Книга судьбы

Глава тридцать девятая

— Репортерша? — с преувеличенно гнусавым южным выговором переспрашивает Рого, пока мы лавируем в потоке утреннего движения на бульваре Окечоби. — Ты сидишь на самом крупном политическом скандале со времен «Типот-доум»,[21] организованного «Шайкой Твида»,[22] и вот так взял и преподнес его репортерше на блюдечке с голубой каемочкой?

— Во-первых, Твид не имел никакого отношения к «Типот-доум». Они отстоят друг от друга на добрых пятьдесят лет, — сообщаю я ему. — Во-вторых, куда подевалось твое спокойствие, навеянное вчерашним просмотром «Пурпурного дождя»?

— Я всего лишь хотел сделать так, чтобы ты почувствовал себя лучше! Но это… ты взял и отдал все на откуп репортерше?

— У нас не было выбора, Рого. Она подслушала наш разговор.

Его нога покоится как раз под отделением для перчаток на автомобильном коврике с надписью «Не гони!», выполненной гигантскими белыми буквами. Он подарил мне этот коврик несколько лет назад на день рождения в качестве некоего личного напоминания. Судя по выражению лица, Рого до сих пор считает, что урок не пошел мне впрок.

— Если бы она захотела, то могла бы напечатать эту историю уже сегодня, — добавляю я.

— Это она и есть? Колонка светской хроники? — спрашивает он, развернув газету и найдя колонку Лизбет в разделе «Акценты». Заголовок ее статьи бросается в глаза: «По-прежнему недосягаемая доктор первая леди затмевает всех». Статья начинается подхалимским описанием бледно-зеленого костюма миссис Мэннинг от Нарциссо Родригеса и золотой заколки в виде орла, которые Лизбет назвала «американской элегантностью». Надо отдать ей должное, она не опустилась до того, чтобы упомянуть о побеге Нико и о том, что власти прошляпили его.

— Видишь, она недурно пишет, — говорю я.

— Все это лишь дымовая завеса, чтобы ты не заметил, как она исподволь подводит тебя к самому центру мишени. А потом бац! — и готово. Подумай об этом.

— Поверь мне, я знаю, чего хочет Лизбет.

— Ты даже не обращаешь внимания на тот факт, что она скоро перестанет писать о первой леди и воспользуется твоим именем, чтобы пробиться в первые ряды. К черту колонку светских сплетен, Уэс, — тогда у нее будет своя первая страница целиком.

— Да она могла бы иметь ее прямо сейчас! Как ты не понимаешь? Вчера вечером она слышала все: и о том, что Бойл жив, и о том, что мы не доверяем Мэннингу… Но, как и я, она прекрасно осознаег, что если сейчас предаст эти сведения гласности, то вызовет лишь поток дерьма, который похоронит под собой всех нас.

— Собственно говоря, он похоронит лишь Бойла и Мэннинга. В общем, тех самых людей, которые и накликали его на свои головы!

— Ты когда-нибудь слушаешь кого-нибудь, кроме себя, Рого? Что бы ни случилось в тот день, в этой истории замешаны самые влиятельные люди в стране, включая — если верить парням из ФБР — бывшего президента Соединенных Штатов Америки, который относился ко мне как отец почти десять лет…

— Ну вот, приехали — ты всегда боишься сделать больно папочке.

— Я не боюсь сделать больно никому — особенно тому, кто, черт бы его побрал, сотворил со мной такое, — говорю я, прикасаясь к щеке. — Но что ты предлагаешь? Ты хочешь, чтобы я — даже не зная толком, что, собственно, происходит, — влез на самую высокую колокольню и начал орать на весь белый свет обо всем, то есть сунул бы палку в осиное гнездо и хорошенько разворошил его.

— Я этого не говорил.

— Ты имел в виду как раз это. Но если я спущу всех собак с привязи, Рого, то есть обращусь к общественности, то уже не смогу остановить лавину. И ты прекрасно знаешь, что стоит мне открыть рот, как эти люди — люди, обладавшие достаточной властью и влиянием, чтобы убедить миллионы в реальности их иллюзии, — направят все усилия и энергию на то, чтобы я выглядел как очередной ненормальный, увидевший ожившего мертвеца. Так что прежде чем поднять бурю в стакане воды и разрушить все профессиональные отношения в своей жизни, я хочу быть абсолютно уверенным в своей правоте. И только потом выпущу джинна из бутылки.

