Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918-1922 гг. Сборник документов.

№ 207. Сообщение из журнала «Еврейская неделя»^{293} о погромном движении в Белоруссии. 18 февраля 1918 г.

Хроника.

Как сообщает «Унзер Тогблат»^{294}, в одном из последних заседаний с.-р. и с.-д. в Минске некоторые солдаты-евреи от имени партии Поалей Цион внесли предложение обсудить вопрос о том, как бороться с погромной агитацией и погромным движением в Минске. Совет постановил принять экстренные меры в этом направлении.

Еврейская неделя. № 5. 1918. 18 февраля. С. 17-18.

№ 208. Сообщение из журнала «Еврейская неделя» о погроме в г. Витебске 29 апреля 1918 г. 18 мая 1918 г.

Погром в Витебске.

В сравнении с кровавым погромом в Новгород-Северске или в Глухове^{295} погром в Витебске носил «мягкий» характер: серьезных жертв здесь почти не было.

Специальный корреспондент «Тогблата», посланный в Витебск для ознакомления с погромом, передает следующие подробности.

В связи с христианскими праздниками среди населения города царило очень тревожное настроение: продовольственная управа не выдала к празднику муки, и христианское население, среди которого велась черносотенная агитация, обвинила во всем евреев, которые, якобы, «забрали всю муку себе на их Пасху». Среди городской черни усиленную агитацию за погром вели члены витебской так называемой «анархистской дружины». Членами этой дружины состоит всякий сброд: хулиганы, воры, бывшие жандармы. Передают также, что и среди красноармейцев велась агитация за погром, и многие части были затронуты этим влиянием. «Советская власть, — пишет корреспондент, — захоти она только, могла бы обезоружить подозрительные элементы и предотвратить погром...»

29 апреля вечером громилы, выработав определенный план, приступили к делу. Погром начался на Вокзальной ул. С криками «бей жидов» они бросились на проходивших по улице евреев, жестоко их избивали и грабили. Все погромщики были вооружены, стрельба вызвала в городе ужасную панику. Ужасающие крики неслись с моста, где проходившим евреям угрожало быть потопленными в реке; утверждают даже, будто без жертв при этом не обошлось.

В это же самое время другая банда напала на евреев на вокзале. «Русские, отойдите в сторону, — кричали погромщики, — а если хотите, то можете присоединиться к нам». В городе в этот день было много еврейских свадеб (это было в день Лаг Беомер^{296}), и хулиганы обошли все свадебные помещения и ограбили всех присутствующих.

Проживающий в Витебске художник Шагал^{297} спасся благодаря тому, что он назвал себя поляком.

Громилы напали также на театры и синематографы, отделили христиан от евреев и последних ограбили и избили. Милиция отнеслась к погрому с полным равнодушием и не захотела ему препятствовать. Местный совет, первоначально принявший [выступление] «анархистских» банд на свой счет, решил немедленно погром подавить и отдал приказ польским легионерам и латышам прекратить выступление погромщиков, что и было исполнено. Имеются сведения, что отдельные красноармейцы приняли живое участие в погроме, — некоторые из них были затем даже арестованы с поличным.

Погромы носили чисто антиеврейский характер; ни один нееврейский магазин и дом не были тронуты. Еврейские жители по сей день живут в погромном страхе и каждый день ждут возможного повторения погрома.

По другим данным, еврейские убытки от разгрома достигают до 700 тыс. руб. Разграблены магазины братьев Муниц, Розенгольца, Лесина и Межинского, Шейнмана и типография Дрейцера — на Замковой ул., а также магазины Шохера, Гольдберга и Бессмертного — на Смоленской ул. и др. Пострадал также ряд частных еврейских домов.

Еврейская неделя. № 11-12. 1918. 18 мая. С. 16-17.

№ 209. Статья из журнала «Еврейская неделя» о причинах и характере погрома в г. Витебске 29 апреля 1918 г. 18 мая 1918 г.

Как делаются еврейские погромы.

Для ознакомления с причинами и характером погрома в Витебске газетой «Тогблат» был послан из Петрограда специальный корреспондент, который на страницах газеты рисует в ряде статей интересную картину политических настроений в Витебске, служивших рамками для погромного движения.

Витебск, этот «оставшийся уголок былой черты оседлости», как корреспондент его называет, является теперь, пожалуй, «самой крупной еврейской общиной в Великороссии из былой “черты”. И это делает антиеврейские настроения этого города еще более примечательными. После революции здесь, как и в других Местах, не произошло ожидаемой переоценки ценностей в умах христианской массы в отношении к евреям. Извечная, вкоренившаяся ненависть лишь вошла внутрь сознания, притаилась в ожидании благоприятного момента, чтобы снова показаться на Божий свет». Местное христианское мещанское население, зараженное антисемитскими чувствами, создало себе свой уголок — Белорусскую Раду, вокруг которой стали группироваться бывшие черносотенцы^{298}. И Господь знает, какие беды этот «национальный» институт ни навлек бы на голову еврейского населения Витебска, если бы вдруг не появились большевики и не разогнали бы эту Раду.

Но стало ли лучше и спокойнее еврейским жителям после прихода коммунистических спасителей? Автор отвечает на это: «спросите об этом простого еврея, еврейского лавочника, имеющего дело с местным мещанином или крестьянином из окрестной деревни; спросите еврейку, бегающую каждый день на рынок, [которые] там встречаются с подлинной народной массой».

Прямой ответ на это автор дает сам в другой своей статье, содержащей фактические данные о погроме в Витебске^{299}.

«Для всех очевидно, что антисемитское настроение в городе увеличивалось, главным образом, благодаря тяжелому продовольственному кризису, а также благодаря борьбе между большевиками и меньшевиками в местном совете. Витебску Господь послал каких-то особых большевиков, коих называют уже «горе-левыми». Вот эти-то левые из левых, которые самого Ленина за пояс заткнут, ведут все время отчаянную борьбу с оборонцами^{300}. А оборонцы здесь как раз все евреи. И в действительности на поле брани г. Витебска друг против друга стоят два лагеря: мужички, бывшие черносотенцы, которые охочи одним махом проделать все социалистические эксперименты... на спинах еврейских собственников; в другом лагере находятся евреи, еврейские партии и организации, которые прилагают все усилия к тому, чтобы воспрепятствовать такого рода «социализму», советские газеты ежедневно зовут к «священной войне» с этими врагами народа, и эти призывы часто носят откровенный погромный характер»...

Нет ничего удивительного в том, что эта своеобразная «коммунистическая» антиеврейская, антиоборонческая агитация принесла свои плоды, — и в Витебске разыгрался погром. Правда, это было лишь невинное жидотрепание в сравнении с тем, что произошло, например, в Глухове или в Новгороде-Северском, но Витебск своего последнего слова не сказал. Еврейское население все еще живет в погромном страхе, подчеркивает автор статей, и новые эксцессы возможны каждый день, каждый час.

Еврейская неделя. № 11-12. 1918. 18 мая. С. 11-12.

№ 210. Сообщение эмиссара Комиссариата по еврейским делам НКН РСФСР^{301} Липкина Беженскому отделу Комиссариата о предпогромной ситуации в г. Орше Могилевской губ.^{302} 6-7 августа 1918 г. 7 августа 1918 г.

Объезжал прифронтовую полосу и центральные пункты для беженцев, был в Полоте, Витебске и Брянске, из последнего был вызван в Оршу ввиду начавшегося бунтарского выступления войск Оршанского гарнизона, назначенных в посадку для отправки на чехословацкий фронт, равно ввиду явно провокационно-погромной агитации среди красноармейцев и беженцев. Приехал я в Оршу вчера, когда фактически власти ни в городе, ни на станции не было. Члены исполкома скрылись, а по городу и по привокзальной полосе банды красноармейцев из назначенных к погрузке Белорусских полков^{303} шныряли туда и сюда и беспричинно стреляли. В это время усиленно рекомендовалось устройство еврейского погрома и вообще выступать против Советской власти, так как в Советах сидят «одни только жиды»^{304}. Подлило масло в огонь то, что в тот же день прибыл в Оршу поезд для русских военнопленных. Черносотенцы поясняли все время красноармейцам, что «жиды» продали немцу Россию, туда и отправляют продукты^{305}.

В канцелярию Центропленбежа^{306} прибыли ко мне оставшиеся члены исполкома и предложили мне как солдату взять командирование над несущей караул на границе украинской ротой, отправиться в город и восстановить порядок. Я заявил свое согласие, хотя и сомневался в успехе ввиду малочисленности войск этой роты; но в 2 час. ночи мы устроили вторичное совещание и решили, что снять их с караула и оголить границу нельзя, так как банды стремились перейти границу^{307} и немецкие пограничные власти зашевелились.

Из коллегии я остался один и продолжаю работать тяжело и весь день под движением разъяренных и распропагандированных против коллегии беженцев. В городе вчера вечером из выпущенных из тюрьмы левых с.-р. образовался военно-революционный комитет^{308}, но сейчас прибыл по нашему вытребованию эшелон польского революционного полка из Витебска и ждет прибытия из Смоленска войск для совместного обсуждения положения дел и принятия мер к ликвидации бунта и отправки войск на фронт^{309}. Надеюсь, что мне удастся успокоить беженцев и предотвратить эксцессы. Немцы на совещании, о котором докладывал Вам, обещали мне, что в течение 10 дней разгрузят Оршу с условием, чтобы мы впредь не принимали беженцев не по выработанному плану с их согласия, т.е. чтобы беженцы из резервуаров, главным образом из Смоленска и Витебска, отправлялись в Оршу по нашим указаниям для того, чтобы можно было отправлять их транзитным порядком.

В Витебске сейчас мало беженцев: почти всех принял у них. В Смоленске налаживается работа по реэвакуации и пока [там] не нуждаются в моем присутствии. В Брянске дело плохо поставлено и много беженцев скопилось там. В третий раз убедительно прошу прислать мне помощника, которому я бы передал все, что нужно делать, и указал место, где пока он должен находиться. Прилагаю некоторые ведомости, которые познакомят Вас с движением беженцев и больных в Орше.

В следующий раз пришлю более подробный доклад. Работаю 24 час. в сутки... Необходимо в Центропленбеже выяснить вопросы, почему в Полоть не пропускают евреев, также и в Себеж немцы не пропускают евреев. Торопитесь с высылкой сывороток противохолерных и хорошего качества. Открыли для военнопленных культурно-просветительный отдел. Прошу выслать и еврейскую литературу.

С товарищеским приветом Липкин.

Приложение: «Ведомости»[529]

ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 93. Л. 11. Заверенная копия.

№ 211. Из доклада Комиссии Министерства иностранных дел Великобритании под руководством С. Сэмюэля^{310} о расстрелах и погромах польскими воинскими частями в г. Пинске Минской губ.^{311}, г. Лиде Виленской губ. и др. городах в апреле 1919 г. 28 июля 1920 г.

[Перевод с английского.]

Секретарем Министерства иностранных дел Его Величества мне была вверена миссия в Польше, главная задача которой заключалась в проверке всех обвинений, выдвинутых против Польши в плохом обращении с евреями, выражавшемся во всевозможных формах преследования и угнетения еврейского населения. Мне поручено было в особенности употребить все усилия к проверке и установлению как фактов погромов и оскорблений евреев, так и того обстоятельства, поскольку[530] польская администрация ответственна за все эти события своим пассивным бездействием, прямым содействием погромам или же поскольку[531] правительство преследовало и предавало суду обвиняемых.

Задача моей миссии была рассеять всякие недоразумения, могущие возникнуть между Польшей и Великобританией, и установить взаимные дружественные отношения сожительства между этими государствами. Поэтому мне было поручено рекомендовать правительству Его Величества всевозможные меры, ведущие к установлению дружественных отношений сожительства между евреями и другими частями населения, так как положительное разрешение этого вопроса способствует благосостоянию всей страны.

Миссия эта оставила Лондон в начале сентября и пробыла в Польше около трех месяцев. Я выбрал для обследования Краков, Лодзь, Вильно, Лиду, Пинск и Лемберг[532], как более характерные в смысле преследования евреев, и приехал туда из Варшавы. Условия передвижения в Польше во время пребывания миссии были крайне неблагоприятные благодаря снежным заносам, с одной стороны, и прекращению пассажирского движения — с другой, так что миссия не имела возможности посещать и другие города.

В инструкциях, данных мне, было предложено уделить особое внимание и расследовать те районы, где имели место погромы и эксцессы в Польше.

В Польше под словом «погром» подразумевается просто выступление против известной части населения. В Англии же под словом «погром», по опыту, полученному при погромах, имевших раньше место в России, подразумевается организованное правительством выступление против одной части населения или же когда правительство относится пассивно и не принимает никаких мер к прекращению погрома и кровопролития.

Результаты моего обследования привели меня к заключению, что события в Лемберге, Лиде и Вильно могут быть отнесены к погромам, как их себе представляют в Англии. Ужасные избиения в Пинске носили характер военных убийств.

Во время выступления в других двух городах часть евреев подверглась нападению, но военные власти постарались приостановить действия солдат, поскольку[533] это было возможно. Вообще говоря, насколько гражданская администрация проявляла свою власть и влияние, поскольку[534] поведение войска в тылу было удовлетворительно [...][535].

Лемберг.

Что касается событий в Лемберге от 21, 22 и 23 ноября 1918 г., нужно отметить исключительность положения, господствовавшего в этом городе, и небольшой масштаб столкновений, которые там произошли.

Прежде, до указанного числа, вся украинская армия, занимавшая эту часть Восточной Галиции, состояла приблизительно из 10 тыс. чел. Но генерал Мличинский^{312} создал польскую армию приблизительно из 1500 чел., состоявшую из мужчин, женщин и детей, некоторые из них преступного элемента; и после тяжелой борьбы ему удалось занять половину города. Вторая же половина этого же города осталась у украинцев. Еврейская часть лембергского населения объявила себя нейтральной^{313}. После долгой уличной схватки полякам удалось овладеть городом. Это достигнуто было благодаря прибытию значительного числа польских солдат, приехавших из Познани, под командованием генерала Розща^{314}. Установлено, что этим солдатам была дана полная возможность громить еврейские кварталы в течение трех дней. У меня также имеются показания, что евреи были предупреждены их христианскими друзьями о том, что готовится погром в вышеуказанные дни. Польские солдаты и население, правда, были немного восстановлены по отношению к евреям за их нейтральное отношение к борьбе поляков с украинцами, но это еще не может служить для них оправданием за учиненные убийства и разгромы 21, 22 и 23 ноября.

Гр. Елена Шайн под присягой показала, что группа солдат ворвалась к ней в дом, застрелила ее отца, брата, шурина. Они бы застрелили и ее, но она дала им 300 крон, и они ушли. В 12 час. дня солдаты вернулись и застрелили ее брата, которого они раньше ранили и который еще был жив к их приходу. Они взломали шкаф, вынули все серебро. Вторая группа солдат пришла около 5 час. дня, но свидетельница к тому времени успела скрыться на третьем этаже у одной польской женщины, которая послала солдат, когда они в третий раз пришли. Многие другие свидетели под присягой показали, что многие дома были подожжены нефтью, и, когда жители этих домов выбежали на улицу, чтобы спастись от пожара, они были хладнокровно застрелены польскими солдатами. Синагога была подожжена и сгорела, несгораемый шкаф был взломан пулями из пулемета. Все священные писания были сожжены, а более ценные вещи похищены. 463 раненых и масса имущества разграблено^{315}. Общий итог такой, что никто из военных властей, которые ответственны за эти события, не были наказаны, никакого вознаграждения не было выдано потерпевшим за понесенные убытки.

Пинск.

События в Пинске от 5 апреля 1919 г., когда 35 евреев были расстреляны, произошли приблизительно через 10 дней после того, как город был занят польскими войсками^{316}. Дня за два до занятия города польское командование потерпело поражение от большевиков и благодаря этому было в возбужденном состоянии, боясь новой большевистской атаки. Впоследствии выяснилось, что два польских солдата, один по имени Косак, который находится теперь в тюрьме за кражи, а другой, который теперь уже убит, сообщили военной администрации, что, по полученным сведениям, евреи готовятся к сионистскому собранию в субботу в так называемом Народном доме — главной квартире сионистов. Все то, что произошло после того, так невероятно, что считаю нужным передать это по показаниям свидетелей:

Абрам Вайнштейн[536], президент сионистского кооперативного общества, рассказал, что числа 28 марта он получил письмо от организатора кооперативного общества Трофимовича (не еврея), где было сказано, что было бы желательно, чтобы все кооперативы данного города объединились, и для решения этого вопроса было дано время до 7 апреля. В этом письме было включено разрешение правительства на устройство этого собрания. Объявления были расклеены на многих улицах и в больших синагогах. Собрание произошло в субботу 5 апреля, в нем участвовало около 150 мужчин и женщин.

Собрание открылось в 5 час. дня с гр. Айзенбергом в качестве председателя. Трофимович присутствовал при открытии собрания и после того, как он изложил цель этого собрания, он в половину шестого ушел. Было единогласно постановлено объединиться, и после этого началась дискуссия о том, сколько делегатов должно быть послано на объединенную конференцию. Однако вопрос этот не был исчерпан, и большинство членов разошлось.

Цукерман, американский подданный, привез с собой из Америки 50 тыс. марок для распределения нуждающимся на Пасху. Многие из присутствовавших вошли в другую комнату для обсуждения, как распределить указанную сумму. В это время вошло несколько мальчиков и сообщили, что поляки пришли брать евреев на принудительные работы. Все вошли в большой зал. Некоторые солдаты шумели, другие грабили провизию из буфета. Дом состоял из двух этажей: внизу магазины, а наверху — комнаты клуба. Файнштейн зашел в магазин знакомого, [что] внизу, для того, чтобы защищаться от солдат. Файнштейн тогда спрятался в магазин Готлиба, в нижнем этаже. Солдаты его тут же обнаружили и поставили солдата его караулить. Вскоре он услышал выстрел сверху. Готлиб вышел взять немного воды и рассказал, что он видел мертвого человека, лежавшего на земле. Около 10 час. пришел унтер-офицер и сообщил, что около 50 арестованных евреев расстреляны и что он, Файнштейн, также будет расстрелян завтра в 5 час. утра. В 1½ час. утра опять явились унтер-офицер с двумя солдатами, и, отправив патрули, они ограбили Файнштейна и сказали ему: «Ты должен пойти к командиру, где ты будешь расстрелян, ибо все, участвовавшие на собрании, — большевики». Один солдат заявил, что он умеет говорить по-еврейски и что он был в синагоге, где он слышал, что евреи организуют активное выступление против поляков и что один молодой человек сказал: «Мы устроим собрание в Народном доме в 5 час.». Файнштейн заявил, что это — неправда, тогда солдат сказал, что если они дадут 150 руб., он всех, т.е. тех 6 евреев, которые находятся в комнате Готлиба, освободит. Он впоследствии уже согласился на 50 руб., но нашел у них два кошелька с деньгами, в одном 500 руб., а в другом 600 руб. и, взяв себе всю сумму, сказал: «Вы свободны».

Соломон Гительман, учитель, показал, что он был арестован в Народном доме часов в 5 дня. Он состоял членом кооперативного общества и принимал участие в собрании. Он услышал выстрел, после этого солдаты вошли и кричали: «Почему вы стреляли в нас?» Они крикнули: «Руки вверх!» — обыскали всех, избили, но оружия ни у кого не нашли. После этого солдаты приказали всем выйти и повели их к коменданту. По дороге евреи были опять жестоко избиты, и, когда военный врач остановил солдат и спросил, что здесь происходит, солдат ответил, что евреи в них стреляли и ранили его в голову. Врач ответил: «Эти все евреи должны быть расстреляны». Когда они пришли к командиру, то всех евреев выставили на дворе и каждого из них ограбили. В числе присутствовавших было много офицеров. Не было никакого формального процесса. Солдаты вышли от коменданта, вывели евреев на площадь, где они расстреляли около 60 из них. Каждый из жертв был поставлен против стены. Было совершенно темно, и солдаты прибыли на мотоцикле, который был освещен прожектором. Один из офицеров подошел и заглядывал в лицо каждому из евреев. Некоторые из мужчин-евреев и все женщины были удалены, оставшимся же заявили, что пришла их последняя минута и что они могут читать исповедь перед смертью. Они все под руководством меламеда читали вслух исповедь (характерно отметить, что эти так называемые коммунисты, которые отрицают религию, так громко и трогательно служили свой последний молебен, что их слышно было на всю площадь).

Офицер приказал солдатам стрелять, фигуры у стены упали. Солдаты подошли к ним и выстрелили еще раз в тех, которые еще шевелились. Остальных евреев, которых ранее отставили в сторону, часов в десять увели в тюрьму. Дело их не разбиралось, с ними не говорили о происшедшей перестрелке, им ничего не давали есть. Их заперли, 17 мужчин в одной комнате, и часов в половине двенадцатого привели к ним еще троих. Последние рассказали, что некий Глоуберман также был убит, только не у стены. Я пришел к заключению, что выстрел, который слышали евреи в клубе, был произведен солдатами, которые этим хотели придать окраску обвинения, что евреи якобы стреляли в солдат и что эта пуля, к несчастью, убила Глоубермана, спрятавшегося за лестницей, ведущей в клуб. Я после видел дыру от этой пули. Никакого оружия не было найдено у обвиняемых «большевиков». На следующее утро пришел к ним унтер-офицер и, допросив каждого по имени, сказал: «Идемте, я вам покажу, что стало с вашими друзьями». Девятнадцать из них в сопровождении жандарма и нескольких солдат были уведены на кладбище, где им показали свежезарытые могилы. Каждому из них дали лопату и приказали вновь откопать эту могилу, когда они это сделали, их выставили в ряд.

Солдаты подошли и выстроились напротив них с заряженными винтовками. Жандарм спросил солдат: «Вы готовы?». Тут один из евреев — меламед — произнес вслух следующую молитву: «Господь, прости грехи своим рабам. Ты ведь всемогущ и можешь спасти нас даже в последнюю минуту». На последние слова старого еврея прибыл старший жандарм, который передал младшему что-то на ухо. Младший жандарм приказал арестованным евреям снова зарыть гроб, и после того, как их отвели снова в тюрьму, Гительман был освобожден. Двое из застреленных были преподаватели, коллеги Гительмана за последние 20 лет. Впоследствии выяснилось, что гр. Рабинович, которая после дала свои показания, исходатайствовала об их освобождении.

Арон Рубин, владелец спичечной фабрики, показал, что он присутствовал на кооперативном собрании и видел, как солдаты обыскивали всех на собрании и многих избивали. Один еврей имел при себе 11500 руб. — они у него их взяли. Он кричал, что его ограбили. Один солдат спустился с лестницы и тут же вернулся обратно и спросил: «Кто здесь стрелял?» Вообще, гр. Рубин подтвердил все показания предыдущих свидетелей. Он был одним из тех, которых удалили с площади и потом послали на кладбище. На кладбище солдаты зарядили винтовки и сказали, что их последний момент наступил. После того, как все евреи были приведены обратно в тюрьму, жандарм их допросил и старался повлиять на них, чтобы они сознались. Каждого из них взяли в отдельную комнату, раздевали, пороли нагайками и палками и потом, замученных, полуживых, собрали всех вместе. Между ними были также 6 женщин. Им приказали одеться и разойтись по своим камерам. Во вторник к ним пришел жандарм и сказал, что если у них будет проводиться следствие, чтобы они не сказали, что их били.

Молодая женщина лет 20-ти, которая просила, чтоб фамилия ее не была указана, показала: она вошла в Народный дом узнать, получит ли она часть полученных американских денег. Она увидела, как группа солдат прибыла и взялась грабить продукты из буфета. Они искали еврейских молодых людей для принудительных работ. Явился офицер и приказал им войти в большую залу. Они обыскали все карманы и у самого первого взяли 10 тыс. руб. По словам этой женщины, все то, что было сделано этими солдатами после, было исключительно для того, чтобы скрыть следы своих грабежей. Она подтвердила, что их всех вывели из комнаты коменданта, она также подтвердила разговор с д-ром Вакрава и добавила, что д-р Вакрава сам избил девушку по имени Айзенберг. Их ни о чем не спрашивали, они остались на улице. Прохожий по имени Красельщий^{317}, который гулял по месту с некой барышней Полок, был задержан солдатами и включен в число остальных арестованных, а впоследствии был расстрелян. Они все были уведены на площадь и выставлены у стены церкви. Было сумрачно. Она видела, как некоторые женщины были уведены в сторону, и она также вышла из очереди. Все, которые стояли у стены, приготовились произнести последнюю молитву. Один меламед читал молитву для умерших, а все остальные вторили ему, и после этого они были расстреляны. Остальным объявили, что их очередь наступит завтра и что завтра они будут повешены. С площади они были уведены в тюрьму. Женщины находились в отдельной камере. Польская стража обращалась с ними очень скверно, но тюремный надзиратель был с ними очень любезен. Стража говорила, что их расстреляют. После явился жандарм, их всех ввели в комнату, раздели донага, прицелились из револьверов и пороли. После этого их вывели раздетыми с одеждой в руках в коридор, наполненный солдатами, которые их бессердечно избивали, а потом впустили всех в другую комнату, где они оделись, и их освободили.

М. Абрамович показал, что он услышал шум и, испугавшись, спрятался на чердак синагоги по другой стороне площади. Приблизительно без четверти девять часов вечера, в субботу, он услышал стрельбу и стоны, которые продолжались в течение всей ночи, а солдаты смеялись. Один из евреев, по имени Полацин^{318}, получил от выстрела только легкую рану, около 5 час. утра 6 апреля он встал и бежал. Солдаты его заметили и застрелили на месте.

Соня Рабинович — студентка из Киева — тогда гостила в Пинске у своего отца. Польские офицеры жили в доме ее отца, и благодаря этому ей удалось спасти тех евреев, которые были приведены на кладбище (я не сомневаюсь, что поводом, послужившим к освобождению этих евреев, послужил приезд американского офицера, который начал следствие по этим событиям)^{319}.

Официальное заявление о вышеуказанных событиях, выпущенное 7 апреля генералом Листовским^{320}, командиром той группы, я считаю не заслуживающим доверия. Отношение к еврейским так называемым большевикам совершенно противоречит отношению к действительным польским большевикам: м[истер] Габриель Киевич занимал во время большевистской оккупации пост комиссара, фактически исполняя обязанности городского головы, и все-таки теперь состоит на должности в избир[ательном] бюро. М. Молох, который заведовал департаментом продовольствия при большевиках, в настоящее время служит в городском управлении.

В беседах с местными поляками последние сообщили комиссии, что весь город глубоко переживает позор случившейся страшной трагедии и каждый верит, что каждый из убитых евреев был совершенно невинен. В заключении я хочу добавить, что майор Лучинский^{321} и лейтенант Ландсберг, которые руководили всеми событиями, остались безнаказанными, их перевели только на другой пост. Я искал случая встретиться с майором Лучинским, но мне не удалось.

В настоящее время при теперешней администрации жители Пинска опять живут довольно мирно и отношения между жителями христианами и не христианами приняли нормальную форму^{322}.

Лида.

16 апреля 1919 г. поляки атаковали большевистскую армию, вступавшую в Лиду. Это было на второй день еврейской Пасхи. Евреи были все напуганы, и только человек 10 из них были в синагоге, остальные оставались дома. Было установлено, к моему удовольствию, что 16 апреля большевики приказали своим солдатам оставить свои билеты и вернуться в бараки, но солдаты это исполнить отказались и, когда польские солдаты вступили в город, они стреляли в них из окон. Это происходило в самой бедной части города, населенной евреями, ибо лучшие дома были заняты офицерами, оставляя худшие из них своим солдатам.

Разумеется, что, когда польские солдаты вступили 16 апреля в город, они набросились на еврейские кварталы и в течение двух дней, 16 и 17 апреля, убили 35 евреев^{323}.

Дело гражданина Паука и его сына, которые были раньше ограблены на 150 тыс. руб., а затем выведены на улицу и застрелены без всякого суда, было особенно жестоко. Фактически большинство убитых были убиты у себя дома или застрелены на улицах.

19 апреля только был установлен полевой суд, который присудил к расстрелу 6 евреев и двух христиан. 17 апреля 200 чел. евреев были арестованы, и по содержании их 5 дней под арестом они без всякого суда были освобождены. Раввин Рабинович был арестован, ограблен и избит вместе с многими другими евреями.

18 апреля был найден изуродованный труп польского солдата, и поляки обвиняли евреев в убийстве его. Это вызвало большое возбуждение в городе. Говорили, что католический ксендз вмешался и в церкви обратился ко всем, имеющим какие-либо сведения об убийстве солдата, ему сообщить. Впоследствии возбуждение замерло, и были слухи, что ксендз этот мешал обнаружить правду, то есть убийца не был еврей. За отсутствием этого ксендза в Лиде, я не имел возможности удостоверить эту историю, но думаю, что она верна^{324}.

[...][537]

Краков и Лодзь.

[...][538]

Я пытался расследовать подробно те несчастные события, которые расследуются теперь официальной миссией, и я считаю своей обязанностью отметить в протоколе то чувство боли и страха, с которым я выслушивал свидетелей, на глазах которых чинились эти кошмарные кровожадные преступления. Мне рассказывали, как совершенно невинные и честные люди были жестоко убиты. Я думаю, что одно повторение этих ужасных событий достаточно показывает, насколько не обеспечена в Польше еврейская жизнь и имущество, и я верю, что до тех пор, пока эта грозная сила, которая действует теперь, не будет разрушена, до тех пор еврейская жизнь в Польше не обеспечена, и могут произойти новые погромы, еще более серьезные, чем прежние.

Многие государства были захвачены волной антисемитизма, но это течение особенно укоренилось в Польше, благодаря войне, голоду и тяжелому политическому положению. Поляки, вообще говоря, народ великодушный, если бы в настоящее время все выступления печати были подавлены твердой рукой, то евреи могли бы жить в Польше в дружбе со своими согражданами, как они жили за последние 800 лет. Надеясь помочь привести к желанному концу, я имею честь предложить следующие меры на рассмотрение правительства Его Величества. Я хочу обратить внимание, что все, что сообщено в настоящем докладе, было лично мной расследовано и проверено во время моего пребывания в Польше.

Рекомендуемые меры.

1. Чтобы польское правительство было обязано провести в жизнь все постановления [относительно] меньшинств от 28 июня 1918 г.^{325}, [в которых] выразилась симпатия к еврейским гражданам. Государство только тогда может быть могущественным, когда в нем все классы населения объединены для работы общим доверием на благо его.

2. Чтобы настоящее, а не замаскированное равноправие было дано евреям в Польше.

3. Чтобы все проступки, совершенные против гражданина, его собственности, без различия его религии и расы, были бы наказуемы и имена виновных опубликованы — последнее особенно важно, ибо государство наказывает не из чувства мести, а чтобы удержать других от преступления.

4. Чтобы все евреи Восточной Галиции были возвращены на свои государственные должности, так же как все неевреи.

5. Чтобы все еврейские железнодорожные служащие были возвращены на свои места наравне с нееврейскими.

6. Чтобы не было никаких ограничений против евреев, поступающих в университеты.

7. Чтобы был опубликован манифест, объявляющий бойкот незаконным и преследующий всю печать, ведущую пропаганду в пользу бойкота.

8. Чтобы все, содержащиеся в концентрационных лагерях, были немедленно представлены суду и пользовались человеческим обращением.

9. Чтобы были приняты меры к введению в Польше новых производств, дабы занять еврейское население производительной работой.

10. Чтобы английское правительство помогало тем евреям, которые хотят эмигрировать из Польши, давая им возможность переезжать в Палестину, Канаду, Южную Африку, Южную Америку и Алжир или же в другие страны, которые охотно их впустят.

11. Чтобы были открыты банки, пользующиеся доверием широкой еврейской массы и дающие возможность вкладывать в них деньги, а не носить с собой и прятать их дома.

12. И что желательно было бы в штабе посольства Его Величества в Варшаве иметь секретаря, говорящего по-еврейски.

Я должен поблагодарить г-на Генрика Валовского из польского Иностранного отдела, который был назначен посредником между английской миссией и разными министерствами, за его неоценимые заслуги, снабжавшего нас всеми нужными сведениями, за его товарищескую помощь в этом деле, за удобства, которыми миссия пользовалась во время пребывания в Польше.

Я также хочу указать, что после того, как английский посол сэр Перси Миндгам нас представил Скрузинскому, заместителю отсутствующего премьера Падеревского^{326}, польское правительство оказывало нам всякую помощь; я благодарен ему за все советы, сделанные миссии.

Я желаю отметить, что сотрудники Сидни Филипс и Давид Басис, первый из них как секретарь, а другой как переводчик, оба очень помогли своей полезной работой.

С почтением и т.д. Сэмуэль Стюарт.

Перевод из нью-йоркской газеты «Таймс»^{327}.

ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 24. Д. 6. Л. 1-20. Копия.

№ 212. Статья из газеты «Известия ВЦИК» об антисемитской пропаганде в селах Могилевской губ. в июне - начале июля 1919 г. 4 июля 1919 г.

Осведомляйте деревню!

Великий учитель революционного коммунизма Карл Маркс в своей «Новой Рейнской газете» когда-то высказался в том смысле, что контрреволюция живучее змей и саламандр.

Не менее живуча и наша отечественная контрреволюция.

В нашей Могилевщине контрреволюция последней формации, обильно насажденная в период польской и немецкой оккупаций, работает вовсю. В средствах ратоборцы реакции, конечно, не стесняются. Излюбленным приемом местной контрреволюции является агитация против «жидов», затем идут всевозможные грязные наветы на Советскую власть, вроде того, что комиссары собирают со всей России золото и серебро и отправляют к себе за границу, и, наконец, последним приемом является религиозная пропаганда против коммунизма: мол, большевики собираются иконы сжечь, а церкви отвести под театры. В одной из волостей Быховского уезда, где мне недавно пришлось читать лекцию по сельскому хозяйству среди крестьян, местные черносотенцы распространяли слух, что Троцкий с Лениным «переведут» всех крестьян в «жидовскую» веру и обязательно всех «обрежут».

Но как ни старается местная контрреволюция дискредитировать в глазах трудового крестьянства Советскую власть, как ни старается она, бедняжка, проку из этого выходит мало. Мужички не только не верят этой клевете, но даже и подтрунивают над ней, а местами с черносотенными агитаторами расправляются «вкрутую».

В последнее время подпольные дельцы реакции изобрели новый способ агитации против Советской власти. На этот раз негодяи оказались более изобретательными. Новая агитация не только возымела свое влияние на наших крестьян, но даже принесла и свои результаты, которые, надо признаться, довольно внушительны по своим размерам.

Вся сущность этой агитации приблизительно сводится к следующему: большевики долго у нас сидеть не будут, придут поляки и прогонят их. Им, полякам, союзники приказали, не жалеючи народа, навести порядки. Большевиков, которые останутся, повесят, других, кто служил у них, в тюрьму посадят. Рабочих всех возьмут под надзор. Чтобы не бастовали да не бунтовали. А главный порядок поляки будут в деревнях наводить. Опять вернутся помещики. Скот, разное имущество крестьяне должны будут вернуть. Чего не хватает, возьмут с крестьян: налог такой на каждый мужицкий двор разверстают. Земля опять к панам. А где коммуны есть, там мужики батраками должны работать и уже не имеют право переходить в другое место. Те мужики, которые землю панскую самовольно захватили, да еще которые панский лес рубили, тех всех поляки будут драть шомполами. Имеются различные вариации этой провокационной сплетни.

Ознакомившись с крутым нравом поляков во время первой польской оккупации, когда грабежу, шомпольной порке и расстрелам не было конца, крестьяне легко поддались этим слухам и начали замаливать свои «грехи». В некоторых уездах под влиянием этих запугиваний крестьяне отказались засеять помещичьи земли, на которых еще не возникли коммуны. Страх дошел до того, что кое-где «нагрешившие» мужички пилят на дрова и сжигают новые срубы изб. Встречаются молодцы, которые, убоявшись польских шомполов, сбежали из коммун.

Эта агитация темных и контрреволюционных элементов деревни, безусловно, еще больше может увеличить и без того большую хозяйственную разруху.

С этим злом следует бороться. И за это дело необходимо взяться как можно скорее. Надо широко и возможно полно осведомлять нашу темную белорусскую деревню, так легко идущую на всякие провокационные слухи о происходящих политико-революционных событиях в России и вне ее.

Побольше книг и газет в деревню!

Побольше шлите толковых агитаторов в крестьянские массы!

Пахарь свободной социалистической России не может быть невежественным дикарем, которого легко может сбить с верной дороги первый проходимец кулацкого стана.

Осведомляйте деревню!.

Пахарь.

Известия ВЦИК. 1919. 4 июля.

№ 213. Доклад Комиссии[539] по расследованию зверств и незаконных действий польских войск при Бобруйском ревкоме^{328} об убийстве семьи Геклеров и эксцессах в г. Бобруйске Минской губ. в сентябре-октябре 1919 г. Конец июля - август 1920 г.[540]

Дело Геклера.

Одной из кошмарных историй во время господства панов в Бобруйске является убийство семьи Геклеров, состоящей из 9 чел.

Произошло это в сентябре месяце^{329}. Как видно из всех показаний, убийство было совершенно на почве подозрения в коммунизме, по доносу одного из работников семьи Геклер, за отказ принять на службу. У Геклеров был произведен обыск под руководством одного капитана. Во время обыска у него нашли телефонные аппараты, пишущую машину, несколько портретов, в том числе и Карла Маркса. После обыска вся семья была арестована и препровождена в полицейское управление. В это время в доме у Геклеров были забраны 2 коровы (поставлены у того же капитана) и много других домашних вещей. На следующий день мать и четверо меньших детей были освобождены, но к вечеру того же дня были вторично арестованы, и вся семья была отведена в тюрьму.

На следующий вечер они были взяты из тюрьмы якобы для отвоза в Минск, в чем и была выдана расписка семье Геклера начальником тюрьмы. Назавтра, когда им принесли в тюрьму обед, им, [родственникам], было заявлено, что их увезли в Минск. Один из родственников поехал в Минск, наводил справки в жандармерии и в тюрьме, но нигде их не нашел. В это время в Бобруйске распространились слухи, что Геклеров расстреляли, но боялись говорить громко, а потому толковали втихомолку.

На месте происшествия убийства видели свежевырытую яму, но на вопросы жителей, что здесь такое, им отвечали, что здесь закопана сапная лошадь. Но ведь жители, в особенности родственники, не успокаивались, обращались во все исполнительные органы, а ответ был один и тот же: их увезли или в Минск или в Брест. У нас дальнейших сведений нет.

На огороде были видны части одежды и место, запачканное кровью.

Однажды проходил мимо этого места помощник пристава того же района и к нему обратились с просьбой посодействовать раскопке ямы. В присутствии их и 2 городовых хозяева огорода раскопали яму, и им представилась картина: извлекли 9 человеческих трупов — всю семью Геклера, причем черепа всех мужчин были обнажены, глаза выбиты, у одного из сыновей выскочил мозг, у отца торчала сломанная часть ноги. У женщин же были раскрыты рты, вероятно, их закопали живыми, у одной из них была выброшена печень, а мужчин всех расстреляли.

После раскопки их тела были направлены на еврейское кладбище, где в трупах опознали Геклеров, и они были преданы земле.

По рассказам хозяина, где жил капитан, под руководством которого производился обыск и убийства, видно, что он был самый низкий и ничтожный человек. У него были целые сундуки награбленного имущества, которое он постепенно переправлял в Варшаву.

2 коровы Геклера все время находились в его пользовании, и он их называл своими. Перед отъездом он обещал поджечь дом, в котором он жил, но за спешностью эвакуации он не успел это сделать.

Оскорбление культа.

Не оставили без внимания поляки также священный культ.

Из полученных нами заявлений мы видим, что в Бобруйске позорно осквернили церковь и синагогу. Церковь была ими при приходе разорена и преобразована в полковой костел, а в момент отступления все ценное имущество церкви было забрано и вывезено.

Еще хуже они поступили в том же городе с синагогой.

В великий судный день Йом-Кипур^{330} солдаты толпой ворвались в синагогу и начали творить ужасы. Всех старцев в такой день забрали на работу. Во время работы над ними издевались, заставляли петь «Нех жие Польша!»[541]. В синагоге выбили все рамы, Тору бросили в помойную яму, и так они ходили из одной синагоги в другую, из одной церкви в другую и издевались, в особенности над старцами, ужасно.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 17. Заверенная копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. Вып. 1. Погромы, учиненные белополяками. М., 1922. С. 52-53.

№ 214. Заявление пострадавших в совет еврейской общины г. Бобруйска Минской губ. об эксцессах со стороны польских военнослужащих 4 октября 1919 г. Ноябрь 1919 г.[542]

Перевод с еврейского.

Издевательства поляков над еврейским населением в день Йом-Кипура 4 октября 1919 г.

Копия записки, поступившей в Совет еврейской общины г. Бобруйска.

В субботу 4 октября, в день Йом-Кипура, все мы, прихожане Маггидской синагоги, помещающейся на Адамовской улице, собрались в синагогу для поста и молитвы. В 9 час. утра во время богослужения в синагогу ворвались два вооруженных польских солдата (как мне потом говорил Янкель Евно, проживающий по Татьяновской ул., № 50, солдаты эти — уланы 10-й роты войск Великопольских) и с криком: «Жиды на работу!» — стали нас избивать прикладами, срывать молитвенные одеяния (талесы), вырывали из рук молитвенники и бросали их на пол. В синагоге поднялась страшная паника, и молящиеся начали выскакивать из окон, однако уйти удалось только немногим, и около тридцати чел[овек] остались в синагоге; тогда солдаты расставили нас в шеренгу и повели к Солдатской синагоге (Татьяновская ул., № 37), там повторилось то же самое, и к нашей группе прибавилось человек 25. Оттуда нас повели к синагоге Файнштейна (по Скобелевской ул.), присоединили еще несколько десятков человек и повели за город^{331}. Не щадили никого — среди нас были семидесятилетние старики. Расставив в шеренгу, заставляли ходить в ряд; если же кто-либо из стариков по слабости отставал, его награждали страшными ударами нагаек и прикладов. Когда к нам пытались подходить жены и сестры, чтобы дать нам обувь (так как по обычаю в этот день мы в синагоге молились разутые, в калошах или носках), их отгоняли побоями и ругательствами. Так под градом самых диких издевательств и побоев нас погнали 8 верст за город. Всю дорогу нас заставляли петь, а того, кто пел не особенно громко или не так, как это нравилось солдату, также избивали. Наконец, нас привели к месту работы: мы должны были нагружать на возы сено. Стог сена стоял в болотистом месте, и по колено в топкой грязи нам приходилось тащить охапки сена со стога к возу, приблизительно ½ версты. У самых возов стояли солдаты и избивали тех, которые, как им казалось, недостаточно ревностно относились к работе, особенно сильно были избиты Янкель Папуш, учитель Шмуэль Силиль, проживающий на Старых Планах в собственном доме, и Янкель Евнин, прожив[ающий] по Татьяновской ул., № 50, — все трое глубокие старики. В общем, больше всех доставалось слабым и хилым старикам, которые по своей физической слабости не могли так быстро ходить или носить столько сена, сколько хотелось солдатам. Мы просили относиться к нам более человечно, указывали на то, что сегодня у нас Судный день, что со вчерашнего дня мы ничего не ели и достаточно изнурены ходьбой. Но ничего не помогало, издевательствам и побоям не было конца. Вообще, вся работа могла бы быть исполнена и 5 людьми, нас же было человек около 80-ти, и были мы собраны, очевидно, только для того, чтобы издеваться над нами. Когда все возы были нагружены, нас выстроили в шеренги, чтобы возвратиться в город. Но почему-то повели в совершенно противоположную сторону от города. Выстроив в ряды, нас поставили таким образом, что пять возов ехали впереди нас, а два — сзади; те возы, которые были позади, беспрестанно наскакивали на задние ряды, и лошади сшибали с ног тех, которые не успевали отбежать в сторону; тех же, которые отбегали в сторону, награждали ударами нагаек. Ходить заставляли нас, несмотря на нашу измученность, очень быстро, чуть не бежать за едущими впереди возами. По дороге нас по-прежнему подвергали разным побоям, заставляли петь, ежеминутно снимать и одевать шапки, подсаживать солдат на возы. Так нас привели в д. Киселевичи; здесь нас снова расставили в ряд, подвели к месту, где лежала куча бревен, и поочередно выводили самых высоких, велели им становиться на бревна, махать руками, петь и изображать из себя дирижера хора, а всем остальным велели петь за дирижером. Те, которые не могли почему-то угодить своим мучителям, подвергались жестокому избиению. Особенно сильно был истерзан глубокий старик Янкель Папуш за то, что вместо того, чтобы дирижировать, он поднял руки к небу и стал плакать и молиться. Его ужасно избили и стащили с бревен^{332}. Не ограничиваясь этим, мучители наши для своей потехи заставляли многих бегать за собравшимися вокруг деревенскими девушками и вводить их в хоровод, те, конечно, разбегались. Так нас, подвергая всю дорогу самым утонченным издевательствам и мучениям, привели в 4 час. дня в город и распустили по домам, наградив каждого предварительно ударом нагайки. После кошмара переживаний этого дня мы — физически и морально измученные люди.

Все вышеизложенное подтверждаю (следуют 22 подписи)[543].

Помета: По-моему, печатать не следует[544].

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 7. Заверенная копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. Вып. 1. Погромы, учиненные белополяками. М., 1922. С. 53-54.

№ 215. Показания жителя г. Бобруйска Минской губ. Э. Шейнина Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о пребывании поляков в городе. 25 июля 1920 г.

Протокол.

г. Бобруйск, июля 25 дня 1920 г. Член Комиссии по расследованию зверств польских властей допрашивал нижепоименованного, который показал следующее:

Я, Элья Шмойлов Шейнин, 50 лет, лавочник, живущий на углу Адамовской и Татьяновской [улиц], подтверждаю правильность оглашенного мне заявления, которое я еще с 21 прихожанами нашей Маггидской синагоги подали в октябре прошлого года в совет еврейской общины, и прошу это заявление приложить к протоколу.

Кроме того, считаю нужным дополнить заявление следующим.

В ноябре, приблизительно через несколько дней после случившегося, по совету общины, мы направились втроем: я, Духин и Мотькин в комендатуру, где, мы полагали, будет допрос. В действительности вместо допроса имело место какое-то издевательство. Допрашивали нас комендант с адъютантом, которые требовали от нас назвать имена солдат, тащивших нас на работу. Следует указать, что еще до начала допроса адъютант подскочил к одному из нас, Мотькину, взял его за отворот пиджака и начал трясти со словами: «Как ты стоишь перед паном комендантом?» Понятно, что после такой встряски у нас всех отпала охота добиваться здесь справедливости и мы старались лишь поскорее убраться подобру-поздорову.

Второй раз нас вызвали на допрос в полевую жандармерию. Третий раз — в полевой суд. В суде следователь несколько раз приступал к допросу, но ни разу не окончил их.

Эля Шмойлов Шейнин.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 11. Заверенная копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. Вып. 1. Погромы, учиненные белополяками. М., 1922. С. 55.

№ 216. Доклад врача Астрахана Белорусской комиссии Евобщесткома^{333} о жертвах погромов польскими воинскими подразделениями в м. Селиба (Итель) Бобруйского уезда Минской губ. в ноябре-декабре 1919 г. и помощи пострадавшим. 10 июня 1921 г.[545]

Краткий отчет о положении населения м. Селибы, о прожитых ими ужасах и насилиях.

Селиба представляет собой местечко, насчитывающее 175 еврейских семейств (1200 душ). До 1919 г. жители Селибы были довольно состоятельными, половина из них занималась земледелием, половина — мелочной торговлей, сапожным, портняжным и др. ремеслами. Оно представляло собою место, где не было почти голодных, нищих. С приходом польских войск в Белоруссию картина резко меняется, позиционная линия проходила по р. Березина^{334}. Селиба находится на восточной стороне р. Березины, в 3-х верстах от последней.

Поляки занимали весь западный берег Березины. В ноябре-декабре 1919 г. они стали переходить реку и совершать налеты на беззащитное еврейское население м. Селибы. Советские войска находились на некотором расстоянии от берега реки Березины, поляки имели полную возможность в любой момент переходить через реку и грабить Селибу. Последняя имела репутацию революционного гнезда, поляки имели какие-то счеты с Селибой очень давнего происхождения — периода оккупации польскими легионерами в мае-июне 1917 г.^{335} Теперь они нашли нужным мстить, и надо им отдать справедливость, что отомстили они за какие-то вздорные грехи селибских жителей жестоко.

В каждый налет они убивали по несколько евреев, насиловали женщин и девушек, грабили и расхищали имущество, сжигали дома и проявляли такую жестокость и злобу, что не уступали варварам времен Хмельницкого.

В Селибе убито 17 евреев; я привожу здесь фамилии этих мучеников:

1. Ицко Юделев Марголин (семейство осталось без средств к существованию).

2. Яков Рипс — остались жена и сын.

3. Меер Гиршик — жена без средств.

4. Исаак Липов Рипс.

5. Борух Куперштейн (без средств к существованию: отец, мать, 2 сестры и 2 брата).

6. Зелиг Шапиро — содержал семью на 10 чел.

7. Зуше Бер Кац — сапожник (родители остались без всяких средств к существованию).

8. Абрам Левин — портной (жена и ребенок без средств).

9. Шимон Гельфанд (семейство на 6 чел. без средств).

10. Рубинштейн Лейзер — кузнец, 60 лет (остались без средств жена и больные дети).

11. Яков Гутман-Гринберг, 55 лет, убит в лесу (семья без средств к существованию).

12. Арон Шинкин, 70 лет, убит на улице (без средств жена и дочь).

13. Нисон Карабельщик, 60 лет, убит в лесу на том самом месте, где, по словам очевидцев, в прошлом году находился большевистский пулемет.

14. Хаим Гитш Гальнер (семья без всяких средств).

15. Карасик Абрам, 35 лет (семья в Москве).

16. Карасик Ицко — родные братья, 40 лет (семья без средств к существованию).

17. Минский житель Ихиэль (фамилию его не удалось выяснить).

Начиная с № 15, все были убиты при переходе на западный берег Березины.

Ранены:

1. Лина Рипс — в голову и ногу.

2. Хава Рубенчик — тяжелое ранение, изнасилование, в короткое время скончалась.

3. Шима Фельдман — ранение пулевое в коленный сустав (теперь она хромает).

4. Этля Хая Рубенчик — ранена после того, как она протестовала при изнасиловании своей дочери Хавы Рубенчик.

5. Ошер Фельдман (в настоящее время еще болен).

6. Родоф Хана (в настоящее время еще больна).

7. Мордух Меер Окунь — через полторы недели после избиения умер.

Изнасиловано около 10 женщин и девушек, среди них 50-летние матери семейств. Изнасилованная девушка Шустерович Юдифь после этого долго болела и в конце концов умерла.

В Селибе сгорело от поджогов поляками 20 домов, причем хозяева домов остались без средств и превратились из зажиточных людей в нищих.

Сгорели у 8 владельцев их сараи, амбары с находившимся в них имуществом. Без всяких средств к существованию осталось 40 семейств (145 душ). В настоящее время эти 145 чел. нуждаются в хлебе и одежде. Ввиду близости зимы необходимо одеть этих несчастных страдальцев и снабдить их самым минимальным количеством пищевых продуктов.

За время польской оккупации Белоруссии в Селибе умерло от эпидемий около 60 чел. (тиф сыпной, возвратный) и 30 детей. В настоящее время эпидемических заболеваний мало: единичные случаи сыпного тифа. К зиме нужно ожидать развития эпидемий и всякого рода тифа. Принимая во внимание все вышесказанное, мы приходим к заключению, что для такого местечка, как много пережившего и страдавшего, необходимо кое-что сделать.

Я не буду касаться других видов помощи, ибо не убежден в их выполнимости в настоящую минуту, я лишь коснусь медицинской помощи.

Измученному и погромленному населению Селибы должно быть оказано со стороны Минского комитета ОЗЕ^{336} самое сердечное внимание, нужно прийти на помощь, не жалея средств. Надо организовать бесплатную медицинскую помощь еврейскому населению в Селибе, т.е. несостоятельным элементам; для этого нужно войти в сношение с практикующей в м. Селибе докторшей Гончаровой, предложить ей посещать бесплатно несостоятельных больных и платить ей определенное жалованье; послать в Селибу медикаменты (главным образом сердечных и отхаркивающих) и инвентарь (кружку, термометр, шприц, пипетки глазные, перевязочный материал, весы и разновес), продукты для раздачи по рецептам врача больным, как например: пшеничной муки, сахару, какао, молока и рису; нужно пригласить на службу фармацевтку Р. Бассейн, которая, работая в селибской аптеке, будет также работать несколько часов в сутки в аптечке ОЗЕ. Придется, таким образом, платить жалование двум служащим, это необходимо сделать, повторяю еще раз, чтобы проявить со стороны ОЗЕ хоть чем-нибудь свое участие к несчастному положению Селибы.

Врач Астрахан.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 83. Заверенная копия.

№ 217. Протокол Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о грабежах еврейского населения в м. Любоничи Бобруйского уезда Минской губ. в марте 1920 г. 21 июля 1920 г.

1920 г. июля 21-го дня уполномоченный Комиссии при Бобруйском ревкоме по расследованию зверств и незаконных действий польских войск Рункевич в присутствии уполномоченного Любоничского волостного ревкома, председателя Любоничского местечкового комитета Мордуха Китайчика, производил в м. Любоничах в помещении синагоги расследование по поводу бесчинств и ограбления присутствовавшими в синагоге поляками в марте месяце сего 1920 г.

Свидетели-очевидцы в присутствии председателя ревкома показали:

1. Михель Гецелев Кацнельсон, 42 лет, житель м. Любоничи.

В марте месяце этого года, днем, когда в синагогах было много молящихся, во двор синагоги вошли два солдата польских, по-видимому, пехотинцы, которые сделали два выстрела в стену синагоги. Пули около потолка пробили стену и пролетели в женское отделение синагоги. После этого оба солдата вошли в мужское отделение синагоги, причем один из солдат, встав у двери с винтовкой, никого не пускал из синагоги, а другой скомандовал, угрожая также винтовкой, всем собраться с правой стороны синагоги. Когда требование было выполнено, солдаты снова выстрелили над головами и разбили висевшие в синагоге лампы прикладами своих винтовок так, что осколки разбитых ламп сыпались на головы молящихся. Затем сорвали бархатную занавеску, висевшую перед шкафом, в котором хранятся священные книги (Тора), и сняли плюшевую салфетку с амвона[546]. Тору вынули из шкафа, развернули и бросили на пол. Стали хватать и остальные священные книги, хранившиеся в синагоге, рвать их и бросать в головы молящихся. Наконец, приказали всем молящимся выйти на двор из синагоги и стать по двое лицом к улице. Во дворе потребовали от всех, не исключая старых и малых, по двести рублей царских, угрожая в противном случае расстрелом, причем иногда избивали прикладами. Так как ни у кого из молящихся не было денег, польские солдаты разрешили послать для сбора денег четырех чел.: Лейбу Китайчика, Зелика Шармана, Ицху Канторовича и Давида Плоткина, оставив остальных в качестве заложников, не исключая семидесятилетних стариков, которые были избиты палками и прикладами, им рвали пейсы и бороды. Посланные четыре человека собрали 4000 руб. царскими и отдали их солдатам, солдаты со двора синагоги выпустили находившихся там, а сами, ввиду приближения вечера, удалились по направлению к Бобруйску. Солдаты, напавшие в марте на синагогу, бывали в Любоничах очень часто, участвуя в разного рода нападениях.

После указанного случая был еще один случай нападения на синагогу в конце марта, утром, в будний день, когда человек двадцать евреев совершали утреннюю молитву. В синагогу ворвалось четыре солдата-поляка с винтовками (по-видимому, пехотинцы) и спросили: «Что это за собрание, наверное, большевистское?» Когда им объяснили, что это молитва, а не большевистское собрание, солдаты начали шарить по карманам молящихся и забирать деньги, ножики и часы (у Шевеля Горбаткина). Трех молодых евреев, бывших в синагоге, все-таки причислили к коммунистам и начали вытаскивать их из синагоги. Вульф Китайчик, которого потащили первым, упал на пол и начал кричать. Солдаты сняли с Китайчика сапоги и пиджак, остальных же двух молодых евреев (Мовшу Китайчика и Шиму Конторовича) вывели из синагоги и заявили, что поведут к коменданту, но, взявши с Вульфа Китайчика и Мовши Китайчика по 500 руб., а с Шимы Конторовича — как бедного — 300 руб., все-таки их отпустили. Пока за Мовшу Китайчика не дали денег, солдаты нанесли ему ударов 25 нагайкой.

2. Шлиома Кацнельсон, 34 лет, житель м. Любоничи подтвердил показания Михеля Кацнельсона. Подпись: Шлиома Кацнельсон.

3. Давид Плоткин, 65 лет, житель м. Любоничи подтвердил показание Михеля Кацнельсона. Подпись по-еврейски: Давид Плоткин.

Уполномоченный: [Рункевич].

Уполномоченный Любоничского волревкома: Мордух Китайчик.

При осмотре мужского отделения Любоничской синагоги оказалось, что в стене к улице имеется два отверстия в диаметре каждое около вершка, по-видимому, от пуль, пробивших стены. Одно отверстие на расстоянии приблизительно полуаршина, а другое — четверти аршина от потолка.

Уполномоченный комиссии: Рункевич.

Уполномоченный Любоничского ревкома: Мордух Китайчик.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 98-98 об. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 67-68.

№ 218. Информационное сообщение из газеты «Гайнт»^{337} о погромах в г. Волковыске Гродненской губ.^{338} в марте-апреле 1920 г. 12 апреля 1920 г.

Прибывшие из Волковыска передают, что во время пасхальных праздников там произошел форменный погром, который продолжался два дня. Вооруженные [солдаты] нападали на евреев, били, резали бороды, издевались и грабили.

Гайнт. № 85. 1920. 12 апреля.

№ 219. Информационное сообщение из газеты «Гайнт» о нападениях на евреев в г. Бресте Гродненской губ. 2 мая 1920 г. 21 мая 1920 г.

2 мая [произошли] нападения познанцев^{339} на евреев в районе Брестского вокзала, во время которых Ротенберг из Влодавы был убит прикладами; [это] привело к кровавой перестрелке между познанчиками 83-го Познанского стрелкового полка и жандармерией и полицией, причем один жандарм, Гершель, был убит^{340}. Во время нападения познанцев пострадало много евреев^{341}.

Гайнт. № 103. 1920. 21 мая.

№ 220. Доклад уполномоченного Г.М. Рункевича Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о положении в Любоничской и Бацевичской волостях Бобруйского уезда Минской губ. в период с 18 июля по 8 августа 1920 г. 9 августа 1920 г.

Любоничская и Бацевичская вол. географически расположены к востоку от реки Березины, и во время польской оккупации почти вся территория этих волостей находилась в так называемой нейтральной зоне. Однако пребывание в нейтральной зоне населения волостей Любоничской и Бацевичской оказалось несравненно тяжелейшее, чем пребывание в местностях, формально оккупированных поляками, — если население западного, правого, берега Березины все время считалось неприятелями, большевиками, то и по отношению к нему все было доступно. Отсюда понятно, почему при постоянных набегах польских войсковых банд население Бацевичской и в особенности же Любонической вол. (ближе расположенной к фронту) в течение более десяти месяцев подвергалось полному разгрому и разграблению, и в отношении его были позволительны все самые дикие преступления. Количество совершенных польскими войсками в Бацевичской и, в особенности, Любонической вол. разбойных нападений, грабежей и избиений настолько колоссально, что уполномоченному было бы, по крайней мере, в сто раз легче зарегистрировать те семейства, которые по очень счастливой случайности, в силу каких-либо причин остались неограбленными и неизбитыми. Таких семейств почти нет. В силу того, что случаев ограблений и разбойных нападений в Любонической и Бацевичской волостях за десять месяцев соседства с польскими войсками были тысячи, если не десятки тысяч, уполномоченному сразу же пришлось ограничиваться расследованием более характерных и наиболее жестоких преступлений, совершенных польскими бандитами...

В целях расследования на месте мною были предприняты две поездки: первая поездка с 21 по 27 июля, вторая — с 5 по 8 августа; во время этих поездок производились расследования в с. Бацевичах и в д. Усохах Бацевичской вол., в м. Любоничах, деревнях: Морховичи, Столпище, Козуличи, Гута и Подречье Любоничской вол. Закончено на месте свыше 60 расследований. В числе расследованных преступлений имеется 12 убитых (3 — в м. Любоничах, 3 — в д. Морховичах, 2 — в д. Столпище, 3 — в д. Козуличах, 1 — в д. Подречье), несколько покушений на убийство и тяжелораненых, 8 поджогов (в том числе поджог целой д. Подречье), истязания, тяжелые избиения, наиболее характерные глумления и издевательства, а также разбои и грабежи наиболее заметные.

Согласно требованиям инструкции для уполномоченных, там, где это представлялось возможным, созывались собрания и на них разъяснялось значение (особенно политически-международное) производимых расследований польских зверств. Население относилось к задаче, возложенной на уполномоченного, с большим сочувствием и интересом. При расследовании обычно присутствовали представители волревкомов или соответствующих сельских советов. Несколько хуже обстоит дело с организацией при волревкомах комиссий по выяснению имущественного ущерба, причиненного польскими войсками и властями. Фактически работы по определению ущерба при волревкомах уже производятся и туда поступают с сельских советов списки лиц, пострадавших от грабежей и разбоев, с указанием ограбленного имущества (два таких списка по д. Морховичи и м. Любоничи были уже переданы мне и мною направлены в Комиссию по расследованию зверств)[547], но личный состав волостных комиссий ни в Бацевичах, ни в Любовичах мне еще не известен, хотя о настоятельной потребности иметь комиссию с известным мне личным составом мною сообщалось волревкомам.

Уполномоченный Комиссии по расследованию польских зверств Рункевич.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 99. Копия.

№ 221. Сообщение неизвестного лица в Минский отдел Еврейского комитета помощи жертвам войны и погромов (ЕКОПО)^{342} о пребывании польских воинских частей в м. Смолевичи Борисовского уезда Минской губ. в августе 1919 г. - июле 1920 г. Не ранее 11 июля 1920 г.[548]

М. Смолевичи при ст. Александровской ж.д. того же названия было еще при входе польских войск (август 1919 г.)^{343} терроризировано легионерами; половина местечка была тогда сожжена и почти все население ограблено. Спустя некоторое время наступило «успокоение». Жандармерия и польские солдаты открыто не нападали на жителей, однако издевательства и глумления (а изредка и грабежи) над местным еврейским населением не прекращались. «Контрольная станция № 4»[549] славилась во всей округе, и не один проезжающий еврей, попадая совсем без вины туда, просиживал в застенке месяцами, неоднократно бывал избит, платился частью своей бороды, и все это лишь из-за своего еврейского носа. Смолевичские «бороды» прославились и в заграничной прессе, благодаря известному случаю, когда смолевичский раввин получил особую «пшепуску»[550] на ношение своей длинной черной патриархальной еврейской бороды. Постепенно, однако, поляки привыкли к своим «жидкам», а местные евреи к «приказам» своих панов; но вот началось наступление советских войск, и «добросердечные отношения» вновь прервались.

Началось это с хватания на работу. Здесь, как и везде, хватали почти исключительно евреев. Так, Файва Рабинович показал, что среди 72 чел., с ним работавших, было только двое русских. Обращались с людьми безжалостно: больных, только что оправившихся после тифа (С. Рабинович), стариков (Ланцов) и усталых, измученных людей заставляли работать больше суток подряд; падающих от усталости в обморок приводили в чувство побоями и вновь принуждали к работе; на железной дороге вагоны нарочно ставились на большом расстоянии от подлежащих нагрузке[551] снарядов, и евреев заставляли далеко тащить тяжелые 6-7-пудовые ящики; за всякое ослушание избивали железными палками (Ш. Реймана и других); Сагальчика избили доской, утыканной железными гвоздями; М. Сегалю выбили пару зубов; когда М. Альперину жена принесла на работу обед, польские солдаты ее избили, а пищу из горшка вылили. Все эти принудительные работы служили вместе с тем главным поводом и способом для ограбления населения; после обычного «ходзь до роботы»[552] следовало «скинь буты»[553]; при некоторой медлительности вразумляли прикладами.

Чем ближе становился фронт, тем отношение к евреям становилось все более ужасным, и легионеры чувствовали себя все более безответственными^{344}. Мало помогало и сравнительно либеральное отношение коменданта города к евреям. О планомерно организованном в Смолевичах погроме, как это было во многих других местах, собственно говорить нельзя; был целый ряд стихийных эксцессов и грабежей со стороны жандармов и солдат, порожденных постоянной антисемитской травлей и беспрестанно внедряемым сознанием, что за еврейскую кровь никто не ответит. Железнодорожные жандармы под предлогом обыска (искали фальшивые деньги) произвели форменное нападение на квартиру Гдаля Мазо, отобрав у него имущество и товаров на сумму свыше 65 тыс. руб. Отступающие польские солдаты и здесь пытались инсценировать, по примеру Пинска^{345}, нападение на них из дома Мазо и хотели за это расстрелять его сыновей; приглашенная жандармерия, получив хорошую взятку, сказала солдатам: «Вы пограбили — уходите подобру-поздорову». Вообще же местная жандармерия, получив от местечка солидную взятку (5000 марок), совершенно спокойно оставалась зрительницей всех грабежей.

А грабежи были жестокие: забирали все, что только можно было взять; угоняли лошадей, коров и прочий скот; забирали подводы, упряжь, колеса, товары, зерно, обувь, платье, белье (даже рваное), деньги, золото, драгоценности, последний хлеб — ничем легионеры не гнушались. Как истые «демократы», они не делали различия между бедными и богатыми, забирая имущество у всех; так, у вдовы Златы Гантман отобрали последние ее крохи. Кроме грабежей, был сильно развит у польских солдат инстинкт разрушения, жажда уничтожения всего, имеющего отношение к еврейскому имуществу. В аптеке Хаима Минца грабили солдаты, ворвавшиеся туда по указанию его же польской прислуги, ничего не забирали, но ломают, разрушают и выливают все на землю, неистовствуют только из-за того, что аптека эта — жидовская. У Файвы Рабиновича легионеры бьют посуду, лампы, ломают мебель. У Эйдельмана снимают сапоги и тут же разрезают их на куски.

Издевательствам не было предела; в ругательствах, в криках «Троцкий», в резании бород не было недостатка; мучители-солдаты поймали старого плешивого еврея М. Клебанова и начали бить на лысой голове его яйца, и несчастный, окровавленный, весь измазанный еврей, придерживаемый двумя польскими солдатами за пейсы, качается и выкрикивает все, что ему приказывают легионеры. У Алтера Гинзбурга найденный солдатами тфилин был тут же разодран и истоптан ногами.

Отношение командного состава ко всему этому характеризуется тем фактом, что к М. Подмазе явился поручик и самолично способствовал отобранию у него коровы. Поручик Дзиневич собственноручно выбил стекла в еврейской квартире, где он проживал; Мееру Гельфанду, которого польские солдаты сильно били, один офицер сказал: «Ничего, вы этого стоите, скоро приедут сюда ваши друзья».

Кроме всех вышеуказанных стихийных, неорганизованных эксцессов и грабежей, в Смолевичах подготовлялся организованный погром со всеми его ужасами. Так, жандармерия потребовала с чисто дьявольской жестокостью от еврея-солтыса[554] местечка назначить пятьдесят еврейских рабочих, чтобы обложить весь город соломой [и] поджечь его к моменту ухода польских войск. По счастью, Красная армия пришла вовремя, и поляки успели выполнить только часть своей «прекрасной» работы: угрожая нагайками и прикладами, они заставили еврейских девушек принести под свистящими пулями солому и подожгли [местечко] и водяную мельницу. Все окрестные мельницы и фабрики приведены польскими солдатами в негодность.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 73. Копия.

№ 222. Доклад уполномоченного Райхмана Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о погромах 8-11 июля 1920 г. в м. Глуск Бобруйского уезда Минской губ.^{346} Конец июля-август 1920 г.[555]

Отступление польских войск через м. Глуск 8-11 июля 1920 г.^{347}

Еврейское население м. Слуцк[556] переживало большую тревогу в связи со слухами об отступлении польских войск. 8 июля через Глуск прошел 37-й полк легионеров, к счастью, в порядке, но все же кучки отставших солдат забегали на ходу в дома, хватали все, что попадалось под руки, успели угнать несколько лошадей и разгромить, между прочим, парикмахерскую. Случайно попадавшиеся им на улице жители избивались палками. Но это все же были цветочки, ягодки не замедлили последовать в ту же ночь на 9-е, когда в город вошли познанцы в количестве батальона пехоты 1-го Познанского полка, пулеметных команд и батареи артиллерии. Расположились они в центре города на базаре между лавками и тотчас же бросились ломиться в дома и грабить. Двери выламывались, домохозяева избивались, крики всю ночь неслись со всех сторон. Погром не прекратился и на следующий день, 9-го. Солдаты кучками, человек по пяти, с палками в руках, бродили из одного дома в другой, взламывали шкафы и комоды, били людей, растаскивали домашние вещи, белье, деньги и драгоценные вещи. Все это делалось на глазах стоявших на каждом углу улиц воинских патрулей, на глазах бездействовавшей местной жандармерии и полиции, на глазах польского офицерства.

Между тем в это время расположившиеся на базаре артиллерия и пулеметчики взламывали одну лавку за другой, награбленный товар тут же нагружался на подводы, частью уносился солдатами и частью продавался тут же на месте.

Взламывание и грабежи лавок продолжались целый день, к вечеру глазевшие мальчишки и пришлая публика усердно начали разгоняться палками, и с наступлением темноты разгромленные лавки загорелись. Сушь была неимоверная, за какой-нибудь час сгорело 85 деревянных лавок. Стоявшие между рядами лавок орудия и подводы были заблаговременно убраны. По другую сторону стояла выстроенная пехота, которая спокойно созерцала это зрелище и преспокойно ушла через полчаса. В первую минуту несколько солдат бросились помогать тушить пожар, но вскоре их не стало. Вероятно, их отвели. Между тем во время пожара к делу разгрома присоединились стоявшие несколько дней в Глуске телеграфисты-солдаты, в этом отношении голодные и свежие, т. к. к участью в дневном погроме они, очевидно, мало допускались. Они бросились еще раз обшаривать лавки, разламывая те, что остались целыми, и, вооруженные, бросались в дома, где страшно избивали прикладами людей и все растаскивали. При этом обшаривали и обыскивали людей, ища денег, и им удалось немало денег унести с собой. Через час времени эта компания ушла из местечка с музыкой, бубнами, флейтами и барабанами.

Между тем лавки горели. Бросились к пожарному колодцу за водой — оказывается, насос колодца испорчен. Там, где стояли кучками созерцавшие солдаты, перехватывались бежавшие на пожар люди, задерживались бочки с водою, одним словом, вид солдат с палками в руках был достаточно зловещ и убедителен. Со слов подводчиков, везших тогда местную жандармерию, можно установить, что последняя играла в деле поджога немалую роль. За некоторое время до пожара один из жандармов, отличавшийся своим хулиганством и в тот день вымогавший у лавочников деньги, отлучился на некоторое время. Вспыхнул пожар, жандарм прибежал обратно, и обоз их тронулся, перекочевал на окраинную улицу и там остановился. Жандармы любовались некоторое время пожаром и затем уехали. Эти самые подводчики в дороге спрашивали жандармов, зачем они это сделали, и получили ответ: «Ведь знали ваши глусские евреи, что мы уезжаем, зачем же они не собрали нам на дорогу немного марок». Утром вся базарная площадь представляла печальное зрелище. Около сгоревших и курившихся еще лавок копошились хозяева, отыскивая в пепелище оставшиеся и годные еще вещи. Между тем около местечка на выгоне расположились уже части 44-го Познанского полка, славившиеся погромной репутацией. Население переживало невеселый день, ибо все были уверены (со слов солдат), что все местечко будет сожжено. Под местечком познанцы простояли целый день 10 июля, и к вечеру они начали входить в местечко большими массами пехоты и артиллерии. Жители Глуска никогда не забудут ночи с 10 на 11 июля.

«Человечность и гуманность» познанцев характеризует следующее: в субботу 10 июля в Глуске остановилась телефонная команда 44-го Познанского полка. В задачи этой части входило подрубить все телеграфные и телефонные столбы. Под вечер телефонисты стали хватать граждан на работу, причем только лиц еврейской национальности. Затем они стали вытаскивать всех мужчин из домов, брали даже стариков, ибо многие побросали свои дома, а сами попрятались, спасаясь от избиений и издевательств, оставляя все на произвол солдат, которые бродили по улицам, таща за собою награбленное добро. Они ходили из дома в дом и, угрожая винтовками и поджогами, требовали денег, злорадно указывая на спаленный ими рынок.

Всем выгоняемым на работу поляки велели взять с собой топоры и пилы, затем собрали всех в одно помещение, где продержали до полуночи. В полночь выгнали всех на улицу, пересчитали, разделили по секциям, по 4 чел. в каждой и велели рубить телеграфные и телефонные столбы. Надсмотрщик каждой секции считал своим долгом поощрять работающих избиением; били решительно всех, даже стариков и больных, били молотильными цепами, дрючками, прикладами и дубинами, били безостановочно изо всех сил, останавливаясь только для передышки. Несчастный не успевал ударить два раза по столбу топором, как получал целых пять ударов прикладом по спине. Надсмотрщики заставляли людей лезть под падающие подрубленные столбы, под удары электрических искр. Несчастные запутывались в толстой и густой проволоке, вылезали под ударами дубин и снова поднимались, запутываясь в проволоке. Не успевает еще свалиться один подрубленный столб, как конвоиры заставляли измученных бежать изо всех сил к другому столбу, не давая ни минуты буквально для передышки, и сами бежали за ними, нанося удары и крича: «Дале, дале[557] рубить, жиды проклятые». При этом конвоиры, желая только пакостить населению, часто заставляли рубить столбы электрической линии.

Все это происходило под стоны избиваемых, под крики и ругательства остервенелых познанцев и мольбы о спасении со стороны разгромленных граждан.

Это был в полном смысле погром, к счастью, без человеческих жертв. Часа в четыре утра работа была закончена, но несчастных не отпускали. Выстроив всех в ряды, старший надсмотрщик-капрал пересчитал всех сильными ударами нагайкой по головам и ногам и погнал в местечко. При этом требовал от всех придать себе воинственный вид и шагать по всем правилам муштровки. Стариков-евреев, которые не умели шагать в ногу или ходили несколько сгорбившись, ударами палок заставляли выпрямиться. Поляки так издевались над душой и телами несчастных, что многие евреи, придя домой, плакали, как маленькие дети. По дороге заставляли всех, измученных нравственно и телесно, падать, растягиваться на земле и отсыпали им большую дозу палочных ударов. Желая в конец изнурить людей, поляки заставляли копать ямы и засыпать их сейчас же, производить подобные же бесполезные работы, затем они отдали команду: «Ну, жидовское войско, пой!» и, видя, что изнуренным и угнетенным несчастным не так-то легко поется, они пустили в ход свое верное средство — нагайки. Не песня, а какие-то дикие звуки и стоны вылетали из грудей несчастных. По дороге конвоиры не забывали заходить в дома, откуда сейчас же стали раздаваться мольбы о спасении.

Когда работники очутились вдали от местечка, их поставили в стороне от дороги и велели ждать. В это время по дороге тянулись отступающие польские войска. Надежды несчастных, что кто-нибудь из офицеров поинтересуется ими и отпустит домой, оказались напрасными. Офицеры не обратили ни малейшего внимания. Проезжавший верхом капитан даже ударил шпагой по голове женщину, которая подошла к нему с просьбой выслушать ее. Проходившие солдаты уделяли им свое любезное внимание выкриками «холерные жиды!», «войско Ленина!» и т.п. Вслед за тем все были обысканы. Солдаты обшарили буквально всех и забирали все, что попадалось, не говоря уже о деньгах, бумажных и т.п., затем очередь наступила за сапогами, ботинками и поясами у тех, у кого они были получше. В заключение они потребовали в виде выкупа крупную сумму денег, угрожая в противном случае увести всех дальше. Несчастные, опасаясь за свою жизнь, рады были отдать последнюю нитку с себя и согласились на это. Было послано несколько человек в сопровождении солдат в местечко, и только когда требуемая сумма была внесена, несчастные были отпущены.

Все это мною выяснено и обследовано в присутствии нижеподписавшихся понятых.

Член коллегии Райхман.

Понятые: Меер Шварц, И. Заенчик, М. Маримов.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 40-43. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 45-47.

№ 223. Доклад Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск о погроме в м. Глуск Бобруйского уезда Минской губ. 8-10 июля 1920 г. Конец июля-август 1920 г.[558]

Во время отступления польских войск по всей линии их отхода сплошь и рядом встречаем картины потрясающего характера. Мы видим одни лишь поджоги, грабежи, насилия и убийства. В городах, местечках и деревнях всех-всех постигла одна и та же участь. В то число попало и м. Глуск и расположенные около него деревни. Во время отступления поляков, т.е. 8, 9 и 10 июля польские войска проходили через целый ряд деревень и буйствовали там 3 дня. Картины творившегося там не поддаются описанию. Из числа 130 поданных заявлений мы видим, что, за редкими исключениями, все жители были избиты и обобраны с ног до головы. Озверевшие польские солдаты толпами врывались в дома, грабили, ломали и избивали. Мужчинам всем пришлось разбежаться и прятаться в кустах. Мужчины, случайно им попавшиеся навстречу, предварительно подвергались избиению и затем с них снималось все обмундирование. Дома оставались одни лишь старики, женщины и дети. Но и их легионеры со штыком и с нагайкой не оставляли без внимания: 24 женщины были подвергнуты изнасилованиям. На глазах матерей, отцов и мужей совершены были эти варварские оргии озверевших солдат. Они даже не пощадили 72-летнюю старуху одной деревни, которая после неимоверных избиений подверглась гнусному изнасилованию. Этот факт ясно показал нам нравственный уровень польских солдат и его культурную высоту.

Одновременно с грабежами производились также и поджоги.

Мы видим из вышеуказанного числа заявлений, что сгорело 180 построек, как-[то]: дома с пристройками, лавки и прочее. Товар, конечно, был предварительно ограблен: частью вывезен на подводах, частью продан польскими солдатами на месте. Все население точно по мановению таинственной руки огласилось воплями и криками ужаса. В хлевах раздавался жалобный вой гибнущих животных. Сердца поселян сжимались от боли. Каждый стремился спасти хоть кое-что из своего имущества, но все старания и желания напрасны. Польский штык заставлял их стоять и смотреть, как гибнет, может быть (а у большинства это было так), последнее его состояние.

Последние остатки, как-то: гуси, куры, свиньи и т.д., весь домашний скот ими забран.

