Когда-то там были волки

17

Я знала воистину дурные дни. В один из них я убила волка.

Это был мой первый выстрел дротиком с самолета. Я работала на Аляске в Национальном парке Денали много месяцев и боялась того момента, когда придется спустить курок и пульнуть в волка ампулу с транквилизатором, не зная, что случится со мной после этого, но оставалось только положиться на судьбу. Так что мы взлетели. Мне показали, как свеситься с кресла в сторону, чтобы, когда мы снизимся и окажемся близко к земле, сделать удачный выстрел; и вскоре мы нашли волчицу, скачущую по травянистым прериям, и я прицелилась, призвав на помощь все знания, полученные в многолетних тренировках на раскрашенных мишенях под руководством отца, учившего меня замедлять дыхание, расслаблять руки, смотреть в прицел и жать на спусковой крючок. Дротик вонзился в волчицу, и я ахнула, когда она упала на землю; я смотрела на нее и чувствовала, как ноги становятся ватными, а грудь жжет от удара. Мне повезло, что я была пристегнута.

К тому времени, когда самолет, покружив, приземлился, я уже пришла в себя. Нильс, который был со мной, первым бросился к упавшей волчице. Мы присели около нее, но она не дышала. Дротик прострелил ей легкое и убил ее.

Мои легкие тоже перестали дышать, но я не знаю, из-за моего синдрома или от неуемных рыданий. За все проведенное в лесу время я ни разу не убивала живое существо. Сидеть там и гладить шкуру мертвого животного было невыносимо. Я наблюдала за этой волчицей месяцами, изучала ее, заботилась о ней. Я начала сомневаться, правильно ли мы поступаем. Не слишком ли сильно мы вмешиваемся в жизнь зверей? Мы пытались их спасти, но иногда убивали. Мы топтали землю и уничтожали живое у нас под ногами, мы были слишком людьми и недостаточно животными.

Дома, в квартире, которую я делила с Эгги и Гасом, я заперлась в ванной и плакала в душе так долго, что Гас начал колотить в дверь, решив, что я упала в обморок. Потом Эгги много дней спала в моей постели вместе со мной, несмотря на возмущение Гаса. Он высказывал ту же точку зрения, что и мама: мне нужно развивать толстокожесть. Такая ведь у меня работа. Когда имеешь дело с живыми существами, порой происходят несчастные случаи.

Через неделю Эгги заставила меня отвести их на пешую прогулку по маршруту, о котором я ей уже все уши прожужжала. Поскольку раньше сестра отказывалась от моего предложения поити в поход, это была явная попытка подбодрить меня, но я не стала возражать, потому что мы проводили мало времени вместе. Новая жизнь закружила меня в водовороте. Эгги, со своей стороны, начала изучать лингвистику, и наше расписание редко совпадало. Итак, мы отправились в заповедник, где я работала, и Гас, как всегда, потащился с нами.

Когда мы с трудом забирались по склону на вершину холма, я с замиранием сердца ждала, когда перед нами откроется великолепный вид. Целый мир осенних красок. Пышная роскошь. Один покатый склон покрыт лиственницами, тополями осинообразными и волосистоплодными, и кроны так пожелтели, что это пламя с огненно-оранжевыми языками резало глаз. Еще там росли березы бумажные с яркими красными листьями, и все пространство испещряли островки вечнозеленых елей. По другую сторону озера пейзаж больше напоминал тундру — холмы, поросшие кустарниками вишневого и красного цвета, сбегали по откосам в объятия озера Вондер с мерцающей сиреневой водой под небом с золотыми и пурпурными полосами заката. И надо всем этим проступала в дымке покрытая снегом вершина горы Денали, будто накрахмаленная и умопомрачительная в своей немыслимой громаде.

Никогда, ни раньше, ни после, не видела я такого божественного пейзажа.

Эгги, тяжело дыша, остановилась на вершине. Ей удалось выдохнуть «Ох», и потом вновь воцарилось молчание.

— Мы увидим животных? — спросил наконец Гас.

— Может быть, — ответила я. — Если повезет. Давайте разобьем лагерь.

Позже мы рассказывали истории, сидя вокруг костра. Эгги с наслаждением расписывала Гасу, как в детстве мы с ней менялись местами, чтобы проверить, заметит ли кто-нибудь. Никто не замечал — ни учителя, ни друзья. Только мама.

— И часто вы это проделывали? — Испросил Гас.

— Нет, — ответила я.

— Постоянно, — сказала Эгги. — Инти стыдно вспоминать, что ей это очень нравилось.

Я покраснела, радуясь, что в тусклом свете костра этого не видно.

— А что именно тебе нравилось? — уточнил Гас.

Я задумалась, отчетливо вспоминая те времена. Правда была проста: жизнь вокруг Эгги всегда била ключом, она много общалась. Примеряя на себя ее одежды, я чувствовала себя более живой, чем в собственном образе.

Гасу, однако, я ответила:

— Было интересно, получится ли у меня. Наверно, мне было просто весело.

— Как вам это удавалось? Потому что вообще-то вы, девчонки, совершенно разные…

— Это называется актерское мастерство, дорогой, — заметила Эгги.

— Я знаю сестру так же хорошо, как и себя, — добавила я. — Поэтому мне нетрудно прикинуться Эгги.

Разговор на эту тему, по-видимому, доставлял Гасу удовольствие.

— Будь у меня брат-близнец, я бы без конца морочил людям голову.

— Мы это учтем, — пробормотала Эгги.

