Книга судьбы

Глава тридцать вторая

— Вот это? — спрашивает Дрейдель, глядя на распрямленную страничку факса. — Это последнее, что Бойл заказал в библиотеке?

— По словам архивариуса, именно так.

— Но ведь здесь нет никакого смысла, — Дрейдель в отчании хватается за голову. — Я имею в виду, если бы это был файл личного дела… даже служебная записка с описанием нападения, которое пошло не так… Но кроссворд?..

— Как раз это она и отправила: одну страницу с именами на каком-то идиотском мультике о Битли Бэйли, а на обороте — выцветший, почти разгаданный кроссворд…

— Кроссворд… — повторяет Дрейдель. Он изучает вписанные в его поля ответы. — Это совершенно определенно рука Мэннинга.

— И Олбрайта, — добавляю я, вспоминая нашего старого руководителя аппарата сотрудников. — Помнишь? Олбрайт всегда начинал кроссворд…

— …а Мэннниг его заканчивал. — Вновь вернувшись к кроссворду, Дрейдель указывает на каракули и бессмысленный набор букв на полях справа от кроссворда. АМВ, ЯБР, ФРФ… ЯАР… — Что это такое?

— Понятия не имею. Я проверял инициалы, но они не принадлежат никому, кого бы он знал. Честно говоря, все это чушь собачья.

Дрейдель кивает головой, задумчиво глядя на кроссворд и проверяя его для себя.

— Моя мать делает то же самое, когда решает кроссворд. Мне кажется, это простая подстановка букв… проба их сочетаний. — Снова вернувшись к кроссворду, он начинает читать ответы вслух, один за другим. — А что в настоящих клеточках? Что-нибудь интересное?

— Всего лишь непонятные слова с множеством гласных. Сырой… Аральское море… оливковый тиранн, — читаю я сверху вниз, глядя ему через плечо.

— Получается, ответы правильные?

— У меня было всего секунд десять, чтобы взглянуть на него, не говоря уже о том, чтобы разгадывать.

— Они определенно правильные, — говорит Дрейдель, изучая законченную головоломку. — Хотя это вполне может быть тем, что парни из ФБР называли «Троица», — добавляет он. — Может быть, это какой-нибудь номер в кроссворде.

Я отрицательно качаю головой.

— Он сказал, что это группа.

— И все равно она может быть зашифрована в кроссворде. Разглядывая единственную тройку в головоломке, я указываю на четырехбуквенный ответ по вертикали.

— Здесь написано «наем».

— Сокращение от слова «наемник», — оживляется Дрейдель. — Наемник, который знал о том, что должен оставить Бойла в живых.

— Твое предположение притянуто за уши.

— Да как ты можешь так говорить? Может быть, именно этого нам и не хватает…

— Ты хочешь сказать, что здесь каким-то тайным кодом написано: «В конце первого срока симулируйте гибель Бойла, чтобы потом, через несколько лет, он появился в Малайзии»? Перестань городить ерунду. В кроссворде в газете «Вашингтон пост» не может содержаться никакого тайного послания.

— Ну и что это нам дает? — интересуется Дрейдель.

— Ничего, — объявляет из угла женский голос.

Резко развернувшись, я едва не проглатываю язык от неожиданности. Лизбет входит бесшумно, как кошка, и глаза ее обшаривают комнату, чтобы убедиться, что мы одни. Девчонка не глупа. Она знает, что произойдет, если эта история вылезет наружу.

— Это частный разговор, — настаивает Дрейдель.

— Я могу вам помочь, — предлагает она. В руке она держит сотовый телефон. Я бросаю взгляд на ее сумочку и вижу там другой. Сукина…

— Вы записывали нас? Именно для этого вам понадобилось выйти? — взрывается Дрейдель, вскакивая с места. В нем уже проснулся адвокат, готовый к бою. — Во Флориде запись без согласия людей, которых вы записываете, считается незаконной!

— Я не записывала вас…

— Тогда вы ничего не сможете доказать — без записи это всего лишь….

— «И все равно она может быть зашифрована в кроссворде… Наем… сокращение от слова „наемник“, — начинает она, глядя на свою левую ладонь. Голос ее ни капельки не дрожит, сохраняя все то же, внушающее беспокойство равнодушие. — Наемник, который знал о том, что должен оставить Бойла в живых»…. — Читая, она поворачивает ладонь против часовой стрелки. — «Твое предположение притянуто за уши». Могу продолжить дальше, если хотите. Я ведь еще даже не добралась до запястья.

