Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть

33 Зеленоглазый монстр

Новость о том, что Алекс спит с ____ ____, сильно меня задела. Моя реакция выразилась в описанных Элизабет Кублер-Росс стадиях, через которые проходят люди, узнавшие, что они неизлечимо больны, — отрицание, злость, торговля, депрессия и принятие. Как и большинство гетеросексуальных мужчин, я вырос, мечтая о том, как буду спать с моделями. Меня прельщал не сам половой акт, хотя, Господь знает, это был бы довольно сладостный процесс, а возможность похвастаться о нем. Проходя мимо журнального лотка, указать на обложку глянцевого журнала и сказать: «Здесь я уже был…» Таким в моем представлении был рай. И теперь Алекс воплощает эту фантазию в жизнь!

В своей книге «Опыт» Мартин Эмис рассказывает о тревоге, охватившей его в 1970 году из-за того, что его друг Роб, чья карьера развивалась «с невероятной метеоритной скоростью», готовился сойти с его орбиты. Я тоже чувствовал, что Алекс приближался к тому моменту, когда уйдет с моей. Эмис приписывал это чувство «страху быть покинутым», и мои друзья в начале 1999 года были очень близки к тому, чтобы бросить меня в толпе. В Лондоне мои сверстники уносились вперед семимильными шагами. До приезда в Нью-Йорк я всегда считал себя одним из наиболее успешных представителей моей возрастной группы, однако сейчас мои британские приятели оставили меня далеко позади. Я даже не был в группе бегунов, что дышала в затылок лидерам. Я из последних сил плелся среди отстающих. Дерьмо! Меня обошли на целый круг.

Не проходило и недели, чтобы кто-нибудь из моих сокурсников по Оксфорду не добивался успеха. Хью Фиэрнли-Уиттингстол, известный в нашем кругу как Хью Довольно-Длинное-Имя, получил собственную кулинарную программу на Четвертом канале. Борис Джонсон стал преемником Фрэнка Джонсона на посту редактора «Спектейтора». Пьеса Патрика Марбера шла в Королевском придворном театре — уже вторая. А чего достиг я? Сплошная трясина. Особенно болезненным ударом для меня стала новость, что Джон Хейлеманн, автор, чье имя впервые появилось в «Модерн ревю», продал свою книгу издательству «Харпер Коллинз» за миллион долларов. Я позвонил и оставил сообщение на автоответчике, надеясь узнать, как ему это удалось, но он так и не перезвонил мне.

Я оказался совершенно не подготовлен к факту, что не являюсь одним из победителей. Он просто обрушился на меня внезапно. Минуту назад я считал, что мое имя станет бессмертным благодаря моей великой книге, или культовому фильму, или чему-нибудь еще, а в следующее мгновение все, что мне остается, — беспокоиться, удастся ли сохранить постоянную работу. Моя уверенность в себе улетучилась в один миг. Впервые в жизни я задумался о реальной возможности провала. Неужели я обречен стать вечным неудачником? Я представил свой некролог в «Бронзовом носе», ежегодном журнале Брейзеноузского колледжа:

Тоби Янг, 58 лет, внештатный журналист

Тоби Янга, журналиста-внештатника, будут помнить главным образом по его редким статьям в региональных газетах об опасности, которая исходит от шатких тележек в супермаркетах. После недолгого пребывания в Америке в конце 1990-х годов, где, по его заявлениям, он был дружен с обладателем Оскара сценаристом Алексом де Силва, он вернулся в Британию, где нашел случайную работу в качестве автора очерков в «Волверхэмптон экспресс энд стар». Он рано ушел на пенсию и потратил свои сбережения на открытие паба «Первая комната» в Литтл-Снорринг в Бакингемшире. В последние годы Тоби работал над книгой воспоминаний, которая была передана его колледжу в надежде на то, что, может быть, однажды ее опубликуют. Он так и не женился.

У меня появился иррациональный страх, что те из друзей, у кого дела идут в гору, пожинают плоды, которые были предназначены для меня. Не это ли имел в виду Гор Видал, говоря: «С каждым успехом друга умирает какая-то маленькая часть меня»? Казалось, словно менее романтичный старший брат Купидона, римского бога секса и богатства, не переставая, выпускает стрелы в мою сторону, но по ошибке попадает в стоящих рядом со мной людей. Я даже придумал имя для этого криворукого небожителя; я назвал его «Глупидон». Мне даже пришла в голову мысль, а не пора ли брать с людей плату за мое общество? Торопитесь, подходите! Постойте рядом со мной полчаса и благодаря неизменной способности Глупидона мазать мимо цели уже на этой неделе вы будете трахаться с супермоделью!..