Было увезено: 50 свиней, 7 лошадей, 41 курица, 3 коровы и 39 гусей.

Был забран и увезен и по дороге убит один молодой парень 19 лет, единственный кормилец семьи, состоящей из 9 душ.

Весь запас зерна был забран, вывезен в поле и тут же предан огню.

Убытки, причиненные пожаром, колоссальные, исчисляются жителями в сумму 600 тыс. руб.

Вообще солдаты старались уничтожить все, лишь бы оно не оставалось у хозяина.

О еврейских эксцессах и говорить не приходится. Все, что только могли с евреями сделать или забрать у них, было сделано.

Откуп был за деньги, но большинству и это не удавалось.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 38-39. Заверенная копия.

№ 224. Статья из газеты «Форвертс»^{348} о погромах польскими воинскими частями в г. Минске в августе 1919 г. - июле 1920 г.^{349} 5 августа 1920 г.

Насилия над личностью.

На второй неделе нашего пребывания в Минске стали ловить людей на улицах на принудительные работы. Ловили исключительно евреев. Если поляки иногда сомневались, еврей ли это, то спрашивали: «Жид или католик?» и в зависимости от ответа освобождали или брали на работу. Работать заставляли 24 час. без перерыва, без отдыха, и за всякую мелочь зверски избивали. Поляки изобрели новый способ издевательств: они разделяли пойманных евреев на две отдельные группы — одна, в которой все были одеты в светлом или белом, — и этих заставляли грузить уголь; другая же, в которой все были одеты в темном, — заставляли грузить муку. Итак, по окончанию работы они были так измазаны и измучены, что совершенно не были похожи на людей. Весьма понятно, что благодаря таким обстоятельствам евреи при виде милиционера на улице разбегались, и крайне неприятно было наблюдать — выглядело, как будто птицы улетают от нападающих коршунов. Так, убегая, к нам раз вскочил в окно нашего бюро старик-еврей, весь побледневший, как смерть. Евреи перестали показываться на улице. Поляки знали, что субботу евреи не пропустят и пойдут в синагогу. Они вместе с милиционерами, по окончании молитв, оцепили синагогу и всех выходивших из синагоги евреев в талесах тащили на работу.

Евреи-мужчины совсем перестали бывать на улицах, и та часть работы и предприятия, которые еще было остались у евреев, теперь всецело остановились, и в связи с этим нужда сильно увеличилась. Когда большевистская армия стала приближаться к городу, в последнем стал ощущаться недостаток в хлебе. Поляки сейчас же стали распространять слухи, что виноваты в этом евреи, что последние прячут муку и т.п., и через свои газеты они объявили, чтобы с хлебными карточками явились в определенные места за хлебом только исключительно христиане.

На Юрьевской (Раковской) ул., недалеко от креста, находится небольшой базар, где крестьяне ближайших сел привозят некоторые продукты, как-то: овощи, муку, масло и т.п. В одно прекрасное утро польские солдаты явились туда на базар и запретили продажу названных продуктов евреям. Своими прикладами они угрожали крестьянам, пытавшимся заговорить с еврейскими женщинами. [Когда] одной еврейской женщине с большим трудом удалось купить кувшин молока, то поляк один тут же его перевернул и вылил. Еще до занятия Минска поляками еврейское население готовилось к погрому, ибо все знают, что это их первое дело при занятии какого-либо города. В это время находилась в Польше комиссия Моргентау^{350}, и несколько общественных деятелей из Минска отправились к нему и заявили, что для предостережения погрома в Минске необходимо послать туда кого-либо, и только благодаря прибытию генерала Джадвина^{351} в Минске было только 35 еврейских жертв.

Во время похорон одного из активных общественных деятелей, Абрама Каплана, все еврейское население приняло участие в процессии, и во время шествия познанцы оцепили процессию и стали варварски избивать всех. Весь народ рассеялся, остались у гроба только родные, которые заявили, что их могут убить, но они от гроба не отойдут. Один из общественных деятелей, гр. Б., отправился к губернатору Рацкевичу, у которого заседали военные власти. Гр. Б. был так возбужден, что он истерически выкрикнул: «Мало того, что Вы нам не даете жить, Вы еще не даете нам свободно умирать», — и он расплакался навзрыд.

Губернатор так был тронут этой сценой, что он пригласил одного из генералов и они вместе с гр. Б. отправились на место происшествия. К сожалению, солдаты уже успели к тому времени скрыться, и губернатор заявил ему, что, не имея налицо преступников, он ничего не может сделать, и предложил ему продолжать процессию, а сам уехал вместе с генералом.

Гр. Б. не успел оглянуться, как он был окружен солдатами, которые повели его в гостиницу «Европа», занятую военной властью. По дороге солдаты говорили, что надо его убить, как собаку, и как только они его ввели в коридор гостиницы, они его прикладами втолкнули в погреб гостиницы. К счастью, появился губернатор Рацкевич^{352} и, узнав гр. Б., он подбежал к солдатам и спросил, за что они его арестовали. Они ответили, что он пытался обезоружить группу польских солдат и как ни смешно, как ни немыслимо это обвинение звучало, губернатор все-таки не вмешался, ссылаясь на то, что это военное преступление и находится не в его ведении, и только благодаря тому, что губернатор знал хорошо гр. Б., он посодействовал его освобождению.

У некоего гр. Тобкина реквизировали его дома и заняли солдатами. Офицер, который заведовал этими солдатами и тоже занимал один из домов гр. Тобкина, найдя железо на дворе, стал продавать его, и когда Тобкин однажды пришел к офицеру и запротестовал против незаконной продажи его собственности, то ему за это преступление сбрили бороду, усы, брови и волосы и зверски избили^{353}.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 6. Л. 55-56. Копия.

№ 225. Доклад Юридической комиссии Минского отдела ЕКОПО о погромах польскими воинскими частями при отступлении из г. Минска 9-11 июля 1920 г. 21 июля 1920 г.

Произведенным предварительным расследованием установлен ряд фактов, дающих возможность уже сейчас воспроизвести нижеследующую общую картину событий, сопутствовавших отступлению польских войск из г. Минска и окрестностей его.

Уже с первых чисел июля месяца началась лихорадочная эвакуация польских гражданских и военных учреждений из Минска; в эти дни все непольское население было всячески понуждаемо производить бесплатно всевозможные тяжелые работы, доставлять лошадей и подводы, которые захватывались без каких бы то ни было законных оснований и часто угонялись далеко за пределы города и вовсе не возвращались владельцам; особенно возмутительное отношение было проявлено, как и всегда в польской оккупации, к еврейскому населению, которое в этот период уже подвергалось насилиям и единичным грабежам. Так, на огромном пожаре, уничтожившем до 40-50 домов, возникшем в районе Троицкой площади в среду 7 июля при обстоятельствах, возбуждающих подозрение на участие агентов польской власти в поджоге, уже совершенно определенно проявилось впоследствии точно подтвердившееся обстоятельство, что польским солдатам и жандармерии разрешено было властями грабить мирное население. Вызванные для тушения пожара и охраны выносимого из огня имущества солдаты и жандармы занимались главные образом грабежом, врываясь в соседние с находившимися в огне домами, и уносили оттуда наиболее ценное, разбивая и ломая прочее имущество.

Пытавшиеся возражать и защищать свое имущество погорельцы избивались, а некоторые были арестованы. Обстоятельства эти установлены рядом заявлений потерпевших (X. Ботвинник, А. Гершман, Я. Фельдман, Ш. Миникес, X. Рубин и др.).

С вечера 9 июля, после оставления города гражданскими властями, начался форменный планомерный военный погром всего города и особенно еврейского населения, длившийся до утра воскресенья 11 июля, т.е. до появления в городе первых красноармейских разъездов. Отступающие польские войска, сопутствуемые чернью, рассыпавшись небольшими группами по всему городу, разбили и разгромили около 75% всех магазинов и лавок, взламывая прикладами ружей и другими орудиями запоры, ставни и двери, даже железные, выбивая все стекла в окнах; часть похищенных товаров нагружалась на повозки беспрерывно тянувшегося по городу польского военного обоза; другая часть тут же за бесценок распродавалась отбросам населения и разносилась по всему городу; то, что не могло быть унесено, подвергалось беспощадному истреблению и уничтожению. Группа вооруженных солдат врывалась беспрерывно в течение двух суток в частные квартиры мирного населения, взламывая окна, ставни и двери. Общая картина была такова: всюду угрожая расстрелом, польские солдаты группами в 5-6, а иногда и больше человек врывались в квартиры и требовали выдачи денег и всего ценного; уносили из квартир большими узлами платье, белье, продовольствие, обувь и проч.; во многих квартирах грабители бывали по несколько раз (3-5 раз); некоторые жильцы были оставлены лишь в том платье, которое было на них: все остальное было унесено и разграблено; с некоторых снимали тут же обувь, срывали с пальцев кольца, у женщин из ушей с силой вырывались серьги; бывали даже случаи, когда вырывались изо рта вставные золотые зубы. В целом ряде квартир грабители-солдаты избивали жителей, часто до потери сознания, выводили на двор, ставили «к стенке», пытая и угрожая расстрелом, требовали выдачи денег и ценных вещей; в некоторых домах озверевшие грабители-солдаты набрасывались с целью изнасилования на женщин и девушек, которых удавалось спасти, лишь уплатив солдатам выкуп. Найдя в одном доме свитки Торы, обозные солдаты измазали таковые колесной мазью, разбросали и растоптали их ногами. Встречая хоть малейшее сопротивление, даже словесное, грабители-солдаты жестоко расправлялись с населением, избивая прикладами, а в некоторых случаях и расстреливали: так, в доме № 20 по Крещенской ул. была смертельно ранена молодая девушка-студентка, умолявшая солдат, унесших все ценное из дому, оставить ей кольцо — память покойной матери: от полученных ран она через несколько дней скончалась; почти при аналогичных обстоятельствах были убиты польскими солдатами еще многие лица. Пока установлены нижеследующие имена: X. Купер — 60 лет, В. Вилк — 24 г., М. Крейндель — 65 лет, Л. Ицкович — 65 лет, А. Фитерштейн — 41 год, Л. Перпинов — 43 г., Ш. Майзель — 50 лет, А. Одер — 27 лет, Н. Фишкин — 48 лет, Ш. Тоф — 24 г., М. Гордон — 46 лет, Б. Гордон — 19 лет, Запал — 21 год, З. Сосенская — 21 год. Количество раненых и тяжело избитых в точности еще не выяснено.

Помимо частных квартир и магазинов были разграблены поляками почти все лавки разных кооперативов: Центральный рабочий кооператив — 6 лавок и столовая; «Свободная кооперация», бывший «Русских чиновников» и др.; большая часть аптек, в том числе аптеки городского самоуправления, Шмуилевича, Каждана, Коварского и др.; склады Американского Красного Креста и Американского Еврейского распределительного к[омите]та (ДДК)[559]. При непосредственном участии начальствующих лиц частью расхищено, частью увезено лазаретное имущество старого госпиталя Красного Креста на Широкой улице и Пастеровская станция, принадлежавшая бывшему Минскому губернскому земству (сведения получены из городской Комиссии).

В эти же дни 9-11 июля город пылал, подожженный со всех сторон. С совершенной точностью установлено, что по распоряжению польской власти были взорваны и истреблены огнем, кроме зданий и сооружений чисто военного характера, оба железнодорожных вокзала (Виленский и Александровский) вместе со всеми сооружениями, железнодорожный мост, перекинутый через Московскую улицу, местный военный госпиталь со службами и госпиталь для военнопленных; дома Шапиро по Серпуховской улице, где помещались управление железной дороги и мужская гимназия; здание бывшего казенного склада (Ректификационный завод) на Ляховке; бараки-казармы Таубкина на Ляховке; здание бывшей обувной фабрики «Орел» на Бобруйской улице, в котором помещался лазарет для венерических больных, и большое количество близлежащих частных домов, в том числе аптека Шмуилевича (выгорел целый квартал). Кроме того, подожжен ряд других домов в разных частях города; во многих местах солдаты обливали дома керосином, бензином или смолой, но кое-где жителям удавалось предотвратить поджог. Был подожжен также барак, в коем содержались запертыми русские военнопленные; очень немногим из них удалось спастись из пламени. Во время пожаров легионеры часто кидали зажигательные снаряды в соседние дома, стреляли в жителей, выбегавших из квартир, грабили и отнимали выносимое из огня имущество. В целом ряде случаев установлено, что поджоги, а часто и грабежи совершались не только по приказу, но и при непосредственном участии начальствующих лиц — офицеров, врачей, чиновников и прочее. Тушению пожаров оказывалось всяческое противодействие: власти и воинские чины прямо запрещали тушение пожара, прибегая к насильственным мерам против пожарных; при возникновении еще первого пожара запрещено было бить тревогу на каланче. Главный брандмейстер городской пожарной команды Ярмолович был арестован на первом же пожаре находившимся еще в Минске польским полицеймейстером Дрижинским, отдавшем ему приказ не тушить более пожаров и не выезжать на таковые (рапорт № 334); приезжавших пожарных солдаты часто избивали, снимали с них сапоги и угрожали расстрелом и проч. Имеются указания на неоднократные попытки агентов польской власти на взрывы зданий городской водопроводной и электрической станций и почтово-телеграфной конторы, своевременно предотвращенные лишь усилиями служащих и рабочих.

Польскими властями были, кроме того, забраны и увезены лошади городского пожарного обоза и Вольно-пожарного общества, повозки, упряжь и некоторые пожарные инструменты, что окончательно лишило город средств борьбы с пожарами; ими же были забраны также почти все лошади хозяйственных и санитарных учреждений городского самоуправления (сведения получены из городской комиссии).

В близлежащих деревнях и местечках, по пути отступления польских войск, солдаты также грабили население и проезжих, поджигали дома, мебель, мосты, угоняли скот, забирали с собой лошадей и повозки, принуждая владельцев ездить в качестве возчиков за много десятков верст от места их жительства. Более полные сведения о насилиях, учиненных отступающими польскими войсками в пределах Минской губ., будут представлены особо по получении таковых с мест.

Точного подсчета всех разгромленных в Минске магазинов, лавок, квартир, а также размеры причиненного населению и городу убытка сейчас не представляется еще возможным сделать; несомненно, однако, таковой должен будет исчисляться сотнями миллионов; также далеко не все случаи убийств, поранений и других насилий, учиненных польскими войсками, до сих пор зарегистрированы.

Председатель Комиссии.

Секретарь.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 13-16.

№ 226. Показания потерпевшей Ц. Фишкин представителю Минского отдела ЕКОПО о погроме в д. Пятовщине Минского уезда Минской губ. И июля 1920 г. Не ранее 19 июля 1920 г.[560]

В субботу 11 июля в 7 час. вечера отступавшие польские солдаты ворвались в д. Пятовщина, где проживало среди крестьян-белорусов всего четыре семьи евреев-земледельцев. Поляки врывались только в еврейские дома, которые целиком разграбили и забрали все имущество и деньги. В наш дом вошло три вооруженных солдата, забрали у мужа моего Абрама Пейсахова Фишкина и у свекра Пейсаха Абрамова Фишкина все деньги, а затем тут же в квартире выстрелами из револьверов убили обоих на глазах моих и моей матери. Затем, забрав все, что было ценного в доме, солдаты убежали. Когда на следующий день мы повезли трупы убитых в Самохваловичи на еврейское кладбище, настигшие нас другие польские солдаты хотели выбросить трупы и забрать лошадь и телегу. Мы дали солдатам деньги, чтобы они этого не делали; солдаты деньги у нас забрали, а затем все же выбросили трупы из телеги, а лошадь и телегу забрали у нас и угнали. Я осталась совершенно без средств к существованию.

Циля Фишкин.

При этом присутствовал и обстоятельства подтверждаю.

Сроль Леках.

Было представлено удостоверение Самохваловичского ревкома от 19 июля 1920 г.

Ее адрес: Полицейская, д. 15, кв. 3.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 26. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 70.

№ 227. Доклад Минского отдела ЕКОПО о погромных действиях польских воинских частей в м. Столбцы Минского уезда Минской губ. 10-12 июля 1920 г. Не ранее 22 июля 1920 г.[561]

Доклад о погромах, грабежах, поджогах и насилиях, учиненных польскими войсками в м. Столбцы в дни 10-12 июля при отступлении из г. Минска и губернии, составленный Минским отделом Центрального еврейского комитета помощи жертвам войны и погромов ЕКОПО.

Столбцы — местечко в 75 верстах от Минска на железнодорожной станции Минск-Барановичи. В мирное время местечко «жило рекой», т.е. значительной своей частью занималось сплавом леса по реке Неману, на берегу которого местечко расположено. В 1915 г. оно почти целиком выгорело (575 домов), но быстро оправилось, благодаря своему положению прифронтового местечка.

Во время германской оккупации евреи жили также безбедно, пользуясь возможностью почти свободной торговли. Польская же оккупация лишила местечко заработков, так как, хотя торговля официально не подвергалась значительным ограничениям, однако лихоимство властей не давало возможности развиваться частной солидной торговле. На прямые грабежи со стороны польских солдат во время оккупации местные жители не жалуются. Бывали нередко случаи ограбления транспортов, шедших гужевым порядком с товарами из Барановичей (вследствие затруднений перевозки по железным дорогам). В местечке польские солдаты подчас позволяли себе навязывать лавочникам свои собственные низкие цены на товары, прямых же грабежей не было.

Общая численность населения в местечке — около 3000 чел., евреев — 1700-1800.

Уже в пятницу 9 июля вечером отступающие польские части внесли в местечко беспокойство. Настоящие же погромы начались со следующего дня. Громили только польские солдаты, местное же христианское население охотно скупало награбленное, но само в грабежах и погромах не участвовало. Громили не только проходящие солдаты, но и те части, которые до этого времени были расположены в Столбцах, как это с несомненностью доказывает Элья Нейфельд, узнавший среди громил целый ряд знакомых солдат. Участие офицеров в грабежах устанавливается с полной уверенностью показаниями того же Эльи Нейфельда, приложенными при сем, как и показанием Зиновья Дворецкого о том, как один офицер заставил грабивших солдат возвратить им награбленное, через короткое время, однако, явился сам на автомобиле и забрал возвращенные вещи еще с прибавлением некоторых других. Участие офицеров в грабежах и пожарах подчеркивается как многочисленными свидетельствами, так и целым рядом письменных заявлений, приложенных при сем. Иосиф Рейсер в своем письменном показании упоминает о еврее-офицере, который защищал мирное население от погромов и поджогов; этот же единичный факт подтверждается целым рядом устных свидетельств других очевидцев. Следует, однако, подчеркнуть, что этот факт именно оставался единичным.

О том, что подготовляются погромы и прочие насилия над евреями, начальство было осведомлено заранее. Коменданту города было внесено еще 9 июля 5000 марок через Хацкеля Вольфсона, Янкеля Брохонского и Соломона Мирского, за что он обещал принять меры к охране города. Его деятельность, однако, в этом направлении ни в чем не проявилась. Показания Эльи Нейфельда о том, как награбленное имущество доставалось командиру 3-й роты 3-го саперного батальона Яну Чарковскому и им отбиралось, как офицер Петровский водил своих солдат громить магазины, показывают заранее обдуманную организованность погрома. Не менее ясно это вытекает из того факта, что солдаты бродили по магазинам и квартирам, обильно снабженные всем необходимым для поджога, о чем, впрочем, подробнее впереди.

Польские грабители забирали все, что попадалось под руку: обувь, белье, платье, деньги, драгоценности, мебель, снимали стенные часы. У Леона Мильцензона выпустили из подушек пух и забрали пустые наволочки, пеленки грудного ребенка взяли на портянки. Многие зажиточные евреи оказались лишенными всего своего имущества. Очень часты случаи вымогательств денег под угрозой разных насилий. Приложенные показания пестрят случаями, когда откупались от поджогов, иногда несколько раз подряд, что не всегда освобождало в конце концов от поджога. Откупались иногда и от насилий над женщинами, откупались в редких случаях и от грабежей.

Число разгромленных лавок и квартир не поддается точному учету. Можно сказать, что в местечке не было ни одной еврейской квартиры, ни одной еврейской лавки, которая не подвергалась бы посещению громил. Уцелели только те из них, которые местные русские взяли под свою защиту, объявив их своими, так как погром был исключительно еврейский. Не только польское, но и русское население щадилось. Единичные квартиры отделались более или менее дешево благодаря денежному выкупу, но такие случаи чрезвычайно редки.

В погромленные дни в Столбцах в разное время в разных пунктах местечка возникали пожары. Благодаря разбросанности построек и другим благоприятным причинам они обыкновенно быстро локализовались. В общей сложности в Столбцах сгорело 4 дома (из них один принадлежит русскому) и торговые ряды из 13 лавок, помещавшиеся на базаре. Из этих 13 лавок 9 помещалось в дощатых бараках (тип постройки, которым широко пользуются обыватели, не успевшие вполне оправиться от пожара 1915 г.), а 4 — в более капитальных постройках. Дотла сгорели два кооператива и лучший магазин в городе. Все без исключения пожары возникали только по поджогу. К этому сводятся все показания, из которых целый ряд наиболее характерных прилагается. Солдаты отправлялись производить поджог, захватывая при этом с собою все необходимые приспособления: горючие вещества, подрывные снаряды. Характерно в этом отношении показание Леона (Эльокума) Мильцензона, при сем приложенное. В асфальтовом полу магазина Нейфельда, сгоревшего дотла, я сам убедился в существовании в трех местах следов взрывов, происшедших, по-видимому, от пироксилиновых шашек. Это обстоятельство придает поджогам, как и всему погрому, характер организованности. В поджогах участвовали офицеры, как, например, 12 июля в доме Симона Туника и в доме Леона Мильцельзона. Показания об этих двух случаях приложены при сем. Многочисленные свидетельства, между прочим, целый ряд прилагаемых при сем, подчеркивают, что польские солдаты препятствовали тушению пожаров. Симон Туник в своем показании упоминает, что его сестру били прикладом, когда она хотела тушить пожар.

Среди грабивших и поджигавших польских солдат местные жители узнали некоторых солдат-евреев. В приложенных показаниях имеются рассказы об этом Рудницкой и Нейфельда, которые называют двух еврейских солдат-грабителей по имени — Гольдштейна и Унтербуха; последнее имя упоминается и другими свидетелями; по слухам, этот Унтербух сыграл провокаторскую роль и в других местах.

Убийств во время погромов в Столбцах не произошло. Случаи побоев были в большом количестве, одна женщина была ранена выстрелом в бедро. Других случаев тяжелых увечий не было. Издевательства производились сплошные, вроде срезания бород, но это явление стало таким обычным во время польской оккупации, что население в широких своих слоях даже перестало реагировать на него возмущением. Насилий над женщинами в Столбцах не зарегистрировано, хотя с различных сторон пришлось слышать глухие рассказы о некоторых случаях. При известной щепетильности еврейского населения в подобных делах, понятно, что происшедшие случаи по возможности скрываются. Только из близлежащего м. Новосвержная[562] передавали в более определенном тоне о женщине (называли ее по имени), которая была изнасилована последовательно пятью солдатами в присутствии мужа.

В м. Столбцы указывают, что местные крестьяне покупали награбленные вещи или какими-либо незаконными путями овладевали чужой собственностью и предлагали потом ее законным владельцам за выкуп на царские деньги по баснословным ценам. Эти обвинения слышал я решительно от всех: и от радикально настроенной молодежи, едва ли не в более резком тоне, чем от религиозно-фанатичных и политически-консервативных евреев старшего поколения. Называют при этом русских людей из интеллигентов, которые пользовались бедствиями евреев для собственного обогащения. От Асны Эстеркиной мне пришлось слышать подробный перечень предметов, которые она снесла на хранение от погромов к местной учительнице народной школы и которые та потом не захотела возвратить. Таким же путем от той же учительницы пострадала и Реля Русак, и Мейлах Мельцензон. Подобные же обвинения предъявляются и другим местным русским жителям. Указанная учительница еще — по рассказам некоторых местных евреев — до погрома ходила по знакомым еврейским домам и предлагала заносить ей на хранение наиболее ценные вещи. С другой стороны, о единичных русских евреи выражаются с очень теплой благодарностью, так как они своим именем прикрывали еврейское имущество и таким образом защищали его от грабежа, отказываясь подчас потом от вознаграждения за эту услугу. Следует еще прибавить, что раньше никаких трений между евреями и неевреями тут в м. Столбцы не наблюдалось, даже в погромную эпоху 1905-1906 гг. Отметим еще, что существуют подозрения, что и некоторые евреи воспользовались случаем обогатиться за счет своих ограбленных братьев; такие подозрения были выражены даже с амвона новоберженским[563] раввином, провозгласившим вечером 22 июля в Столбецкой синагоге «хейрим» (отлучение) против таких преступников; ни этим раввином, ни кем бы то ни было другим, правда, не были названы определенные лица, однако и им, и другими прихожанами были указаны случаи кражи из запрятанного в полях, садах и на чердаках имущества, где дело не могло обойтись без содействия еврейских рук; случаи покупки евреями награбленного имущества неизвестны.

Из всего вышеизложенного совершенно явствует, что польским властям было прекрасно известно, что готовится разгром еврейского имущества в местечке, поджог домов и прочие насилия, и что польскими начальствующими лицами не только ничего не предпринималось для предотвращения погрома, но, напротив, таковой даже поощрялся и участие в нем, кроме солдат, принимали и польские офицеры.

При сем прилагаются показания следующих лиц в копиях: Эльи Нейфельда, Соры-Хьены Рудницкой, Симона Туника, Иосифа Рейсера, Зиновия Дворецкого, Онуфрия Колбаскина[564] и Л. Мильцензона.

Приложения.

Показания Эльи Нейхельда.

9 июля 1920 г. стоявшие в Столбцах польские войсковые части начали производить погромы над еврейским населением местечка, русских не громили. Среди громил я узнал капрала 3-й роты 1-го Варшавского батальона, фамилию которого не знаю, а также многих солдат, в том числе: Говенду, Унтербуха, Гольштейна и Геца; еще очень много других громил заметил, фамилии которых не знаю. Громили также солдаты 3-го саперного батальона. Командиру 3-й роты 3-го саперного батальона поручику Яну Чапковскому принесли корзину награбленной кожи и домашних вещей, он выбрал себе на сапоги и лучшие вещи, остальное роздал солдатам. Поручик Петровский, называвший себя юристом и членом полевого суда какой-то штурмовой колонны, зашел во время грабежа к нам в магазин и сказал громилам: «Берите каждый, что вам угодно, и уходите».

Показания жительницы м. Столбцы Рудницкой Сарры-Хьены Берковны (Базарная площадь).

В понедельник 12 июля 1920 г. в 8-9 час. утра ко мне в квартиру вошло пять польских солдат, и один из них сказал: «Давайте деньги, иначе мы подожжем». Среди солдат был один еврей, который говорил по-еврейски: «Давайте деньги». Мы дали им 300 руб. царских, и они ушли. От 9 час. утра до 12-ти в квартиру врывались банды, но не пытались поджигать; в 12 час. вошло очень много солдат, которые стали требовать денег, грозя в противном случае поджечь. Денег у нас не было, и мы стали умолять их не жечь, но они сказали: «Мы не хотим оставить большевикам», — и приказали выйти из дому, грозя застрелить нас. Мы вышли и стояли на улице. Я видела, как они вышли из дому на улицу и принесли бидон с какой-то жидкостью (бидон стеклянный в плетенке). Вылив эту жидкость на пол, они подожгли в 5-ти местах. Мы кинулись за водой, чтобы тушить, но они направили на нас винтовки и не уходили до тех пор, пока огонь не охватил весь дом. Затем они ушли, а мы не могли тушить, так как уже весь дом горел. Все вышеизложенное я видела лично сама, что удостоверяю своей подписью.

Показания Симона Туника (Мирская ул.).

В понедельник 12 июля 1920 г. около полудня ко мне в квартиру вошли 4 польских солдата; среди них один офицер (со звездочками на погонах), и стали искать, что бы взять. Наше семейство (6 чел.) все было дома. Не найдя ничего, так как часть нашего имущества была разграблена, а часть нами спрятана, один из них разорвал матрац и поджег спичкой солому. Мы начали кричать, а моя сестра Пешка хотела потушить как-нибудь огонь, но один солдат ударил ее прикладом в грудь. Тогда один солдат сказал нам по-еврейски: «Мне жаль, что вас разграбили и хотят поджечь. Дайте им денег, и они уйдут». Тон у него был иронический. Тогда я сказал солдатам: «Возьмите денег и не жгите дома». Они согласились и попросили пять тыс. марок. Мы стали торговаться, и они согласились на две тысячи марок. Матрац все время горел. Получив деньги, они ушли, а мы потушили огонь. Через полчаса пришли 3 солдата и, не говоря ни слова, сгребли валявшиеся на полу разорванные учебники в кучу между шкафами и стеной и подожгли спичкой. Мы дали и этим 300 руб. царскими и 200 марок, и они ушли, а мы потушили огонь. Еще через полчаса подъехали к крыльцу два всадника (один офицер) и спросил у меня: «Чей дом?» Я ответил: «Мой». Тогда один офицер сказал: «Имеешь тысячу марок, или мы подожжем дом». Я сказал, что денег у меня нет. Тогда солдат выхватил из-за пояса бомбу и замахнулся, чтобы бросить. Мы раздобыли у соседей девятьсот марок, дали офицеру, и они уехали. Затем мы убежали из дому.

Показания Иосифа Рейсера.

13 июля по деревянному мосту в Столбцах проходила войсковая часть, которой было поручено взорвать этот мост. Офицер, командовавший этой частью, был, по его собственным словам, еврей из Одессы. Фамилии своей он не назвал. Когда ему было сообщено о грабежах в городе, он прибежал с револьвером в руке к громилам, одного ранил револьверным выстрелом в ногу и шашкой в лицо, и не давал грабить. Приказал своим подчиненным возвратить награбленные вещи. Раньше, чем поджег мост, приказал соседям близлежащие дома облить водой, чтобы защитить от пожара. Все вышеизложенное я сам наблюдал.

Показания Зиновия Григорьевича Дворецкого.

В воскресенье 11 июля 1920 г. в 11-12 час. дня к нам в квартиру по Базарной площади вошли 5 чел. солдат и стали искать вещей или товаров. Мы предложили им денег, чтобы они ушли, но они продолжали искать. Затем они влезли на чердак, где были спрятаны нами товары из мануфактурного и аптекарского магазинов, принадлежащих нам. Они захватили товар, уже сложенный нами в мешки и ящики, и понесли его в дом Личковского по Почтовой ул. Так как товару было много, они пригласили еще несколько товарищей и несколько раз возвращались и переносили товар все в тот же дом. В это время мы узнали, что в местечко приехал польский офицер. Тогда мой шурин Лазарь Радунский пошел к этому офицеру (он был в чине поручика) и попросил его прекратить грабеж. Тот охотно согласился и тотчас пришел. Он застал солдат на месте преступления, стал их ругать, указывая, что их поведение вредит польскому государству, а одному даже дал пощечину и разогнал солдат.

Затем он разрешил нам взять товар из дома Личковского (местного крестьянина), что мы и сделали, но нашли там только два мешка, так как остальное было спрятано и растащено. Эти два мешка (домашние вещи) мы принесли домой. Через полчаса этот же офицер подъехал на легковом автомобиле к нашему дому и велел принести возвращенные нам вещи. Мы ему не хотели дать, но он произвел у нас в доме обыск, нашел эти вещи и еще кое-что и, погрузив в этот автомобиль, уехал. Когда солдаты увидели это, они вновь начали грабить до тех пор, пока не сгорело помещение.

Показания Леона Мильцензона.

12 июля с.г. утром при отступлении польских войск вошли ко мне на квартиру два легионера, из коих один держал котелок со смолой и мазал стены и пол, а второй поджигал в 4 местах, после чего они ушли. После их ухода мне с моей прислугой, которая подавала мне воду, удалось потушить огонь. Через несколько часов вошли ко мне 3 польских поручика и потребовали нож. После того как моя мать подала им нож, они отрезали у себя погоны и подожгли мой дом, заперли двери, а ключи забрали с собой и пошли грабить. Поджог произведен офицерами следующим образом: собрали до 200 коробок гильз и подожгли. После этого они всех выгнали из комнаты, заперли двери и, забрав с собой ключ, предупредили, чтоб никто не смел входить в комнату тушить, в противном случае они будут стрелять. Несмотря на угрозы, я выбил окно, через которое я проник в квартиру, и потушил огонь. Разграбили у меня все, что было, даже пеленки. На мой вопрос у знакомого жандарма, почему так делают, он мне ответил, что у них есть приказ раздеть догола всех евреев; следом за ними идет конный отряд, который расстреливает всех, кого уже разграбили.

Я всегда готов нести ответственность за мое показание.

Леон Мильцензон, м. Столбцы.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 74-80, 84 об. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 27-31.

№ 228. Показания врача Л.И. Перлиной Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск в пос. Горки и Горковской вол. Бобруйского уезда Минской губ. 9-13 июля 1920 г. 24 июля 1920 г.[565]

24 июня 1920 г.[566] в Комиссию при Бобруйском ревкоме по расследованию польских зверств явилась нижепоименованная и показала следующее:

Лия Ионовна Перлина, 26 лет, женщина-врач, живущая в пос. Горки, той же волости Бобруйского уезда.

Я в поселке Горки живу с половины мая настоящего года. Воинских частей в Горковской вол. все время не было. Находился только жандармский пост на 5 чел. Жандармы чувствовали себя великолепно. При разъездах по волости они заставляли крестьян кормить себя, конечно, совершенно даром. Ни одного шага пешком вообще никто из поляков не делал, т.е. подводы реквизировались без всякого ограничения. Пос. Горки стоит на шоссе между Бобруйском и г. Слуцком. Тракт этот торговый, постоянно привозились товары. Жандармы систематически брали взятки за провоз товаров. Каких-либо вопиющих безобразий я не знаю. Когда же началось отступление польской армии в Горковской вол., то в пределах волости произошел ряд ужасов. Движение польских войск началось в ночь с пятницы на субботу с 9 на 10 июля. Проходили отдельные части, подолгу на остановках не задерживались, и солдаты ограничивались тем, что силой врывались в дома, забирали продукты. У меня лично брали только продукты. Затем пошли крупные части, которые делали продолжительные привалы. Такое движение продолжалось до вторника 13 июля.

Я наверное не знаю, но из разговоров видно, что армия двигалась по трем путям. Один путь проходил южнее Горок — через Уречье; второй — через Горки, а третий — через дд. Подоресье и Дражно. Местечко Уречье сожжено все, за исключением нескольких домов. Жителям местечка не разрешали спасаться из домов. Сгоревших нет. В Уречье солдаты покушались изнасиловать акушерку и тянули ее с собой в вагон. Спаслась она только благодаря тому, что у нее были регулы. По слухам, из д. Сорочи Горск[ой][567] вол. поляки увезли с собой несколько девушек. В имении Горки, которое расположено при шоссе в 1½ верстах от пос. Горки, изнасилована 14-летняя девочка Рахиль Гельфанд. Более 10 чел. надругались над ней. Я [э]тот факт удостоверяю. Родители несчастной девочки стараются скрыть ее позор. В поселке Горки солдаты ворвались в дом акушерки Шванковой Александры Михайловны, выслали из квартиры отца Шванковой и др. мужчин и пытались изнасиловать оставшуюся Шванкову. Последняя не потеряла присутствия духа, оттолкнула солдат и убежала. Это спасло ее. По слухам, в селе Горки изнасиловано несколько девушек. В том доме, где изнасилована Гельфанд, солдаты пытались изнасиловать жену мельника Цивью. Фамилию ее не знаю. У нее 5 чел. детей. Дети обступили мать и начали кричать. Благодаря этому солдаты оставили несчастную женщину в покое. В ночь с 11 на 12 июля ко мне в дом ворвались 2 солдата. В доме находилась я, моя сестра и другие лица. Один из солдат вытащил меня в сени и, приставив мне револьвер ко лбу, покушался совершить надо мной насилие. Другой солдат стоял в дверях и никого в сени не пускал. Этот второй производил более человеческое впечатление. Сестра и я умоляли этого второго оставить нас и увести товарища. Сестра моя отдала солдату все деньги, которые были у нас, а именно: одну тысячу рублей николаевских и 200 польскими марками^{354}. Получив деньги, солдаты скоро ушли. После ухода солдат я, сестра и все, бывшие в доме, сейчас же ушли из дома и остаток ночи провели во ржи на поле. До этого случая у меня солдаты забрали чемодан со всеми моими вещами, а кроме того не оставили мне даже стетоскопа и термометра. Когда мы сидели во ржи, то солдаты взломали наш сарай и позабирали наши вещи. Я слышала, что дд. Дражно и Подоресье, а также д. Залужье — эти деревни выжжены или частью, или целиком. Кроме того, есть убитые жители. Говорят, что в селе Дражно убито 3 чел.^{355} Когда солдаты-насильники ворвались ко мне, то в оправдание свое они заявили следующее: у них в полку были евреи-врачи, которые травили их товарищей, т. к. я врач и еврейка, то они и хотели учинить надо мной насилие.

Прочитано: Л.И. Перлина.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 8. Заверенная копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 72-73.

№ 229. Показания жителей м. Узда Игуменского уезда Минской губ. представителю Минского отдела ЕКОПО о грабежах и насилиях со стороны польских военнослужащих 10-13 июля 1920 г.[568] 2 августа 1920 г.

Показания супруги муллы Марии Александрович.

Среди спрятавшихся в нашем погребе во время погрома^{356} находились и три сестры — еврейские девушки, сироты. Ночью мы видели через окно, как солдаты таскали солому на мост. Тогда только мы пошли прятаться в погребе. Раньше мы все сидели в комнате. С час мы сидели в погребе. Вдруг слышим: собака залаяла, и кто-то калитку выломал. Солдат вошел в сени и закричал: «Кто здесь, выходи, а нет — я буду стрелять. Что у вас там — пулемет есть?» Других солдат он оставил на дворе, чтобы никто из дома не выходил. Все вышли. Он собрал нас всех в столовую и встал с ружьем в руках. Начал требовать денег и золота. Всех нас перетряс и отнял деньги^{357}. Золота у нас не оказалось. Он требовал также черной кожи, но ее у нас не оказалось: у нас кожа лежала в чанах. Тем временем он схватил одну девушку и потащил в спальню. Он приказал нам всем молчать. Другие солдаты с ружьями тоже заставляли нас молчать и не поднимать шума. Я спряталась за дверью и убежала в сад.

Показания Р.С. Маршака.

В понедельник 12 июля вечером, мы сидели в погребе у местного муллы. Среди нас было семейство муллы, другие татары, 3 сестры — еврейские девушки. Из еврейских мужчин был только один я. Приблизительно в двенадцать с половиной час. ночи вошел польский солдат, приказал нам выйти из погреба. Он бросился на меня, приставил дуло ружья мне ко рту и начал кричать: «Ты — жидок?» Я выдал себя за татарина, присутствующие подтвердили, что я — татарин. Тогда он взял одну из еврейских девушек, провел ее в спальню и остался там с нею некоторое время. После него то же проделали два других польских солдата, все трое один за другим. Когда девушка вышла из спальни, она была совершенно бледная и измученная. Имя пострадавшей я готов открыть судебным властям.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 458. Л. 79 об.-81. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 49-50.

№ 230. Из доклада Минского отдела ЕКОПО о погромах польскими воинскими подразделениями в г. Несвиже Слуцкого уезда Минской губ. 10-14 июля 1920 г. 28 июля 1920 г.

Несвиж — заштатный город в Слуцком уезде, в 13 верстах от станции Замирье Александровской железной дороги — видный старый еврейский культурный центр. Общее благосостояние было удовлетворительное, и при польской оккупации жилось в материальном отношении недурно. Некоторые отдельные евреи даже вели сравнительно большую торговлю. Город получил, кроме того, значительную сумму из Америки, что заметно отразилось на благосостоянии жителей. При высоком культурном уровне местных евреев моральные унижения и угнетение со стороны поляков были для них особенно тяжки.

Расквартированные в городе многочисленные войска ушли из города 10 июля без погрома. В воскресенье местные еврейские общественные деятели — Розовский и Майзель (подробные письменные показания первого из них здесь приложены) вручили начальникам оставшихся полицейских и жандармских частей в общей сложности 25 тыс. марок, чтобы те охраняли город от грабежа, что они и исполнили вполне добросовестно. После ухода этих частей принял на себя охрану города от грабежей поручик Склиовский со своим отрядом жандармов в 10 чел. Характерно, что этот поручик сам предложил еврейской общине за известное вознаграждение отступить от будто бы данного ему приказа сжечь город. Эти «охранители» относились гораздо хуже ко взятым на себя обязанностям, исполняли их неохотно и недобросовестно, пользуясь частными поводами для новых вымогательств. Чрезвычайно важно подчеркнуть, с каким хладнокровием и деловитостью польские начальники и жандармы вступали в сделки по охране города от злостного погрома и грабежа. В общем еврейской общине обошлась такого рода «охрана» города в 70-80 тыс. марок наличными. Если Несвижу удалось отделаться только материальными убытками и обойтись даже без пожара, то, по единогласному свидетельству всего города, он обязан этим хладнокровной и бесстрашной выдержке председателя еврейской общины Исроэля Розовского, который самолично появлялся в самых опасных местах, где зарождался погром, и пользовался всеми средствами, чтобы заставить польских офицеров принять меры к охране города. В ночь на среду ушел поручик Склиовский со своими жандармами. Вступившие же в среду утром войсковые части приступили к разгрому города. В Несвиже нельзя было констатировать признаков организованности или особой подготовленности погрома, как это явно замечалось в других пунктах. Тут погром носил более случайный характер. Однако по объему своему он достиг весьма внушительных размеров. Разгромлено 10-12 еврейских лавок и почти все еврейские квартиры; пощаженной оказалась только часть Слуцкой улицы.

Громилы забирали все, что для них могло иметь хоть какую-нибудь ценность, — прежде всего деньги, обувь, белье, украшения. Среди ограбленных находятся два американских гражданина — доктор Могиль и Сем Ланда, приехавшие из Америки с денежными суммами от Несвижского землячества и застрявшие в Несвиже при отступлении польских войск (показание доктора Могиля — в виде письма — прилагается при сем)^{358}.

Жители большею частью оставались во время погрома в домах, только некоторые из них успели скрыться в полях или лесах; многих сильно били прикладами или нагайками; тяжелых увечий, однако, не установлено. Убит один [чел.]. Об этом случае приложено письменное показание^{359}; другие устные показания заставляют думать, что убитый вступил с польским солдатом в пререкания, за что тот его и пристрелил.

Громили только евреев. Нередко бывали случаи, когда громилы, войдя дом, справлялись, живут ли там евреи или христиане. На местное христианское население у евреев жалоб нет. Не отмечено, чтобы оно скупало награбленные вещи. Иногда малолетние христианские дети указывали громилам, где живут евреи; в общем же христиане держались корректно. Ксендз Рокош пошел спасать Вульфа Шейна, которому польский солдат грозил расстрелом, когда за отсутствием ключа тот не мог открыть железной кассы, находившейся в его доме. У директора русской гимназии Поливоды скрывалось много евреев, сын его часто выбегал спасать евреев на их крики о помощи.

Евреев среди солдат-громил не отмечено. Раввинша рассказывает, что в доме был еврей-солдат, который наблюдал погром, но сам в нем не участвовал, хотя и не препятствовал; потом же утешал обывателей. У Клячкина еврей-солдат, в сообществе с солдатами-поляками, участвовал в погроме, забрал несколько флаконов одеколона, 2 куска мыла и еще кое-что, но потом вернулся и возвратил награбленное владельцу.

Пожаров в Несвиже не было.

Последние польские войска оставили город в среду, 14 июля, утром. При сем прилагаются письменные показания Розовского, Васинковича и доктора Исидора Могиля[569].

Показания жителя г. Несвижа Исроэля Розовского, председателя Несвижской еврейской общины и члена Несвижского магистрата.

В городе при польской оккупации был расквартирован небольшой отряд войск, который ушел из города в субботу 10 июля 1920 г. вполне спокойно. В воскресенье я вместе с инженером Бером Майзелем вручили начальнику местной полиции Клейму 10 тыс. марок и начальнику местной жандармерии Лазаревичу — 5000 марок для того, чтобы они охраняли порядок города, что они и исполнили вполне добросовестно, лично являясь к месту грабежей, до вечера 12 июля, когда они ушли из города. В воскресенье 11 июля вечером в город прибыл отряд полевой жандармерии в 40 чел. На следующий день утром начальник этого отряда поручик Склиовский пришел ко мне и заявил, что ему приказано сжечь город, и просил в виде выкупа за город деньги. Мы дали ему 5000 марок и, кроме того, исходатайствовали из магистрата имевшиеся там 60 пудов муки, которую выпекли и раздавали солдатам на улицах хлеб, также папиросы и ситро. Отряд полевой жандармерии разрешил закрыть лавки, но активную помощь оказывал весьма неохотно. Мне лично приходилось в каждом отдельном случае просить жандармов защитить того или иного жителя. Для того чтобы защитить окраины города, Казимерж и Михалишки, от разгрома, приходилось (в каждом отдельном случае) давать отдельным жандармам по 200-300 марок, и тогда они ходили удерживать погромщиков. Мне удалось упросить начальника полевой жандармерии поставить на Минском тракте патруль, который направлял отступавшие войска в обход города. Во вторник 13 июля, днем, я и Майзель выдали поручику Склиовскому на простой бумаге без штемпеля удостоверение о том, что он охранял город, не упоминая в этом удостоверении о полученных им деньгах. Удостоверение писал сам Склиовский по-польски. В тот же день вечером часов в семь меня остановили на улице 2 жандарма из отряда Склиовского и стали допытываться у меня, давал ли я Склиовскому деньги за охрану города. Несмотря на то, что они приставили револьвер к моему виску, я отрицал это. Тогда они повели меня к инженеру Майзелю и там продолжали допрос и угрозы по отношению к нам обоим. Майзель сознался. Тогда они составили протокол об этом и заставили нас подписаться. Мы предложили им 5000 марок в пользу Красного Креста за уничтожение протокола. Они требовали 10 тыс. марок. Сошлись на 6000; они пошли совещаться. Мы разошлись. Часов в 11 вечера мы и жандармы собрались у Майзеля. Жандармы велели нам идти к ним в канцелярию. Во время переговоров я с инженером Майзелем под разными предлогами ушли, и в нашем отсутствии старик Майзель выдал им 6000 марок с запиской, что эти деньги предназначены для Красного Креста, и протокол был уничтожен.

Во вторник 15 июля в полночь отряд полевой жандармерии ушел, выдав предварительно мне, ксендзу Рокошу и следователю Шиманскому удостоверение в том, что нам передается власть в городе. В среду утром проходящие польские части начали настоящий погром: врывались в дома и лавки и брали все, что им угодно.

Выкуп города обошелся еврейской общине наличными (кроме продуктов) от 70 до 80 тыс. марок.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 18-21.

№ 231. Доклад представителя Минского отдела ЕКОПО о погромах польскими воинскими подразделениями в м. Городея (ст. Замирье) Новогрудского уезда Минской губ. 9-15 июля 1920 г. 26-27 июля 1920 г.

М. Городея расположено у самой железной дороги Минск — Барановичи. С давнего времени местечко бойко торговало и считалось зажиточным, и во время польской оккупации местным торговцам жилось сносно.

Погром начался в пятницу 9 июля утром и продолжался до четверга 15 июля, т.е. полную неделю. В ночь на субботу многие еврейские жители местечка бросили свои дома и ушли прятаться в лес. Яркую картину погрома в Городее дают два приложенных при сем подробных показания аптекаря Авиновицкого и пожарного Ледермана. Особый отпечаток на погром наложило то обстоятельство, что местечко лежит у самой железной дороги. Солдаты, беспрерывно следовавшие по железной дороге, сходили в местечке, спокойно оставались там делать свое погромное дело, уверенные, что еще успеют уехать последующими эшелонами. Этим объясняется то обстоятельство, что в Городее громящие солдаты не раз взламывали лавки и спокойно открывали торговлю чужим добром, укладывая выручку в свой карман и дожидаясь удобного поезда, чтобы укатить. В приложенных показаниях упомянуты такого рода распродажи керосина со склада «Братья Нобель» и соли из лавки Вассера, которые продолжались полтора суток в среду 14 июля и в четверг 15 июля до полудня. С каким спокойствием и хладнокровием солдаты себя вели в громимом местечке, доказывает то обстоятельство, что некоторые из них удосужились даже спустить воду при ближайшей мельнице и заняться рыбной ловлей; после этого еврей-мельник был арестован по обвинению в том, что нарочно сам спустил воду, чтобы лишить воды станционную водокачку, но был оправдан полевым судом в Барановичах.

Грабили все еврейские квартиры и все еврейские лавки. При этом забиралось все, имеющее хоть какую-нибудь ценность. С какой основательностью работали громилы, можно судить по тому, что в местечке почти не осталось карманных часов. Подушки, перины, шубы грузились в вагоны. Вещи, которые нельзя было уносить, немилосердно уничтожались, зеркала разбивались. В воскресенье 11 июля проехала через местечко, по словам многих свидетелей, какая-то Американская миссия. Жандармерия в это время начала принимать меры к подавлению погрома и составила около 200 протоколов, которые направила в Брест, захватив с собой награбленные вещи в виде вещественного доказательства.

С полной определенностью выступает из приложенных показаний участие офицеров в погроме, а также в отдельных его эпизодах, планомерность и организованность [грабежей] вплоть до дележа добычи и погрузки ее в вагоны.

Грабили войска и продавали окрестным крестьянам. Из местных христиан покупали награбленное единичные, и как раз представители интеллигенции. В общем же со стороны местного русского населения, свидетели устанавливают, много благожелательных по отношению к разгромленным евреям поступков. Польского населения в местечке почти не было, отношение же окрестных польских помещиков характеризуется красноречиво описанием аптекаря, как держали себя его старые друзья и гости, когда на их глазах его грабили и били в его же доме, в котором они пользовались гостеприимством.

Убийство зарегистрировано одно — бесспорно, чисто погромного характера: убит человек глухой за то, что не расслышал, когда ему грабители приказали снять сапоги — это подтверждается тремя письменными показаниями. Во время погрома был совершен целый ряд насилий над женщинами. Доктор Надежда Степановна Статкевич видела в двух случаях изнасилования следствием свежую гонорею: раз у 14-летней девочки, изнасилованной тремя солдатами, другой — у взрослой девушки, которая не передавала подробностей совершенного над ней насилия. Вассер и Гаузе видели, как 3 солдата подряд насиловали одну 17-летнюю девушку. Авиновицкий видел во время пожара, как солдат волок еврейскую девушку. Установлен также факт насилия над 40-летней женщиной. Целый ряд фактов этого рода, однако, остался незарегистрированным.

Случай тяжелого издевательства, когда избиваемых и ограбляемых евреев заставляли кричать «Нех жие Польска»[570], устанавливается многочисленными свидетельствами, между прочим, письменным показанием Вермана. А что было то, что происходило в доме Авиновицкого на глазах его польских друзей, как не грабеж, усугубленный самым гнусным глумлением?

Картина пожара явствует из приложенных показаний. Многие свидетельства устанавливают факт поджогов. Сгорело всего три дома. В Городее, как и в других местах, польские офицеры выказали себя заинтересованными в распространении пожара. Только самоотверженности и расторопной решительности местного пожарного общества Городея обязана спасением того, что было спасено.

Во время общего погромного разгула и разнузданности этому обществу удалось не только взять в свои руки борьбу с поджогами и пожарами, но и создать нечто вроде общей охраны в местечке, даже представить собою подобие власти. Особенно колоритную фигуру представляет собой пожарный Ледерман, который объявил себя чуть ли не высшей властью в местечке, собрал вокруг себя кучу евреев, одетых им в какие-то военные каски и объявленных его рабочими, который сам появлялся в самых опасных местах, охраняя еврейских девушек, спасая еврейское добро и тыча разным польским солдатам и вахмистрам в качестве «росказа[571] пана поручика» какую-то старую пшепустку[572]. Эти рассказы местами столь романтичны, что могли бы возбудить сомнения в правдивости, если бы не были подтверждены многочисленными показаниями свидетелей и участников.

При сем прилагаются показания аптекаря Авиновицкого, Самуила Ледермана, Вассера[573].

Показания жителя м. Замирье аптекаря Исаака Соломоновича Авиновицкого 26 июля 1920 г.

Погром начался в пятницу 9-го числа. Громили чины расквартированной тут зимой, а ныне шедшей из Бобруйска 12-й железнодорожной роты под предводительством троих офицеров, трех родных братьев Малиновских: одного из них подпоручика, другого подхорунжего, третьего чина мне неизвестно. Поручики же Урбанович и Тратт участия в погроме не принимали. Офицеры заставляли русских пленных выносить громоздкие вещи из магазинов и квартир. Вещи грузились на поезд. Громилы под командой подхорунжего Малиновского забрали две пожарных машины и погрузили их на поезд. Это было утром в четверг 15 июля. Забирая машины, они получили также и 10 тыс. марок как выкуп за пожарную команду, которая была в сборе и которую они грозили расстрелять как партизанские отряды. В ночь на воскресенье 11 июля на меня в моей квартире напали громилы под командой офицера, который был без погон, но со звездочкой на шапке (фамилии и войсковой части не знаю). Поручик Тратш, не принимавший участия в погроме, мне сказал, что погром совершается с ведома и согласия командира 12-й железнодорожной роты поручика Малиновского и его сожительницы Клавдии Дмитриевны (русской); что поручик Малиновский из награбленного имущества львиную долю берет себе (его буквальное выражение); что он, Тратш, подал по сему поводу рапорт о переводе в другую часть, так как ему не стало житья в роте, ибо Малиновский на него натравливает солдат, особенно сержанта, за его несолидарность в этом отношении.

Грабили только войска, тут же продавалось награбленное добро. Скупало крестьянское население окрестное, из местного же христианского населения — только интеллигенция, например, инспектор высшего начального училища, крестьянство местное не скупало. Деревня Крутой Берег в 5 верстах от Замирья в среду 14 июля прислала нам полтора пуда выпеченного хлеба, пуд ржаной муки и большой гладыш[574] молока [для] детей. Деревня Большая Ужанка в 2½ верстах от Замирья приютила много еврейских семейств и укрывала их имущество во все время погрома. Ее крестьяне, как члены Замирского пожарного общества, явились тушить пожары, несмотря на препятствия со стороны солдат, так что им приходилось даже пробираться ползком.

Из двух польских семейств местечка одно выехало в субботу 10-го числа, другое было замечено в указывании громилам домов богатых евреев. В этом семействе также найдены после погрома еврейские драгоценности.

Из польских солдат-евреев большинство скорбело о погроме, но участвовали в погроме двое: Шрейбер и другой, по имени Шлемка — оба 12-й железнодорожной роты. Шрейбер еще в четверг 15-го числа продавал в местечке керосин со склада Нобеля и соль со склада Вассера.

Пожар начался в ночь на 12 июля в полночь. Сторож пожарного депо мне заявил, что солдаты были у него и сказали: «Сейчас подпалим». Через 15 или 20 мин. показался огонь. Когда я прибыл к пожару, я нашел так какого-то поручика, внимание которого обратил на то, что ветром гонит пожар к вокзалу, где, по слухам, в вагонах сложены снаряды и взрывчатые вещества. Эшелонов тут тогда стояло восемь. Поручик мне дал 50 человек артиллеристов для тушения пожара, но с условием тушить только в данном месте. Когда загорелось в другом направлении, он мне не позволил взять туда машину, хотя одну из трех работавших машин смело можно было взять туда. Солдаты, которые работали на пожарище, работали хорошо, но те, которые были отправлены за водой в пожарное депо, по дороге разували пожарных и частных лиц, не давали наливать бочки дополна, говоря: «Ниц не шкоди, кеды жидовски дом спалисе»[575] и возили бочки нарочно окружным путем, чтобы опоздать к пожару. Во время пожара мне евреи жаловались, что у них грабят последний скарб. Ужанского Нисона заставили вырыть из земли 20 тыс. руб. царских, причем ему приставляли винтовку; мясника Ицку Меникера, который направлялся как пожарный к пожару в каске, остановили, угрожая убить, заставили вернуться и выкопать тысячу рублей царскими, четыре золотых кольца, серебряные часы и марками, я не помню сколько. Некоторые солдаты, наоборот, выгоняли на работу местных жителей, даже больных женщин. В это время в опустевших квартирах шел грабеж и изнасилования. Когда поручику доложили о грабеже, он бросился на солдат, даже публично ругал их, но был бессилен чем-нибудь помочь. Сгорело всего 3 дома — все еврейские. Погорело семейств 10. Занимался пожар в нескольких других местах, но пожарная команда его затушила в корне. Пожарная команда оставалась на улице пять дней — от воскресенья до четверга. При этом пожарная команда вообще старалась посильно охранять порядок. Чтобы иметь основания остаться на улицах, пожарная команда местами сама поддерживала горение тлеющих бревен.

Часов в 11 вечера в субботу 10 июля, когда у меня было полно помещиков и помещиц с их скарбом на дворе, так как они собирались к следующему утру удрать вместе с отступающими войсками, в мой дом ворвалась банда в 10-12 чел. польских солдат во главе с офицером без погон, только со звездочкой на шапке. Я тогда находился на дворе, устраивая в амбаре и на чердаке местных евреев с женщинами и детьми, так как мой дом считался до некоторой степени безопасным, во-первых, потому что предполагалось, что аптека будет пощажена, во-вторых, [потому] что у меня в доме находилось много помещиков, которые могли бы за меня заступиться, так как знали меня 30 лет; из аптеки выскочил ко мне ученик и воскликнул: «Не входите, они спрашивают Вас». Я, однако, вошел, так как не хотел, чтобы меня нашли среди спрятавшихся евреев, в числе которых было много детей. Я сел между помещиками, которые преспокойно продолжали пить чай мой и нисколько не старались прекратить начавшийся в квартире и аптеке грабеж. Солдаты при этом кричали, что гостей они не тронут, так как знают, что они поляки; владельца же не пощадят, так как в местечке узнали, что он еврей.

Солдаты разграбили всю аптеку, также и весь мой домашний скарб, носильное платье, четыре пары сапог, белье и прочее — также и деньги.

Во все время грабежа я сидел среди моих гостей-панов и, по возможности, сохранял спокойствие. Разграбив дом, солдаты потребовали домовладельца. Я встал, так как не хотел, чтобы они пошли меня искать среди спрятавшихся на чердаках евреев. Меня схватили и начали бить прикладами, ругать, причем прибавляли: «Розмавишь добра по-польску, пэвне ксионжки пишеш для знищеня польски, пэвне и до костела ходзиш, пуйдеш маентки рабовать»[576]. Польские помещики, мои гости, сидели и наблюдали мои истязания совершенно хладнокровно, курили, не скорчили ни одной гримасы. Хозяйка кухни к[рестьянских] и р[абочих] д[епутатов], русская из Новгородской губ. по фамилии Динак, тоже находилась в это время в моей квартире, я ей передал несколько денег, и она сохранила [их] для меня. Она жестами просила моих гостей-панов взять у нее эти деньги, так как боялась и за себя как русская, но паны денег не взяли, говоря: «У нас самих много». После истязания меня повели в аптеку, требовали от меня йодной настойки, аспирина, спирта, вина и других вещей, которых не припоминаю. Я им выдал три бутылки вина и полбутылки спирта. Когда они уходили, они как будто были мягче, и на мой вопрос, можно ли закрыть двери, они ответили, что можно. Через два часа приблизительно они явились вторично подвыпившими, поставили меня к стенке, угрожали расстрелом, требуя денег, узнав в местечке, будто я очень богат; по их расчету они взяли у меня очень мало. Они рассыпались в доме на чердак, в кладовые, но ничего не нашли. Евреи спрятались в амбарах и во дворе на повозках.

Я вышел на двор и стал около группы панов человек в десять. Ко мне подошел польский солдат со свирепым лицом и потребовал денег. Когда я ему сказал, что денег у меня нет, он выхватил нож и с размаху ударил в левую часть груди. Я этот нож узнал, он принадлежал колбаснику Пиатровскому и служил для резания колбасы. Пиатровского самого в это время в городе не было, его прислуга потом созналась моей прислуге, что это действительно его нож и что грабители у нее распивали мое вино. После этого я убежал в ближайшую деревню, где спрятался у крестьянина в гумне. Во все время истязаний моих польские гости ничем не реагировали, даже тогда, когда меня на их глазах ударили ножом. Среди гостей моих были: бывший начальник реверии[577] Новаковский с женой и отцом, помещица Марцинкевич, которую я знаю уже 30 лет, с покойным мужем которой сидел на одной скамейке в гимназии, помещицы Быковская, Малевская, помещик Горский и представители мелкой шляхты.

В четверг утром 15 июля ко мне в пожарное депо явилось трое солдат и потребовали выкупа 20 тыс. марок — в противном случае они грозили поджечь местечко керосином, который остался в резервуаре Нобеля после его разгрома. Эти солдаты принадлежали к 12-й железнодорожной роте. Рота сама уже ушла, но грабители от нее отстали. На путях тогда стоял броневой поезд «Смялый»[578]. Один из пожарных, Иона Мышалов, выложил за местечко 10 тыс. марок и выдал их на руки начальнику лазольщиков[579] Ледерману, который распределил их между солдатами. 12-я железнодорожная рота нам хорошо знакома, так как с 6 января по конец марта была расквартирована в местечке.

Председатель Городейской еврейской общины.

Председатель Городейского вольнопожарного общества Аптекарь [Авиновицкий].

Показания жителя м. Городея Самуила Вольфовича Ледермана, уроженца м. Тирасполь Холмской губ. (адрес: Городея, Купеческая ул., № 54).

В субботу 10 июля 1920 г. часов в 12 утра в местечке появился сошедший с поезда эшелон солдат, которые начали грабить. Человек шестьдесят кинулись в дом Цуркова по Несвижской улице. Я, как начальник пожарной команды, с тремя охотниками пожарными: Ицковичем, Гершеновичем и Слуцким, бросились к этому дому. Один из них начал свистать в свисток, а я кинулся на порог дома и стал кричать по-польски (я хорошо говорю по-польски, как уроженец Польши): «Бегите, а то все погибнете... Большевики идут». Они стали панически удирать, а мы вчетвером отбирали у них вещи и избивали их. Между тем в местечке продолжался погром. Никакой власти в местечке не было, и я на правах начальника пожарной команды взял в свои руки власть над местечком и распорядился, чтобы все жители ушли в поля и леса, и я со своим отрядом помогал им удирать. В моем отряде было 15 чел. пожарных. Так прошли 11, 12 и 13 июля. В эти дни, кроме грабежа, ни особых избиений, ни насилий не было. Население тащило в поля, по возможности, свое имущество. В воскресенье 11 июля вечером мне сказали, что горит дом Зайчика по Почтовой улице. Я бросился в депо за машиной, и, когда я вез машину, ко мне подошел солдат и ударил меня багинетом[580] по руке. Несмотря на то, что солдаты мешали, мы собрали команду и начали тушить пожар. Вскоре пришел офицер и дал нам в помощь отряд польских солдат для тушения пожара, так как горело около станции, а туда, по словам офицера, прибыл эшелон со снарядами; хотя через 2 час. эшелон со снарядами ушел, а офицер увел свой отряд, но продолжали тушить, ссылаясь на приказ офицера. Вскоре прибыло человек 10 пожарных-крестьян из деревни Большая Ужанка, остальных не пустили солдаты. Так как лошадей не было, женщины, старики и дети таскали на себе воду в бочках. В это время солдаты выгоняли население из домов, веля им идти тушить пожар, а сами оставались и грабили квартиры. Во время тушения пожара слышны были крики женщин, которых насиловали солдаты. Мы видели, как тащили несколько девушек, но не могли им помочь, т.к. солдаты стреляли в нас. В течение 13 и 14 июля к станции прибывали новые эшелоны войск, которые приходили в местечко и грабили. Для того чтобы иметь возможность оставаться на улице и хоть чем-нибудь помочь населению, мы, пожарные, подожгли вновь потушенный нами дом и под предлогом тушения пожара оставались на улице. Евреев-жителей, приходивших к месту тушения пожара, я одевал в немецкие каски, которые у нас лежали в депо и, если солдаты пытались их уводить с собой, я говорил, что это мои работники, и не отпускал их. Солдаты принимали меня за поляка. Вообще во все время пребывания поляков в местечке я выдавал себя за поляка. Мне удалось, пользуясь этим преимуществом, а также заявлением, что у меня есть «росказ»[581] от поручика — я тыкал им в лицо пропуск — отобрать некоторые награбленные вещи: корову, фотографический аппарат и др. Например, ко мне пришел еврей Исаак Менакер и попросил вернуть ему отобранную у него корову. Я пошел с ним к вагону, куда ввели эту корову, и стал выводить ее. Ко мне кинулся один из солдат местного гарнизона со штыком и стал кричать, зачем я увожу корову. Я сказал, что это корова моего тестя. Солдат знал меня как поляка и усомнился, так как корова отобрана у еврея. Я объяснил, что я женат на крещенной дочери этого еврея, и тогда он отдал мне корову. Вскоре ко мне прибежали женщины и сказали, что 14-летнюю дочь Домановицкого^{360} солдаты тащат в поезд. Я побежал к месте происшествия и спросил солдат грозно, куда они ведут девочку. Они сказали — на работу. Но я вырвал ее у них из рук и заявил, что на основании «росказа» поручика только я имею право давать людей на работу и велел им обращаться в таких случаях ко мне. Я пошел с ними в депо, дал им 30 чел. рабочих. Из них они взяли только 5, да и тех отпустили, не дойдя до станции.

В среду прибыл на станцию бронепоезд, и солдаты бросились с него в местечко грабить. В это время у меня в сарае депо было несколько сот человек (женщин, мужчин и детей) евреев, которых я там спрятал. Польских солдат я туда не пускал, мотивируя это тем, что в пожарный сарай вход воспрещен. У меня есть немецкая собака, ученая. Часов в 11 утра я крикнул ей по-немецки: «Бобик, пойди достань хлеба». Она отбежала от сарая и стала рыться у камня. Я подошел и вытащил мешок, в котором было пуда два хлеба. Этот хлеб я через своих охотников разослал по полям и лесам для скрывавшихся там детей. В тот же час я увидел, как один поляк гнался с винтовкой, грозя застрелить, за одним из моих охотников. Я подошел узнать, в чем дело. Солдат сказал, что этот пытался его бить, а охотник ответил, что этот хотел отнять у него деньги. Я дал охотнику пощечину, веля ему идти на место, а солдату велел уйти, говоря, что только я имею право наказывать. Вечером в среду солдаты заявили мне, что они подожгут станцию, сарай и местечко. После того как солдаты ушли, я обратился к тем, кто был у меня в сарае, выстроив свою команду. Женщинам и детям я посоветовал уйти в рожь и в лес, отряду же мужчин человек в 150-200, который был в сарае, я предложил: «Кто считает себя слабым, пусть идет, а кто согласен погибнуть вместе, пусть оденет железную каску и останется со мной». Многие из мужчин ушли в лес с женщинами и детьми. Со мной осталось человек 75. Ушедших мы провожали окольными путями в лес и в рожь. Оставшимся я заявил, что нам угрожает большая опасность в эту ночь и сказал: «Кто готов погибнуть, пусть останется здесь». Все 75 чел. согласились погибнуть со мной, но не позволить сгореть местечку. Ночь прошла беспокойно. В четверг 15 июля в 10 час. утра ко мне подошел знакомый солдат из 12-й (подрывной отряд) компании, которая стояла в местечке всю зиму, и заявил, что если он не получит 20 тыс. рублей с населения, то он уничтожит местечко и жителей. Я заявил, что местечко разграблено и таких денег негде достать, но обещал достать несколько тысяч. Он направился тогда с 6-7 солдатами к баку керосина фирмы «Братьев Нобель», принадлежащего местному жителю Граеву, в котором было пудов 600-800, и заявил, что они взорвут его, но потом я сказал ему: «Зачем его взрывать, лучше налить в бочки и увезти с собой». Он согласился. Я дал ему человек 30 рабочих из своего отряда, они налили 10 бочек (400 пудов) керосина, доставили на станцию и нагрузили на платформу. Через полчаса он вернулся обратно и заявил, что должен взорвать бак. Я уговорил его не взрывать, а продать лучше крестьянам, пришедшим из деревни. Это ему понравилось. Он попросил меня, чтобы я предложил крестьянам покупать керосин. Когда солдаты стали продавать, я подошел потихоньку к трубе, по которой керосин проходит из бака в сарай (где его продавали) и отвинтил с большим трудом руками и зубами винты, и керосин весь ушел в землю. Затем я завинтил винты и, придя в сарай, стал расспрашивать, как идет торговля. Но керосин перестал идти. Крестьяне разошлись. Солдаты ушли и перед уходом заявили мне, что, если через полчаса не будет 20000 марок, они сожгут местечко и взорвут станцию. Я, как знакомый, уговорил их согласиться на 10 тыс. марок, увещевал их не причинять вреда местечку и станции и просил отдать в мою пользу 10 бочек керосина, взятых ими. Они согласились на все, но просили не отдавать керосина местным евреям. Я подошел к евреям Делятицкому и Граеву и попросил у них 10 тыс. марок, обещая им отдать эти 10 бочек керосина. Они дали мне требуемые деньги, я отдал их солдатам и распорядился моим охотникам сгрузить керосин. Керосин в 10 мин. был сгружен в канаву возле пожарного депо. Броневик вскоре уехал, в местечке не оставалось солдат-поляков, а часа через два, в четверг днем, прибыл отряд большевиков. 8 дней в подряд я не ел и не спал. После этого я 3 дня лежал в кровати.

Показания жительницы м. Городея (при ст. Замирье) Софьи Владимировны Лошак^{361} (Захарьевская ул., № 105).

В понедельник 12 июля 1920 г. в 10 час. утра я пришла по делу (получить подводу) в милицию, помещающуюся по Шоссейной ул. Вдруг я услышала возле милиции душераздирающие крики, выбежала на улицу и увидела, как польский солдат приставил винтовку к уху одного старика-еврея и выстрелил. Тот сразу упал мертвым. При убийстве присутствовали крестьянин Игнатий Володько и еврей Млодок. У убийцы-солдата я заметила на лице странную улыбку.

Показания жителя м. Городея Беньямина Мовшева Млодока (Шоссейная ул., № 120).

В понедельник 12 июля 1920 г. в 11 час. утра к моему соседу Овсею, фамилии его я не помню, зашли 2 польских солдата и начали грабить.

Чтобы у него не просили денег и не били, он вышел. Они вышли за ним и стали приставать к нему, чтобы он отдал ботинки. Так как он глухой старик, 70 лет, то он, вероятно, не слышал и ушел. Они догнали его, несколько раз дали прикладом и оставили его. После этого они как бы раздумали и выстрелили, один из них вверх, а потом прицелился и выстрелил в него. Он упал и через 5 мин. умер.

Показания жителя м. Городея Игнатия Игнатьевича Володько (д. Дольно, Городея).

В понедельник 12 июля в 11 час. утра я стоял с обозом возле милиции. Вдруг я услышал крики, я бросился туда и увидел, что навстречу мне бежит старик-еврей, а за ним гонятся два легионера. Один из них щелкнул затвором винтовки и крикнул мне: «Утекай». Я спрятался за амбар и видел, как солдат выстрелил вдогонку еврею. У него из живота хлынула кровь. Солдаты повернули и пошли к железной дороге. Я подошел к убитому и увидел, как он дернул ногой, застыл. Все окружающие убежали, и у убитого никого не осталось.

Показания жителя м. Городея Лейзера Мордухова Надельсона (Несвижская ул., № 77).

В понедельник 12 июля в 12-13 час. дня мой сын Михель, 15 лет, пас нашу корову в поле на расстоянии около версты от нашего дома. Вдруг я увидел, что в направлении, где он пас корову, шел обоз солдат. Боясь, что мою корову заберут, я побежал в поле спрятать ее. Но было уже поздно. [Я] видел, как мой сын, заметив солдат, загнал корову в ближайший сарай. Солдаты сломали сарай, вывели корову, а затем один из них сказал сыну: «Беги, мы [в] тебя будем стрелять» (я сидел в ста шагах от них в кустах). Сын побежал. Один солдат выстрелил в него, но не попал. Тогда другой солдат выстрелил два раза и вторым выстрелом ранил сына в ногу, в пятку. Затем солдаты ушли. Сына я утащил на плечах домой.

Показания городейского жителя Михаила Мееровича Сейловицкого. 26 июля 1920 г.

В воскресенье 11 июля, ночью, приблизительно в час пополуночи, во время пожара, я выбежал на улицу. Меня двое солдат сильно побили, так что я на четвереньках дополз домой. Там я спрятался под кроватью и начал прикладывать холодные примочки к своим побоям. Квартира моя была уже разграблена, уже в ней ничего не было. Вдруг я услышал, что несколько человек — двое или трое — вошли в дом и начали шарить. При этом они зажигали спички. Вскоре они ушли, ничего не нашедши для себя. Лежа под кроватью, я почувствовал запах гари и услышал треск огня. Я вылез и нашел на второй половине на полу солому и вылитый керосин. Все это пылало. Я схватил воду и залил. При этом я позвал соседа Любецкого и показал ему.

Показания жителя м. Городея Лейбы Иоселева Бермана (Шоссейная ул., № 24).

В понедельник 12 июля 1920 г. часов в 11 утра польские солдаты поймали на окраинах местечка меня, Мельцера и Вассера (жителей местечка) и погнали на вокзал, захватив по дороге многих других, между прочим, двух дочерей Мельцера. На вокзале мы часа 3-4 грузили дрова в паровозы, причем женщин и еврея Гаркави по слабосилию отпустили. По окончании работ нас вывели с вокзала, велели три раза прокричать «Нех жие Польска!». Когда мы прокричали, они нас отпустили. Между прочим, работали, кроме указанных, мой брат, Любецкий, Фейта Демин, Бельский, мальчик 13 лет, Стовский и многие другие.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 6-8. Копия.

Опубликовано частично: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 21-26.

№ 232. Из доклада Минского отдела ЕКОПО о погромах польскими воинскими подразделениями в м. Мир Новогрудского уезда Минской губ. 11-16 июля 1920 г. 24-25 июля 1920 г.

Из материалов Инф[ормационного] бюро Евотдела Наркомнаца.

Мир — довольно крупное местечко в 14-ти верстах от ст. Замирье Брестской ж.д. Около 5000 жителей, из них евреев приблизительно 3500, остальные — русские, татары, два польских семейства. Знаменитый ешибот во время войны эвакуировался в Полтаву; во время оккупации поляков, благодаря денежной поддержке Америки, намечалось его возвращение в Мир. В Мире был большой центр торговли лошадьми, в которой принимали участие и евреи. При польской оккупации евреи жили безбедно, благодаря помощи Америки. Торговля поляками значительно тормозилась. Во время оккупации систематических грабежей не было. В начале оккупации проходящие войска разграбили город. После этого в местечке войск не было, постоянным начальством в местечке был «ревировый»[582].

В воскресенье 11 июля «ревировый» предупредил председателя еврейской общины доктора Сквирского, чтобы было достаточно хлеба для проходящих солдат и чтобы магазины были открыты, в противном случае могут быть погромы. При этом он указал, что в других местах тоже были погромы. В тот же день действительно начался погром, который продолжался потом пять дней. Проходящие солдаты начали врываться в еврейские дома и грабить все, что попадалось под руку. То, что можно было унести с собой, уносилось. В одном доме унесли пустую бутылку из-под одеколона, в другом — заплатанную рубаху, остальное злостно разбивалось или уничтожалось на месте. Показания местных жителей изобилуют подробностями этого рода. У многих разбивались зеркала и стенные часы. Громилы выказывали большой опыт в обнаружении потайных мест, где жители могли бы прятать свое добро, быстро и умело ориентировались, например, где в погребах были деньги (в аптеке Милейковского и многих других); у Рабиновича немедленно после вступления в дом обнаружили на потолке под балкой часы и кольца, в других домах срывали обои, переворачивали мебель. Все показания подчеркивают эту особую опытность и основательность грабителей. Во время погрома солдаты грозились рассчитаться с местными евреями за то, что минские евреи будто бы стреляли в польских солдат из окон.

В воскресенье 11 июля некоторые жители спрятались в полях и в ближайшем лесу; к понедельнику же, когда погром расширился, почти все жители оставили на произвол судьбы свои жилища и бросились искать спасения для своей жизни в поле и в лесу. Так они провели под открытым небом все последующие дни до пятницы. При этом солдаты, по показаниям многих свидетелей, между прочим и фребелички^{362} Рейзенберг, обстреливали рожь, когда они узнавали, что в ней прячутся евреи, и устраивали на них облавы. Названная свидетельница, сама скрывавшаяся в поле, описывает, с каким ужасом травимые евреи, особенно молодые девушки, убегали от пьяных солдат, гонявшихся за ними по полю, ища свое последнее спасение в лесу. По ее словам, польские солдаты в лесу никого не нашли, в полях же словили до 10 чел., из них 3-4 девушек; всех, кого удалось словить, солдаты бесчеловечно били. Факт, что солдаты частью были пьяны, подтверждает и д-р Сквирский. В самом начале был разграблен местный ресторан, где громилы нашли некоторый запас спирта. В оставленных жителями квартирах и лавках погром между тем продолжался вовсю. Во всем местечке не найти ни одного еврейского дома и квартиры, ни одной еврейской лавки, пощаженной погромщиками. Яркой особенностью погрома в Мире является значительное число телесных истязаний. Рассказами о бесчеловечных побоях полны все свидетельства очевидцев. Один возмутительный случай истязания старой женщины подробно описан в показании Гальперина, приложенном при сем; также и Геня Таубес (см. приложенное показание) свидетельствует об истязании обоих ее родителей. Ко мне, как к врачу, обращались некоторые из местных евреев с последствиями тяжких побоев. О случаях истязания с переломами костей сообщает женщина-врач Фишбейн. Убитых во время погрома евреев в м. Мире не было. Был убит один татарин, который не хотел давать лошади, которую у него требовали польские солдаты. Случаев изнасилования было в м. Мире за время погрома, судя по общим отзывам, вероятно, до 20-ти. Само собой понятно, что не все они могли быть установлены с полной определенностью. Три случая были вполне несомненно установлены местными врачами, о чем свидетельствует женщина-врач Фишбейн. Из этих трех жертв одна была изнасилована последовательно пятью солдатами. Ко мне с подобным заявлением явилась 43-летняя вдова Б.Б., которая рассказала, что во вторник, 13 июля, часов в 12 ночи, к ней в дом вошли трое солдат и, основательно разгромив квартиру, начали приставать к ее 18-летней дочери; та вырвалась и убежала; тогда двое из солдат последовательно совершили насилие над ней самой. Другое заявление, поступившее ко мне, относится к 22-летней девице Ц.Г., дочери меламеда, которая была изнасилована во вторник 13 июля в 10 час. утра в присутствии отца и двух свидетелей, четы домовладельцев М.-Г.Г. и Х.Г. Мать пострадавшей просила меня дать этому делу законный ход, если возможно; сама пострадавшая выразила на это согласие. Случаи особенно грубого кощунства не зарегистрированы. Часто, однако, приходилось видеть, как громилы бросали на пол Сейфер-Тойро[583] или рвали тфилим[584]. Следует обратить внимание на некоторые случаи тяжкого издевательства, явно рассчитанного не на какие-либо материальные выгоды, а лишь на унижение человеческого достоинства. О случаях срезывания бороды и т.п., ставших обыденным явлением уже во время оккупации, не будем распространяться. Моисей Хаимов Лифшиц рассказывал, что большая группа солдат во вторник 13 июля заставила его наполнять их фляжки водой; когда он вытащил ведро воды из колодца и хотел поднести к ним, они заставили его брать у каждого из них в отдельности фляжку, подносить ее отдельно к колодцу и там наполнять ее из ведра водою, это продолжалось всего часа четыре. Потом солдаты посадили его в детскую колясочку, дали ему большое зеркало в руки и сами на руках возили в таком виде по местечку, причем его не били, а только насмехались над ним.

