американ экспресс» на имя Достопочтенного Тоби Янга. В конце концов, я всего лишь хотел произвести впечатление на женщин, которых собирался пригласить на ужин.

Через несколько недель я получил письмо из «Американ экспресс» на имя Достопочтенного Тоби Янга. Я сразу принялся ощупывать конверт — карточка была там. Я быстро извлек письмо. «Дорогой Достопочтенный, — начиналось оно. — С удовольствием сообщаем вам…»

Минуточку. Мне показалось, или в «Американ экспресс» действительно приняли титул Достопочтенный за имя? Я тут же проверил кусочек пластика. Так и есть — на карточке стояло «Достопочтенный Янг». О нет! Приглашенные мною на обед спутницы решат, что я украл ее у какого-нибудь бедного корейского студента.

Я немедленно позвонил в главный офис «Американ экспресс» и объяснил их ошибку.

— Вы утверждаете, что Достопочтенный является вашим титулом? — скептически осведомился администратор. — Кто-то вроде судьи?[75]

— Нет, нет, — ответил я. — Это британский титул. Мой отец лорд.

— То есть это означает, что вы станете лордом?

— В общем, нет.

— Тогда каким образом вы получили титул?

Кажется, это потребует от меня больше усилий, чем я думал.

— Послушайте. — Я понизил голос до шепота. — Я не должен вам этого говорить, но мой отец член королевской семьи.

Пауза.

— Как вам угодно. — Он не поверил ни единому моему слову. — Боюсь, мы не сможем изменить имя на карточке после того, как она пущена в обращение. Вам следует подать новую заявку, но она должна содержать другой адрес.

Свою вторую заявку я отправил, указав в ней адрес издательства, и через неделю получил другую карточку. На этот раз там значились и мой титул, и мое имя. Пришло время использовать мое новое удостоверение личности.

И в этом свою помощь предложила Кэндес Бушнелл, с которой к тому времени мы успели подружиться. После знакомства на вечеринке у Ричарда и Надин Джонсон каждая наша встреча с ней почти всегда заканчивалась тем, что мы «нагружались до бровей», как она любила это называть, в какой-нибудь работающей допоздна забегаловке. Ей было 37, но на вечеринке в честь своего дня рождения она сказала, что ей исполнилось 32, и ей поверили. Длинноволосая блондинка с симпатичным носиком-пуговкой, она выглядела очень привлекательно. Менеджер называл ее «Шарон Стоун от журналистики», но мне больше нравилось видеть в ней повзрослевшую версию персонажа, сыгранного Алисией Сильверстоун в «Бестолковых». Она была несговорчивой и корыстной, но в то же время забавной и остроумной. Ее колонка «Секс в большом городе» в «Нью-Йорк обсервер», которую она вела с 1994 года, пользовалась огромной популярностью и стала настоящим хитом. В ней была та крупица свежести, которую не смогли искоренить 19 лет жизни на Манхэттене. Она не была Дороти Паркер, скорее напоминала одну из тех бойких и острых на язык девчонок, которых я надеялся встретить в Нью-Йорке.

Когда Кэндес узнала о моем титуле, она предложила распространить слух, будто я наследник семьи шотландских землевладельцев и приехал в Америку в поисках жены. С величайшей помпой Кэндес представила меня нескольким далеко уже не юным охотницам за мужьями как «достопочтенного Тоби Янга» и, отойдя в сторону, принялась с интересом наблюдать за танцующими в их глазах долларовыми значками. К сожалению, как только они, точнее, те, кого мне удалось-таки заманить в свои сети, оказывались в моей квартире, их мечты разлетались вдребезги. Какие бы иллюзии они ни питали о счастливой и сказочной жизни в замке Шотландии, им было достаточно одного взгляда на мою обстановку, чтобы навсегда с ними распрощаться. Обычно мои «потенциальные невесты» оказывались за дверью раньше, чем я успевал раскупорить бутылку вина.

Впрочем, не обошлось и без исключений. Я говорю о чилийской красотке, имя которой не называю по юридическим причинам. Ей было около 35-ти, и, несмотря на то, что уже 20 лет она безостановочно пропадала в круговороте вечеринок Лондон — Нью-Йорк — Лос-Анджелес, женщина оставалась по-прежнему сногсшибательно красивой. По словам Кэндес, ее грудь сделана лучшим пластическим хирургом Майами — она обошлась ей в 20 000 долларов, — впрочем, как и все остальные ее идеально подогнанные прелести. Список известных людей, которых она покорила, намного ослепительнее и длиннее, чем РМК 400, и, по слухам, она была первой, кому звонил Мик Джаггер, приезжая в город. Поэтому все называли ее «Ред хот чили пеппер» (Красный острый перец чили).

К концу первого нашего с ней свидания, когда я в очередной раз беззастенчиво помахал перед ее носом своей кредитной карточкой, она неожиданно попросила занять ей 250 долларов. Я немного опешил, но ___ объяснила, что если не заплатит недельную ренту, ее с пятилетней дочерью выбросят на улицу. Поэтому не мог бы я ей чем-нибудь помочь?

Естественно, я тут же поспешил к ближайшему банкомату.

Она рассыпалась в благодарностях и предложила пойти ко мне выпить чего-нибудь после ужина. А я подумал, что уж сегодня без секса не останусь! Когда мы свернули на мою улицу, к нам подошел подозрительного вида субъект и предложил купить у него наркотики. Я замотал головой, но глаза у моей спутницы моментально загорелись.

— Скажите, сеньор, — она отвела его в сторону, — сколько кокаина я могу купить на 250 долларов?

После недолгих переговоров ____ велела мне возвращаться, мол, она подойдет через минуту, только закончит сделку. На часах было полпервого ночи.

Меня немного возмутило, что деньги, в которых всего полчаса назад она так отчаянно нуждалась, теперь уйдут на марафет, но решил не придавать этому значения. В конце концов, ____ была чертовски сексуальна и вполне стоит занятых у меня денег. А учитывая, что от природы ____ и так отличалась довольно живым темпераментом, у меня дух захватывало, когда я думал, какой она будет под действием кокаина. Приглушив свет и поставив диск с Синатрой, я уселся ее ждать. О Боже! Скоро я увижу свою первую бразильскую «киску»! От охватившего меня возбуждения я почти не мог дышать.

Однако, прождав полтора часа, я неохотно признался себе, что она вряд ли появится. В эту минуту я действительно пожалел о своих деньгах. Эта стерва просто меня обокрала! Закипая от злости, я отправился в постель.

В 5.15 утра меня разбудил звонок в дверь. Это была ____, хотя в женщине, проковылявшей в мою квартиру, было трудно узнать «Острую перчинку». Ее платье было покрыто отвратительными коричневыми пятнами, а под носом виднелись следы от двух высохших струек крови. Ее волосы находились в таком состоянии, словно последние четыре с половиной часа она провела на палубе парома, пересекающего Ла-Манш.

— О, Тоби, — закричала она, — этот сукин сын ограбил меня. Он продал мне стиральный порошок. — Она указала на следы крови под носом. — Но я знаю парня, он живет за углом, у которого мы можем достать по-настоящему хороший марафет. — Она приняла кокетливую позу. — Ты не мог бы дать мне еще 250 долларов?

Я больше никогда не ходил на свидание с ____.