Книга, называемая Раем

15 января ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА КАЛИВИТА[61]

Благослови, отче!

«Любящий отца или мать больше Меня, не достоин Меня, и тот, кто не отвержется всего своего и не последует за Мной, не достоин Меня», — говорит Господь в Священном Евангелии (см. Мф. 11: 37-38). Плотская любовь обладает весьма тиранической и жестокой силой, но наш Владыка Христос повелевает, с легкостью презрев и ее, я имею в виду любовь к родителям, родственникам, богатству и стяжаниям, поднимать крест и с готовностью следовать за Ним, как это подобает и есть справедливо. Поскольку и Сам Преблагий, Ревнитель о душах наших, подобным же образом проявивший к нам, негодным, любовь более горячую, чем родительская, настолько возжелал нашего спасения, что как Человек[62] принял за нас смерть. Если Царь царствующих и Создатель всей твари сделал для тебя, жалкого червя, столько, то насколько более ты, недостойный, обязан делать для Него? Ведь если ты любишь кого-нибудь: брата, ребенка, или родственника, или девушку плотской любовью, то в этом случае воля твоя настолько порабощена и связана насильно естеством, что ты, не хотя, отдаешь предпочтение красоте и желаешь выгоды любимого больше собственной выгоды, поступая жестоко и немилосердно с самим собой только для того, чтобы показать свою любовь; насколько же больше ты должен возжелать своего Творца и Создателя? Если плотская любовь имеет такую силу, то насколько большей силой должна обладать душеполезная и спасительная Божественная любовь? Если ты любишь кого-то за дары и благодеяния, или за оказанную тебе любовь и милосердие, или за красоту, или за богатство и другие превосходства, то кто другой дал бы тебе столькие дары и безчисленные блага природы, кто возлюбил бы тебя настолько, что пошел за тебя на смерть, если не Этот Твой Создатель, Творец и Владыка? Кто может быть более прекрасным и славным, чем Он, Сотворивший солнце, луну и звезды; кто богаче, премудрее, сильнее и превыше всех хвалебных речей? И если тебе оказано столько благодеяний и милостей, для чего же ты желаешь тленного и суетного, устремляешься более к твари, нежели к Творцу? Исследуй жития святых нашей Церкви, и особенно этот «Рай», и тогда ты увидишь, сколько благородных и богатых мужей и жен возненавидели славу, богатство и всякое временное наслаждение, отреклись от друзей и родных, чтобы только приобрести Христа, ради любви к Которому претерпели все плотские скорби, чтобы с Ним вечно радоваться. Особенно достоен ныне похвалы бедный званием инок, по прозвищу Каливит (Кущник), но поистине великий и богатый душевным благородством, потому что возлюбил Христа больше злата, сильнее родителей и превыше всякого плотского наслаждения. Его душеполезное и удивительное житие мы приводим здесь для примера, чтобы всякий желающий мог по силе ему подражать.

Жил в Константинополе один сановник — очень богатый военачальник по имени Евтропий. И была у него жена Феодора, такая же благочестивая, как и он сам. У них были три сына: два из них были почтены блистательным саном и были счастливы в житейском отношении. А младший, добрый Иоанн, хотя и родился после всех, стал, выражаясь словами Евангелия, первым. Он остался с родителями и прилежно изучал священные науки, предпочитая более обогащаться ими, чем деньгами, не обращая внимания, по Давиду, на ложную суету. Было ему тогда двенадцать лет. Но большее усердие он проявлял не к урокам, а к слышанию слова Божия, поэтому день и ночь, как благородная отрасль, все свое время проводил в церквях. Ибо Божественные слова — поистине потоки водные, и, напояемый ими, он принес прекрасный и сладчайший плод добродетели.