В грабеже принимали участие исключительно войска. Очень немногие из местного христианского населения скупали награбленное, большинство и этого не делало. Однако много еврейского добра находится, вероятно, у крестьян окрестных деревень.

Русские боялись пострадать вместе с евреями, потому иногда отказывали евреям в укрытии, прогоняли от себя еврейский скот, подчас даже указывали громилам еврейские дома. Это, однако, по общему признанию, единичные случаи. В общем, евреи нередко укрывались у русских. Отмечаю, однако, факт, что, когда местная земская больница в начале погрома дала приют приблизительно 20 здоровым еврейским девушкам, приняв их к себе под видом больных, русские санитарки и акушерка, опасаясь, по-видимому, за собственную участь ввиду близкого соседства с еврейками, потребовали удаления последних, что, конечно, исполнено не было.

От погрома русские и татары пострадали мало, только те, которые укрывали евреев или которые жили у евреев. Татары в общем пострадали больше русских. Местный священник, Свирский, был ограблен на 5000 рублей царскими деньгами, у него также взяли часы и хотели стащить сапоги.

В различное время в продолжение погрома в местечке начали вспыхивать пожары. Главный пожар был во вторник 13 июля, приблизительно в 10-12 час. дня. Сгорело 18 домов, из них 7 еврейских; погорело около 40 семейств, из них 11 еврейских. Факт поджогов подтверждается столькими свидетелями, что сомневаться в них нет возможности. В местечке валялись разбросанные солдатами тряпки, наполненные сеном и пропитанные керосином. Каценельсон нашел также тряпки на Базарной площади в количестве 5-6 штук. Многие видели, как солдаты употребляли для поджогов яйцевидные бомбы, подробно описанные в приложенном свидетельстве Черны Борнак; некоторые другие приложенные показания определенно свидетельствуют о поджогах. То обстоятельство, что солдаты были снабжены тряпками, пропитанными керосином, и вышеупомянутыми яйцевидными бомбами, которыми они, как явствует из показания Барнак, пользовались вполне методически, свидетельствует, что они действовали по чьему-то приказу, что их направляла чья-то сознательная рука, что поджоги были кем-то организованы. На это указывает и тот факт, что солдаты вначале противодействовали тушению пожара. Потом, однако (как подтверждают многочисленные показания, между прочим, и некоторые письменные, при сем приложенные, особенно же подробно показание Гальвера), солдаты сами принимали участие в тушении пожаров благодаря энергичному воздействию некоторых офицеров. Этот факт с одинаковой благодарностью подчеркивается показаниями евреев, как и свидетельством священника Свирского, который рассказывает: «Во вторник 13 июля я ходил просить у полковника защиты от пожаров: полковник раньше уклонялся, потом согласился и заявил, что уж назначил офицеров и команду для охраны, на следующий день я просил вечером другого полковника, и он назначил 14 офицеров и патруль, причем сказал: если к вам будут ломиться, вы не открывайте; если же ворвутся, кричите, и патруль вам поможет». Иногда некоторые офицеры сами принимали активное участие в тушении пожара. Один солдат, не пожелавший повиноваться в этом деле, выстрелом какого-то офицер был не то убит, не то ранен, как это подтверждается многими показаниями; в свидетельствах же Сверженского и Прушановского мы, однако, находим польских офицеров, которые открыто одобряли погром.

Кроме энергичного участия некоторых офицеров в тушении пожара, следует подчеркнуть еще один чрезвычайно важный фактор в борьбе с пожарами и отчасти с погромным хулиганством: это местное пожарное общество. Эта организация, выступив сплоченной группой, особенно же в лице некоторых своих членов, прежде всего в лице своего популярного начальника Моисея Черного, проявила столько безудержной решительности и столько бойкой активности (вплоть до пускания в ход кулаков), что внушала почтение иногда даже расходившимся погромщикам из польских солдат. К сожалению, самого Моисея Черного в Мире во время нашего пребывания там не было; нам поэтому не удалось снять показание лично с него; его заслуги, однако, подтверждаются многочисленными свидетельствами обывателей местечка.

Особенно характерным для обстановки погрома в м. Мир является обилие «откупов», т.е., попросту, значительные суммы взяток, дававшихся всякого рода «начальствам» для предотвращения и прекращения погромов. Доктор Сквирский, председатель местной еврейской общины, сообщил, что он выдал за погромные дни в разное время 57 тыс. марок. Эти общественные деньги вручались «начальству» всегда в присутствии нескольких свидетелей, так что им ведется строгий учет. Гальвер в своем письменном показании упоминает об уплате в присутствии еще одного свидетеля 15 тыс. марок офицеру, который оказал услугу местечку во время пожара. Кроме указанной суммы, местная еврейская община за срок от 11 до 16 июля израсходовала до 10 тыс. руб. царскими деньгами на хлеб, папиросы и табак для солдат. Частные суммы, выданные в виде откупов, не поддаются, конечно, точному учету.

К концу заметим, что среди грабителей был замечен один еврейский солдат; он вместе с шестью поляками обыскивал фребеличку Розенштейн, его же видела среди грабителей фребеличка Рейзенберг. О провокаторской роли евреев-солдат передают в своих письменных показаниях Сверженский и Прушановский. Вместе с показаниями о событиях в Мире мы прилагаем также и показание жительницы ближайшей деревни Лядок Голды Яковлевны Гинзбург об убийстве ее мужа Абрама Нохимова Гинзбурга.

При сем прилагаются копии показаний следующих лиц: М. Груз, Ч. Борнак, Г. Туйбес, А. Перникова, А. Криницкого, Ш. Гальпера, И. Гальвера, Р. Богатина, А. Сверженского, Л. Прушановского, Ш. Осташинского[585] и Г. Гинзбург[586].

Показание Арона Цодикова Сверженского (Базарная площадь, № 13).

В понедельник, 12 июля 1920 г., в 10 час. утра, у меня в парикмахерской сидело 8-10 чел. польских солдат. Я брил одного солдата-еврея; он раньше спросил у меня по-еврейски, где достать папирос, и вообще у него было типичное еврейское лицо. Этот солдат-еврей обратился к остальным: «Коллеги, вы знаете, что было этой ночью? Жиды убили нашего солдата. Разрезали ему вот здесь», — и указал руками на виски. Солдаты стали возмущаться и говорили, что местечко нужно обстрелять из орудий, как это сделал Петлюра. После того как некоторые из них побрились, они взяли каждый по бритве. Когда при них зашел познанец и попросил побриться, я сказал, что у меня нет бритвы, так как эти солдаты забрали их. Познанец обратился к одному из них и сказал: «Дай бритву, я должен еще побриться». Тот ему дал, но сказал: «Возьми, не оставляй жидку, а возьми с собой». Когда я побрил познанца, он отдал мне бритву и сказал: «Спрячь ее». Остальные солдаты ушли в оставшуюся не разгромленною галантерейную лавку Каплана, находящуюся против моей парикмахерской. Минут через пять после ухода поляков еврей-солдат вернулся и сказал, чтобы мы передали другим евреям, чтобы они не стреляли, как в Минске, иначе их всех перережут. Это он сказал мне по-еврейски и ушел. После этого мы закрыли парикмахерскую и ушли.

Показание Арона Цодикова Сверженского и Льва Рафаиловича Пружановского.

Во вторник 13 июля 1920 г. в 10-11 час. вечера в местечко пришел 3-й и 4-й батальон 10-го Белостокского полка. Восемь офицеров из обоих батальонов устроились ужинать у нас в доме, в квартире Сверженского, приказав приготовить ужин. Поручик, который приходил заказывать ужин и ночлег, сказал, что если это не будет приготовлено, то будет плохо. Во время ужина офицеры разговаривали между собой относительно багажа, и один сказал, что здесь нужно сделать так, как делал Петлюра, — поджечь и резать. Среди них был один офицер-еврей (с одной звездочкой на погоне, с еврейским лицом и акцентом; он говорил, что он из Галиции), который поддакивал этим словам. Поужинав, они легли спать, а утром ушли. Между прочим, во время ужина невдалеке от нашего дома раздался крик, и две женщины (Рабинович и Цыринская) вошли к ужинавшим и стали их просить, чтобы они спасли их от грабежа. Но они сказали, что ничего не могут сделать, и просили их уйти и оставить в покое.

Выдержка из письма А.И. Комая, раввина м. Мир Минской губ.

11 июля началось отступление поляков, продолжавшееся пять дней. Отступавшие войска, проходя через наше м. Мир, грабили и разоряли все, что попадалось под руки. Часть населения, захватив самое необходимое, убежала из местечка, спасаясь от ударов польских прикладов и нагаек. В воскресенье вечером ко мне в дом ворвались пять вооруженных солдат и потребовали немедленно, в течение пяти минут, дать им 30 тыс. руб., в противном случае — расстрел. Я умолял их, отдал все ключи. Грабители забрали несколько сот марок, которые нашли у меня, два золотых кольца, серебряные вещи. Наконец, видя, что больше брать нечего, они ушли, «пошутив» немного со мной перед уходом: приставляли ружье к груди и к горлу и обещали через час вернуться. Мы приняли это за шутку, думая, что они хотели нас напугать. Однако не прошло и часа, как я увидел из окна, что они приближаются к нашему дому. Недолго думая, я перескочил через забор и целую ночь перекочевывал от соседа к соседу. Злодеи приходили и туда и забирали все, что находили у них и у меня. Когда узнали, что они ищут меня, чтобы или покончить со мною или воспользоваться мною для получения выкупа, двое пожарных прибежали и увели меня в поле, где я спрятался во ржи. Два дня и сидел и лежал там, боясь поднять голову. Как пресмыкающееся, я ползал по земле под сыпавшимися над головой пулями. Но и в поле было небезопасно, так как наше убежище стало известно крестьянам, недружелюбно к нам относившимся. Я пополз оттуда и спрятался подальше от города, в глубоком рву. Там уже было много семейств, раньше убежавших и спрятавшихся здесь, и вместе с ними я просидел до пятницы, когда прошли последние войска поляков; только тогда мы вернулись домой. Перед уходом поляки подожгли местечко, не давая пожарным тушить, и только с большим трудом удалось получить это разрешение.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 458. Л. 72-75 об. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 38-45.

№ 233. Информационное сообщение из газеты «Форвертс» о погромах в г. Гродно 15-19 июля 1920 г. 6 августа 1920 г.

Особенно тяжелый погром произошел в Гродно^{363}. Вот подробности этого погрома со слов очевидца В.Б. К., давшего свои показания представителям Еврейского общественного комитета помощи погромленным в Москве.

Перед своим уходом из Гродно 15 июля поляки начали гнать евреев на работу. Хватали на улицах, таскали из домов, не считаясь ни с возрастом, ни с полом. При этом польские солдаты грабили, избивали, насиловали женщин. Многие из уведенных на работу не вернулись. Некоторых потом нашли убитыми по дороге из города^{364}.

Погром продолжался до 19 августа, когда в город ворвался малый отряд красноармейцев, и поляки отступили^{365}. На следующий день поляки посредством сигналов узнали, что в городе мало красных, и они вновь овладели предместьем (на левом берегу Немана). За время их двухдневного хозяйничанья в этой части города поляки сожгли почти все предместье, разграбили и уничтожили почти все еврейские дома. Убито до 250 чел. Ранено гораздо больше. Среди убитых находится американский делегат, привезший с собой деньги для родственников. Поляки ограбили его и убили вместе с его сестрой.

Форвертс. 1920. 6 августа.

№ 234. Информационное сообщение из газеты «Форвертс» о погроме на ст. Поречье Гродненской губ. в июле 1920 г. 30 августа 1920 г.

Министерство по еврейским делам телеграфирует, что отступавшая польская армия устроила погром в Поречье около Друскеников. Население все ограблено, польские солдаты забрали товары из магазинов и послали в глубь Польши. Были изнасилованы женщины.

Форвертс. 1920. 30 августа.

№ 235. Доклад Комиссии по расследованию зверств и незаконных действий польских войск в 1919-1920 гг. в Бобруйском уезде Минской губ. 1 декабря 1920 г.

Зверства поляков в Бобруйском уезде.

Забрано лошадей 782 штуки.

Забрано коров 106 штук.

Забрано разного мелкого скота 102 штуки.

Ограбление квартир 807 случаев.

Подожжено 2399 строений.

Убиты во время грабежей 47 чел.

Ранено 13 чел.

Изнасиловано 5 чел.

Лошади в большинстве случаев забирались поляками вместе с повозками. Бывали случаи, когда крестьяне уезжали с поляками в обоз и возвращались домой пешком, ограбленными и избитыми. У многих крестьян забирали весь скот.

Из квартир поляками забиралось все, что можно было вынести: платье, белье, обувь, постель и посуда. Почти всегда грабежи сопровождались издевательствами, избиениями и насилиями. Протокол расследования уполномоченного комиссии т. Трупова говорит о зверствах поляков в Степской и Туркской вол., выразившихся в грабежах, убийствах и издевательствах над мирным населением. Протокол расследования т. Всехсвятского говорит о грабежах и избиениях жителей в Осиповичах[587].

В Любоничах солдаты напали на синагогу, обстреляли ее во время богослужения, устроили погром в синагоге, избили и ограбили всех молившихся.

В с. Шитине крестьяне были истязаемы посредством связывания ног, нанесения побоев по пяткам и сапогами по лицу. Нередко грабежи сопровождались ранениями и убийствами: гр. м. Любоничи Э. Вильнер с женой были ограблены и избиты, а сын их Шая, ученик 16 лет, застрелен во дворе. Жит[ельница] м. Любожицы Муся Галант была под видом обыска ограблена, а муж ее Берко арестован и в лесу расстрелян. Протокол уполномоченного комиссии т. Хотина[588] говорит о зверствах поляков в д. Ступени, когда был убит кр[естьянин] Вавило Данила и изнасилованы Агафия Ступень и Акулина Гудила. В деревне Татиловка расстреляны кр[естьяне] Домакур, Мельниченко и Варвара Бондарчук.

В с. Подореск Горковской вол. поляки во время грабежей убили кр[естьянина] Романчука, отрезали ему голову тесаком, Лионских[589], Сопляку распороли живот, Акулину Манлычко застрелили, Демьян Китлиг был брошен в огонь. В с. Юревичах убито 3 пастуха, а в с. Пражно со зверскими издевательствами над трупами — 32 чел.

От поджогов в Бобруйском уезде сгорело до 300 жилых домов и строений. Сгорели дотла со всем имуществом крестьян д. Особо Гоцевской вол. — 185 дворов, с. Боялов Глусской вол. — 180 дворов, с. Драпово — 189 дворов, д. Березовка Глусской вол. — 290 дворов, почти все м. Уречье^{366} и Старые Дороги, большая часть м. Глуска и Любоничей.

Поляками сжигались не только дома, строения и лавки, где можно было грабить, но также паровые и ветряные мельницы, больницы и советские школы. От рук поляков в Бобруйском уезде погибло в огне большое количество мельниц, советских школ и 18 ульев. Нередки случаи, когда грабежи и убийства поощрялись польскими офицерами. В дер. Осово-Лютине в присутствии офицеров были зверски убиты кр[естьянин] Ананич и его невеста.

Квартира т. Кречмеха в с. Бобаничах была разгромлена в присутствии офицера, причем была избита вся семья, а у хозяина прострелена нога. У гр. м. Любоничи Каценельсона комендант потребовал под угрозой 15 тыс. рублей и получил 7 тыс. руб. Квартира С. Каценельсона в Босевичах была ограблена бандой солдат во главе с офицерами.

Зарегистрировано, наконец, по Бобруйскому уезду 5 случаев изнасилования. Этих случаев было, к сожалению, больше. В одном только м. Старые Дороги было больше 10 случаев изнасилования, но такие зверства, по известным причинам, не поддаются регистрации.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 13. Заверенная копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 50-51.

№ 236. Доклад уполномоченного по Пинскому району Я.И. Кантора^{367} в Еврейский комитет по оказанию помощи пострадавшим от погромов (Евобщестком) о положении в районе. 15 сентября 1920 г.

Пинский район и война.

г. Гомель.

Пинский район принадлежит к тем злосчастным пунктам земного шара, который больше всего пострадал от разрушительного действия всемирной войны. В течение трех лет этот район находился в центре передовых позиций и подвергался ужасам прифронтовой полосы. Население частью разбежалось, частью было выслано в глубь Польши, частью эвакуировалось при отступлении русской армии. Несколько цифр покажут нам, как поредело еврейское население этого района:

Положение еврейского населения при немецкой оккупации.

Положение еврейского населения при немецкой оккупации^{368} было чрезвычайно тяжелым: все население было привлечено к принудительным работам, и плата за этот труд вместе с весьма мизерным пайком составила весь источник пропитания населения, наиболее слабое [население], преимущественно дети, не выдержало тяжести голода и вымерло. Положение стало еще более критическим, когда вернулись при эвакуации немцами района беженцы из Польши. Приехали они голодные, раздетые и разутые. К тому же население, оставшееся в городе, лишилось с уходом немцев пайка и также буквально умирало с голода. Никакой помощи ниоткуда не было и казалось, что все население обречено на голодную смерть. О кошмарном положении еврейского населения Пинска я своевременно докладывал на заседании ЦЕВААДА в Москве, где было решено оказать помощь Пинску, но таковая опоздала. Город был занят поляками^{369}, и тогда на помощь пинскому населению явились американские средства^{370}, которые обильной струей полились то в виде частной помощи родственников, то в виде организационной общественной помощи. Следует констатировать: внезапное благосостояние города при польской оккупации как будто улучшилось, но это не было здоровое экономическое улучшение[590]. Оно состояло в том, что, с одной стороны, ничтожная кучка спекулянтов нажила большие капиталы, главным образом спекуляцией денежными знаками и торговлей «на Россию» (контрабанда), а с другой стороны, часть населения жила паразитически на средства, большинство же рабочих населения[591], если только оно не имело родственников в Америке, по-прежнему умирало с голоду, или, в лучшем случае, деморализовалось и питалось подачками Комитета.

Деятельность американского Комитета помощи.

Деятельность американского Комитета протекала не совсем нормально. Не было планомерности. Комитет порой инициативы [не] обнаруживал и не имел никакого плана деятельности. Любая партия или конфессиональное объединение, даже просто частное лицо, обильно получили денежные средства на организации разного рода видов помощи. Каждая политическая или общественная организация старалась [создать] свои «учреждения», где она чувствовала себя полным хозяином во всем. На средства комитетов существовали поэтому и дореформенные, старого толка Талмуд-Торы, и школы с преподаванием на древнееврейском языке, идишистские и полуидишистские школы. Детские дома учреждались любым гражданином, желающим чувствовать себя в роли филантропа, или сердобольной дамы, имевшими «руку» в Комитете, и которые наводили там каждый свои порядки. О помощи же, оказываемой отдельными гражданами, говорить и не приходится — тут целиком царила система протекций, выклянчиваний и вообще самого плохого пошиба благотворительности. Все же помощь, как бы нерационально ни была поставлена, явилась спасительной для города. За время оккупации все же организованы были следующие учреждения:

Детские дома (табл. 1).

Всего: 389[593]

Школы (табл. 3).[594]

Во всех школах Пинска имелось питание для детей — 2 раза в день, обеды и завтраки: обед состоял из 2 блюд и 2 фунтов хлеба. С приходом советских войск положение в продовольственном отношении ухудшилось и стали выдавать только обеды из одного блюда и ½ фунта хлеба, в некоторых [школах] даже без хлеба. Ухудшилось питание в детских домах. Учебно-воспитательная сторона во всех школах заставляет желать многого. Все без исключения заставляют[597] из себя школы учебы. Во всех школах преподается древнееврейский язык. При некоторых школах имелись дошкольные группы, в которых проводились кое-какие фребелевские занятия. Только две школы могли считаться по постановке своих предметов более или менее сносными. В детских домах однако пед[агогическо]-воспитательный элемент отсутствует совершенно. В городе существовали следующие учреждения профессионально-технического образования:

1. Женское ремесленное училище: число учащихся 140, из них сирот 56. Существует портняжная мастерская, работа производится 5 час., заметна общеобразовательность.

2. Мужское техническое училище: отделение портняжное (5 машин, 56 детей), столярная мастерская (15 станков, 30 детей), сапожная (10 станков, 26 детей), число часов занятий по ремеслу — 5 час., по общеобразовательным [предметам] — 2 час.

3. Мужское слесарно-механическое училище, количество учащихся — 50 чел., отделение слесарно-металлическое и кузнечное находится в фазисе организации: не хватает много машин и орудий производства.

Что касается лабораторических[598] учреждений, то они состояли из двух инвалидных домов (44 призреваемых), детской столовой, выдачи 130 обедов ежедневно, столовой для безработных и двух больницы. Из числа [...][599] малярия, между тем нет ни медицинской помощи, ни медикаментов. Числится на бумаге амбулатория при больнице, но фактически врачу некогда заниматься амбулаторной помощью.

Очутившись перед лицом такой вопиющей нужды и имея в своем распоряжении такое ограниченное количество средств, вдобавок там еще весьма остро стоит вопрос с валютой: советские деньги совершенно не в ходу и расцениваются в 2 или 1 коп. за рубль [царскими], я поставил себе цель не организовывать самостоятельных учреждений, а поставил себе целью [привлечь] соответствующие организации Советской власти, подавая им инициативу, [по]лагая[сь] на свой опыт в деле организации разных учреждений и оказывая последним денежную помощь, поскольку это является крайне необходимым и поскольку таковая не может быть оказана соответствующими советскими органами. Должен присовокупить, что начиная с 18 августа 1920 г. в Пинск широкой волной полилась струя беженцев. Состояла она из эвакуированных членов политических партий, ответственных советских и профессиональных работников и, кроме того, из толпы испуганных еврейских обывателей, спасающихся от погромной толпы, сопровождающей наступление поляков. Приехали или, вернее, пришли пешком без денег, одежды, обуви и, что главное, голодные. Необходимо было организовать для них скорую помощь, что проглотило у меня очень много времени и энергии.

Организация комитета.

Ознакомившись с положением, я раньше всего приступил к организации местного комитета; должен признать, что [это] мне не так легко удалось. Местные политические организации, в особенности Евсекция РКП, может быть, вследствие недостаточной ее организованности, сильно затягивали организацию комитета^{371}. После больших усилий мне удалось сорганизовать из них временное совещание при уполномоченном^{372}. Объясняется это тем, что в Пинске мало подходящих общественных деятелей, которые могли бы этому делу предаться, а потом и в дальнейшем помощь эту придется реализировать при посредстве активного участия института уполномоченных.

Междуведомственное совещание.

Для выяснения условия выполнения набросанного мною плана деятельности я созвал междуведомственное совещание следующих учреждений: уотнаробраза, здравоохранения, собеса, райпродкома и уонфбюро[600], где главным образом обсуждался вопрос о существующих учреждениях. Выяснилось, что органы снабжения не в состоянии в ближайшем будущем обеспечить целиком учреждения, равно как финансовые органы не в состоянии снабдить денежными знаками, и была выработана поэтому контактная линия совместной со мною работы.

Помощь, которую я нашел необходимым оказать, состояла в следующем.

Оказанная помощь.

Медицинская помощь: мною, совместно со здравоохранением, открыта специальная большая амбулатория, которая обслуживается врачом, двумя фельдшерицами, двумя сестрами и одним санитаром. При амбулатории открыт зубоврачебный кабинет, [поставлено] оборудование; частью мною ассигновано было на содержание штата 70 тыс. руб. Амбулатория открыта ежедневно от 10 до 3 час. дня и от 7 до 10 [час.] вечера. Также при ближайшем участии упрофбюро мною организована при здравоохранении медицинская помощь на дому, которая оказывается одним врачом и 4-мя фельдшерицами. На сентябрь месяц мною ассигновано 50000 руб. Контроль над осуществлением этого вида помощи взяло на себя упрофбюро.

Как только появился поток беженцев, я приступил совместно с отделом социального обеспечения к организации столовой, часть оборудования удалось достать, а часть пришлось приобрести, и 20 августа 1920 г. столовая была открыта. Вначале она обслуживала почти исключительно беженцев и существовала исключительно на наши средства. Но постепенно мне удалось заставить райпродком снабжать столовую продуктами и я мог, во-первых, увеличить число едоков, а, во-вторых, постепенно передать столовую целиком в ведение собеса. Пришлось только ассигновать 50 тыс. руб. в месяц на улучшение питания. Всего обедают свыше 300 чел. Но предвидится расширение столовой до 500 чел. Помощь беженцам заключалась также в содействии получения документов и пропусков на выезд и устройство их на работу и на должность.

Помощь детям.

Обследование и положение детей показало, что имеется приблизительно до 200 детей круглых сирот, которых необходимо было немедленно приютить, иначе их ждет верная смерть. Но это оказалось нелегкой задачей. По многим причинам нельзя было открыть новых детских домов, тогда пришлось прибегнуть к следующему. В каждом детском доме было ранее отведено по две-три комнаты под изолятор для больных детей. Это вообще было неудобно, так [как изоляция] не могла быть полной и, кроме того, тру[...][601].

[Из] этих учреждений детская столовая закрыта, а столовая для безработных забрана под столовую для советских служащих.

В районе почти в каждом пункте существовало нечто вроде школы (просто реформированный хедер). Только в столице было две школы: одна — на древнееврейском языке, а вторая на еврейском с общим количеством детей, где имеется школа (250 детей — четыре группы) на еврейском языке. Следует отметить, что еврейское население местечек и деревень обнаруживало большое тяготение к замедлению[602], но вследствие отсутствия инвентаря, как живого, так и мертвого, они не могли не питаться[603] этим и почти поголовно получало субсидии из средств американского Комитета. К тому же следует прибавить, что белополяки всячески старались разорять осевшее на землю еврейское население, забирали последнюю, трудом добытую или пожертвованную коровку и лошаденку, часто грабили последнюю рубаху. Вообще нет того пункта в районе, где бы полякам не выдали бы кого-либо из еврейского населения в качестве козла отпущения на предмет вящего устрашения. В Пинске было расстреляно в самое, так сказать, спокойное время 37 чел. совершенно невинных, подробности этого убийства прямо кошмарны, полагаю, что они вам известны^{373}.

Зверства поляков при отступлении.

Но еще большие ужасы творились поляками при отступлении^{374}. Правда, наиболее крупные населенные пункты, как Пинск, Столин, Давыд-Городок, откупались, уплачивая комендантам довольно круглые суммы за обеспечение спокойствия и сохранение жизни и имущества населения (Нинсберг — 200 тыс. марок). Этим удалось избегнуть в этих местах поголовного погрома и поджога, хотя грабежи в одиночку и в розницу происходили: в Пинске пострадало от грабежей до 200 семейств, двое при попытках сопротивления застрелены. Но зато те местечки, которые не догадались умилостивить грозных комендантов, были преданы мечу и огню. Так, весь центр м. Лунинец [сгорел], тушивших пожарище или спасающих имущество прогоняли штыками. Из 100 еврейских семейств пострадало 70. Убытки громадные: пострадавшее от пожара население было ограблено. При этом, несмотря на то что поджоги производились открыто на глазах всего населения, арестовали двух евреев — сына раввина и Жулера Тамарина, которых расстреляли как виновных в поджоге. Ужасы, от которых кровь стынет в жилах, творились в деревнях. Мне не удалось собрать все сведения, такой объезд должен при нынешних условиях продолжаться не менее месяца, но собранные мной факты до того красноречивы в своей кошмарности, что дают исчерпывающие представления о зверских преступлениях польских банд. Так, в д. Пнев[...][604] количество еврейского населения 250 чел.: разгромлены все евреи дотла, ничего не осталось из живого инвентаря и имущества. Одного еврея закопали живьем, у другого жену на глазах мужа и детей до того замучили, что она тут же скончалась. В той деревне поляки одели резника в талес, обмазали его дегтем, обсыпали перьями из разорванных перин и заставили в таком виде бить в барабан и танцевать по улице. В д. Махровка (пять еврейских семейств) поляки после ограбления евреев хотели захватить с собой девушку Рубинштейн. Когда ее дяди Зискинд и Рувим Рубинштейны запротестовали, их также забрали с собой. Назавтра девушку нашли в лесу замученной, а братьев Рубинштейнов закопанными в яме в сидячем положении и обнявшись.

Деревню Бухарскую Волю всю ограбили, женщин изнасиловали. Некоего Я[нке]ля Серчука повесили. В д. Любясь (20 еврейских семейств) женщин изнасиловали, одного еврея бросили в колодезь, а остальных погнали всех топить к реке, только сообщение о приближении Красной армии спасло несчастных.

Такими славными поступками усеяна вся дорога отступления этих честных сынов буржуазных цивилизаций. При моем прибытии в Пинск 10 августа (я выехал из Москвы 1-го, от 4-го до 6-го я ждал в Новозыбкове дополнительных бумаг) я застал следующее положение района.

Состояние учреждений.

Все учреждения, как детские просветительные, так и учреждения медицинской и социальной помощи, находятся накануне распада. Даже те учреждения, которые обладали кое-какими запасами, сокращались до минимума из-за боязни завтрашнего дня, во всех их порция сокращена наполовину, а в некоторых еще на больше. Педагогический персонал и служащие разбежались. Детская кухня совершенно закрыта, инвентарь расхищается. Советские же органы находятся в фазисе организации, каковая, вследствие отсутствия опытных людей, двигается очень медленно, и существующие учреждения ныне почти совершенно не обслуживаются.

Положение города.

Положение города отчаянное, безработица, половина города нищенствует, остальные накануне этого состояния, некоторых можно считать более или менее обеспеченными. В городе имеются до 100 круглых сирот, которым негде ютиться [...][605].

Я поэтому настоял на том, чтобы отвести отдельный дом под детскую больницу, куда и можно будет перевезти всех больных детей из детских домов. Так как дом в пяти комнатах был наскоро приспособлен и оборудован, обеспечен постоянным медицинским персоналом, [туда] переведены больные дети из детских домов в количестве 20 чел. На оборудование этой детской больницы и улучшение питания больных детей мною выдано 150 тыс. руб. Так как вследствие этого в каждом детском доме освободилась одна-две комнаты, то можно было сделать новый прием детей в 40 чел. На оборудование всего необходимого для этого приема мною ассигновано 100 тыс. руб. и, кроме того, добыто для этого из райпродкома значительное количество мануфактуры. По моей инициативе и непосредственном участии приступлено к организации также дома ребенка для детей [до] 4-летнего возраста. Я заявил [на] оборудование небольшую субсидию в 50000 руб. на организационные расходы. Дом ребенка имеет на днях открыться, но без помощи МЕКО[ПО] существовать вряд ли сможет. Но этим задача оказания помощи детским учреждениям не ограничилась. Я не мог уехать, не обеспечив существующих детских учреждений, равно и дома призрения, кое-какими продуктами, ибо на полученный хлеб даже ребенок прожить не может. Покупать хлеб по рыночным ценам представляется, конечно, немыслимым. Я поэтому, конечно, главным образом занялся целью обеспечить учреждения картофелем. После долгих мытарств мне удалось получить разрешение сорганизовать собственными силами выкопку и заготовку картофеля из представленных для этой цели продкомом в количестве до 2000 пудов. Таким образом, такая заготовка мною организована и в момент моего отъезда уже было доставлено в учреждения более 250 пудов.

Я также вел переговоры с лескон[тор]ами относительно обеспечения учреждений и беднейшего [населения] топливом. Дровяной вопрос там очень остер. Советские органы снабжения не имеют ни средств, ни аппарата — совершенно бессильны что-нибудь предпринять в этом отношении. Я получил принципиальное согласие на предоставление мне права доставки на 1000 саженей дров, уже заготовленных и находящихся в 20 верстах от Пинска. Но на эту операцию нужна круглая цифра в 10 млн руб. Ясно, что до получения [поддержки] от В[ашей] секции, а также и средств, не представлялось возможным приступить к выполнению этой задачи. Я также задался целью организовать земельные артели. Дело в том, что за время оккупации еврейское население Пинска приучилось к разным земельным работам и в настоящее время чувствуется определенное тяготение к земле, а потому организация земельных отделов является заданием легко выполнимым и легко и крайне нужным. Я заручился принципиальным согласием земельного отдела отвести вблизи столько земли, сколько понадобится для этого. Райпродком обещал выдать зерно для посева. Не достает только живого и мертвого инвентаря. Мною объявлена запись желающих поступить в артель, и такая артель имеется на днях организоваться.

Очень много энергии и труда было мною затрачено на спасение наследия бывшего американского Комитета. Еще до моего приезда учетно-трофейная комиссия Н-ской армии наложила руку на весь склад американского Комитета. Забрано, главным образом медикаментов, на много миллионов рублей. Кроме того, военкомом забрано у Комитета 50 тыс. руб. в царской валюте и [на] 96 тыс. руб. польских марок. Уже при мне и несмотря на мои протесты, Чусо^{375} Н-ской армии реквизировало у Комитета 11 пудов подошвы и немного мануфактуры, предназначенных для производственных кооперативов и детских домов. Ревком вначале совсем не хотел признавать моего права на вмешательство в деле ликвидации бывшего Комитета. Мне стоило много усилий того добиться, что была организована ликвидационная комиссия [из] представителя рабоче-крестьянской инспекции, представителей ревкома, упрофбюро, а также по представлению от следующих партий: Бунд, РКП и Поалей-Циона [с] тем, чтобы все средства перешли в распоряжение этой комиссии и до окончания реквизиций пинского и американского Комитета и выяснения вопроса насчет прав Еврейского общественного комитета таковые не расходовались бы. Ликвидационная комиссия имеет на днях закончить свою работу.

Вот все то, в чем выразилась моя деятельность за пребывание в г. Пинске; при тех скромных средствах, которыми я располагаю, и препятствиях, которые пришлось преодолеть, имею основания считать свою работу не без успеха.

Что касается в дальнейшем, представляется мне необходимым предпринять следующее.

1. Открыть немедленно еще несколько детских домов, по крайней мере еще на 200 детей. Так, мне придется [их] оборудовать на свои средства, так как местные органы совершенно не в состоянии помочь. Придется также их первое время содержать.

2. Необходимо открыть детскую столовую по крайней мере на 1000 чел. Оборудование частично можно будет достать, а часть придется приобрести. Также в течении ближайших месяцев необходимо будет покрыть часть расходов на их содержание[606].

3. Необходимо открыть «каплю молока»^{376} [при] детской амбулатории. Молоко придется доставать в кондиссированном[607] виде, по крайней мере на 100 [детей].

4. Снабдить все детские учреждения, а также детвору бедноты города обувью и теплой одеждой.

5. Сорганизовать снабжение учреждений топливом.

6. Доставить по возможности живой и мертвый инвентарь для земельных артелей.

7. Открыть еще одну бесплатную столовую или расширить существующую до 800 обедов в день.

8. Доставить в город недостающие медикаменты, в первую очередь необходимо для лечения дизентерии и малярии.

Организовать помощь пострадавшему от погромов населению, главным образом материальную, т.е. выдачу на зиму теплой одежды, обуви и белья. Усилить деятельность профессионально-технических мастерских, а также открыть еще один дом призрения для призреваемых на 50 чел.

Уполномоченный по Пинскому району [Кантор].

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 24-26. Копия.

№ 237. Доклад уполномоченного Белорусской комиссии Евобщесткома по Пинскому району Я.И. Кантора в Евобщестком[608]. 20 сентября 1920 г.

В представленном мною обширном и устном докладе^{377} я в достаточной степени ознакомил комитет с моей деятельностью в Пинске, равно с общим положением города. Ввиду того, что Пинский район находится теперь вне пределов нашей деятельности, не приходится, понятно, делать какие-либо выводы из представленного мной доклада. В настоящем же моем дополнительном докладе я имею в виду коснуться лишь нескольких сторон той постановки дела помощи в оккупации, которая недостаточно полно была освещена в моем предыдущем докладе, равно и дела ликвидации наследия существовавших до занятия того района советс[кими] войсками органов помощи.

В моем первом докладе я уже охарактеризовал деятельность существовавшего в оккупации комитета как крайне хаотическую, бессистемную и непланомерную. Я постараюсь иллюстрировать это несколькими фактами. Вся помощь в значительнейшей своей степени носила характер индивидуальных пособий, при этом широко практиковалась система протекций и кумования. Я убежденно утверждаю, что характер, который носила этого рода помощь, в значительной степени деморализовал все почти еврейское население. Вокруг этой помощи создалась атмосфера клянчаний, низкопоклонничества и то, что принято называть «шнорерство»[609]. Элементы, которые были в состоянии зарабатывать физическим трудом или своим обычным занятием, всецело полагались на эту помощь и часто не использовали всех возможностей устроиться и жить самостоятельным заработком. Интересен факт, что в большинстве население заметно раздражено и недовольно не столько характером деятельности комитета (до этого население не доросло), а комитетчиками, причем вы здесь можете усмотреть всякого рода обвинения. Не касаясь существа вопроса, поскольку[610] эти обвинения обоснованы, я должен констатировать, что некоторые обвинения имеют [под собой основания]. В громадных складах [было много продуктов], получаемых комитетчиками и ответственными должностными лицами комитетов. Нет основания также и в том, что при распределении распространялись, намеренно или нет, большие несправедливости уже потому только, что не было никакой системы и никаких критериев при распределении.

Касаясь учреждений, я должен констатировать, прежде всего, что в общем была создана значительная сеть школ, детских домов, столовых; что поручено в отношении оборудования и снабжения, все они были поставлены более чем удовлетворительно, но зато я должен категорически утверждать, что, во-первых, в системе открытия этих учреждений не было никакого плана, а во-вторых, с точки зрения их внутренней постановки, все учреждения чрезвычайно неудовлетворительны. Начать с того, что все учреждения открывались и основывались не на имуществе органов помощи, а разными общественными и политическими группировками. Каждая партия, кружок имели свои учреждения, получали в полную собственность [и] бесконтрольное владение материальные и денежные ресурсы и смотрят как на само учреждение, так и на полученные средства как на собственность партии или кружка. Понятно поэтому, что всякая партия должна в своем учреждении [ставить] всякого рода эксперименты, проводила свою программу, зачастую капризы. Так, из числа школ были такие, которые [вели] все предметы преподавания на древнееврейском языке, были две Талмуд-Торы (1000 детей), где обучение велось по традициям старого доброго времени престарелыми меламедами, были школы полуидишистские и почти идишистские. Еще характерно, [что] штаты в школах были несколько разбухшие, что объяснялось желанием устроить побольше нуждающихся в помощи. Еще хуже обстояло дело с детскими домами (приютами), их было 3 в Пинске и еще, кажется, 2 в районе. Если школы открывались по инициативе разных общественных организаций, то последние учреждения — по сердоболию разных филантропов. Каждый детский дом имел своего «учредителя», фактически собственника учреждения, который считал все это дело принадлежащим его попечению и надзору. Им производился прием детей и служащих (опять-таки система протекции), ему подчинены были все служащие и т.д. Воспитательного элемента в этих садах совершенно не было. В 1-м детском доме, где скучены были в 11 комнатах 108 детей, одна якобы свободная комната предоставлена под молельню (наверное, для укрепления в малых сих основ благочестия). Во 2-м д[оме] случился при мне следующий казус. Органами власти был там по чьему-то доносу произведен обыск и найдено много спекулятивного товара и вместе с последним было забрано также все и все продовольствие детского дома. Оказалось, что владелец детского дома, б[ывший] учредитель его, избрал детский дом самым удобным местом для укрывательства своих товаров и, по словам своих штатов, «кто мог посметь возражать ему». Мне пришлось потратить много усилий, чтобы спасти хоть [не]большую часть реквизированного продовольствия детского дома.

В лучшем положении находились ремесленные мастерские, но характерно и то, что они застыли на старых дооккупационных приемах ЕОК-ских учебных мастерских.

Несколько слов [о] существовавшем единственном производственном кооперативе столяров. Это помощь трудовая, которая казалась по существу своему самая рациональная, тем не менее общая система оказания помощи и атмосфера, создавшаяся вокруг последних, свели на нет в значительной степени и это благое дело.

Этот союз не стоял крепко на своих ногах. Оклады-жалованья, получаемые рабочими, не соответствовали действительным их заработкам и могли выдаваться только благодаря значительным субсидиям. Такое положение вещей превратило фактически эту трудовую помощь, здоровую в своем роде, [в] замаскированную благотворительную помощь. А как это отразилось на психике рабочих, на импульсе их работы и производительности труда, говорить уже не приходится.

Когда я приехал (10 августа), я был поставлен перед фактом, что Чусо 4-й армии успели забрать все склады медикаментов и белья, а ревком реквизировал значительную сумму из оставшихся средств Комитета. Спасти это я бессилен был, но я добился того, что была организована ликвидационная комиссия в составе представителей ревкома, соцобеспечения, рабочей инспекции и меня для ликвидации бывшего Комитета, и также обещания вернуть денежные средства, забранные у Комитета. Кроме того, ввиду поступивших в ревком жалоб на деятельность бывшего Комитета на то, что там имели место якобы злоупотребления, ликвидационная комиссия должна была также обревизовать деятельность Комитета. К моменту моего отъезда ревизия бухгалтерских книг уже была почти закончена и, в общем и целом, особых непорядков обнаружено не было (по крайней мере, так я был информирован специалистами-бухгалтерами).

Заканчивая свой настоящий доклад, я считаю необходимым еще раз подчеркнуть то обстоятельство, что если сравнительно мне удалось за краткий срок моего пребывания в Пинске (1 месяц), при столь ограниченных средствах, имевшихся у меня (всего 1 млн руб. советской валюты) и при весьма тяжелой общей обстановке, если, говорю, мне удалось сравнительно довольно много сделать (подробно в моем первом докладе), это надо приписать исключительно моей системе деятельности — максимальное использование органов советской власти и органическое сотрудничество с ними на всех поприщах и видах оказываемой помощи.

Я.И. Кантор.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 32. Л. 1-4. Копия.

№ 238. Из сводки материалов Информационно-статистического отдела Евобщесткома о погромах, учиненных польскими воинскими частями в Белоруссии летом 1920 г. Не ранее 20 октября 1920 г.[611]

За последнее время Инф[ормационно]-стат[истический] отдел получил целый ряд материалов, выясняющих, хоть отчасти, размер и характер погромных событий, имевших место при отступлении поляков из западного края.

Так, получена телеграмма Белорусской комиссии помощи, в которой минимальное количество пострадавших евреев определяется в 350 тыс. чел.[612] По тем же сведениям, необходима пищевая помощь для 120 тыс. детей и 80 тыс. взрослых, платье и белье для 100 тыс. детей и 60 тыс. взрослых, обувь для 60 тыс. детей и 30 тыс. взрослых. Наконец, развивается эпидемия дизентерии и др. болезней, что вызывает необходимость в медицинской помощи.

Из некоторых городов и местечек получены доклады, более подробно характеризующие происшедшие там события. На основании этих докладов составлена нижеследующая таблица.

Как видно из таблицы, число убитых при польских погромах обычно бывало невелико, но все доклады указывают на большое число избитых, арестованных и т.п. Наконец, в одних только 11 перечисленных пунктах насчитывается несколько десятков случаев изнасилования. Что касается грабежей, то от них пострадало почти все еврейское население, причем не только отбиралось все, что можно было унести, но и уничтожалось все остальное. Разрушительная деятельность польской армии особенно ярко проявилась в сожжении целого ряда местечек и городов. Из таблицы видно, что только Пинск и Несвиж избежали этой участи, да и то только вследствие значительных взяток, уплаченных полякам. Впрочем, в некоторых местах (Мир, Койданово) брали деньги и все-таки поджигали. Установлены факты участия в грабежах и поджогах польских офицеров, вообще [отмечена] организованность всех этих событий, в особенности поджогов.

Что касается оказания помощи, то полученные доклады пинского уполномоченного т. Кантора и зав. Борисовским отрядом т. Верника [отмечают, что] в Пинске была открыта столовая на 500 чел., упорядочена организация детских домов, приняты были меры к получению имущества бывшего американского Комитета помощи, на которое претендовали военные власти, и устроена амбулатория.

В Борисове, главным образом, оказывается медицинская помощь. Там устроена амбулатория, которую за время с 21 июля по 28 августа посетили 1873 больных. Кроме того, оказывается помощь на дому, приблизительно 20 посещений ежедневно. Совместно с местными продорганами налаживается аппарат общественного питания.

Вещевая помощь оказывается борисовскими отрядами в очень ограниченном размере, так как запасы одежды и белья у отряда очень незначительны. Что касается вопроса о восстановлении разрушенных зданий, то тут отряд бессилен. Несмотря на все старания, как отряда, так и местных властей, нет возможности получить даже стекло для окон уцелевших зданий. Жилищный же вопрос стоит особенно остро в связи с приближением зимы.

В последнее время, когда поляки вновь заняли часть Минской губ., население, наученное горьким опытом, бежало из оккупированных областей. Телеграмма Гомельского уполномоченного сообщает, что число свежих беженцев в Гомеле достигло 400 чел. и с каждым днем увеличивается.

[...][613]

Зав. Информ[ационно]-стат[истическим] отделом.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 4. Л. 4. Подлинник.

№ 239. Запись рассказа учителя Марголина представителем 2-го санитарно-эпидемиологического отряда Наркомздрава РСФСР и Евобщесткома о балаховском погроме в м. Туров Мозырского уезда Минской губ. в октябре 1920 г. Не позднее 1 октября 1921 г.[614]

До прихода балаховцев в Туров носились слухи, что балаховцы грабят и убивают евреев, но приехавшие из Давид-Городка крестьяне говорили, что евреи там в отличных отношениях с балаховцами. Впоследствии оказалось, что евреи в Давид-Городке собрали большую сумму денег, откупились и, благодаря этому, отделались только мелкими грабежами. 5 октября [1920 г.] балаховцы вступили в Туров и стали сейчас же очень вежливо просить прохожих разойтись по домам. Балаховцы сейчас же позвали старосту Алгера Фельдмана и потребовали под угрозой повешения указать «буржуев»-евреев. Фельдман вынужден был под страхом смерти указать несколько человек. Вечером к нам зашел начальник балаховской части и сказал: «Добрый вечер, хозяин, приготовьте через час 10 тыс. руб. николаевскими». У отца не было денег, и он стал отпрашиваться, но офицер заявил: «Город теперь в распоряжении солдат; если я у вас буду, никто вас не тронет». Через час постучались, вошли три балаховца, они приставили отцу револьверы и потребовали денег; мы откупились. За ночь у нас были 6 раз, меня тащили указывать богачей, но я как-то выкрутился. Наутро я вышел во двор и увидел на лестнице соседа — Лейбуша Тепера — содержателя гостиницы. Я его спросил, что с ним; он сошел с лестницы и зашел к нам. Он был в таком состоянии, что не мог говорить. К нему пришли ночью, отняли все деньги и драгоценные вещи и избили его жену. Потом его подвесили и заставили указать, где живут богатые евреи. Он подошел с бандитами к одному дому; постучались, но хозяева не открывали. Он сказал по-еврейски: «Велят открыть». Балаховцы дали ему несколько шомполов, говоря: «Еще раз скажи им». Открыли. Его опять начали бить, и он вынужден был указать еще несколько квартир. С ним были пять офицеров. За ночь его три раза подвешивали, каждый раз он падал в обморок. В одном доме балаховцы связали мужа и жену, били их смертным боем, пока решили, что они мертвы (они потом пришли в себя). В эту же ночь убили Шапочника и жену, Гительмана и жену — 70-летних стариков. Многие были избиты до неузнаваемости. На следующий день балаховцы начали размещаться по квартирам. У нас поселился офицер, который накануне требовал 10 тыс. руб., и еще 4 офицера. Вечером офицеры потребовали, чтобы я им достал водку и привел еврейских барышень, в противном случае расстреляют меня. Видя всю безысходность моего положения, я повел их в дом терпимости одной русской. Они начали при мне говорить, что евреи ограбили церковь, но что я не из их кагала. Хозяйка им привела одну девицу, и они успокоились. Уходя, они велели доставить им пять девиц. Наш дом больше не трогали, но в местечке погром продолжался, приняв организованный характер. Власти выдавали ордера на производство обыска, а при обыске все забирали. Грабеж был, таким образом, узаконен; если же солдаты грабили без офицеров, то их лупили нагайками. На следующий день балаховцы ушли в Озераны и зверски убили трех евреев: Арона-Лейбу Лельчука, 60 лет; Боню Лельчука, 19 лет, и еще одного. Когда вернулись в Туров, они убили Рефуеля Гительмана, 85 лет, и вернувшегося из плена Альтера, а перед самым отступлением убили одного еврея из Толмачева (отца убили дома в деревне, а сына привели в Туров и тут расстреляли). В последнюю ночь было много изнасилований, не щадили даже малолетних: растлили 12-летнюю Шляпентох и 13-летнюю Луцкую[615]. Комендант приказывал солдатам собирать девиц-евреек, они ему доставляли девушек, а он выбирал себе жертвы. Насиловали почти исключительно офицеры^{378}. Говорили, что о событиях в Турове узнали в центрах и что балаховцы стараются уничтожить следы. Так, квартировавший у моего товарища полковник говорил кому-то по телефону: «Туров сильно ограблен красными». На самом деле советские войска ни у кого ничего не взяли. По ночам слышны были со всех сторон крики о помощи.

В последнюю ночь перед уходом балаховцев я сидел один в квартире (все наши спрятались). Зашел офицер и спросил: «Вы не боитесь?» Я ответил, что бояться нечего, ибо умирать все равно придется. Он вынул бутылку кокаина и спросил меня, что это; я ответил, что я — студент коммерческого института, в медицинских препаратах не разбираюсь и не знаю, что это такое. Офицер сказал: «Мы жидам зададим, они все большевики, они ограбили наш обоз в Каменец-Каширске; мы с ними расправились и с вами расправимся». Он вынул золотые часы и браслет и показал мне. Мы разговорились. Я ему сказал, что вот я — еврей и не большевик, а он объявляет всех евреев большевиками. Затем я его спросил: «Кого вы преследуете?» Он ответил: «Большевиков». Тогда я ему стал указывать, что в нашем районе всюду во главе учреждений стояли русские, а балаховцы громят и убивают исключительно евреев, совершенно непричастных к коммунизму. Он сказал: «Да, мы действительно плохо относимся к евреям». В это время солдат привел к нам в дом еврея Боруха Луцкого. С ним случилось следующее: квартировавшие у него балаховцы потребовали от него денег, стреляли в его жену, а его водили по местечку, чтобы он указал, где хранятся его драгоценности. Он указал, его отпустили, и он ушел домой, но по дороге его опять задержал солдат. Двери нашего дома были открыты, солдат увидел офицера и поэтому завел его к нам. Он вошел и сказал: «Вот задержал жида, он шатается». Я сказал офицеру: «Вот ни в чем не повинный еврей, а его преследуют». Офицер спросил, что с ним случилось. Тот рассказал. Офицер велел солдату проводить его домой. Характерно, что полковник на базаре произносил речи, что расстреляет за грабежи, а сам давал ордера на «обыски» (на предмет грабежа). Утром 10 октября балаховцы ушли. В местечко вступили большевики. Перед уходом балаховцев староста Балбуцкий (христианин) не давал местным крестьянам грабить, бил их нагайкой. В тот же вечер большевики ушли, и в местечко вступили польские войска. Поляки держали себя хорошо. Через несколько дней прибыли опять балаховцы и оставались вместе с поляками. Приблизительно через месяц поляки ушли в связи с заключением перемирия^{379}, остались одни балаховцы. Еще при поляках приехал Балахович^{380}. Евреи встретили его хлебом-солью. Он сказал еврейской делегации, что 80% евреев — большевики: «Вот вы сейчас меня встречаете хлебом-солью, а потом вы так же будете встречать большевиков». Возле нашего дома Балахович устроил смотр партизанам. После смотра он произнес речь. Он говорил, что коммунистов всякий имеет право убивать, но грабить нельзя, и закончил свою речь следующим образом: «Разрешаю вам переодеться в вольную одежду». После окончания речи Балаховича один из партизан сказал: «Батько хочет, чтобы мы убивали евреев. Бей жидов, спасай Россию!» Балахович на это не реагировал, повернулся и ушел. Однако во время пребывания Балаховича открытого погрома не было, грабили только исподтишка.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 461. Л. 30. Копия.

№ 240. Сообщение неустановленного лица в НКСО БССР^{381} о балаховском погроме в м. Петриков Мозырского уезда Минской губ. 4-10 ноября 1920 г. 12 февраля 1921 г.

Петриков Мозырского уезда.

Из материалов Собеса.

Около 16 октября 1920 г. стали поступать сведения о балаховцах. Беженцы из местечка Турова и окрестных деревень стали рассказывать невероятные вещи о зверствах балаховцев. Но слухи о перемирии и, наконец, фактически установившееся перемирие 18 октября вселили надежду, что Петриково минет чаша сия^{382}. Около 1 ноября стал намечаться уход из Петриково и его окрестностей советских войск. Население объяснило себе уход войск как результат мирных переговоров и преспокойно сидело на местах. Лишь 3 ноября стало уже известным, что банды Балаховича придвигаются к Петрикову. Паника охватило все еврейское население, и в ночь на 4 ноября многие из молодых людей оставили Петриков. 4 ноября в 9 час. утра раздались первые выстрелы; через 15 мин. появилась первая разведка из 10 всадников и нескольких пеших. Начальник отряда немедленно потребовал к себе раввина и приказал ему приготовить 100000 руб. николаевских или ценностей на эту сумму. Между тем солдаты стали останавливать евреев и, приставляя револьвер к виску, требовали денег. Когда евреи разбежались по домам, солдаты стали заходить в дома и грабить. За солдатами следовали крестьяне сел Макаричи, Мордвина и Турки и подбирали все, что имело какую-нибудь ценность; стали разбивать лавки и уносить товары. За этот день были убиты: Янкель Рувимов Зарецкий, 64 лет, мелкий торговец; В.С. Трибун, 75 лет, старик, бывший приказчик; М. Голубицкий — еврейский учитель, 45 лет, и смертельно ранен Овсей Бенционов Голубицкий, 60 лет. Все они пали жертвами, защищая честь своих дочерей и внучек. К 7 час. вечера разведка вернулась в д. Лакричи в 5 верстах от местечка. Теперь стало уже всем ясно, что тут пришлось иметь дело с хорошо организованной бандой и что местное население не только относится самым индифферентным образом к происходящим событиям, но еще и помогает бандитам. Началось повальное бегство из деревни с оставлением квартир, но многие семьи, в силу невозможности, вынуждены были остаться, где кто мог. 5 ноября в 12 час. дня появилась банда, и началось хождение по всем квартирам и уничтожение всего того, что не могло быть унесено. 6 ноября, в воскресный день, крестьяне из соседних деревень собрались в большом числе и подбирали все то, что было взято солдатами. Забиралась рожь, картофель, мука, соленые огурцы, капуста, домашняя утварь и даже мебель. Так прошел весь этот день. Грабили также 7, 8, 9 и 10 ноября. За это время были зверски убиты: Ренгольд, 65 лет; Н. Золотовский, 42 лет, кондитер; гражданка местечка Турова М. Муравчик, геройски защищавшая свою честь, а также старуха П. Пинская, 70 лет. Были сожжены 25 деревянных лавок и 5 жилых помещений со всем имуществом. Считая каменные лавки безопасными, владельцы туда внесли все свое ценное имущество, которое было уничтожено огнем. Люди ходили, как тени, оборванные и голодные. Положение в последние 3 дня, [а] именно от 7 до 10 ноября, усугубилось тем обстоятельством, что христиане, будучи напуганы балаховцами, отказались прятать еврейское имущество и не впускали евреев к себе в дом. Таким образом, молодые девушки и женщины принуждены были прятаться в болотах и лесах при 10-12 градусах мороза.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 21. Л. 40-41. Копия.

№ 241. Запись рассказов детей еврейской школы м. Петриков Мозырского уезда Минской губ. представителем Белорусской комиссии Евобщесткома о балаховском погроме 4-10 ноября 1920 г. Не позднее февраля 1921 г.[616]

I.

Герш Шапиро, 13 лет.

а) Перед приходом балаховцев.

В одиннадцатый день месяца Хешвона[617] из нашего местечка стали уходить войска. Говорили, что приближается Балахович, но этому не верили. Ночь мы провели спокойно. Следующий день тоже прошел благополучно. Вечером пришел к нам учитель и сказал, что балаховцы все приближаются, но мы не обращали на это внимание. Он ушел, и мы легли спать. Утром слышим — стучат; отец вышел на стук. То стучал Герш, сын дяди Арона. Отец спросил: «Что нового?» Герш сообщил, что ревком и милиция ночью бежали, что все местечко бежит в Мозырь. Отец сильно испугался, наскоро схватил кусок хлеба и убежал с нашим соседом Эльей и дядей Ароном. Дома же начали прятать вещи. Однако отец вскоре вернулся и сказал, что милиция возвратилась и бояться нечего. Мы опять успокоились; отец ушел на базар. Днем приехал сын дяди Арона из Москвы и сообщил, что в Москве спокойно. День прошел благополучно, и мы легли спокойно спать. Назавтра утром мы встали и вышли на базар. Там было большое волнение, так как прибыли смидинские евреи и сообщили, что балаховцы уже в Смидине.

б) Первый день пребывания балаховцев в нашем местечке.

Я пришел домой и передал нашим все новости, которые я слышал на базаре, что балаховцы уже в Смидине и что смидинцы бежали сюда. Все наши слушали меня внимательно; отец не верил мне и ушел сам на улицу узнать, правда ли то, что я сообщил. Не прошло и нескольких секунд, как отец прибежал домой и сказал с испугом: «Уже стреляют». Мама сильно испугалась и пошла к учителю Серебрякову. Отец взял кусок хлеба и бежал со многими другими евреями из местечка. Я пошел посмотреть, где мама, и увидел, что идут балаховцы и несут белый флаг, на котором было написано: «Бей жидов, спасай Россию». Серебряков повел нас на второй этаж и хорошо спрятал. Мать пошла домой, чтобы вынести что-либо из вещей, но балаховцы вошли в наш дом и хотели ее убить. Мать незаметно для них ушла из дому и пришла к нам. Вскоре прибежала тетя и сказала, что всех бежавших из местечка вернули обратно. Мы сильно взволновались, так как не знали, что случилось с отцом. Серебряков пошел узнать, где папа, и нашел его в доме Абрама Рапопорта. Он вернулся и сообщил нам это радостное известие. Мы успокоились. Мы видели, как крестьяне грабили и уносили награбленное к себе домой, как балаховцы грабили наше имущество и уводили наших коров. В дом Ойрица принесли двух раненых офицеров. Крестьяне распространили слух, что их ранил милиционер-еврей (Герш Давидович Гурвич) и что он после этого покончил самоубийством.

Вдруг мы услыхали, что балаховцы собрались около собора, собрали туда видных граждан местечка и сказали им: «Назавтра к 10 час. приготовьте деньги, хлеб и скот, мы завтра сюда вернемся, чтобы получить все». Балаховцы ушли. Мы зашли в квартиру Гарбера, жившего в нижнем этаже. Вскоре сюда пришел отец. Потом пришел младший сын Гарбера и сказал, что убили Михеля Голубицкого, Якова Голубицкого и Авигдора, а Бенциона Голубицкого ранили. Мама сильно огорчались, что забрали наше имущество и увели коров. Мы сказали: «Ты благодари Бога, что папа жив; его хотели расстрелять, а он с Божьей помощью спасся».

Между тем солнце начало заходить. Пришло время зажигать свечи, а потом и субботней вечерней молитвы. Все это прошло в глубокой печали. С разбитым сердцем мы поужинали и улеглись на полу спать.

в) Суббота.

Я встал утром, помолился и выпил кофе. Говорили о судьбе несчастных евреев. Пришла одна женщина с мужем спрятаться у нас. Она рассказала, что балаховцы уже давно в местечке. Мы все сильно испугались и взошли на второй этаж. Оттуда я видел, как собирали деньги и хлеб для балаховцев. Я сошел вниз и пообедал. Потом я еще раз взошел на второй этаж и видел, как крестьянские дети грабят наше добро. В это время стало темнеть. Балаховцы собрались и уехали. Все сошли со второго этажа в первый. Там мы поужинали и легли спать.

г) Воскресенье.

Утром я встал и увидел, как фельдшер Шлема с другими видными жителями идут к священнику просить, чтобы он упросил начальника не позволять солдатам громить. Вдруг я услышал, что едут балаховцы. Я забежал в дом и, опечаленный, сообщил об этом. Мы опять пошли на второй этаж спрятаться. Там я опять увидел, как крестьяне грабили еврейское добро. Я сошел в первый этаж, чтобы пообедать, а потом опять ушел наверх спрятаться. Перед вечером балаховцы опять уехали. Мы сошли вниз, поужинали и легли спать.

д) Понедельник и ночь пожара.

Утро. Все завтракают. Входит Мойше Кветный и говорит, что в местечко пришли балаховцы. Все испугались и пошли на второй этаж. Через два часа я сошел вниз обедать. Я услыхал пение, через окно я увидел, что едут балаховцы и поют: «Бей жидов, спасай Россию». Проезжая по улице, они увидели, что в квартире Скальского за окном сидит еврей. Командир вошел туда и убил его. Вдруг мы слышим: заходят к нам во двор и начинают ломать двери. Хозяин открыл им. Вошли два балаховца с саблями в руках. Хозяин спросил, что им угодно. Они ответили, что им нужно что-то зашить. Они не хотели уходить, но Ойриц пришел с начальником и выгнал их. Отец пошел вниз поужинать; мы тоже поужинали и легли спать. Как только мы вошли в спальню, мы увидели через окно, что в местечке пожар. Отец пошел наверх посмотреть, на какой улице горит. Он сошел и сказал, что горят лавки на базаре. Пожар начал утихать, и я лег спать. Вдруг я сквозь сон услышал умоляющий голос у окна: просили открыть дверь. Я проснулся и сказал об этом хозяину. Он пошел и открыл дверь. То были девушки, убежавшие от балаховцев, которые пытались их изнасиловать.

Герш Шапиро.

II.

Чертук, 13 лет.

В пятницу утром я пошел в синагогу молиться и услышал там нехорошие новости. Я вернулся домой и рассказал маме все, что я слышал, наскоро поел и вышел на улицу. Вдруг я вижу: бегут мужчины, женщины и дети. Я страшно испугался и побежал узнать, в чем дело. Я видел, как человек 50 балаховцев гнались за мужчинами. Потом они рассыпались по городу грабить. Из села прибыло также много крестьян, они тоже грабили и радостно показывали друг другу, кто больше награбил. Мама послала меня посмотреть, что слышно в городе. Я видел, как командир балаховцев позвал раввина и некоторых видных граждан местечка и советовал им собрать деньги и золото; если же они не дадут, будет плохо. Я вернулся домой и рассказал об этом нашим. Все всплеснули руками и заплакали, старики начали читать псалмы, девушки вымазали лица и спрятались; все жались друг к другу. Женщины между собой говорили потихоньку, что 50 большевиков могли бы перебить балаховцев.

Вдруг вошел солдат. Все сильно испугались: девушки спрятались под кроватями, молившиеся старики замолчали. Солдат начал рыскать, нашел немного денег, велел дяде снять ботинки и ушел. Часа через два опять пришел этот солдат с двумя другими балаховцами; они долго искали, но ничего не нашли и ушли. Потом я пошел в синагогу и видел, как видные граждане местечка дали командиру 20 тыс. руб. Он приказал раввину приготовить назавтра еще 200 тыс. руб., в противном случае он превратит город в прах. Я пошел на базар и увидел, что балаховцы собираются уходить из местечка. Я остался ждать, пока они не ушли. Я вернулся домой и сообщил, что балаховцы ушли. Каждый начал благодарить Бога. Все говорили, что надо бежать из местечка.

Чертук.

III.

Давид Коробко, 10 лет.

За несколько дней до прихода балаховцев местечко очень волновалось. Большевики давно ушли из местечка, но ревком и милиция еще оставались. Через несколько дней и они оставили местечко. Отдельные евреи прибыли из окружающих сел и рассказывали, что балаховцы убивают евреев. Евреи сильно боялись, юноши и девушки собирались убежать. Многие из них действительно бежали. В пятницу утром, когда я шел в школу, я услышал крики «ура». Я понял, что прибыли балаховцы. Многие евреи стали убегать в больницу и искать там спасения. В местечко вошло человек 25. Один балаховец был ранен. Товарищи привели его в больницу, а потом начали грабить и убили несколько евреев. Они говорили, чтобы назавтра к 12 час. им приготовили денег и хлеба. Перед вечером они ушли из местечка. Назавтра в 12 час. они пришли еще раз. В этот день они опять забрали много еврейского добра. Потом было созвано собрание в синагоге, где евреи собрали для балаховцев 22 тыс. марок. На третий день тоже грабили, но не так, как в первые два дня. В четвертый день вошло в местечко около 1000 чел., они расположились на базаре. Балаховцы хотели сжечь все местечко, но христиане просили их не поджигать, ибо это может повредить и им. Балаховцы удовлетворили их просьбу. Вечером они подожгли еврейские лавки. Евреи не шли тушить, ибо боялись выйти на улицу. Потом уже в местечке был порядок. Через две недели в местечко вошли большевики. Евреи очень радовались их приходу.

Давид Коробко.

IV.

Лейзер Левин, 11 лет.

Первый день пребывания балаховцев.

В пятницу утром пришел с базара папа и сказал, что к местечку приближаются балаховцы. Наши сильно опечалились и в большом страхе сидели возле дома. Вдруг на улице поднялся большой шум: все бегут и говорят, что балаховцы вошли в местечко и громят. Мы сильно испугались и думали, что погибли. В одну минуту настала тишина; на улице — ни одного человека. Проехал один балаховец на высокой лошади и в белой шапке с грозным лицом; он быстро промчался по улице и скрылся. Мы сидели и шушукались. Вдруг мы увидели, что по улице идет группа балаховцев, а за ними крестьянские мальчики — и грабят. С криком: «Давай деньги!» — они ворвались в наш дом. Когда отец сказал им, что у него нет денег, они стали его бить, потом рассыпались по комнатам, набрали разных вещей, положили их в мешок и ушли. Пришли с базара мальчики и сказали, что балаховцы много грабили в местечке и убили несколько человек; они оставляют местечко и идут ночевать в деревню, а назавтра велели приготовить им деньги.

Второй день пребывания балаховцев.

В субботу наши встали рано и начали совещаться. Мать говорила, чтобы мы ушли из местечка, а отец — что надо остаться дома, а мы — дети — говорили, что пойдем куда угодно, лишь бы не сидеть одним дома. Сердце полно страха — убьют. Сели обедать. Вдруг бегут дети с базара и говорят, что балаховцы пришли еще раз. Мы сильно испугались. Мама взяла на руки моего маленького братика и вышла из дому, мы вышли все за нею, папа запер двери и тоже пошел. Пришли в один дом и там сидели весь день. Вечером мы решили ночевать у себя дома. Мы пришли домой и в большом страхе легли в постели.

Четвертая ночь пребывания балаховцев.

В понедельник вечером сидели мы с разбитым сердцем в доме у одного еврея. Вдруг появились два огромных и здоровенных балаховца и начали требовать денег и искать по комнатам. Нашли некоторые вещи, приказали нам стать на колени. Балаховцы приставили ружье к груди и сказали: если дадут деньги — уйдут, если не дадут — перестреляют всех. Но денег ни у кого не было, ибо нас уже ограбили раньше. Балаховцы нам ничего не сделали, оставили дом и ушли. Вдруг видим — нет отца, он вышел и нет его. Мы стали беспокоиться за него, не убили ли его разбойники. Пришла еще одна группа балаховцев и крикнула: «Деньги!» Хозяин поискал в кошельке и нашел 120 марок, которые отдал им. Они забрали деньги и сказали, чтобы он пошел за ними. Он вышел, а жена и дети начали плакать. Хозяин задержался с ними некоторое время на улице. Они сказали, чтобы он дал им золотое кольцо, и тогда они отпустят его. Он согласился, отдал им кольцо и вернулся домой. Все обрадовались его приходу. Вдруг слышим, что кто-то идет, вошел папа. Он был босой. Мы сильно обрадовались, что он жив. Он рассказал обо всем случившемся с ним. В сильном страхе мы легли спать. Вдруг меня разбудил голос. Я открыл глаза и вижу: балаховцы ходят по комнате и безобразничают. Я увидел, как один балаховец приставил саблю к груди папы и сказал, что если кто-нибудь крикнет, он убьет его. Я спрятал лицо в подушку и так лежал, пока заснул. Проснулся утром. Мне рассказали, что балаховцы ночью сожгли лавки, некоторых евреев убили и учинили погром и безобразие.

Лейзер Левин.

V.

Нохим Гохман, 12 лет.

Перед приходом балаховцев.

В среду около полуночи, когда мы легли спать, мы услышали стук в дверь. Отец встал и открыл двери, в дверях стоял Бенцион. Отец спросил, чего он хочет, тот ответил, что в местечке — тревога, ревком уже уехал, милиция готовится бежать, также уехал комол. Наша квартирантка спросила, зачем приходил Бенцион, отец не хотел сказать ей, так как знал, что она не будет спать уже. Когда я встал утром, отец рассказал нам, что ему сообщил Бенцион. Я пошел на базар узнать, что слышно. По дороге я встретил учителя И.Л. Цфасмана и спросил его, пойдем ли мы в школу, он ответил, что в 10 час. начнутся занятия. Я вернулся домой, помолился, позавтракал и пошел в школу; но занимались мы только один только час. Пришел учитель Чарный, шепнул что-то учителю Цфасману, и нам велели идти домой. Я пришел домой, пообедал и пошел на базар. Я видел, что молодые люди готовятся бежать от балаховцев; оставшиеся евреи говорили, что ночью не будут спать, мы все-таки легли и спали всю ночь. Утром я встал, позавтракал и хотел отправиться в школу, как вдруг вижу: бежит по улице балаховский офицер и кричит, чтобы все сидели дома. Все евреи, бывшие на улице, разбежались по домам.

Первый день пребывания балаховцев.

За офицером ехали на повозке балаховцы. Когда мы их увидели, мы сильно испугались. В это время пробежали молодые люди и вбежали в соседний дом, а за ними гнались балаховцы. Мы видели, что через наш двор бежит солдат, и сильно испугались, ибо думали, что он зайдет к нам в дом. Балаховцы, вошедшие к соседу, начали бить хозяйку; она взяла ребенка на руки и побежала к нам, а балаховцы погнались за ней. Увидев это, мы сильно испугались. Как только балаховцы вошли к нам в дом, они выстрелили в потолок. Они хотели застрелить отца и велели отдать им все деньги, а то они его убьют. Отец отдал им свои деньги, квартирант — тоже. Балаховцы обыскали наш дом, ничего не нашли и удалились. Через полчаса мы увидели, как балаховцы опять вошли в наш двор. Мама сказала папе, чтобы он пошел на чердак, но в это время балаховцы вошли в комнату. Они накинули веревку на папу, повели его в соседнюю комнату и хотели повесить. Один солдат сказал, чтобы папа дал им серебра и золота, папа сказал, что у него денег нет. Мы начали плакать и просить солдат, но они кричали, чтоб дали им денег и золота, а то они повесят папу. Мы сказали, что у нас нет денег. Один солдат повесил папу. Папа схватил веревку руками, чтобы она не удавила его, веревка оборвалась. Солдат взял веревку и ударил отца. Отец упал и не мог говорить. Солдаты сказали, чтобы положили его в постель. Мы подняли его и положили в постель. Солдаты ушли из нашего дома. Через час мы узнали, что балаховцы ушли из местечка. Мы пошли на улицу узнать, что слышно. Мы узнали, что балаховцы убили и ранили несколько человек. Мама пошла на базар узнать, правда ли это. Она вернулась и сказала, что это действительно так.

Суббота и воскресенье.

В пятницу вечером, в первый день пребывания балаховцев, мама помолилась и посоветовала папе пойти к русским соседям. Квартирант сказал, что если папа уйдет к русским, то он тоже уйдет с ним из дому. Мама сказала, что боится остаться дома без мужчины. В эту ночь мы не спали. Утром мы не пошли в синагогу, а молились дома. Я пошел на базар посмотреть, что происходит. На базаре были только крестьяне и ни одного еврея. Я вернулся домой и сказал, что в местечке нет ни одного балаховца, но говорят, что они скоро придут. После обеда я опять пошел узнать, что нового. Балаховцы уже давно были в местечке, но не грабили, как в пятницу. Для них собирали по местечку деньги. На базаре стояли мальчики и взрослые евреи, но их не трогали. Вечером балаховцы ушли и велели приготовить для них назавтра деньги. Когда я пришел и рассказал об этом отцу, он ушел к русскому соседу, так как боялся остаться дома. Квартирант тоже ушел. Ночью мы не спали — боялись. Утром на рассвете я помолился и позавтракал. Мама пошла на улицу узнать, что слышно у тети. Когда она туда пришла, зашел сосед и сказал, что балаховцы опять в местечке; мама тогда побежала домой. По дороге одна крестьянка сказала ей, что прибежал балаховец и спросил у двух крестьян, далеко ли большевики. Один сказал, что не знает, а другой — что они возле местечка. Солдат вернулся к своей части. Как только мама вернулась домой, вслед за ней вошли 3 солдата и просили поесть. Мама дала им покушать, они поели и попросили денег. Мы сказали, что у нас денег нет, и они ушли. Через полчаса или меньше опять пришли эти 3 солдата и еще некоторые, обыскали квартиру, забрали хлеб, вышли на улицу и все отдали крестьянам. Через пять минут они вернулись и велели маме следовать за ними, в противном случае убьют ее. Мама заявила, что не пойдет с ними, пусть они говорят с нею при всех. Когда они вышли сообщить об этом остальным солдатам, мама и сестра убежали; я их искал и не мог найти. Вечером пришла русская соседка и сказала, что мама и сестра у них и чтоб мы послали с ней нашего младшего брата. Мы его послали и отдали ему бывший у нас хлеб. Он ушел, а мы остались втроем дома. В эту ночь мы очень плохо спали.

Ночь пожара.

Утром я помолился и пошел на базар посмотреть, что слышно. На базаре не было ни души. После обеда в местечко прибыли войска. На нашей улице стояли солдаты, они говорили, что останутся здесь. Перед вечером пришли и к нам солдаты на постой. Как только они пришли, они произвели обыск, но ничего не нашли. Вечером пришел начальник и сказал, что он и еще другие военные будут квартировать у нас. Я пошел сказать об этом маме, но ее не было дома. Младший брат сказал мне, что она и сестра пошли в поле. Я пришел в поле и рассказал им обо всем, и они пошли со мной домой. Солдаты просили кур, мама сказала, что у нас есть петух. Мы им отвели четыре комнаты, а для себя оставили одну. Мы сидели в этой комнате. Вошел солдат и сказал, что будет ночевать здесь с нами. Мама сказала, что негде, и он ушел. Мама и сестра убежали, а я и два старших брата остались дома. Старший брат был один с солдатами, а я и другой брат были в отдельной комнате. Мы немного спали. К нам постучались, и мы открыли двери. Нас разбудил старший брат и сказал, что в местечке пожар. Мы встали, посмотрели в окно и увидели, что горит соседний дом. Мама пришла и сказала, чтобы мы ничего не выносили из дому. Мама и сестра сидели в погребе. Солдаты ушли и сказали, что больше не вернутся. Мы опять легли спать. Пожар все увеличивался. Под утро огонь потух, но еще валил дым. На рассвете балаховцы ушли и больше не возвращались. Утром я пошел узнать, что слышно. Оказалось, что 10-12 лавок сгорели.

Нохим Гохман.

VI.

Махля Гохман.

За несколько дней до прибытия балаховцев в местечке была большая тревога. Все «товарищи» ушли, остались только ревком и милиция. На следующее утро и они уехали. Приезжали люди из деревень и говорили: «Пришли к нам балаховцы, ограбили нас, а некоторых убили». Все евреи были охвачены страхом. Некоторые собирались убежать, другие думали спрятаться у христиан, а иные решили остаться дома: будь что будет. Пришли балаховцы. Они сейчас же рассыпались по местечку и начали грабить. Во время грабежа убили несколько евреев. Перед вечером балаховцы велели приготовить себе деньги. Мы в большом страхе сидели дома и всю ночь не спали, так как боялись, что придут внезапно балаховцы и убьют нас. На следующее утро в 9 час. опять пришли балаховцы. Евреи дали им денег, но они опять рассыпались по всем улицам и грабили, но не так, как в первый день. Потом балаховцы приказали, чтобы пришел раввин и собрал для них денег. Раввин так и сделал. Балаховцы пришли к Цфасману и сказали: «Дай денег». Он ответил: «Тут у меня денег нет, дома есть». Они сказали: «Иди и принеси». Он вышел и убежал. Тогда пришли два балаховца к Цфасману домой и спросили его жену, где Цфасман. Она сказала, что не знает. Они убили Брегмана и потом хотели поджечь дом Цфасмана, но русские соседи сказали им: «Если подпалите его дом, то и наши дома сгорят». Начался пожар, евреи сидели по домам, лишь немногие пошли тушить. Нохим тоже был на пожаре, потом пришел домой. Вошли два балаховца и сказали: «Дай нам коня». Он сказал, что у него нет коня. Они велели ему идти с ними в конюшню. Он пошел с ними в конюшню, и они его там повесили. Через неделю в местечке стало спокойно. Прошло две недели, и пришли большевики. Евреи очень обрадовались, а христиане говорили, что пришла еврейская власть.

Махля Гохман.

VII.

Хаим Чечик, 13 лет.

Это было в селе Замоша 12 Хешвона (ноябрь).