— Вы обманули нас, — выдавливаю я, не в силах пошевелиться.

Услышав обвинение, она возражает:

— Нет, не в этом дело — я всего лишь хотела понять, почему вы мне солгали.

— И решили, в свою очередь, обмануть нас?

— Я не собиралась… — Лизбет умолкает и опускает глаза, выбирая подходящий момент. Это оказалось труднее, чем она думала. — Послушайте, мне… Мне очень жаль, понятно? Но я серьезно… Я могу работать вместе с вами над этим делом.

— Работать с нами? Нет, нет, это исключено! — кричит Дрейдель.

— Вы не понимаете…

— Собственно говоря, мне уже не раз приходилось заниматься такими вещами — и последнее, что нам нужно, это вы вместе с вашими бредовыми идеями! Я заявляю, что не стану комментировать то, что вы подслушали. А если вы рискнете опубликовать всю эту ерунду, я подам на вас в суд. И вы пожалеете, что какая-то сволочная средняя школа вообще научила вас этому дешевому фокусу с телефоном!

— Да, я тоже думаю, что открытое судебное разбирательство очень поможет вам в избирательной кампании, — спокойно заявляет Лизбет.

— Вы не посмеете опубликовать это… черт бы вас побрал! — во весь голос орет Дрейдель и с грохотом опускает кулаки на ни в чем не повинную крышку стола.

По-прежнему стоящая в дверях Лизбет должна была бы улыбаться широкой улыбкой — такой широкой, что можно сосчитать все ее тридцать два пломбированных зуба. Но вместо этого она растерянно потирает затылок и встревоженно облизывает губы. У меня на лице бывало такое же выражение, когда случалось присутствовать при многочисленных ссорах между президентом и первой леди. Это как войти в комнату и застать там кого-то, занимающегося сексом. Первоначальное возбуждение очень быстро сменяется жутким страхом оттого, что в мире бесконечных вероятностей физические и временные случайности составили заговор, чтобы поместить вас сюда в самый неподходящий момент, который мимоходом проживает ваша жизнь.

Лизбет делает шаг назад, натыкаясь спиной на дверь. Потом храбро выходит вперед.

— Я и в самом деле могу помочь вам, — говорит она.

— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, поднимаясь из-за стола.

— Уэс, нет… — буквально стонет от отчаяния Дрейдель. — Это страшная глупость. Мы и так уже…

— Я могу добывать для вас информацию, — продолжает Лизбет. — Газета… наши контакты…

— Контакты? — насмешливо фыркает Дрейдель. — В нашем распоряжении имеется президентский «Ролодекс».[19]

— В самом деле? Но вы же не можете обратиться к нему, — мгновенно парирует Лизбет. — И Уэс тоже не может, если не подкупит кого-нибудь.

— Неправда! — возражает Дрейдель.

— В самом деле? Вы что же, действительно полагаете, что никто не удивится, если два бывших помощника Мэннинга начнут изучать под микроскопом старую попытку покушения на него? И никто не помчится с радостными воплями к президенту, когда вы начнете вынюхивать о Бойле и его прошлой жизни?

Мы молчим, потому что нам нечего сказать. Дрейдель прекращает расхаживать по комнате. Я смахиваю со стола невидимые пылинки. Если президент и в самом деле узнает…

Лизбет внимательно наблюдает за нами. Когда она прищуривается, веснушки у нее на лице приходят в движение. Она зарабатывает, в том числе, и на том, что разбирается в выражении лица и его социальном подтексте.

— Вы ведь даже Мэннингу не доверяете, верно? — спрашивает она.

— Вы не сможете опубликовать эту историю, — угрожающе говорит Дрейдель.

У Лизбет отвисает челюсть, настолько шокирующим оказался для нее ответ.

— Вы серьезно…

Мне понадобилась всего секунда, чтобы понять, что произошло. Я смотрю на Лизбет, потом перевожу взгляд на Дрейделя. Я не верю своим ушам. Оказывается, она блефовала!

— Не вздумайте этого опубликовать, — добавляет Дрейдель. — Мы не говорили ничего подобного.

— Я знаю… Я и не собиралась ничего публиковать… Я всего лишь…. Парни, а ведь вы разворошили настоящее осиное гнездо. Вы хотя бы понимаете это?