В то время один монах из обители «Неусыпающих»[63] возымел желание поклониться святыням Иерусалима и, отправившись в путь, проходил по какой-то нужде через Константинополь. Здесь он остановился отдохнуть в доме, который находился вблизи от жилища военачальника. Увидев монаха, Иоанн стал расспрашивать его, кто он такой и куда направляется. Тот правдиво обо всем рассказал. Юноша заинтересовался и стал расспрашивать о порядках в монастыре «Неусыпающих». Инок подробно рассказал ему обо всем необходимом: и о постах, и о псалмопениях, и о прочих установлениях. И казалось Иоанну, что слова его более сладкие, чем мед, сердце его уязвилось желанием подвига, поэтому он отвел монаха в тайное место и сказал ему: «Поклянись Триединым Богом, что когда вернешься в монастырь, то придешь сюда, и тайно возьмешь меня с собой, чтобы я как можно быстрее стал монахом, прежде чем родители мои узнают где я. Потому что они думают меня женить, сделать начальником и почтить мирским блеском и суетой, но сам я очень желаю монашеского жития и жажду быть сопричисленным к вам, считая это истинной славой, неизменной честью и печатью Небесного блаженства». Клятвенно пообещав исполнить его желание, монах отправился в путь. А в душе юноши возрастала Божественная любовь и желание Христа, ему радостно было пребывать ежечасно с Желанным и мысленно с Ним беседовать. По этой причине он попросил родителей, чтобы ему сделали список Евангелия, чтобы он мог иметь его всегда с собой и, читая, радоваться. Так поступают обычно те, кто имеет в сердце своем горячую любовь — чтобы многократно читать слова Возлюбленного ими, считая это достаточным утешением для своей любви. Его родители (и более всего мать, готовая, как и любая другая мать, всегда исполнять желания своих детей), приняв с радостью просьбу своего чада, однако удивилась, что он не попросил богатые и светлые одежды или что-либо еще, как это водится у молодых людей, но изложил лишь эту боголюбивую просьбу. Вскоре они сделали прекраснейшее Евангелие: текст был написан дивным каллиграфическим почерком одним опытным учителем, а снаружи золотых дел мастер обложил его золотом, жемчугами и прочими драгоценными каменьями. Евангелие было настолько красивым, что уже одним своим видом влекло душу юноши к постоянному и непрестанному чтению и изучению его.

Так быстро исполнив просимое, бедные родители не знали, что тем самым они разожгли в своем ребенке сильнейшую любовь ко Христу, и что Евангелие это они сделали к огромной для себя потере, потому что под воздействием постоянного чтения он, ради любви ко Творцу, стал презирать любовь родительскую. Через несколько дней, согласно обещанию, пришел монах, при виде которого юноша обрадовался как олень, который видит источник воды. Желая поскорее осуществить задуманное, он взял Евангелие и притворился, что пошел в школу. Причем за ним шел один слуга, которого он отослал исполнить какое-то поручение, чтобы тот не видел, куда он пошел. После этого вместе с монахом они пришли к морю и, найдя корабль, Иоанн заплатил за проезд, чтобы их доставили в монастырь «Неусыпающих». Уйдя тайно, присноблаженный поступил так потому, что боялся, как бы любовь родителей, и особенно слезы матери, не угасили в нем огня Божественного желания. Дул попутный ветер и они скоро достигли монастыря. Монах рассказал все об Иоанне игумену: и о знаменитости рода, и о знатности родителей, и о любви, которую они к нему питали, об ожидаемой в будущем должности, о замышлявшемся браке, а затем и о любви юноши к Богу, о клятве и, наконец, о его побеге. Взглянув на Иоанна и размыслив о его возрасте, прежнем воспитании, игумен испугался, что он не сможет вынести столь трудный подвиг (потому что был воспитан не зная злостраданий) и обратится вспять, поскольку у молодых ревность вначале горяча, а потом остывает. Подозвав его, игумен стал отечески наставлять Иоанна, говоря так: «Чадо, то, что ты желаешь, противоречит твоему воспитанию и возрасту, потому что ты весьма юн и избалован удобствами. Мы же здесь ведем жизнь притрудную и исполненную лишений. Боюсь я, как бы ты, не претерпев злостраданий, не предался впоследствии нерадению, нанеся вред не только себе, но и многим другим своим примером. Потерпи сорок дней послушником, и если увидишь, что у тебя хватит сил выдержать подвижнический труд до конца, то примешь, по обычаю, святую схиму». Горячий душой Иоанн опечалился, услышав такое, и со многими слезами просил игумена не медлить и одного дня, но тотчас же постричь его в монахи, клянясь, что с Божией помощью вынесет всю тяжесть схимы. Дивный юноша так благоразумно поступал из-за боязни, что родители узнают, где он находится, и, придя, силой заберут его. А если он уже наденет рясу, то они не дерзнут этого сделать. Когда он говорил такие жалобные слова и проливал слезы, начальствующий монастыря сжалился над ним и, согласно желанию, постриг его в монахи. И поистине, подобно тому как были срезаны власы головы, так же он отверг и всякий земной и мирской помысел и вместе со схимой облекся во всякую добродетель монашеского жительства, став в один день монахом не только по виду, но и намного более в действительности.