Я сам — из Петрикова, но эту неделю я был в деревне у бабушки. В субботу утром мы встали и выпили чаю. Со спокойным сердцем я вышел на улицу, как обыкновенно после завтрака. Я увидел, что крестьяне держат прокламации, читают их и радуются. Ко мне подошел знакомый крестьянский мальчик и рассказал, что ночью в селе были балаховцы и разбросали эти прокламации. Я сейчас же побежал домой и рассказал обо всем. Дома все встревожились, шептались и говорили: «Мы погибли». Вдруг пришел маленький солдатик, посмотрел вокруг, ушел и привел человек 20 балаховцев. Они начали грабить. Увидев это, все разбежались, остались только я и двоюродный брат, ибо не знали, куда идти. Балаховцы схватили нас и начали бить смертным боем. Они требовали, чтобы мы им указали место, где спрятаны драгоценные вещи. Мы поклялись, что не знаем, они нас отпустили, и мы убежали. Хотели зайти к какому-нибудь крестьянину, но нас никуда не впускали, и мы вынуждены были стоять на улице в холодную погоду. Вечером балаховцы уехали из деревни. Мы пошли посмотреть, что делается дома. Пришли домой. Увы... Окна разбиты, все в доме поломано. На следующий день мы бежали в Гомель. Когда пришла весть, что балаховцы уже ушли, мы поехали в Петриков.

Хаим Чечик.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 21. Л. 45-54. Копия.

№ 242. Сообщение уполномоченного ОЗЕ Е.С. Рафалькеса в ЦК ОЗЕ о нападении балаховцев на м. Хойники Речицкого уезда Гомельской губ. 9 ноября 1920 г. 29 ноября 1920 г.

Уважаемые товарищи.

Рассказ врача-очевидца, христианина (доктор...)[618], при погроме и убийствах балаховцами в м. Хойники.

Налет кавалерийского отряда балаховцев в 60 чел. на местечко был совсем неожиданный. Выехал [всадник] с черным флагом с эмблемой на белом посередине: Б. Ж. С. Р. (Бей жидов, спасай Россию). Лавки, дома закрылись, на улицах ни живой души. В первый день убили двух крестьян за грабеж общинного сарая. На другой день двое евреев вышли на улицу, были остановлены всадником с приказом немедленно открывать лавки, но не успели они что-нибудь сказать, как были изрублены шашками. Это был сигнал к началу погрома и убийств. Между тем кругом местечка ждали уже крестьяне окрестных деревень с подводами. Было убито до 75 чел. без разбора стариков, детей и женщин. На третий день вдруг ушли, а крестьяне продолжали грабить и убивать. В этот день было убито до 25 чел. Выступили тогда два священника и представители мещанства, которым удалось приостановить погром и убийство. Прибыла наша конная разведка, но, к сожалению, и те остановились пограбить. Сдирали меховые шапки с голов, снимали обувь, пальто, расположились в домах, угрожая хозяевам квартиры не хуже балаховцев. Только с прибытием пехоты несколько успокоились. [Евреи] бежали без оглядки, родители теряли детей: все пешком. Крестьяне ни за какую цену не давали подвод, боясь за своих лошадей. Было что-то кошмарное и помимо погрома. Весь тракт на расстоянии 4-5 верст усеян был бегущими и падающими. Одна семья из 5 чел. укрылась в доме одного знакомого крестьянина, но были открыты другим крестьянином и все 5 чел. были убиты.

В губэваке никаких сведений о Хойниках не имеется. Что там теперь — сведений у меня нет^{383}.

Я считал нужным и долгом [передать] вам этот рассказ.

С совершенным почтением, доктор Рафалькес.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 73. Копия.

№ 243. Доклад инструктора Белорусской комиссии Евобщесткома А. Найдича в Евобщестком о пребывании С. Булак-Балаховича в г. Мозыре Минской губ. в октябре-ноябре 1920 г. Не позднее 2 декабря 1921 г.[619]

Мозырь.

<Выдержка из доклада Найдича>[620] Арона, 37 лет (инструктор Евобкома).

В феврале 1918 г., перед прибытием немцев, большевики оставили город. На время безвластия еврейские соц[иалистические] партии образовали самооборону (главным образом Бунд и Фарейнигте^{384}) в составе 200 чел. В город до немцев прибыли петлюровцы — человек 20 — во главе с Субботским и Луценкой. Они хотели арестовать начальника самообороны Нохима Фельдмана, но отряд отказался его выдать. Затем Луценко прибыл на заседание представителей Городской думы и земства и стал придираться, что тут много большевиков и жидов, в особенности он придирался к гласной Гене Горелик и Эстер Урецкой. Настроение стало тревожное, и соединенное заседание решило послать представителей к немцам с просьбой возможно скорей занять город. Поехал Фаевич (русский к[онституционный]-д[емократ]) и Кацнельсон (сионист); они обратились к немецкому генералу, который расспрашивал о населении г. Мозыря, сказал, что слышал, что тут много рабочих и среди них много большевиков, но все же согласился занять город. В ту же ночь немцы заняли Мозырь. Еврейское население успокоилось. Немцы пробыли здесь до декабря, а потом вошли большевики^{385}. В марте вступили петлюровцы (29 марта 1919 г.), за два дня до прибытия петлюровцев 27 марта на бойню отправились резник Мойше-Хаим и 2 мясника: Линович и еще один, по дороге они встретились с отрядом петлюровцев, который обыскал их. Обнаружив у них ножи, петлюровцы начали над ними издеваться, истязали их, а потом застрелили их, а также одного служащего на бойне. Это были первые четыре жертвы в Мозыре. Когда петлюровцы вступили в город, они тотчас же убили женщину Гамбург, лет 45, больше жертв не было, зато начался открытый грабеж еврейских квартир и лавок, который продолжался до 12 час. утра следующего дня. Офицеры, однако, начали принимать меры против грабежей, убеждая солдат прекратить их. Офицерам помогали некоторые русские люди во главе с бывшим помощником исправника и помощником начальника милиции Чумаковым, который всячески старался остановить погром. Комендант города предложил председателю думы Семенову созвать заседание думы, избрать охрану и приступить к работе. Город успокоился. 2 апреля петлюровцы оставили город, причем отступление произошло без эксцессов. В город вошли советские войска. В марте 1920 г. вступили в Мозырь польские войска^{386}. Сейчас же легионеры рассыпались по городу и начали грабить евреев. Группами заходили в еврейские квартиры, забирали все, что было, были также случаи избиений. У меня в квартире были несколько раз, ограбили все. Грабеж продолжался 2 дня. Потом погром прекратился, началась ловля исключительно евреев на работу. Ходили по квартирам, ловили по улицам евреев, при этом избивали прикладами, резали бороды и т.д. Так продолжалось 2 месяца, потом евреи образовали комитет по урегулированию назначений на работу. Поляки обращались к комитету за известным количеством рабочих, которых комитет доставлял. Но помимо комитета [поляки] продолжали евреев ловить на работу. Состоятельные люди откупались, а бедняки вынесли на себе всю тяжесть работ. Вообще поляки не брали на работу хорошо одетых евреев, а охотились исключительно за бедно одетым элементом. В Мозыре образовался Американский комитет^{387}. Я состоял членом его. Гражданская польская власть очень скверно относилась к Комитету и всячески тормозила его работу. В конце мая 1920 г. в Калинковичах были арестованы три еврея: Соловьев, Кацман и <третий, фамилия которого неизвестна>[621], по обвинению в шпионстве; все трое были повешены в Мозыре в городском саду в 3 час. дня на глазах у многочисленной публики^{388}. В связи с этим началась антисемитская агитация. По городу были расклеены объявления, что вследствие того, что еврейская нация занимается шпионажем, выдача пропусков евреям прекращается, и в дальнейшем будут применены суровые репрессии^{389}. Объявление было подписано командующим генералом Сикорским^{390}. Объявления были напечатаны на польском и русском языках; все другие объявления и приказы властей в то время печатались на одном только польском языке. Американский комитет решил послать делегацию к генералу Сикорскому в составе председателя Комитета присяжного пов[еренного] Лиокумовича и членов Президиума доктора Офингенда^{391} и Бабицкого. Генерал Сикорский заявил делегации, что он был неправильно информирован, и обещал отменить приказ, однако приказ не был отменен, пропусков не давали, и вообще отношение к евреям стало значительно хуже^{392}. В середине июля поляки начали эвакуировать город. Началась дикая ловля евреев на работу, сопровождавшаяся глумлениями и издевательствами, потом начался вновь открытый грабеж еврейского населения. <По ходатайству представителей еврейского населения была организована Рада>[622] из евреев и христиан, которая должна была осведомлять власть о положении в городе на предмет принятия мер против погрома. Рада, однако, ничего не могла сделать, и грабежи продолжались до самого ухода поляков. Грабежи происходили на глазах офицеров, которые совершенно не реагировали на действия солдат. Перед отступлением поляки повесили двух евреев: Фишмана, поссорившегося с одним офицером и обвиненного последним в том, что он предложил ему остаться в Мозыре и достал ему костюм для переодевания, и крестьянина-хуторянина за то, что отказался предоставить полякам подводу. Ночью в конце июня поляки ушли, причем подожгли предварительно железнодорожные деревянные мосты. Тушить мосты не пускали. Красные войска вступили в город при исключительной радости населения, измученного польскими грабежами и издевательствами. 13 июля в Мозырь прибыла передовая агентура Особотдела 37-й[623] дивизии во главе с Гладковым. Отряд арестовал членов Американского комитета, в том числе и меня, а также члена Рады и магистрата. Ревком и парткомы КП и соц[иалистической] партии потребовали нашего освобождения. Нас обещали выпустить, но ночью нас увели из Мозырской тюрьмы и отправили в Глуск в Ревтрибунал. Нас обвиняли в том, что Американский комитет был органом Антанты для контрреволюционной пропаганды и будто председатель Комитета ездил в Варшаву для переговоров по этому поводу с Пилсудским. Ревком и профбюро послали специальную делегацию к [начальнику] Особотдела 57-й дивизии об освобождении нас. В делегацию вошли: Гурецкая, Брикман и Писгорский. [...][624] велел оставить нас в Домоновичах, пока делегация предоставит дополнительные документы. Назавтра в Домоновичи прибыл Гладков. Узнав о том, что нас оставили в Домоновичах, он обратился к [...][625] и добился того, чтобы нас отправили в Глуск в ревтрибунал. Когда делегация вернулась в Домоновичи и не нашла нас, она пустилась вслед за нами и нашла нас в Озаричах. На этот раз в делегации были: Гурецкая, Лиокумович, Факторович и Сиротин. Они передали бумаги в Особотдел и вернулись обратно. Они вернулись в Мозырь и отсюда обратились в Гомель и Смоленск с ходатайством об освобождении. В Глуске нас продержали неделю. Чумаков был приговорен к расстрелу за службу в полиции, остальных через неделю выпустили. 9 октября[626] узнали, что балаховцы надвигаются на Мозырь. Утром сотрудникам ревкома было сообщено, что 3 полка балаховцев перешли на сторону советских войск и что опасаться нечего. Днем настроение стало тревожное, но ревком отдал приказ никого не пускать через мост. В 5 час. вечера балаховцы вступили в город. Крестьянское население радостно встретило балаховцев, но евреи попрятались по квартирам. Сейчас же начался погром с массовыми изнасилованиями, избиениями, издевательствами и убийствами. Офицеры участвовали в погроме наравне с солдатами. Незначительная часть русского населения грабила лавки, вскрытые балаховцами. Всю ночь по городу стояли душу раздирающие крики. Я лично сравнительно мало пострадал, так как был в доме русского (Бежика), который просил балаховцев не трогать нас.

На следующий день ко мне явился в сопровождении солдата Мойше Ельник и сообщил, что у него на квартире комендант. Он велел ему созвать состоятельных евреев, собрать значительную сумму, а то погром повторится в более жестких формах. Я, Руховский и Айзенберг пошли к Ельнику. Там мы увидели польского офицера, лет 50-ти, который позвал нас к себе наверх. Он предложил заходить по одиночке. Первым зашел Руховский, как знающий польский язык. Офицер предложил ему дать 100 тыс. руб. царскими, и тогда мы можем находиться у него на квартире и спастись, в противном случае он ни за что не ручается. Он дал час сроку. Руховский передал нам об этом, мы поняли, что это не комендант города, и ушли. Балаховцы пригласили нескольких христиан для выбора Городской управы. На собрание случайно попали 2 еврея: Дрель и [И]зель. Была избрана временная управа из 5 чел. русских и начальника милиции. На третий день я узнал от пожарных, что мой тесть Герц Кройник убит. Я пришел к нему на квартиру, она была вся разгромлена, он лежал в коридоре второго этажа в пальто, фуражке и сапогах. Я пошел к коменданту просить разрешение на похороны. У коменданта было много евреев, хлопотавших о возвращении коров. Он их прогнал, одной из пристававших женщин он грозил винтовкой. Комендант мне дал разрешение на похороны, но все боялись. Тогда я взял начальника района и пошел с ним. Тогда удалось раздобыть трех человек и похоронить тестя. В это время стали привозить трупы, они были так изуродованы, что их невозможно было узнать. В течение дня мы похоронили 16-17 чел. Вечером, возвращаясь домой, я встретил начальника милиции, который пригласил меня прийти вечером на заседание, в котором будет участвовать Савинков^{393}. Я заявил, что устал. Тогда он предложил прийти на следующий день на общее собрание в гимназию. Назавтра в субботу в гимназии собралось человек 100 евреев. Пришли Балахович и Савинков. Первым говорил Балахович. Он заявил, что рад, что он видит евреев, потому что настроение армии было в отношении Мозыря ужасное. Он заявил, что он не против евреев, а против коммунистов, что кающихся коммунистов он прощает, как, например, в Турове. Вообще в погроме виноваты красноармейцы, провоцирующие с целью поднять шум в заграничной прессе в преувеличенном виде. Будет объявлена свобода торговли, и население заживет хорошо и сытно. Потом выступил Савинков. Он начал успокаивать евреев, говоря, что и русские пострадали. В передовых рядах красных всюду находят евреев, но все же все будет спокойно. Евреи должны помогать армии, есть специальный еврейский отряд Цейтлина, который будет охранять евреев и, несомненно, в Гомеле все будет благополучно. Никто из евреев ничего не ответил. Через пару дней меня и еще несколько человек вызвали в депо и сообщили, что прибыли представители Политического комитета Белорусской Рады^{394} и просят явиться представителей еврейского населения. Мы пошли: я, Л.Н. Шапиро, доктор Наскин, доктор Лиокумович, Дрель и Раковский. Нас приняли Адамович^{395} и Алексюк^{396}. Они заявили, что они считают нынешний состав управы несоответствующим своему назначению, так как она вся состоит из русских. Ввиду того, что большинство населения составляют евреи, они должны иметь [представителей] в управе. Поэтому они предлагают созвать собрание евреев, на котором наметить 10-12 кандидатов из различных евреев — групп ортодоксии, рабочих, интеллигенции, — представить им этот список, и они назначат из этих кандидатов несколько человек в управу^{397}. При этом они заявили, что стоят на почве широкой демократии. Когда мы стали указывать о происшедшем погроме, они ответили, что это недоразумение и что в будущем все будет хорошо. На следующий день состоялось собрание, на котором были намечены 10 кандидатов. Список был представлен Алексюку, который утвердил 4 чел., так что евреи остались в меньшинстве. Утверждены были только представители ортодоксии и интеллигенции, представители рабочих не были утверждены. Вообще в управу вошли 5 крестьян-белорусов и 4 еврея. На первое заседание управы явился Алексюк и приветствовал его на белорусском языке. На следующий день началось отступление балаховцев. Они захватили с собой несколько христиан и 4 евреев и убили всех в 2 верстах от города^{398}.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 459. Л. 2-3. Заверенная копия.

№ 244. Из записи рассказа делопроизводителя еврейского отряда армии С. Булак-Балаховича о прапорщике Цейтлине. Не позднее 1 октября 1921 г.[627]

Прапорщик Цейтлин.

Материалы, присланные из эпидотрада.

Приблизительно через месяц после вступления поляков в Туров сюда прибыл прапорщик Цейтлин, еврей лет 25-ти. Согласно докладу, представленному Цейтлиным Савинкову (этот доклад я писал, так как впоследствии служил делопроизводителем у Цейтлина), он в Пинске набрал 300 еврейских добровольцев, из коих человек 80 бывших участников русско-германской войны. Однако поляки выгнали еврейский отряд из занимаемого им помещения. Это повлияло на добровольцев, и они разошлись по домам.

Цейтлин родом из Могилевской губ., он был командиром одной из советских частей и в Пинске попал в плен; три дня он скрывался, а потом он пришел и заявил, что знаком с Савинковым и хочет с ним повидаться. Дело в том, что Цейтлин был юнкером при Керенском и позже участвовал в савинковском восстании в Ярославле^{399}. Савинков принял его и уполномочил организовать еврейские отряды при армии Балаховича. Цейтлин открыл в Пинске запись добровольцев и просил разрешение на образование отряда в 900 чел. Ему разрешили меньшее количество^{400}, но вследствие успешности записи он вновь вошел с представлением о разрешении набрать 900 чел.

На этот раз ходатайство его было удовлетворено. Однако, благодаря инциденту с поляками, отряд распался, и он уехал в Давид-Городок. Там выпустил он ряд воззваний к еврейскому населению, но поляки приказали ему выехать вместе с балаховцами. Цейтлин говорил, что он по этому поводу послал протест в Лигу Наций. Он уехал из Давид-Городка в Туров один, остановился у духовного резника[628] и просил указать лицо, не причастное к большевизму. Ему рекомендовали меня. Он пригласил меня к себе и предложил поступить к себе в дружину. Я заявил, что в дружину не пойду, но что согласен служить делопроизводителем, если он будет платить мне ежедневно и давать одежду. Он согласился.

В Турове в тот момент было тревожное настроение. И вот группа евреев — человек 50 молодежи — решила записаться добровольцами в дружину Цейтлина. Они хотели таким образом составить еврейский отряд, чтобы отомстить по деревням за убитых евреев и охранять евреев в городах при дальнейшем отступлении балаховцев. Однако никто из них не записался, я сам многих из них отговаривал. Наконец явилось 7 круглых сирот, родители которых были убиты балаховцами, 16-17-летние юноши, которым нечего было есть, и просили записать их в дружину. Цейтлин тогда велел написать доклад Савинкову, что поток добровольцев начался и не достает только амуниции. Вскоре и эти 7 дружинников ушли^{401}. Через несколько дней три екописта[629] были приговорены к расстрелу. По ходатайству Цейтлина приговор был отменен при условии, что осужденные вступят в армию Балаховича. Когда их вывели к расстрелу, Балахович вышел и сказал: «Вас следовало бы расстрелять: при большевиках вы были коммунистами, при нас — сионисты. В армию вы не идете, у вас есть офицер-жид...». Потом Балахович крикнул Цейтлину: «Я Вам уже дал трех дружинников», — и отпустил осужденных. Цейтлин носил бело-голубую фуражку с Моген Давидом (Щит Давида) и перышком, был набожен, аккуратно молился. Он вел агитацию по деревням, обещал вернуть все награбленное и все твердил, что он будет еще комендантом г. Турова; он выпустил целый ряд прокламаций, но агитация его не имела никакого успеха. Между прочим в беседах со мною он не выказывал особой враждебности к большевизму, даже несколько раз расспрашивал, что с ним сделают большевики, если он останется. Я его спросил, как он может действовать в пользу погромщиков. Он ответил, что это все зло происходит от окружающих Балаховича лиц. Когда балаховцы были уже под Гомелем, в Туров приехал из Варшавы полковник — военный корреспондент — для ознакомления с военной дружиной и, прочитав все материалы, остался недоволен прокламациями Цейтлина и предложил ему выпустить такое воззвание: «Братья-евреи, уже настал час, когда все евреи мира узнали, какое зло им причинили отбросы старых комиссаров из евреев. Правда, мы, честные сыны Израиля, понимаем, что в комиссары попадают не только евреи, а значительное количество их составляют чисто русские люди — христиане. В минуты ожесточенной борьбы [...][630]

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 461. Л. 36. Копия.

№ 245. Запись рассказа врача А.Н.[631] о беседах с Б. Савинковым в г. Мозыре Минской губ. в ноябре 1920 г. Не ранее 20 ноября 1920 г.[632]

Накануне прибытия балаховцев у меня в квартире поселилась сестра милосердия Ададьина (русская) и фельдшер Томашевский (поляк). Вся семья ушла из дому, я был в больнице. Борис Савинков прибыл в Мозырь в 8 час. вечера, через два часа после прибытия балаховцев^{402}, и остановился в моей квартире. Тут же разместились полковник и низший командный состав. В ту же ночь они начали искать в квартире спирт, нашли пузырек с грязным спиртом (после промывания шприцов) и выпили его, пил также и Савинков. Савинков приставал к сестре Ададьиной, что она еврейка, и говорил ей: «Сознайтесь, вы еврейка или русская?» Она ему показала свой крест, и тогда он поверил, что она православная. Савинков узнал по кабинету, что здесь живет врач, и стал допытываться у Ададьиной, где я, говоря: «Он, наверное, коммунист и удрал». Он, по-видимому, догадывался, что я в больнице, и сестра все боялась, как бы балаховцы не отправились туда за мной. Ададьина сказала ему, что я беспартийный и что утром я явлюсь домой.

Утром в больницу пришел фельдшер Томашевский и сообщил, что у меня на квартире все обстоит благополучно, выпили только эфир и спирт. Вообще же в городе, сказал Томашевский, плохо — грабят все, причем в грабеже принимает участие и Савинков — ему приносят награбленное домой. Ночью солдаты приносили золотые вещи и показывали Савинкову, некоторые, по-видимому, наиболее ценные, он оставлял у себя, а остальные отдал солдатам. Савинков сказал одному солдату: «Ты же знаешь, что у меня нет носовых платков, почему не приносишь?» «Слушаюсь, господин министр», — ответил солдат и через полчаса принес дюжину шелковых платков (впоследствии оказалось, что платки эти выбраны у врача Л.).

Полковник сказал одному солдату: «Чего не приносишь мне сапог?» «Слушаюсь, господин полковник», — ответил солдат, зашел в соседнюю комнату, взял из-под кровати желтые сапоги моего брата Л. и принес их полковнику. Фельдшер закончил свой рассказ следующим образом: «На основании всего этого я не гарантирую, что Ваша квартира уцелеет и, вообще, это — форменная банда».

Через час пришла Ададьина, рассказала обо всем происходившем у меня на квартире и изложенное выше, добавив, что за мной придут два офицера, которым Савинков приказал не трогать меня и доставить меня на квартиру под своей охраной. «Вы не бойтесь, я клялась честью и крестом, что Вы беспартийный, и Вас не тронут, можете смело идти. Вы его только называйте господин министр».

Вошли 2 офицера и пригласили меня. Я пошел с ними. По дороге офицеры просили указать, где можно достать спирт. Когда мы пришли на квартиру, офицеры доложили обо мне Савинкову. Он просил несколько подождать. Через 5 мин. он пригласил меня в комнату сестры Ададьиной. Сестра представила меня. «Очень приятно», — сказал Савинков. Он был очень хорошо одет — в русской гимнастерке, в немецких брюках, без шапки и без оружия. Он попросил сесть. Между нами произошел следующий разговор.

Савинков:

— Моя фамилия Вам, вероятно, известна. Я — Борис Савинков, состою в партии с.-р. с 1902 г.

Я:

— Господин министр, Вы работали при Керенском^{403}?

Савинков:

— Да.

Я:

— Тогда я Ваше прошлое знаю.

Савинков (предложил мне папиросу):

— Я извиняюсь, доктор, что Вашу квартиру загрязнили, внесли некоторый беспорядок. Может быть, солдаты какую-нибудь мелочь забрали, но трудно, знаете ли, уследить — нет хозяина, напрасно Вы ушли из дому. Вчера с дороги мои офицеры попросили водки, и мы выпили немного Вашего спирта, я извиняюсь, все будет компенсировано вином и коньяком. Идут наши обозы, они привезут много всего. Я извиняюсь, доктор, у Вас на столе стояла коробка из-под сигар, в ней были разные мелочи, я их не трогал, но коробку взял, когда буду уезжать — верну.

Я:

— Ничего особенного в квартире не случилось. Если мелочи пропали, то это ничего. Я сам был на войне и знаю, что это случается, но я рад тому, что книги целы. Это все научные книги, и их теперь достать невозможно. Это для меня большая ценность, и я очень прошу, чтобы они были сохранены.

Савинков:

— Будьте спокойны, доктор, ни одна книга из Вашего дома не будет взята. Доктор, Вы являетесь представителем еврейской общины, есть у вас тут раввин?

Я:

— Есть ли духовный раввин — не знаю, но представителем еврейской общины является общественный раввин^{404}; при советской власти эта должность была упразднена. Наш общественный раввин лежит парализованный около 2 лет.

Савинков:

— Видите, евреи поднимают большой шум, все сильно преувеличивают. До моего сведения дошло, что произошли некоторые эксцессы, но мы тут абсолютно не при чем. Еврейская пресса обычно начинает сейчас же писать и раздувать. Когда мы вошли в Пинск^{405}, там были 32 жертвы на 20-тысячное население, а что об этом писала американская и английская пресса?

В это время в комнату вошел полковник. Савинков меня представил. Полковник сел. Я сразу узнал на нем сапоги брата. Савинков обратился к полковнику:

— Сколько было жертв в Пинске?

[Полковник:]

— 32.

[Савинков:]

— А сколько там населения?

[Полковник:]

— Двадцать тысяч.

Савинков опять обратился ко мне. Савинков:

— Видите, я не лгу. Мы даем всем свободу без различия национальности и вероисповедания. У нас нет принудительного набора, наша армия состоит из добровольцев. Мы увеличиваем свои силы за счет красных, переходящих на нашу сторону. Каждый наш солдат идет с нами только до места своего жительства, а там мы его освобождаем. Наша армия растет, а Красная [армия] уменьшается, ибо переходит к нам; мы победим безусловно. К Рождеству, не позже Крещения, будем в Москве. Вы врач, но мы Вас не мобилизуем; захотите у нас служить — пожалуйста. Передайте еврейскому населению (ведь Вы — врач, Вас все знают), что если остались коммунисты, пусть их выдадут. Мы всех коммунистов не вешаем: идейных мы вешаем, а примазавшихся мы оставляем в покое. Что касается советских служащих, то мы их не трогаем. Если не выдадут коммунистов и таковые будут обнаружены, то будет жестокая расправа с укрывателями. Скажите, доктор, кто остался из коммунистов в Мозыре?

Я:

— Я членом партии не состою и не всех знаю; по дороге из больницы сюда я не видел ни одного коммуниста, и поэтому ответить не могу.

Савинков:

— Ночью происходили недоразумения, эксцессы, неприятности, но будьте уверены, все населению будет компенсировано, только чтобы не было передано прессе. В конце концов, делали это не наши, а перешедшие на нашу сторону красноармейцы, наши же совершенно не виноваты. Мы вошли в город озлобленные. Под Романовкой большевики дали нам бой и, представьте себе, что шедший впереди красный комиссар (он был убит) оказался евреем. Понятно, что вступив в город, наши начали мстить. Ведь во всем этом виноват прапорщик Цейтлин — он должен был войти в город первым со своим отрядом и охранять еврейские лавки; у него большой еврейский отряд в 800 чел., он струсил и опоздал, я его обогнал на автомобиле, и поэтому все так случилось.

Я:

— Большевики пять раз занимали Мозырь и ни разу не было грабежей благодаря тому, что комиссары удерживали своих солдат.

Савинков ничего не ответил. Савинков:

— Меня, доктор, обвиняют в антисемитизме. Помилуйте, какой я антисемит, ведь я женат на еврейке. Теперь, доктор, нельзя ли раздобыть немного спирта: я совсем не пью, но для офицеров нужно, у нас производство идет.

Я:

— Большевики увезли весь спирт, так что я не обещаю, спрошу.

Савинков:

— Будьте любезны, мы Вам коньяком уплатим. Может быть, Вы переедете сюда, тогда мы Вам освободим одну-две комнаты здесь.

Я:

— Подумаю.

На этом разговор кончился. Мы попрощались. Савинков на прощанье просил заходить.

На второй день в больницу пришла сестра Ададьина и сообщила, что сейчас придут офицеры за спиртом; при этом сестра рассказала, что офицеры спросили Савинкова: «Если не будет спирта, прикажете покончить с этим жидом?» Савинков крикнул: «Не смейте!»

Скоро пришли офицеры. Я им сказал, что спирта нет, но дома у меня есть бутылочка с денатуратом, но пить его нельзя, ибо он отравлен ядом. Они его все-таки выпили.

Через несколько дней Савинков созвал собрание евреев в гимназии. Там была большая толпа евреев. Я не вошел в гимназию и остался во дворе. Савинков вышел во двор, узнал меня и спросил, почему я не был на собрании. Я ответил, что был у больных. Он попросил зайти на квартиру. Я пришел: тут, оказалось, был Балахович. Савинков представил меня и предложил чай. Я поблагодарил и ушел. Перед отъездом Савинков запер квартиру и передал ключ прислуге. Были забраны инструменты и кое-какие вещи. Книги были полностью сохранены. Савинков оставил также коробку из-под сигар.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 459. Л. 16. Копия.

№ 246. Сообщение жителей г. Мозыря Минской губ. представителю Белорусской комиссии Евобщесткома о выступлении С. Булак-Балаховича и Б. Савинкова перед еврейским населением города 13 ноября 1920 г. Не ранее 20 ноября 1920 г.[633]

<Из материалов Наркомнаца Белоруссии>[634].

Созыв собрания евреев объясняется следующими обстоятельствами.

12 ноября Савинков созвал собрание жителей города для выборов городского управления. На это собрание явились исключительно русские; из евреев присутствовали, и то случайно, 2 чел. На собрании было избрано городское управление, в состав которого вошли только русские. Савинков заявил, что он поражен отсутствием евреев на собрании и созвал на следующий день собрание евреев [в помещении гимназии], но не для выборов городского управления, а для беседы. На собрание явилось 250-300 евреев.

Когда вошел Балахович, все встали; один русский сказал: «Садитесь». Тогда Балахович сказал ему сердитым тоном: «Вы меня пригласили для шуток? Я привык, что когда я стою — все стоят, когда я без шапки — все без шапок. Вы кто такой? Я вам прощаю, потому что вы дурак». Все встали и уже стояли до конца речи Балаховича. Балахович произнес речь приблизительно следующего содержания:

— Слава Богу, что вижу вас всех живыми и здоровыми. Те прискорбные события, которые имели место здесь при вступлении моих войск, объясняются исключительно провокацией красноармейцев, перешедших на нашу сторону^{406}. Я и мои солдаты в этом неповинны, и я за это не отвечаю. Я не преследую наций, я преследую и борюсь исключительно с коммунистами, и то не со всеми коммунистами, а только с идейными. Могу при этом указать на случай в Турове. Там подлежал расстрелу один еврей-коммунист, но евреи поручились, что он на самом деле не коммунист, а примазавшийся, и я его освободил. Я знаю, что все служат на советской службе, но что не все служащие коммунисты. Я думаю, что и здесь, среди вас, есть коммунисты, и я вам заявляю, что если вы будете жить со мной мирно, не будете агитировать против моих войск, то вам будет хорошо. Если же нет, то... (жест на горло). Не преувеличивайте произошедших событий. В газетах скоро появятся сообщения, что тут убито 500, 1000 чел., а всего жертв — 32. Ни для кого из вас не секрет, какова стала жизнь в Пинске после моего прихода туда: там — рай. Главным виновником мозырских жертв является прапорщик Цейтлин, которого я обогнал в дороге в автомобиле около Мозыря и который обещал немедленно вступить в Мозырь для охраны еврейского населения. Цейтлин струсил, и я надеюсь, что в еврейском обществе я найду более достойное и храброе лицо, которому я дам это назначение.

Затем Балахович перешел к тактике своей армии, основанной на принципе добровольчества. Каждый солдат доходит только до места своего жительства, где он и освобождается.

Закончил Балахович следующим образом:

— Я — солдат, не люблю кричать и обещать то, чего не могу выполнить, а даю только то, что у меня есть. Я знаю, что вы все теперь разорены и нуждаетесь; пошлите своих представителей и я вам отпущу 20 п[удов] ржи и несколько голов скота. Адъютант, запишите для исполнения. Пока мои запасы скудны и больше не могу сейчас дать, получу — дам опять.

После Балаховича говорил Савинков. Он попросил у Балаховича разрешения говорить сидя, тот разрешил. Тогда Савинков пригласил всю публику сесть, все сели. Савинков сказал приблизительно следующее:

— Несмотря на все прискорбные события, имевшие место в Мозыре, виновниками которых являются красноармейцы, перешедшие на нашу сторону и подрывающие наш авторитет, я должен категорически заявить, что армия Балаховича — это первая армия, которая ведет истинную борьбу с еврейскими погромами, в особенности вождь ее Балахович, выпустивший по этому поводу воззвание, какого не выпускал ни один командующий до него. В этом воззвании говорится, что виновные в грабежах и убийствах будут расстреливаться на месте^{407}. Евреи страшно любят преувеличивать; несомненно, что в западноевропейской прессе количество жертв будет значительно преувеличено, как это уже имело место в отношении Пинска. Евреи играют, безусловно, крупную роль в коммунистическом движении: во время боя под Романовкой первый павший у большевиков оказался евреем. Правда, вы теперь — пострадавшие, но вы не должны забывать, что нет ни одной русской семьи, которая не пострадала бы от большевиков; каждая русская семья кого-либо не досчитывает — отца, брата или сына. Учите своих детей, внушайте им, чтобы они не были коммунистами, и тогда все будет хорошо. В Пинске установилась нормальная жизнь, промышленность восстанавливается, завязываются сношения с Западной Европой и население там богатеет.

Затем Савинков перешел к особой тактике армии Балаховича и выразил уверенность в окончательной победе над большевизмом.

После Савинкова опять говорил несколько минут Балахович. Он повторял, что евреям будет хорошо, если они будут жить с ним в мире. На этом собрание закончилось. Из публики никто не выступал, не аплодировали, а молча все разошлись.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 459. Л. 17. Копия.

№ 247. Запись рассказа свидетеля X. Каценельсона представителем Белорусской комиссии Евобщесткома А. Гольдиным о пребывании балаховцев в д. Юровичи Речицкого уезда Минской губ. в середине ноября 1920 г. 9 марта 1921 г.

Юревичи[635].

Сведения получены от Хацкеля Каценельсона, бывшего жителя Юревичей.

Балаховцы вступили в Юревичи в пятницу вечером в середине ноября 1920 г. Они сейчас же задержали на улице нескольких евреев и заставили их показать, где живут богачи. Целую ночь они обходили и грабили еврейские квартиры и убили 9 чел.: 1) сапожника по имени Зелик, 60-ти лет; 2) его жену; 3) Добкина Бенциона, портного, 60-ти лет; 4) девицу Цирль Кауфман, 32-х лет; 5) Самуила Ошеровича Кауфмана, 20-ти лет; 6) Брайну Пикаровскую, 70-ти лет; 7) хлеботорговца Абрама (фамилия неизвестна), старик 60-ти лет; 8) некого Давида из Городников, лет 60-ти и 9) дочь Лейбы Фридмана, девочку 15-ти лет (ей разрезали живот).

В субботу утром в местечке не было никакой власти. Когда местные крестьяне узнали о происшедшем, они стали говорить о недопустимости подобных событий. Они посоветовали евреям собраться в синагогах, туда же пришли и крестьяне для их защиты. В субботу днем опять пришли балаховцы. К синагоге подъехал полковник и спросил, где живет раввин. Раввин спрятался у священника. Его нашли, и полковник потребовал у него николаевских денег и много золота. Раввин стал просить и указывать на отсутствие такой большой суммы. Полковник дал ему 1½ часа сроку. В это время из синагоги вышел мозырский еврей Бердичевский и стал уходить. Полковник застрелил его из револьвера и сказал раввину: «Видишь, уже прошло 10 мин., сейчас и тебя застрелю, если не будет денег».

В это время явилась делегация от христиан в лице следователя, священника и других и стала просить за евреев. Раввин вошел в синагогу и объявил под страхом отлучения, что всякий, кто имеет николаевские деньги и золото, должен их сдать. Взяли свиток Торы и пошли по местечку за сборами. Даже многие христианки снимали с себя золотые серьги и сдавали их (жена Романа Янко).

В воскресенье утром вошел целый полк. Комендант потребовал некоторое количество лошадей и золота, причем обещал, что будет спокойно. Ему доставили 8 лошадей и вместо золота — сапоги. Он выдал винтовки для 20-ти еврейских юношей, и они несли охрану города. С того времени уже было спокойно. Во вторник, перед отступлением, комендант пригласил Моисея Зисермана и сказал ему, что он с 15-ю солдатами остается в местечке и перейдет к большевикам. Он просил Зисермана заступиться за него перед большевиками, если они пожелают его убить, так как он не допустил погрома. Действительно, когда вошли большевики, они хотели расстрелять коменданта, но Зисерман спас его.

На кладбище в Юревичах похоронено 17 убитых.

Цви Ехезкель Каценельсон.

Записал: А. Гольдин.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 461. Л. 51. Копия.

№ 248. Докладная записка в Евотдел НКН РСФСР от представителей Борисовского ревкома Барная и Оксючица о помощи жителям г. Борисова Минской губ. 17 ноября 1920 г.

г. Москва.

В Комиссариат по еврейским делам т. Мандельштаму.

Польские белогвардейские банды, вынужденные под давлением доблестной Красной армии оставить г. Борисов, учинили над городом жесточайший погром. [Значите]льная часть города уничтожена пожаром, но и уцелевшая от пожара часть города представляет собой полуразрушенные лачуги: ни одного целого окна, ни одной непротекающей крыши. Кроме того, вся домашняя утварь, а равно платья, обувь, посуда и т.п. почти всего населения сделалась жертвой отчасти огня пожара, отчасти грабежа. Таким образом, при вступлении в город советских властей население города в количестве около 26 тыс. жителей^{408} представляло собой массу голых, запуганных и измученных морально и физически нищих^{409}.

По этому поводу в свое время шумели и разговаривали во всей республике, а также и в советской прессе. Было также много лестных обещаний со стороны центральных учреждений.

Однако надо сказать, что никакой помощи реальной г. Борисов не получил до сих пор, хотя с момента перехода Борисова к советской власти прошло уже около ½ года. Принимая во внимание изложенное, а также наступающие холода и начинающие свирепствовать эпидемии различных заболеваний, то во имя спасения от вымирания этого обездоленного населения убедительно просим отпустить для 5000 мужчин, 6000 женщин и около 10 тыс. детей разного возраста белье, платье, обувь и предметы домашнего обихода. Подчеркиваем еще раз, что помощь должна быть оказана немедленно, ибо время не терпит, и зима со всеми [ее] тягостями надвигается.

Барнай.

Оксючиц.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 3. Подлинник. Д. 449. Л. 90. Копия.

Опубликовано: Материалы об антиеврейских погромах. Серия 1. Погромы в Белоруссии. С. 57.

№ 249. Доклад в Евобщестком Комиссии по регистрации жертв набега банд С. Булак-Балаховича в Мозырском уезде Минской губ. в ноябре-декабре 1920 г. Не ранее 14 декабря 1920 г.[636]

Из материалов эпидотряда.

26 ноября уездвоенкомом образована комиссия по регистрации жертв набега банд Балаховича в составе председателя завнаробраза т. Липового, членов: секретаря укома РКП т. А. Кожуро, завотсобеса т. Кагановича, предукомтруда т. Шклярмана, представителя здравотдела Шапиро. Граждане, оповещенные об открытии вышеуказанной комиссии, начали регистрировать убитых членов семейств, насилия и грабежи, учиненные бандами Балаховича.

Одновременно с той же целью при волревкомах в уезде были организованы также комиссии. Препровождая настоящий доклад, комиссия вынуждена пока ограничиться неполными сведениями о количестве жертв, понесенных еврейским населением города и уезда от банд Балаховича. Цифра пострадавших огромна, и регистрация их до сего времени не закончена. По 14 декабря 1920 г. в городе зарегистрировано 300 семейств, а с уезда, ввиду дальнего расстояния и неналаженности связи, получены сведения из 4 волостей. Результаты этой неполной пока регистрации сводятся к следующему.

1. Убийства: в г. Мозыре — 8 убитых еврейских мужчин; в Лучицкой вол. — 12 убитых евреев-мужчин, 4 еврейских женщин, 12 агентов и красноармейцев опродкомбрига. В Комаровичской вол. вырезано поголовно все еврейское население, состоящее из 84 чел., — мужчин, женщин и детей. Комиссия считает нужным оговорить, что ей достоверно известно, что в г. Мозыре убито 32 чел. евреев и 5 христиан (включена же в доклад цифра 8 только потому, что такое количество официально до сего времени зарегистрировано). Обстановка, при которой совершались убийства, была самая ужасная — средневековье с инквизициями и пытками бледнеет перед этими ужасами. Убивали большей частью после целого ряда пыток за то, что отец хотел защитить честь своей дочери (Крейнин); за то, что, отдав бандитам имеющиеся у них деньги, золото, драгоценности и др. вещи и не располагая уже никакими средствами, естественно, не могли указывать тайников, где деньги закопаны (Новицкие, мать и сын); в одном случае забрали у еврея гусей, зарезали их и заставили его есть внутренности в сыром виде, и когда наконец еврей заявил, что он не в состоянии переносить этой пытки, убили его (Лорман); убивали, наконец, просто потому, что «нечего возиться с жидом» (Каганович).

2. Насилий над женщинами зарегистрировано всего 15 случаев, в то время как в одном Мозыре, по частным сведениям, более 1000 изнасилований. Несмотря на агитацию среди масс, что регистрация производится в их интересах, чтобы спасти их от венерических заболеваний, — предрассудки, невежество и ложный стыд берут перевес над разумной агитацией и постр[адавшие] на регистрацию не являются. Насилию подвергались девочки от 12 лет, женщины 80 лет, беременные женщины в 8-м месяце и женщина спустя 9 дней после родов, причем насилия совершались над этими лицами от 15 до 20 раз. Хотя образовавшейся местной комиссией врачей для обследования и оказания помощи было обещано полное сохранение врачебной тайны, обратилось в комиссию за помощью не больше 300 лиц, большую часть которых составляют заболевшие венерическими болезнями или забеременевшие^{410}.

3. Ограблено все еврейское население Мозыря и уезда, исключая 5-6 семейств, которые балаховцы случайно приняли за христианские; причем грабили не только деньги или золото, серебро, драгоценности, но и белье, постельные принадлежности, одежду, посуду; у ремесленников и лиц медицинского персонала — инструменты; грабили всякую домашнюю рухлядь, которую если не забирали, то уничтожали. Во многих домах уничтожены печи, взломаны полы и потолки. В грабежах, равно как и в убийствах, принимали участие не только солдаты, но и «доблестные офицеры» в царских погонах до полковников включительно. Более «добросердечные» же применяли вместо убийства подвешивание (зарегистрировано 5 случаев). Общей участи не избегали учреждения Красного Креста и евреи-врачи, их обслуживающие. Советская больница (бывшая земская), существующая в Мозыре свыше 50 лет, окончательно разрушена, уничтожена аптека, часть медикаментов разграблена, другая часть медикаментов высыпана и вылита на пол, уничтожена прекрасно оборудованная лаборатория, медицинский персонал подвергался насилиям бандитов, которые, помимо денег и золота, требовали у них под угрозой расстрела кокаин, морфий, эфир и спирт. В одну из больниц, в которой находилось также около 40 больных балаховцев, ночью ворвались их вооруженные товарищи и, ограбив дежурившего врача-еврея, ударили его 3 раза ногами по животу, причем врач спасся только благодаря тому, что ему удалось выскочить в палату к больным. Многие крестьяне разделяли общую участь с евреями. В Лучицкой вол. у одних забирали лошадей, у других — свиней, овец, а у третьих — сапоги. В некоторых деревнях вывезены все подводы (дер. Хойники, Лучицкой вол.). Не пощадили «православные» балаховцы и церковь. В м. Лечицах[637] балаховский поп с вооруженными солдатами, под угрозой расстрела, заставили ночью церковного старосту под видом совершения богослужения открыть церковь и, войдя в алтарь, забрали лучшее облачение: крест, евангелие и др. церковную утварь, и, дав старосте 1000 руб., заставили его подписать расписку, что вещи эти им проданы. На другое утро, боясь восстания крестьян, возвратили вещи, кроме креста и платка, которые были утаены все же попом. Общая сумма убытков, причиненных балаховцами, исчисляется в сумме 10 млн руб. золотом. Острая нужда ощущается в белье, постельных принадлежностях, платье, одежде, обуви и мыле.

Верно: секретарь Информотдела.[638]

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 459. Л. 71. Черновик.

№ 250. Доклад уполномоченного ОЗЕ М.Л. Лифшица Минскому отделу ЕКОПО о положении в населенных пунктах в Мозырском уезде, пострадавших от набега отрядов С. Булак-Балаховича в ноябре 1920 г. Не позднее 18 января 1921 г.[639]

Мною были посещены в Мозырском уезде следующие пункты: Мозырь, Птичь, Житковичи, Туров, Петриков, Копаткевичи, Скрыгалов, кроме того, получены сведения о погромах в Лельчицах, еврейских колониях Черемня, Редьки и селе Городятичи Мозырского же уезда. По пути я остановился также в Калинковичах и еврейской колонии Ситня Речицкого уезда Гомельской губ.

Город Мозырь насчитывает до 13 тыс. жителей, из них евреев свыше 10 тыс. душ (около 2000 семейств). Цифры эти, впрочем, далеко не точны.

Узнав о приближении балаховцев, большая часть еврейской молодежи (особенно девушки) пешком ушли из Мозыря; очень многие, в том числе 12-15-летние девочки, ходили пешком до самого Гомеля (186 верст). Следует отметить, что местный ревком, по неизвестным мне соображениям, установил заставу на мосту через Припять, ведущем из Мозыря в Калинковичи, и никому без особого пропуска не было разрешено перейти через мост. Пешеходам пришлось ходить вдоль берега до м. Брагин.

Балаховцы вступили в Мозырь в среду вечером 10 ноября. Пробыли они в этом городе 10 дней. Погром начался тотчас по вступлении головного отряда армии в город и продолжался до 12 час. следующего дня. Однако и в течение последующих 9 дней грабежи, избиения и даже убийства продолжались как на окраинах города, так и в центре. Балаховцы, хорошо осведомленные об отступлении и направлении красноармейских частей, вступили в Мозырь сразу большой массой без предварительной разведки. Не разместившись еще по квартирам, солдаты вместе со своим начальством стали обходить еврейские дома, грабить, убивать и насиловать. В течение первой ночи своего пребывания в Мозыре балаховцы успели почти во всех без исключения еврейских домах обыскать чердаки, погреба, хлевы, лавки. Во многих домах вырывали доски полов, выламывали кирпичи из подпечников и т.п. В эту ночь было убито 18 чел., в течение остальных 9-ти дней было убито и умерло от ран еще 14 чел. Всего в Мозыре и непосредственно прилежащих окраинах города, Трипуны и Кимбры, убито было 32 чел. Число изнасилованных женщин точному учету не поддается. Некоторые обыватели полагают, что их было до 1500 и даже более; врачи, однако, считают цифру эту сильно преувеличенной. Доктора Офенгенде, Шапиро и Бабицкий находят, что в Мозыре было изнасиловано до 300 еврейских женщин. Среди изнасилованных, как и во всех других местах, есть девочки 12 лет, глубокие старухи, беременные на 9-м месяце и роженицы. Изнасилованные женщины, опасаясь огласки, избегают обращаться к местным врачам за медицинской помощью. После действия насильников беременность и венерические [заболевания] далеко еще не все успели обнаружиться. Многие из заболевших гонореей сами еще не знают об этом. В имущественном отношении пострадало поголовно все еврейское население, за исключением максимум десятка семейств. Почти все, что было запрятано и закопано населением, было отыскано и вырыто опытными руками ищеек. Одним из излюбленных способов балаховцев заставлять евреев выдавать, где спрятано имущество и деньги, было подвешивание. Начиная с избиения прикладами, всовывания револьверного дула в самую глотку, грабители кончали тем, что накидывали петлю на свою жертву и через секунду снимали ее с петли. Способ этот они применяли и к детям. Мозырское еврейское население до крайности разорено. Кроме денег и ценных вещей забрали почти все белье, одежду, обувь, которую снимали с ног даже у детей. Более громоздкое имущество, как подушки, перины, старая одежда, посуда, кухонная утварь, швейные машины и т.п., которые солдатам и офицерам не понадобились, забраны были подводчиками и стекавшимися из окрестных сел и деревень крестьянами и местными жителями-христианами.

На почве отсутствия белья и мыла и нужды в Мозыре свирепствуют эпидемические болезни. Медикаментов нет. Аптекарские магазины, аптеки, больницы разграблены. Награбленное имущество, кроме расхищенного местными и окрестными крестьянами, было вывезено при отступлении Балаховича его обозом на 150 подводах. Помощи мозырское население не получило до сих пор никакой. Пострадавшим предложено зарегистрироваться в особой комиссии, каждой семье, зарегистрировавшейся в комиссии, усобесом выдается денежное пособие в 5400 рублей. Комиссия эта еще не наладила своей работы; она не получила никакого кредита для организационных расходов и содержания штата, не имеет бумаги для делопроизводства и регистрационных карточек. Очень многие, простояв в очереди по целым дням и не добившись регистрационного номера, не записались на получение пособия. Во время моего пребывания в Мозыре 12-14 декабря комиссия временно прервала регистрацию погромленных. Кроме упомянутой денежной помощи собес получил из Минска для распределения между пострадавшими от погрома и семьям красноармейцам 20000 арш[ин] мануфактуры. В городе существуют два детских приюта: один еврейский, где содержится 65 детей в возрасте от 4 до 14 лет. Приют этот был открыт на средства Американского распределительного комитета во время оккупации поляками в прошлом году. Второй открыт недавно уезнаробразом на 45 детей, из коих еврейских — 38. В последнем игры и занятия ведутся исключительно на русском языке, для многих детей малопонятном. Из персонала обоих приютов только в первом, еврейском, одна учительница получила подготовку по дошкольному делу. Школы в Мозыре пока еще [не] функционируют. Еврейской секции при уезнаробразе не имеется. Намечены уздравом к открытию консультация на 300 детей и 300 матерей и ясли на 100 детей, но уздрав не имеет еще в своем распоряжении ни необходимых для этого продуктов, кроме разве хлеба и соли, ни капли молока, ни белья и оборудования.

Ст. Птичь Полесской ж.д. Здесь живет около 40 еврейских семейств и около 30 семейств русских. Балаховцы пробыли здесь 6 дней — 12-18 ноября, но грабили только один день. [Погром] в Птичи не носил такого ожесточенного характера, как в других местах, и прошел без человеческих жертв. Число изнасилованных женщин неизвестно, но во всяком случае не велико. Почти вся молодежь заблаговременно убежала в Гомель либо попряталась в лесах, живя во времянках, устроенных дезертирами, оставившими при Балаховиче свои убежища и вышедшими на свободу. Население Птичи незадолго до балаховцев было разорено поляками, причем последними было сожжено 3 дома. Балаховцами здесь забрано у евреев 22 коровы, 6 швейных машин, одежда, белье и т.п.

Беженцы из Птичи по дороге были настигнуты бандой дезертиров и ограблены. Среди изнасилованных в Птичи женщин есть девочка 12-ти лет, растленная тремя офицерами, нуждающаяся в специальном лечении, по-видимому, хирургическом. Врача в Птичи нет.

Село Житковичи в 1½ верстах от ст. Житковичи Полесской ж.д. В селе живет до 75 еврейских семейств. Балаховцы провели здесь всего несколько часов во время своего отступления. Действовали они второпях, преследуемые Красной армией, и поэтому разорение не носило столь опустошительного характера. Убит в селе один еврей-сапожник Ошер Зарецкий, 55 лет. Изнасиловано, по данным врача Берман-Рудяковой, 7 женщин. Одна из них, девушка 15 лет, была подвергнута до 30 раз изнасилованию. Несчастная девочка заболела и сейчас еще страдает мучительными болями. Врач считает положение ее крайне серьезным^{411}. В Житковичской вол. в деревнях Кольно, Рудня, Белеве, Ведчине разорены до полного обнищания 45 еврейских семейств. 4 семейства, бежавших из Ведчина, при приближении Балаховича были по дороге ограблены бандитами. Кроме Зарецкого в Житковичах похоронено еще 5 евреев из окрестных сел, из коих 3 старика.

В Житковичах во время безвластия была организована гражданская милиция. Балаховичу было доложено каким-то местным черносотенцем, что милиция разоружала отступавших вразброд солдат его армии, и им было приказано в течение получаса собрать всех местных евреев и расстрелять их из пулеметов. Только благодаря заступничеству и ходатайству местного священника приказ был отменен.

Следует отметить, что местное христианское население здесь в грабежах участия не принимало. Многие приняли на хранение еврейское имущество и укрывали у себя самих евреев. Грабили только пришлые подводчики. Станция Житковичи не пострадала: узнав о приближении Красной армии, балаховцы поспешно удалились на туровскую дорогу, минуя станцию. Сам Булак-Балахович здесь чуть не попал в плен.

Местечко Туров, в 28 верстах от ст. Житковичи, насчитывает до 4000 душ евреев. С Балаховичем и его армией туровчане познакомились еще летом, накануне отступления поляков. Тогда отряд его ничем особенным не выделялся, участвуя в грабежах наравне с поляками. Удалившись вместе с поляками, балаховцы снова появились здесь в октябре (исру-хагсукойс[640]) непосредственно по уходе оттуда Красной армии. Силы их здесь состояли из 3 полков — Партизанского, Псковского и Островского. Пробыли они в Турове 5 дней, после чего они, составляя авангард польской армии, пошли в дальнейшее наступление на Мозырь. Эти 5 дней были днями непрерывного грабежа, истязаний и насилий над женщинами^{412}. Сейчас по вступлению своему в местечко солдаты рассыпались по домам и начали грабить. Командный же состав потребовал к себе наиболее видных представителей и, подвергая их бесчеловечным истязаниям, стал требовать денег и драгоценностей. Высшие чины армии, требуя контрибуции под угрозой поголовного истребления еврейского населения, заявляли при этом, что в м. Камень-Каширске Гродненской губ.[641] убито было ими 628 чел. Некоторые из них, впрочем, утверждали, что там было убито всего лишь 400 чел. евреев. Само собой, что представители местечка отдали все, что у них было, и, кроме того, собирали выкуп у всех более или менее зажиточных граждан. Контрибуция, однако, нисколько не смягчила ужасов погрома. В течение упомянутых 5 дней было убито в самом местечке 6 чел., а именно:

Рафаил Гительман, 80 лет; Бор Залманович Гительман, 70 лет, и его жена приблизительно такого же возраста; Алтер Баазович Шнайдман, арендовавший рыбную ловлю в озерах, 25 лет, единственный сын и кормилец стариков-родителей, умерших с горя через несколько дней после него; Моисей Невахович Гольдман, 50 лет и его сын Герш, привезенные балаховцами из дер. Толмачево (10 верст от Турова) и убитые ими здесь в местечке. Изнасиловано до 60 женщин, в том числе старуха 80 лет. Как в Мозыре и других пунктах, балаховцы, обшарив местечко, все жилые и нежилые помещения, рылись под крыльцами, в сортирах, разбрасывали даже навоз из хлевов и забирали решительно все, что находили. То, что оказывалось неподходящим для себя, они предоставляли подводчикам и местным крестьянам. Кроме одежды, обуви, белья, денег, серебряных и золотых вещей, посуды, подушек, инструментов и пр. у евреев забрано около 200 коров. Во многих домах поломана мебель, выбиты окна, забраны вьюшки из печей. Два дома приведены в полную негодность: выбиты рамы, двери и прочее. В местечке распространяется тиф сыпной и другие эпидемии. Кроме упомянутых 6 жертв, павших в местечке и ближайших деревнях, балаховцами убито еще 11 чел., а именно:

В д. Коротичи (15 верст от Турова) Бендета Шлеппентоха, 65 лет, и трое детей Гирша Фридмана в возрасте 3-7 лет.

В д. Лутки (10 верст от Турова) старуха Чечик.

В д. Ричеве[642] (6 верст от Турова) Меер Чечик, 80 лет.

В д. Озеряны (10 верст от Турова) Лейба Лельчук, 60 лет, и еще один еврей, фамилию и возраст которого мне не удалось восстановить.

В д. Слепцах (в 8 верстах от Турова) девушка 19 лет.

В д. Борха — Ерахмиель Клугерман, 70 лет.

В более отдаленных от Турова деревнях было убито еще 23 чел.

В то же время поляки, штаб коих находился в д. Клунине[643], в 30 верстах от Турова, убивали решительно всех попадавшихся им по дороге беженцев: всего в октябре ими было убито в Клупине 31 чел., из коих один старик 80 лет. Всего в Турове похоронено 71 жертва.

Вслед за балаховцами в Туров пришли поляки, которые пробыли здесь до конца ноября, вели они себя, в общем, довольно спокойно. Крупных грабежей и насилий не было. При них местечко получило от пинского Распределительного комитета 25 мужских и 25 дамских пальто, 20 [пудов] пшеничной муки, 2 пуда постного масла, 5 пудов фасоли, 200 коробок конденсированного[644] молока, 112 кусков мыла и 30 тыс. польских марок. Из этой суммы 18 тыс. марок было израсходовано на доставку отпущенных комитетом предметов, на доставку и похороны трупов. Местечком было потрачено, кроме того, еще около 75 тыс. марок. Можно сказать, что на это дело жители отдавали решительно последние остатки.

Во время своего отступления в ноябре главные силы балаховцев также прошли через Туров, но уже почти не грабили, что объясняется отсутствием в местечке польского коменданта. Из Турова балаховцы ушли вместе с поляками. В настоящее время Туров не получает никакой помощи, если не считать открываемую отделом продовольствия столовую на 200 чел. По моему ходатайству заведующий отделом согласился допустить в столовую комиссию по соблюдению кошерного приготовления обедов. По сведениям местных жителей, подтверждаемых и ревкомом, в деревнях Туровской вол. разгромлено еще свыше 300 еврейских семейств. В Турове были сделаны снимки с трупов убитых и других следов октябрьского пребывания армии Балаховича в местечке, но вернувшиеся туда в ноябре балаховцы, узнав об этом, под угрозой казни затребовали у фотографа негативы и уничтожили их.

Местечко Петриков, 8 верст от ст. Муляровка Полесской ж.д.

В местечке числится до 400 еврейских семейств (около 2300 душ) и вдвое более христиан. Евреи были застигнуты балаховцами врасплох. 3 ноября из местечка выехал ревком, совершенно не предупредив еврейское население о грозящей ему опасности, а 4-го в 10 час. утра в местечке появился конный разъезд — отряд балаховцев человек в 40-50. Группа молодежи, убежавшая в тот же момент из местечка, была обогнана офицером, предложившим молодым людям вернуться домой, уверяя, что никаких беспорядков и буйств допущено не будет. Грабежи и буйства начались, однако, уже в тот же день. Офицерами отряда было предложено собрать к 12 час. следующего дня 100 тыс. рублей царских денег. Сумма эта была внесена к сроку, тем не менее погром не прекратился, а наоборот, шел крещендо. 6 ноября командный состав отряда потребовал еще 250 тыс. рублей (царских), которые также были внесены, но ужасы погрома от этого не были смягчены. Так, 7-го числа конный отряд вместе с подоспевшими в этот день пешими силами подожгли деревянные лавки — [числом] 12, пожар охватил и ряд каменных лавок, на которых сгорели крыши. Во время пожара обнаружилось, что под железными крышами было спрятано много товаров, что дало нить к новым и весьма успешным поискам во всех зданиях, крытых железом. В общем, балаховцы провели в Петрикове 16 дней (4-19 ноября), но погром продолжался всего лишь 5 дней (4-8 [ноября]), с 8-го числа грабеж стал затихать, по крайней мере, убийства совершенно прекратились. Надо, впрочем, заметить, что в течение первых пяти дней местечко было настолько опустошено, что уже дальнейший грабеж дал бы довольно мало. За эти 5 дней было убито 11 чел., а именно:

Яков Рувимович Зарецкий, лавочник 55 лет. Угрожая расстрелом, его заставили отдать все имевшиеся у него деньги и ценные вещи, <затем избили находившихся во флигеле в его дворе дочь и сестру, потерявшую от побоев зрение в правом глазу. Выходя из флигеля, бандиты встретили во дворе Зарецкого и ударом топора убили его.

Вигдор, 70 лет, живший на иждивении своих детей, убит, защищая честь своей внучки.

Михель Рейнгольд, 60 лет, пленик[645]. Повешен за отказ в выдаче денег, которых у него и не было.

Нохим Золотовский, 45 лет, кондитер, при таких же обстоятельствах.

Цивья Зискинд, 65 лет, жена меламеда. Застрелена без всяких поводов.

Два неизвестных молодых еврея из Турова, зашедших в квартиру некоего Цфасмана. Цфасман этот обещал было нескольким офицерам доставить золотых колец, но обещания не сдержал и куда-то скрылся. Возмущенные его обманом, офицеры явились к нему на квартиру и, застигнув там двух молодых туровских евреев, застрелили их.

Бенцион Овсеевич Голубицкий, 65 лет, содержатель гостиницы, защищая честь своей дочери, был тяжело ранен и через несколько дней скончался. При таких обстоятельствах был ранен некий Гарбер, 18 лет, заступившийся за свою сестру.

Иосиф Аронович Романовский, 25 лет, при неизвестных обстоятельствах.

Фейга Муравьева, 20 лет, портниха, застигнутая балаховцами вместе с 10-12 другими женщинами; она заявила приставшим к ней бандитам, что даст себя скорей убить, чем обесчестить. Девушка была тут же убита из револьвера, после чего балаховцы удалились, не подвергая остальных женщин насилию.

В Петрикове же повешен неизвестно по какой причине еврей-балаховец. Один утверждает, что за протест против погромов, другие, что по обвинению и подпольничеству[646]>[647].

Кроме того, в Петрикове же похоронены 34 жертвы из окрестных деревень, а именно:

9 чел. из д. Турок убиты в лесу, где искали себе спасение: 5 молодых мужчин, 1 женщина и 3 детей, из них один грудной ребенок, замерший на груди своей матери.

14 чел. (2 семьи вместе с детьми) в д. Мелидовичи.

5 чел. (4 мужчины и 1 женщина) в д. Смедин.

6 чел. из д. Шестовичи.

Число изнасилованных учету не поддается, обращалось до сих пор за медицинской помощью 40 женщин (30 забеременевшим сделали аборты, 10 лечатся от венерических заболеваний)^{413}. Сравнительно большое число обратившихся за помощью женщин объясняется не тем, что здесь число насилий было относительно больше, чем в других пунктах, а скорее тем, что в Петрикове работают два врача, пользующихся особым доверием населения: Б.Е. Рапопорт и М.А. Крутковский^{414}. О докторе Крутковском, христианине, и его истинно героическом поведении во время погрома я расскажу ниже. В материальном отношении Петриков пострадал, пожалуй, еще больше, чем Туров. Здесь, кроме балаховцев, грабили многие из местного русского населения и из окрестных деревень, особенно из с. Макаричи Петриковской вол. и д. Турке Лясковичской вол. Мозырского уезда. Забраны почти все коровы и лошади, у портных, сапожников, столяров, парикмахеров и прочих ремесленников — инструменты. В местечке нет белья, одежды, обуви; посуды, кухонной утвари. Лишь очень немногим счастливцам удалось упросить соседей-христиан скрыть у себя хоть часть имущества. Некоторые из последних, уличенные в укрывательстве еврейского добра, за это поплатились, так как у них вместе с чужими были «конфискованы» и их собственные вещи. Этим обстоятельством воспользовались и другие русские: запрятав у себя или у знакомых отданные им на хранение вещи, они их не возвращают хозяевам под предлогом такой же «конфискации». Явление это характерно, впрочем, не для одного лишь Петрикова.

Местечко Копаткевичи в 18 верстах от ст. Птичь. В прошлом году в местечке числилось до 240 семей, но в настоящее время число их значительно меньше^{415}. Свирепствовавшая здесь с весны эпидемия сыпного тифа унесла 153 жизни. В местечке имеется свыше 60 семейств без отцов. В связи с этим и целым рядом других обстоятельств (пожар в 1915 г., прекращение лесной промышленности, условия прифронтовой жизни в течение почти года) материальное положение еврейского населения крайне тяжелое. Балаховцы в количестве 400-500 чел. прошли здесь 12 ноября, остановились в местечке всего на 2-3 час., но за это короткое время они успели разорить местечко. Командному составу было внесено представителями местечка ½ миллиона (в царской валюте) денег и золотых монет; солдаты самостоятельно грабили, забирая деньги, белье, одежду и прочие портативные вещи.

Проходя через д. Слободку, в 2 верстах от Копаткевичей, балаховцы созывали крестьян и разбрасывали им деньги и вещи.

В местечке случаев убийств не было, но из беженцев Копаткевичей по дороге было убито 12 чел., именно:

Спися Журавель, 55 лет, лавочница, с двумя дочерьми, 25 и 13 лет.

Меер Турецкий, 60 лет, шапочник.

Вольф Горовой, 35 лет, торговец, и его жена, 30 лет.

Гирш Черток, 45 лет, заготовщик; оставил жену и 9 чел. детей без [средств] к жизни, инструменты его забраны.

Юда Пороховник, 45 лет, приказчик, оставил жену и 5 чел. детей.

Арон Оффенгенден, 26 лет; оставил жену и старуху мать.

2 брата Айзенштадт из м. Ленин, 23 и 25 лет.

Пороховник и Оффенгенден были убиты в с. Колки, где они были обнаружены балаховцами во главе с самим «батькой» Балаховичем. Их вывели из целой группы беженцев в 76 чел. Из остальных 73 чел.[648] женщины были изнасилованы^{416}, а мужчины все были ограблены, раздеты, разуты донага. В Копаткевичах солдаты, вымогая деньги у 70-летнего Саула Духанова, три раза подвешивали его.

Врача в местечке нет уже 1½ года, есть запущенная еврейская больница, ныне не функционирующая. Ощущается острая нужда в медикаментах. Кроме перечисленных выше жертв, в Копаткевичах похоронено еще 32 чел. в возрасте от 14 до 60 лет из соседних деревень (29 мужчин и 3 женщины).

Тяжелое положение местечка усугубляется тем, что население должно ежедневно давать 40 чел. на работу по восстановлению сожженного поляками моста. От работы не освобождаются и ремесленники, большая часть коих, впрочем, своим ремеслом не занимается — частью за отсутствием работы, частью ввиду отсутствия инструментов. По уходу Балаховича в местечко явились два неизвестных бандита и, созвав сход местных христиан, вынесли постановление об истреблении всех евреев. Подоспевшими красноармейцами один из бандитов был убит, другой скрылся.

Местечко Скрыгалов — 12 верст от ст. Птичь, 33 версты от Мозыря. Около 90 еврейских домов, 150 семейств, 800 душ.

В ряде обследованных мною пунктов Мозырского уезда местечко это наиболее тяжело пострадало: оно в этом отношении уступает разве только местечку Хойники Речицкого уезда, наполовину уничтоженному, где человеческих жертв, говорят, свыше 100. В Скрыгалове балаховцы пробыли 14 дней, в продолжении которых они не прекращали грабить, насиловать, избивать. Жертв здесь было всего 8^{417}, что объясняется отчасти тем, что большая часть еврейского населения оставили местечко незадолго до прихода бандитов. Убиты:

Мордух Шклярман, 60 лет, бывший сапожник, больной старик, содержавшийся у родственников;

Абрам Гутман, 50 лет, оставил жену и 3 детей;

Бер Гутман, 35 лет, торговец, оставил жену и ребенка, дом его сожжен, имущество частью разграблено, частью сгорело;

Моисей Фридман, 40 лет, и 2 взрослых сына — все портные; остались жена и 3 малолетних детей, имущество и машина уничтожены:

Итка Долинский, 35 лет, сапожник, остались жена и 2 детей;

Меламед, 25 лет.

Среди изнасилованных женщин (около 30-40) есть девочка 12 лет и старуха лет под 70.

Разграблены дотла решительно все еврейские дома. Большинство еврейского населения спит на соломе, укрываясь рогожами, старым хламом. Сожжено два дома, приведены в нежилое состояние около 20 домов. Редко в каком доме осталась какая-нибудь посуда, хотя бы старая. Кроме того, забрано 120 коров, 3 лошади, телеги, 15 швейных машин и прочие инструменты у всех почти без исключения других ремесленников. Бедственное состояние местечка не поддается никакому описанию. Помощь нужна немедленная и всесторонняя.

В окрестностях Скрыгалова убито еще 8 чел.: 6 мужчин, 1 женщина и ее двухлетняя дочь.

О других пунктах, лично мною не посещенных, мною собраны следующие данные.

Местечко Лельчицы в 50 верстах от Петрикова. 75 еврейских семейств^{418}, из которых многие занимались земледелием; картина та же, что и в Скрыгалове. Убит один Соломон Закс, 25 лет.

Колония Редьки в 8 верстах от Мозыря. 30 еврейских дворов и 4 русских. Еврейских семейств 35, из коих приблизительно половина занималась земледелием и огородничеством. Из 30 еврейских домов 26 приведены в нежилое состояние. Забран весь скот — 45 коров и 8 лошадей, что делает дальнейшую обработку земли совершенно невозможной, так как песчаная почва без удобрения не дает никакого урожая. Забраны все плуги, соломорезки — 3 и прочий инвентарь. Убиты 3 мужчины 78, 55 и 26 лет. В колонии осталось теперь всего 5-6 семейств^{419}.

Колония Черемышня, 12 верст от Мозыря. 8 еврейских дворов, 15 семейств, исключительно еврейских. Население занималось почти исключительно земледелием и молочным хозяйством. Из 8 лошадей забрано 6, коров осталось 15, было раньше свыше 50, часть забрали поляки, часть — балаховцы. Забрано все продовольствие, сено, одежда и пр. Нечем будет удобрять и обсеменить поля.

Убитых двое: старик около 100 лет и молодой человек 22 лет, председатель сельского совета. Убит он при следующих обстоятельствах: у него потребовали сено, он ответил, что немедленно соберет и доставит. Ему приказали дать сено «сию же секунду», иначе он будет расстрелян. Молодой человек разгорячился, повернулся к насильникам, выставил грудь, сказав: «Стреляйте, лучше смерть, чем [такая] жизнь». Выстрелом из ружья он был убит на месте.

100-летний же старик был убит ударом приклада по голове. Сын, 73[-летний] старик, был недорезан шашкою, но вполне выздоровел.

По поводу положений этих двух колоний я обратился с ходатайством к заведующему уземотделом в Мозыре, но получил ответ, что в настоящее время отдел не имеет никаких ресурсов для помощи им.

Большие и Малые Городятичи Комаровичской вол., в 40 верстах от Копаткевичей. Из живших здесь 84 евреев убиты 72 чел., в том числе даже грудные дети. Похоронены они в братской могиле в м. Глуск Бобруйского уезда. Спаслись бегством всего 4, из них девочка 7-8 лет, дочь убитого Боруха Журавель. Остальные 8 случайно отсутствовали в деревне. Девочка присутствовала во время этого истребления еврейского населения, в том числе и ее родителей, и сама подлежала той же участи. Каким-то образом ей удалось спастись. Пробираясь по лесам и болотам около 40 верст, она добралась до д. Лясковичи Бобруйского уезда. От потрясения и усталости она две недели не могла говорить. Ныне она находится в м. Глуске. Особый отдел одной из армий пользуется ее показаниями для обнаружения убийц. Убийство это совершено исключительно местными крестьянами. Следует отметить, что отношения между евреями и крестьянами здесь всегда существовали вполне добрососедские.

Около Городятичей в с. Бибичках^{420} также местным населением утоплено 8 евреев.

В д. Косейске, 20 верст от Копаткевичей, отрядом балаховцев истреблено все еврейское население — 11 чел.^{421}

Общее число жертв в советской части Мозырского уезда пока еще трудно учесть. Полагают, что оно не менее 600. Число ограбленных семейств достигает 6000 (30 тыс. душ)^{422}. Почти не пострадали в Мозырском уезде м. Ельск, Ледневичи, Скородня, Наровль. Балаховцы через эти местечки прошли, но ограничились сравнительно мелкими поборами. В Ельске они вовсе не грабили, но взяли в заложники местного раввина и увезли его с собою. Благодаря ходатайствам местного священника и фельдшера, внесшего в выкуп за раввина свои золотые часы, последний был отпущен.

Передают, что в м. Плотницы они бросили в кипящий котел двух евреев. Проверить этот слух мне не удалось.

В Речицком уезде, обслуживаемом Гомелем, особенно тяжело пострадало м. Хойники. Точное число убитых мне не известно. Передают, что их 108.

Лично мною прежде посещены 2 пункта: м. Калинковичи и колония Ситня.

В м. Калинковичах убито 16 чел., из них только 3 молодых. Материально пострадавших зарегистрировано местной комиссией 3849 чел., из коих 700 чел., в том числе и дети, находятся в крайней нужде^{423}. Кроме домашнего имущества, забрано 80 коров, 20 лошадей, 5 швейных машин и др. инструменты. Гомельским губэвакомом населению оказывается некоторая помощь, весьма, впрочем, незначительная. Собраны пожертвования продовольствием и вещами в Речице, Брагине, Паричах, Щедрине и др. городах. Есть врач и больница.

Колония Ситня Дудичской вол., 6 верст от станции м. Калинковичи. Население исключительное еврейское, до 40 дворов, 65 семейств, свыше 300 душ. Занимались земледелием и молочным хозяйством. Убито здесь: 2 женщины 40 лет и 7 мужчин в возрасте 70, 65, 55, 38, 37, 29 и 25 лет. Двое тяжело ранены и до сего времени серьезно больны. Разграблено положительно все имущество, инвентарь, продовольствие и сено. 6 домов приведены в полную негодность. Забрано было около 75 коров, но 18 коров вернулось домой обратно: в селе осталось всего 18 коров.

Забрали также 10 лошадей, осталось 5. Перебита вся домашняя птица: около 250-300 штук.

Население положительно умирает с голоду.

Несколько менее пострадала колония Антоновка той же волости, в 7 верстах от Калинковичей — там 15 дворов. Более подробных сведений я не получил.

В м. Юревичи Речицкого уезда балаховцы убили 6 чел., но грабежу местечко почти не подверглось благодаря энергичному заступничеству христианского населения. Еврейским и христианским населением был внесен крупный выкуп. Сведений о других пунктах Речицкого уезда я не получил.

Много жертв похоронено в м. Озаричах Бобруйского уезда: [из] д. Хвойны Мозырского уезда 6 чел. — 3 мужчин и 3 женщин и из др. деревень.

Резолюция: Оригинал Информац[ионному] отделу. Копия [...][649]. Подпись[650]. 18.01».

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 53-55, 57-59. Копия. Там же. Д. 459. Л. 39-52. Копия.

№ 251. Из постановления военного трибунала Западного фронта^{424} по делу о погроме 25 ноября 1920 г. в д. Большие Городятичи Мозырского уезда Минской губ. 30 января 1921 г.

1921 г. января 30-го дня следственная комиссия трибунала военного Западного фронта, в составе председателя Ковалева И.М., членов: Изволенского В.М. и Коновалова К.Е., рассмотрев дело о еврейском погроме в д. Большие Городятичи Комаровичской вол. Мозырского уезда Минской губ. и контрреволюционной деятельности крестьян указанной деревни, нашла: 1920 г. декабря 10-го дня начальнику полевой группы Особого отделения при 48-й дивизии^{425} поступило заявление граждан д. Большие Городятичи Комаровичской вол. Михаила Боруховича Муравьева и Шолома и Эстер Эпштейн о том, что после полудня 25 ноября прошлого 1920 г. в д. Большие Городятичи вошли 5 вооруженных незнакомых бандитов и совместно с присоединившимися к ним дезертирами д. Большие Городятичи под руководством крестьянина из хутора Замостье под кличкой «бледноглазый» Филиппа Пенкевского, под предлогом схода, согнали жителей еврейской национальности, живущих в указанной деревне, в одно место и расстреляли 64 чел., а имущество разграбили; и [поступила] просьба о задержании преступников, совершивших погром, и о розыске имущества.

На произведенном по сему делу дознании следователем Особого отдела при 48-й дивизии и следствии Комиссии трибунала Западного фронта выяснилось следующее: после оккупации Красной армией Мозырского уезда Минской губ. и организации в нем Советской власти осенью 1920 г. часть населения Большие Городятичи призывного возраста в начале объявленной мобилизации явилась в уездный комиссариат для зачисления их на военную службу; оставшиеся дома, игнорируя приказ о мобилизации, не явились в надлежащее учреждение и продолжали дезертирствовать. Призванные граждане упомянутой деревни, будучи разосланы в разные части войск, вскоре дезертировали и явились на родину, где жили открыто и только при появлении отрядов Красной армии скрывались по лесам. По показанию свидетелей Григория Семеновича, Василия Антонова Мигуна и Степана Платонова Талыки, в д. Большие Городятичи насчитывалось около 35-40 дезертиров.

В начале организации Советской власти в Комаровичской вол. дезертиры д. Большие Городятичи: Иван Герасимов Талыко, Карп Александров Дойняк, Дорофей Федоров Макаров, Никон Федосеев Новик, Михаил Андреев Тишко, Иосиф Миранович, Лазарь Новик, Фома Саввич Татыко, Иван Изотович Семенович, Григорий Иванович Мигун, Михаил Федорович Семенович, Мойсей Васильев Проневич, Федосий Владимирович Просович, Андрей Саввич Талыко, Анастасий Павлович Бибич, Фома Максимов Дубко, Артемий Николаев Мигун, Даниил Куприянов Ахромейко, Григорий Никитич Мигун, Сергей Игнатьевич Герцманович, Денис Корнеевич Дудик, Константин Емельянов Сливец, Самсон Васильев Силицкий, Петр Иванович Герцманович, Григорий Шевчек, Яков Тишко, Иван Иосифович Семенович, Никита Синицкий, Степан Станиславович Слинец, Макар Дмитриев Мигун, Николай Макаров Мигун, Григорий Васильевич Макаров, Федор Григорьевич Проневич, Исаак Никитич Мигун держали себя пассивно по отношению к власти и населению; но затем, когда польский фронт начал приближаться к Комаровичской вол. после отступления [Красной армии] из-под Варшавы и вынужденный этим ревком оставил на некоторое время волость, поименованные дезертиры стали не подчиняться местному деревенскому совету, и отдельные личности по его адресу высказывали угрозы. После наступившего перемирия на фронте по заявлению председателя деревенского Городятичcкого совета Даниила Саввича Макарова в одну из воинских частей в деревню был выслан отряд по борьбе с дезертирством и по указанию совета произвел конфискацию имущества дезертиров, вызвав недовольство и озлобление у последних^{426}.