Дрейделю надоело отвечать на вопросы. Он набрасывается на журналистку, тыча пальцем ей в лицо:

— У вас нет доказательств! И тот факт, что…

— Вы действительно можете нам помочь? — спрашиваю я из-за стола.

Повернувшись ко мне, она без колебаний отвечает:

— Несомненно.

— Уэс, не говори глупостей…

— Как? — продолжаю напирать я.

Теперь ко мне поворачивается и Дрейдель.

— Подожди… ты что, действительно веришь ей?

— Я буду тем единственным человеком, связь которого с вами нельзя проследить, — объясняет Лизбет, обходя Дрейделя и направляясь ко мне. — Если позвоните вы, люди будут знать, что что-то назревает. То же самое и с Дрейделем. Но если звонок сделаю я, то все сочтут меня дешевым репортером, который вынюхивает историю и мечтает стать очередным Вудвордом и Бернстайном.[20]

— А почему вы вообще захотели помогать нам? — интересуюсь я.

— Чтобы стать следующим Вудвордом и Бернстайном. — Она рассматривает меня темно-зелеными глазами через ультрамодные очки — и при этом ни разу не взглянула на мою щеку. — Мне нужна история, — добавляет она. — Когда все закончится… когда все тайны выплывут наружу и вам придет в голову, что неплохо было бы написать об этом, я хочу быть той, кто в самом деле напишет эту книгу.

— А если мы посоветуем вам убираться к дьяволу?

— Я сейчас расскажу обо всем, что знаю. И у дверей ваших квартир выстроится очередь из фургонов для прессы, которые засунут ваши жизни в мясорубку кабельного телевидения. Солгать всей Америке… Гигантская дымовая завеса… Да вас съедят с потрохами, как картофельные чипсы. И даже если после этого расскажете правду, ваша жизнь будет похожа на маринованные кости.

— Значит, вот как? — вопрошает Дрейдель, подскакивая к столу и стуча по нему костяшками пальцев. — Вы угрожаете нам, а мы должны согласиться с вашими требованиями? Откуда нам знать, что уже завтра утром вы не нарушите свое слово, чтобы в одночасье стать знаменитой?

— Потому что стать знаменитыми в одночасье мечтают только идиоты, — роняет Лизбет, присаживаясь на край стола. — Вы же знаете, как это бывает. Если я расскажу о том, что знаю, меня ласково погладят по головке, и длиться это будет ровно двадцать четыре часа. После этого сюда стаей слетятся репортеры «Таймс» и «Вашингтон пост», отберут у меня самые лакомые кусочки и с блеском доведут дело до победного конца. Согласившись на мое предложение, вы сохраняете контроль в своих руках. Вы получаете ответы, я — свою историю. Если вы невиновны, вам нечего бояться.

Я поднимаю на нее глаза. Лизбет покачивает ногой, сидя на краешке стола. Она знает, что права.

— И мы можем вам доверять? — спрашиваю я. — Вы будете хранить молчание, пока все не закончится?

Она перестает качать ногой.

— Уэс, единственная причина, по которой вы знаете Вудворда и Бернстайна, заключается в том, что они довели дело до конца… а не просто нанесли первый удар. Только сумасшедший нарушил бы данное вам слово и не дождался счастливого окончания этой истории.

Я уже обжигался на репортерах. Я их не люблю. И уж, конечно, мне не нравится Лизбет. Но когда я перевожу взгляд на Дрейделя, который наконец-то угомонился, то понимаю, что у нас нет выбора. Если мы не станем сотрудничать с ней, она вынесет эту историю на публику и так примется стирать грязное белье, что мы никогда не сможем надеть его снова. А вот если мы станем с ней работать, то, по крайней мере, выиграем какое-то время, чтобы понять, что происходит. Я снова перевожу взгляд на Дрейделя. Судя по тому, как он поглаживает переносицу, мы уже наступили на мину замедленного действия. И вопрос только в том, сколько времени пройдет, прежде чем мы услышим большой…

— Никому не двигаться! — ревет позади нас голос.

Дверь врезается в стену, и в комнату с оружием наизготовку врывается полудюжина агентов Секретной службы в костюмах и галстуках.

— Пошли отсюда! — кричит крепкий и мускулистый агент в узком желтом галстуке, хватая Дрейделя за плечо и подталкивая его к двери. — Бегом. Быстро!

— Отпустите меня!