Родители же его безутешно оплакивали внезапное исчезновение сына и, не зная, куда пойти, рассылали по всем местам людей искать сына. Но Бог покрывал его, и его не находили, чтобы не было ему препятствия в Божественной любви, но смог он исполнить свое желание. Поискав по всем странам и монастырям сколько могли и не найдя его, они так плакали и рыдали, как только могут плакать родители от большой любви к ребенку. В то время, пока они безмерно скорбели по нему, он подвизался в послушании и смиренномудрии так, что скорее другие брали пример с него, чем он с них. Да и вообще говоря, был Иоанн посреди монахов таким правилом и образцом добродетели, что все удивлялись ему, но лишь немногие могли подражать.

Однако ненавистник добра диавол, видя, что нежный возрастом юноша так подвизается по Богу, стал расставлять ловушки и строить козни, пытаясь одержать верх над истинным ненавистником лукавого. Но сколькими бы искушениями не борол его коварный, он всегда оставался побежденным, потому что, вооружившись добродетелями и помощью свыше, юноша прогонял искусителя. И тогда тот воздвиг на него другую, тягчайшую брань, приведя ему на память сильную любовь и привязанность родителей, отцовскую нежность, материнские страдания, потребности естества, и склонял его к желанию увидеть милых родителей. Причем эта любовь к родителям истощала и снедала его больше постов и лишений, так что лицо его было подобно лицу мертвеца. Видя его таким слабым и измученным, игумен подумал, что это от чрезмерного поста, и сказал: «Знай, чадо, что все крайности происходят от бесов: как совершенная невоздержанность, так и воздержание сверх меры. Поститься должно по силе, так, чтобы безрассудным неядением не умерщвлять плоть. Ибо это — не добродетель, но гордость и безумие». Юноша же, ничего не тая от него, отвечал: «Отче, не излишнее воздержание является причиной моего страдания, а другая, тягчайшая брань, которую зажег внутри меня человекоубийца с помощью любви к родителям. И такое желание их увидеть он пробудил во мне, совершенно не давая мне покоя, что от него я таю, как свеча от огня. Поэтому прошу твою святыню отпустить меня к ним. Надеюсь на твои святые молитвы, что я смогу увидеть и родителей, и диавола победить с помощью Владыки Христа». Неожиданно услышав такое, игумен очень опечалился и сказал ему: «Разве не говорил я тебе, что ты не сможешь выдержать, а ты подверг меня насилию и заставил сделать то, что делать не следовало? Потерпи, и если будет на то воля Божия, я отпущу тебя».

Через несколько дней, видя, что юноша тает и теряет силы, настоятель пожалел его; собрали всех братий и сотворили о нем общее моление ко Господу, чтобы сохранил его невредимым от бесовских козней. Затем, глубоко простонав и пролив слезы, настоятель поцеловал юношу, потому что сильно любил, ибо не было у него другой такой более добродетельной овцы, и с болью в сердце отпустил со словами: «Ступай, чадо, в мире, и пусть Бог взирает на тебя и ведет тебя, ты же храни Его повеления». Иоанн, также плача, простился с каждым монахом в отдельности и со всеми вместе, оправдываясь, что разлучается с ними не по своей воле, а вынуждаемый отеческой любовью. И все плакали, что лишаются его. Выходя из монастыря он часто оглядывался, вспоминая духовные подвиги, совершенные им здесь, и милую братию. Сердце его сжигалось при мысли обо всем этом, все внутри обрывалось, и он говорил: «Спасайся, доброе и христоподражательное братство, спасайтесь, братия и отцы мои, добре приявшие меня и оказавшие мне ради Господа великую любовь. А я, жалкий, не был достоин жить вместе с вами, поэтому, к несчастью, разлучаюсь неразумно».