После появления на польском фронте в районе Мозырского уезда банд Балаховича около 4 или 5 ноября прошлого года в Экономическом лесу по инициативе и ближайшем участии дезертиров Ивана Герасимова Талыки, Карпа Александрова Дойняк, Дорофея Федоровича Макарова, Никона Федосеевича Новика, Михаила Андреева Тишко, братьев Веринских, Иосифа Мирановича, Лазаря Новика и Фомы Саввича Талыки было созвано собрание дезертиров Большие Городятичи и прилегающих хуторов, на котором участвовали, кроме инициаторов собрания, Григорий Мигун, Михаил Федоров Семенович, Мойсей Васильев Проневич, Федосий Владимиров Проневич, Андрей Саввич Талыко, Афанасий Павлов Бубич, Фома Максимов Дубко, Артем Николаев Мигун, Даниил Куприянов Ахромейко, Григорий Николаев Мигун, Григорий Никитич Мигун, Сергей Игнатьев Герцманович, Денис Корнеевич Дудик, Константин Емельянов Слинец, Самсон Васильев Синицкий, Петр Иванович Герцманович, Григорий Шевчик, Яков Тишко, Иван Иосифович Семенович, Никита Синицкий, Степан Станиславов Сливец, Иван Изотов Семенович, где обсуждались вопросы по предложению лиц, созвавших собрание, о подчинении рядовых дезертиров инициаторам собрания Ивану Герасимову Талыко, Карпу Александрову Дойняк, Дорофею Федотову Макарову, Никону Федосееву Новику, Михаилу Андрееву Тишко, братьям Веринским, Иосифу Мирановичу, Лазарю Новику и Фоме Саввичу Талыко, об отказе служить в Красной армии и об организации вооруженного противодействия Советской власти, причем в результате прений вопросы вотировались и были приняты. Оружие предлагалось достать в д. Белев Жуковичской вол.

После состоявшейся организации банды и [в] связи с продвижением отряда Балаховича к д. Большие Городятичи, дезертиры приступили к более активным действиям. Недели [за] две до погрома, числа 11 ноября прошлого года, дезертиры Иван Герасимов Талыко, Дорофей Федоров Макаров, Афанасий Павлович Бибич, Марк Куприев Ахромейко, Даниил Куприев Ахромейко, Савва Герасимов Талыко, Самсон Васильев Синицкий, Фома Талыко и Иосиф Миранович пришли на квартиру к сестре гр-ке Шухман Сарре Хаимовне и ограбили ее, похитив белье, сапоги и 500 руб. николаевских денег.

Кроме того, в период времени между собранием дезертиров в лесу [и] погромами евреев в д. Большие Городятичи дезертиры Иосиф Миранович, Андрей Савва Талыко явились на квартиру к отцу свидетеля Исаака Борухова Муравьева и потребовали выдать 3000 руб. николаевских денег, угрожая в противном случае расправой. Отец Исаака Борухова Муравьева, боясь мести дезертиров, собрал несколько денег и передал им, а Миранович и Талыко, не удовольствовавшись деньгами, забрали много разных вещей и скрылись. О совершенном грабеже потерпевшими председателю деревенского совета Даниилу Макарову заявлено не было.

Придвигавшиеся отряды Балаховича в место расположения Комаровичской вол. и далее кд. Большие Городятичи давали повод дезертирам, вследствие отсутствия связи с волостью и уездом, продолжать открыто свою преступную деятельность, ввиду чего дней за пять до погрома дезертиры собрали граждан своей деревни и потребовали у них возвращения скота, взамен конфискованного отрядом по борьбе с дезертирством, заявляя, что они Советскую власть не признают и в Красной армии служить не будут, но крестьяне в предъявленном требовании дезертирам отказали. У председателя деревенского совета Даниила Макарова дезертирами были отобраны лошадь и две овцы, а у члена совета Прокофия Новика забрали одну лошадь и корову за то, что Макаров и Новик по долгу службы указывали отряду по борьбе с дезертирством принадлежащие дезертирам хозяйства для конфискации скота, ввиду их уклонения от военной службы.

В это время состав революционного комитета в Комаровичской вол. выехал, вследствие чего деревенский совет не имел возможности бороться с незаконными действиями дезертиров.

Учитывая создавшуюся обстановку и безответственность за свои действия, дезертиры д. Большие Городятичи в день погрома — по инициативе банды Филиппа Пенковского, приехавших с ним балаховцев и в силу установившейся дисциплины между ними — приняли активное участие в организации погрома, убийстве и грабеже имущества гр-н еврейской национальности. 25 ноября, незадолго до захода солнца, часов пяти-шести, в д. Большие Городятичи на двух подводах приехал бандит Филипп Пенковский в сопровождении 5-7 солдат, одетых в черные шинели, на головах — черные папахи, у некоторых с кокардами (кокарды круглые, похожие на кондукторские или какие носили раньше стражники).

Прибывшие солдаты, совершенно незнакомые гражданам д. Большие Городятичи, о чем единогласно показывают свидетели, как русской, так и еврейской национальности, и на шинелях имели погоны из сукна — все они были вооружены винтовками. Принимая во внимание однообразие обмундирования у прибывших солдат, наличие внешних отличительных знаков, кокарды и погоны, между прочим и то обстоятельство, что все они были вооружены винтовками и являлись незнакомцами в д. Большие Городятичи, имеется сильное основание предполагать, что это были солдаты из отряда Балаховича, бывших в это время в 10 верстах от д. Большие Городятичи, и детали указывают, что это были балаховцы.

Прибывшие, оставив подводы во дворе Константина Проневича, действуя при помощи присоединившихся к ним главарей дезертиров д. Большие Городятичи Лазаря Новика, Иосифа Мироновича и Фомы Талыки, через них передавали дезертирам приказание оцепить деревню на случай появления большевиков, чтобы не пропускать евреев из деревни; после чего дезертиры устроили оцепление кругом деревни, причем на постах стояли дезертиры Семенович Иван Изотович, Талыко Андрей Саввич, Макаров Дорофей Федорович, Шубко Фома Максимович, Мигун Иван Григорьевич, Иван Григорьевич Новик, Николай Феод.[651], Герцманович Петр Иванович.

Вслед за этим приехавшие из банд[ы] Пенковский совместно с дезертирами стали собирать евреев под предлогом схода в находящийся посредине дер[евни] дом еврея Айзика Брискмана, для чего обходили еврейские дома и выгоняли их на сход вместе с женами и малолетними детьми. Если кто не шел, предчувствуя в этом недоброе, того выгоняли силой и доставляли в дом Айзика Брискмана, издеваясь и избивая по дороге тем, что попадало под руки: поленом, палкой или жердью, а одного даже запрягли в повозку и гнали нагайкой. На улице раздавались крики: «Кто прячет еврея, того убьем», — и крестьяне не давали скрываться у себя на дворах и в хатах искавших спасения у своих знакомых евреям. Свидетельскими показаниями изобличаются |в том], что доставляли евреев на сход Талыко Иван Герасимович, Кисель Иван Николаевич, Талыко Андрей Саввич, Талыко Герман Федосеевич, Ахромейко Ф., Дудик М., Ахромейко Андрей.

[У] собранных в доме Айзика Брискмана евреев стали требовать золота и николаевские деньги или указать место, где хранятся драгоценности, после чего начали выводить по одному из хаты в сарай и убивали некоторых выстрелами из винтовок, но большинство убито холодным оружием, как видно из акта осмотра трупов убитых. Таким способом были перебиты мужчины, трупы которых свидетели видели в сарае; женщины и дети, как видно из свидетельских показаний и актов осмотра трупов убитых, надо полагать, были выгнаны на двор, где их с оставшимися еще в живых мужчинами избивали палками или били каким-то тупым холодным оружием по голове, что возможно установить с того обстоятельства, что у большинства трупов черепа оказались разбитыми и лица изуродованными, лишь у одной из убитых женщин обнаружена огнестрельная рана. Дети же, по-видимому, избивались ударами головой о стены сарая, где остались следы мозгов и крови. Убито всего 66 чел., из них 25 мужчин, 25 женщин, остальные же были дети разных возрастов, начиная с 6 месяцев^{427}.

После этого трупы убитых раздели и оставили на месте убийства, но среди убитых остались также и несколько человек тяжело раненых, которые еще стонали тихим бессильным голосом.

Имея инициаторами убийства евреев Филиппа Пенковского и балаховцев, организовали избиение дезертиры д. Большие Городятичи Тишко Михаил Андеевич, Рутковский Антон Осментович, братья Веринские, Миранович Иосиф, Новик Лазарь, Талыко Фома Саввич. Непосредственными исполнителями и участниками убийства евреев явились граждане д. Большие Городятичи Семенович Иван Изотович, Бубич Михаил Федосеевич, Бубич Федор Федосеевич, Тишко Николай Андреевич, Кисель Иван Никифорович, Ахромейко Куприян Петрович, Талыко Андрей Саввич, Макаров Дорофей Федорович, Бубич Афанасий Павлович, Мигун Иван Григорьевич, Новик Никон Федосеевич, Талыко Герасим Федосеевич, Ахромейко Даниил Куприянович, Талыко Савва Герасимович, Кособуцкая Александра Саввовна и Кисель Филипп Ефимович [...][652].

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 88-90. Копия.

№ 252. Запись рассказа пострадавшего Э. Лифшица представителем Белорусской комиссии Евобщесткома о нападении банды 26 ноября 1920 г. на д. Убибачки Бобруйского уезда Минской губ. 23 июня 1921 г.[653]

Показания пострадавшего от нападения банд дезертиров и бандитов, предводительствуемых балаховцами, жителя д. Убыбатьки[654] Комаровичской вол. Бобруйского уезда Э. Лифшица.

В пятницу 26 ноября с.г. в 2 час. дня ко мне в дом, который стоит на краю деревни, явилась банда. Прибыла она из дороги, ведущей из д. Городятичи. Количество этой шайки состояло из 30 чел., из которых 3 были вооружены огнестрельным оружием, а остальные состояли исключительно из жителей д. Большие Городятичи, [которые] были вооружены топорами и дубинами^{428}. Явившись в мой дом, они потребовали под угрозой смерти от меня денег в количестве 30 тыс. рублей «николаевских». Я им отдал все имеющиеся у меня деньги до 8000 руб. Эти деньги были в последствие разделены ими в доме сельского председателя. Получив деньги, они приступили к грабежу, все, что им попадалось в руки, либо увезено [с] собой, либо отдано местным крестьянам или сломано и разбито вдребезги. В этом грабеже участвовало 10 чел., а остальные разбрелись по деревне к остальным евреям. Ограбив достаточно последних, они пригнали всех евреев к моему дому и вызвали оттуда меня с семейством. Нас собралось 40 чел. Двое вооруженных, которых шайка называла балаховцами, приказали нам идти к реке. Не доходя [до] реки, один старик Сроель Берко, замедливший следовать за нами, был застрелен. Из нас остальных сняли обувь и верхнюю одежду, погнали в реку с целью потопить нас. Так как река была слишком мелка для этого, нам было приказано искать яму в реке. К счастью, таковых не нашли. Но один из нас, Тевель Лифшиц, был расстрелян, находясь в реке. Нас таким образом продержали в реке до вечера, и банда отправилась обратно. Обнаружилось также, что когда они шли в нашу деревню, они встретили Элю Рейхлина, и его также расстреляли, сняв с него одежду. Выходя из реки, мы шли кто куда знал. Теперь обнаружилась и судьба 13 чел., которые спаслись от смерти в воде. Они зашли в хутор Опин Заболоцкой вол. Бобруйского уезда, надеясь найти там свой приют. Но участь и там их не щадила. Через два дня, в понедельник 29 ноября, опять явилась эта свора, и все они были расстреляны^{429}.

Что касается соседней д. Больших Городятичей, то мне известно со слов очевидца не пострадавшего, выбито и вырезано поголовно этой же бандой все еврейское население в количестве 62 чел. В д. Малые Городятичи вырезано этой бандой 10 чел. евреев.

Все вышеизложенное удостоверяю.

Очевидец Эля Лифшиц.

С подлинным верно: делопроизводитель Лурье.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 67. Заверенная копия. Там же. Л. 80. Заверенная копия.

№ 253. Доклад Белорусской комиссии Евобщесткома в Евобщестком о балаховских погромах в Бобруйском и Мозырском уездах Минской губ. в ноябре 1920 г. 27 января 1921 г.[655]

Представитель Белорусской комиссии посетил 2-5 декабря с.г. г. Бобруйск и ознакомился с работой местных учреждений в деле оказания помощи еврейскому населению, а также собрал информационный материал о событиях последнего времени. В районе м. Любань Бобруйского уезда (40 верст от Слуцка и 100 верст от Бобруйска) имели место в последних числах ноября ряд погромов еврейского населения, совершенных под руководством балаховцев и с участием местного крестьянского населения. Погромы имели место в деревнях, отстоящих от Любани в 30-35 верстах. Так, в д. Бибачки Комаров[ичской вол.] явилась 26 ноября банда из 30 чел., из коих три были вооружены огнестрельным оружием, а остальные, исключительно жители дер. Больш[ие] Городятичи, — топорами и дубинами. Они обошли еврейские дома, требовали денег, затем начали грабить. Все, что можно было, увезли или раздали местным крестьянам, а остальное разбили вдребезги; затем согнали всех евреев, чел. 40, трое вооруженных, которых называли балаховцами, приказали идти к реке. Один старик Сруель-Берко, который шел медленно, был по дороге застрелен. С остальных сняли обувь и верхнее платье и погнали в реку. Последняя оказалась не глубокой. Тевеля Лившица, стоявшего в реке, застрелили, всех остальных продержали в реке до вечера. Когда банда ушла, евреи селения разбрелись в разные стороны. 13 чел. из спасшихся зашли в хутор Опин Заб[олотской] вол., и там они все были убиты 29 июня[656] зашедшей туда бандой. По дороге в Бибачки банда застрелила Элю Рейхина и сняла с него одежду. В д. Большие Городятичи, передают, вырезано и убито поголовно все еврейское население в числе 62 чел. В д. Малые Городятичи вырезано 10 евреев. До д. Кузьмичи Забол[отской] вол. дошли слухи о погромах балаховских банд. Они отослали жен и детей, а в деревне остались одни взрослые мужчины. В понедельник 29 ноября туда явилась разведка балаховцев и стала расспрашивать, где живут «жиды-коммунисты». Когда жители стали защищать в беседе евреев, то [балаховцы] заявили им, что, покончив с жидами, они возьмутся за крестьян. Разведка из трех человек ворвалась в дом, где находились почти все евреи. Последним удалось разбежаться, причем все-таки убито 4 еврея: Лянаси Каплан, Ицко Лонгиман, Вениамин Цвасман и Яков Фиалко после долгих издевательств. Затем разграбили все имущество евреев, забрав все ценное и раздав остальное местным крестьянам.

В м. Любань скопилось в настоящее время 40 чел. стариков, женщин и детей, бежавших из окрестных деревень, другие бежали в Слуцк, некоторые в другие города. В самой Любани, где живет 200 еврейских семей, большая тревога. Боятся нападения банд. 30 ноября еврейское население м. Любань собрало сход и составило приговоры об обращении к Бобруйскому военкому о выдаче им 50 винтовок для самозащиты и для борьбы с бандитизмом, объявляющим борьбу с Советской властью, обезоруживающим и убивающим ее агентов, убивающим еврейское население. В Бобруйске военком оружие пока не выдал, но обещал послать воинский отряд для очищения местности от бандитов. По слухам, ряд аналогичных погромов имеют место в Мозырском районе.

О самом Бобруйске получили следующие сведения. Евсекция Наробраза имеет две еврейские школы I ступени и 2 школы II ступени. Каждая из школ рассчитана на 3-4 комплекта по 40 детей на комплект. Всего учится в этих [школах] до 2000 еврейских детей. Фактически 4 школы I ступени и 1 — II ступени не функционируют за отсутствием помещения и из-за того, что в имеющихся помещениях нет стекол. В функционирующих школах дети не получают никакого питания, ни даже чаю. Большая нужда в платье и обуви. Вечерних школ ни одной нет. [В] помещениях нет электричества. Положение везде еще хуже. В ряде местечек или совсем нет школ, или дети в них не в лучшем положении, а даже в худшем, чем в Бобруйске.

Независимо от школ положение с детским питанием в Бобруйске таково. [Из] зарегистрировавшихся в собесе не удовлетворено около 450-500 детей. В учреждениях ОЗЕ положение значительно лучше. Так, ОЗЕ в Бобруйске имеет 4 очага для еврейских детей от 4-7 лет на 75 детей в каждом и всего на 300 чел. Есть потребность в открытии еще двух очагов. Дети приходят в 8 час. утра и находятся там до 4 дня. Получают питание 2 раза. В каждом очаге три руководительницы и одна прислуга. ОЗЕ имеет один сиротский дом на 50 чел. от 4 до 14 лет, [дети] получают 4 раза в день пищу. Нужда еще в одном сиротском доме. Продукты ОЗЕ получают от райпродкома, часть имеет от собственного склада, переданного при эвакуации из остатков амер[иканских] продуктов.

ОЗЕ имеет детскую консультацию и «каплю молока» — обсл[уживает] как евреев, так и нееврейское детское население. Консультация единственная в городе. Молоко покупается на вольном рынке. Консультация готовит разные смеси для детей, продукты еще имеются на складах. Консультация выдает также сухари из остатков амер[иканской] муки.

ОЗЕ имеет, наконец, и собственную амбулаторию, хорошо обставленную. Учреждения ОЗЕ находятся в исключительно благоприятных условиях и потому, что они имеют запасы, и потому, что они получают на вольном рынке продукты и, кроме того, они имеют лучший штат, так как до сих пор оплачивали его значительно лучше.

ОЗЕ также очень сильно придерживается нормы комплектов учреждений, [поэтому] несмотря ни на какую острую потребность в них, положение детей в учреждениях исключительно благоприятно.

В Бобруйске имело место совещание нашего представителя с представителем Евсекции и Бунда, но решений пока никаких не принято. Все вопросы, относящиеся к Бобруйску, будут пересмотрены Белорусской комиссией.

О работах Белорусской комиссии в следующий раз.

При сем прилагаю лишь копию вчерашнего протокола Президиума Белорусской комиссии[657].

Секретарь З. Минд[...][658].

Помета: Перепечатать. Ответить.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 1-3. Подлинник. Там же. Д. 455. Л. 60-61. Копия.

№ 254. Из протокола собрания жителей м. Любань Бобруйского уезда Минской губ. об организации самообороны. 30 ноября 1920 г.[659]

Мы, нижеподписавшиеся граждане м. Любань, собравшись 30 сего ноября, постановили следующий приговор: ввиду того, что в течение последней недели шайка дезертиров-бандитов под предводительством балаховцев и балаховщины совершили нападения на близлежащие к м. Любань д. Бибочки^{430}, Нижин, Яминск, Городятичи и Кузьмичи, ограбив в этих деревнях поголовно все еврейское население, изнасиловав массу еврейских женщин и зверски издеваясь над ними, изрубивши топорами и дубинками подстреленных ими стариков, ввиду угрожающей местечку опасности погрома и насилий решили сорганизоваться с целью открытой борьбы с бандитами и их шайками, совершающими под прикрытием балаховцев гнуснейшие и бесчеловечные издевательства и глумления над беззащитным еврейским населением. Для усиленной борьбы с подобными шайками извергов нами решено обратиться к уездвоенкому, Бобруйскому уездревкому и к ближайшей воинской части с просьбой представить нам временно для уничтожения этих банд, объявляющих везде свержение Советской власти, обезоруживающих и свергающих ее агентов, некоторое количество винтовок (пятьдесят), причем жизнью своей и имуществом гарантируем, что это оружие никогда не будет использовано против Советской власти и по миновении надобности, когда наша волость будет очищена от банд, оружие это будет возвращено уездвоенкому. Для проведения нашей воли в жизнь, для предводительства нами, мы выбираем граждан м. Любань: Канчица Илью, Каценельсона Ицка-Якова, в чем мы все расписываемся [...][660]

С подлинным верно: секретарь Заболотского волревкома Ермолинский.

Верно: делопроизводитель Лурье.

Помета: Копии РКИ и Информбюро. Исполнено. 13.7.21. Пинсон.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 13. Л. 3-4. Заверенная копия. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 42. Заверенная копия.

№ 255. Сообщение уполномоченного ОЗЕ Е.С. Рафалькеса в ЦК ОЗЕ о положении беженцев в Гомельской губ. в ноябре 1920 г. 26 ноября 1920 г.

Уважаемые товарищи,

свежие трупы, свежие вдовы, свежие сироты появились уже в Гомельской губ. В Гомеле самом синагоги переполнены беженцами из Мозыря, Калинковичей и прилегающих к ним окрестностей, где работали балаховцы. Я имел беседу с заведующим губэвака т. Рабкиным о положении еврейских беженцев, причем [он] сообщил мне следующее: «Всем беженцам выдается голодный паек. На днях по составлении списка именного женщинам, детям и нетрудоспособным будет выдаваться еще по полфунта хлеба в день». Через 10-12 дней, полагает он, начнется эвакуация. На местах будут устроены врачебно-питательные пункты, но, говорит т. Рабкин, помощь далеко не будет достаточна, и прибавил, что если еврейские общ[ественные] организации начнут в Гомеле работать и будут работать в контакте с правительственными учреждениями, то работы будет немало.

Гомельские губ. — и уздрав тоже кое-что делают. Устраиваются в Гомеле ясли для детей беженцев. Губздрав отправил в Краснополье средства для устройства медико-санитарного отряда. Но какова там работа, нам не удалось узнать.

Местный духовный раввин Боришанский по старому обычаю стал оказывать помощь свежим беженцам, находящимся в синагогах, собирая пожертвования продуктами и деньгами. Нет, к сожалению, объединяющего центра, нет согласованности в действиях. Я на днях беседовал с т. Брахманом, уполномоченным ОРТа, который выразил сожаление, что нет возможности приступить к организованной работе.

Многие беженцы пускаются в путь на Минск, отсюда — подводами в Литву или Латвию, но эта категория людей едет на свой страх и риск. По слухам из губэвака, имеется в Гомеле беженцев 1300 чел., из них 900 с чем-то евреев. Из Мозыря и Калинковичей — до 3000 евреев-беженцев. Сколько последовало из Украины, в губэваке точных сведений не имеется. Анкеты отдельной специальной мы не делали, потому что ввиду все прибывающих беженцев и меняющихся [данных] дело по помощи было нелегкое, да кроме того, мы считали, что пока, до начала фактической работы еврейских об[щественных] организаций, — это лишний труд. Об этом я считал нужным довести до вашего сведения.

С совершенным почтением, доктор Рафалькес.

Единственная «капля молока», основанная ОЗЕ, в Гомеле после почти двухмесячного перерыва из-за помещения (одна военная часть заняла это помещение) стала снова функционировать, но «капля молока» не имеет молока, раздается манка, сахар, соль.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 65. Копия.

№ 256. Докладная записка уполномоченного М. Серебряного в Евобщестком об организации помощи населению Гомельской губ., пострадавшему от погромов в октябре-ноябре 1920 г. 12 декабря 1920 г.

г. Гомель.

Вчера телеграфировал: «Направил груз Гомель, откуда транспортирую места сам туда выезжаю Оршковым уже сегодня». Как я Вам писал еще из Могилева, я поехал в Гомель для согласования плана помощи. Здесь я узнал, во-первых, что для транспортирования груза на места (Чериков и др. пункты) Гомель является более приспособленным центром. Отсюда из Гомеля часто отправляют в Чериков и др. пункты грузы губсобес и губпродком, губздрав и т.д. Имеются готовые аппараты по транспортировке. Во-вторых, все уезды, и Чериковский в том числе, тяготеют по всем отраслям деятельности, по всем вопросам общественной жизни, к Гомелю прежде всего. Наконец, в Гомеле сидит полномочное лицо от Евобкома — т. Злотник, который связан с уездами [и] назначил от себя в ряде пунктов доверенных лиц по делу помощи и, таким образом, информационная связь также в Гомеле центрируется^{431}.

Что же я узнал в Гомеле и какой план действия наметил? Я посетил ряд учреждений, где в достаточной мере [с]ориентировался в положении вещей. Я посетил губсобес, губздрав, губэвак и др. учреждения, могущие дать как сведения, так и помощь. Картина вырисовывается следующая: пострадавшие от бандитских погромов в Гомельской губ. в подавляющем большинстве, если не все, никуда не двигались, а остались на местах (это говорили мне и в Могилеве). Первая скорая помощь была оказана пострадавшим общегосударственными органами: собес — вещевую и питательную помощь, губздрав — медицинскую: из Климовичей в Краснополье был вызван врач — доктор Фунг, христ[ианин], который на месте оказывал хирургическую помощь. Были высланы также сестра и фельдшер, тяжелые больные были отправлены в Климовичскую больницу. Сейчас речь может идти не о скорой помощи, а о более постоянной, а именно об открытии учреждений. И для этой цели я и решил сам выехать на места. Кое-что уже намечено. Тов. Злотник, с которым, кстати сказать, я в контакте, назначил, как Вы знаете, своим представителем в Черикове т. Бурганского. Я ознакомился с донесениями последнего от последних чисел ноября и узнал, что в Черикове намечено открыть детский дом для детей пострадавших, причем т. Бурганский указывает, что именно Чериков должен быть тем местом, куда следует и возможно эвакуировать пострадавших из Краснополья и др. маленьких местечек близлежащих. Мой отъезд, полагаю, ускорит разрешение этого вопроса. На месте сам [с]ориентируюсь, где лучше основать постоянные учреждения и пр. В своем последнем письме т. Бурганский, подчеркивая затруднительность связи с окружными местечками из-за непрекращающихся налетов банд и, по-видимому, в ответ на постановление т. Злотника, заявляет категорически, что сам не поедет в Краснополье по указанной причине, но что он имеет надежное лицо в Краснополье, которое возьмется по его указанию присылать и привозить кого и что нужно. О налетах бандитов и вообще о положении в районе, куда выезжаю, [я] писал, особо еще из Могилева телеграфировал, основываясь на информации компетентных военных и иных властей. Для полноты характеристики и сведений о положении и размерах бедствия от налетов банд прилагаю при сем копии заявления от граждан Краснополья, имею еще ряд свидетельских показаний, лично мной собранных. Пришлю следующей почтой либо сам привезу (показания красноармейца, участвовавшего в боях с бандитами в Чериковском уезде и др.)[661].

Итак, я еду на места, мой путь лежит по железной дороге Гомель-Новозыбков-Унеча, откуда по строящейся железной дороге до [м.] Костюковичи или Климовичи, а там 30-40 верст лошадьми до Черикова. В Витебск дал распоряжение отправить немедленно груз на Гомель. Складочное помещение здесь в Гомеле обеспечил (в Могилеве этого нет), вопрос помещения вообще здесь во всей губернии крайне обострен — нет помещений. Для сопровождения груза, как я Вам писал, я пригласил особое лицо по рекомендации витебских деятелей, также обеспечил через витебского эвака вооруженную охрану вплоть до места назначения. Полагаю, что моя поездка потребует еще недели две времени (срок для меня слишком большой, я полагал [обойтись] всего 3 неделями и этот срок уже на исходе, но не могу не закончить начатого).

Я должен особо остановиться на положении дел в области помощи в Гомеле и в др. пунктах, где мне пришлось побывать — Витебск, Орша, Могилев. Везде я застал одну картину: сюда, в эти города, постоянно просачивались группы беженцев, среди которых немало, а местами преобладают погромленные. Это так называемые транзитные беженцы, направляющиеся на родину в Литву, в Латвию или бежавшие из мест, где происходили погромы (Херсонская и др. губ. Украины — деникинские погромы, Тамбовская — Мамонтовские погромы и т.д.). В пути следования они сталкивались с различными [препятствиями]: не пропускают через границу, задерживают эшелоны и т.д. И все эти жертвы гражданской войны, погромов и пр. почти не обслуживаются. В самом Гомеле положение еще острее. Гомель теперь ближайший тыл так называемого балаховского фронта. Рассказы об ужасах, творимых балаховцами, кошмарней тех сведений, какие мы имели из Украины. Целый ряд местечек, где побывали балаховские войска и банды, претерпели небывалые ужасы: тысячи изнасилованных женщин, калек, сирот. Об убитых нечего говорить, нечего также говорить, что жертвами является исключительно еврейское население. Я могу назвать следующие пункты, где балаховцы наводили ужасы: в районе Мозырь-Речица-Хойники, где жертвы следующие: убито и похоронено 40 [чел.], тяжело ранены — 23, легко — 23, психически больных — 10, беспризорных детей — 42, сожжено 6 домов, приведено в негодность — 248 домов, всего пострадавших — 562 детей, 560 женщин, 140 мужчин, в общем 207 семейств. Из окружных деревень ежедневно доставляют убитых — 30 уже доставлено. Сведения эти проверены. В Хойниках образована Комиссия по оказанию помощи по типу комиссий Евобкома. М[ежду] пр[очим] эта Комиссия постановила обратиться к командиру местной воинской части с ходатайством об охране местечка и привлечения для этой цели допризывников, в случае отказа — обратиться в уревком, а до выяснения вопроса в положительном смысле организовать, в контакте с начмилиции, самооборону (о погроме в Хойниках имею также свидетельские показания местного врача-христианина очевидца)^{432}.

За Хойниками следуют Калинковичи (16 убитых, изнасиловано до 50), Юрьевичи, Васильевичи, Скригалов, Петриково и др., где учиняли погромы тоже балаховцы.

Но самый ужасный по размерам погром был в самом Мозыре. Цифры здесь такие: свыше 1600 изнасилованных женщин (издевались целыми ротами солдат, не жалея 10-летних девочек), разграблено 1000 семейств, 600 домов, повешенных до 100 чел. Термин «повешение» надо объяснить: приходя в дом, погромщики тут же вешали «жидов» на первом попавшем гвозде, грабили и уходили дальше. Повешенные после ухода грабителей либо сами спасались, либо их снимали входившие в дома жители-христиане, и некоторые из таких повешенных выходили из петли еще живыми. Убитых было в первую ночь 20 чел., много зараженных венерическими болезнями и т.д.

В м. Плетникове^{433} был случай, когда погромщики бросили в походный котел двух «жидов» — готовили для «жидов» «суп из собственного мяса»...

Таковы сведения с мест. В самом Гомеле беженцев из этих мест балаховского фронта очень мало, и в данном случае погромленные пока не двигаются либо, сбежав, вскоре возвращаются обратно. Здесь нужна помощь и большая работа на самих местах.

Имеется в Гомеле, как более или менее точно установлено, до 400 семейств так называемых «транзитных» беженцев, о каковых говорил выше. Часть из них живет в синагогах: в пяти имеющихся в Гомеле синагогах приютилось до 150 семейств (по 30 семейств приблизительно в каждой), среди них много детей.

Я счел своим долгом обо всем этом Вам сообщить — выводы вы сами сделайте.

С приветом, М. Серебряный.

P.[S]. В Гомеле при уполномоченном Евобкома образована Комиссия Евобкома, по последнему разъяснению Президиума Евобкома (Московского) эта Гомельская комиссия рассматривается центром как совещательный орган при уполномоченном. Но все же считаю необходимым здесь отметить, что Комиссия, как бы она ни называлась — совещательной или иначе — составлена не по принципу, установленному для всей периферии, а именно — в Гомельской комиссии представлены лишь партии, общественные же организации как таковые не представлены, их не приглашали^{434}.

Между тем в Гомеле имеется Коллегия ОЗЕ, имеется представитель и ОРТа.

С подлинным верно: Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 35-37. Заверенная копия.

№ 257. Докладная записка уполномоченного М. Серебряного в Евобщестком о помощи населению Чериковского уезда, пострадавшему от погромов в октябре-ноябре 1920 г. Не позднее 29 декабря 1920 г.[662]

В Президиум Евобкома.

В Информационный отдел.

Из предыдущих моих сообщений вы уже знаете, что в центрах Гомельской губ. я нигде не обнаружил беженцев с мест, где происходили бандитские погромы. Но одно в этих центрах (Могилеве, Гомеле) выяснилось для меня с несомненностью: налеты бандитов не прекращаются, связь с периферией весьма слаба, местами совершенно прервана, так как всякое [передвижение] связано с опасностью для жизни.

Наладив вопрос с грузом и условившись с представителем Евобкома в Гомеле т. Злотником о порядке распределения вещей и продуктов, я отправился на места, где орудуют бандиты. Продвигаться было трудно во всех отношениях, но все же мне удалось побывать в целом ряде мест, где я мог непосредственно выяснить положение, я посетил: Костюковичи, Климовичи, Кричево, Чериков (передвигаться здесь можно только на лошадях) — все это места, где бандиты дают о себе знать прямо или косвенно. Картина вырисовывается следующая: еврейское население этих мест терроризировано, бандиты уничтожают и грабят евреев семьями и поодиночке, нападая на деревни по дорогам, особенно там, где тянутся густые леса. Еврейское население беззащитно.

О размерах бандитизма, его причинах и о мерах борьбы с ним скажу [особо]: на этом вопросе необходимо остановиться, необходимо обратить внимание центральной власти на это явление, чреватое грозными последствиями в широком государственном масштабе. Возвращаюсь к вопросу о помощи пострадавшим.

Живых пострадавших больше всего имеется в Краснополье. Снестись непосредственно с Краснопольем было невозможно, но я получил из Черикова, находящегося в 25 верстах от Краснополья, точные и подробные сведения. Размеры бедствия в Краснополье таковы: сожжено дворов 48, остались без крова, одежды и пр. 74 семьи, насчитывающих в общем 140 душ, из них взрослых мужчин 133, женщин — 152 и детей — 125. Но, кроме Краснополья, живые жертвы бандитизма имеются в целом ряде мелких деревень, где проживают по несколько еврейских семейств: деревни Придорожье, Грибы, Чудяны, Теляши и др., примыкающие к уездному г. Чериков. Некоторые из пострадавших перебрались в г. Чериков, где опасности меньше, большая же часть остается на местах. Само собой разумеется, что больше всего нужно подумать о детях. Из названного числа 125 надо исключить больше половины — это те дети, которые остались при родителях. Все внимание надо в первую очередь обратить на сирот и полусирот. Во всем Чериковском уезде, вместе с Краснопольем, можно их насчитывать до 75-ти душ. Об этой группе пострадавших и была моя первая забота. К моменту моего приезда в Чериков некоторые шаги в этом направлении уже были предприняты. [...][663] отдел Чериковского уотнаробраза наметил к открытию в Черикове детского дома для пострадавших. Продвижением этого вопроса был занят местный школьный работник Бурганский, получивший полномочия от представителя Евобщесткома в Гомеле. Ему, т. Бурганскому, собственно принадлежит вся инициатива по этому вопросу. Мой приезд мог ускорить само осуществление дела. И действительно, сам по себе приезд представителя из Центра приободрил местных деятелей, тем более, что я приехал, как говорится, не с пустыми руками. В лице т. Бурганского, должен сказать, я встретил вполне надежного преданного общественного работника. Но все же в интересах дела и правильной постановки дела в общественном смысле с самого начала, в интересах всего дела помощи в Чериковском уезде, я счел целесообразным основать в Черикове комиссию из местных деятелей, рассматривая эту комиссию как совещательную при уполномоченном Евобкома. Комиссия была сформирована довольно быстро, думаю, удачно. Во главе ее местный врач, заведующий уздравотделом, весьма активный общественный работник. В прилагаемом при сем протоколе заседания комиссии перечислен весь состав комиссии, а также решения комиссии по основным вопросам предстоящей деятельности[664]. Детский дом в Черикове будет открыт в ближайшее время. Помещение уже отведено вполне подходящее, с отдельным двором, садом и пр. удобствами. При квартирном кризисе, который в маленьких местечках еще больше обострен, чем в центре, найти помещение было нелегко. Для отвоевания помещения в Черикове потребовалось вмешательство высшего органа губернии — губревкома. Дом будет открыт пока на 25-30 детей сирот и полусирот, пострадавших от погромов в Чериковском уезде. Помимо детской помощи, придется также наладить помощь и взрослому населению: нетрудоспособным, инвалидам и т.д. Для этого прежде всего необходимо произвести обследование, что будет произведено в срочном порядке из Черикова, согласно оставленным мною указаниям. Материалы по обследованию будут присланы в Москву. Местный чериковский собес мало активен как в отношении обследования, так вообще в деле помощи, хотя должен отметить, что первую помощь пострадавшим в Краснополье оказал собес выдачей продуктов и легкой мануфактуры; попутно должен также отметить, что пострадавшим в Краснополье была также оказана и первая медицинская помощь медицинским персоналом отдела здравоохранения и больницей уездного г. Климовичи (врач Функ и вспомогательный персонал). Отмечу между прочим, что с Гомельским губздравом я условился, что при первом обнаружении среди пострадавших психически больных, последние будут устроены вне очереди в могилевской или другой психиатрической больнице.

Наряду с открытием в Гомеле детского дома будут приняты меры к поддержанию уцелевших детских учреждений в самом Краснополье. Таких учреждений осталось два: еврейская школа и детский сад. При мне было получено из Краснополья сообщение, что возобновить занятия в еврейской школе невозможно из-за отсутствия дров. Чтобы дать возможность школе функционировать, я послал некоторую сумму денег — 50000 [руб.] для приобретения дров, впредь до тех пор, пока школе будут отпущены дрова волнаробразом. Поддержку также придется оказать и детскому саду в Краснополье, уцелевшему, но нуждающемуся в средствах. Был еще в Краснополье детский очаг. Во время погрома здание очага сгорело. Вообще еврейская просветительная культурная работа в Краснополье до погрома была поставлена довольно высоко. Как я уже сказал, некоторые из пострадавших в Краснополье пробрались в Чериков. Узнав о моем приезде, они искали свидания со мной. Найти меня им было легко и характерно: они приходили не за помощью в узком смысле. «Мы к Вам пришли не за тем, чтобы просить у Вас одежду и пищу, — говорили они, — что нам эта помощь, когда душа не на месте, мы ищем защиты. Наша жизнь — не жизнь. Мы не уверены в завтрашнем дне. Каждая ночь для нас пытка. Вот-вот придут бандиты... Опять будет разбой, убийство... И они придут, несомненно придут. И мы ждем от вас спасения нашей жизни, жизни наших жен и детей...»

И вся моя миссия должна быть, в сущности, сведена именно к раскрытию этого ужаса и, самое главное, к предупреждению дальнейших погромов. Я собрал достаточный материал для того, чтобы центральная власть обратила самое серьезное внимание на бандитизм и приняла самые решительные меры к искоренению его. Об этом представляю особый доклад^{435}.

М. Серебряный.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 705. Л. 25-26. Заверенная копия.

№ 258. Докладная записка уполномоченного Краснопольского совета А.Ц. Рубинштейна в Евобщестком о бандитизме в Краснопольском районе Гомельской губ. летом-зимой 1920 г. и борьбе с ним. Декабрь 1920 г.[665]

Бандитизм в Краснопольском районе Гомельской губ. имеет несколько иной характер, чем в других местах, [как] примерно на Украине, — не стихийно-кулаческий, не массовый, не вызванный какими-либо объективными условиями, а случайный, держащийся на немногих хулиганах.

Эти хулиганы (несколько дезертиров и отъявленных грабителей) имеют довольно тесную связь с крестьянами, которые сами по себе являются совершенно мирным элементом, но запуганные этими хулиганами скрывают их у себя и становятся их пособниками.

Стоит лишь выловить десяток-другой хулиганов, и бандитизм в Краснопольском районе будет ликвидирован надолго, если не навсегда.

До сих пор в отношении ликвидации бандитизма в Краснополье почти ничего не предпринималось, ибо то немногое, что было сделано, носило характер чего-то в высшей степени случайного, непланомерного и несистематического. А между тем, несколько десятков бандитов, оперирующих в Краснопольском районе, осудили этот район на страшную участь.

Летние месяцы в Краснополье — это месяцы поголовного вырезания и кошмарных похорон деревенских евреев, убиваемых среди белого дня на глазах целых деревень (д. Выдренка, Студенец, Грибы, Глиницы и т.д. и т.д.). Осень — это ряд нападений на м. Забычайнье, Костюковичи и Краснополье. Жуткая ночь 24 октября 1920 г., когда кучка бандитов взяла себе не спеша на расправу целое безоружное местечко, этот момент, о коем бандиты так любят упоминать и теперь, замучивая свои случайные несчастные жертвы^{436}.

Почти выжженные местечки, расхищение личных карточек, сожжение дел, печатей и государственных учреждений, сошедшие с ума и онемевшие (в буквальном смысле слова) жители, около ста убитых и раненых граждан — женщин, стариков и детей, жизнь которых расценивалась не на цену пули, а на удар приклада — таков беглый итог пребывания бандитов в м. Краснополье 24 октября^{437}.

Обезоруживание, расстрел и пытки армейцев из немногочисленных отрядов (д. Городецкое — расстрел 15 армейцев комвзвода в ноябре месяце), посылаемых в окружающие деревни, и дорезание всех евреев, запоздавших бежать из их деревень — таковы осенние и зимние месяцы в Краснопольском районе.

После всех указанных событий систематического розыска и дознания, по-видимому, почти не производилось. Хулиганы до сих пор благополучно довольно спокойно продолжают свое гнусное дело в районе Краснополья.

Отряды, приходящие и уходящие, вечно сменяющиеся и не имеющие, по-видимому, при себе никакого специального подходящего аппарата для розыска, могут лишь в известной степени гарантировать самое население Краснополья от повторного нападения.

Необходимо во избежание повторения неминуемой кровавой расправы бандитов с еврейским населением принять следующие меры.

1. Оставить в Краснополье постоянный отряд в 100-150 чел.

2. Послать на место в Краснополье дельного честного следователя, который собрал бы все сведения как о личном составе бандитов (что на месте известно многим), [так и] об их местопребывании, и который мог бы объединить, благодаря мандату из Центра, находящиеся вокруг Краснополья отряды и окончательно ликвидировать бандитизм.

3. Вооружить комъячейку и ответственных работников профорганизации.

Только при систематическом проведении в жизнь указанных мер можно с уверенностью сказать, что Краснопольский район, вся жизнь которого проходит под знаком бандитизма и его ужасов, уцелеет от окончательного вырезания.

Наиболее состоятельные жители м. Краснополье бежали и бегут; остаются погорельцы — нищие, голодные — голь перекатная, советские служащие и немногие рабочие — они осуждены, если не будут приняты немедленно указанные меры, на жуткую участь. Житель, вышедший за околицу [на] 3-7 верст, часто обратно не возвращается.

1-й отряд, опоздавший на 3-4 час., застал вместо местечка дымящееся пожарище и обуглившиеся трупы.

Без немедленного применения вышеуказанных мер местечко неминуемо осуждено явить собою в недалеком будущем картину сплошного кладбища. Местечко устало хоронить бесконечные несчастные жертвы; оно взывает [к] немедленной активной и систематической борьбе за право невинных людей на жизнь, за честь Республики. Оно ждет в последний раз пред лицом неминуемой гибели спасения из Центра.

Уполномоченный местечкового совета А.Ц. Рубинштейн.

ГА РФ. Ф. 6990. Оп. 1. Д. 8. Л. 4. Подлинник. Там же. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 117. Копия. Там же. Ф. 1318. Оп. 24. Д. 4. Л. 34-35. Заверенная копия.

№ 259. Телеграмма председателя Краснопольского ревсовета Меермана председателю ВЦИК М.И. Калинину^{438} о размещении в местечке красноармейцев для защиты от погромов[666]. 17 декабря 1920 г.

Москва ЦИК Калинину.

Копия Евотдел Наркомнац Пречистенский бульвар, 28.

15 декабря м. Краснополье, полусожженное и разгромленное местными бандами, <обращается>[667] к Вам спасти остатки местечка от новой резни. Ответной телеграммой от имени Реввоенсовета обещана помощь[668]. Однако наша основная просьба, подкрепленная кровавым уроком прошлого, расквартировать в Краснополье хотя сотню штыков до фактической и обязательной проверенной на месте Центром ликвидации банд — до сих пор не исполнена. Отряды в Руиске^{439} вновь сменяются отрядами, и местечко по прежнему охраняется жителями [от] вооруженных лиц: вооружены четырьмя берданками. Измученное население просит вас приказать, наконец, соответств[енно] инструкциям расквартировать [в] Краснополье просимый отряд могущий быть отозванным лишь после ревизии [из] центра. Население надеется, Соввласть не допустит, чтобы местечко, пережив один беспримерный погром, в муках беззащитности ожидало и дождалось второго^{440}.

Председатель местечк[ового] ревкомсовета Меерман.

Резолюция: Немедленно поддержать перед ВЦИКом, Реввоенсоветом, ВНУС, Наркомвнудел. 24 января [1921 г.]. А.М[ережин]

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 115. Копия.

№ 260. Докладная записка уполномоченного Евобщесткома М. Серебряного в РВСР^{441} о погромах и борьбе с бандитизмом в Гомельской губ. осенью-зимой 1920 г. 29 декабря 1920 г.

Невыносимо тяжело стало жить еврейскому населению местечек и деревень Могилевской, ныне Гомельской губ.^{442} — в тех местностях, куда проникнуть можно поныне с большим трудом, и где культурная жизнь весьма слаба. Расположенные далеко от железной дороги, заброшенные, забытые — эти местечки и деревни являются самыми удобными для всевозможных проходимцев и преступников. Густые леса, почти сплошь окружающие заселенные местности этого края, как нельзя лучше укрывают бандитов, как одиночек, так и действующих сплоченными группами.

За все истекшие годы после Октябрьской революции этот край, как известно, никаким нашествиям не подвергался. Советской власти здесь не приходилось претерпевать каких-либо контрреволюционных нападений в широком государственном масштабе. И тем не менее, опасность контрреволюционной вспышки здесь весьма ощутительна, она легко возможна, она близка.

Я это утверждаю на основании тех непосредственных впечатлений и фактических данных, которые я получил из своей поездки по этому краю в качестве уполномоченного Еврейского общественного комитета по оказанию помощи пострадавшим от погромов (Евобкома).

Еще в начале ноября в Москве были получены сведения о разразившемся в Краснополье Гомельской губ. погроме, учиненном бандитами.

Погром был ужасный по своим размерам: половина местечка сожжена, десятки убитых и раненых, сотни обездоленных и т.д.

Но Краснопольский погром — не единичный случай. Он лишь один из множества погромов, непрекращающихся в этом крае с весны 1920 г. Я могу перечислить целый ряд деревень и местечек, где бандиты совершали безнаказанно свои налеты, уничтожая и грабя исключительно еврейские семьи. Должен тут же подчеркнуть, что сведения, которые приведу здесь, получены мною непосредственно на местах. В центрах губернии, куда я обращался за сведениями о положении на местах, информация с мест и связь с местами весьма слаба. Так, например, в штабе армии в Могилеве на мой вопрос, какие имеются сведения с мест о бандитизме, я получил общий ответ, что бандитизм не прекращается. Из документального же материала я мог получить только сводку, присланную из Москвы Реввоенсоветом, с предписанием принять меры к недопущению погромов в дальнейшем — это те сведения, которые были получены в Еврейском комитете помощи (ЕКОПО) в Москве от уполномоченного Гольцмана из гор. Рогачева^{443} и которые были Евобкомом пересланы в Реввоенсовет с просьбой принять меры к прекращению погромов. Никаких других материалов о бандитских погромах я не мог получить ни в военных, ни в гражданских государственных учреждениях центров губернии (Могилев, Гомель).

Между тем, я повторяю, краснопольский погром — лишь один из множества погромов, широкой волной охвативших ряд уездов Гомельской губ. Преимущественно бандиты орудуют в Чериковском, Климовичском и Чаусском уездах. Вот перечень деревень и местечек, перетерпевших налеты бандитов за время октябрь-декабрь этого года:

Забычан (17 убитых), Чудяны — 5 убитых, Гнилицы[669] — 3 убитых, Грибы — 4 убитых, Видранка — 4 убитых, Придорожье — 2 убитых, Ясная Буда — 2 убитых, Телеши — 4 убитых, Утки, Норки — по 1 убитому и т.д. В середине декабря подверглось нападению, к счастью, безуспешному для бандитов, крупное м. Костюковичи Климовичского уезда. Не прекращаются нападения бандитов также по дорогам на проезжающих советских работников, главным образом на евреев. Особенно часто эти нападения происходят на Гомельском тракте в районе местечка Пропойск. Число убитых по дорогам трудно установить, но их много: почти каждый день происходят убийства по путям сообщения. К 15 ноября было зарегистрировано в одном Чериковском районе 30 убитых по дорогам.

Еврейское население этого края терроризировано: сношения местечек меж собой часто совершенно прервано, бандиты угрожают на каждом шагу — по дорогам, в лесах, домах... Есть много заброшенных деревень, где проживают одиночные еврейские семьи; их положение совершенно исключительное. Они — обреченные. Ни к ним добраться, ни им самим выбраться нет никакой возможности. Не сегодня-завтра эти семьи будут вырезаны.

Приведу для иллюстрации один такой случай. В д. Чудяны Чериковского уезда издавна проживали две еврейские семьи, из них одна, по фамилии Гликель, состояла из 6-ти душ: старик отец, старуха мать, три взрослых сына (25, 35 лет) и взрослая дочь (26 лет). Семья занималась исключительно земледелием — типичная семья хлеборобов. И вся эта семья вырезана бандитами, за исключением одного сына, случайно отсутствовавшего в момент налета бандитов. Со слов уцелевшего члена семьи (он пришел ко мне в бытность мою в Черикове), бандиты пришли в дом под вечер и застали в доме, помимо членов семьи, пришедших в гости некоторых местных крестьян. Гостей бандиты отпустили со словами: «Довольно Вам с жидами знаться. Эх вы, никак без жидов не можете», — и тут же приставили [к стенке] молодых евреев и расстреляли. Стариков убили тупым орудием. «Я пришел к вам не за тем, чтобы у вас [просить] угла или одежды для себя — нет, я ищу защиты», — говорил мне этот оставшийся случайно в живых. «Пусть узнают там, в Центре, про наш ужас, я не о себе, нас много таких — и все мы беззащитны. Мы по 20 ночей в месяц не спим, не раздеваемся на ночь. Все ждем — вот придут бандиты»...

Беззащитность и обреченность еврейского населения — вот в чем весь ужас.

Кто же и откуда они, эти бандиты, что питает бандитизм и какие возможны меры борьбы? На первый вопрос ответ один: сперва это были отдельные преступники, головорезы, нередко местные парни, впоследствии к ним присоединились бежавшие с фронтов местные дезертиры, попадаются среди них и белоручки. Одеты они все отлично, хорошо вооружены, действуют отрядами, имеют своих предводителей. Во главе одной банды — женщина по имени Башкирова. Принимают бои с воинскими частями, которые изредка посылаются против них.

«Жиды во всем виноваты» — вот основной лозунг бандитов. Возьмем для примера продовольственный вопрос. Крестьяне недовольны разверсткой, приходят бандиты и говорят крестьянам: «Да разве вы не знаете и не видите, кто Вас притесняет — жиды. Это они разъезжают и вас обирают, надо уничтожить жидов» и т.д. Темная крестьянская масса легко поддается антисемитской агитации, и нередко сами же крестьяне укрывают бандитов. Бандитизм питает прежде всего невежество. Искоренить эту общую причину, а следовательно, и бандитизм сейчас, немедленно, конечно, невозможно, но в значительной мере ослабить и кое-где даже уничтожить гнезда бандитов представляется возможным, если только в центре будет обращено серьезное внимание и приняты надлежащие меры к борьбе против бандитизма.

Как велась и ведется поныне борьба с бандитизмом в Гомельской губ.? Отсутствие единства действий и плана и невысокое военное качество посылаемых против бандитов войсковых частей — вот основные причины, почему до сих пор не только не удалось ликвидировать бандитизм в Гомельской губ., но в некотором отношении даже усилить бандитизм.

Привожу в подтверждение этого постановление Чериковской организации РКП по вопросу о борьбе с бандитизмом, принятое на общем собрании организации от 19 декабря.

«Заслушав доклад о борьбе с бандитизмом в Чериковском уезде, общее собрание организации РКП, соглашаясь и поддерживая постановления укома от 26 ноября с.г. (постановление при сем приложено)^{444}, констатирует, что до сих пор бандитизм не ликвидирован, потому что в этой борьбе принимают участие целый ряд параллельных органов, которые, в силу крайней неопытности в области борьбы с бандитизмом, занимались испытанием [различных] методов борьбы, отчего Чериковскому уезду нисколько не было легче. Губцентр, дав широкие полномочия т. Фернебоку^{445}, обезглавил тем самым уком и уревком в области борьбы с бандитизмом, сделав колоссальную ошибку. Заменой т. Фернебока дивизионом Внус (внутренняя служба) губцентр не спасает Чериковский уезд от всех ужасов, которые наполнили бандиты, по следующим причинам. Дивизия[670] состоит из разношерстных караульных частей небоеспособных, вооруженных берданками, без всякой политической спайки. Общее собрание постановляет ходатайствовать перед кем следует о присылке в Чериковский уезд, представляющий собой рассадник бандитизма, определенной боеспособной единицы, возглавляемой военспецами и политработниками, в распоряжение укома и уисполкома. Собрание считает возможным ликвидировать бандитизм».

Таково мнение компетентных официальных организаций. Я могу также привести проверенные частные сведения, подтверждающие указанные мною причины и характеризующие полную беззащитность еврейского населения. Эти сведения относятся к краснопольскому погрому. Погром произошел в ночь с 24 на 25 октября. Жители местечка за 5 дней до погрома, предвидя его, телеграфировали об опасности в губернию, а за два дня до погрома умоляли уездные власти снабдить их оружием для самозащиты. Оружия в уезде не нашлось, отрядов свободных тоже не было. Вооруженная помощь из губернии тоже опоздала, и бандиты убивали, жгли и грабили до пресыщения. Помешать им было некому. Результаты погрома известны: убито евреев 29 чел. (в 25 семьях) и впоследствии умерло от ран еще 15 чел., кроме того, тяжело ранено 34 (у некоторых уже ампутированы руки или ноги). Сожжено дворов 48. О живых жертвах погромов я уже не говорю — их насчитывается сотни.

В Чаусском уезде, по официальным сведениям собеса, насчитывается пострадавших семей 512 с количеством душ 3074, из них детей до 10 лет — 2001. Это все — жертвы бандитских налетов.

Итак, на борьбу с бандитизмом необходимо из Центра обратить самое серьезное внимание. Председатель чериковского уревкома в беседе со мной определенно заявил, что дисциплинированная войсковая часть [в] 1500 штыков достаточна, чтобы справиться с бандитизмом в Чериковском уезде. Но наряду с вооруженной борьбой нужна и политическая работа. Необходимо послать из Центра хотя бы несколько опытных идейных агитаторов. Мне не нужно доказывать значение и силу живого слова в борьбе с невежеством. Одно я должен повторить и подчеркнуть: бандитизм в Гомельской губ. принимает большие размеры, он становится угрожаемым в весьма широком масштабе. К этому вопросу надо подойти с точки зрения государственной. Если до сих пор внешние фронты не давали возможности уделять должное внимание в борьбе с бандитизмом внутри государства, то теперь, с ликвидацией внешних фронтов, эта борьба вполне осуществима. Нужно только как можно скорей приступить к решительной ликвидации бандитизма. Надо также дать населению возможность самозащищаться в тех случаях, когда помощь извне недостаточна^{446}.

Приближается весна, когда бандитские гнезда еще больше разовьют свою разрушительную работу. Надо ее предупредить.

В настоящий момент, когда Советская власть переходит к мирному строительству, восстановлению хозяйства страны, бандитские гнезда должны быть уничтожены^{447}.

Уполномоченный Еврейского общественного комитета М. Серебряный.

Резолюция: Размножить, Информационному отделу.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 62-64. Подлинник. Д. 454. Л. 15-18. Копия.

№ 261. Сообщение уполномоченного врачебно-питательного отряда А. Ланиса в Евобщестком о положении погромленного населения в ряде районов Белоруссии. 9 января 1921 г.

Средства материальные и работников мне в помощь на район дают губернские учреждения. Таковых имеется, например, в губздраве — 6 чел., среди них и д-р Левинсон (Речица). На первой очереди поставлена организация детских домов и дома ребенка, на что губнаробраз перевел работу в ударную и выразил готовность немедленно утвердить окончательную смету. Приблизительную смету составлено на 4 дома на год — 14½ млн руб. Здесь полнейшее отсутствие каких бы то ни было педагогических руководителей. Подыскать таких необходимо и немедленно выслать сюда.

Второй вопрос — душевнобольные. Их отправляют в Москву, для чего через губздрав телеграфно запросили из Москвы вагон и проводников.

Для пострадавших женщин губздрав принял наш план по оказанию помощи целиком. Направляется специальный врач — женщина.

Калинковичи. Сведения за подписью председателя ревкома составлены сейчас после погрома: 32 убитых, 70 изб[итых] (тяжело раненых), 50 сирот (от 3 до 14 лет), 30 вдов (из 32 убитых 30 жертв — главы семейства). 25 домов непригодных, 38-50 пострадавших — без крова, голые, без инструментов рабочих, без всякого призора — дети.

Краснополье. До 200 детей, у которых разрушены дома и отчасти потеряны родители. 26 убитых, 12 умерло от ран, 39 тяжело раненых, 48 дворов (домов приблизительно в 3 раза больше) сожжено, 410 чел. без крова, одежды и без всякой возможности выбраться на холм жизни.

Мозырь. 20 убитых, 100 пор[аненных], 1600 женщин изнасилованных, 200 венерически больных, 600 домов разгромленных, 1200 семейств разгромлены в конец, без всякой возможности считаться самостоятельными.

Сытня. Земледельческая колония — 40-65 семейств — 300 чел., уб[ито] 9 чел., разгромлено всего 40 домов, увезено 70 коров, осталось 18 [коров] и 5 лошадей. Увезено 10 лошадей, увезена вся домашняя птица, лишены совершенно земледельческих орудий и инвентаря, главное занятие — молочное хозяйство^{448}. В таком же положении находится и земледельческая колония Антоно[вка] из 300 семейств. Сведения эти недостаточно точны, потому что были собраны в первые дни после погромов. Дополнительные сведения буду Вам присылать с мест.

Только что получил телеграмму из Краснополья за подписью К[омите]та помощи пострадавшим от бандитизма. Вот копия: «Комитет погорельцев просит Вас передать Ланге убедительную просьбу комитета приехать лично вместе с вещами в Краснополье. Срок ее приезда протелеграфируйте. Краснопольский к[омите]т помощи пострадавших от бандитизма».

Я побуду и в Краснополье после Речицкого уезда. Вещи наши распределили: ⅓ — Краснополью, ⅔ — Речицкий уезд.

С подлин[ным] верно: Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 705. Л. 4. Заверенная копия.

№ 262. Докладная записка заведующего еврейским подотделом Гомельского губернского отдела по делам национальностей Уткеса в губисполком о действиях банды Галака^{449} в Гомельском районе в феврале 1921 г. Конец февраля-март 1921 г.[671]

За последний месяц замечается колоссальное развитие того явления, которое, как мы сейчас видим, не только ложится тяжким бременем на еврейское население местечек Гомельской губ., но единовременно подрывает в корне авторитет Советской власти.

То, что евреи якобы виноваты в государственной разверстке, усиливает ненависть крестьянского населения к последним. Это используют бандиты, уговаривая жителей-крестьян присоединяться к ним и совместно истреблять «жидов и коммунистов».

Слабое противодействие со стороны Советской власти дает возможность бандам Галака в два дня увеличить свои отряды из 120 до 800 чел., имея в своем распоряжении конницу и 9 пулеметов. Вышеуказанной банде Галака, состоявшей из 80 чел., удается 15 февраля 1921 г. обезоружить часть красноармейцев из 100 чел. в д. Клубовке, забрать все винтовки, имевшиеся у них, также 4 пулемета и всяческое военное снаряжение^{450}. Эти, так легко полученные трофеи, увеличивают ресурсы банд Галака, дают возможность окрепнуть и вооружить еще 100 добровольцев-крестьян, легко поддающихся уговариваниям бандитов.

Бесспорно, что высланный в м. Подобрянку 17-го [сего месяца] конный отряд из Гомеля в количестве 50 кавалеристов против многочисленной банды Галака, имеющего в своих рядах несколько белогвардейских офицеров и 9 пулеметов, было или каким-нибудь недоразумением, или просто ошибкой.

Эта ошибка повлекла довольно печальные последствия.

Разумеется, что Гомельский конный отряд, не получивший почему-то никакой помощи и поддержки со стороны близлежащего красного артиллерийского парка, должен был отступить в беспорядке и панике, оставляя на произвол судьбы еврейское население очередного, по плану Галака, местечка Подобрянка. Бандиты, не находя никого, поджигают местечко и зверски добивают оставшихся там бедняков-евреев в количестве 11 чел. Перепуганная же и беззащитная масса оставляет все и бежит в ужасе.

За последние только три недели бандами Галака убито, изрезано и повешено около 280 евреев, при этом забрано все ценное имущество и живой инвентарь местечек Репки, Подобрянка, Яриловичи и др.

Беженцы вышеуказанных местечек прибывают сотнями в Гомель, ложась тяжким бременем на местные советские органы.

Чтобы избежать дальнейшего развития столь печальных явлений, уничтожение бандитизма должно стать срочной боевой задачей. Евп[од]отдел губотнаца предлагает следующее.

1. Не посылать никаких отрядов из губцентра, а непосредственно обратиться в Реввоенсовет Республики с предложением содействия срочной высылки крупной военной силы для окончательной ликвидации бандитизма.

2. Вооружить всех способных носить оружие евреев пострадавших местечек (которых насчитывается около 600) и влить их в те красноармейские части, которые будут направлены против бандитов^{451}.

3. Обеспечить социальное положение прибывших в г. Гомель беженцев.

Зав. Евп[од]отделом Гомельского губотнаца Уткес.

Члены коллегии: Буклер,

Каган,

М. Ланцевицкий.

С подлинным верно: секретарь.[672]

Помета: Папка бандитизм.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 107. Заверенная копия.

№ 263. Докладная записка уполномоченного ОЗЕ М.Л. Лифшица Минскому отделу ЕКОПО о погромах в Бобруйском уезде в середине марта - апреле 1921 г. 26 апреля 1921 г.

г. Бобруйск.

Я уже сообщал Вам о нападении бандитских шаек на еврейское население целого ряда деревень Бобруйского уезда[673]. Собрать более или менее полные сведения о погромах в настоящее время представляется совершенно невозможным, так как проезд в пострадавшие места сопряжен с большими трудностями и опасностями для жизни. Случаи повального уничтожения всех еврейских жителей имели место главным образом в Озаричском районе, верстах в 50-80 от ст. Бобруйска. Так, в середине марта были убиты:

В д. Настановичи^{452} Рудобельской (ныне Октябрьской) вол. — 23 чел., преимущественно женщин и детей. Имущество еврейского населения при этом разграблено не было.

На мельнице в имении Тремле той же волости — 7 чел. (Фридманы, Лифшицы и др.); здесь также не грабили, на убитом И.А. Лившице были оставлены даже золотые часы.

На мельнице в д. Романище Чернинской вол. были совершены два нападения: первое в начале марта, когда было убито 4 еврея и ранено трое, причем всех ограбили и раздели донага (семью Брус и др.); второе — в середине марта в тот же день, что в Тремле, причем было убито 3 чел. Случаев грабежа при этом не было; крестьянам были розданы прокламации против евреев-коммунистов.

В д. Моисеевке Чернинской вол. бандиты хотели убить единственного еврея — кузнеца, но крестьяне отстояли его.

В еврейском поселке Печище Паричской вол., большая часть населения которого занимается земледелием, было убито 3 чел. О приближающихся бандитах [евреи] были предупреждены соседями-хуторянами. Почти все евреи успели убежать в лес, взяв с собой часть имущества и до 80 голов скота. Бандиты убили троих из оставшихся и подожгли поселок, сгорело 25 домов и 40 коров.

В д. Вьюнище[674] Чернинской вол. убита бедная еврейская семья из 6 чел., жившая в той же деревне — другая же более зажиточная семья не пострадала.

Кроме того, были случаи ограбления и убийства евреев в целом ряде других деревень Рудобельской, Озаричской, Новодорожской, Лясковичской и др. волостей. Случаи убийства евреев по проселочным дорогам и даже вблизи крупных пунктов среди белого дня составляют бытовое явление, повторяясь изо дня в день. Грабят исключительно евреев, нападения на христиан и даже на членов исполкомов чрезвычайно редки. Бандиты имеют своих агентов во всех деревнях и местечках. Характерен следующий случай: группа бандитов совершила нападение на проходивших пешком из Щедрина в Паричи еврея-красноармейца и еврейскую девушку, красноармеец был ранен выстрелом из ружья, притворился мертвым, был раздет, разут и оставлен на болоте. Девушка же была уведена в лес. Но затем ей удалось вырваться из рук одного из бандитов, во время борьбы с ним она нанесла ему глубокую ссадину на руке. Через несколько дней после этого бандит был опознан ею в Паричах, раненый красноармеец, находившийся в Паричской больнице, которому представили бандита переодетым среди группы других крестьян, подтвердил опознание. Тем не менее, крестьяне села Скалки, в трех верстах от Паричей, дали показания, что уличенный в бандитизме крестьянин в день нападения не выходил за пределы села. Бандит, однако, освобожден не был.

В настоящее время почти все население сел и деревень оставило свои насиженные места и переселилось в города и местечки, увеличивая здесь ряды пауперизированных масс и еще более обостряя жилищный кризис. Очень многие из городских ремесленников, которые до последнего времени устраивались, работая за натуральную плату в деревнях, сейчас не рискуют выезжать из города и сидят без работы.

М. Лившиц.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 1. Копия. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 19-20. Заверенная копия. Д. 449. Л. 86. Заверенная копия.

№ 264. Обзор сведений, подготовленный замнаркома НКСО БССР Вайнером для Евобщесткома, о погромах в Бобруйском уезде в марте-апреле 1921 г. Не позднее 7 мая 1921 г.[675]

Материалы о погромах в Озаричской, Чернинской и Октябрьской волостях Бобруйского уезда.

В начале марта сего года бандитизм, свирепствовавший и до сего времени в этих волостях в незначительных размерах и выражавшийся в грабежах преимущественно еврейского населения, жителей деревень и грабежах по дорогам, принял широкий размер.

1. В д. Романичи Чернинской вол. в первых числах марта с.г. была расстреляна семья мельника из 5 чел. Убийство было совершено вечером. Бандиты явились к мельнику, выгнали из дому крестьян и совершили убийство. В деревне живут еще 2-3 еврейские семьи, но их не тронули.

2. В д. Юнищи Чернинской вол. в ночь с 6 на 7 марта с.г. зашли в дом семьи Лившица, портного по профессии, ограбили его, забрали швейную машину, сапоги и т.д. и хотели его убить. Но один из присутствующих бандитов сказал: «Оставьте его, он бедный человек», — и его не тронули. Затем они отправились в другой дом, [в] еврейскую семью сапожника Юды. Дом был крепко на запоре; когда сапожник услышал выстрелы, он схватил топор и закричал: «Кто войдет в дом, того зарублю». Бандиты выстрелами через окно убили [его] жену около 40 лет и двух детей: сына 5 лет и сына 12 лет, затем они ворвались в дом. Самого Юду тяжело ранили в лицо, 2-х сыновей тоже смертельно ранили: у одного простреляны обе ноги разрывными пулями, а у второго сильное ранение правого плеча. Все трое скончались в больнице в Паричах. Самому Юде удалось при обороне отрубить одному бандиту несколько пальцев руки. Соседи крестьяне слышали выстрелы, но никакой помощи не оказали, так как они боялись (это говорит Вишневский, делопроизводитель озаричского волвоенкомата, ехавший из Бобруйска в Озаричи и заехавший ночевать сюда. Вишневский спрятался в катух[676] и таким образом спас себе жизнь). Остался в живых еще один 15-летний сын, прятавшийся на печке за дровами, и годовалый ребенок, который целую ночь лежал на груди у матери. Дитя это было отвезено в д. Дубровно Чернинской вол. к родственникам Юды Махтина. Когда убитых увезли в Озаричи на похороны, то волкомтруд послал 4 подводы за вещами и семьей Лившица <и за остатком семьи сапожника Юды. На обратном пути из д. Юнищи в Озаричи между деревнями Мислорок[677] и Семеновичи>[678] бандиты напали на подводы, на которой ехали оставшиеся в живых 15-летний сын Юды с вещами и Борух Лившиц, подводчик. Завели их в лес и там убили. Лошадь подводчика Боруха Лившица прибежала на хутор около Семеновичей и оттуда была направлена в Озаричи. Семья портного добралась до Озаричей благополучно. Они из д. Юнищи выехали на 2 час. раньше. Сейчас семья в Озаричах бедствует.

3. Через несколько дней на д. Мислорок Озаричской вол. было совершено нападение бандитами. Ночью 8 чел. бандитов напали. Убийств не было, так как полностью еврейские семейства были заранее предупреждены крестьянами о готовящемся нападении и убежали в Озаричи. Озаричи отстоят от этой деревни в 10-ти верстах. Жило в этой деревне 5 еврейских семейств. Бандиты подвергли их дома и имущество полному разгрому. Живут они все теперь в Озаричах и терпят сильную нужду. Обратно вернуться в деревню боятся. Эта деревня — центр, где собираются бандиты, там они устраивают сходы и решают о своих нападениях. К ним сюда примыкают представители балаховцев. Через несколько дней в этой деревне был убит озаричский портной Лейба Френклах, старик 75-ти лет, ходивший по деревням шить, и коробейник из Озаричей Матус Лившиц, 40 лет, и его мальчик Хаим, 14-ти лет. Осталась семья, которая сильно нуждается.

4. 10 марта по дороге в м. Озаричи убит студент Свердловского университета 18-ти лет[679].

5. 9 марта были ранены 2 сторожа около м. Озаричи, охранявшие телефонную сеть. В них была брошена бомба.

6. 1 марта бандиты напали на д. Волосовичи Крюковичской вол. Речицкого уезда. Они ограбили семью Вульфа Хазанова. Убийств не было. 17 марта бандиты напали в количестве вооруженных 18-ти чел. и убили 4-х: Шаю Хазанова, торговца по профессии, 35-ти лет, и жену 35-ти лет, остались 2 детей. Затем убили из семьи кузнеца Евсея Пинского его жену и девочку Песю 12-ти лет. Самого кузнеца не было дома. Отряд, находившийся в это время в Озаричах, направился в Волосовичи. Бандиты разбежались, и таким образом, остальные еврейские семьи были спасены от смерти. Оставшиеся 5 семейств отправились в м. Озаричи, где и теперь живут.

7. Числа 18-19 марта бандиты напали около 16-ти час. дня на д. Нестановичи Октябрьской вол. Убили 18 чел. и 2-х ранили. Конечно, дело не обошлось без погрома. Из них убиты семейство Кохоса Матлюка, по профессии земледельца: 6 душ от 22-х до 5-ти лет. Остался в живых сам Кохос, жена его Мерка, старший сын Залман 26-и лет. Из семьи Хаима Сурпина убит отец Мовша и мать Хася и дочь Гинда. Одну тяжело ранили и ее отправили в Гомель для лечения. Убита девочка Залмана Горухова. Залман с женой остались в живых. Убита семья шапочника Комшарчик Шаи. Убита мать Мерка и сестра Рохля ранена. В семье Горелика Менделя убита жена Хая и дочки Сорка и Шейна. В семье Гольдина Мишеля Янкелева убита мать Малка. Все семьи, оставшиеся в живых, а также члены семейств, которые уцелели, находятся в настоящее время в Озаричах и сильно нуждаются. Вообще в Озаричах замечается скопление еврейских семей близлежащих деревень.

8. 16 апреля был убит между деревнями Лесец и деревней Кобыльщина на обратном пути [из Озаричей] подводчик, который отвозил хлеб по разверстке на ссыпные пункты. Убитый — Гирш Шульман 18-ти лет. После него осталась семья из 2-х сестер, жены с ребенком. Подводчики были ограблены, у них были забраны лошади. На хуторе Крбковичской[680] вол. был убит сапожник Шлейма Мойзлах, 35-ти лет. После него осталась жена, и убит на этом же хуторе мальчик 16-ти лет Абрам Плотник. Осталась семья сирот из 10-ти лет[681]. Отец их был убит в старой армии.

<Собрал сведения Вайнер зам[еститель] Наркомсобеса Белоруссии>[682]

Резолюция: Информац[ионному] Бюро, Собесу, Реввоенсовету, ВЧК.

Помета: Исполнено 13.05.1921 г. Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 44-46. Копия.

№ 265. Сообщение сотрудника 2-го сводного санитарно-эпидемиологического отряда Наркомздрава РСФСР и Евобщесткома Цейтлина Гомельскому губотделу по делам национальностей о погроме в с. Василевичи Речицкого уезда Гомельской губ., учиненном бандой Галака 15 апреля 1921 г.[683] 22 апреля 1921 г.

г. Гомель.

Село Василевичи Речицкого уезда Гомельской губ. находится у железной дороги на расстоянии часа езды от Калпыковичей[684] и на таком же расстоянии от Речицы. До 1918 г. в селе было около 80 еврейских семейств, в большинстве своем ремесленники. В первый раз село пострадало от повстанческих банд Острокопытова^{453}, которые ограбили село и увели много скота и других вещей домашнего хозяйства. Ими же было убито 9 чел. В 1920 г. село было подожжено поляками, в пожаре сгорело до половины еврейских домов. Евреи остались без крова и были вынуждены оставить свои насиженные места и пуститься по миру^{454}. Следствием восстания Острокопытова и пожара было уменьшение населения до половины и общее обнищание. В городе осталось около 45 еврейских семейств, которые начали отстраиваться и уже почти успели оправиться от пережитого^{455}. В субботу, 15 апреля с.г., утром, во время молитвы, прибежал из Головни сотрудник мозырской райлесконторы т. Урецкий и сообщил, что Галак с бандой наступает на село. Для евреев это было полнейшей неожиданностью. Было известно, что он где-то орудует в 50-40 верстах от села. Через полчаса Галак был уже в селе; с ним было не более 20 чел. — все верхом, и они сразу приступили к убийствам. Убивали только евреев — женщин и детей; среди убитых — мальчик 3-х лет и старик 86 лет^{456}. Случаев изнасилования женщин не было. Всего убито...[685] человек, тяжело ранены двое. Наблюдались случаи убиения холодным оружием (топором) и разрывными пулями. На вокзале сейчас же были разоружены находившиеся там несколько красноармейцев. Насколько нападение это явилось неожиданным для всех, доказывает тот факт, что работа в ревкоме велась как обыкновенно и что предревкома бежал из ревкома без фуражки, захватив с собой лишь одну винтовку. Сейчас же после прибытия бандиты сняли телеграфный аппарат, лишив, таким образом, жителей возможности обратиться за помощью. Телеграфист успел передать лишь несколько слов в Калинковичи, откуда спустя пару часов прибыли 28 солдат и прогнали бандитов. Местное русское население относилось пассивно к происходящему: сидели взаперти и неохотно прятали у себя евреев^{457}. Евреи убежали в лес, куда за ними погнались бандиты и там их убивали. Убитыми оказались следующие лица: 1) Марголин Хая-Сора, 28 лет; убита в лесу, куда она спряталась вместе со своим 2-летним[686] мальчиком. Убита от разрывной пули после предварительных ударов прикладом в живот. 2) Марголин — мальчик 3-х лет; расстрелян. 3) Арон Комисарчик, 38 лет, сапожник; расстрелян в лесу, оставил жену и 5 детей. 4) Урецкий, около 30 лет, сотрудник Мозырской райлесконторы; был по делам службы в Головне. Бандиты узнали о его присутствии и начали его разыскивать, он убежал в лес, где нашел крестьянина, который согласился проводить его в Василевичи. Он же сообщил о приближении бандитов. Бежал в лес, был настигнут и убит. 5) Бухман Шлейма, 28 лет, расстрелян. 6) Бухман Юдася, 18 лет, убита. 7) Бабицкий Мойша, тяжело ранен; отправлен в Гомель, где 22-го сего месяца скончался от ран. 8) Бабицкая Хася, 7 лет; тяжело ранена, находится на излечении в Гомеле, положение опасное. 22-го еще жила. 9) Бабицкая Мина, 18 лет, убита. 10) Каган Мордух, 70 лет, убит у себя на квартире. До убиения издевались над ним и заставили выдать все находившиеся при нем деньги. В него выстрелили разрывной пулей в рот. Лицо изуродовали до неузнаваемости. 11) Каган Хая-Сора, 50 лет; больную тифом вывели во двор и убили прикладом. 12) Амром Хася, 35 лет, зверски убита. Забрали все ценности. Долгое время издевались, били, размозжили голову топором. 13) Зальцман Лиза, 22 лет, убита дома. 14) Миневич Вольф, 85 лет, убит дома. 15) Председатель исполкома отстреливался от бандитов, ранил лошадь, убит^{458}. В настоящее время в селе не осталось ни одного еврея. Оставшиеся в живых бегут в паническом страхе куда глаза глядят^{459}. Настроение среди беженцев убийственное, разбиты морально и физически. Они не встречают ни малейшей поддержки со стороны местной власти. С большим трудом им удается уезжать. Помощи пока ниоткуда не получают.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 123. Заверенная копия.

№ 266. Письмо члена профбюро м. Брагин А. Рабиновича уполномоченному Евобщесткома по Гомельскому району И.Л. Злотнику о бандитизме в Гомельской губ. в апреле 1921 г.[687] 28 апреля 1921 г.

г. Брагин.

Тов. Злотник!

Вместе с письмом посылаю Вам фотографию убитых в д. Ручаевке[688]. На фотографии находится только часть замученных, так как фотограф был очень взволнован и не был в состоянии снять всех. Я лично видел всех замученных: их замучили самым зверским образом с помощью пыток (убивали холодным оружием). Есть среди них грудные младенцы.

Части убитых предварительно связали руки. За время моего отъезда из Гомеля 10 апреля 1921 г. в д. Микойличе[689] той же волости, в 12 верстах от Брагина, убито 15 евреев. В д. Тесны Деражицкой вол. — 3 чел., в двух верстах от Лоева убито 5 чел. (в пути). О Василевичах и других деревнях Вам, наверное, уже известно — 19 убитых. В м. Любичи Черниговской губ. — 9 чел. Банда насчитывает не более 40 бандитов. Но как будто какая-то скрытая рука старается, чтобы погоня за ними началась всегда через час и меньше после всего... Имеются точные указания о месте нахождения бандитов в деревнях, но войсковые части относятся к делу очень пассивно. Ни комсостав, ни сами армейцы никаких серьезных шагов не принимают^{460}. Банда находится в радиусе 25-31 верстах от Брагина.