По Фрейду, судьба рассматривается как замена «родительской поддержки»: если у нас все складывается благополучно, мы инстинктивно связываем это с любовью к нам родителей, ну а если же нет, то объясняем тем, что впали в немилость. Переживая череду неудач, мы автоматически фокусируем внимание на наших успешных ровесниках. Ага, думаем мы. Вот почему боги отвернулись от нас. Они любят наших братьев сильнее! С другой стороны, это объясняет, почему мы испытываем неожиданный душевный подъем, когда слышим об ужасном несчастье с кем-нибудь из наших друзей. Если с ними случилось что-то плохое, значит, они впали в немилость! И нам достанется больше «родительской любви». Алекс возглавлял длинный список людей, которым я подсознательно желал чего-нибудь ужасного.

Я не завидовал Алексу настолько, чтобы на самом деле причинить ему вред, но идея попортить ему кровь по недосмотру казалась весьма заманчивой. Меня не раз посещала фантазия, в которой Алекс висит над пропастью и умоляет спасти ему жизнь. Я бы посмотрел на него с жалостью — тебе не следовало стоять так близко от меня, когда Глупидон выравнивал свою мишень, — пока бы силы не оставили его и он не полетел навстречу своей смерти. ААААААААааааааа… БУМ! Немецкий психоаналитик Теодор Рейк утверждает, что одно мысленное убийство в день позволяет нам избегать необходимости обращаться к психиатру, но я не слишком уверен в его правоте.

Люди, которым я завидовал сильнее всего, были из числа тех, кто добился чего-то, на что, как мне казалось, я тоже способен. Преступление Алекса заключалось в успешном киносценарии, который уже давно входил в мои честолюбивые планы. (Проклятие, это я должен был спать с ________!) Разговаривая с нашими общими друзьями в Лондоне, я убеждал их, что его успех совершенно незаслуженный, что Алекс АБСОЛЮТНО БЕСТАЛАННЫЙ. Мне было необходимо убедить себя, что единственное, почему он так успешен в Америке, — это чистое везение. Ну конечно, я слишком много протестовал. В глубине души я начал подозревать, что Алексу известно нечто, чего не знал я. Гаденыш умел добиваться успеха. Но каким образом?

По словам Алекса, он просто нашел свое призвание, занимался делом, для которого рожден.

— Найди то, к чему ты испытываешь настоящую страсть, чего не можешь не делать, — сказал он. — Ты удивишься, как быстро все встанет на свои места, когда ты занимаешься тем, что любишь.

Но это же стандартная голливудская тарабарщина! За то недолгое время, что я провел в Лос-Анджелесе, меня поразила способность людей, без устали выдающих на-гора литературную халтуру, убеждать себя, будто они творят высокое искусство. Я ожидал найти группу бывалых циников, ругающих себя за продажность, но повстречал лишь полностью удовлетворенных собою авторов, мало чем уступающих коллегам из Нью-Йорка. Куда подевалось самобичевание, которому должны подвергать себя талантливые люди за то, что безалаберно растрачивают свой дар? Разумеется, традиционные жалобы голливудских авторов, что они, словно шлюхи, продают свой талант, следует воспринимать с некоторым недоверием. Вот мнение Хечта: «Прежде чем вам покажется, что я пишу о поколении закованных в цепи последователей Шелли, скажу, что большая часть авторов, «погубленных» кино, жадные графоманы и некомпетентные болваны». Зато им удалось убедить себя, что хотя они и получают полмиллиона долларов за переделку сценариев комедий Адама Сэндлера, себя вовсе и не продают.

Согласен, что, возможно, они скрывают истинные мысли. В Лос-Анджелесе, как и в Нью-Йорке, показать себя циником — это пойти на верное самоубийство. Лучше прослыть Джеймсом Стюартом, чем Джимом Кагни.[181] В Голливуде даже существует название для карьерной стратегии, заключающейся в том, чтобы притвориться наивнее, чем вы есть на самом деле, и создать у людей впечатление о чистоте вашей души — «честное жульничество». Не в этом ли секрет Алекса? Faux naiveté?[182]

Не думаю. Хотя Алекс мог время от времени себе противоречить, но он всегда верил в то, что говорил. Согласен, он — маккиавеллианец, но не отдает себе в этом отчета. Нет, Алекс не из тех честных и прямых парней, которые позволяют себе иногда говорить людям то, что те хотят от них услышать, дабы снискать их расположение. Точнее было бы сказать, что самой природой в нем заложено стремление угождать людям. Алекса нельзя обвинить в лицемерии, потому что он искренен в нем. Кажется, его индивидуальность ограничена только тем, что может потребовать карьера, а личность полностью подчинена стремлению к власти. Когда он смеется над шутками босса, то делает это, потому что искренне считает их смешными.[183] В этом реальный секрет успеха Алекса. Это позволяет ему завязывать близкие дружеские отношения с влиятельными людьми, не вызывая чувства, будто их «держат за дураков». Говоря на языке Голливуда, он идеальный «питомец для знаменитостей».