— Кто бы сомневался, — спокойно замечает Рого. — Вот почему, если ты станешь сотрудничать с ФБР…

— То что? Спасу свою шкуру? Мне нечего предложить ФБР. Они уже знают, что Бойл жив. Я нужен только для того, чтобы им удалось добраться до Мэннинга и самим поджечь динамитную шашку. Но если я буду поступать по-своему, то бикфордов шнур останется у меня в руках, и мы сможем получить кое-какую информацию, которой никогда не дождемся от твоих так называемых приятелей из правоохранительных органов.

— Они делают все, что могут. Они всего лишь…

— …дорожные полицейские. Я все понимаю. И очень ценю, что ты стараешься мне помочь. Но в том, что касается Римлянина и Троицы, нам нужны настоящие ответы.

— Это вовсе не означает, что ты должен принести себя в жертву. Лизбет все равно спалит тебя в конце.

Покрепче ухватившись за руль, я вдавливаю педаль газа и проскакиваю перекресток на желтый свет. Машина ныряет и подпрыгивает, пока мы взбираемся на Ройал-Парк Бридж.

— Шестьдесят девять баксов за талон и три штрафных балла на твои водительские права, — предостерегает меня Рого, когда на светофоре впереди желтый свет сменяется красным. — Хотя, наверное, это сущая ерунда по сравнению с тем, что ты намерен угробить свою жизнь, связавшись с репортершей, страстно желающей добиться успеха.

— Рого, как ты думаешь, почему все эти годы никто не знал, кто скрывается под прозвищем «Глубокая глотка»?[23] Потому что он сам контролировал эту историю.

— В этом и заключается твой грандиозный план? Стать «Глубокой глоткой»?

— Нет, грандиозный план заключается в том, чтобы собрать все факты, взять Бойла за горло и понять, почему, черт побери, все это произошло на самом деле!

Я даже не упоминаю о своем лице, но Рого понимает, что я имею в виду. Это единственное, с чем он не станет спорить.

Рого вновь начинает читать колонку Лизбет, которая заканчивается кратким упоминанием о том, что на вечеринке присутствовал Дрейдель. «Старый друг лучше новых двух», как гласит подзаголовок. Таким способом Лизбет намекает, что легко могла бы рассказать и о нашем с Дрейделем совместном завтраке.

— Вчера вечером там был и Дрейдель? — спрашивает Рого. — Я думал, у него мероприятие по сбору средств.

— Он провел его, а потом приехал к Мэннингу.

Рого задумчиво чешет лысину — сначала на затылке, потом за ухом. Я знаю, что это значит. Он молчит, когда машина въезжает на самую высокую точку моста. Три, два, один…

— Тебе не кажется это странным? — спрашивает он.

— Что? То, что Дрейдель до сих пор подлизывается к Мэннингу?

— Нет, то, что на следующий день после того, как ты столкнулся с Бойлом, Дрейдель оказывается в Палм-Бич, после чего втравливает тебя в неприятности с прессой, не говоря уже о том, что он случайно собирает деньги во Флориде для выборов в Конгресс от штата Иллинойс. Тебе не кажется, что все это дурно пахнет?

Я качаю головой, когда мы съезжаем с гудящего металлом моста и скользим по безупречно заасфальтированной Ройл-Палм-Уэй-авеню. По обе стороны улицы, спрятавшись за высокими, ухоженными пальмовыми деревьями, располагаются частные банки и инвестиционные фирмы, которые жонглируют самыми крупными счетами в городе.

— Ты же знаешь, что такое сбор средств, — говорю я Рого. — Палм-Бич был, есть и всегда будет столицей Мэннингленда. И если Дрейдель хочет срубить бабки на своих старых связях, то куда еще ему ехать, как не сюда, чтобы поцеловать кольцо на пальце господина?

Рого снова чешет в затылке. Его так и подмывает затеять спор, но после того, как видел, в каком состоянии я был вчера вечером, он знает, что лучше пока на этом остановиться. Погрузившись в молчание, он задумчиво выстукивает по стеклу со стороны пассажира патриотическую мелодию «Привет шефу». Еще один звук, нарушающий тишину в машине, — это легкое позвякивание двух президентских ликов на значке, прикрепленном к лацкану моего синего пиджака.

— Ладно, будем надеться, что ты прав, — прерывает затянувшееся молчание Рого, глядя на автомобильный коврик у себя под ногами. — Потому что, дружище… только без обид… потому что последнее, что тебе нужно сейчас, — это еще один враг.