Еврейское население переживает страшные дни. Ангел смерти витает перед местечком каждый день.

В феврале была разрешена самооборона из 40 чел. — членов местного союза, но до сих пор нет оружия — не дают. У партийных людей имелось 49 винтовок, но и эти были отобраны — так хотел председатель Ревтрибунала 17-й дивизии Бирюкович, который вообще во многих случаях выказывал несерьезное отношение к евреям в деле борьбы с бандами (говорят, что он арестован).

Когда имелись винтовки, еврейский патруль задержал известного бандита Лемещенко из д. Кривина Ручаевской вол., который выдал многих бандитов, спрятавшихся в деревнях: он дал список и раз сам ходил с отрядом красноармейцев 152-го полка 17-й дивизии и выдавал всех бандитов, называя их фамилии (он это сделал потому, что бандиты и его ограбили). Но все это ни к чему не привело. Единственным средством для искоренения бандитизма являются репрессии против деревень, где они прятаются. Никаких серьезных шагов до сих пор не принято. Когда население дает сведения, что банда находится там-то (нам пишут об этом со всех пунктов), то отряд направляется как раз в другое место, где никого нет. Таков, говорят, приказ и маршрут бригады и дивизии. У меня имеется масса фактов по этому поводу. Я не мог зайти к Вам до отъезда из Гомеля. Содержание нашей беседы мне понятно. Настоящее письмо я посылаю Брискину для пересылки Вам, так как не имею Вашего адреса. Я уезжаю из Брагина. Меня отзывает речицкое профбюро. Пишите. Я смогу Вам дать всегда точные сведения.

С комприветом А. Рабинович.

Мой адрес: Брагин, профсоюз, мне.

Тов. Брискин^{461},

посылаю Вам 2 фотографии убитых в д. Ручаевке. Одну фотографию с письмом, адресованную Злотнику, прошу переслать ему в Гомель, так как не знаю его адреса, а он просил написать ему об этом. Когда я писал это письмо, получилось известие, что в Радуле Черниговской губ. и в д. Петруше того же района появилась банда. Есть много убитых. К 3 мая приеду в Речицу.

С комприветом А. Рабинович.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 38. Копия. Там же. Ф. 6990. Оп. 1. Д. 8. Л. 1. Заверенная копия.

№ 267. Доклад уполномоченного ОЗЕ М.Л. Лифшица минским отделам ЕКОПО и ОРТ о погромах 20 декабря 1920 г. и 17 апреля 1921 г. в колонии Булаковская Селиба (Итель) Бобруйского уезда[690]. 7 мая 1921 г.

г. Минск.

Погром в еврейской земледельческой колонии Булаковская Селиба (Итель), Качеринской вол. Бобруйского уезда.

Селиба (Итель) состояла из 80 еврейских семейств (440 душ) и одного христианского. Для большинства населения земледелие и огородничество являлись либо исключительным источником существования, либо главным подсобным промыслом. В течение последних месяцев Селиба дважды подвергалась нападению бандитов. Первый погром был учинен 20 дек[абря] 1920 г., причем было ограблено 35 семейств, у которых было забрано решительно все имущество. Убито было 3 еврея, а именно: Давид Драбкин 17 лет, Липман Левин 17 лет и Гирш Давидзон 55 лет^{462}.

Последний был убит [спустя] несколько дней после погрома при следующих обстоятельствах: узнав, что уведенная грабителями его лошадь находится у некоего Сергея Кузьмича в д. Городец, Давидзон пешком отправился туда, но больше домой не возвращался. Лишь через неделю труп его был найден в лесу вблизи дороги зарытым в снегу. Лошадь затем сама явилась домой. Вдова Давидзона утверждает, что за возвращение лошади ею было внесено 500 руб. царскими деньгами. Селибцы утверждают, что убийцей Давидзона является не кто иной, как Сергей Кузьмич.

Второе нападение, поведшее к полному уничтожению колонии, было совершено 17 апреля 1921 г. вечером. Погром начался с ограбления тех из наиболее зажиточных семейств, которые в декабре от погрома не пострадали. Затем, часов в 12 ночи, бандиты подожгли местечко и, терроризируя жителей стрельбой из винтовок, не давали им спасать имущество или тушить пожар. От пожара сгорело 68 еврейских домов, осталось всего 3 еврейских дома и 1 христианский (единственный). Следует, однако, отметить, что и оставшиеся 3 еврейских дома разрушены: вынуты все рамы, печные дверцы, вьюшки, дверные щеколды, засовы и пр. полезные части. Сгорело 40 коров и 3 лошади, 1 лошадь уведена бандитами. Из спасенных 20 коров до половины передохли от ожогов или дорезаны. Из жителей поселка убиты:

Яков Каган — 75 лет, бывший мясник;

Рубин Каган — 24 г., портной;

Сарра-Ревекка Тинкова — 19 лет, [занималась] хозяйством, убита 18 апреля днем на развалинах сгоревшего дома родителей, куда она погналась за побежавшей домой коровой;

Бенцин Шоломов — 55 лет, печник, умер от разрыва сердца.

Тяжело ранен ружейными пулями Арон Брук — 24 г., портной. Обгорела и находится в весьма тяжелом состоянии Хана-Рахиль Габай — 48 лет, жена фельдшера.

Нападение совершено небольшой, но хорошо вооруженной шайкой не более 20 чел., один из них был весьма щегольски одет, и все остальные называли его «товарищ комиссар».

Большинство бандитов жителям Селибы хорошо известны — это старообрядцы из д. Неговли Качерицкой вол. Так, упомянутый Арон Брук, находящийся ныне в больнице, ранен Еремеем Ивановичем, проживающим в той же деревне. Голда Приборкина, ныне находящаяся в Бобруйске, утверждает, что председатель Неговельского сельсовета Никита Павлович за час до нападения на Итель шушукался с группой лиц, которых она затем видела во время пожара. Из других бандитов известны: Ануфриевы (Михаил, Иван и Исай, последний и поныне дома), Сысоевы — Иван, Лука, Сысой, Герасим Федотович Иванов (по прозвищу «Баран») — также не арестованы. Главный зачинщик нападения — Даниил Федотов с тем же прозвищем «Баран», живет на хуторе Звальнич Должановской вол. и также не арестован^{463}. У него же, по утверждению селибцев, находится забранная во время пожара у Матуса Кагана лошадь.

Почти никому из селибских евреев не удалось спасти что-либо из своего добра, оставшееся после пожара — кирпичи и железные части построек — расхищено последними крестьянами, ими же увезен навоз, и сейчас засеваются удобренные и вспаханные евреями поля. Почти все погорельцы находятся в Бобруйске. Разместились они стихийно, помимо жилищного отдела, кто — у родных, кто — у знакомых. Большинство живет в ужасающих условиях. Еле отпускают им кое-какой паек, совершенно, однако, не достаточный. Собесом выдано погорельцам 7 пар обуви, несколько десятков комплектов одежды и белья, значительная часть их представляет форменные лохмотья, совершенно негодные для пользования. Наробразом постановлено организовать для детей пострадавших детскую площадку, а также принять таковых в первую очередь в организуемый им детский дом. В отношении трудовой помощи [действий] пока еще не предпринято. Селибцам предложен для разработки участок земли вблизи Бобруйска около пос. Титовка; участок этот, состоящий из кусков, совершенно непригоден, тем более при отсутствии навоза, и селибцы от него отказались.

Ходатайство погорельцев о предоставлении им на определенных условиях бесхозяйных садов (Хмоль, Яблонского и Корульского и др.) до сих пор не рассмотрено.

О положении дела мной сделан доклад в бюро бобруйской Евсекции, которая постановила обследовать пострадавших и принять соответствующие меры.

М.Л. Лифшиц.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 76. Заверенная копия.

№ 268. Докладная записка уполномоченного по Гомельскому району И.Л. Злотника в Евобщестком о погромах в районе в апреле 1921 г. и помощи пострадавшим. 30 апреля 1921 г.

г. Москва.

Бандитское движение в Гомельском районе, начавшееся после отступления Балаховича под руководством Галака, до сих пор не прекратилось; смежные уезды: Гомельский, Речицкий и Городнянский охвачены этой бандой, которая производит поголовное вырезывание еврейского населения в небольших местечках, селах и деревнях, не трогая совершенно население других национальностей, даже ответственных советских работников: председателей волисполкомов, мельничных контролеров и пр., хотя в последнее время банда не щадит и отдельных красноармейцев, попадающихся ей на пути (последнее находится в связи с начавшейся борьбой красноармейских частей с этой бандой). Налеты свои банда производит исключительно с целью истребления еврейского населения, грабежи же являются привходящим обстоятельством[691]. Места, где были произведены нападения, зарегистрированы следующие: Холмичи — 2 раза, Ручаевка, Омельковщина, Рашев, Ново-Барсуки, Репки, Яриловичи, Подобрянка, Василевичи, Бабичи, Микуличи, Кобылево^{464}. На станции Василевичи 16 апреля с.г. бандиты, помимо того, что убили 13 чел., стариков и детей исключительно, имели намерение остановить пассажирский поезд и расправиться со всеми пассажирами-евреями, но их адский план не удался благодаря приходу отряда из Калинковичей^{465}. В настоящее время банда насчитывает, по агентурным сведениям, не более 40-50 чел. конных.

В отношении местного крестьянства к бандитам произошел заметный перелом: вместо прежней активной помощи крестьяне теперь оказывают помощь пассивную; есть и случаи, когда крестьяне заблаговременно сообщали еврейскому населению о времени прихода бандитов, благодаря чему еврейское население могло спастись бегством (Бабичи).

Борьба с бандитизмом ведется расположенными в этом районе воинскими частями; вооружение членов профсоюзов оградило от нападения банды более или менее крупные местечки, как Брагин, Лоев, где имеются по 40 винтовок, но население в мелких местечках совершенно беззащитно.

В результате еврейское население указанных уездов, помимо того, что потеряло убитыми в Холмичах в первый раз 15 [чел.], во второй раз 12 [чел.], в Ручеевке 45 чел., в Омельковщине 12 чел., в Рашеве 6, в Ново-Барсуках 6, в Репках до 100, в Васильевичах 13, Микуличи 12, Кобылево 6 [чел.]; в большей части [этих мест] ограблено и переселилось целыми местечками и деревнями в более крупные города: например, [из] Холмичей живет в Речице до 1000 чел., часть [евреев из] Подобрянки, Васильевичей и др. окружающих деревень живут в Гомеле, [из] Репки живут в Чернигове^{466}.

Характерным для настроения еврейского населения могут быть вопросы, задаваемые второй группой хойницких детей, которым было предложено переехать в детский дом в г. Новозыбков. Вот какие вопросы задавали дети: есть ли там войско, есть ли там леса, имеются ли там банды, большой ли это город? Эти тревожные вопросы, задаваемые 8-10-12-летними ребятами, характеризуют тревожное настроение еврейских обывателей, стремящихся селиться в больших городах, где есть войско.

Дело организации помощи пострадавших ведется на местах в согласии с принципами советского строительства. Во время нападения на Подобрянку и Репки в Гомеле было зарегистрировано свыше 2000 беженцев, которые были до регистрации Евобщесткома зачислены губэваком на 7-дневное содержание, после чего они перешли в ведение собеса, который выдал белье и обеды; мною было выдано мыло и организован через «консультацию» медицинский осмотр и выдача лекарств и предметов усиленного питания: выдавалось растительное масло, рыбий жир и молоко; по этой же регистрации жилищный отдел разместил всех беженцев по квартирам.

Для оказания помощи детям погорельцев и сиротам приступлено мною к оборудованию детских домов в следующих пунктах: в Калинковичах, в Гомеле, Речице, Новозыбкове, Могилеве и Клинцах. Помимо открытых в Гомеле — 1, Речице — 1, Черикове — 1, всего на 75 детей, приступлено к открытию дома ребенка в Гомеле. Из м. Хойники вывезена 2-я группа в 33 чел., всего 76 чел. детей. Ввиду квартирного кризиса во всем районе приходится брать здания, требующие большого ремонта, что, с одной стороны, поглощает много средств, а с другой — требует затраты времени на их ремонт, но это неизбежно. Имеется возможность оборудовать летнюю детскую колонию на 100-125 детей совместно с Гомельским УОНО, в дачной местности в 6 верстах от Гомеля — Кленки, но это потребует затраты не менее 10 млн рублей.

В отношении медицинской помощи на местах пострадавшим принимаем меры к улучшению состояния местных лечебных учреждений, путем представления докладных записок губздраву и передачи непосредственно лечебным учреждениям продуктов, мыла, медикаментов, белья — из груза, получаемого от Евобщесткома.

Вся работа проводится в тесном контакте с соответствующими заинтересованными учреждениями. На местах работа проводится вокруг комиссии помлекор [в] собесах, туда и входят мои представители.

За все время получено мною грузов в количестве: разных продуктов — 925 пудов; предметов обмундирования — 466 пудов; медикаментов — 205 пудов; мыла — 421 пуд, которые были распределены следующим образом:

Оставшиеся продукты, вещи и мыло были распределены среди самых нуждающихся беженцев местечек Краснополье, Подобрянки, Ериловичей, Хойников и др., находящихся в Гомеле, а медикаменты оставлены про запас на лето на случай развития острых желудочных заболеваний.

Из этих скудных средств были по мере возможности снабжены в Мозыре 5 детских учреждений и 6 больниц, 4 инвалидных дома и 3 столовые для пострадавших. В Речицком уезде были снабжены: в Калинковичах — 1 больница, 1 детское учреждение, в Хойниках — 1 больница и 1 детское учреждение. В Чериковском уезде — 2 детских учреждения, 1 больница. В Гомеле — 1 детский дом и выдано на усиленное питание для детей пострадавших, находящихся в учреждениях УОНО.

Денег получено 13 миллионов, которые израсходованы на следующие нужды.

1. Организацию 4 детских домов через моих инструкторов в Речице, Черикове, Калинковичах, Гомеле — 6175000 руб.

2. По полученному грузу (разгрузка, нагрузка, хранение и отправка) — 1214000 руб.

3. Помощь отдельным группам: единовременная — 278000 руб.

4. Организационные расходы, содержание штата, почтовые расходы — 1045000 руб.

5. Возвращено московскому Комитету 150 тыс. руб.

Уполномоченный Евобщесткома Злотник.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 705. Л. 1-2. Копия. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 38-39. Копия.

№ 269. Докладная записка уполномоченного по Речицкому району Брискина в Евобщестком о ликвидации последствий бандитизма в ноябре 1920 - мае 1921 г. 11 мая 1921 г.

Деятельность Евобкома в Речицком районе началась с конца ноября прошлого года, сейчас же по ликвидации банд Балаховича. Было немедленно командировано несколько ответственных товарищей для обследования пострадавших пунктов: Хойники, Калинковичи и Юревичи, а также близлежащие селения с еврейским населением; оказана всесторонняя помощь, как на местах [в] Калинковичах и Хойниках, так и беженцам в городе. Особое внимание было уделено положению детей: часть — 50-60 [детей] — помещена в открытом доме ж[ертв] к[онтр]р[еволюции]; больные же были отправлены в лечебницы в Гомель. Открыт детский дом в м. Калинковичи; намечается к открытию таковой же в еврейской земледельческой колонии Ситня близ Калинковичей.

[2]0 февраля же в н[ашем] районе опять появилась банда Голаго: сначала замечались отдельные случаи убийства отдельных евреев по деревням и дорогам, а потом, по мере обнагления, и на местечки; так, придя под видом красноармейского отряда в м. Холмечи, они ночью произвели поголовное убийство евреев, были налеты неоднократные на м. Василевичи, селения Малодуша, Кобылево, Бабичи (ж.д. ст.) и др. с еврейским населением. Убийства на этот раз отличались особой жестокостью, преобладающим способом убийства было: повешение, отрубление отдельных членов, а потом и головы... Убивалось без разбора пола и возраста; на глазах уцелевших, но видевших эти ужасы, запечатлелся немой ужас, который, кажется, будет излечен только могилой... Совершилось такое, по сравнению с которым все до сих пор бывшее кажется игрушкой... Действия банд, несмотря на предпринимаемые меры, к сожалению, до сих пор не ликвидированы; убийства стали реже за отсутствием уже объектов нападения — еврейского населения по деревням... Под влиянием этих кошмаров оставило свои насиженные места поголовно все еврейское население селений, в том числе м. Василевичи, пострадавшее дважды: осенью от банд Балаховича, а ниже[692] от Голаго, опустело значительно м. Холмечи с еврейским населением в 500 семейств приблизительно, где, по сведениям сведущих, людей осталось не более 30-35%, остальные же после нескольких попыток возвратиться домой вынуждены были под влиянием страха вторичного нападения поселиться в городе. По произведенной в средних числах апреля регистрации по полученным из центра анкетам числится 105 семейств с количеством душ до 800 приблизительно; надо добавить, что зарегистрировались только часть, прибл[изительно] 75% всех беженцев, находящихся ныне в городе. Все они ютятся в невозможно трудных, несоответствующих жилищных условиях; дети являются беспризорными, а часто голодными...

Ввиду вышеизложенного, находя необходимым оказать хотя бы частичную помощь, облегчить по мере возможности тяжелое положение беженцев, ходатайствую пред ЦК Евобкома о доставке в наш новопострадавший район непосредственно возможно большее количество вещей и продуктов. Особая нужда чувствуется в обуви и комплектах одежды для детей вновь открываемого детского дома и жирах, каковыми нам приходится снабжать за полным отсутствием таковых в р[абоче-]к[рестьянском] п[родовольственном] о[тделе], кроме детских домов ж[ертв] к[онтр]р[еволюции], а также учреждения уздрава, в которых имеется значительное количество еврейских детей, если и не пострадавших, то, безусловно, пролетарско-малоимущего элемента. К докладу прилагаю краткий отчет вещей и продуктов на 1 мая с.г.[693]

Инструктор Евобкома по Речицкому району [Брискин].

P.[S.] Только что получена нами фотография убитых евреев в д. Ручаевка (в начале апреля) и письмо нашего корреспондента, каковые мы считаем необходимым препроводить при сем.[694]

Инструктор Евобкома.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 705. Л. 27. Копия.

№ 270. Запись рассказа пострадавшей Р.И. Фель уполномоченным Евобщесткома по Гомельскому району И.Л. Злотником о нападении на м. Скородное Мозырского уезда 12 мая 1921 г.^{467} 14 мая 1921 г.

12 мая 1921 г. в 8 час. утра зашли к нам в местечко 25 чел. бандитов во главе с их батькой, под названием Грозного, окружили наш дом со всех сторон^{468}. Муж, видя это, взял винтовку и влез на чердак, откуда и стрелял в бандитов. Когда был ранен один из бандитов, они начали бросать бомбы на дом, где был убит мальчик 5 лет, но, видя, что муж не сдается, они подожгли дом. Когда чердак был полон дыму и у мужа осталась одна пуля, он взял и застрелился. Я сбежала с чердака и сказала сестре, что муж убит, она в ответ мне заявила, что отец в саду тоже убит, мальчику — брату моему — выбили глаз, девочку сестры 17 лет ранили в ногу, а у остальных 4 детей остались осколки. Мы только успели мужа снести во двор, но, увидя это, бандиты с издевательством бросили его в костер.

Перед своим уходом бандиты обложили жителей контрибуцией, велели собрать белье и после этого ушли. Между прочим, в местечке были только старики и старухи, все остальное население разбежалось.

Некоторое время спустя, после ухода бандитов, явились все члены исполкома (состав их исключительно русский), но они, как потом оказалось, находились в лесу во время присутствия бандитов. Они переписали раненых и обещали дать подводу, но они этого обещания не сдержали и, кроме этого, вскоре явился член комячейки и потребовал лошадь, предназначенную для перевозки раненых. Когда я ему заявила, что лошадь не дам, он со злостью сказал: «Довольно вы с нами распоряжались». Но главным виновником всего этого был наш военком т. Романовский. Хотя его арестовали в Мозыре, но у него защитников много. Факты обвинения таковы: он указывал, где находятся наши вещи, лошадь, предлагал мужу сдаться, ходил с бандитами об руку и вместе с ними пьянствовал, а после этого вышел с ними из местечка, переоделся в крестьянское платье, [а] когда пришел, заявил, что он был арестован и его освободили, — в то время, когда бандиты арестовали агента-еврея беспартийного, [они] жестоко надругались над ним и убили. Уж после сам военком признался, что бандиты его заставили убить этого агента. Кроме того, он ходил с бандитами по домам с обысками, забрал бомбу из его отряда, которую бросили в наш дом.

Рассказала пострадавшая Р.И. Фель[695].

Записал уполномоченный Евобщесткома по Гомельскому району Злотник.

Резолюция: 23.06.1921 г. Дубровскому, Хургину, Информац[ионному] бюро.

Помета: Исполнено. 4.07.1921 г. Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 455. Л. 27. Подлинник. Д. 449. Л. 64. Заверенная копия.

№ 271. Доклад уполномоченного Белорусской комиссии Евобщесткома Э. Копшица в Евобщестком о нападении на м. Любань Бобруйского уезда 26 мая 1921 г. Не позднее 27 июня 1921 г.[696]

Местечко Любань, пережившее на этих днях ужаснейший погром, лежит в 40 верстах от Слуцка и в 20 верстах к югу от железнодорожной станции Уречье. В последние годы местечко насчитывало до 200 еврейских семейств и почти столько же христианских. В 1915 г. пожаром было уничтожено все местечко и до последнего времени оно не отстроилось еще. В последнюю зиму число еврейских семейств возросло до 300 с числом душ 2000. Этот прирост был вызван нападением Балаховича осенью прошлого года, когда его банды подошли со стороны Мозыря довольно близко к Любани (до 8-10 верст). На этот раз для местечка все кончилось только страхом и тревогой. Но евреи окружающих деревень пережили ужаснейшие погромы. Так, например, в д. Великие Городятичи банды согнали все еврейское население до 80 чел. в одно большое гумно и оттуда выводили их в одиночку и убивали дубинами. В д. Убибабки банды загнали всех евреев в реку и затем стреляли по ним. В Кузличе евреи также были убиты палками. В Нижине евреи заплатили только своим достоянием, ибо они вовремя успели убежать. Все несчастные беженцы заполнили м. Любань. Несмотря на тесноту и недостаток в квартирах и на бедность, все [же] ни одно семейство не осталось на улице. Мы теснили себя, сжимались и дали место всем беженцам.

Еврейское население м. Любани в большей части своей — рабочее население, состоящее из сапожников, портных, плотников, кузнецов и большого числа огородников. Лавочников было немного, и они за последний год окончательно разорились. Лавки их почти не открывались за всю зиму. Христианское население сживалось с еврейским. Отношения между ними были нормальные и добрые: не знали ни о каких национальных распрях. Каждый христианин имел своего сапожника, своего кузнеца, своего плотника и своего лавочника и относился к ним с уважением.

За последние несколько лет произошла в этом отношении перемена. Как будто кто-то отравил атмосферу. Христиане-хлеборобы стали совсем другие. Тому было много причин: разверстка, которая выжималась насильно, но всегда и быстро, и стремительно, и при этом столько преступлений происходило. Много крестьян были при этом самым настоящим образом ограблены. Бестактные выступления многих евреев — агентов Советской власти или Красной армии, и над всем этим — работа темных сил, врагов Советской власти, которые здесь, в Заболотской вол., по многим причинам очень сильны и подрывающиеся под еврейским благосостоянием, убеждая крестьян, что во всех разверстках и коммунах повинны одни евреи^{469}. Главным образом ухудшились отношения после ряда балаховских погромов. Евреи ожидали своей помощи с северной стороны (Уречье, Слуцк), откуда приходили отряды Красной армии. Христиане смотрели на юг (леса и болота Мозырского уезда), откуда они ожидали своих избавителей от всех разверсток и коммун.

Уже осенью прошлого года почувствовали любанские евреи свою опасность со стороны банд. Сейчас же сорганизовали самооборону. Я был выбран поехать в Бобруйск похлопотать об оружии. Но уездная власть смотрела на это косо и всегда поговаривала: «Мы сами примем решительные меры против банд».

Балаховича прогнали в Польшу. Но банды его не переставали делать нападения на евреев окружающих деревень. Свою цель — очистить от евреев район между Любанью и Мозырем — они скоро достигли. Теперь вы не встретите в тех деревнях ни одного еврея, и бандиты чувствуют себя поэтому в тех местах спокойно.

Посреди зимы я обратился в Минск в оперативный штаб с докладом о бандитизме в Любанском районе и об опасности, угрожающей от этого для Советской власти^{470}. В ответ на это в самое короткое время прибыло сюда 2 отряда: 15-й и 16-й, всего до 1000 чел., и обложили нашу волость. На бандитов напал страх. Арестовали 100 бандитов. Если бы с ними поступили по заслугам, мы бы сейчас любанского погрома не имели.

Как назло, пробрался в 15-й отряд в качестве «следователя» местный бандит по имени Сущенц и так повел следствие, что в самое короткое время были за деньги и дорогие вещи освобождены все бандиты. Это значительно усилило бандитизм, и он пустил у нас глубокие корни. К весне мы почувствовали, что нападение на Любань неизбежно. Банды сами об этом говорили. Вначале они думали устроить погром на Пасху, но это не случилось. Как видно, они не были еще подготовлены. К тому [же] еще находился тогда отряд продармейцев из 30 чел. и вместе с самообороной они составляли силу. Получив однажды достоверные сведения, что большая банда собирается на Любань, и узнав план их нападения, я тотчас же уехал в Бобруйск. Меня водили в укомпарт, в исполком и Особый отдел 8-й дивизии. Везде обещали: «Будут приняты срочные меры». Документы об этом у меня на руках. Но это осталось только на бумаге. Уисполком спал. Особый отдел забыл. Волисполком все хорошо знал и разошелся тихо без шума. Все власть имущие играли бандитам на руку и были довольны, что еще одно местечко им отходит без борьбы^{471}.

В 15-18 верстах от Любани находится д. Плюсня^{472}. В ней стояла рота саперов для ремонта гребол[697] и дорог. В ночь на 22 мая банда вдруг напала на роту, перебила комсостав, многих раздела и захватила ротный склад с провиантом, оружием, телеграфным материалом, динамитом и т.д. 22 мая прибежали в Любань остатки этой роты и наделали большую панику. Видя, что и солдаты убегают от банды, многие стали покидать Любань и бежали в Уречье или Слуцк. Но тревога, главным образом, усилилась 24 мая, когда Любань покинул продотряд с уполномоченным райпродкома т. Мрачковским. Оружие самообороны состояло из 2-3 винтовок, десятка револьверов. Многие приготовили железные прутья, копья и т.п. Это было недостаточно для борьбы с бандой.

25 мая пополудни в Любань пришла разведка из 7 конных 21 пограничной бригады. Они направлялись в Плюсну. В Любани они должны были встретиться с отрядом пехоты из 60 чел. и одного пулемета. До ночи ожидаемый отряд не пришел в Любань и конные остались ночевать в местечке.

Крестьяне передавали своим знакомым евреям, что бандиты уже около Любани и что будет нападение. Все же мы хотели верить и надеяться, что помощь скорее пойдет. Мы делегировали людей в Пустино, что около Уречья, в батальон и в Слуцк в 21-ю бригаду. Но помощь не приходила. В местечке паника усилилась. Самооборона бодрствовала и каждую ночь находилась на посту в большой синагоге. Конные были этому рады, условились с нами на одной общей пароли и ушли спать.

Еще не успели лечь, как из д. Сарачи, что по ту сторону реки Ореси около Любани, начали палить из винтовок на местечко. Конные мигом сели на лошадей и открыли огонь из винтовок по направлению д. Сарачи. В местечке сделалась паника, думали, что нападение уже началось. Конные выстроились на базаре и оттуда дали залп в Сарачи. Затем они вышли на большую улицу и опять дали залп в ту же деревню. Конные оставались в местечке еще 10-15 мин. и уехали назад в том направлении, откуда они днем пришли. Местечко осталось всеми покинутое. Всех взволновала стрельба и выгнала на улицу из домов. Женщины и дети остались сидеть на улице, чего-то выжидая. Многие из них убежали в рожь и спрятались в ней. Старики и многие среднего возраста убежали в синагогу. Самооборона приняла меры разузнать причины стрельбы и что такое происходит за местечком. Специально были высланы конные разведчики на все дороги. Но никто ничего не заметил. Стояла холодная ночь. Кругом на всех путях стояла тишина. Тишина повлияла на всех нас и успокоила нас. Во многих домах дети уже пришли в себя. Некоторые женщины легли спать, как и всегда, не раздеваясь. Пикеты самообороны, которые стояли на всех концах местечка, дали знать, что кругом нет никаких признаков движения. Самооборона в эту ночь, как и в предыдущие ночи, не спала — она искала, волновалась, но ничего не заметила.

Но вот прошла ночь. Луна потемнела, звезды стали гаснуть. На востоке стало светать. Кое-где петухи запели. Молодежь, уставшая от многих бессонных ночей, расходилась по домам спать. Вдруг совсем неожиданно посыпался град пуль на синагогу. Инстинктивно все находившиеся в синагоге бросились к двери. Но выход был тесен, и началась давка. Пули метко попадают туда, где дверь, и многие пускаются на улицу через окна. Не желая быть в давке, я вышел последним. Я на улице. Град пуль продолжается. Очевидно, что пальба из многих винтовок, трещит также пулемет. Жители бросились вон из местечка по дороге в Уречье. Против такого огня самооборона не могла устоять и разбежалась. Но банда сильно боялась нас, и она первым делом укрепилась за версту до местечка у волисполкома и позади гимназии и оттуда обстреляла местечко. С сильнейшим огнем и под прикрытием своей стрельбы они врывались группами в местечко с дикими криками «ура!» и возгласами «сдавайся!»...

Выбежав из синагоги, я остановился на миг, как помешанный. «Ужасное нападение, сильная банда», — мелькнуло у меня в голове. Видя, что все бегут, я хотел немного задержать банду, чтобы дать возможность всем уйти. Со мною стояли некоторые товарищи. У одного из них была винтовка. Но винтовка не стреляла. Затвор не действовал у него. Я вырвал у него винтовку и — удача: даю 5 выстрелов, больше не было пуль. На базаре сильные крики: «Ура. Ура. Сдавайся». Я бегу дальше и вижу большую толпу людей, убегающую в рожь. Тут товарищ дал мне еще одну обойму. Я заряжаю ружье и опять даю 4 выстрела. Слышу крик: «Сдавайся». Двое бандитов прибегают, но боятся броситься на нас и кричат своим: «Ребята, сюда». Показываются еще трое бандитов, но мы уже на Цыганской улице. Там опять градом летят пули, улица наполнена бандитами. Мы бросились в один двор и оттуда в поле, в рожь. Целая группа бандитов преследует нас, сильная стрельба продолжается, и пули свистят и жужжат со всех сторон.

<С группой товарищей мы спешим все дальше и дальше в рожь, из города слышатся одинокие выстрелы, душераздирающие крики, и понемногу, через рожь, лес и болота мы вышли на уречскую дорогу. И здесь нас все еще преследуют одиночные выстрелы, но смертельная опасность уже не так близка. Вот мы встречаем партию беженцев: старики, женщины, девушки, маленькие дети бегут молча, только от времени до времени некоторые спрашивают об участи своих: не встретили ли их по дороге. Один отец хочет своего ребенка оставить во ржи и самому бежать дальше, но ребенок сильно кричит, отец поднимает и несет его дальше, бросает опять и опять раскаивается; вот лежит на дороге вытянутый старик: раны не видно, как видно, просто бежал и умер... Или вдруг тянется по дороге длинная, красная, кровавая дорожка, прямо в деревню Таль (7 верст от Любани). Солнце стоит высоко на небе и насмехается над нами, бегущими...

Мы идем деревней, у всех ворот стоят крестьянки, ломают руки, как видно, они не знают, что здесь происходит. Крестьяне смотрят любопытно и вопросительно. Вот лежит на крылечке еврейского дома раненый, он просит помощи. Один из наших русских товарищей, который бежал вместе с нами, красноармеец Бородаев, пробует просить у пред[седателя] деревни лошадь для раненного, но ответ был лаконичен: «Мы не подчиняемся той власти, которая впереди, а той, которая сзади»...

Мы бежим дальше, но страшно трудно в полушубке с винтовкой в руках и наганом в кармане. Вспомнилась участь всех несчастных, которые спереди нас и позади нас, мы бежим дальше и в 7 с половиной [час.] утра я уже в Уречье и даю телеграммы о нападении в Слуцк, Бобруйск и Минск>[698].

Здесь в Уречье половина Любани, каждый бежит мне навстречу и справляется об отце, матери, брате, сестре, душераздирающие крики оглашают воздух, некоторые целуются, другие — в истерическом плаче, все блуждают истощенные, усталые, многие из несчастных не знают, где их семьи, родители, дети. Паника заражает Уречье тоже, и большая шеренга людей направляется в Слуцк^{473}. Я чувствую себя разбитым, глубоко оскорбленным, бессильным, я попал в какой-то дом и заснул. В пятницу 28 мая утром я пустился, однако, в Любань. На дороге встречаю много нагруженных телег, наверху сидят женщины и дети, вот провозят раненную женщину в Слуцк, около д. Толь мы встречаем целую партию евреев, женщин и детей, все пешком. Они рассказывают, что в Любани опять тревога, тамошние солдаты растеряны, мы дальше ехали и прибыли в тот момент, когда хоронили 25 жертв. От криков, плача и стона воздух дрожал. Городок представляет собой ужасную картину, все стекла выбиты, в домах ужаснейший разгром, все разбросано по земле, разбито, изрублено, белье и платье расхищено, кухонная утварь, посуда вдребезги разбиты. Холод пробегает по телу при виде всего этого. Что произошло в городе, об этом мне старая еврейка рассказывала: «Когда дикая ватага свершила свое разрушение в домах, они начали всех быстро гнать в синагогу; в одном доме женщина, больная тифом, мать шестерых детей, — они ее застрелили, ее мать, старую еврейку, тоже убили. Старого отца ее, который из дряхлости уже в три раза сгорблен, они его жестоко били. Молодую женщину, которая не дала себя насиловать, они зверски убили. Молодого юношу с больной ногой они у порога синагоги убили, его тело долго свиньи ели. Молодому человеку они глаза выкололи. Так они 28 чел. отчаяннейшим образом умертвили, 15 ранили, добро и имущество разграбили, остальное разбили и городок в пустыню превратили»^{474}.

В городе осталось очень мало людей, в синагогу они загнали больше 200 душ старых женщин, мужчин и детей; бандиты выбрали из женщин молодых и красивых — 17-18 лет, в женское отделение синагоги их ввели силой и зверски по несколько раз насиловали, от их криков нельзя было усидеть в синагоге, всех там нагайками и палками истязали; когда капитан зашел в синагогу, несколько стихло, он забрался на амвон и потребовал, чтобы к 10 час. утра ему принесли контрибуции 1 млн николаевских денег, 20 фунтов серебра, 10 фунтов золота, 80 пар сапог и 500 пар белья. Здесь он так же выбрал 3 старых евреев, которые обязаны эту сумму собрать. Это показалось невозможным и приходилось каждому откупаться, бедные евреи дали священнику по 2-3 тыс. руб. николаевских денег и откупались. Одного старика из 3-х собирающих [деньги] убили по дороге. Через некоторое время капитан опять пришел в синагогу и сказал: «Благодарите священника и попадью, если не они, мы бы вас всех перебили и сожгли вместе с синагогой». Потом еще один велел в течение получаса разойтись.

Дикость и зверство бандитов не поддаются описаниям. Они обратно ушли в гимназию, где они беседовали с директором Ясиновым (он же член волисполкома), с доктором и еще несколькими христианами. Особенно они были любезны со священником. Перед уходом они сожгли помещение волисполкома. Впопыхах капитан забыл в синагоге портфель с бумагами и очень важными документами. В 11 утра они ушли обратно в леса и чащи через деревни Шифилутчи, Юрковичи^{475}. В пятницу 27 мая в Любань прибыли батальон с пятью пулеметами пограничной стражи и батальон Особого отдела ЧК. Они распустили волисполком, хотя из них уже все равно никого не было, и организовали ревком. Оба батальона пробыли в Любани один день. В воскресенье 29-го они ушли. Тогда паника еще больше усилилась. Все те, которые вернулись уже, также те, которые в первый раз не убежали, пустились в дорогу. Имеющие лошадей все нагрузили на подводы, другие только с котомками за плечами — все пустились на Уречье^{476}.

Тихо и спокойно тянется лента вечных странников по дороге, не видно ни начала, ни конца. Столб пыли покрывает их всех: стариков, женщин, детей...

Так убегают еврейские трудящиеся массы от их врагов, от контрреволюции, от черных банд, которые вымещают весь их гнев на этого вечного козла отпущения, на еврейские массы^{477}.

Копшиц Элья^{478}.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 69-75. Копия.

Там же. Д. 456. Л. 74-80, 83-84. Копия.

Там же. Д. 463. Л. 60-66. Копия.

№ 272. Докладная записка уполномоченного Кавалерчика в Белорусскую комиссию Евобщесткома о погромах в Бобруйском уезде в феврале-мае 1921 г. Не позднее 4 июля 1921 г.[699]

Материал по обследованию погромов Озаричского района, м. Козловичи, м. Попище^{479}, м. Селибы и м. Любани, по анкетным листам (со слов очевидцев) Бобр[уйского] уезда.

В начале февраля 1921 г. в Озаричском районе появились бандиты, которые начали грабить и убивать евреев, проезжавших по дорогам. Таким образом, в этом районе в течение одной недели оказалось убитыми 20 чел. евреев-ремесленников, работавших по деревням.

26 февраля 10 вооруженных бандитов вошло в д. Вьюнище и среди бела дня, на глазах у крестьянского населения, ограбили 2 еврейских семейства и зверски убили 6 чел. мужчин и женщин.

На следующий день то же самое произошло в деревнях: Голосовичи, Моисеевичи, Тремле и Ломовичи, где бандиты успели в течение одного дня ограбить местных евреев и убили 17 чел.

2 марта бандиты вновь напали на д. Астановичи (где еврейских семейств насчитывалось 10). Все они спрятались в одной ветхой избушке, надеясь, что бандиты их там не будут искать. Но местные крестьяне донесли об этом бандитам, и они расправились с евреями, зверски изуродовав их, и убили 18 чел., не щадя и детей.

Во всех этих деревнях у бандитов был один и тот же лозунг: «Истребление всех евреев, дабы они не мешали христианскому населению свободно соорганизоваться против Соввласти для спасения России». «Долой комиссаров, смерть евреям», — кричали грабители. Со стороны местного христианского населения не было никакого сочувствия к евреям. Были случаи, когда евреи хотели спрятаться у своих соседей-христиан, но те не допускали к себе, говоря, что не знают, какая власть останется, и в случае, если Соввласть оставит эти места, они не хотят нести ответственность перед новой властью за то, что скрывали евреев. Со стороны местных властей тоже не было сделано никаких попыток к прекращению погромов.

Совершенно иной характер носили погромы, происходившие в местечках Козловичи и Печище: в каждой из них насчитывалось около 100 еврейских семейств, занимавшихся исключительно земледелием и ремесленничеством. Бандиты въехали сюда на подводах и среди бела дня начали грабить имущество евреев и складывать награбленное на подводы. Их подводы были для них недостаточны и они забрали много подвод у местных жителей. Никого они не избивали, ибо их лозунг был уже другой: «Мы убивать никого не хотим и берем лишь то, что нам необходимо. Мы только желаем, чтобы все к нам присоединились для борьбы с Соввластью». Со стороны местных властей здесь тоже не было сделано никаких попыток к принятию мер к прекращению погромов. Ограбив евреев, бандиты уехали и увезли с собой награбленные вещи и продукты. М. Печище сгорело, только несколько домов осталось, все имущество разграблено и евреи разбрелись по окрестным местечкам и городам. В Козловичах пожара не было, и жители остались на своих местах^{480}.

В апреле произошел погром в м. Селиба Бобруйского уезда. Там насчитывалось более 100 еврейских семейств и все они занимались исключительно земледелием. На этот раз бандиты ограбили еврейское население и ушли.

Ночью 17 апреля произошел второй погром в м. Селибе, который носил уже более организованный характер. Бандиты состояли, как в последствии выяснилось, из крестьян ближайших деревень, и начали обстреливать местечко. Евреи в панике разбежались по лесам. Бандиты вошли и, ограбив еврейские дома, подожгли их. Несгоревшими осталось лишь 5 домов. Впоследствии, когда евреи вернулись, чтобы спасти оставшийся живой инвентарь, они попали под пули бандитов и 5 чел., среди них одна женщина, были убиты. Еврейское население, лишившись всего своего состояния, бежало в Бобруйск.

Во всех вышеназванных местностях со стороны евреев не было организовано никакой самообороны, ибо со времени прихода Соввласти между еврейским и христ[ианским] населением никаких враждебных отношений не было. В м. Селибе, как и в других местностях, не было сделано никаких попыток к прекращению погромов.

Утром 26 мая произошел погром в м. Любани Бобруйского уезда, где насчитывалось 600 еврейских семейств. Занимались они земледелием и ремеслами. Если в вышеназванных местностях отсутствовала всякая организованность, в любанском погроме действовала вполне организованная банда, состоявшая из бандитов, скрывавшихся в лесах совместно с крестьянами ближайших деревень. Как только бандиты вошли в местечко, начался грабеж и убийства. Лозунг их был: «Избиение евреев, свержение Соввласти и спасение России». Погром продолжался около 5 час. Убийцы действовали ножами и зверски изуродовали свои жертвы. Были случаи издевательства над еврейской святыней — Торой и случаи изнасилования женщин. Детей бандиты не трогали. Была организована кой-какая самооборона со стороны евреев, но она ни к чему не привела, и еврейское население бежало в ближайшие леса и поля. Часть из них скрылась у местных крестьян, которые отнеслись к ним с большим сочувствием. Местной властью не было принято никаких мер к прекращению погрома. Бандиты собрали всех евреев в синагогу, где произносили агитационные речи за присоединение к ним. Впоследствии бандиты пытались поджечь синагогу вместе с находившимися там евреями. Местечковый священник, опасаясь пожара, от которого может пострадать также и христ[ианское] население, обратился к предводителю бандитов с просьбой не учинять пожара, что и было удовлетворено. После 5-часового зверского издевательства над евреями, по приказу предводителя банды погром прекратился. В результате оказались убитыми 28 чел., ранеными 10 чел. и полный разгром всего еврейского имущества. Население разбрелось по ближайшим местечкам и городам.

Уполномоч[енный] Кавалерчик.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 56. Заверенная копия.

№ 273. Приказ РВС Западного фронта № 1009 о борьбе с бандитизмом и дезертирством. 27 мая 1921 г.

г. Смоленск.

Ценой неслыханных усилий и жестоких страданий рабоче-крестьянская Россия получила возможность мирно жить и развиваться.

Побеждены генералы и помещики, отброшены за пределы нашей страны вражеские полчища, все воевавшие с нами капиталистические правительства были принуждены заключить мирные договоры.

Но враги трудового народа не хотят признать себя побежденными. Они не хотят дать ему излечиться от полученных ран и расправить усталые плечи. В некоторых уездах Западного края Савинков, Балахович и их иностранные покровители создают разбойничьи шайки из бандитов, которые под руководством помещиков и офицеров грабят и разрушают народное достояние, насилуют и убивают мирных жителей, взрывают железнодорожные пути и сжигают запасы хлеба и других продуктов, созданных мозолистыми руками рабочих и крестьян.

КРЕСТЬЯНЕ.

Вам больше всех приходится терпеть от бандитской нечисти.

Вам больше, чем кому бы то ни было, они мешают спокойно трудиться и пользоваться продуктами своего тяжелого труда.

Советская власть, раздавив своих врагов и покончив с войной, широко пошла навстречу крестьянству. Отменена разверстка, разрешена свободная продажа излишков. Отныне каждый старательный крестьянин может свободно вздохнуть и подправить свое хозяйство, расстроенное за время героической борьбы рабочих и крестьян.

А тем временем разбойничьи банды за иудины серебряники расстраивают хозяйственную жизнь, организуют налеты, грабежи и убийства. Они живут на вашем крестьянском горбу, они питаются за ваш счет, они мешают рабоче-крестьянскому правительству наладить спокойную и счастливую жизнь деревни и города.

Из-за бандитов Советская власть вынуждена держать в деревнях войска, из-за бандитов деревня несет подводные и другие тяжелые повинности.

Революционный Военный Совет Западного фронта поставил своей задачей уничтожить бандитов, каленым железом вытравить их разбойничьи гнезда.

Нужно раз [и] навсегда освободить нашу страну от этой язвы, разъедающей живое народное тело.

Революционный Военный Совет Западного фронта надеется на помощь в этой борьбе всего населения и главным образом на помощь вашу, крестьяне.

Революционный Военный Совет ОБЪЯВЛЯЕТ И ПРИКАЗЫВАЕТ:

1. В губерниях Западного фронта начата оперативная кампания по борьбе с бандитизмом, для чего всем учреждениям и органам, призванным к этой борьбе, Революционным Военным Советом даны чрезвычайные права и средства.

2. Каждого бандита, осмеливающегося нападать на мирных жителей, на Советские учреждения и организации, осмеливающегося портить народное достояние и занимающегося грабежами и убийствами, ожидает беспощадная революционная кара — РАССТРЕЛ.

3. До поимки и наказания бандита по суду — семья его наказывается выселением [за] пределы Западного фронта, штрафом, конфискацией скота, надела и прочего движимого и недвижимого имущества.

4. Беспощадным наказаниям будут подвергаться волостные и сельские власти, если они не будут вести с бандитами борьбы. Советские служащие и члены волисполкомов, уличенные в пособничестве бандитам, во взяточничестве, укрывательстве бандитов и дезертиров, а тем более в прямом соучастии, - БУДУТ РАССТРЕЛИВАТЬСЯ.

5. Такому же наказанию будут подвергнуты все граждане, уличенные в вышеуказанных преступлениях.

6. Всем бандитам и дезертирам предлагается немедленно явиться в уездные военные комиссариаты, сдать оружие и принести полное покаяние. Советская власть беспощадна к упорным врагам, но она милостива к тем, кто заблуждался, понял вину и хочет загладить ее.

7. Волостным и сельским властям и всему населению принять все меры к разоружению банд, к поимке упорствующих бандитов и представлению их надлежащим властям.

8. Кампания против бандитов должна быть проведена дружно и энергично и закончена в кратчайший срок. Всякий уклоняющийся от участия в ней есть худший враг и предатель рабочих и крестьян.

БАНДИТОВ НАДО УНИЧТОЖИТЬ - БАНДИТЫ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ.

Настоящий приказ прочесть во всех частях Западного фронта, отпечатать во всех газетах и распространить во всех городах, селах и деревнях Смоленской, Витебской и Гомельской губ. и на территории Социалистической Советской Республики Белоруссии^{481}. Во всех волостных исполкомах и сельских советах он должен быть вывешен на видном месте.

Подлинный [приказ] подписали:

вр[ид] Командующего армиями Западного фронта, [представитель] Генерального штаба Захаров^{482}.

врид члена Революционного Военного Совета и председатель Комиссии по борьбе с бандитизмом Муклевич^{483}.

начальник штаба [Западного фронта], [представитель] Генерального штаба Ермолин^{484}.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 12. Л. 36. Заверенная копия.

№ 274. Докладная записка наркома социального обеспечения БССР С.З. Каценбогена^{485} в НКСО РСФСР о помощи населению республики, пострадавшему от погромов в апреле-мае 1921 г. 29 мая 1921 г.

Бандитизм в Белоруссии принимает все большие и большие размеры. Раньше он имел место в некоторых волостях отдельных уездов Белоруссии, теперь вся Белоруссия охвачена бандитизмом. В наиболее сильных формах он проявляется в Бобруйском, Слуцком и Игуменском уездах^{486}. Вырезываются целые семьи, живущие по деревням. Случайно остающиеся в живых члены этих семейств направляются в близлежащие местечки, в надежде найти там притон[700], или же направляются в уездные города.

Однако местечки не служат гарантированными убежищами для них. За последние две недели произошел целый ряд погромов и сожжены целые местечки. Эти погромы сопровождаются убийствами, зверствами и т.д. Погром в м. Шацке Игуменовского уезда: погромленных сто семейств. Погромлено и сожжено м. Итель (Селиба): убито 4 чел., до 400 чел. (75 семейств) остались без крова и одежды и направились в г. Бобруйск; погромы в целом ряде местечек Слуцкого уезда и, наконец, дикий и зверский погром в м. Любань, происшедший 26 мая сего года. Убитых и раненых 120 чел., подробности еще не выяснены и т.д. Участились пожары деревень, в начале мая сгорели рабочие кварталы г. Борисова.

Наши материальные ресурсы исчерпаны. Отчет об израсходовании полученных нами вещей послан своевременно Вам[701]. Сейчас у нас на базе имеется всего до 1000 аршин бельевой материи. Тяжелое положение продов[ольственное], переживаемое сейчас республикой, не даст возможности хоть в минимальном размере оказывать помощь продуктами погромленному населению. Открытие питательных пунктов и столовых в местах скопления пострадавших — дело очень трудное. Для оказания первой срочности помощи м. Любани нам [ничего] не было отпущено за неимением продовольственных продуктов, а просили мы всего 100 пудов муки.

Целый ряд других организационных моментов часто сильно тормозит своевременную, хотя бы минимальную, помощь погромленным. Слуцкий район не может быть обслужен из-за отсутствия передвижных средств, обывательские подводы использовать трудно — необходимо выезжать в пункт и селения, отстоящие до 50 верст от Слуцка, железной дороги нет. Сформированные нами еще в середине апреля с.г. питательные отряды для Слуцкого района не могут в силу этих обстоятельств развернуть свою работу.

Полученные нами два вагона для отрядов недостаточны. Необходимо минимум еще 3, из них один классный. Для оборудования небольшой передвижной больнички необходимо продлить право пользования уже предоставленным из Москвы НКПС еще [на] месяц. Необходимо организовать хотя бы 2 лет[учих] врач[ебных] пит[ательных] отряда. Для этого необходимы автомобили, легкие и грузовые. Считаем необходимым указать, что дело помощи должно быть сконцентрировано в местных комиссариатах. Нами был уполномочен зав[едующий] сек[цией] эпид[емических] отрядов Наркомздрава РСФСР по оказанию помощи погромленным в Мозырском районе т. Верник. Ему были нами предоставлены широкие полномочия. Чем руководствовался НКСО, дав т. Вернику полномочия от НКСО РСФСР?

При таком положении вещей мы лишены возможности правильно организовать дело помощи, такие организационные формы являются нецелесообразными в деле помощи, происходит неправильное распределение работников, отпускаемых вещей и т.д.

Наркомсобесбел просит в срочном порядке исходатайствовать перед соответствующими центральными учреждениями вагоны, 5 грузовых и 2 легких автомобиля; отпустить нам материал для верхней одежды и нижнего белья до 100 тыс. аршин, оборудование детских домов, инвалидных домов, убежищ, патронатов и т.д.

Подробный исчерпывающий доклад о нашей деятельности в области оказания помощи на днях будет выслан почтой[702].

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 4. Л. 10. Заверенная копия.

№ 275. Обращение представителей еврейской общины м. Осиповичи Бобруйского уезда Б.Г. Цвика и З. Айзиковича к председателю СНК БССР о защите населения уезда[703]. 2 июня 1921 г.

Прошение.

Наша община послала нас сюда, чтобы передать центральной власти обо всех ужасах, которые разразились почти над всем еврейским населением Бобруйского уезда. Грабежи и зверства свирепствующих здесь многочисленных бандитских шаек достигли огромных размеров. Ярость негодяев изливается единственно на многострадальное еврейское население беднейших местечек, которые местами поголовно вырезываются. Проходит волна погромов со всеми их атрибутами, дикими грабежами, изнасилованиями женщин, невероятными жестокостями над стариками, детьми и зверскими убийствами. Обо всем этом мало известно широким массам Центра только потому, что жертвою злодеев становится беззащитное население заброшенных захолустьев, лишенных каких бы то ни было войсковых частей, не имеющих сил для организации самообороны, а потому идущих под нож убийц, как агнцы на закланье.

Приведем наиболее яркие из многочисленных случаев. В ночь с прошлой среды на четверг подверглось нападению м. Любань, причем вырезано, насколько известно, свыше ста человек евреев, мужчин и женщин^{487}. Приблизительно в то же время сделан налет на полустанок Фаличи, где, к счастью, дело ограничилось повальным грабежом и жестокими избиениями. Около ст. Тальки бандиты повесили 70-летнего старика еврея и зверски убили 2-х молодых людей. С 29 мая до 30 с.г. около ста бандитов произвели настоящий погром в самой Тальке, где, между прочим, много раненых, остальная же часть населения спаслась бегством.

Таких случаев было очень много около местечек Гродзянки, Уворок, Уречье, Дарагано^{488} и Старой Дороги. Спасти еврейское население от поголовного истребления возможно лишь путем расквартирования в местечках хотя бы самых мелких войсковых отрядов. Опыт показал, что десяток-другой солдат легко отражает самые сильные нападения бандитов (пример м. Шацк).

Ввиду вышеизложенного, убедительно просим оказать нашему району защиту от банд присылкой воинских отрядов, а если это почему-либо невозможно, то хотя бы снабжением населения оружием и организацией самообороны.

Бенциан Цвик.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 79. Заверенная копия.

№ 276. Докладная записка уполномоченного ОЗЕ М.Л. Лифшица в Белорусскую комиссию Евобщесткома о нападении на м. Пуховичи Игуменского уезда 8 июня 1921 г. Не позднее 25 июня 1921 г.[704]

В 4 час. утра 8 июня на м. Пуховичи произведен налет бандитов. Налет совершен спустя 15 мин. с момента ухода самообороны в кол[ичестве] 20 чел., вооруженных 13 ружьями и двумя патронами к каждому ружью. В налете принимали участие от 50-60 бандитов, при этом все их действия были направлены исключительно против еврейского населения, не принимая во внимание партийной принадлежности, классового происхождения и имущественного состояния. На руках у бандитов оказались сейчас же при их появлении списки лиц, дежуривших в ту ночь как сотрудники самообороны.

В результате этого кровавого события 7 чел. расстреляны, больше 20[705] уведены в качестве заложников. Из заложников некоторым удалось сбежать, а 17 [чел.] и по сию пору находятся в руках бандитов. Нападение носило исключительно характер еврейского погрома. Бандиты даже не разыскивали членов и сотрудников волисполкома и ограничились лишь тем, что сожгли всю его канцелярию. Кроме человеческих жертв, разграблена большая часть еврейского населения, на нескольких подводах увезены ценные вещи, а остальное уничтожено. Бандиты подожгли один дом, но после их ухода пожар удалось потушить. Кроме этих фактов, имеются еще случаи изнасилования^{489}.

Из населения местечка около 30 семейств прибыли в Минск, остальные перекочевали на ст. Пуховичи в 6 верстах от местечка. Станция эта тоже совершенно не защищена, войска нет, нападения ожидают с каждым днем. До нападения, имевшего места 8 июня, за несколько дней [до него], ночью, была бандитами предпринята проба произвести нападение. Приблизившись к местечку, бандиты дали несколько выстрелов, но охрана еврейского населения ответила 16 выстрелами, и бандиты удалились.

Среди бандитов несколько были одеты в польской военной форме, один русский поручик, остальные были одеты как красноармейцы, несколько [человек] были замаскированы и обуты в лапти, из чего можно заключить, что среди бандитов находились крестьяне окружающих деревень, которые потому были замаскированы, чтобы не выдать себя^{490}. Это доказывается еще и тем, что местечко бандитам было хорошо знакомо и им не приходилось разыскивать людей, которые у них были указаны в списках.

К моменту нападения в Пуховичах войска совершенно не было, отряд находился в 4 верстах от местечка в д. Влони. Один из жителей бежал из местечка и сообщил отряду о нападении. Отряд почему-то не торопился на помощь и прибыл через 3 часа. К тому же отряд отказался преследовать бандитов, как только они были прогнаны из местечка. Следует указать, что при энергичной работе преследователей можно было бы, во-первых, возвратить погромленное имущество и, во-вторых, захватить несколько человек, от которых хотя бы можно было бы многое узнать и выяснить.

До нападения жители местечка несколько раз обращались в уездкомбанд с просьбой о присылке охраны, но их просьбы оставались неудовлетворенными. Как к отрядам, расположенным в том районе, так и к уездной комиссии, вследствие халатного отношения к еврейским обращениям и вследствие причин личного характера, население окружающих Пуховичи местечек доверия большого не чувствует. Многие склонны подозревать представителей Игуменского уезвоенкомата, ибо последний не проявляет достаточной энергии и преданности в борьбе с бандитами^{491}. К тому же за все время он никаких предохранительных мер не принимает.

Особенно трагично положение заложников. А посему подлежит всестороннему обсуждению вопрос о них. Положение их таково: взяты они в качестве заложников для того, чтобы население местечка внесло контрибуцию в кол[ичестве] 8 млн руб. досоветской валюты. 9 июня бандиты освободили одного из заложников и прислали его в местечко для внесения окончательной суммы в 1 млн руб. Население находится в безвыходном положении: такую сумму собрать среди населения, считая в том числе и драгоценные вещи, [невозможно]. С другой стороны, внесением этих денег можно было бы спасти жизнь этих людей.

Лифшиц.

Помета: Прим[ечание]. Деньги были внесены, а заложники все-таки были расстреляны^{492}.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 463. Л. 58-59. Заверенная копия. Там же. Д. 449. Л. 77. Заверенная копия.

№ 277. Докладная записка секретаря профсоюзной организации м. Осиповичи Бобруйского уезда в Белорусскую комиссию Евобщесткома о положении местечка в связи с ростом бандитизма в уезде. 10 июня 1921 г.

г. Минск.

Положение местечка в связи с опасностью со стороны бандитов становится грозным. Осиповичи представляют из себя местечко со значительным еврейским населением, находящимся среди количественно превосходящего его русского населения, преимущественно железнодорожников. В местечке ведется погромная агитация среди железнодорожников. Нужно отметить и большое количество поляков в местечке. Бывающие в окрестностях местечка евреи передают о погромном настроении и среди крестьянского населения, до сих пор считавшегося более или менее спокойным и лояльным.

В д. Заболотье, в 3 верстах от Осиповичей, говорили, что готовится нападение на Осиповичи, собираются силы, так как с Осиповичами не так-то легко справиться. Были случаи ареста Особым отделом бандитских разведчиков. До последнего времени в Осиповичах была расположена бригада, на днях она вся ушла. Кстати, начснаб, его адъютант и комбриг арестованы Чека по обвинению в связях с бандитами^{493}. Находился также и бронепоезд, который оттуда не отлучался и мог служить некоторой охраной местечку, но теперь он курсирует по всему участку. Организован отряд Особого назначения из 25 чел. (2 еврея). Один из членов отряда, не владея винтовкой, застрелил себя нечаянно.

В ночь на 9 с[его] м[есяца] было покушение на Осиповичи, но поднятой тревогой и стрельбой покушение отбито^{494}. Настроение крайне напряженное. Осиповичский профсоюз постановил обратиться в профбюро с предложением ходатайствовать об организации из числа членов профсоюза отряда охраны местечка, но результатов до сих пор не последовало. В Осиповичах существует с давних пор хорошо организованная добровольная команда, которая отдается всецело в распоряжение такового отряда. Население, как трудовое, так и нетрудовое, проникнуто сознанием необходимости самозащиты и, всецело солидаризируя себя с властью, под руководством оной хочет организоваться для борьбы с бандитами. Из надежных граждан, в смысле благонадежности с точки зрения Советской власти и в смысле умения владеть оружием, можно составить отряд из 100 чел., который совместно с отрядом Особого назначения мог бы служить достаточной защитой для местечка.

Секрабсоюза.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 21. Л. 24. Заверенная копия. Там же. Оп. 1. Д. 449. Л. 24. Копия.

№ 278. Доклад представителей Наркомата здравоохранения РСФСР, Белорусской комиссии Евобщесткома в Евобщестком о нападении на м. Копаткевичи Мозырского уезда 10 июня 1921 г. и помощи пострадавшему населению. Июль 1921 г.[706]

Дело помощи в Копаткевичах и его ближайшие задачи.

Комиссией санэпидотряда и Евобкома подробно обследовано положение в Копаткевичах и произведена регистрация пострадавших. Точно установить число вернувшихся, а равно и детей, подлежащих прикармливанию, пока не удалось; в ближайшие дни будет закончена работа регистрационного материала, и тогда будут представлены точные данные. Однако с несомненностью можно сказать, что подавляющее большинство вернулось уже в Копаткевичи; не подлежит сомнению, что задержавшиеся в Калинковичах и Мозыре беженцы в ближайшие дни вернутся к родному очагу. Соввласть принимает все меры к полному искоренению бандитизма. В местечке теперь организован отряд особого назначения из 75 чел. Это действует успокоительно на еврейское население, и оно начинает путь к приспособлению к создавшимся условиям. Однако положение его в настоящий момент довольно тяжелое, необходима рациональная постановка дела помощи, чтобы дать возможность исстрадавшемуся и измученному населению хоть сколько-нибудь оправиться от пережитых ужасов. Сейчас чувствуется острая продовольственная нужда. Запасов, разумеется, никаких, а связи с деревней и, следовательно, заработка пока нет. Евреи все еще живут в страхе и боятся перейти за околицу местечка, тем более, что на днях недалеко от Копаткевичей, по дороге опять убили одного еврея. Помощь, оказываемая волсобесом, слишком недостаточна: столовая собеса отпускает всему населению супу и ¼ ф[унта] хлеба. Поэтому необходимо организовать продовольственную помощь, в противном случае будут распроданы последние остатки спасенного скарба[707], дабы раздобыть хлеб. Достаточно указать, что много случаев продажи коров. По представлению санэпидотряда, райпродкомом отпущена мука для копаткевичского населения на две недели, считаю [это] удовлетворительным результатом. Следующей задачей является застекление окон. Часть жителей приспособились вставить двойные зимние рамы, но у многих и двойные рамы уничтожены, застекление необходимо провести безотлагательно. Привезенное 31-го [числа] во 2-м ящике даже в самой малой степени не удовлетворяет потребности. Отпущенные сейчас вновь несколько ящиков в 1-ю голову пойдут на застекление наиболее разрушенных домов, где не имеется и двойных рам; так, необходимо, однако, принять меры застекления всех квартир, ибо недалеко и наступление осени. Представляется необходимым в срочном порядке снабдить пострадавших вещами — большинство осталось при одной смене белья и без всяких вещей; во избежание распространения эпидемий этот вид помощи должны организовать незамедлительно. Санэпидотрядом принимаются соответствующие меры и первая партия вещей уже отправлена; требуется, однако, еще много усилий для удовлетворения нужды в вещах и обуви, хоть в малой степени. Более сложными и трудноразрешимыми представляются задачи конструктивной помощи. В первую очередь необходима рациональная постановка детской помощи, а эта задача весьма нелегкая. В местечке имеется теперь большое количество полусирот, которых матери ни в коем случае не соглашаются отправить из местечка в детские дома. Между тем представляется совершенно непонятным, каким образом эти несчастные вдовы справятся с детьми.

Весьма тяжело в данный момент и положение детей, имеющих обоих родителей, ибо последние не имеют никаких заработков. Санэпидотрядом приступлено к организации детской столовой с площадкой. Здесь дети получают питание и будут проводить день под наблюдением воспитательницы. По соглашению с евсекцией Наробраза в Копаткевичи уже отправлены две воспитательницы. Но этим можно только удовлетворить временно — это даст возможность взрослым изолировать детей в течении дня, а то они теперь простаивают вместе со взрослыми часами в очереди за получением обеда в столовой собеса, что действует на них самым деморализующим образом. Надо заметить, что столовая собеса поставлена далеко не удовлетворительно и по соглашению эпидотряда с волсобесом приступлено к ее реорганизации. С наступлением осени придется упразднить площадку, и тогда дети вновь очутятся на улице. По местным условиям не удается устроить детский дом, но детский очаг можно и должно организовать, к этому надо начать готовиться заблаговременно. Евсекции Наробраза следует тоже принять меры к организации еврейской школы для детей школьного возраста. Что касается трудовой помощи, то первые шаги в этом направлении предприняты: по инициативе эпидотряда организуется артель сапожников на 30-40 чел. Артель обеспечена временной работой, заготовлением 1000 пар детской обуви для эпидотряда. Последним уже послан представитель в Гомель для приобретения недостающего инвентаря (колодки, гвозди, шило, нитки и т.д.), и в ближайшие дни артель приступит к работе. Однако артель едва ли имеет перспективы — в будущем не предвидится заказов. Важно, однако, то, что сапожники уже приступают к работе, в дальнейшем они возобновят свои связи с деревней и найдут заработок. Если [бы] удалось получить в совучреждениях заказы для артели, то тогда она могла бы удержаться, что было бы весьма ценным приобретением для Копаткевичей. Представляется, однако, весьма сомнительным, чтобы удалось это осуществить, надо полагать, что остальные ремесленники возобновят связь с деревней и раздобудут кой-какой заработок.

Необходимо обратить серьезное внимание на дальнейшее развитие земледелия среди еврейского населения. Приближается после озимых [...][708], и вместе с уземотделом и волземотделом следует заблаговременно принять соответствующие меры. Поскольку в среде копаткевичских евреев замечается наклонность к обработке земли, следует это настроение поддерживать и развивать, и надо полагать, что в этом направлении удастся достигнуть серьезных результатов.

Для руководства работой на месте организована комиссия в составе трех представителей эпидотряда. В Копаткевичи выехал представитель усобеса — таким образом, на месте образован работоспособный орган [для] пострадавших [из] одного представителя волисполкома и одного представителя эпидотряда.

Приложение: 11 сообщений пострадавших и очевидцев[709].

Погром в Копаткевичах 10 июня 1921 г. Сообщения пострадавших и очевидцев.

I.

Урецкая Голда, 35 лет (муж убит).

В четверг, 9 июня, около 3-х час. дня по местечку распространился слух, что в Копаткевичи придут бандиты и что евреям необходимо бежать. Крестьяне тоже советовали бежать, так как придут бандиты хуже балаховцев, многие евреи стали выезжать, мой муж предложил, чтобы я уезжала с детьми, а он останется здесь. Я, однако, без него не хотела бежать, и мы остались. В пятницу на рассвете в местечко ворвались бандиты. Тотчас же ко мне в дом ворвались 2 бандита и забрали моего мужа. На улице они остановились: один остался с мужем, а другой зашел в другой соседний дом к сапожнику Мойше-Азику Зарицкому и вывел его тоже на улицу. Обоих — мужа и Зарицкого — куда-то увели, тогда я стала кричать, но бандиты крикнули: «В дом, а то стрелять будем». Я стала их просить, предлагала им вещи, деньги, но они ответили: «Нам душа нужна», — и увели их. Разбитая, я вернулась в дом к детям, сейчас же пришли другие бандиты, а вслед за ними еще и еще другие и т.д. Так они беспрерывно заходили по 2, по 3 чел. Видя угрожающую нам опасность, я легла с детьми в постель и притворилась больной. Все приходившие бандиты спрашивали: «Чего вы остались?» — я всем отвечала, что больна, что мужа уже забрали, бандиты забирали вещи. Всего перебывало у меня в доме человек 80. Раз зашла группа из пяти человек и хотела меня убить, говоря: «Нашли коммунистов, надо их убивать», — но один из них заявил, что женщин не следует трогать. Тогда другой сказал, что следует подпалить дом, бандиты взяли спички, однако не подожгли. Раз зашел хорошо одетый господин с двумя парами золотых часов, он спросил, чего мы остались, я сказала, что не могли уехать вследствие моей болезни, и он ушел. Среди бандитов были многие в масках, у многих лица были вымазаны сажей, некоторые у меня в доме брали сажу в печке и замазывали себе лицо. Раз пришли 2 бандита в саблях — мужик и интеллигентный на вид человек, но последний говорил по-еврейски. Мужик хотел меня убить, но другой остановил его. Около 2-х час. дня вошли двое: один хорошо одетый, в штатском платье, при сабле, другой — типичный бандит. Последний потребовал золото на самогонку, стал меня бить прикладом и хотел убить, но другой штатский не пустил. Я бежала с детьми в поле и спряталась во ржи. Вскоре я увидела как ведут Ицхока Фридмана с женой, от них бандиты требовали золота, им дали, однако они ранили Фридмана саблей, он упал. Я побоялась остаться во ржи и побежала к знакомому крестьянину. Он боялся впустить нас в дом и велел идти в гумно, где мы сидели до ухода бандитов. Сюда, в гумно, крестьяне принесли детям хлеба и масла, несколько раз он нас навещал и предупреждал, что поблизости бандиты. Через час он зашел и сказал, что пришли наши войска. Я пошла домой и потом бросилась искать мужа. Я нашла его на улице убитым, он лежал рядом с Зарицким, оба они были зарублены саблями, а у Зарицкого были отрублены руки. Я осталась с четырьмя детьми и беременной без всяких средств.

II.

Кветный Мовша, 33-х лет (круподерник).

В среду 8 июня я выехал в Лучицы, где ночевал; в четверг утром я вышел на село. Вдруг из-за переулка выскочило человек 30 кавалеристов, одеты они были в польской одежде (офицер был в польских погонах); увидя кавалеристов, я бросился бежать, забежал в один двор, где я спрятался под соломой в сарае. У ворот стоял старик-крестьянин, который, по-видимому, заметил мня, я слышал, как бандиты кричали: «Искать по сараям». К воротам того двора, где я спрятался, подошли бандиты и спросили, не видел ли он меня. Он ответил: «Ей-богу, не видел». В сарае я лежал около 2-х час. Я слышал, как разбивали стекла в еврейском доме. В улицах жило 7 еврейских семей[710], все они еще раньше бежали в Копаткевичи. Один из жителей Лучиц Янкель Шульман приехал в этот день за своими вещами. Бандиты забрали его и зарубили. Стало тихо. Я вышел из сарая и стал расспрашивать, где бандиты. Мне соседи сказали, что бандиты убили Янкеля и двух членов исполкома — крестьян — и ушли по направлению на Косейск к шляхте. Я пустился бежать и добрался до Копаткевичей около 6-ти час. Здесь уже узнали о налете бандитов на Лучицы (еще до меня сообщил один милиционер) и о приближении ее, [банды], к Копаткевичам. Еврейское население уходило в панике на ст. Птичь. Я отправил семью в Птичь, а сам остался здесь. До 4-х час. ночи я ходил по местечку, потом зашел к хозяину дома, в котором живу (русского). Около 5-ти час. послышалась стрельба, я бросился бежать. Я встретил крестьянку Ефимию Лазарчик, которая предложила мне идти на чердак. Там я спрятался. Несколько раз приходили бандиты, спрашивали, нет ли евреев, Ефимия отвечала «нет»; ей даже грозили убийством за укрывательство евреев, но она твердо отвечала, что евреев у нее в доме нет, и таким образом я спасся. Несколько раз она присылала ко мне на чердак своего шестилетнего мальчика, чтобы успокоить меня; моя квартира уцелела, отца совершенно разграбили.

III.

Гофштейн Лея, 35 лет.

Мой муж (извозчик) с детьми уехал в четверг 9 июня в Птичь, а я осталась здесь, ушла к знакомому крестьянину и у него переночевала. На рассвете в местечко ворвались бандиты и стали грозить крестьянам убийством, если найдут у них евреев. Хозяин велел мне идти из дома. По совету хозяйки я спряталась в огороде между двумя гумнами. Я слышала, как бандиты спрашивали на улице, где тут евреи, им ответил кто-то, не знаю кто, что по правой стороне улицы живут евреи, а по левой — русские. Я побоялась остаться во дворе и побежала в канаву, где лежал еще еврей. Так мы пролежали до ухода бандитов, после ухода бандитов пришла хозяйка того дома, где я ночевала и просила идти к себе, говоря, что опасность миновала, я, однако, побоялась и осталась в канаве. Та же крестьянка принесла мне сюда хлеба. Я видела бандитов, они были одеты в желтые польские мундиры.

IV.

Люлева Сима, 18 лет (дочь портного).

Вся наша семья бежала в четверг 9 июня в Птичь, а я с сестрой Фрейдой 25 лет, портнихой, остались, так как один знакомый крестьянин Сергей Филипович обещал укрыть в надежном месте. К вечеру я, сестра, Ривка Цильман[711], Мотель Буданицкий и Герман Михлин пришли к этому крестьянину, он нас спрятал в погребе. Около 2-х час. ночи крестьянин подошел к погребу и сказал: «Я вам советую уйти, а [то] могут поймать и вас и меня». При этом он предложил проводить нас через реку и там спрятать в лесу, но мы побоялись идти, ибо кругом были бандиты. Мы остались в погребе, последний был закрыт дверьми, на дверях были навалены щепки, а на них поставлен воз. Все время мы лежали в погребе, не зная, что происходит в местечке, слышали только выстрелы. Около трех часов дня мы услышали, что бандиты спросили хозяина: «Где погреб, в котором спрятаны 5 евреев?» Когда мы шли в погреб, нас видел Жорж Беляковский, сын священника, учитель гимназии, больше никто не знал, что мы в погребе. Сергей возразил бандитам, что у него такого погреба нет, бандиты стали грозить ему убийством, тогда он открыл погреб. К погребу подошли три бандита, одетые в польские мундиры, они говорили между собой по-польски и хотели бросить бомбу. Мы начали просить дать нам возможность выйти из погреба, бандиты согласились, и мы вышли. Бандиты потребовали, чтобы мужчины сняли пиджаки и отдали пиджаки с деньгами. У Михлина оказались 25 тыс. руб., а у Буданицкого ничего не было, и он отдал только сапоги и брюки. Бандиты потребовали от нас денег. Ривка Цинман сняла ботинки и отдала им. После этого к нам подошел старший (бандиты называли его капитаном, он был сильно пьян) и хотел нас застрелить. Мы подняли крик и стали молить о пощаде. Капитан ответил, что мужчин он безусловно убьет, а относительно женщин пока неизвестно. В это время советское войско было уже невдалеке от Копаткевичей, бандиты, по-видимому, знали об этом. Капитан (верховой) велел мужчинам вместе со мной следовать за ним, а Ривке Цинман с сестрой оставаться вместе с пехотинцами. Нас троих капитан отвел на несколько шагов от ворот, здесь он отрезал парикмахеру (он был и музыкантом), все пять пальцев правой руки, а потом убил его ударом сабли по черепу, потом он убил Михлина, 17 лет, гимназиста (Михлин и Буданицкий страшно кричали); потом капитан забрался на лошадь, ударил меня нагайкой, велел вести его к нам домой и дать ему золото, мы подошли к нашему дому и зашли в комнату, на комоде лежали свитки Торы. Капитан стал разворачивать свитки и расстилать их по полу, я воспользовалась отвлечением его внимания, выскочила через черный ход в огород и легла в канаву. Немного позже я убежала к крестьянке, она переодела меня в крестьянское платье, и я села в кружок с крестьянскими девушками. Капитан не искал меня больше и куда-то исчез. Минут через 15 я увидела Шлому Горового, бежавшего с револьвером в руках, он сообщил мне, что в местечке советское войско.

Я побежала посмотреть, что с сестрой; в неоконченной постройке лежали убитые сестра Фрейда и Ривка Цинман, между прочим, Ривка Цинман сказала одному бандиту: «Что ты против меня имеешь? Ведь всего несколько дней тому назад мой отец сделал тебе пару сапог». Я, однако, не знаю, кто этот бандит.

V.

Шима Бунин, 59 лет (бывший приказчик, [прятался] в лесу, теперь служит в исполкоме).

Я с семьей остались в Копаткевичах и спрятались в лесу. Там нас никто не трогал, и мы уцелели. Я обратился к одному крестьянину с просьбой впустить меня к себе, но тот по трусости боялся за себя. По словам крестьянина, бандиты говорили между собой по-русски и по-польски. Мой зять лежал спрятанным на чердаке у одного крестьянина, он слышал, как Ривка Цинман умоляла бандитов пощадить ее и при этом она говорила: «За что ты меня убиваешь, ведь мой отец пару дней тому назад одолжил тебе пару сапог». Бандит сейчас же ее убил.

VI.

Каплан Эстер.

Мы с братиком и сестричкой спрятались у одного крестьянина и ночевали у него на квартире. Под утро он нас спрятал на чердаке, дал нам хлеба, запер чердак и двери и сам стоял возле дверей. Несколько времени спустя бандиты потребовали от крестьянина [ответить], где евреи. Тот ответил: «Не знаю, где находятся таковые», и зашел в квартиру. Я видела с чердака, как бандиты вели из ржи двух женщин с двумя детьми и одну немую, их били прикладами. Немая страшно выла. Одна из женщин — Урецкая — сказала бандитам, что она немая, и ее отпустили, остальных увели в местечко и там убили.

VII.

Голод Фалк, 41 г. (портной).

9 июля я отправился к реке удить рыбу, на берегу меня встретили крестьяне и предупредили, что недалеко от местечка банды, поэтому следует заблаговременно удрать. Я вернулся в Копаткевичи, когда все евреи бежали оттуда. Вместе с семьей я отправился к священнику (у него я прятался при балаховцах). Священник укрыл нас у себя, туда же я принес наши вещи, там были еще несколько евреев, в общем семейств 5. Рано утром мы слышали, как бандит подошел к дому и хотел убить кабана. Батюшка заявил, что это его кабан и не дал бандиту его убивать, тогда тот потребовал жидов. Священник ответил, что у него евреев нет и что он не знает, где они. Бандит грозил обыском, но священник категорически заявил, что у него евреев нет. Затем спросил бандита, что они намерены делать, тот ответил: «Убивать жидов, убивать и убивать».

VIII.

Карпова Елизавета Серапионовна, сестра милосердия санэпидотряда НКЗ, работает в Копаткевичской больнице отряда.

Бандитов было человек приблизительно 50. Они все были экзальтированы, говорили по-русски, у них было много кокаина и морфия, среди них и офицеры, с двумя из них я говорила, они сообщили, что были раньше в Деникинской армии. Бандиты говорили, что они балаховцы и их задача — вырезать еврейское население и коммунистов так, чтобы в местечках и деревнях никого их не осталось: «Пусть остатки их концентрируют в городах, мы потом пойдем на города и расправимся с ними». Бандиты распространяли прокламации, в которых призывали крестьян уничтожить жидов и коммунистов, они звали всех под знамена батьки Балаховича, который установит на Руси народовластие. Офицеры требовали от крестьян, чтобы те шли с ними и кричали на них: «Мы вас защищаем, а вы ничего не делаете, бросьте все и идите с нами». Я была свидетельницей нескольких убийств: женщин и детей убивали саблями. Один из бандитов спросил меня, зачем я присутствую здесь, ведь это неприятная картина. Я возразила: «Зачем же Вы делаете, раз Вы сами сознаете, что это неприятная картина?» «Это наша обязанность», — последовал ответ. Несколько раз я пыталась перевязать раненых, но я вынуждена [была] бежать при приходе бандитов. Вообще, у меня осталось впечатление, [что] бандиты были очень довольны своим налетом на Копаткевичи.