Разговаривая с Алексом в другой раз, я сказал ему, что его главный талант — умение заболтать людей.

Алекс [высокомерно]. А я-то считал своим «главным талантом» умение писать. Влиятельные друзья могут помочь открыть перед тобой дверь, но они не в силах добиться за тебя успеха. Джулия Робертс не может сделать успешным проект своего лучшего друга, ты ведь понимаешь, о чем я хочу сказать? (Конечно, Алекс. Ты пытаешься сказать, что невероятно талантлив.) И наконец, открою тебе роковую и жестокую правду об этом городе. Здесь не важно, с кем ты знаком или как много барбекю ты провел в компании Стивена Спилберга, все всегда будет упираться в то, как хорошо ты делаешь свое дело. [ЧЕРТОВСКИ талантлив, откровенно говоря.[184] Бен Хечт использовал полученные им статуэтки Оскара как подпорки для дверей.]

Я. Конечно, ты будешь так думать, ведь тебе это удалось. Если бы ты был писателем-неудачником, ты бы думал иначе.

Алекс. Дружище, я же говорю тебе, все дело в работе.

Я. Но ты же не будешь возражать, что водишь дружбу с подозрительно большим количеством известных людей. Ты же не скажешь, что это счастливая случайность? Что тебе просто повезло подружиться с людьми, у которых есть возможность помочь тебе получить тот самый единственный шанс?

Алекс. Понимаю, тебе трудно в это поверить, но я действительно с уважением отношусь к работе людей, которые стали моими друзьями. Я ничего не планировал.

Я. Значит, ты подружился с ____ ____, потому что в восторге от ее «работы»? Скажем, от той, которой она занимается на подиуме? И это никак не связано с тем, что тебе хотелось затрахать ее до бесчувствия?

Алекс [смеясь]. Послушай, приятель, для меня они не являются теми потрясающими знаменитостями, для меня они самые обычные люди, понимаешь? У меня никогда не возникает мысли вроде: «О Боже! Я разговариваю с Мадонной!»

Я. Минуточку. Притормози. Ты знаком с Мадонной?

Я понял, что мне никогда не удастся соперничать с Алексом. Я диаметральная его противоположность. Вместо того чтобы ублажать людей, которые в состоянии мне помочь, я восстанавливал их против себя. И, как в случае с Алексом, это происходило на подсознательном уровне. Казалось, мы запрограммированы реагировать совершенно разным образом на людей, занимающих высокое положение. Он хотел угодить им, завоевать одобрение, а я всем своим видом показывал, что мне плевать, что они обо мне думают. По теории Фрейда, в своем психологическом развитии я застрял на Эдиповой стадии — мне до сих пор хотелось убить моего отца. Наверное, поэтому его карьера взлетела вверх, а моя стремительно катилась вниз.

А может, я просто обманывал себя? Может, Алекс прав? Вдруг все на самом деле сводится к умению работать? От меня не укрылось, что придуманная мной теория для объяснения моей неудачи лестна моему самолюбию. Мне не повезло не потому, что не хватило таланта, а потому, что я не умел подхалимничать! И все же это не решало моей проблемы — я действительно не умел поддерживать хорошие отношения с людьми, которые могли мне помочь. В конце концов, это ведь я нанял стриптизершу в день проведения акции «Возьмем наших дочерей с собой на работу». Глупо отрицать очевидное. К сожалению, даже полностью осознавая, насколько саморазрушающе мое поведение, я не был уверен, что смог бы его изменить. Если говорить откровенно, я не был уверен, что вообще хочу это сделать.

В книге «Дитя столетия» Бен Хечт отмечает, что один из признаков разочарованных нищих писателей, которых он знал в «золотую» эпоху Голливуда, — подсознательное нежелание добиться успеха: «Несмотря на их острый ум и даже талант, в их глазах поселилась неудача. Желание оставаться неудачниками и роптать на жизнь сильно в них так же, как жажда славы и денег. Это читалось не только по их лицам, но и слышалось в злорадстве, с каким они подробно рассказывали о несчастливой судьбе».

Неужели в этом моя проблема? Неужели я сам предпочел быть неудачником?

Но по-настоящему меня тревожило то, что я даже близко не был напуган перспективой провала. Наоборот, чувствовал, что мало-помалу начинаю привыкать и ситуация уже не кажется мне такой ужасной, как я думал о ней в самом начале. Может, это и не конец света — быть фрилансером и печататься то там, то здесь. Я обнаружил, что вполне реально сводить концы с концами даже при очень маленьких заработках. Согласен, не такой представлял я свою жизнь, но, может быть, пришло время умерить свои аппетиты…

Я чувствовал себя героем Тома Круза из фильма «Рожденный четвертого июля», который наконец расстался с надеждой вновь встать на ноги.

Пора что-то предпринять, что угодно, прежде чем пучина поглотит меня окончательно.