— И вы тоже! — обращается другой агент к Лизбет, которая следует за Дрейделем. — Марш!

Остальные агенты врываются в комнату, но пробегают мимо меня, рассыпаясь по комнате. Это не атака, это облава.

Странным мне кажется лишь то, что никого из них я не узнаю. Из наших сопровождающих и охранников я знаю в лицо всех. Может быть, кто-то позвонил и сообщил о том, что в здании заложена бомба, и теперь они…

— Вы оба, бегом! — орет на Лизбет и Дрейделя агент в желтом галстуке. Я полагаю, что он не видит меня — Лизбет по-прежнему стоит прямо передо мной, но когда я вскакиваю с места и устремляюсь за ними к входной двери, кто-то хватает меня сзади за пиджак.

— Эй, что вы себе?..

— Вы остаетесь со мной, — настойчиво говорит Желтый Галстук и тащит меня назад с такой силой, что воротничок рубашки впивается мне в шею. Резким толчком он отправляет меня в дальний угол комнаты. Причем так быстро, что я едва могу устоять на ногах.

— Уэс! — окликает меня Лизбет.

— С ним все в порядке, — успокаивает агент с прыщавым лицом, хватая ее за локоть и подталкивая к двери. Он говорит ей что-то еще, но я не слышу, что именно.

Оглядываясь на меня через плечо, Лизбет с трудом удерживает равновесие. Спотыкаясь на каждом шагу, она ковыляет к белому прямоугольнику света, падающему из двери. Ее дергают за руку, и она исчезает из виду. Когда первый агент схватил ее, она была здорово напугана. Но сейчас… последний ее взгляд, который я вижу, перед тем как захлопывается дверь… у нее так расширились глаза… Чтобы ни сказал ей агент, она явно впала в панику.

— Отпустите меня, я свой! — повторяю я, пытаясь достать идентификационную карточку.

Но Желтый Галстук не обращает на мои попытки никакого внимания.

— Шагай! — командует он и при этом практически волочит меня за воротник.

Последний раз Служба двигалась так быстро, когда Бойла…. Нет. Я останавливаю себя, отказываясь снова вспоминать тот кошмар. Не паникуй. Возьми себя в руки. Добудь факты.

— С Мэннингом все в порядке? — спрашиваю я.

— Не разговаривай, шевели ногами! — огрызается агент, и мы бегом устремляемся в угол комнаты, где я замечаю прикрытую ковром, почти невидимую дверь.

— Пошел! — напутствует Желтый Галстук, открывая замок и толкая меня вперед, чтобы я своим телом открыл дверь.

В отличие от двери, через которую вышли Лизбет и Дрейдель, эта не ведет в фойе. Потолок где-то высоко над головой, бетонный коридор кажется узким и серым. На стенах видны небрежно провисшие провода, грязные огнетушители и какие-то непонятные белые трубы. Судя по устоявшемуся запаху аммиака, это служебный коридор.

Я снова пытаюсь вырваться, но мы идем слишком быстро.

— Если вы не скажете, куда, черт возьми, мы направляемся, я лично позабочусь о том, чтобы вас…

— Пришли, — говорит Желтый Галстук, останавливаясь у первой двери по правую сторону от меня. На ней красно-белая табличка с надписью «Кладовая». Свободной рукой агент открывает дверь, за которой оказывается комната, размерами превосходящая мой офис. С последним толчком он отпускает мой воротник, зашвыривая меня внутрь, как мешок с мусором.

Ноги мои скользят по полу, я стараюсь сохранить равновесие и только заметив еще две пары черных блестящих туфель, понимаю, что в комнате я не один.

— Он ваш, — слышу я голос Желтого Галстука, и дверь, с грохотом захлопывается у меня за спиной.

Я врезаюсь плечом в какой-то металлический стеллаж и останавливаюсь. В воздух взлетает куча пыли и опилок.

— Тяжелый день, а? — говорит мужчина в бейсболке Открытого чемпионата США по теннису. Его напарник почесывает деформированное ухо. О'Ши и Михей. Агенты ФБР, с которыми я уже имел удовольствие видеться сегодня утром.

— Какого черта здесь происходит? — требовательно вопрошаю я.

— Нико Адриан сбежал из лечебницы Святой Елизаветы около полутора часов назад. И нам очень хотелось бы знать, почему вы записаны в больничный журнал в качестве его последнего посетителя?