IX.

Гурвич Овсей Мовшев, 44 лет, житель м. Птичь.

В Копаткевичах жили мои сестры Гита и Эстер с мужьями и братьями Шмуэлем и Шимоном Гинзбург, с их семьями и родителями Гинзбургов — Апшель, с женой Фейгой, 70-летними стариками (старуха слепая на оба глаза). Узнав о приближении бандитов к местечку, молодые Гинзбурги с семьями отправились в рожь, где и спрятались, старики Апшель с женой остались дома. Когда бандиты подошли к дому и стали стучать, никто не отзывался: старик убежал на чердак, а старуха осталась на квартире. Бандиты ворвались в дом, нашли Апшеля на чердаке и сильно избили, потащили в квартиру Носона Каплана. Там было еще человек 8-10, от всех потребовали денег и золота, а потом убивали. Апшель стал читать Видуй (предсмертная еврейская молитва). Бандиты требовали, чтобы он перестал шептать и стали истязать его, затем заставили его пить серную кислоту, когда он стал пить, ему разрезали горло в трех местах и выбросили в окно. Все это мне сообщила Хася Кветная, ее с двумя детьми нашли в той же квартире Носона Каплана, она была связана и ранена. Теперь она находится на излечении в Гомеле в 1-й Советской больнице. Старуху Фейгу Гинзбург нашли убитой в своей квартире с отрубленной головой. О судьбе молодых Гинзбургов сообщила мне раненая моя сестра Гита Гинзбург, 36 лет. Она также находится на излечении в 1-й Советской больнице. По словам Гиты, к ним в рожь подошли 2 бандита и приказали выйти изо ржи, бандиты говорили по-русски. Они вышли и стали просить о пощаде и о даровании им жизни. Первыми были убиты Шмуель Гинзбург, 33 лет, торговец, и его дочь Фрейда, 3-х лет, оба убиты сабельными ударами (Шмуель еще успел после ранения схватить своего мальчика Арона, 1½ года, и убежал в рожь, но вскоре упал и умер). Потом началась расправа с Гитой, женой Шимона, ей нанесли 7 ран, и она упала. Бандиты оставили ее, считая убитой. Шимон Гинзбург, 35 лет, торговец и дети его Фроим, 11 лет, Иосиф, 9 лет, и Мотель, семи лет, убиты. Их вывели изо ржи и убили на площади неизвестно при каких условиях. Эстер тоже хотели убить, но она стала умолять о пощаде, как мать двух крошечных детей, ей ответил один из бандитов, его лицо ей знакомо, но она не может припомнить, кто он: «Ты хорошая жидовочка, живи себе, только спрячься, а то другой наскочит и убьет». Она убежала к одному русскому Осипу Жигару, по дороге ее встретил еще один бандит, но она опять отпросилась. Жигар ее спрятал, и она опять уцелела. Эстер сообщила мне, что слышала, как старший говорил бандитам: «Только пуль не теряйте».

X.

Красовский Лейзик, 17 лет.

Когда началась стрельба, я, Рувим Голод и Иойка Лифшиц спрятались во ржи, бандиты вступили скоро в местечко, [с] залпами и криками «ура». Бандиты стали нас искать, одна незнакомая крестьянка подошла ко ржи и сказала нам, чтобы мы убежали, а то нас убьют. Мы пустились бежать, по пути наскочил на нас пьяный бандит и стал кричать: «Руки вверх». Я и Голод бросились в рожь и там спрятались, а Лифшица бандит ранил пулей, он упал, бандит считал его мертвым. Потом бандит сказал крестьянам, чтобы они нас вывели из ржи, но те отказались, говоря, что власть переменится, тогда с ними посчитаются. Тогда бандит приказал крестьянам вывезти нас, грозя им убийством. Крестьяне ответили: «Убивай, но мы не будем искать евреев». Тогда бандит велел крестьянам позвать еще бандитов для извлечения нас из ржи. Крестьяне сказали одной женщине: «Павлина, пойди позови», но тут же подмигнули ей, чтобы она никого не звала. Мы с Голодом, лежа во ржи, все это видели и слышали. Прошло минут 15, а крестьянка все не возвращалась. Бандит сказал, что сам пойдет за солдатами и убьет нас: «Наверное, это коммунисты», и пошел за солдатами, а мы пустились бежать: я — в лен, а Голод — в лес. Бандит заметил нас и стал стрелять, но не попал. Через некоторое время я тоже пошел в лес, здесь спрятался Голод, но я его не нашел и ушел в ближайшую деревню Васьковичи, где крестьяне меня накормили. Скоро я увидел тут наш отряд и пошел с ними в Копаткевичи.

XI.

Зайчик Ицко Янкелевич, 40 лет, служащий РКИ.

Уже за три недели до налета бандитов на Копаткевичи стали получаться тревожные сведения, что в районе оперируют банды и говорили, что во главе стоит какой-то капитан. В разных пунктах бандиты учиняли грабежи и убийства. Так, был убит возле д. Хилки в семи верстах от Копаткевичей еврей Зарицкий из Новоселок. Вскоре после этого в Фастовичах возле Комаровичей вырезали семью из 4-х душ. Были еще случаи ограбления и убийства двух евреев в деревне Бубновке в 30 верстах от Копаткевичей. За две недели до налета местный крестьянин Иван Крупа был ограблен в Лучицкой вол. в д. Деменке, его хотели убить, но капитан отпустил его, сказав, что скоро пойдет в Копаткевичи резать жидов: «Нас не остановят 20 винтовок, которыми вооружились жиды», — говорил он.

За неделю до налета член ревтройки Комаровичской вол. еврей Турецкий получил от своей знакомой русской девушки с Лясковичской вол. письмо, в котором она сообщала, что надвигается какая-то власть. Турецкий сообщил об этом председателю Копаткевичского исполкома т. Майорову и Мозырскому уисполкому, за два-три дня до копаткевичской резни бандиты совершили налет на Константиновку, где забрали несколько лошадей и ушли. За полтора месяца до налета по моей инициативе в Копаткевичах была организована охрана для отпора бандитам. Я поехал в Мозырь за разрешением, мне т. Краснов сказал, что: «Это Вы струсили, не наводите паники». Я стал указывать на угрожающее положение Копаткевичей и необходимость выдать оружие для охраны. Он мне ответил: «Выкачивайте с населения путем пропаганды». В конце концов, было отпущено 4 берданки и 20 патронов для ком[со]мола на предмет образования Отряда особого назначения, а охрана не была разрешена, но она все-таки существовала. За месяц до налета в Мозырь вторично поехала делегация, на этот раз отпустили в распоряжение н[ачальни]ка милиции для комячейки, всего в той ячейке было три человека. Н[ачальни]к милиции отправил пять винтовок в Комаровичскую вол., остальные 10 выдав местной охране.

9 июля бандиты совершили нападение на Лучицкую вол., убили двух членов исполкома: крестьянина и еврея Янкеля Шульмана. Военком прибежал оттуда и сообщил о продвижении банды в Копаткевичи, несколько позже то же сообщил милиционер Голод, а потом Мовша Кветный. Сведения эти сообщены Мозырскому исполкому были. В 6 часов мы отправили одного крестьянина на разведку. К 8 часам он вернулся и сообщил, что банда продвигается к Копаткевичам и что он встретился с нею в 12 верстах от Копаткевичей. Дали знать в Мозырь и ждали подкрепления. В 9 часов уполномоченный отряда райлескома сообщил, что сюда прибудет 20 красноармейцев до 11 часов. Однако подкрепление не прибывало, тогда было отдано распоряжение снять посты и эвакуироваться, так как были получены сведения, что банда имеет больше 100 чел.

XII.

Хася Квитная — 40 лет, дер. Терева (вдова), сын 16 лет убит 19 июля 1921 г.[712]

9-го вечером мы узнали, что идет банда. Получилась телеграмма о прибытии войска. Мы решили, что надо остаться. Мой старший сын ушел с самообороной. Оставшиеся разошлись прятаться, кто куда. Мы пошли в рожь ночевать, я пошла с женой Эльбурга. На рассвете нам сказали, что пришел Шлейма Дощиц с нашими войсками. Будучи уверенными, что действительно так, мы встали и ушли. По дороге услышали стрельбу и за нами стали гнаться, нас поймали и поставили напротив квартиры Апшеля Гинзбурга. Оставили подле нас постового, остальные пошли в квартиру Гинзбурга. Там они убили жену Апшеля и одну соседку, 3-ю ранили, Апшеля выбросили окровавленного на улицу, его присоединили к нашей компании и избивали. Он говорил: «Я уже Вам все отдал: деньги, золото, вещи, я не приверженец Троцкого» и т.д.

К этому времени к нам присоединили еще некоторых, человек 15 погнали к Носену Каплану, по дороге нас избивали; вогнали в квартиру Носена Каплана. У дверей стоял крестьянин с винтовкой в руках и свитке. Женщины уселись на кушетку, скоро в квартиру загнали еще около 50 чел. и всех женщин, были мужчины и дети, мужчины уселись на полу, к квартире съехались все конные, около 20 чел. Лошадей привязали к забору, а все всадники вошли в квартиру, всех женщин наиболее молодых вводили в отдельную комнату, где стояла кровать, укладывая всех поперек друг около друга, их насиловали, женщины выходили после каждого насилия и усаживались окровавленные на кушетку. Всех женщин брали в комнату по 3-4 раза. Двух девушек растерзали и выбросили. Прибежал пан капитан, схватил большой кувшин и стал избивать всех по голове. Кровь брызгалась по стенам, в особенности избивали Апшеля Гинзбурга. В комнате насилывали 15-летних девушек, меня также 3 раза брали в комнату, но каждый раз я им указывала, что я неинтересна и меня отталкивали. После все разошлись, остались только 2 нас охранять. Апшель Гинзбург нам сказал: «Ведь я еще совсем не молился», тогда Броха Гинзбург, достав немного воды, дала ему, он помыл руки и стал молиться. В этот момент вбежал бандит и, застав его молящимся, начал кричать: «Уже начал болтать, нельзя болтать по-еврейски». Гинзбург начал читать предсмертную молитву вслух для мужчин, а Броха Гиша — для женщин. Капитан, вбегая, спросил: «Кто там бормочет», — и стал опять избивать Гинзбурга; Гинзбург, уже лежа на полу, взял кувшин и приложил его к своим кровоподтекам, кувшин налился кровью, тогда бандит схватил кувшин и стал еще больше избивать Гинзбурга^{495}. Бандиты приносили водку в бутылках и, выпивая, каждую из них разбивали о головы евреев, ставили их каждый раз к дверям комнаты, откупоривая каждую бутылку, они сначала давали евреям пробовать. Стали выводить по два на улицу, раньше мужчин. С обеих сторон стали у дверей двое, один с шашкой, другой — с дубиной, и, выпуская их таким образом из квартиры, убивали. Тут же убитых выбрасывали на улицу. Апшеля Гинзбурга и еще двоих вывели на улицу и напоили по полстакана серной кислоты. После достали нож из соломорезки и тупой стороной стали медленно резать шею Гинзбурга. Эту операцию бандиты сопровождали хохотом. После стали выводить женщин. Броха Гиша стала искать воду, сказав: «Я отправлюсь на тот свет, надо руки помыть». В этот момент бандит схватил кувшин и ударил ее по голове. Она от испуга запачкалась, стала вытираться, сказав: «Мое платье, ведь, мой саван, в этом я буду похоронена, и саван должен быть чистым». Ее вывели и тут же убили. Ко мне обратился один бандит со словами: «Ты смотри, сколько посреди улицы лежит убитых, смотри, чтоб ты дала много золота». Я ответила: «Да, дам много». В комнате осталось 5-8 чел. Меня с детьми и женой Гинзбурга отправили ко мне домой. Я их завела в сарай, откуда вынули драгоценности и деньги, и отдала им. Им этого было мало, стали требовать еще. Я им указала место, где были зарыты все мои и сестры вещи. Они вырыли, но вещей не трогали. Просили 10 тыс. руб. николаевскими. Я им указала, что больше у меня денег нет. Один из бандитов ответил: «Мы тебя сейчас в этой яме похороним». А другой схватил мерку и ударил моего сына Михеля, 16 лет, по голове. Третий схватил топор, только что принесенный из моей квартиры, и ударил меня по голове, я упала навзничь в яму, тогда он начал избивать второго сына Элю, 14 лет, который также упал в яму на меня. Михеля еще раз ударили, и он также упал на нас. Эдинбург хотела удрать, но ее тут же ударили топором по голове, череп разлетелся и она тоже упала на нас. Я лежу внизу... Зашумело в голове. Очнувшись, я увидела — уже светло. Узнала своих детей, отвернула убитую Эдинбург и вытащила их, один из них крикнул: «Маменька», а второй — Михель — как убитый, что делать, воды нет. Своих ран не чувствовала, решила спасти детей. Все равно... Пойду в дом. На улице шум и крик, пошла к дверям, в моей квартире в то время ломали шкафы, я тут же обратно в сарай. Схватила Михеля и спряталась с ним в углу, полежала минут 10, вдруг услыхала свистки, то бандиты стали собираться. Я решила еще раз сходить в дом за водой. На этот раз бандитов в доме не было, я там застала своих двух племянников раненых. Напоив их, я сейчас же побежала с водой к своим детям. На улице все еще кричали... В сарае я не застала старшего сына[713], он через какую-то дыру выполз в рожь. Я ничего не знала. [На] улице утихло, через щель я увидела фельдшеров Дубицкого и Афанасьева, я сейчас же к ним бросилась с просьбой оказать помощь моему ребенку, силой я их притащила к Михелю. Дубицкий сделал ему укол, и он сейчас же начал стонать. Они ушли, в этот момент я видела Эстер Гинзбург, она была одна как помешанная. Стало жутко. Она меня поволокла к соседу на чердак, я почувствовала боль в голове. Мы слезли. Встретили русских девушек, которые мне сообщили, что мой мальчик жив. Они имели в виду Элю. По дороге мы встретили раненую Гиту Гинзбург, в груде трупов их семьи. Она молила мимо проходящих фельдшеров о помощи, но они, проходя мимо, сказали, что помощь не нужна, все равно отойдут. Подошла жена попа, подобрала раненного ребенка Эстер Гинзбург. [Среди] трупов и раненых я узнала своего Элю, стала просить жену попа убрать также Гиту Гинзбург и моего сына. Я пошла в ближайший еврейский дом, взяла подушку, простыню, и мы их отнесли в сад. Жена попа принесла клубнику и напоила их. Все как будто очнулись. В этот момент стало опять тревожно, говорили, что бандиты опять идут, крестьянки стали удирать по домам, я тоже хотела с ними, но они меня в дом не впускали: «Убьют вас вместе с нами», — ответили они. Одна русская девушка указала мне на свой огород и спрятала меня во ржи, принесла мне воды и хлеба и ушла. Опять открылась стрельба. Я лежу. Через несколько минут пришла ко мне девушка (я ее не знаю) и сказала: «Не бойся, голубка, лежи смело, то пришли наши солдаты», я приподнялась и пошла искать своих детей. Пришла в сад к раненому сыну, после в сарай к конченному. Он молча стоял[714]. Пришла сестра милосердия из отряда Карпова с фельдшером и стали нас перевязывать и забрали нас в больницу. Там мы переночевали и назавтра приехали наши врачи.

Примечание: Эля находится еще в больнице в Гомеле, Кветная Хася с сыном уже выписались, в настоящее время проживают в Гомеле по Троицкой улице, дом 66.

Резолюция: Копия Дубровскому и Информационному бюро. Обратить внимание, что такие свидетельские показания следует получить от каждого пункта. Мандельсберг^{496}. 10/IХ.

Помета: Исполнено. 16/IX 1921. Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 9-13, 15-16. Копия.

№ 279. Докладная записка уполномоченных НКСО БССР и Белорусской комиссии Евобщесткома о бездействии властей Мозырского уезда накануне нападения на м. Копаткевичи 10 июня 1921 г.[715] Не позднее 27 июня 1921 г.[716]

О еврейском погроме в Копаткевичах во время налета бандитов 10 июня 1921 г.

В первых числах мая на с. Комаровичи, прилегающее к Копаткевичской [вол.], налетела банда и убила предволисполкома и одного мирного жителя, с того времени Комаровичская вол. стала известна широким массам как неблагополучная в отношении бандитизма. Еврейское население, в частности, стало особенно волноваться, так как убийства евреев в деревнях и селах, где до последнего времени жило много еврейских семейств, участились. Обходя запрещение сельсоветов о выезде, евреи стали покидать свои насиженные места и стекаться в ближайший центральный пункт Копаткевичи. После убийства предволисполкома в Комаровичах туда выехал член Чрезвычайной комиссии по борьбе с бандитизмом, он же завотделом управления, т. Краснов; считая свою миссию законченной, через некоторое время вернулся в Мозырь. В беседах со мной он мне неоднократно указывал, что бандитизм в том районе ликвидирован. Приблизительно за неделю до погрома в Копаткевичах в Мозыре стали циркулировать упорные слухи, что в Комаровичах явилась банда 150 чел. конницы и пехоты, волисполком разбежался, и власть находится в руках бандитов. Мне лично это передал один мозырский врач, получивший об этом точные сведения. Еврейское население Копаткевичей заволновалось и стало обращаться в волисполком за помощью, указывая на близость опасности, которая угрожает их местечку. Волисполком в лице его председателя т. Майорова стал указывать на создавшееся положение и об угрожаемой их местечку опасности и просил выслать им вооруженный отряд. На все официальные обращения Мозырский уисполком отвечал им отказом или угрозой ареста в случае распространения якобы ложных сведений о развитии бандитизма в их районе. Не получив удовлетворения от своих волостных властей, население, однако, не успокоилось и стало обращаться непосредственно в уисполком к т. Зайчику, представителю РКИ в Копаткевичах. Одному из многочисленных таких ходатаев о помощи было указано, что с бандитизмом следует бороться пропагандой и что вооруженную силу незачем туда посылать. На настойчивые обращения т. Майорова о помощи, ему было передано т. Красновым, чтобы он всех создающих панику и обращающихся за оружием для самообороны арестовывал. Весь материал, иллюстрирующий яркое отношение уисполкома, как к официальным обращениям волисполкома, так и [к] частным делегациям — у т. Майорова. При посещении отдельных представителей Мозырского уисполкома м. Копаткевичи местными жителями было им указано на некоторых лиц, находящихся на свободе в Копаткевичах, которые, по их мнению, являются опасными для местечка. На одного из таких подозрительных личностей — гр. Савича было указано местными старожилами находившемуся временно в Копаткевичах члену уисполкома т. Козловскому (точно фамилию я не мог выяснить, но по всем сведениям местные жители имеют в виду его), который хотел задержать гр. Савича, но волвоенком заверил т. Козловского, что он его знает как честного гражданина и что он задержанию не подлежит. Должен отметить, что волвоенком находится в Копаткевичах недолго и совсем недавно он вошел в КП. Жители Копаткевичей, передавшие мне эти сведения, знают уже Савича лет 9. Следует также отметить, что гражданин Савич, являясь, по уверению местных жителей, членом бандитской шайки, одновременно состоял секретным агентом Политбюро. Последние сведения мне передал т. Зайчик. Таким образом, т. Савич свободно разгуливал по Копаткевичам. Только после погрома гр. Савич был арестован тем же т. Козловским. Гр. Перегуд — местный шляхтич — был арестован и препровожден в Калинковичи. Из тюрьмы им было передано в Копаткевичский волисполком письмо с просьбой выслать ему удостоверение о благонадежности, на основании которого его освободят. Это письмо случайно очутилось у т. Зайчика, который, возвращаясь вместе с начальником милиции Копаткевичей т. Шульгиным домой, поделился с ним и передал ему это письмо. Через несколько дней Перегуд «бежал» из тюрьмы, о чем было сообщено в Копаткевичский волисполком. Местные жители указывают, что освобождение Перегуда обошлось, по сведениям одних, [в] 300 тыс. руб., а по сведениям других — 100 тыс. руб. Сведения о Перегуде т. Зайчик передал на заседании евсекции РКП в Мозыре совместно с представителями отряда Наркомздрава и уполномоченного Евобкома т. Долинского. Во время погрома Перегуд был с бандой в Копаткевичах и, как передает сестра милосердия 2 [эпид]отряда т. Карпова, искал врача отряда т. Гисифинера для расплаты с ним за то, что он занял его дом под больницу. Местные жители называют еще несколько фамилий местных бандитов, которые оставались на свободе. Во время погромов трое из бандитов были в масках. О братьях Зубаревых тоже передают, что один из них ушел с Балаховичем, а другой оставался на месте, а сейчас один из них главарем этой банды и убит. Однако властями не были приняты никакие меры к изъятию этих нескольких человек, уличенных местными жителями в принадлежности их к определенной банде. Наоборот, власть уездная даже всячески старалась доказать, что в Копаткевичской вол., и даже в соседней волости, бандитов нет, а если они и были, то с посещением т. Красновым Комаровичской вол. бандитов в том районе больше нет. Все мольбы населения о защите оставались гласом вопиющего в пустыне. Так приближались дни 9 и 10 июня, часов в 5-6 пополудни 9 июня в Мозыре я получил сведения по прямому проводу из Копаткевичей от врача эпидотряда т. Гисифинера, что там стало очень тревожно, что учреждения эвакуируются, как быть? Отдав распоряжение, чтобы больницу немедленно эвакуировали, я, однако, сейчас же отправился в исполком узнать более подробные сведения и получить соответствующие инструкции. Связавшись с предуисполкомом по телефону, т. Луцкевич мне передал, что он осведомлен о событиях, но считает, что сведения эти преувеличены, и просил меня передать от его имени, чтобы они по возможности задержались, так как через 5 час. прибудут отправленные туда силы. В этот момент мне передали по прямому проводу от имени доктора Гисифинера следующие слова: «На чем мне эвакуироваться, когда исполком уже разбежался, и крестьяне подвод не дают? Спрячу больницу в надежном месте». Во время этого разговора властей в местечке уже не было. Врач эпидотряда т. Гисифинер вышел из местечка часов в 11 вечера, время, когда военные, силы по сведениям т. Луцкевича, должны были быть уже там, однако их еще не было. Банда вошла в местечко в часов 6 утра, встретив сопротивление со стороны местной самообороны, которая за неимением сил [отступила] (у них было 14 винтовок с 4-5 патронами на каждую винтовку). Военный отряд прибыл в Копаткевичи в 3 час. 10 июня, передают, что отряд задержался в пути. Подробности боя самообороны с бандой я узнал от принимавшего участие в разведке сапожника Ш. Винника, 28 лет, из Копаткевичей, находящегося в настоящее время на излечении от тяжелых ран в Гомеле в 1-й Советской больнице. Тов. Винник мне передал также о том, что когда он лежал раненый в поле, он насчитал проходящий мимо кавалерийский отряд численностью в 28 чел. хорошо обмундированных бандитов. 10 июня вечером, часов в 10, были получены сведения от т. Майорова из Копаткевичей о происшедшем с просьбой о немедленной посылке медпомощи. Вместе с этими сведениями стало известно, что банда потеряла 35 чел. из своего личного состава убитыми и пленными. [В ночь] выехал туда врачебно-питательный отряд, днем того же дня врач эпидотряда доктор Гисифинер приехал из Копаткевичей и привез с собой 50 детей-сирот, подобранных им по дороге. Вместе с ними приехало около 500 беженцев в Калинковичи, многие остались на ст. Птичь. Утром того же дня я посетил т. Луцкевича с целью узнать о положении в Копаткевичах, т. Луцкевич мне передал, что он всю ночь разговаривал по прямому проводу с отступившим т. Майоровым (следует отметить, что аппарат был также вывезен, но он продолжал работать в пути) и что он его предупредил, что если они подняли ложную тревогу, то он их всех расстреляет. Это мне говорил предволисполкома в тот момент, когда в Копаткевичах уже происходила резня еврейского населения^{497}. Вечером того же дня 11 июня уже были получены сведения о происшедшем. Я уже получил подробные сведения от выехавшего завмедотряда доктора Амдурского. Встретившись с т. Красновым вечером 11 июня и сообщив о происшедшем, он мне заявил, что нельзя допустить всю эту беженскую массу в Мозырь, и для этого он меня пригласил поехать вместе с ним в Калинковичи, чтобы выяснить количество беженцев и по мере возможностей разместить их в м. Калинковичи. По приезде 12-го в Калинковичи я с т. Красновым выяснил в управлении эвака, что зарегистрировано около 1100 чел. Большая часть из них разместилась по квартирам, а часть находилась еще на вокзале. Тов. Краснов тут же распорядился от имени президиума Мозырского уисполкома, чтобы всех беженцев отправить обратно. Заведующему О[тдела] р[айонной] Т[ранспортной] ЧК т. Краснов посоветовал всех мужчин от 18 [до] 45 лет погнать на работу и принять самые строгие меры к очищению вокзала. Совет т. Краснова заведующий О[тдела] р[айонной] Т[ранспортной] ЧК принял к сведению, хотя тут он указал, что он уже сам хотел мужчин направить на работы, но так как их не оказалось, [это не удалось] — все беженцы состояли из стариков, женщин и детей. Отдав, однако, такое распоряжение, т. Краснов счел свою мысль законченной, и я с ним вернулся в Мозырь. Вечером того же дня в городе стало тревожно, стали стекаться евреи из окрестных деревень. В 2 часа ночи я посетил т. Луцкевича дома вместе с завуздравотделом т. Канторовичем. По этому же вопросу пришла т. Гурецкая из упрофбюро. Тов. Луцкевич нас уверил, что это ложная паника, что никаких опасений нет ввиду того, что банда [в] Копаткевичах разбита и что пройдет продолжительное время, пока она опять не организуется. Но тут же он нам сообщил, что получил полуофициальные сведения, что недалеко от Мозыря было замечено, что человек 20 переправилось через Припять. Однако он продолжал уверять, что паника ложная и что, наконец, он не может обращать внимание на этот запуганный элемент. Утром 13 июня медотряд вернулся из Копаткевичей ввиду того, что военный отряд, прибывший в Копаткевичи, был отозван. Сейчас [же] после этого были получены сведения, что банда находится в Лучицах и двигается на Копаткевичи. Тов. Козловский, представитель уисполкома при медотряде, выехал на разведку и вернулся ввиду нахождения в 10 верстах от Копаткевичей бандитов. Когда т. Козловский передавал это по прямому проводу т. Краснову и указал ему на недопустимость отозвания отряда из Копаткевичей, т. Краснов ответил ему, что у них банд нет и что им нечего бояться. Тут же т. Краснов запретил выдачу пропусков населению Копаткевичей и распорядился отправлять мужчин от 18 до 45 лет на работу по починке моста. Однако население все поднялось и ушло. Бежал также и Особый отдел. В местечке осталось 12 красноармейцев. В Птичи отряд получил приказ вернуться в Копаткевичи. Члены медотряда мне также передали, что они не увидали ни одного убитого бандита. По официальным сведениям копаткевичских властей, насчитывается около 3 убитых бандитов. Однако членам отряда проверить это не удалось. По их сведениям, банда в полном порядке вечером 11 июня пьянствовала в 8 верстах от Копаткевичей. Получив все эти сведения от членов медотряда, я сообщил о них т. Луцкевичу, указав ему на беззащитность населения, на неверные сведения, полученные им о положении в Копаткевичах в настоящую минуту, на неправильное освещение фактов происшествия и, наконец, на неправильную информацию о состоянии банды. Тов. Луцкевич мне ответил, что этому он никак не может поверить, что считает, что местные власти с населением подняли тревогу, вследствие чего население так жестоко пострадало, что население создает ложную панику и т.д. В тот же день появилось все население из Копаткевичей в Калинковичах на вокзале. Немедленно был отдан приказ, чтобы без пропусков от коменданта никого из города не выпускали и [не] впускали. Это была первая практическая мера, направленная против беженцев. Тов. Краснов мне передал, что инициатива этого приказа исходит от него. Назавтра, 14 июня, [к] т. Краснову явилась центральный инструктор Наркомпроса т. Раскина с просьбой об освобождении отведенного исполкомом помещения под детский дом. Не ответив ей на ее прямое обращение, т. Краснов распорядился о срочном предписании райпродкому о прекращении отпуска продуктов для беженцев (копию предписания я передал на заседание Совнаркома Рес[публики] Бел[оруссии] 18 июня). После этого было отдано распоряжение комхозу о непредставлении беженцам квартиры. Тов. Краснов явился в Евобком и распорядился о прекращении отпуска беженцам хлеба. О последних мероприятиях властей по отношению к беженцам я немедленно сообщил в Евсекцию РКП в Мозыре, которая и вынесла постановление об указании властям на недопустимость такого отношения к пострадавшим от последних событий. Сейчас копаткевичское население находится в Мозыре и Калинковичах. Центральными властями приняты меры к ликвидации бандитизма в том районе. Надо полагать, что скоро беженцам из Копаткевичей удастся вернуться на свои места, однако перед нами стоит вопрос: обеспечена ли в дальнейшем жизнь местечкового еврейства? На это я должен, к сожалению, ответить отрицательно. Даже если удастся властям ликвидировать бандитизм, в чем я не сомневаюсь, еврейское население района далеко не обеспечено[717]. Как выяснено, все бандиты местные. Как только эти банды почуют приближение реальной военной силы, они немедленно разойдутся или вследствие близости границы покинут территорию Республики и будут выжидать момента, когда пришедшие воинские части, не имея возможности засиживаться мелкими отрядами в различных пунктах для охраны населения, таковые покинут, и тогда местное население вновь обречено на беспощадное истребление. Единственный выход из этого положения, дабы не обременять государство излишней тратой воинских частей на охрану населения, — это дать возможность самому населению защищать с оружием в руках свой домашний очаг. Последние опыты в соседней Гомельской губ. нам показывают, что правильное снабжение мирного гражданского населения оружием приводит к благоприятным результатам. Надо только в срочном порядке найти надлежащие формы к проведению указанного мероприятия. И во всех угрожаемых бандитизмом местностях еврейское население должно иметь возможность, не ожидая помощи извне, самому защищаться.

Уполномоченный Наркомсобесбела.

Уполномоченный Евобкома.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 61-62. Заверенная копия. Д. 455. Л. 17-23. Копия.

№ 280. Доклад заведующего медотрядом по оказанию помощи пострадавшим от налетов бандитов М.К. Амдурского в Евобщестком о погроме 10 июня 1921 г. в м. Копаткевичи Мозырского уезда. 14 июня 1921 г.

г. Мозырь.

Местечко Копаткевичи расположено в Мозырском уезде в 18 верстах от ст. Птичь (по ж.д. Калинковичи-Житковичи). От ст. Птичь до местечка проходит проселочная дорога. Еще совсем недавно дорога проходила через густые леса, но сейчас, вследствие хищнического потребления лесов, местность кругом в значительной своей части оголена. Большинство населения местечка еврейское. Приблизительно семейств — 250^{498}. Копаткевичская вол. прилегает к Комаровичской, где все время были бандиты. За последнее время ввиду общего усиления бандитизма в уезде бандиты начали появляться в Копаткевичской вол., было несколько случаев убийств евреев в окрестных селах и деревнях. Еврейское населения окрестностей заволновалось, евреи, жившие в деревнях Копаткевичской вол., начали эвакуироваться, большинство из них переезжало в м. Копаткевичи как самый населенный более или менее пункт. Характерно, что этим деревенским евреям очень часто весьма затруднительно было получить право выехать из деревни или села: сельсоветы принимали постановления «выезд евреям запретить». Конечно, это запрещение так или иначе обходилось. Чем объяснить эти решения, принимаемые отдельными сельсоветами, не знаю. Некоторые евреи давали мне, например, такие объяснения: когда бандиты проходят через какое-нибудь село или деревню, то прежде всего они разделываются с теми несколькими еврейскими семьями, которые там живут (а в каждой деревне или селе жило за последнее время по несколько семейств), когда же евреев в деревне или селе не оказывается, то они принимаются за другой «преступный элемент» из крестьян. Вот ввиду этого крестьяне хотят иметь на всякий случай в своей среде евреев. Конечно, это объяснение не выдерживает никакой критики, но оно очень характерно психологически для объяснения отношений, сложившихся между евреями, крестьянами и властью. Так или иначе, еврейское населения м. Копаткевичи начало увеличиваться притоком беженцев из окрестностей, но представляло ли защиту само м. Копаткевичи? Евреи предполагали, что м. Копаткевичи очень опасное, кругом бандиты, а вооруженной силы в Копаткевичах, кроме немалочисленной[718] милиции, никакой нет. Начали хлопотать о разрешении евреям создать самооборону и чтобы ей выдали оружие. После долгих хлопот удалось получить 14-15 винтовок с небольшим количеством патронов (по 4 на винтовку)^{499}. Мне передавали, что евреям ответили, что им бы выдали больше оружия, но при условии записи их в коммунистич[ескую] партию. А между тем по сведениям, полученным евреями Копаткевичей, банда все увеличивается и держит направление на Копаткевичи; начали хлопотать в Мозыре через отдельных лиц-ходатаев о том, чтобы ей скорее выслали вооруженную силу, но дальше обещания дело не шло. Представитель РКИ т. Зайчик, сам бывший одним из этих ходатаев (сейчас он на уездном съезде [в] Мозыре), мне передал, что т. Краснов, заместитель председателя уисполкома, советовал действовать на бандитов пропагандой, как единственно верный способ искоренения бандитизма. Этот совет представителя власти в такой критический момент, когда чувствовалось, вернее, ощущалось приближение бандитов к Копаткевичам, только возмутил все население Копаткевичей, и до сих пор они не могут его забыть.

Приближалось роковое 10 июня. 9 июня, в четверг, с 4-х час. пополудни в Копаткевичах стало особенно тревожно, передавали, что бандиты находятся в Лучицах (16-17 верстах) [и] двигаются на Копаткевичи, население бросилось в волисполком просить защиты и выдачи пропусков. Председатель волисполкома т. Майоров запросил Мозырь, и ему запретили выдачу пропусков (кажется, опять т. Краснов). Как раз в это время в Копаткевичах находился по поводу устройства больницы представитель эпидотряда доктор Гисифинер, часов [в] 8 вечера того же 9 июня ему удалось связаться по прямому проводу с заведующим эпидотрядом т. Верником в Мозыре, которому он сообщил о положении вещей; т. Верник обратился к председателю уисполкома т. Луцкевичу, который ему предложил [передать] в Копаткевичи, чтобы они держались 5 час., так как им выслана военная сила, но вместе с тем т. Луцкевич добавил, чтоб он передал в Копаткевичи, что, если тревога окажется ложной и бандиты в Копаткевичи не войдут, то он всех представителей властей там расстреляет. Такова была уверенность уисполкома, что «на Шипке все спокойно»[719]. Тов. Майоров мне передал, что все эти телеграммы и разговоры по прямому проводу хранятся у него. Часов в 10 вечера начался исход еврейского населения из Копаткевичей на подводах и пешком. Взрослые, старики и дети — все потянулись на ст. Птичь. Остались, однако, многие. Это объясняется тем, что население за 7-8 лет достаточно на опыте испытало, что значит беженство, осознало великолепно, что их ждет вне насиженного гнезда, и в душе каждого теплилась надежда, авось власть что-нибудь предпримет, авось они отделаются так. Однако действительность показала, как они жестоко ошибались.

10 июня часов в 5 банда вступила в Копаткевичи. Численность ее мне установить не удалось, сведения самые разноречивые: одни говорят — 40-50 чел., другие — 150-160. Все, однако, указывают, что конницы было человек 40^{500}. Бандиты сейчас же бросились выискивать евреев. Еврейские дома они разрушали, окна, стекла, рамы выбивали, все, что только поддавалось ломке, ломали, из перин и подушек выпускали пух, так что к моменту моего приезда через 18 час. после погрома все улицы были завалены пухом. Самих же евреев они беспощадно убивали, причем ни для кого не делалось исключения. Убивали стариков, старух, детей, даже грудных. Женщин раньше насиловали, а потом убивали. Убивали главным образом холодным оружием, саблей или шашкой, и ударяли куда попало, и случалось, что одному наносили ран 20. Точно установить число жертв не удается. На еврейское кладбище к вечеру 11 июня снесено было трупов 103-105. Однако число трупов значительно больше. Разведчики, бывшие в окрестностях, и крестьяне указывают, что [то] тут, то там видят еврейские трупы. Население не досчитывает 170-175 чел., без сомнения, это и есть то число, которое было убито. Следует отметить, что убито несколько семейств целиком, человек 6-7 и даже одна семья в 9 чел.; раненых оказалось человек 35, не считая мелких ранений, ушибов и вообще тех ранений, которым помощь оказывалась домашним образом. Раны большей частью тяжелые. Колотые, рванные и рубленные раны черепной крыши[720], глазные, лица и затылка. У каждого от 5-15 ран. Мною точно установлено 2 случая [насилия] над двумя девушками, которые были затем серьезно ранены. Из числа раненых не менее 15-20% погибнет. Списки выясненных нами при сем прилагаются^{501}. Так продолжался погром до 4-5 пополудни 10 июня^{502}. К этому времени прибыл в Копаткевичи военный отряд, кажется, в 250 чел. Мне передавали, что 3 бандита отрядом были убиты. Лично я не видал ни одного ни убитого, ни раненного бандита. Рассеяли ли банду, мне тоже точно установить не удалось. Когда я вернулся в Мозырь, мне сообщили, что здесь сообщил начальник отряда, что банда рассеяна, что убито из бандитов 85 чел., много ранено и т.п.^{503} Не думаю, чтоб это было так, однако определенно ничего сообщить не могу, так как в Копаткевичах я этого не выяснил. 10 июня вечером здесь в Мозыре получилось сообщение о необходимости медицинского отряда в Копаткевичах для оказания помощи пострадавшим, и 10-го же в час ночи я с отрядом из 4 врачей и 2 сестер, одного санитара, одного представителя уисполкома, одного представителя укома, 2 представителей эпидотряда и одного фотографа выехали в Копаткевичи.

К 5 час. утра 11 июня мы прибыли на ст. Птичь. Узнав, что мы едем в Копаткевичи, все те беженцы Копаткевичей, [которые] остались на ст. Птичь, двинулись за нами. Мы разместились на еврейских подводах. К 11 час. утра мы прибыли в Копаткевичи и застали всю ту картину, которую я уже описал. Больница переполнена ранеными. Еврейское кладбище заполнилось трупами, которые выискивались евреями и тут же притаскивались в еврейские дома, точнее остатки домов. Возвращались беженцы и тут же происходили душераздирающие картины: отец узнавал, что оставшиеся жена и дети убиты, дети в другом доме, что мать погибла, плач, крик, стоны, вопли и возгласы отчаяния и безнадежности наполнили все местечко. Раненым спешно оказывалась медпомощь. Однако тут же по местечку распространились слухи, что банда опять находится в Лучицах, что она имеет намерение двинуться снова в Копаткевичи, и еврейское население начало тут же снова упаковываться и двинулось в путь, потянулись снова повозки, нагруженные домашним скарбом, детьми, потянулись пешие малый и велик. Кажется, на этот раз ушли все. Мы эвакуировали раненых и двинулись вслед. Прибыв на ст. Птичь, мы там застали военный отряд, от которого мы узнали, что они получили приказ не уезжать, так как действительно банда находится в Лучицах. Мне тут же на ст. Птичь пришлось разговориться с несколькими красноармейцами из отряда, которые указывали на их недоумение, когда они узнали, что отряд уходит из Копаткевичей. Один красноармеец передает, что когда он и несколько др[угих] ходили в разведку, то они узнали, что бандитов полно кругом, «бандиты их чуть ли не за руку ловили», как выразился он, что об этом доложил ротному командиру, однако начальство сочло нужным почему-то отряд увести, затем мне передали, что определенно известно, что ночь с 11 на 12 июня эта якобы разбитая банда провела в д. Перебитая Гора в 8 верстах от Копаткевичей, где они всю ночь пьянствовали и безобразничали. Чем объяснить распоряжение об уходе отряда из Копаткевичей, когда это по всем мотивам психологически, фактически и др. казалось недопустимым, я не знаю. Могу единственно допустить какой-то злой умысел, который, по-моему, должен быть выяснен с наивозможнейшей тщательностью, ибо такие факты озлобляют выбитое и без того из колеи нормальной население. Нельзя, мне думается, делать такие эксперименты над населением, которое так пострадало и перенесло нечеловеческие мучения. Сейчас копаткевичское еврейское население расположено на вокзале ст. Калинковичи.

М.К. Амдурский.

Резолюция: В РКИ, т. Городецкому^{504}.

Помета: Исполнено. 12.07.1921. Михельсон.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 13-15. Заверенная копия; Там же. Л. 2-4. Копия; Там же. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 58-59. Копия.

№ 281. Записка заведующего IV отделением^{505} Секретно-политического отдела ВЧК неустановленному адресату о расследовании обстоятельств погрома в м. Копаткевичи Мозырского уезда 10 июня 1921 г. 2 июля 1921 г.

Рассмотрев доклад заведующего медотрядом по оказанию помощи пострадавшему еврейскому населению от налета бандитов в Копаткевичах Мозырского уезда Минской губ. доктора Андурского, пришел к следующему заключению.

1. Еврейское население пострадало от налетов бандитов 10 июня с.г. благодаря лишь, как видно из доклада, бездействию местных властей, не принявших своевременно мер к устранению такого печального явления, результатом какового было более 100 жертв евреев.

2. На обращение в Мозырский уисполком о предотвращении нападения бандитов вместо высылки реальной силы для ликвидации шаек бандитов путем подавления вооруженной силой, как указывается в докладе, заместитель председателя уисполкома не нашел ничего лучшего ответить последним ходатаям (в числе коих был представитель РКИ т. Зайчик), как предложить действовать на бандитов пропагандой, по его мнению, единственно верным способом искоренения бандитизма.

3. Отряд был выслан из Мозыря слишком поздно и прибыл уже после происшествия: гнусного издевательства над еврейским населением и избиением такового, причем на просьбы оставить отряд в Копаткевичах — ввиду нахождения бандитов в 8 верстах от места печального происшествия — не только не были приняты меры к поимке бандитов, но отряд местными властями был отозван обратно в Мозырь, а население оставлено на произвол судьбы.

Усматривая во всем вышеизложенном полное бездействие местных властей, граничащее с преступлением, последствием чего было более 100 жертв, не считая изнасилованных и раненых, полагал бы необходимым назначить межведомственную комиссию для расследования дела на месте, в состав коей включить одного представителя летучей инспекции и Центрального [бюро] жалоб НК РКИ, одного — от ВЧК и одного — Наркомата; причем, принимая во внимание, что происшедшее имело место на территории независимой Белорусской Республики, войти также в соглашение с Народным комиссариатом РКИ Белорусской Республики на предмет командирования последним своего представителя в состав означенной комиссии. Означенной комиссии предоставить чрезвычайные полномочия.

Заведующий IV отделением[721].

Резолюция: т. Аванесову^{506}. С заключением согласен. 2 июля 1921 г.[722].

Резолюция: т. Городецкому.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 13. Л. 6. Подлинник.

№ 282. Заявление представителей еврейского населения Бобруйского уезда в Евобщестком о защите от бандитских нападений. Не позднее 19 июля 1921 г.[723]

Мы, представители беженцев и жители местечек Паричи, Щедрина и Глуска, обращаем внимание Центра на наше ужасающее положение. Бандиты находятся в 5-10 верстах от нас, постоянно угрожают нам набегами, сообщения и проезда в уездные города у нас нет, и мы, чтобы избежать участи, постигшей евреев местечек Копаткевичи, Козловичи и др., убедительно просим Центр принять срочные меры к ограждению нашей жизни и имущества. Так как отряды посылаются временно и есть случаи, как погром в м. Любани, где отряд выступил из местечка 25 мая и 26 мая произошел погром, то мы единственной мерой считаем вооружение еврейского населения или же прислать постоянные отряды, о чем мы просим немедленного распоряжения Центра.

Представители беженцев.

Резолюция: Перепечатать и копии послать ЦБ, Евотделу, РКИ. 4.08. Мандельсберг.

Помета: Исполнено 8.08.1921 г. Пинсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 26. Заверенная копия.

№ 283. Доклад уполномоченного по Борисовскому уезду И. Аврутина в Белорусскую комиссию Евобщесткома о погроме в д. Рованичская Слобода Борисовского уезда 13 июня 1921 г. Не позднее 7 июля 1921 г.[724]

Рев[аничскую] Слободу[725] населяют 90 семейств, из них 23 еврейских, 10 польских, остальные русские. Семь еврейских семейств занимаются исключительно огородничеством, а другие, хотя и занимаются и другими профессиями или служат фактором товарообмена деревни с городом, однако главное их занятие — тоже огородничество. Дружеские взаимоотношения между евреями и другими жителями ничем не были нарушены. Евреев советских служащих (не ответственных работников) в этой деревне около 12, но никто из них не сталкивался с интересами крестьян, [такими] как реквизицией, взысканиями и т.п. Польское население деревни пассивно антисемитически настроено. В ближайших хуторах (в 3-4 верстах) население состоит из большинства поляков, явно высказывающих свою враждебность к евреям. Евреи ожидали погромов 2 дня, до этого были брошены [лозунги] «бей жидов, бей коммунистов, спасай Россию». Самообороны не было организовано из-за отсутствия оружия. 2 семьи Старобинецых (содержатели мельницы), более достаточные[726], выехали, бедным это не удалось и, кроме того, крестьяне, боясь бандитов, отказались предоставить обещанные им, [евреям], раньше подводы. Первыми появились 9 бандитов, вооруженные с головы до ног, и первого они встретили резника Фельдмана. Говорили они на польском языке, с польским акцентом. Имена они носили специфически бандитские, как «Капуста» и т.д. Чины их равнялись польским чинам: «хорунжий» и т.п. При вступлении они открыли стрельбу и стали убивать не успевших спрятаться. За ними сейчас же появились остальные, всего около 40 чел. Единственная цель их, как видно по всему процессу, — убийство. Один Нохум — беженец — пытался выкупить свою жизнь деньгами, но ему не удалось, хотя были случаи выкупа деньгами: женщина Эпельман отдала все свои драгоценности, когда стали резать саблей ее шею, за что ее и оставили, но это не может служить опровержением, ибо этот случай единичный. По всем действиям погромщиков видно было, что они представляют собою организованную бандитскую группу под руководством контрреволюционной организации в государственном масштабе^{507}. Во время погрома оставшиеся в живых евреи спрятались в лесу. Русские и поляки остались в своих домах. Две женщины пытались спрятаться у крестьянки Сосункевич, с которой они жили под одной крышей, но та их насильно вытолкнула. Убийства сопровождались издевательствами, женщины изуродованы, у Нохума — беженца — выкололи глаза, остальные жертвы также жестоко изуродованы. Во время бегства одна [женщина из семьи] Старобинеца родила. Погром продолжался 2 с половиной часа — до рассвета. При уходе бандиты сказали, что им придется еще раз прийти, ибо не знали, что здесь столько евреев. В тот же день евреи уехали из деревни, оставив свое добро на произвол судьбы (никакой власти в той деревне нет, кроме предсельсовета). Положение осложняется еще тем, что огороды, представляющие их единственный источник существования на весь будущий год, оставлены без всякого ухода. В настоящий момент в этой деревне нет ни одной еврейской семьи.

Хлынула беженская волна. Ежедневно прибывают в Борисов из ближайших деревень, где еще не было бандитов, беженцы, оставляя свое имущество (до настоящего дня прибыло из 8 деревень). Прибывшие беженцы нуждаются абсолютно во всем, за исключением некоторых семейств (3-4), не нуждающихся в хлебе. Из Р[ованичской] Слободы приехало 23 семьи — 35 мужчин, 22 женщины и 74 детей.

Список убитых:

1). Эпельман Арон — 65 лет. 2). Эпельман Реха — 64 г. 3). Дочь Соша — 25 лет. 4). Родов Иосиф — 68 лет и 5). Нохум-беженец — 35 лет.

Раненых: Родов Моисей, Златкин Хаим, Дикштейн Реха, Рубинчик Малка, Горфинкель Элька и Эпельман Фрума.

Беженцы были размещены по частным квартирам в Ново-Борисове и находятся в весьма скученных квартирах, очень часто без окон. К остеклению означенных квартир приняты меры. На второй день после их прибытия они были удовлетворены пайком военнопленных от уездэвака на 8 дней, и, кроме того, мною им было выдано на 128 чел. по полкуска мыла и на 74 детей по одной банке молока. Сейчас делается обследование на предмет выдачи им белья, обуви и одежды, и, кроме того, приняты меры к привлечению трудоспособных к полезному труду. Некоторые из беженцев обратились затем, чтобы им была дана возможность эвакуироваться в другие города к своим родным. Возможность этого выясняется.

Уполномоченный по Борисовскому уезду И. Аврутин.

Верно: делопроизводитель Лурье.

Пометы: В Евобком, Москва. Для сведения. [За] секретаря Белевобкома Шапир. Копии даны Дубровскому, Инфбюро, Хургину и Тайцу. 15.07. Пинсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 33. Заверенная копия.

№ 284. Запись рассказа жителя м. Ковчицы Бобруйского уезда Г.Я. Гольдмана представителем НКН БССР о погромах в местечке в июле 1919 г. - июне 1921 г. 20 сентября 1921 г.

Сообщение Гольдмана Гдали Янкелевича, 45 лет; женат, имеет жену и 7 детей, столяр и земледелец.

Местечко Ковшицы[727], Бобр[уйского] уезда лежит в 35 верстах от Бобруйска и в 10 верстах от ст. Мошны.

В местечке было 110 еврейских семейств и 12 христианских. Все население занималось земледелием, как еврейское, так и местное христианское. Отношения между еврейским и христианским населением были дружественными. До лета 1919 г. в местечке было совершенно спокойно. Летом 1919 г. в июле местечко было занято поляками. По вступлению в местечко они начали грабить евреев, забирали деньги и вещи, но насилий не было. Они выгоняли [их] из домов и тут оставались одни грабить. Алтеру Фейнбергу отрезали полбороды. Некоторых евреев они заставляли танцевать и петь. Так, братьев Мельцер, Иосифа и Мотеля, поляки встретили по дороге в Ковшицы, в дер. Брозже. Поляки остановили их и заставили петь песню о недостойной еврейской нации и порядочности поляков и плясать. Все время пребывания поляков (почти год) они производили каждый раз нападения, грабили и издевались. Меня поляки за это время ограбили 5 раз. Перед Пасхой я ходил в д. Васильевку. По дороге меня встретили 2 польских солдата и потребовали, чтобы я делал гимнастику: я начал просить их, указывая, что я совершенно не знаю гимнастики. Тогда они потребовали, чтобы я пел и плясал. В это время подошел польский офицер и спросил, кто я, я сказал; он велел солдатам отпустить меня и они меня освободили. Перед Пуримом поляки произвели налет на местечко (поляки стояли в 18 верстах от местечка, у линии фронта, и почти каждодневно производили налеты), грабили евреев и хотели отрезать раввину, Эле Левину, бороду. Раввин убежал, тогда солдаты стали приставать к жене раввина. Они заставили ее раздеться донага, она подняла крик, сломала окно и выскочила. Солдаты потом ограбили квартиру и ушли. Зимою налеты поляков начали сопровождаться избиениями евреев. Меня били несколько раз прикладом, требуя денег. Били очень многих евреев.

С Пурима до Швуэс[728] было спокойно. Начиная со Швуэс, начались опять грабежи и насилия, в особенности перед самым уходом поляков. Рувина и Ицко Альтиуля поляки запрягли вместе с лошадьми и гнали их 6 верст, потом они выкупились. Зяму Зверева ранили. Шлему Наймана и Аврама Фейнберга убили при следующих условиях. У него, [Наймана], взяли в июне 1920 г. его подводу по наряду, с ним поехали 2 солдата. Они отъехали с ним версты четыре от местечка, там его убили в поле и бросили в лесу, а сами солдаты уехали. Когда поляки явились за нарядными подводами, они чинили насилия, тогда евреи, завидя поляков, убегали из местечка, а поляки расправлялись со старостой Гилелем Альтшулем. Его несколько раз били смертным боем. За две недели до ухода поляков милиционер в сопровождении 2 евреев поехали в деревню Сташовку, где евреи должны были сознать[729] убийц Шлемы Наймана. По дороге они остановились в с. Джирине. Милиционер спал на возу вместе с одним евреем. Ночью через село проходили большевистские партизаны. Они заметили польского милиционера на возу. Они велели еврею зайти в дом, а милиционера убили. Евреи вернулись на следующий день в Ковшицы. В тот же день в местечко прибыли человек 30 жандармов, ходили по всем еврейским квартирам, грабили и всех страшно били, не щадя женщин и стариков. Многие были до того избиты, что у них распухли руки и ноги. Некоторые были настолько избиты, что потом долго лечились. После этого все еврейское население ушло из местечка в лес и там жило две недели, до ухода поляков. Раз в лес пришли 3 солдата с возами и стали грабить вещи, бывшие при нас в лесу. Они уже нагрузили подводы, но тут появился комендант, евреи ему пожаловались, он арестовал солдат и увел их с собой. Местное христианское население в грабежах не участвовало, но шляхтичи из Качай-Болота грабили вместе с солдатами, но в насилии не участвовали. Во время отступления польских войск в июле 1920 г. они разгромили все еврейские дома (евреи были в лесу), выбили все стекла, поломали мебель, уничтожали домашние вещи и т.д. Комендант старался удерживать их, но он не в состоянии был остановить погром.

После ухода поляков и вступления советских войск все евреи вернулись в Ковшицы, где жилось совершенно спокойно. В январе 1921 г. в д. Романище (15 верст от Ковшицы) явилась банда из Качай-Болота и вырезала еврейскую семью из 5 чел. Иосифа (мельник). Убили его и четверо детей, а жену ранили (она выздоровела). В деревне жили еще 2 еврейские семьи, но их не тронули на этот раз. Через неделю бандиты явились опять в Романище и убили оставшегося в живых сына Иосифа, а также Пейсаха Ривкина (кузнеца) и жену Хану. В эту же ночь 2 ковшицких еврея, Янкель Руднер и Могилянский Ицка, были в д. Качай-Болото. Бандиты, быв[шие] в Романище, вернулись в Качай-Болото и там убили Руднера и Могилянского. С того времени в окрестностях Ковшицы оперировали бандиты. Через несколько дней после налета на Романище был совершен налет на д. Дромля, там жила одна еврейская семья владельца паровой мельницы Бенциана, бандиты убили его и прислугу-еврейку. Эти налеты на Романище и Дремля совершила банда Киселевича. После Пасхи эта же банда напала на д. Прувиничи и убила 5 евреев. Потом эта банда произвела налет на Ромовичи и убила одного еврея, остальные разбежались. Потом бандиты напали на деревню Рабье[730] и ограбили и избили евреев, хотели убить жену сапожника Мовши, но крестьяне просили за нее и ее освободили.

Благодаря этим нападениям, евреи жили все время в большой тревоге в Ковшицах, опасаясь нападения бандитов^{508}. Войска в местечке не было, но у нас находилась трудовая дружина по заготовке дров и саперы по исправлению моста, и поэтому бандиты не дерзнули напасть на местечко. Как только саперы ушли, большая банда произвела налет на Ковшицы. Через 3 дня после Швуэс в 8 час. утра банда человек в 30 ворвалась в местечко[731]. Бандиты сейчас же рассыпались по еврейским квартирам и уводили все еврейское население — мужчин, женщин и детей — в дом Шаи Рейнгольда. По дороге избивали всех нагайками. В этот дом было приведено больше двухсот евреев. Один из бандитов произнес речь, в которой сказал, что они белорусские партизаны, они идут очистить Белоруссию от большевиков и что все евреи коммунисты. Закончил он требованием выдать 10 фунтов золота, а в противном случае все будут убиты. Евреи отдали имеющиеся при них золотые вещи. После этого несколько человек отправились по местечку грабить, а оставшиеся приступили к расправе. Бандиты бросили в дом Рейнгольда бомбу, она разорвалась, но в доме никому не причинила вреда. После этого начали выводить всех по одному во двор, где убивали саблями. Оставшиеся в доме не знали, что происходит на дворе, ибо криков не слышно было. Когда меня вывели, бандиты столкнули с балкона, и я упал в кучу убитых и раненых (человек 100). Я остался посреди лежащих тел. Бандит предложил подойти к нему: «Здесь будет хорошо». Тогда бандит ударил меня два раза саблей по шее, я упал. Бандит заметил, что я жив еще, он меня ударил третий раз по плечу и сказал: «Уже готов». После меня выводили и других и [я] видел, как их убивали. Убивали двое бандитов, один из них Савицкий (впоследствии опознанный мною). Через несколько времени я услышал, как бандит Савицкий говорил, что в Паричах уже знают о событиях в Ковшицах, оттуда идет отряд и надо бежать. Это было в 12 час. утра. Тогда бандиты вошли в дом и начали здесь убивать. Несколько спустя пришел один крестьянин, Николай Гайшун, и сказал, что уже едет отряд. Савицкий свистнул. Тогда бандиты разбежались, захватив с собой 15 подвод, нагруженных награбленным еврейским добром. В 10 час. утра вошел советский отряд и наступило успокоение. Но все же большинство евреев бежали и поныне находятся в Паричах. Всего было убито 85 чел., из них двое были убиты у себя дома, а остальные в доме Рейнгольда. Ранены — 82 чел., из коих 16 умерли, а остальные выздоровели, но многие из них остались калеками без рук и без ног. 5 молодых женщин были изнасилованы и заболели венерическими болезнями^{509}.

Опрошен в Информ[ационном] отделе Наркомнаца.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 68-68 об. Заверенная копия.

№ 285. Заявление представителей еврейского населения м. Печище Бобруйского уезда Фарбера и Фрейнклаха в Белорусскую комиссию Евобщесткома о создании еврейской самообороны. 17 июня 1921 г.[732]

Марта 22-го дня нашими некоторыми жителями были замечены в хуторах, лежащих, начиная от 1 версты до 3 верст от нашего местечка, населенного шляхтами^{510}, [ряд] вооруженных личностей, которые беседуют со шляхтами. Но мы, не подозревая ни о чем, случайно узнали от одного шляхтича, что это балаховцы, которые бьют и грабят еврейское население и выгоняют евреев из деревень, как выразился шляхтич. Узнав это, мы обратились за помощью к роте, охранявшей мост ж.д. [у] ст. Шапилки[733] зап[адной] дор[оги], лежащей в 10 верстах от нашей местности. До прибытия помощи произошло следующее: незнакомые вооруженные личности, находящиеся у шляхтов, напали на наше м. Печище, убили 3 чел., 15 чел. загнали в один дом и подожгли его со всех сторон; и местечко подожгли во многих местах, через каждые 2 дома; благодаря неизвестному случаю эти запертые лица, осужденные к сожжению, успели выбить окно и убежали в разные стороны, не явившись двое суток домой. В результате оказалось, что сгорело 23 дома, 27 евреев, 35 коров, 3 лошади и все имущество 37 семейств; и бандиты, справив все им нужное, скрылись в том направлении, откуда и взялись. После этого случая командир 9-й роты, охранявшей ж.д. мост, оставил нам 10 чел. красноармейцев на охрану остатков сгоревшего местечка. Бандиты в то время не имели возможности вторично напасть на наше местечко по случаю временной охраны и, все время остерегая наши следы[734], 20 апреля с.г. в 2 час. дня на шляху в 2 верстах от нас подстерегли наших 5 чел., которые шли на мельницу, расположенную от нас в 7 верстах; заведя их в лес, они издевались над ними, 2-х расстреляли, 2-х задушили, одного, отрезав руку, убили. После этого, как выяснилось, бандиты, заходя к шляхтам в хутор Кижим, расположенный от нас в 3 верстах, застали там одного нашего местечкового еврея в доме одного шляхтича, вывели его на улицу и выпустили в него 3 пули. Убитый пролежал целых пять часов до захода солнца в живом виде[735], и 12 час. спустя после того, как он скончался посредине улицы, никто из шляхтичей не сжалился над ним, [чтобы] отвести его домой к своим детям, и больше того, прибежал шляхтич и пустил по местечку слух, что в хутор Кижим [пришли] 300 [чел.] кавалерии Балаховича; цель сего слуха, чтобы наши оставили местечко, бежав в панике, что и оправдалось. Но вскорости по нашему требованию прибыл отряд Особого назначения из Калинковичей, посредством которого привезли убитого и установили, что было всего 8 чел. бандитов, а не 300, как выразился шляхтич — наш сосед. И отряд уехал, оставляя нас по-прежнему беззащитными. Отмечаем, что нами неоднократно были поданы заявления в бобруйское политбюро^{511} о расследовании места убийства и лиц, видящих все это, коим непременно известны все бандиты, и которые знают об этих убийствах, а также в исполком о принятии мер [против] свирепствующего в нашей местности бандитизма, хотя бы также о расследовании дела; но поныне со стороны волостной и уездной власти никакие меры не приняты. В промежутке от 22 марта с.г. по 10 июня с.г. произошла масса насильственных убийств вокруг нашей местности, исключительно над еврейским населением, и все время в нашем местечке нет входа и выхода, даже на свои поля, и замечается почти ежедневно бандитская разведка.

10 июня бандитам опять-таки удалось уловить момент, когда им возможно было издеваться над мирными бедными евреями, поймав 7 чел. на дороге, почти около самого местечка, и зверски убивали, вынимая глаза и разрезая животы и т.д. И по всему этому свидетельствуют факты нашей опасности со стороны контрреволюции, из-за которой придется, в случае непринятия мер со стороны высшей власти Наркомбела о вооружении отряда самообороны при печищской комячейке и из печищского населения, оставить наш родной уголок и свое любимое привычное хлебопашество, остатки имущества и где-то умереть голодной смертью. Повторяем, что никакой помощи со стороны уездной власти на просьбу Наркомсобесбела бобруйскому уисполкому и на резолюции на наших протоколах за №№ 3 и 6[736] т. председателя уисполкома Молоковича^{512} о немедленной выдаче нам оружия, начальник гарнизона т. Левков^{513} вторично неизвестно почему отказал. Вчера, 16 июня с.г., будучи в Бобруйске перед уходом поезда, распространился слух, что 15 сего июня произошло нападение на м. Ковчицы, лежащее в 17 верстах от [м.] Паричи. По слухам, бандитов было около 25-30 чел. Убитых насчитывают до 100 чел. Подробности нападения бандитов на м. Ковчицы просим узнать телеграфно или телефонно в Бобруйске.

Представители от пострадавших граждан м. Печище и районов от бандитизма.

Подписи: Фарбер, Фрейнклах.

С копией верно: делопроизводитель Лурье.

Резолюция: Дубровскому, Информбюро, собесу.

Помета: Исполнено. 25/VII-21. Пинсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 57. Заверенная копия. Оп. 2. Д. 21. Л. 6.

№ 286. Сообщение членов РКП(б) А. Драпезо и Е. Храменко в НКСО БССР о действиях банд в Октябрьской вол. Бобруйского уезда в июне 1921 г. 25 июня 1921 г.

В Народный комиссариат социального обеспечения Белоруссии [от] члена РКП Октябрьской волкомячейки Драпезо Андрея и Храменко Ефима.

13 июня с.г. шайка бандитов, ворвавшись в район Октябрьской вол. в числе 60 чел., оперировала около 3 суток и натворила много убийств и грабежей; более всего банды искали коммунистов [и] их семейства, и кого из членов семьи захватывали, то убивали до полусмерти, как это сделали отцу Драпезо, старику 60 лет, — переломали руку и избили до полусмерти, а также евреев резали беспощадно, даже детей коммунистов, если захватывали в доме, убивали.

Имущество коммунистов, а также и евреев ограбили до последней мелочи, а что им было не нужно, уничтожали и приводили дома и печи в негодность.

23 июня сего года бандиты напали на поезд по Рудобельской ветке на станции Машное[737], взорвали рельсы, наложили шпал и этим остановили поезд и многих пассажиров-евреев убили.

При сем прилагаем акты ограбленных и уничтоженных[738].

Список в числе 38 чел. бандитов, означенных гражданами, нами подан в бобруйский комитет партии 24 июня с.г. при нашем докладе[739], что и подписуем.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 25. Заверенная копия.

№ 287. Доклад уполномоченного по Борисовскому уезду И. Аврутина в Белорусскую комиссию Евобщесткома о погроме в д. Шабыньки Бельчанской вол. Игуменского уезда 19 июня 1921 г. Не позднее 6 июля 1921 г.[740]

Погром в Шабинке превосходит погром Рованичской Слободы своей жестокостью и издевательствами. Деревню Шабинку населяют 40 семейств: 7 еврейских, 3 польских, остальные русские. Главное занятие евреев — огородничество. Отношение христианского населения к еврейскому — пассивное, польского — враждебное. Евреи, ожидавшие заранее погрома, не организовали самооборону ввиду отсутствия оружия. При входе бандиты (чел. 15) вошли в дом, куда собралось много народу на русскую свадьбу. Некоторые из русских дали знать о приходе бандитов своим знакомым евреям, но на помощь не пришли, несмотря на ужасающие крики погромленных. Первые действия бандитов — убийства. Не было случаев выкупа деньгами. Жестокостям и издевательствам погромщиков не было предела. Розу Шульман, беременную женщину на 9 месяце (в Борисове сделано вскрытие), нашли с 2-летним ребенком на руках, на теле видны раны от уколов, пальцы рук вывернуты, вся она избита. Старик Михель Шульман — 70 лет, избит, одно ухо отрезано, выше глаз видны уколы (по-видимому, бандиты хотели выколоть глаза). 3-й [убитый] — Гринберг — также жестоко избит. Погром продолжался 45 мин. Не отыскав спрятавшихся в лесу евреев, бандиты удалились. В ту же ночь евреи оставили деревню. Драгоценные вещи разграблены бандитами, остальное имущество оставлено на произвол судьбы. Убито 3 [чел.], ранено 2. Причем раненые остались жить благодаря тому, что притворились мертвыми. Кроме тех местностей, где происходили погромы, прибыли в Борисов евреи деревень, близких к погромленным местностям. До сегодняшнего дня прибыли из 15 деревень: 1) Рованичская Слобода; 2) Шабинки; 3) Писюты; 4) Забашевичи; 5) Черневичи; 6) Забашевки; 7) Рованичи; 8) Местечко Чернявка; 9) Слободы; 10) Князевки; 11) Першни; 12) Гливен; 13) Лазыни; 14) Хутор Нивки и 15) Боревино. Всего прибыло 422 души (кроме 6 семейств еще не обследованных). Из них детей — 189, мужчин — 119, женщин — 114^{514}.

Некоторые семьи, по каким-либо причинам не имеющие возможности прийти или приехать, остались одинокие на своих местах под постоянным страхом нападения бандитов. Поехать за ними без вооруженной охраны никто не соглашается, а охрану не удается получить. По этой самой причине беженцы не имеют возможности поехать за своими вещами.

Характер мест, откуда беженцы бежали, можно разбить на 3 категории.

1. Некоторые деревни (там, где происходили погромы) объяты бандитизмом. 2. Др[угие], хотя и не пострадали от нападения бандитов, однако изредка они [в них] появляются и, кроме того, скрываются в окружающих деревни лесах. 3. Из остальных деревень бежали из лишнего страха.

Правда, не исключена возможность нападения, однако большая часть населения осталась.

Принимая во внимание условия местности, недостаточность средств для удовлетворения беженцев и необходимость остановить беженство «из лишнего страха», предполагается исследовать положение и степень опасности местностей, откуда бежали (путем запросов у местной власти); беженцев [из] менее опасных и небеззащитных местностей отправить в свои деревни и местечки. Что ж касается остальных, то для детей организовать по мере возможности детские учреждения, а трудоспособных привлечь к труду.

Но для оставшихся беженцев, коим необходимо оказывать помощь, нет средств ни в общественных и ни в государственных учреждениях. Беженцам выдан паек на м[еся]ц, но фактически этот паек им не хватит даже на неделю. Необходимо обратить серьезное внимание на положение беженцев в нашем городе, самому не успевшему еще оправиться от прошлогодних бедствий, причиненных белополяками.

Следует отметить, что все деревни, где происходили погромы, хотя и не далеки от Борисовского уезда, однако же не принадлежат к этому уезду. В Борисовском уезде таких случаев не было и не без основания можно предполагать, что [и] в дальнейшем Борисовский уезд находится в безопасности.

Уполномоченный по Борисовскому уезду И. Аврутин.

Резолюция: Копии даны Инфбюро, Дубровскому, Хургину и Тайцу. 15.07.21. Пинсон.

Помета: В Евобком, Москва.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 34. Заверенная копия.

№ 288. Докладная записка члена Евобщесткома Рашкеса в Еврейский отдел НКН РСФСР о борьбе с бандитизмом в Гомельской губ. 23 июня 1921 г.

В последнее время в Белоруссии в Гомельском районе погромы над еврейским населением вспыхнули с новой силой. Нами беспрерывно получаются телеграммы от наших уполномоченных, сообщающие о массовых убийствах беззащитного населения, сопровождающихся полным уничтожением их имущества и массовым беженством успевающих спастись от разгула бандитизма.

В прилагаемых при сем телеграммах вы увидите весь размер бедствий[741]. Еврейское население местечек и деревень вышеуказанных районов терроризировано беспрерывными налетами и в панике стремится в крупные центры. В случае неприятия в срочном порядке соответствующих мер население обречено на полное истребление. Еврейский общественный комитет просит вас обратить самое серьезное внимание соответствующих сов[етских] органов на создавшееся положение с просьбой принять энергичные меры в деле борьбы с бандитизмом. Со своей стороны Еврейский общественный комитет полагает, что помимо посылки отрядов для борьбы с бандитизмом, нужно в экстренном порядке поставить вопрос о вооружении населения в целях организации самообороны. Практика показала, что эта мера является самым существенным средством для защиты жизни и имущества населения.

Ввиду серьезности положения Евобщестком просит вас сообщить нам о всех мероприятиях, которые вами будут приняты по затронутому вопросу.

Член Президиума Рашкес.

Секретарь[742].

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 454. Л. 47. Подлинник.

№ 289. Сообщение председателя отделения ОЗЕ в м. Березино Игуменского уезда А. Симховича в Белорусскую комиссию Евобщесткома о росте бандитизма в уезде в мае-июне 1921 г. 25 июня 1921 г.[743]

История с бандитизмом началась у нас еще зимой. На проезжающих евреев часто нападали по дороге на Могилев, обирали и раздевали донага, но на этом дело кончалось. Убийств не было. Все полагали, что это дезертиры, вынужденные таким путем добывать себе средства к существованию. Но вот после Пасхи начинают доходить вести об убийствах, дальше — больше: являются в деревню, разузнают, где живут евреи и среди бела дня ограбляют и расстреливают целые семьи, не щадя стариков и детей.

Особенно участились нападения бандитов в последние 6 недель^{515}, не проходит дня без кровопролития. Население нашего местечка живет в смертельном ужасе. Местечко окружено кольцом убийц и грабителей, которое с каждым днем все более суживается. Жизнь совершенно замерла. Каждую минуту ждут нападения. Все оставшиеся в живых евреи окрестных деревень переселились в Березню, отчего паника еще более увеличивается. Бандиты обходят все деревни, даже те, где евреев нет, и распространяют там листки комитета ЗРС (Защиты родины и свободы), не встречая никакого противодействия со стороны уездных властей^{516}. Ввиду таких обстоятельств у нас по инициативе профсоюзов и комячейки начала организовываться самооборона.

Ввиду отсутствия у нас оружия, мне, как председателю профсоюзов, пришлось поехать в Игумен хлопотать о снабжении нас оружием. Военком мне сразу заявил, что в его распоряжении имеется всего только одна винтовка, которую он мне дать не может, а упрофсоюз ограничился постановлением о возбуждении соответствующего ходатайства перед уисполкомом. Домой я вернулся ни с чем. После этого нам удалось частным образом раздобыть десять винтовок, и мы расставили караул.

13 июня в 7 час. утра наш караул заметил, что к местечку приближаются 7 вооруженных мужчин. Караул поднял тревогу, открыли стрельбу, и бандиты разбежались. Часа через 2 бандиты снова ворвались в местечко, но опять были отогнаны. После этого паника у нас еще более увеличилась. Мы начали осаждать Игумен личными и телеграфными просьбами о выдаче оружия и присылке отряда.

Нам обещали и то и другое, но обещания до сих пор не исполняют. Мы послали в Минск, в [...][744] и после долгого ожидания получили от т. Ходоша^{517} ответ, что он не может вести переговоры с каждым отдельным [населенным] пунктом и что надо обратиться в уезд. Между тем тревога растет, ежедневно доставляют убитых. Люди бродят как отравленные, не находя себе места. Конечно, христианское население ничего этого не переживает, оно спит спокойно, и было очень недовольно, когда во время тревоги некоторые пытались искать спасения в нееврейских домах. Мы телеграфировали в Минск во все инстанции, что местечко окружено бандитами, и просили помощи.

Находящийся сейчас в Игумене представитель ЧКБ[ел] Дубровский понял наши телеграммы дословно, что Березино уже осаждается бандитами и что [в] местечке происходит резня. Узнав, что этого еще не было, он мне строго приказал по телефону явиться к нему на предмет ареста за то, что я встревожил Игумен. Завтра, 26 июня, я отправляюсь туда. Между тем нам до сих пор не дали еще ни винтовок, ни отряда. Так мы живем под вечным страхом, и кто знает, что нас завтра ожидает.

За последнее время в нашем районе произошли налеты на следующие деревни:

Грабежи без убийств произошли в последнее время в деревнях:

Лесковичи 13 верст от Березино.

Копланцы 10 верст от Березино.

Банды проходили через несколько деревень верстах в 5 от местечка, там грабежей и убийств не было, так как евреев там уже нет.

Вышеприведенный список является далеко не исчерпывающим, я отметил только те пункты, которые я помню, но ведь этого достаточно для того, чтобы получить представление о том, как живет и что переживает сейчас местечковое еврейство.

Сейчас получена телефонограмма, что распоряжение о моем выезде в Игумен отменено. Одновременно прибыл отряд в 40 чел.

А. Симхович.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 5-6. Заверенная копия.

№ 290. Доклад Белорусской комиссии Евобщесткома о работе за период с декабря 1920 г. по июнь 1921 г. 25 июня 1921 г.

г. Минск.

Лишь в декабре месяце 1920 г., когда Белоруссия была очищена от банд Балаховича, и результатом его набегов явилось большое количество погромленных и пострадавших, когда потребовалась скорая помощь, тогда Евобком мог развернуть шире свою работу. К тому же времени и был получен первый транспорт с вещами и продуктами.

Всей деятельностью Белорусской комиссии Евобкома руководит в настоящее время президиум в составе 5-ти товарищей.

Президиум в начале деятельности был сконструирован из представителей коммунистических и общественных организаций. В настоящее время президиум сконструирован из представителей только коммунистических организаций. Секретарь президиума (он же и член президиума) всецело занят работой комиссии и руководит всей работой, остальные 4 члена только бывают на заседаниях.

При президиуме организована канцелярия в составе: секретаря, управляющего делами, делопроизводителя, машинистки, бухгалтера, курьера — всего шесть сотрудников.

При складе: заведующий, помощник заведующего, 3 рабочих, агент, счетовод и 2 сторожа — всего 9 сотрудников.

При комиссии организованы 3 секции: 1. Помощь детям. 2. Профтехническая и 3. Статистически-информационная. Во главе каждой секции стоит заведующий.

В 4 пунктах, а именно: в Борисове, Слуцке, Бобруйске и Мозыре имеются уполномоченные Евобкома. При уполномоченных организован совет, который сконструирован по следующему принципу: еврейской секции РКП, Евотдела, отдела образования, упрофбюро под председательством нашего уполномоченного. Штат каждого уполномоченного: заведующий складом, агент-инструктор, счетовод и курьер — всего 4 сотрудника.

Обслуживаемый район — это шесть уездов: Минский, Игуменский, Бобруйский, Мозырский, Слуцкий и Борисовский. 4 уезда обслуживаются нашими уполномоченными, а в остальных 2 уездах помощь оказывается через организации общегосударственные. В скором времени мы пошлем уполномоченного для обслуживания Игуменского района.

О количестве пострадавших от погромов, учиненных поляками, сведения своевременно были представлены летом 1920 г. В настоящее время за последний месяц имеются уже более точные сведения о количестве пострадавших от бандитизма. По данным регистрации наших уполномоченных: в Бобруйске — 2000 чел. взрослых и 150 детей круглых сирот, в Мозыре — 1500 взрослых и до 200 детей круглых сирот, в Слуцке — 1500 взрослых и 75 круглых и полукруглых сирот. Часть из них прибыла в Минск и для них открыт детский дом. Из остальных уездов точных сведений нет, но надо полагать, что число погромленных там не меньше. Итак, в настоящее время мы имеем до 8000 погромленных и до 500 детей круглых и полукруглых сирот. О числе убитых и раненых во время последних погромов вам было своевременно сообщено.

Евобком вначале работал в тесном контакте с советскими учреждениями Наркомсобесом и Наркомпрофом и через них. Он в значительной степени толкал их на оказание самой широкой помощи погромленным. Следует сказать, что при тех объективных условиях, в которых в настоящее время приходится им работать, они проделали и ведут сейчас большую работу по оказанию помощи погромленным. Наркомсобес оказывает скорую помощь через врачебно-питательные отряды: всего их пока три, теперь он организует еще отряд № 4. Им также организованы вагоны скорой помощи.

Наркомоздравом организован сейчас медицинский отряд из 5 врачей, который фактически будет оказывать срочную медицинскую помощь погромленным. Наркомпрос сейчас открывает в Минске один детский дом для детей погромленных, присланных из Мозырского района, — на 60 чел. В г. Бобруйске открыт один еврейский детский дом на 50 чел. детей погромленных, одна детская площадка. Теперь открывают два новых детских дома и два очага. В Слуцке открывается пока один детский дом.

Наркомпрос мобилизировал 12 педагогов, и они посланы в уездные города. Детская комиссия Евобкома приходит на помощь Евсекции Наркомпроса путем отпуска денег, продуктов и предметов оборудования (поскольку они в этом нуждаются) и ведет работу в тесном и полном контакте.

Распределение вещей для погромленных происходит сейчас через наших уполномоченных, они используют лишь аппарат советских органов.

Отчеты о распределении вещей (именные списки лиц получивших) они высылают нам в копии. Нами теперь сделано распоряжение о предоставлении нам подлинников раздаточных ведомостей.

Сугубое внимание уделено оказанию детской помощи. Подробный доклад детской комиссии при сем прилагается[745]. Ограничусь краткими сведениями.