Когда он отошел немного, то обнаружил на дороге одного нищего в старой и рваной одежде. Поприветствовав его, он снял с себя свою одежду и отдал ее нищему, взамен взяв его разодранную, после чего они вместе двинулись в путь, радуясь: один — при виде настоящего, другой — того, на что возлагал надежду, потому что уподобился в нищете и смирении Христу. Переплыв море, он пришел в Византий и, ночью подойдя к отеческому дому, упал на землю и, возвысив ум свой к Богу, со слезами молился так: «Господи Боже, создавший всю тварь, и Своей рукой сотворивший человека, премудрое и прекрасное Твое творение. Ты вложил в его естество сильную и непобедимую любовь к родителям, но повелел нам предпочитать Тебя более сего естества, чтобы показать, что помысел сильнее природных страстей и благородное намерение легко побеждает естество. Ты, Владыка, сотворивший наши сердца и исследующий тайная, знаешь, что с юного возраста душа моя жаждала Тебя. Ради любви к Тебе я не посчитался с любовью к родителям, презрел богатство, славу, роскошь и возненавидел все удовольствия, предпочтя всему этому желание Тебя. Молю Твою благость, не попускай, чтобы лукавый, как тиран, обладал мною, но будь со мной, рабом Твоим, и дай мне силу мужественно низвергнуть его и умертвить тем же мечом, которым он коварно вооружился на меня». Так премудро молясь Богу, он отошел от двери своего дома и лег вдалеке, как один из бедных странников, что просят милостыню, намереваясь так, неузнанным, остаться в отчем доме до конца жизни, чтобы подобным разумным способом исцелить и победить естество. Когда рассвело, привратник открыл дверь и, увидев его, одетого в рваную и негодную одежду, спросил, кто он такой и откуда пришел. (А не узнал он его потому, что сильная худоба исказила черты лица.) Иоанн на это отвечал: «Как видишь, я бедняк и у меня нет ни денег, ни дома, чтобы отдохнуть, негде приклонить главу, я лишен всего необходимого. Прошу тебя, пожалей мою бедность ради Господа, и позволь мне, несчастному, спать в углу». Так просил господин раба, не стыдясь просьбы и не объявляя о своем господском происхождении, желая подражать Тому, Кто в бедной Плоти скрывал богатство и господство Божества.

Любовь к родителям истощала и снедала преподобного Иоанна больше постов и лишений, так что лицо его было подобно лицу мертвеца

Сжалившись над его убогой одеждой и худобой тела, слуга позволил ему спать в углу двора. И имел преподобный в душе своей каждодневно великую брань: Божественная любовь и естественная любовь к родным сражались между собой. Когда он видел выходящих или входящих отца и мать, то все внутри него горело огнем, и плотская любовь побуждала и вынуждала его им открыться. Поэтому ежечасно он вел невиданную мысленную брань, особенно, когда видел рабов, пирующих за отеческим столом в то время, когда он терпел голод, был немыт, лишен крова и одежды. Но, терпя все это, адамант укреплял сердце свое Божественной любовью, поэтому часто молился, говоря так: «Владыка, Господи, Истинный Отец и Творец мой, удостоивший меня увидеть дом и своих родителей, Сам укрепи меня победить врага до конца. Да не разлучит меня любовь к родителям от Твоей любви и моей надежды». Молясь так Богу, мужественнейший провел у этого входа целый год, не замечаемый родителями и рабами. Возможно, это было и от содействия демона, чтобы причинить ему большую скорбь и муку, то есть что они не узнали его и не заботились о нем.

Спустя год, обратив внимание на терпение нищего странника, Евтропий удивился и, подумав, что от Бога было, что этот безродный столько времени просидел в воротах, пожалел его, и с того времени распорядился посылать ему со своего стола в изобилии пищу. Но тот брал лишь немного, сколько было необходимо для поддержания тела, а остальное раздавал нищим, поэтому плоть его от великого воздержания настолько усохла, что через кожу, как через зеркало, просвечивали внутренности. А мать его в это время горько болезновала, будучи ранена изнутри (по причине его лишения), и так скорбела сердцем, что желала смерти. Имея его, желанного, перед глазами каждый день, бедная женщина проливала о нем потоки слез. Однажды с ней произошел ужасный случай, который, после того как она обо всем узнала, только усилил ее боль и привел к безполезному раскаянию.