— А надо мной вы никогда так не шутили? — спросил он.

Мы замолчали, потому что до такого пока еще не дошли.

— Ты же знаешь, что нет, — ответила Эгги. — По крайней мере, намеренно.

— Откуда же мне знать?

— Ты бы заметил.

— В первый раз я не догадался, — напомнил он. Пусть не врет.

В темноте что-то зашевелилось. Я вскочила на ноги.

Снизу по склону приближались шаркающие шаги.

— Это что еще за фигня? — прошептал Гас.

Я схватила фонарик, посветила вниз и успокоила своих спутников:

— Расслабьтесь. Это всего лишь люди.

— Привет! — поздоровалась Эгги с туристами, которые остановились поболтать у нашего костра.

Двое мужчин среднего возраста, судя по выговору, американцы.

— Австралийцы? — спросил один из них.

— Не в бровь, а в глаз, — ответила Эгги с нарочитым австралийским произношением — ей всегда нравилось во время путешествий расширять диапазон акцентов.

— А мы из Колорадо. — Как оказалось, они приехали на охоту.

Из-за их спин торчали длинные узкие стволы ружей.

— На кого охотитесь?

— На волков.

— Зачем? — спросила Эгги.

— Потому что Аляска — единственный штат, где это еще разрешено, — ответил незнакомец, словно такое объяснение подразумевалось само собой.

— Но зачем вообще охотиться? — не унималась Эгги.

— А какой выбор? Стрелять в несчастных антилоп, которые не могут защищаться, даже если на кону их жизнь?

— Это вид спорта, — согласился его друг. — Охотиться на хищников интереснее, чем гоняться за трусливыми тварями. Так наши силы равны.

— Если вы хотите, чтобы ваши силы были равны, почему бы вам не бросить ружья и не попытаться справиться с волком голыми руками? — предложил Гас.

Американцы засмеялись, как будто он пошутил.

— Знаете что? Мы будем использовать оружие, которое создано человеком, а они пусть используют то, что есть в их распоряжении, — заявил один из них.

— Вы отвратительные типы, — четко произнесла Эгги таким холодным голосом, что он прорезал ночь и заставил замолчать все вокруг.

Охотники неловко потоптались на месте.

— Мы, пожалуй, пойдем, — сказал один из них. — Извините за беспокойство.

— Не за что. На самом деле вы беспокоите всю здешнюю экосистему, — заявила моя сестра, и я ощутила прилив любви к ней.

— Волки не охраняются законом, — возразил второй американец. — Их тут полно.

— Это ненадолго, если такие, как вы, будут здесь рыскать.

— Ладно, мы пошли. Приятного вечера, народ. — И с этими словами они удалились, разозлив меня своей вежливостью, тем, что эти вполне милые на вид люди приехали сюда делать свое гнусное дело, охотиться для забавы, не для того, чтобы выжить, не для того, чтобы пропитаться, а только ради чувства превосходства над другим живым существом.

Я побрела вниз по склону к озеру.

— Инти!

— Я на минутку.

Было уже совсем темно, но на небо высыпало множество звезд, и почти полная луна ослепительно сияла белизной. Светила озаряли мне путь через спутанные заросли кустов, по ямам и кочкам, мимо небольших кроличьих нор. Я спустилась к самому краю воды, на поверхности которой мерцали звезды, и села на землю у подножия сверкающей горы.

Через некоторое время ко мне кто-то подошел; я ожидала Эгги, но это оказался Гас.

— Может, эти ребята еще никого и не подстрелят, — предположил он.

— Некоторых волков здесь я сама вырастила, — проговорила я. — С самого рождения. Держала их на руках, кормила, играла с ними. А потом мы отпустили их, чтобы на них устроили охоту. — И убивают не только охотники, но и мы сами. Я, например.

Гас сначала ничего не ответил, но потом сказал:

— Все рано или поздно умирают.

— Но не всегда насильственной смертью.

И вдруг ни с того ни с сего он признался:

— Я убил человека.

— Что?

— В первый год работы. Я останавливал мозговое кровотечение. Рука соскользнула, и пациентка умерла.

Я не знала, что сказать, и просто прокручивала его слова в голове.

— Эгги я об этом не говорил, — добавил он.

— Почему?

— Женщине не надо знать о муже такие вещи. Я нахмурилась и посмотрела ему в лицо, освещенное звездами.

— То есть правду?

— То, что он может совершать ошибки.

— А. Жаль тебя расстраивать, но Эгги, безусловно, знает, что ты не идеален.

— Можно, по крайней мере, попытаться защитить ее от этого.

— Ты часто думаешь о том случае? — спросила я.

— Нет, — ответил Гас, — вообще про него не вспоминаю.

— Почему?

— Не могу себе позволить — иначе никогда больше не встану за операционный стол.

Я поразмыслила над этим, хорошо понимая, что он имеет в виду. Если я хочу и дальше заниматься своей работой, мне придется определиться с приоритетами. Но не знаю, смогу ли я. Наверно, это значило бы простить себя.

— Ну, это неважно, — сказал Гас уже более твердым голосом, словно пытался убедить самого себя, и откинулся на локти, глядя на возвышавшуюся над нами гору. — Все мы просто мясо. Гребаное мясо.

Я поморщилась.

— То есть ты все-таки мясник.

— Так и есть. И тебе лучше стать такой же. Я не хочу, чтобы жизнь оставляла у тебя в душе раны, Инти. Ты же член моей семьи.