1. Игумен. Сто погромленных детей. Очень мало сделано. Организованы детские площадки. В смешанном доме русских и еврейских детей 27 погромленных. Существует три еврейских детских сада на 150 чел.

2. Борисов. 60 сирот погромленных, 290 детей, пострадавших от поляков. Приступили к организации одного детского дома на 60 чел. Из-за полного отсутствия помещений [и] персонала приходится ограничиться только клубом на 200 детей, площадкой на 100 детей.

3. Бобруйск. 421 дитя погромленных (Любань, Печище, Селиба и др.), прибавилось теперь 110 детей из Ковшицы и 70 из Козловичей. Среди общего количества 601 дитя — около 150-200 круглых и полукруглых сирот.

Существует три детских дома, среди них один специально для погромленных, 4 очага и детских площадок до 13. Приступили к организации 2 детских домов на 120 детей погромленных, 3 очагов на 180 детей и школы-очага на 60 детей.

4. Слуцк. Около 600 погромленных детей (Визна, Любань и окружающие местечки)^{518}. Существует одна детская колония на 80 детей погромленных и пострадавших от поляков и 2 очага.

Приступили к организации 2 детских домов на 120 детей погромленных и 3 площадок.

5. Мозырь. Погромленных детей 490. Существует одна детская площадка на 70 детей и 1 очаг на 80 детей.

Приступлено к оборудованию 2 детских домов, детской площадки и 2 очагов.

6. Минск. Погромленных детей 96 (привезены из Копаткевичей и Минского уезда) и 245 детей пострадавших от поляков.

Медицинская помощь.

Соответствующими комиссариатами совместно с нами в наиболее погромленных пунктах, где зимой свирепствовала сильная эпидемия, было обращено внимание на открытие больниц.

В м. Койданово Минского уезда (местечко сожжено и погромлено белополяками летом 1920 г.^{519}) открыта больница на 30 коек.

В м. Уречье Бобруйского уезда (местечко погромлено и сожжено поляками летом 1920 г.^{520}) заканчивается оборудование больницы на 30 коек.

В Скрыгалове, Копаткевичах, Ельске Мозырского уезда (местечки погромлены в декабре 1920 г. Балаховичем) открыты 3 больницы на 25 коек каждая.

В Житковичах, Турове Мозырского уезда приводятся в порядок больницы, разрушенные балаховцами, и расширены на 10 коек каждая.

Ремонт бань произведен лишь в некоторых местечках — Уречье и Койданове. В погромленных местечках Мозырского уезда они так сильно разрушены, что требуют большого количества строительных материалов для ремонта.

В Мозыре организуется общественная прачечная с дезинфекционной камерой при ней.

Трудовая помощь.

Мы не располагали почти никакими ресурсами, которые давали бы возможность оказанию широкой трудовой помощи. Вот почему эта отрасль деятельности до сего времени мало развита.

За последнее время нами ведется большая работа по восстановлению разрушенных еврейских земледельческих колоний в Мозырском районе (Ситня, Редьки, Черемышль). Нами ассигнованы для этой цели значительные средства и работа эта значительно подвинулась вперед. Отчет о восстановлении этих колоний своевременно вышлем. Нами принимаются также меры к отстройке разрушенных домов в этих колониях.

Профтехническое образование.

Важной задачей в деятельности Евобкома является создание кадра квалифицированных рабочих из среды погромленных. Задача эта при настоящих условиях чрезвычайно трудная. Мы переживаем время, когда все внимание сосредоточено на оказании скорой помощи погромленным, спасти людей от голода, представить им кров. И понятно, что все материальные ресурсы, которыми располагает Евобком, а располагает он ими в очень ограниченном количестве, расходуются на эту цель. Однако, несмотря на указанные объективные условия, необходимость создание целой сети школ и курсов профтехнического образования приобретает все большее значение.

В настоящее время усиленным темпом идет работа в контакте с Белпрофобром по восстановлению еврейской учебно-показательной фермы. Предположено также открыть сельскохозяйственные курсы, краткосрочные, на 60 чел., и будущей весной преобразовать их в сельскохозяйственное учебное заведение низшего типа. Подробный отчет и доклад о состоянии фермы при сем прилагается[746].

Намечено к открытию в настоящее время 2 школ профтехнических, металлообрабатывающих для подростков семейств погромленных — одна в Бобруйске, другая в Слуцке. Сметы при сем прилагаются[747]. Разрабатывается план и сметы дальнейшей работы по открытию курсов и школ, план этот и сметы будут вам своевременно представлены.

Успех этой работы в значительной степени зависит от активной поддержки необходимым учебным инвентарем и оборудованием из Центра.

Статистическо-информационная работа.

В информационной работе нами достигнуто не очень много, потому что работа Белорусской комиссии во всей ее широте развернулась только в последнее время. До этого времени, когда письма в Америку и оттуда еще не принимались непосредственно почтой, то этой работой занималась комиссия. Мы публиковали списки полученных писем в местной прессе. Через местную прессу и через наших уполномоченных нами было опубликовано для сведения лиц, имеющих родственников в Америке, но не знающих их адреса, чтобы они прислали нам эти сведения для отправления в Америку. Для получающих деньги из Америки мы также публиковали списки и принимали меры к нахождению адресатов, вели переговоры с Наркомфином о передаче нам полученных сумм для тех [погромленных], которые живут в уездах, чтобы мы могли через своих уполномоченных передать полученные суммы по назначению.

В настоящее время организована информационно-статистическая секция, которая ведет работу по собиранию материалов. О последних погромах мы собрали довольно значительный материал. Нами также разработаны анкеты, которые печатаются. В свою очередь и нашими уполномоченными составлены комиссии по собиранию материалов, освещающих события. Весь материал информационного характера мы пересылаем в копиях московскому Евобкому, Евотделу Наркомнаца, Совнаркому Белоруссии, Комиссии по борьбе с бандитизмом на территории Белоруссии^{521}. Систематизацией и обработкой материалов занята наша статистика.

Основным тормозом нашей работы за последнее время было абсолютное отсутствие денежных знаков. Ни о какой конструктивной работе не может быть и речи, когда мы ощущаем недостаток в средствах. Широкая помощь погромленным детям, которую мы делаем через соответствующие комиссариаты, может быть осуществлена только тогда, когда мы располагаем средствами, чтобы снабжать ими комиссариаты, хотя бы взаимообразно.

Евобком до последнего времени был очень мало известен широким массам. Только в последнее время им заинтересовались больше. В Евобком обращаются все, имеющие родственников и связи с Америкой. За последнее время участились посещения за справками об отъезде в Америку. Также непосредственно получаются письма из Америки, в которых запрашивают о судьбе родственников, близких и т.д.

За последний месяц бандитизм на территории Белоруссии принял весьма внушительный характер. Бандиты перешли от единичных убийств евреев, проходящих из одного местечка в другое, к нападениям на целые местечки и деревни. Убивают, грабят и насилуют, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей.

Наш бандитизм имеет совсем иной характер, чем украинский. Он носит ярко выраженный политический характер и руководится умелой рукой российской контрреволюции, нашедшей приют в Польше. Об этом говорят прокламации и литература, которую в большом количестве находят у бандитов при их арестах. Местное крестьянское население в массе своей нейтрально к бандитизму за небольшими исключениями. Этим, конечно, и борьба с ними принимает сложный характер.

Местные власти делают все возможное в целях борьбы с бандитизмом и заверяют, что в ближайшие недели бандитизм пойдет на убыль.

Белорусская комиссия Евобкома.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 717. Л. 10-14. Заверенная копия.

№ 291. Доклад сотрудника 2-го сводного санитарно-эпидемиологического отряда в Наркомздрав РСФСР о последствиях погромов в пограничных с РСФСР уездах Белоруссии в июне 1921 г. 29 июня 1921 г.

Доклад о последних кровавых событиях в Мозырском районе и работе 2-го подотряда 2-го сводного санитарно-эпидемического отряда в связи с ними.

Когда эпидотряд четыре месяца тому назад приехал в Мозырь для оказания помощи населению, пострадавшему от банд Балаховича, он понял, что своей скорой помощью он не опоздал и что форма помощи должна будет выражаться в организации постоянных учреждений, но менее сознательные работники нашего отряда, мобилизованные Мобсу[748], говорили: «Зачем нас сюда привели, мы думали, что здесь трупы валяются по улицам, а ничего подобного мы здесь не нашли», — двоих сестер так и пришлось отправить обратно в Москву.

Если же эти товарищи приехали бы теперь в Мозырский район, они бы, пожалуй, испугались количества трупов, валяющихся в разгромленных местечках, по лесам и дорогам Белоруссии. Пожалуй, у них не хватило бы ни сил, ни времени подбирать и хоронить эти трупы — слишком быстро увеличивается их число с каждым днем.

В своем докладе о ходе работы подотряда т. Верник нарисовал картину мирной работы подотряда в Мозырском районе[749]. Работа, правда, с большим трудом и усилиями, налаживалась. На уезде, в Скригайлове и Копаткевичах, были открыты больницы, в м. Ельске заканчивается организация больницы, в Петрикове был организован детский очаг на 80 чел., а в Скригалове — на 65 чел. В Мозыре был открыт детский изолятор на 15 чел. и площадка на 100 чел. В ближайшее время предполагалось открытие детского дома на 50 чел. в Мозыре и площадка на 100 чел. в Копаткевичах.

Казалось, еще немного напряженной работы и подотряд с гордостью сможет передать местным органам целый ряд организованных учреждений. Казалось... Но печальную, слишком печальную картину придется мне нарисовать для того, чтобы дать представление о том, что творится теперь в Мозырском районе. Насколько страшна действительность, можно судить по тому, что времена Балаховича кажутся уже не такими ужасными, что армия Балаховича вела себя джентельменски, сравнительно с оперирующими там теперь бандами. Балаховцы терзали, мучили, расстреливали, вешали, грабили, но ведь были случаи, когда жизнь даровалась несчастным мученикам, были случаи, когда квартиры, в которых жили балаховцы, сдавались по уходе их целыми, теперь же таких случаев нет: пощады нет никому, и чем беспомощнее жертва, тем больше она подвергается истязаниям.

В волостях Мозырского уезда после ухода Балаховича все время было неспокойно — не проходило дня, чтобы не было еврейских жертв по деревням и дорогам. Эти явления стали столь хроническими, что местное население перестало реагировать на них. Еврейское население уезда, как затравленные звери, металось из деревень в местечко, из местечка в деревню. Из деревни их гнал страх перед смертью, обратно их гнал голод.

А бандиты все больше и больше наглели, убийства повторялись все чаще и чаще. В м. Копаткевичи сбежались евреи окрестных деревень и соседней Комаровичской вол. и с безумным страхом следили за передвижением бандитов. Бандиты стали приближаться к Копаткевичам, население начало умолять уисполком прислать военный наряд, а также выдать пропуска на выезд. Уисполком нашел страхи неосновательными, отказал в присылке отряда, распорядился, чтобы евреям пропуска на выезд не выдавали. Когда же опасность надвинулась ближе, население стало настойчивее просить о помощи, на что предуисполком уверенно заявил, что никаких банд в том районе не имеется. За полчаса, однако, до оставления местным волисполкомом и еврейским населением [местечка], предуисполком просит продержаться еще 5 час. в ожидании помощи, но добавил почему-то, что если бандиты не войдут в местечко, местный волисполком будет расстрелян (мол, за ложную панику).

Разговоры по прямому проводу происходили в 3 час. вечера 9 июня; бандиты вошли в местечко в 3 час. утра на 10 июня и, совершив там свое страшное дело, ушли спокойно.

Только через несколько часов после ухода бандитов пришел так страстно жданный отряд. Часть евреев вернулась с этим отрядом обратно в местечко.

Доктор нашего эпидотряда оставался в местечке до последней возможности. Он бежал оттуда, когда телеграфный аппарат был уже снят, предварительно сдав в надежные руки по акту имущество больницы. 10 июня в 5 час. вечера он прибыл в Мозырь с партией детей в 40 чел. круглых сирот, полусирот и растерявших в этой безумной панике родных.

В этот же вечер эпидотрядом был организован врачебно-питательный отряд, который сейчас же выехал в Копаткевичи с медикаментами, перевязочным материалом и продовольствием для подачи первой скорой помощи. В состав этого отряда, кроме наших двух врачей, двух сестер, одной педагогички и завхоза, вошли еще два врача уездрава, две сестры, лекпом, представители уисполкома, упрофбюро, изобкоман, фотограф для снимков жертв.

Общая картина погромов бледнеет перед тем, что увидели товарищи на месте.

Слово «погром» звучит слишком мягко для определения того, что произошло там.

Груды изуродованных трупов валились на площадке местечка, трупы валялись по всем углам, во ржи уже находили после. Рука бандитов настигала их всюду. Трупы были так изуродованы, что в них невозможно было опознать то или другое лицо. Характерно то, что не было ни одной огнестрельной раны. Убийство совершалось саблями, топором, а также тупым орудием.

Над трупами издевались.

Убитых насчитывается 170 чел., раненых — 35.

Отрядом была оказана страдальцам скорая медицинская помощь на месте, для дальнейшего лечения раненые были отправлены в Гомель.

На ст. Калинковичи нами был организован питательный пункт, где беженцы могли получить обеды. Число обедов в первые дни ежедневно достигало до 3000. Калинковичи — это был такой пункт, куда стекались беженцы не только из Копаткевичей, но и соседних мест, населенных евреями, как, например, со ст. Птичь и т.д.

Еврейские земледельческие колонии Бытня, Редьки, Черемешня, имея опыт Балаховича, снялись также с мест и, оставив на произвол судьбы свои хозяйства, бежали в Мозырь. Только через несколько дней они вернулись обратно в свою деревню.

В Мозыре эпидотрядом совместно с Евобкомом [беженцам] была оказана помощь в виде выдач хлеба, мыла, устройства бань и т.д.

Детям нами оказывалась помощь на детской площадке, организованной нами для сирот — жертв Балаховича. Эта площадка была открыта при помещении, в котором заканчивался ремонт для детского дома. Последнее обстоятельство дало нам возможность немедленно прийти на помощь маленьким беженцам. За первой партией, привезенной нашим доктором, привели партию в 15 чел., а затем дети стали прибегать сами — оборванные, голодные, измученные, от страха часто забывшие, из каких мест они прибежали, растерявшие своих родных и знакомых. Дом при площадке сделался приемником детей. Их там стригли, мыли, переодевали, устраивали по мере возможности ночлег для них. Можно с уверенностью сказать, что не будь в Мозыре эпидотряда, добрая половина детей погибла бы.

Ко дню моего отъезда оттуда, 20 июня, было зарегистрировано 198 чел. детей, не имеющих никакой возможности существовать без нашей помощи. Детей-беженцев в городе гораздо больше, но принимались на площадку семьи нуждающихся — круглые сироты и полусироты^{522}. Там их кормят 3 раза в день; ночлегом, за отсутствием места, не все имеют возможность пользоваться.

В Калинковичах в первый момент дети нами были помещены на эвакопункте, но скоро помещение нами должно было быть очищено, и эпидотрядом организована площадка на 120 детей на тех же основаниях, что в Мозыре. Обедом же в Калинковичах пользуются 500 детей.

Положение детей критическое: они измучены, голы, босы и буквально без рубашек, так как при приходе к нам после бани они свои рубища снимают и переодеваются в американское тряпье; белья у нас нет. Нужно еще знать, что площадка обслуживает 90 сирот — жертв Балаховича; начались заболевания. Положение спасло бы хоть на время наличность еще одного дома для детей. Таковой давно имеется и принадлежит нам, но его необходимо освободить из-под райлесконторы, и для этого требуется распоряжение исполкома.

Но вместо такого распоряжения, о котором я пишу, он, в ответ мне, явно подчеркивая свое презрение к страдальцам, приказывает с завтрашнего дня не выдавать ни одного фунта хлеба беженцам, по дорогам их арестовывать, не давать им ордеров на квартиры, а поселившихся уже — выселить. Через день он дает приказание, чтобы беженцы вернулись на свои старые места, не приняв никаких мер [к] исправлению жилищ пострадавших (в местечке в домах не остались целы ни одна рама, ни дверь, ни печь; домашний скарб весь приведен бандитами в негодность), не посылая туда отряда и не разрешая организации самообороны.

Таковы меры борьбы местного уисполкома с бандитами.

Еврейское население Мозырского уезда умоляет дать им возможность самим защищать свою жизнь. Но на такое желание власть почему-то смотрит как на явную контрреволюцию. «Если власть не доверяет нам оружия, — заявляют евреи, — пусть самооборона действует не самостоятельно, а вместе с военным отрядом, но пусть будет уверенность, что в опасную минуту можно ожидать помощь». Мольбы еврейского населения остаются гласом вопиющего в пустыне, но при таком положении вещей население обречено на поголовное истребление. Истребление идет систематически — на местах и по путям передвижения. Многие места, как, например, м. Озаричи, находятся положительно в осадном положении: они окружены бандитами, и за попытку евреев попасть туда или уйти оттуда они платятся своей жизнью.

Дорога в Озаричи усеяна трупами евреев и еврейских детей^{523}.

На реке пароходы останавливаются бандитами и оттуда извлекаются евреи и убиваются. Так, через несколько дней после копаткевичских событий такой случай произошел близ Гомеля, где 73 еврея, после неимоверных над ними издевательств, были утоплены^{524}. Пароход, возвращавшийся из Киева, подвергся нападению бандитов Струка. Предварительно ограбив всех, банда раздела евреев догола, но жизнь почему-то была им дарована. «Благодарите Бога, что у меня сегодня хорошее настроение», — сказал бандит Струк.

Теперь заведующий отделом управления мозырского уисполкома хвастает, что в Мозырском уезде нет ни одного бандита. Очень может быть, но это потому, что банды направились в Бобруйский и другие уезды Минской губ., а те же зверства, но может быть с другими вариациями, совершаются там. Так, например, по имеющимся сведениям, в еврейской колонии Ковчицы, в 40 верстах от Бобруйска, было убито 70 чел., а ранено 80, в Козловичах убито 28 чел., в Любани убито 63 чел., а ранено 73 чел., в Пуховичах убито 52, в колонии Селиба убито 70, ранено 50 [чел.].

Вот обстановка, при которой приходится работать эпидотряду. Катастрофа такая, что руки опускаются в отчаянии. Какой смысл во всей этой работе, когда нет уверенности в том, что случайно спасшиеся от рук бандитов не попадут в руки других. «Ведь мы обреченные все равно», — сказал мальчик-беженец 12-ти лет. Говорить теперь только о материальной помощи не приходится, нужно принять экстренные меры, меры к устранению того кошмара, в котором пребывает еврейское население. Нужно во что бы то ни стало найти меры и сделать все возможное, чтобы такие ужасы не повторялись. Считаясь, однако, с печальным фактом, который уже имел место там, мы должны напрячь все силы к тому, чтобы помощь погромленным была оказана возможно скорее и радикальнее.

Жилища приведены бандитами в разрушенное состояние, домашний скарб уничтожен; те скромные продовольственные запасы, которые у некоторых были, разгромлены; население погибает от голода и болезней. Необходимо привести в порядок их жилища, снабдить одеждой, бельем и обувью, устроить столовые, инвалидные дома. В области детской помощи открыто не менее 5 домов (на нашем попечении 300 детей), [нужно] снабдить их необходимым инвентарем: одеждой, обувью и учебными пособиями; организация детских столовых для детей, не попавших в дома, как в Мозыре, так и в уездах. Медико-санитарная помощь должна выразиться в устройстве детской больницы, санатории для детей туберкулезных, которых в Мозырском уезде очень много, санатории для взрослых туберкулезных, санатории для поправления здоровья, устройство бань.

Зав. под[отдела] детской помощи.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 9-11. Копия.

№ 292. Докладная записка Я. Эстрина в Белорусскую комиссию Евобщесткома о бандитизме в Бобруйском уезде весной-летом 1921 г. Не позднее 8 декабря 1921 г.[750]

Бандитизм в Бобруйском уезде.

Его характер и особенности (позаимствовано из следственного материала, приговоров и официальных документов).

Бандитизм в Бобруйском уезде явился следствием агитации агентов Савинкова и Балаховича, массами пробиравшихся через демарк[ационную] линию.

Находя опору среди шляхты и кулаков, организовали они банды из дезертиров, оставляя руководство бандами за собой. Бандитизм имел своей целью дезорганизовать Советскую власть, посеять национальную рознь и вызвать крестьянские восстания. Но это им не удалось. Предпринятая советскими и партийными органами широкая агитационная кампания по борьбе с бандитизмом оказала свое действие. Целый ряд сходов, съездов и собраний крестьян выносил постановления о вылавливании бандитов. Поняв цель бандитизма и весь вред, наносимый им крестьянству, население Бобруйского уезда содействовало советским органам в борьбе с бандитизмом, благодаря чему активные его выступления удалось ликвидировать.

Проявления бандитизма.

18 мая 1921 г. в имение Хоромцы Лясковичской вол. Бобруйского уезда прибыл отряд бандитов в составе 20 чел. под руководством бывшего офицера Михаила Луковского. Отряд этот совершил целый ряд нападений на мирных жителей Лясковичской и Рудобельской вол. В имении Хоромцах отряд расстрелял партийного работника т. Картжица. 29 мая произошел бой между бандой и заградительным отрядом. В результате боя пойманы были Луковский и 3 брата Говорских. В связи с этим делом задержаны были также управляющий имением Хоромцы (который выдал бандитам т. Картжица) и несколько кулаков, сообщавших бандитам всевозможные сведения и в минуту опасности старавшихся их скрыть.

Выездная сессия Ревтрибунала 8-й дивизии в м. Глуске, рассмотрев это дело, приговорила 5 чел. (бандитов и управляющего) к расстрелу, 4 чел. к конфискации у них имущества, 2 чел. к выселению из пределов Зап[адного] фронта, одного человека — к общественным работам сроком на пять лет.

В районе Озаричской вол. все лето орудовала шайка из 9 отчаянных головорезов, совершала налеты, грабежи, нападения на мирных жителей. Банда эта вела свое контрреволюционное дело, возбуждала в сердцах трудящихся национальную рознь и всячески старалась дезорганизовать Советскую власть. Во время своих похождений они не щадили ни женщин, ни стариков и ни детей. В имении Озаричи они утопили живыми двух граждан (евреев) и сожгли дом и мельницу Кацмана. 9 июля, карауля награбленное имущество после совершенного налета на дер. Кабелишки, банда была окружена отрядом озаричского исполкома. Завязалась перестрелка и двое бандитов, Павел Палко и Николай Данейко, были задержаны с оружием в руках. Третий бандит был убит. В связи с этим делом была задержана Евдокия Дайняк, у которой были найдены награбленные вещи: около пуда проволоки, снятой несколько раньше с телефонных столбов. При аресте она пыталась бежать, но была поймана. Дело это слушалось Ревтрибуналом Белоруссии 30 июня[751] в г. Бобруйске. Все трое обвиняемых, представшие пред судом, приговорены к расстрелу.

Гражданин Дубовик Иван, получив на один месяц освобождение по болезни из Красной армии, еще в 1920 г. вступил в бандитскую организацию. Оставаясь в банде, Дубовик находился в тесной связи с главарем банды капитаном Короткевичем и вместе с отрядом участвовал в налете и погроме м. Любань Бобруйского уезда. Дубовик периодически из банды отлучался к себе на родину и по возвращении оставлял отряду сведения о нахождении красных частей и служил в качестве шпиона. Задержанный Дубовик предстал перед выездной сессией Ревтрибунала 8-й дивизии в селе Комаровичи и приговорен к расстрелу.

Козловский Игнатий, Дроздов Марк, Силин Антон дезертировали из своих частей и скрывались в лесу. Спустя некоторое время они вступили в банду, с которой в первых числах мая 1921 г. совершили налет на мирных граждан (преимущественно евреев) деревень Дурчаны, Подсевичи, Мащануцы и Болевичи. Ими также было совершено нападение на мельницу, где захвачено 10 пудов зерна. Один из вышеупомянутых «молодцов», Силин, вербовал в банду знакомых ему дезертиров, давал бандитам сведения о расположении отрядов Красной армии, указывал на коммунистов, предлагал совершать налеты на местечки и избивать коммунистов и евреев. Отделом Ревтрибунала 8-й дивизии в Бобруйске Силин и Дроздов приговорены к расстрелу.

Гр. Ланюк с сентября 1920 г. дезертировал из своей части и вступил в банду. Бандиты назначили его своим взводным командиром. В качестве главаря банды он со своими «молодцами» совершал налеты на мирное население деревень Ясновичи, Раховичи, Капцевичи и Каще Бобр[уйского] уезда, где он также разоружал и раздевал красноармейцев. При поджоге дома гр. Сорокина он был арестован, но по пути ему удалось бежать. 22 апреля 1921 г. он был снова задержан. Отделом Ревтрибунала 8-й дивизии в г. Бобруйске Ланюк приговорен к расстрелу.

Жлобич Григорий и Клыго Тимофей осенью 1920 г. дезертировали из Красной армии и вступили в банду, оперирующую под руководством Кулевича в районе д. Евсеевичи Бобр[уйского] уезда. Находясь в банде, они совершили налеты на мирных граждан (преимущественно евреев), убивая и грабя их имущество. В июне 1921 г. бандой этой был совершен налет на поезд, шедший со станции Брожа в г. Бобруйск, и разграблены склады. При преследовании банды красными отрядами Жлобич и Клыго были задержаны в районе места налета. При аресте у них была обнаружена награбленная мануфактура. Ревтрибуналом 8-й дивизии в Бобруйске Жлобич и Клыго приговорены к расстрелу.

Храмович Денис и Комар Александр в мае 1921 г. вступили в банду, оперировавшую в районе Пащево-Слобода Бобр[уйского] уезда под руководством Михолапо. В ночь с первого на второе июля они были активными участниками бандитского собрания, на котором обсуждался вопрос об убийствах и грабежах. В знак своего согласия с принятым собранием решением о поголовном истреблении коммунистов и евреев они расписались в протоколе собрания. Вооруженная винтовками и гранатами, банда оперировала в районе деревень Рудня, Пащево-Слобода Бобр[уйского] уезда. Отделом Ревтрибунала 8-й дивизии в г. Бобруйске Храмович и Комар приговорены к расстрелу.

Ревтрибунал Зап[адного] фронта 8-й дивизии рассмотрел дело Барановского Адама, Шулыго Трофима, Приходского Степана, обвиняемых в бандитизме. Особенно характерна роль Приходского. Встретив банду, преследовавшуюся красными отрядами, [он] проводил ее в укромное место. В награду за свои услуги он получил винтовку с патронами и пачку белогвардейской литературы, которую старался распространить среди населения. Кроме того, Приходский дважды переправлялся в Польшу, откуда возвращался с белогвардейской литературой. Ревтрибунал приговорил его к расстрелу.

Также Ревтрибунал приговорил к расстрелу Федора Шунько за бандитские выступления. Интересно то, что предварительно составлен приговор схода общества деревень Новой и Старой Дрожки во главе с сельсоветом о применении к Шунько высшей меры наказания.

Воронович Василий, состоя разведчиком в банде, оперировавшей под руководством его жены «Маньки», привел банду также к дому своего родного брата Сергея Вороновича. Бандиты перевязали Сергея с его семейством, избили их и ограбили. «Герой» этот предстал перед судом Ревтрибунала, куда поступила просьба собрания крестьян д. Новые Старцы Горбачевицкой вол. о том, что Вороновича, как известного им бандита, в их деревню не возвращать. Обвиняемый приговорен к расстрелу.

Житель Октябрьской вол. Бобр[уйского] уезда Кондратович Тимофей дезертировал из Красной армии и вместе с другими дезертирами организовал вооруженную банду. Банда эта совершила целый ряд нападений, в том числе на граждан Морзеля и Левина. Во время появления балаховичских банд Кондратович совместно с другими бандитами переоделись в крестьянскую одежду и производили грабежи и убийства. Ревтрибунал при 8-й дивизии приговорил Кондратовича к расстрелу.

Вербило Иван, Дубовик Николай, Поздняк Федор, Поздняк Викентий и Севрук Адам осенью 1920 г. дезертировали из Красной армии и, прибыв к себе домой в Новодорожскую и Городковскую вол., вступили в организацию, [созданную] польским агентом Кострицким, банду под руководством бр[атьев] Куличей. За этой бандой числится ряд зверских убийств и нападений. Сподвижники этой банды Берниковский Степан, Савицкий Александр, Островский Бронислав и Сиротко Петр держали тесную связь с бандой, с одной стороны, и агентами Балаховича — с другой стороны, давали им приют и пищу, укрывая их от красных. Причем Савицкий пытался совместно с агентом Балаховича перейти демарк[ационную] линию с поручением от банд Балаховича, а в домах Островского и Сиротко устраивались различные собрания польскими агентами. Вся эта банда предстала перед судом Ревтрибунала. Первые шесть из них приговорены к расстрелу с конфискацией всего их имущества в пользу голодающих Поволжья, а пособники бандитизма — к выселению из пределов Зап[адного] фронта в Вологодскую губернию.

Савицкий Ян еще в 1920 г. во время оккупации данной местности поляками выдавал польским властям русских партизан и при отступлении поляков бежал вместе с ними. Возвратившись на родину незаметным образом, он поступил в банду капитана Короткевича, участвовал с нею в налетах и грабежах, сопровождавшихся расстрелами, избиениями и другими истязаниями мирных граждан, главным образом евреев. Особенное зверство было выявлено Савицким во время налета этой банды на м. Ковшицы, где пострадало около 60-ти чел. Ревтрибунал приговорил его к расстрелу.

Погром в Стареве.

В начале июня 1921 г. бандами было совершено нападение на пос. Старево Бобр[уйского] уезда. Ночью бандиты [напали] на дома евреев и произвели ряд самых жесточайших зверств. Орудовали бандиты тупыми и острыми орудиями. Они мучили и издевались над своими жертвами, вырезывали животы, насиловали и отрезали груди женщин, пробивали черепа, с гиканьем и свистом наслаждались муками, хрипом, агонией недорезанных жертв, не пожалели даже убить мать с грудным ребенком. Свидетель погрома — жених изнасилованной девушки — Гантман передает, как три бандита мучили эту невинную девушку и наконец после зверского насилия отрезали ей грудь и распороли живот. Самому свидетелю, жениху, всадили в горло шомпол. Так действовали бандиты, именовавшие себя агентами Савинкова и К° под девизом «Защиты Родины и Свободы».

Всего бандиты убили 12 евреев и ранили 16. Первой пострадавшей была семья Сегаль. Главными вдохновителями этих зверств средневековых являлись поручики в погонах, говорящие между собой по-польски. Сам бандит Жабрик открыл суду целый список лиц в погонах, принимавших участие в погроме. Тут были поручики Болзневский, Перекатов, Вдовин, Гаврилов, Янковский и целый ряд других балаховцев и савинковцев. Пред судом Ревтрибунала по этому делу предстало 77 чел., из них главных участников приговорили к расстрелу.

Конец бандитизма.

В ночь на 28 июня истребительным красным отрядом банда Короткевича в Бобр[уйском] уезде была окружена и разбита. Главарь шайки Короткевич и его помощник убиты. Короткевич происходит из шляхты д. Глебовой Рудин Брожской вол. Бобр[уйского] уезда. Скрываясь во все время пребывания Советской власти в Белоруссии дома, он зимой отправился в Польшу, где рассчитывал хорошо устроиться.

По приезде [Короткевича] в Варшаву Булак-Балахович почувствовал к нему особое доверие и назначил его командиром бандитских шаек в Бобруйском уезде, поручив ему предварительно сформировать их. Банда Короткевича всю весну и лето оперировала в Бобр[уйском] уезде, терроризируя население и устраивая еврейские погромы^{525}. «Работа» банды ознаменовалась убийством десятков ни в чем неповинных людей. У убитого Короткевича были найдены документы: 1. Обращение к Лиге Наций с просьбой о присылке на помощь хоть одной дивизии. 2. Донесение Балаховичу о ходе его операций и 3. Следующий приказ: «Приказ № 15. Приказываю всем моим партизанам прибыть в распоряжение капитана Барткана, в противном случае имущество их будет конфисковано и некоторые члены их семьи будут расстреляны. Командир и организатор партизанских отрядов капитан Короткевич»[752].

Из приведенного приказа видно, что агенты Савинкова и Балаховича пользовались всевозможными приемами для своих бандитских целей. Довольно характерным является следующий случай: в д. Приворотино Брожской вол. Бобр[уйского] уезда явились бандиты и объявили принудительную мобилизацию молодых крестьян в бандитскую шайку. За отказ от мобилизации бандиты угрожали расстрелом и уничтожением имущества. Одного из крестьян они избили до полусмерти и сожгли его дом. Подоспевшим отрядом бандиты были рассеяны.

Вслед за бандой Короткевича ликвидирована и другая бандитская шайка, оперировавшая в Бобр[уйском] уезде под руководством Жука. Сам Жук — уроженец Житинской вол., довольно богатый, с кулацкими замашками. Во время переворота примазался к советской власти и занял место председателя ревкома. В этой должности он наделал много преступлений и должен был скрыться от суда. Организовав шайку человек в 50, он себе помаленьку работал. Большинство его шайки — дезертиры Житинской вол. Предчувствуя, что бандитизму скоро конец, банда потребовала к себе официальных представителей Советской власти для переговоров. Когда им была гарантирована жизнь, вся банда во главе с Жуком и его помощником сдалась особому отряду, отделу 8-й дивизии. С ликвидацией этих двух шаек бандитизм в Бобруйском уезде потерял свою главную организацию.

Каленым железом борется Советская власть с бандитами. Бандитизм в Белоруссии начинает терять под собою почву, и в ближайшем будущем он будет окончательно искоренен.

Затея Савинкова не удалась.

Я. Эстрин.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 21-22. Заверенная копия.

№ 293. Протокол совещания беженцев Бобруйского уезда о защите еврейского населения от бандитских нападений. 7 июля 1921 г.

Протокол совещания представителей беженцев Бобруйского уезда, созванного по предложению уполномоченного врачебно-питательного отряда Наркомсобеса т. Ланис.

Присутствовали Представители отряда: тг. Ланис, Дукельская, Файнберг и Брук; от беженцев д. Ковчицы — гр. Гольдман и Могилинский; от д. Козловичи — А. Черняк, Подокшик; м. Любань — гр. Комисар и Капшиц; колонии Селибы — Гутина; м. Паричи — заведующий собесом т. Фишман и Кантин; присутствовали также представители Бобруйского отделения ОЗЕ.

Председателем избран т. Б.Л. Гецов, секретарь — т. С. Кацнельсон.

На повестке дня следующие вопросы.

1. Всестороннее выяснение положения разгромленного населения.

2. Принятие мер по оказанию беженцам всех видов помощи.

3. О возможности вернуться на места для реализации урожая.

Гр. Гольдман делает краткий доклад о погроме в Ковчицах, населенных исключительно земледельцами и рабочими. Убитых 86 чел., раненых — 90, все дома разгромлены, рамы и стекла выбиты, имущество разграблено и уничтожено. Из оставшихся в живых 600 чел. больше 400 остались в крайней нужде, 100 детей и сирот привезены в Бобруйск, где они помещены в детские дома; в Паричах осталось еще 39 сирот, которым почти не оказывается никакая помощь. Необходимо срочно их обеспечить продовольствием и одеждой. От имени беженцев д. Ковчицы Гольдман просит, помимо оказания временной материальной помощи, особенное внимание обратить на то, чтобы дать возможность беженцам вернуться на свои места для уборки урожая и этим самым предохранить их от превращения из честных тружеников в кадр нищих, живущих за счет социальной помощи.

Представитель Козловичей — Черняк — рассказывает о полном разгроме домов, имущества, уводе лошадей и инвентаря, без чего жители деревни, как земледельцы, не могут существовать. В настоящее время находятся в Бобруйске около 245 чел. взрослых и большое количество детей. Все они очутились в крайней нищете, без продовольствия, голые и босые. В ярких словах он выражает свое недоумение простолюдина, за что на них обрушились такие бедствия в то время, когда они являются такими же сынами родной земли, обрабатывающими ее в поте лица, как и другие окрестные крестьяне. В заключении он обращается с мольбой дать им возможность вооружиться; также о посылке охраны в Козловичи, чтобы они могли вернуться домой и убрать урожай с полей, иначе все будет расхищено ближайшими соседями и им придется превратиться в паразитов, живущих за счет государства.

Представитель Любани гр. Комисар, делая обзор любанского погрома, указывает, что с ликвидацией балаховщины зимою с. г. некоторые части банд Балаховича, вытесненные красными войсками из Мозырского уезда, начали приближаться к Любани, причем жители неоднократно предупреждались, что готовится нападение; и действительно, вскорости в соседней деревне Дуброво было зверски убито несколько еврейских семейств^{526}. Население Любани, в большинстве своем состоящее из земледельцев и ремесленников, неоднократно возбуждало ходатайство перед уездными властями о присылке охраны или же вооружить их самих, но ничего не было сделано; если же отряды прибывали, то за наблюдением за выполнением разверстки.

(На последних словах председатель совещания Б.Л. Гецов останавливает оратора с указанием, что цель совещания — только выяснение положения беженцев и принятие ряда мер по оказанию им помощи, а не обзор всего происшедшего. На это уполномоченный отрядом т. Ланис указывает, что, по его мнению, очень важно иметь полную картину как самого погрома, так и допогромного периода, а потому предлагает дать оратору высказаться; председатель, не соглашаясь с этим, отказывается от председательствования и передает [полномочия] т. Ланису.) Председательство принимает т. Ланис, секретарь — т. Дукельская.

Гр. Комисар продолжает: 24 мая находившийся в Любани отряд райпродкома собрался уезжать в Бобруйск. На все просьбы населения остаться, хотя бы на некоторое время, т. к. имеются достоверные слухи, что готовится нападение, начальник отряда ответил, что его экстренно вызывают в Бобруйск, и сейчас же уехал. В тот же день прибыл отряд разведчиков из 7 чел. красноармейцев, заявив, что скоро прибудут еще войска. Население успокоилось и осталось на месте. 25-го на рассвете послышались выстрелы со стороны наступающих бандитов. Отряд разведчиков, дав залп, уехал из местечка, обещав привезти подмогу; на самом деле войска явились на 2 дня после погрома[753]. Бандиты, прибыв в местечко, собрали всех евреев — больных, стариков, детей и женщин — около 400 чел., в синагогу, где главарь шайки в капитанском мундире произнес речь: единственное средство свергнуть Советскую власть — это истребление всех евреев, — после чего начались издевательства и избиения; на галерее синагоги изнасиловали женщин, начиная с 14-летнего возраста, резали детей и т.п., потом пустились по домам, где забирали и уничтожали имущество. Убитых всего было 28 [чел.], раненых — 60, а оставшиеся в живых 1500 чел. уехали в Слуцк, где их заставляют приписаться к коренному населению города и нести все трудовые повинности или же в течение 3 дней выехать из города; 89 чел. очутились в Бобруйске. В общем, все находятся в крайней нужде и единственный выход — это вернуть их обратно на места и обеспечить их жизнь и имущество.

Второй представитель Любани — т. Капшиц — указывает, что часто в угрожаемых бандитами местностях власти не разрешают населению выезжать, например, в Заболотской вол. Предисполком не разрешил выезда [не] только трудоспособным мужчинам, но и женщинам и детям, и только когда сам исполком поспешно оставил местность ввиду подхода бандитов, евреям пришлось оставить все свое достояние и бежать, не имея перевозочных средств. Оратор предлагает просить высшие власти принять энергичные меры и раз навсегда покончить с таким позорным явлением, когда часть трудового населения оставлена на произвол судьбы, на полное истребление бандитами. В настоящее время, по его мнению, не надо увлекаться одним только оказыванием материальной помощи, ибо пострадавшие, как здоровый крестьянский элемент, не может и не должен превратиться в нищего, получающего подаяние, а потому надо дать им возможность вернуться на свою землю, где они сумеют реализовать свой урожай и зажить снова здоровой трудовой жизнью, для чего необходимо [их] вооружить и дать, насколько возможно, охрану.

Тов. Ланис в заключительном слове подчеркивает, что из всего высказанного видно, насколько велики бедствия. Жертвам, конечно, нельзя помочь, и оказанием помощи не восстановишь разоренное хозяйство. Отрадным фактом может служить желание, выраженное всеми беженцами, — это стремление вернуться на родную землю и вести по старому тяжелую трудовую жизнь; по его мнению, необходимо принять самые срочные меры к обеспечению беженцев достаточной охраной и вооружением их самих, чтобы они могли спокойно приняться за работу по уборке урожая с полей. Дальше он оглашает постановление Совнаркома Рес[публики] Бел[оруссии] о принятии энергичных мер по оказанию помощи пострадавшим от погромов, для чего предлагается всем наркомам удовлетворять нужды беженцев в первую очередь отпустить срочно необходимые продукты, материалы и др., предложить уисполкомам относится с особенным доверием к заявлениям еврейского населения, в случае невозможности защищать местность, угрожаемую бандитами, то дать населению возможность своевременно выехать. Со своей стороны т. Ланис обещает, что врачебно-питательный отряд постарается в ближайшее время открыть питательный пункт в Бобруйске, в Паричах, Осиповичах; кроме того, принять меры к улучшению положения раненых, находящихся в бобруйской советской больнице.

Заслушав доклады представителей беженцев с мест и заключительное слово т. Ланис, совещанием единогласно принимается следующая резолюция:

«Мы, беженцы, еврейские крестьяне, огородники и ремесленники деревень Ковчицы, Козловичи, колонии Селибы и м. Любань, просим врачебно-питательный отряд передать своим центрам не уделять свое сугубое внимание социальной помощи, которая нас, здоровых крестьян и рабочих, превращает в кадр нищих, а требуем охрану нашего труда, земли и скота, мы требуем срочно дать нам возможность реализовать наши посевы, мы требуем охраны наших жен, дочерей от насилий, мы требуем принять срочные меры против сотен зверских убийств членов нашей крестьянской семьи бандитами, мы требуем оружия для самозащиты [от] бандитской резни»^{527}.

Подлинное за надлежащими подписями:

Верно: секретарь Бобруйского отд[еления] ОЗЕ.

Верно: за делопроизводителя[754].

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 456. Л. 9. Заверенная копия.

№ 294. Заявление представителей еврейского населения м. Петриков Мозырского уезда Р. Голубицкого и Б. Зарицкого в Белорусскую комиссию Евобщесткома о помощи в организации самообороны. 6 июля 1921 г.

Перевод с еврейского.

В первых числах мая месяца, когда банды в Петриковском районе (деревни Хвостовичи, Слободка, Слодин и др.) увеличились, от которых пало много еврейских жертв, еврейское население м. Петриков организовало самооборону под руководством коммунистической организации.

Оружием ее снабдил 145-й полк 17-й дивизии. В течение нескольких недель положение несколько улучшилось: в местечко прибыл 66-й полк 28-й дивизии, который сам выполнял все функции по охране местечка, а самооборона, возвратив оружие 145-му полку, почти перестала существовать. В последних числах мая 66-й полк ушел из местечка ближе к границе, и местечко осталось на 10 дней без войска. После кровавого происшествия в м. Копаткевичи, во время которого пало 120 чел. убитыми, не считая большого количества раненых и после целого ряда резней, происшедших в местечках Ковчицы, Паричи, где, собрав всех в синагогу, бандиты бросили бомбу, и после того как было сожжено м. Щедрин, в Петрикове опять зарегистрировалось около 180 чел. в самооборону, которые выбрали комитет для работы под руководством коммунистической организации. Местная организация КПБ отказалась от этого предложения и вынесла резолюцию против самообороны, а предложила добровольно вступить в отряды Особого назначения. Но члены самообороны, будучи семейными людьми, не могли принять на себя обязанности члена отряда Особого назначения. Однако, ввиду опасности момента и ввиду сознания, что там, где была самооборона (м. Калинковичи, Озаричи, Лоев и Туров) бандитские нападения были отбиты, самооборона м. Петрикова уполномочила 2 членов комитета обратиться в Нарвоенкомресбел за оружием для самообороны. Хотя т. Адамович^{528} отнесся вполне серьезно к этому вопросу, но не согласился на организацию самообороны, мотивируя это тем, что им получена телеграмма с сообщением о прибытии войсковой части в Петриково и что в будущем он распорядится, чтобы в местечке осталось полроты солдат для охраны его.

Мы, уполномоченн[ые] петриковского еврейского населения, не удовлетворены этим обещанием по следующим соображениям.

1. Бывает очень часто, когда происходят смены войсковых частей и от момента ухода одной части до прихода сменяющей ее части местечко остается без вооруженной силы около 8-10 дней. Этот промежуток времени обыкновенно используют бандиты, везде имеющие своих агентов (подтверждением этого может служить тот факт, что в 15 верстах от Копаткевичей стояла воинская часть, в то время как в местечке бандиты совершали свое дело).

2. Если даже обещания т. Адамовича будут исполнены и в местечке будет находиться полроты солдат для охраны, тем не менее и это не исключает необходимости организации самообороны. Мы должны сказать горькую правду: население у нас в большинстве христианское, антисемистически[755] настроено благодаря влиянию контрреволюционных элементов. И вот это население агитирует среди красноармейцев, говоря, что война уже кончена и что они еще страдают только из-за евреев, которых они защищают. Можно себе представить, какая это может быть охрана, которой можно было бы доверить еврейскую жизнь.

3. Из-за вышеизложенных мотивов просим Еврейский комитет помощи погромленным Белоруссии способствовать в получении оружия для организации самообороны в Петрикове под надзором местного военкома, потому что только таким способом мы обеспечим себя от бандитских нападений и только таким образом наши жены, дети, старики и больные сумеют более спокойно отдохнуть после продолжительного смертельного страха от постоянного ожидания ужасной смерти из рук бандитов.

Уполномоченные: Рахмиэль Голубицкий, Беньямин Зарицкий.

Помета: В Евобком Наркомнаца, Москва. Для сведения.

Секретарь Евобкома Лурье.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 17. Л. 4. Заверенная копия.

№ 295. Обращение руководителей еврейских общественных организаций в СНК БССР о создании комиссии по оказанию материальной помощи пострадавшим от погромов. Конец июня - июль 1921 г.[756]

Не успели еще зажить раны, нанесенные еврейскому населению бандами Балаховича в Мозырском и Слуцком уездах, не перестали еще тлеть пепелища еврейских местечек и земледельческих колоний, как новая волна бандитизма, прокатившаяся сейчас по всей Белоруссии, обрушилась всей своей тяжестью исключительно на евреев. Нападение бандитов на Селибу (Итель), Пуховичи, Тальку, Шацк, Любань, Печище, Лошу, Копаткевичи, Ковчицы, Козловичи, Старобин, на ряд деревень Чернинской, Рудобельской, Озаричской и Комаровичской волостей носят явно антиеврейский характер. В результате опять сотни убитых, еще больше круглых сирот, обесчещенных жен и дочерей и тысячи евреев, оставивших свою трудовую жизнь, бросивших свои пожитки на произвол судьбы, в поисках личной безопасности скопившихся в уездных городах.

В этот момент полной тревоги и безбрежного горя всего белорусского еврейства, еврейские общественные организации ОЗЕ, ЕКОПО и ОРТ, проявившие в течении ряда лет большую деятельность по организации помощи жертвам империалистической [и] Гражданской войн и погромов и ныне сократившие против своей воли свою деятельность до того, что некоторые из них находятся даже и в состоянии полного паралича^{529}, — не могут, однако, остаться немыми свидетелями всех этих ужасов и считают повелительным долгом высказать свое глубокое убеждение, что, помимо экстренных мероприятий по искоренению бандитизма, принимаемых военными и гражданскими властями, необходимо еще в срочном порядке организовать самоохрану из евреев, способных носить оружие, под руководством опытных инструкторов и под контролем государственной власти.

Опыт Украины, где еврейская охрана санкционирована Совнаркомом и ЦК ПУ показал, что десятки еврейских местечек были спасены только благодаря таким отрядам. Есть основания предполагать, что если бы своевременно был услышан вопль из местечек Ковчицы, Любань и Копаткевичи о разрешении им организовать еврейскую охрану, то многим бы из ныне убитых и похороненных в лесах и братских могилах, быть может, удалось бы спасти свою жизнь. Нет сомнения, что с разрешением еврейской охраны большинство беглецов возвратится в насиженные места к своей обычной трудовой жизни и успеет сохранить свой скарб и имущество, оставленные без всякого призора; земледельцы же и огородники успеют собрать свой урожай и предотвратить ожидающий их голод.

Одновременно с этим в такой исключительный момент разгрома десятка еврейских местечек и колоний и массового еврейского беженства представляется необходимым дать еврейскому населению возможность широкой самодеятельности по организации помощи погромленным как добавочный вид помощи ко всему тому, что делается в этом направлении правительственными органами.

Ввиду изложенного, комитеты ЕКОПО, ОЗЕ и ОРТ просят разрешить им организацию комиссии по сбору вещей и денег во всех местечках и городах Белоруссии в пользу погромленных и дать возможность этой комиссии закончить свою работу по сбору и распределению денег и вещей независимо от дальнейшей судьбы комитетов ЕКОПО, ОЗЕ и ОРТ, которые, как было упомянуто выше, находятся в настоящий момент в чрезвычайно тяжелом положении.

Председатель ЕКОПО (Еврейский комитет помощи жертвам войны и погромов).

Председатель ОЗЕ (Общество охраны здоровья еврейского населения).

Председатель ОРТ (Общество распространения земледельческого труда среди евреев).

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 16. Копия.

№ 296. Запись рассказа пострадавшего М. Фундоминского представителем Белорусской комиссии Евобщесткома о погроме 10 июля 1921 г. в д. Глубоковичи Бобруйского уезда. 27 июля 1921 г.

Перевод с еврейского.

Рассказано единственным убежавшим из деревни Фундоминским Моисеем.

В воскресенье 10 июля 1921 г. в 12 час. ночи банда приблизительно в 15 чел., вооруженная винтовками, револьверами, шашками и бомбами, напала на евреев д. Глубоковичи (25-30 верст от Бобруйска). Партиями они рассеялись по еврейским домам, которых в деревне 5-6. В каждом доме они сначала требовали золота, «кнак»[757], думских, обещая за это пощадить жизнь. Получив все, что только могли — часики, кольца и др. драгоценные вещи, также более ценную одежду, белье и обувь, они собирали всех членов семьи в одну комнату, отсюда каждого отдельно выводили еще в др. комнату, где сильно избивали железными палками, наносили раны в лицо, уши, шею и руки ножами и штыками. После этого в доме появлялся «палач», который добивал раненых. В каждом доме они все ломали и уничтожали, что только им попадалось под руки. Таким образом, было убито 18 чел. и 6 тяжело ранено. Только один еврейский дом они миновали и даже туда не зашли. Спасся только один молодой человек, которому удалось обмануть бандитов и вырваться из их рук: они его повели в хлев, где он должен был показать место, где спрятано золото. Он влез под соломенную крышу и так долго копался, пока не сделал в ней дыры. Воспользовавшись тем, что свечка выгорела и, один из бандитов пошел за другой, парень этот вылез через дыру и спрятался в огороде, где и оставался до тех пор, пока бандиты не ушли из деревни. После этого он оставил свое убежище и стал звать на помощь, но во всех еврейских домах он увидел одну и ту же картину: полный разгром, по всем углам мертвые или полумертвые тела в предсмертных судорогах. Христиане, которых он звал на помощь, отказывали в этом. Только утром прибыли евреи из соседней д. Боршицы и увезли всех раненых и убитых в м. Любоничи. Прибыл также отряд красноармейцев, который занялся грабежами вместо оказания помощи несчастным.

Составил инструктор Евобкома Капчиц.

Резолюция: Отпечатать копии и подчеркнутое выбросить для Дубровского. Остальным послать в оригинале. Подпись: Мандельсберг. 4.08.

Помета: Исполнено и отосланы копии в РКИ, Наркомсобес, Евотдел и ЦБ. 8.08. Пинсон.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 449. Л. 28. Заверенная копия. Там же. Д. 456. Л. 34. Заверенная копия.

№ 297. Доклад наркома социального обеспечения БССР и представителя Белорусской комиссии Евобщесткома в Президиум ЦИК БССР об ущербе, причиненном погромами в 1920-1921 гг. Не позднее 13 мая 1922 г.[758]

В дополнение к посланной телефонограмме от 29 апреля[759] Наркомсобес и Евобщестком сообщают обоснование указанной суммы убытков от польских налетов бандитского характера.

Погромы происходили в 177 пунктах Белоруссии с населением 29270 (7316 семей). Разгрому подверглись 7093 душ (1748 семей). Убитых числится 1100 душ, раненых — 150, изнасилованных женщин — 1250. При исчислении убытков надо принимать во внимание следующий расчет.

1. Из указанного количества 1748 семей 500 семей занимались земледельческим трудом в колониях. Принимая во внимание; что скот их был уведен, все домашнее хозяйство и земледельческий инвентарь был разгромлен, урожай растоптан, жилища разрушены, убытки исчисляются в 2000 довоенных рублей на каждую семью, что составляет 1 млн руб.

2. Из того же вышеуказанного количества 600 семей занимались торговлей, и они подверглись тому же разгрому и, кроме того, забран их весь товар. Убытки исчисляются по 1250 руб., что составляет 1250000 руб.

3. Остальное количество, 650 семей, занималось различного рода ремеслами. Они также подверглись полному разгрому, и бандиты доконали их тем, что у них были приняты все инструменты. Их убытки исчисляются по 1150 руб. на семью. Всего 747500 руб.

4. Как указано выше, убитых было 1100, начиная с одного года до 50 лет и выше. При определении здесь убытков надо исходить в среднем из потери каждым убитым 25 лет трудовой жизни. При самой дешевой расценке труда, годовой заработок определяется в 200 руб., что составляет для 1100 душ по 25 лет 5500000 руб.

5. Из этих же 1100 убитых 200 оставили семьи без средств к существованию. Государству придется не менее как в течение 10 лет содержать минимум по 2 души из указанных 200 семей. Среднее содержание обойдется по 60 руб. в году, что составит 120 тыс. руб.

6. Расходы по лечению, как временному, так и постоянному (ввиду обильного количества мозговых ран), [и] протезированию обойдется для 150 душ по 200 руб., [что составит] 30 тыс. руб.

7. Изнасилованные 1250 женщин должны были прибегнуть к медицинской помощи и прибегают к ней и доныне, так как многие из них заражены венерическими болезнями. Общая сумма потребных денег на лечение определяется для 250 более пострадавших по 300 [руб.], а для 1000 — по 100 руб., что составляет 175 тыс. руб.

8. В указанных 177 пунктах были разгромлены 50 культурных учреждений, как школы, больницы, детские учреждения и т.п. Для их восстановления необходимо потратить по 1500 руб. на каждое учреждение, что равняется 75 тыс. руб.

9. На разную скорую лечебную, продовольственную помощь погромленным сейчас же после погромов было потрачено Наркомсобесом и Евобщесткомом 852500 руб.

Всего: 9750000 руб. (девять миллионов семьсот пятьдесят тысяч золотых довоенных рублей).

Народный комиссар социального обеспечения Белоруссии.

Член Президиума Белорусской комиссии Еврейского общ[ественного] комитета по оказанию помощи погромленным.

ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 1. Д. 448. Л. 3. Заверенная копия.

№ 298. Статья из газеты «Известия» председателя комиссии ВЦИК по борьбе с бандитизмом на Западном фронте М.Е. Городецкого о мерах по ликвидации бандитизма. 7 июня 1922 г.

Пора кончать (о бандитизме на Западном фронте).

Ликвидация прошлогоднего бандитизма на Западном фронте, казалось, давала нам право надеяться на то, что в этом году можно будет заняться исключительно мирной творческой работой. Однако, хотя проявление зарубежного бандитизма пока еще слабо, но имеются симптомы, что Польша, по-видимому, решила не расставаться со своим «детищем» и продолжает поддерживать банды на нашей границе. В значительной части Витебской, части Гомельской и Смоленской губ., да и в некоторых прошлогодних бандитских уездах Белоруссии работа по укреплению сов[етского] аппарата крайне затруднена. Крестьянство в целом, будучи против бандитов, до того ими терроризировано, что вынуждено не только укрывать, но и зачастую поддерживать их, не говоря уже о том, что все они поддерживаются их же семьями и родственниками, в прошлом году выселенные нами и возвращенными ныне Центром обратно. Не проходит дня, чтобы в той или иной волости среди белого дня не был убит предволисполкома, волвоенком или вообще инакодействующий крестьянин, которые в назидание другим режутся на кусочки и разбрасываются по всей деревне (Велижский и Городокский уезды Витебской губ.). В Витебской губ. в течение последнего месяца ограбили пару десятков кооперативов, сожгли массу дров, сожгли лайбы[760] с хлебом, сожгли пассажирский пароход и увезли 15 евреев и стражу^{530}. В Гомельской губ. по старой привычке режут исключительно еврейские семьи. По всем лесным дорогам убивают десятками прохожих и проезжих и прочих.

И хотя очень трудно определить, где кончается уголовщина и начинается политика, однако документально установлено, что многие банды имеют связь с зарубежными организациями и в случае надобности будут ими прекрасно использованы.

Прошлогодний опыт в Белоруссии, где в самых сильных бандитских районах семьи и пособники бандитов были выселены, где с бандитами расправлялись самым беспощадным образом, где устанавливалась круговая порука и где благодаря этому была создана спокойная атмосфера для дальнейшей работы, не нарушаемая и по сию пору, — настоятельно требует повторения этих мер. Необходимо только, чтобы центральная власть не проявила прошлогодней мягкости и не вернула бы обратно выселенных пособников бандитов, заставляющих в этом году повторять эту процедуру уже с меньшим эффектом. Нужно укрепить эти несколько уездов Западного фронта партийными работниками и средствами^{531}.

Это признало совещание членов ВЦИК западных губерний и фронта, и мы надеемся, что президиум ВЦИК санкционирует это решение. Необходимо доказать крестьянству, что рабоче-крестьянская власть крепка и что она по-прежнему может расправиться со своими врагами весьма жестоко, если этого требуют обстоятельства. Пятый год существования Советской власти этого настоятельно требует. С бандитизмом пора кончать.

Городецкий.

Москва, Известия № 120 (1559) от 1 июня 1922 г.

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 96. Копия.

№ 299. Меморандум ЦК Еврейской Компартии Поалей Цион^{532} Евотделу Наркомнаца РСФСР об усилении борьбы с бандитизмом в Витебской^{533} и Гомельской губ. 10 июня 1922 г.

г. Москва.

В некоторых уездах Витебской и Гомельской губ. снова появились небольшие бандитские группы, жесточайшим образом расправляющиеся с еврейским населением, не щадя ни женщин, ни детей. Уже имеются сведения о зверском истреблении целого ряда местечек, о «снятии» с пароходов еврейских пассажиров и т.п. Характерной чертой нынешнего бандитизма, в отличие от прошлогоднего, является малочисленность банд. В действующих бандитских отрядах насчитывается по 5-7 чел., которые с удивительной легкостью беспрепятственно и безнаказанно переходят из селения в селение, из местечка в местечко. Еврейское население округов, где бандиты оперируют, находится под вечным страхом смерти и, как осужденные, с часу на час ждут своей очереди. О самозащите речи быть не может, так как еврейское население не вооружено. Со стороны местных властей никаких мер не предпринимается, и, таким образом, бандиты, упоенные успехом, увеличиваются в числе, и мы стоим перед опасностью повторения прошлогоднего бандитского нашествия на Белоруссию, столь дорого стоившего еврейскому населению.

Центральный комитет Еврейской Коммунистической партии обращается к руководящим органам Соввласти с категорическим требованием принять все меры к приостановлению совершаемых над еврейским населением злодеяний. Банды в 5-7 чел. не такая уж сила, чтобы Советская власть на местах не могла бы с ними справиться. Мы видели лишь недавно, как при энергичных действиях и при активном желании в течение нескольких дней в Крыму были разысканы убийцы т. Литкенса^{534}. Для этого требовалось только одно: поставить на ноги местную власть. Это было сделано, и убийцы оказались в руках Соввласти. Мы полагаем, что сотни еврейских жизней заслуживают не менее энергичных мероприятий для ликвидации бандитизма. Халатное отношение местной власти к совершаемому как будто узаконивает действия бандитов и усиливает и без того существующее антисемитское настроение в окружающем населении. Последнее не менее губительно, чем сами бандитские злодеяния.

Для предотвращения в дальнейшем бандитских набегов требуется принятие заблаговременно исключительных мер, которые формулируются нами следующим образом.

Мы предлагаем:

1. Немедленно предписать всем военным и гражданским властям охваченных бандитизмом местностей объявить беспощадную борьбу бандитизму и принять все меры к тому, чтобы банды были в корне уничтожены.

2. Там, где местная власть не проявляет достаточной активности в борьбе с бандитизмом, немедленно сменить ее и передать суду. Одновременно разрешить [...][761] вооружение еврейских трудящихся для самозащиты (украинский опыт достаточно богат фактами геройства со стороны еврейских масс, когда они были вооружены и встречали поддержку со стороны местных соворганов).

3. Оштрафовать окружающее нееврейское население за то, что оно не стало на защиту своих сограждан-евреев, а всех тех, кому известно местонахождение бандитов, и не сообщающих об этом Соввласти, подвергнуть тому же наказанию, что и самих бандитов. В отношении пограничного кулацкого населения, активно или пассивно участвовавшего в этих позорных бандитских действиях, не остановиться перед круговой порукой или массовым выселением.

4. Произвести строжайшее расследование отношения местной власти и принятых ею мер для борьбы с бандитизмом с передачей виновных суду Ревтрибунала.

ЦК ЕКП глубоко верит, что центральные органы Соввласти примут все необходимые меры для искоренения бандитизма и спасения еврейского населения.

Центральный Комитет Еврейской Коммун[истической] партии.

Член бюро ЦК И. Рыжик.

ГА РФ. Ф. Р-6990. Оп. 1. Д. 6. Л. 22. Заверенная копия.

№ 300. Доклад заведующего отделом по делам национальностей Витебской губ. и уполномоченного Евобщесткома в Евотдел НКН РСФСР и в Евобщестком о бандитизме в Минской, Гомельской и Витебской губ. в первой половине 1922 г. 8 августа 1922 г.

На основании телеграфных распоряжений Евотдела НКН и Президиума Евобщесткома я посетил совместно с председателем Полномочной комиссии ВЦИК по борьбе с бандитизмом на Запфронте целый ряд пунктов Минской, Гомельской и Витебской губ., в коих имели место явления бандитизма, для ознакомления с положением на местах. К сожалению, отсутствие точных директив Центра о целях поездки, а главное, предстоявшая ликвидация 1 августа с.г. вышеназванной Комиссии, лишили меня возможности полного и всестороннего изучения вопроса о бандитизме в названных местах. За время с 19 по 29 июля нами были обследованы следующие пункты: Минск, Бобруйск, Гомель, Чериков, Краснополье, Климовичи, Велиж, Сураж, Усвяты и целый ряд других пунктов, прилегающих к вышеназванным, как-то: Пропойск, Кричев и др., причем на основании данных, полученных из официальных источников, а также собранных среди населения, нами установлено следующее: в Минской губ., бывшей под действием бандитизма и погромов в прошлые годы, ныне почти никаких следов такового не имеется вовсе. Отдельные нападения на мирных граждан, имевшие место в последнее время в некоторых пунктах Белоруссии, носят характер обыкновенных убийств с целью грабежа и т.д. и ничего общего с организованным бандитизмом не имеют. О полной ликвидации бандитизма в Белоруссии и успокоении на почве этого населения лучше всего свидетельствует массовое возвращение евреев в покинутые ими в прошлом году благодаря погромам и бандитизму родные места. Отсутствие бандитизма как организованного явления, в особенности специально направленного против еврейского населения, подтверждает само население. Не только вокруг городских поселений происходит свободное передвижение евреев, но и в более отдаленных от городских поселений местах. Мы встречали евреев, без всякого страха и волнений разъезжающих в целях торговли и т.п. по деревням и селам, а также постоянно проживающих там. Так, например, в Бобруйском уезде имеются целые поселения, состоящие почти исключительно из евреев (Зайцы, Козловичи и др.), в которых еврейское население спокойно и мирно занимается сельскохозяйственным трудом, подняв свои хозяйства в последнее время до образцового состояния, хотя в прошлом году их весьма серьезно тревожили бандиты. За последние месяцы, главным образом в Бобруйском округе, имели место следующие проявления бандитизма: в Глусенском[762] районе убито 2 еврея и 5 неевреев, в Осовецкой вол. бандой из местных крестьян ограблено 2 крестьянских хутора, после чего банда эта никакой активности больше не проявляла. В Паричском районе Октябрьской вол. избито 2 еврея, за коих, между прочим, заступились местные крестьяне, и убит секретарь земотдела, а также были совершены, кроме того, некоторые ограбления. В Осиповичской вол. совершено убийство провизора-еврея. В Качерицкой вол. сожжен дом члена исполкома. В Радушанской вол. убит проинспектор, кроме того, в некоторых пунктах совершены ограбления кооперативов, вызывающие, однако, подозрения относительно характера и происхождения таковых грабежей. Вот некоторые факты, характеризующие проявления бандитизма в Белоруссии. Они яснее всего говорят почти о полной ликвидации его как организованного явления. Оперировавшие там более или менее организованные банды либо уничтожены, либо сами исчезли, а уцелевшая, например, банда «Красного столба» заявила даже о своем желании сдаться. Все эти явления, крайне незначительные по сравнению с явлениями организованного бандитизма вообще и, в частности, с проявлениями бандитизма в 1920-1921 г. — все же вызвали, правда, некоторые волнения среди еврейского населения, особенно сельских местностей, вследствие чего селению Зайцево, например, населенному евреями, был предоставлен военный отряд в 10 штыков, преследуя этим главным образом моральное успокоение населения. Гораздо сильнее развит бандитизм в Гомельской губ., особенно в уездах: Новобыковском[763], Чериковском, Климовичском и др. Начиная с января месяца 1922 г. по июль в Гомельской губ. имели место следующие проявления бандитизма:

Таким образом, в Гомельской губ. официально зарегистрированных жертв бандитизма числится: евреев — 57, неевреев — 17. Все же, несмотря на преобладание жертв-евреев, даже среди самого еврейского населения бандитизм рассматривается как явление уголовное, не направленное исключительно против них, о чем свидетельствует значительное пребывание евреев в местностях сельского типа и т.д. В одном, примерно, Чериковском уезде, покрытом густыми лесами, являющимися и поныне местом обитания всяких банд, имеются следующие еврейские сельские трудовые хозяйства.

В Климовичском уезде евреев в сельском хозяйстве насчитывается около 600 чел., объединенных в коллективные организации, в большинстве случаев смешанные (по своему национальному составу), причем на почве еврейского землепользования никаких трений и недоразумений между крестьянством и евреями не замечалось. Замечалось неприязненное отношение лишь к тем евреям, кои в целях обработки отведенной им земли эксплуатировали чужой труд, что, между прочим, случалось весьма редко.

В мае месяце в Забулишинской вол. Климовичского уезда было убито 7 евреев (5 задушено бандитами на телегах, натолкнувшись на них, будучи преследуемые отрядом по борьбе с бандитизмом[769]). Затем 28 июня в д. Артемовке той же волости было совершено убийство 6 евреев, причем русские были отделены от евреев, а по некоторым слухам, якобы сами крестьяне привели к ним бандитов. Все это внесло некоторое смятение в еврейское население окружающей местности, несмотря на то, что в то же самое время бандитами были совершены нападения и на неевреев (издевательски убит, например, зав. совхозом Разумово и др.), а из указанных специальных нападений на евреев первое носило случайный характер, второе же — характер мести к еврею Воробьеву, арендатору лесопильного завода, эксплуатировавшему местных крестьян при обработке предоставленной ему земли и вместе с тем занимавшемуся торговлей скотом и т.д.

Ряд мер, принятых, однако, властью против бандитизма, как, например, установление круговой поруки сельских советов и волисполкомов за несвоевременное недонесение о появлении бандитов и т.п., а также арест волисполкомов и сельсоветов д. Артемово, где совершено было вышеупомянутое убийство 6 евреев, посылка для охраны вооруженного отряда в 18 чел. в село Ельня (Климовичского уезда), населенного евреями-землеробами, выдача оружия некоторым евреям, проживающим в сельских местностях в целях самозащиты (оружие выдается по указаниям Климовичского представителя Гомельского губотнаца) и т.д., а главное — активное выступление местами самих крестьян против бандитов, внесли успокоение в жизнь еврейского населения Климовичского района. В настоящее время активного бандитизма в Климовичском уезде почти не имеется вовсе. По имеющимся сведениям, все бандитские нападения, имевшие место в Климовичском уезде, совершены главным образом одной и той же бандой Савицкого, весьма немногочисленной, оперирующей почти во всех прилегающих уездах Гомельской губ., новая банда Малюга (в 6 чел.), появившаяся в Климовичском уезде, организованной силы собой не представляет, и члены этой банды — обыкновенные уголовники, в большинстве случаев действующие порознь, занимаясь незначительными грабежами. Обнаруженная же интеллигентская группа Савинковского типа во главе с бывшим приставом и др. (из коих один уже убит) представляет собой организацию политического характера. В настоящее время эта группа находится под неослабным наблюдением, чем уже в большой мере обезопасена.

В последнее время в м. Шумячи начали циркулировать слухи о том, что в Муховском лесу вокруг Шумяч якобы скрывается банда в 50 чел. Главным основанием для таких слухов является, очевидно, следующее сообщение: 21 июля в м. Шумяч к зданию, в котором происходил спектакль, подъехал якобы какой-то всадник, начав расспрашивать о евреях и вести разговоры «подозрительные по бандитизму». На вопрос, кто он такой, и на просьбу предъявить документы, всадник показал наган и скрылся. Однако до настоящего времени предполагаемая конная банда не проявилась и существование ее вообще ничем пока не установлено, хотя для этого предпринято все необходимое.

Весьма сильные волнения переживает еврейское население м. Краснополье, пережившее в 1920 г. погром и давшего в последние годы около 60 жертв бандитизма^{537}. Тревожное состояние краснопольских евреев в настоящий момент объясняется тем, что банда Савицкого в последнее время оперирует преимущественно в лесах вокруг Краснополья и краснопольские евреи, будучи почти совершенно оторваны от какого-либо центра, живо памятуя события 1920 г., сильно опасаются налета бандитов, почему и не перестают хлопотать о разрешении им самообороны, полагая, что таковая обезопасит их больше всяких мер, принимаемых властями против бандитизма. Считая по целому ряду политических соображений организацию самообороны невозможной, вопрос этот в момент нашего посещения Краснополья был разрешен путем допущения способных к боевым выступлениям евреев в местную часть отряда особого назначения, для каковой цели комиссией ВЦИК было обещано увеличить количество отпущенного краснопольскому отряду оружия. Вообще же волнения краснопольских евреев, безусловно, преувеличены, что объясняется, как уже сказано, отчасти их географическим положением и целым рядом психологических моментов, имеющих свои корни в событиях 1920 г. и прочее.

В Витебской губ. бандитизм особенно сильно проявился лишь в 2 уездах, Велижском и Суражском, в коих он, благодаря целому ряду условий географического и проч. характера (дремучие леса, болота и т.д.), представляет собой явление старое со времени еще самодержавия. В 1918-1919 гг. в Велижском уезде имело место восстание крестьян, руководимое эсерами^{538}. В этом восстании большую роль играли разбойничьи шайки, разбежавшиеся после подавления восстания по дремучим лесам. Политический бандитизм прекратился в губернии с осени 1921 г. Ныне действующий бандитизм носит исключительно грабительски-уголовный характер, выливаясь в форму ограбления кооперативов, лесничеств, грабежей и убийств отдельных граждан — коммунистов и вообще сочувствующих Советской власти, причем крестьян бандиты облагали «натуральным налогом», взимая таковой под угрозами самой суровой расправы, вроде отрубания конечностей: ног, рук и т.п. Операций массового характера, произведенных бандитами за этот год, отмечено всего лишь две:

1. Нападение на проезжавший из Витебска пароход «Добрый» 24 мая с.г. с убийством 13 евреев, пропажей без вести 2 красноармейцев и потоплением баржи с картоном.

2. Нападение на м. Пустошь, где было вырезано 12 евреев-землеробов (1 июня с.г.). После последнего нападения бандитов никаких серьезных выступлений последние не проявляли. Для окончательной ликвидации бандитизма в Велижский и бывший Суражский уезды^{539} направлены были весьма значительные вооруженные силы, операциями коих уже уничтожены почти все наиболее активные бандиты и главари банд, как, например: Пушкин, Зуев, Ордын, Профессор, Чуркин и др., что дает все основания ожидать окончательного искоренения бандитизма в течение самого кратчайшего времени^{540}.

Всеми этими мерами еврейское население, взбудораженное первыми выступлениями банд, почти совершенно успокоилось. И начавшееся было бегство евреев из м. Усвят ныне совершенно приостановилось. Успокоению евреев м. Усвят способствовало также предание суду начальника находившейся там воинской части, вызвавшего своим поведением отрицательное и недоверчивое отношение к себе населения. Успело выехать из Усвят не более 15 семейств из более состоятельных. Остальные же евреи продолжают проживать не только в местечке, но и в некоторых селах и деревнях Усвятской вол., занимаясь земледелием наряду со всеми соседями-крестьянами, как, например в совхозе «Дворцы» — 6 чел. евреев, в д. Пахомовичи — 2 семьи евреев, в фольв[арке] Усвяты — 2 семьи и т.д. Обрабатывается евреями также и земля с. Пустошь, где произошло вышеуказанное зверское убийство 12 евреев. Все же распространяем за границей и в России слухи о поголовном избиении здесь евреев, о том, что м. Усвяты и др. разгромлены и т.д. — совершенно неосновательны и нелепы. Бандитизм в Витебской губ. коснулся также и неевреев в неменьшей мере, чем евреев, и специально противоеврейского характера он здесь не носит, о чем лучше всего свидетельствуют нижеследующие частичные данные бандитизма по Витебской губ.

18. В Невельском уезде в течение одного месяца произведено ограбление 11 кооперативов, 3 лесничеств и 2 почтовых контор, убито несколько политработников-коммунистов и др., русских, например: политработник Козлов, секретарь Кошелевской ячейки РКП Макаров и др.

19. В Городокском уезде совершены ограбления кооперативов и коммун, а также волотделов труда, сопровождавшиеся уничтожением дел, а также убийствами.

20. В Витебском уезде совершались ограбления касс волисполкомов, убийства сборщиков налогов и т.д., убит, например, председатель Деребичского волисполкома, ранен секретарь волячейки РКП и т.д.

Из приведенных данных явствует также и то, что в других пунктах Витебской губ. помимо Велижского и Суражского уездов, бандитизм организованных форм не принимал и носил там характер лишь грабительских нападений и налетов.

Касаясь бандитизма в Витебской губ., следует указать на установленную причастность к бандитизму также и евреев. Так, например, в районе м. Яновичи скрывается шайка дезертиров-евреев, имеющих связь с бандитами. В том же местечке Яновичи и др. пунктах проживают евреи, имена коих известны, имеющих «торговые» и др. связи с бандитами, причем один из таковых евреев из д. Зайцево (в 6 верстах от местечка Яновичи), как это ныне установлено, даже скрывал у себя главаря банд бандита Профессора (уже убитого). Такое же явление установлено также и в Лепельском уезде, где одним евреем поддерживался бандит Капустин (Капусто), пойманный и сознавшийся во множестве убийств.

Резюмируя все сказанное, мы приходим к следующим выводам.

1. Политический бандитизм, имевший место в прежние годы, почти совершенно ликвидирован уже по всей территории Запфронта. Действующий ныне бандитизм носит в большинстве своем характер исключительно уголовно-грабительский, причем и таковой постепенно искореняется благодаря энергичным мерам власти.

2. Специально противоеврейского характера бандитизм здесь нигде не носит, о чем свидетельствуют все приведенные выше факты. Некоторые исключительные избиения евреев, имевшие место в Гомельской и Витебской губ., объясняются общими причинами бандитизма и отчасти трениями и конфликтами, возникшими между крестьянами и евреями на почве земельных и др. отношений.

3. Отношение крестьянства к бандитизму самое отрицательное. Прежнее пассивное, а местами и сочувственное отношение к бандитам сменилось враждебным, принимающего формы даже активных выступлений, о чем свидетельствуют добровольные партизанские отряды из крестьян <для борьбы с бандитами в Витебской губ. и активные выступления крестьян>[770] против бандитов в различных местах, как, например: в Климовичском уезде, Бобруйском и др.

Лично мне, объезжая Велижский уезд, довелось натолкнуться в д. Заполье на сход крестьян нескольких деревень, коим было единогласно постановлено: всем боеспособным немедленно вооружиться и выступить против бандитов.

4. Длительность борьбы с бандитизмом объясняется отнюдь не пассивностью властей, как это предполагает в своем меморандуме ЦК ЕКП (ПЦ), а исключительно стратегическими условиями. Именно крайняя малочисленность банд, скрывающихся в дремучих лесах, болотах, непроходимых для значительных вооруженных сил и т.д., крайне осложняет дело вылавливания их, почему оно и «затягивается». Все же, невзирая на все затруднения, ликвидация бандитизма идет весьма успешно, о чем свидетельствуют достигнутые результаты^{541}. В Витебской губ. сохранились лишь разрозненные остатки разгромленных банд, почти совершенно парализованные уничтожением большинства их главарей, о чем указано уже выше. То же самое и с бандами, действующими в Гомельской губ., численность, состав, происхождение и прочее коих вполне установлены. Банда Савицкого, например, состоит из 6 чел., происходящих из крестьян д. Перелазы Клинцовского уезда. Вторая банда, действующая в районе Краснополья, состоит из 3 чел., происходящих из этого же местечка, во главе с «Фицем», сапожником из Краснополья. Обе названные банды оперируют все время на стыках Клинцовского, Гомельского и Рогачевского уездов.

Кроме того, уцелели пока еще банды: 1. Зубца из 5 чел., действующая в Гомельском, Речицком уездах и части Черниговщины и 2. Медведевых из 3 бандитов, из коих 2 брата, оперировавшая в Новозыбковском уезде, но в последнее время абсолютно никого не трогающая.

Существование других банд в Гомельской губ. в настоящее время неизвестно. Уничтожение же этих в самое ближайшее время вполне обеспечено.

О бандитизме в Минской губ., как явлении организованном, в настоящее время говорить почти совершенно не приходится.

Приложения:

1. Материалы о погромах 1920 г. в м. Краснополье на 6 листах.

2. Материалы об убийствах в деревнях Марино-Буды, Загорье, Беляевке, Осиповке и Пустошах на стр.[771]

<Поименованные материалы приобщены к докладу в Президиум Евобщесткома.>[772]

Зав. губотнаца и уполномоченный Евобщесткома Я. Па[...].[773]

ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 761. Л. 19-21. Подлинник.