Однажды, выходя в окружении рабынь, торжественно и с почетом, со двора, чтобы пойти в церковь на литургию, она увидела Иоанна, в истлевшей и разорванной одежде, издававшего смрад от того, что был немыт; от сильного воздержания тот имел суровый взгляд, и она (о горе!) отвернулась от желанного сына, как если бы он был змеей, и приказала слугам оттащить его в угол, чтобы он не попадался ей на глаза. Так говорила безумная в неведении, потому что ненавидела этого нищего, хотя образ сына всегда носила в своей душе; она не могла переносить вида того, который был для нее милее света очей. Вот так жестоко Иоанна прогнали с глаз матери, однако его не совсем выгнали из дома, но позволили сделать небольшую хижину, которая его как раз и вмещала. И так мужественный подвижник Христов провел еще два года, сильно мучаясь от любви к родителям, которые гнушались им, друзья безо всякого сострадания пренебрегали им, рабы издевались, и — самое худшее и несносное — его оттолкнула мать. Но даже и все это не смогло сломить непобедимого; он не заплакал, не произнес и самой малой жалобы, чтобы открыть свое родство. И самое превосходное чудо то, что те, кого он любил, и те, которые любили его больше всего на свете, по неведению гнушались им и отвергали его. Тот, кто мог одним лишь своим словом разрешить все свои мучения, не захотел этого сделать, но претерпевал великую брань от естества.

Бог, зрящий сокровенное, видя все это, явился ему во сне и, поприветствовав, возвестил, что на третий день душа его пойдет в Небесное Его Царство, пообещав дать ему светлые венцы и другие богатые награды, достойные его трудов. Восстав от видения, он сразу же заплакал от радости и стал благодарить Господа, и молился от всей души за родителей. После этого, позвав привратника, сказал ему: “Прошу тебя, скажи своей госпоже следующее: «Тот нищий, что лежит у ворот, просит твое благородство не презирать его бедность и ничтожество, но потрудиться прийти к нему ради любви ко Христу, Который за это поставит ее одесную Себя и она услышит от Него: «Болен и беден Я был, и ты посетила Меня». Кроме того, ему нужно тебе кое-что сказать”. Услышав это от раба, Феодора стал размышлять про себя, говоря: «Интересно, что может мне сказать тот нищий?» Она возвестила об этом мужу, прося разрешения пойти, и тот сказал ей в ответ: «Бог избрал и возлюбил нищих, как Своих братьев. Итак, ступай». Но женщина снова не торопилась пойти, не имея на это желания, «посрамив совет нищего», как говорит Давид, потому что если у нищего и есть что-то достойное, чтобы к нему поспешили, богатые не обращают на это внимания. Видя, что приблизился конец (поскольку весьма любил безчестие и смирение, как это будет видно далее), Иоанн послал снова сказать матери так: «Через малое время я ухожу из этого мира, и если ты не согласишься увидеть меня сейчас, потом будешь раскаиваться без всякой пользы». Когда мать услышала это, у нее защемило сердце при мысли, что он скажет ей что-то о ее возлюбленном чаде. Она повелела рабам принести его из каливы и положить перед ней. Когда его принесли к любимой матери, преподобный тихим голосом произнес: «Все, что вы делали мне, страннику и нищему, вы делали Владыке Христу, согласно Его слову. Поскольку приблизился конец моей жизни, то я хочу, чтобы ты исполнила мою последнюю просьбу. Заклинаю тебя перед Богом, Который все исследует и мой Свидетель, что ты по смерти моей не оденешь меня в другую одежду, и не похоронишь мое тело в другом месте, но в этой самой одежде погребешь меня в хижине, которую я сделал своими руками». Она с клятвой пообещала ему исполнить его желание, все еще не зная, что была его матерью, потому что Премудрый Бог позаботился, чтобы она приняла на веру все, прежде чем узнает его. После того как мать поклялась ему, Иоанн отдал ей Евангелие, говоря: «Я даю вам его, чтобы оно для тебя с мужем было верной защитой в настоящей жизни и залогом спасения в вечной». С радостью приняв Евангелие, женщина очень удивилась, что у жалкого нищего была такая драгоценная вещь. Повертев его в руках, она стала размышлять, говоря: «Оно похоже на то, что мы сделали для нашего любимого Иоанна». Когда она произнесла это имя, сердце ее заболело, а из глаз потекли слезы, но даже и тогда преподобный не признался в своем сыновстве. Когда же женщина показала Евангелие мужу, тот сразу узнал его, и у него тоже заболело сердце, после чего Евтропий произнес: «Точно это Евангелие нашего сына, а не кого-то другого. Пойдем и спросим того нищего, откуда и когда оно к нему попало». Сразу же придя к Иоанну, они стали спрашивать его и заклинали страшными клятвами рассказать всю правду. Зная, что это был его последний час, а еще и ради клятв, треблаженный рассудил справедливым открыть свою тайну. Восстенав из глубины сердца, он заплакал, говоря: «Я — тот Иоанн, которого вы ищете, а это — то Евангелие, которое я у вас просил, и вы мне дали его, когда я уходил». Услышав это, родители внимательно посмотрели на него и, поняв по чертам лица, голосу и другим подобным признакам, что это был на самом деле он, долгое время не могли ничего сказать, как если бы увидели видение. Когда они пришли в себя, то не знали, что делать сначала — радоваться, что обрели его, или скорбеть о его смерти. Они стали обнимать и ласкать его и, сильно рыдая, говорили: «О желанное чадо и многоболезненное, о рана родительская, о жало, прошедшее в наши души сегодня! Сегодня, когда мы тебя нашли, ты уязвил наши сердца более, чем когда ты ушел от нас, потому что тогда у нас была хоть какая-то надежда на то, что ты вернешься, что смягчало горечь и жестокость скорби. Но сейчас, когда ты отнял у нас и это утешение надежды, превратив наше малое утешение в скорбь, то лучше бы тебе было скончаться в молчании... так, не открывшись нам при жизни, ты не увеличил бы нашу рану и не сделал бы наше страдание еще более жестоким. О обретение, более несчастное чем потеря, о желанное зрелище, которым ты так опечалил любивших тебя!.. Нужно было тебе открыться когда пришел, чтобы у нас было время порадоваться твоему возвращению, повеселиться с тобой, или умереть втайне, чтобы мы тебя не узнали. Но теперь мы, бедные, не знаем как нам поступить вначале... Праздновать обретение тебя или оплакивать твою смерть?.. О мы, несчастные из несчастных! Ты был в наших руках, а мы прогоняли того, которого так тщательно разыскивали по всему миру. О звездный свод, о всенесущее солнце, какое зрелище вы видите, какие стоны и источники слез нужны, чтобы оплакать страдание несравнимое, какой камень, железо или другое крепчайшее естество возможет понести такое безмерное горе?..» Это и еще многое другое говорили родители четыре часа подряд, и особенно несчастная и огорченная мать, которая, вспоминая безумную свою к нему ненависть и презрение, о чем говорилось ранее, жалобно и безутешно скорбела, рвала на себе волосы и ударяла в грудь. Преподобный же понемногу умирал, и, наконец, у них на руках предал, добропобедный, свою душу.

И весь город исполнился этим общим страданием и чудом, и все, плача, радовались, сострадая боли родителей, а душой ликовали, удивляясь такому неподражаемому терпению подвижника. Мать же, побежденная любовью, забыла о своем обещании и клятве и, сняв со святого его одежды, одела его в светлые и драгоценные. Но, о чудо, о горячая ко Христу любовь, потому что свои лохмотья — это знамение подвигов — подвижник желал более материнских драгоценных одежд. Тотчас же члены матери замерли, и она была парализована. Отец, видя ее парализованной и совершенно без движения, вспомнил о поручении сына, и как только на него надели его рваные одежды, мать исцелилась. Сын оказался наставником родителей, и Бог показал, что не только дети обязаны соблюдать повеления родителей, но и родители — просьбы детей, если они угодны Богу. И был погребен этот благородный подвижник в той самой хижине, о которой просил, зная, что это смирение сменится светлостью вышних кущей. А родители построили над этой хижиной храм, пожертвовав на его содержание половину своего имущества, а остальное раздали нищим, чтобы таким образом и древо уподобилось плоду. Добре и добродетельно пожив, они пошли в Царствие Небесное вечно радоваться с преподобным своим сыном и всеми святыми, прославляя Отца, Сына, и Святаго Духа, Троицу в Единице и Единицу в Троице, Которой подобает всякая слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.