Маттерхорн

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Утро началось с лающего кашля мотора и позвякивания гусениц танка, отправляющегося к северному выходу ВБВ для сопровождения пустых снабженческих грузовиков назад, в Куангчи. Вскоре грохот автомобильных моторов заколыхал землю и передался деревянной платформе палатки, сотрясая страшно разболевшуюся голову Мелласа. Поллак, последним стоявший на радиовахте, разжёг шарик С-4, чтобы согреть кофе. Палатка наполнилась белёсым сиянием.

Меллас выругал Поллака и натянул подстёжку плащ-палатки на голову. Фитч перевернулся на спину и лежал, разглядывая потолок. Остальные, все одетые полностью, включая ботинки, разминали затёкшие члены и скатывались с надувных матрасов на грязный деревянный пол.

– Слышно что в эфире? – спросил Фитч.

– Не-а, – ответил Поллак. – Всё старая фигня. Какие-то супер-ворчуны попали в положение к северу от Скай-Кэпа.

Фитч глянул на Дэниелса, тот достал карту. Спасательные и разведывательные действия и являлись задачей роты 'Белоголовый орлан – Ястреб-перепелятник'. 'Это всё, что ты о них знаешь?' – спросил Фитч. Меллас лежал под подстёжкой и прислушивался.

– Чёрт побери, Шкипер. Мне не докладывают о том, что происходит по всему 1-му корпусу. Позывной у них – 'Персиковый штат'. Там вокруг куча гуков, и им не сдвинуться с места, не откинув оттуда гуков. Вот их координаты.

Фитч с Дэниелсом сверили координаты с картой. 'Как раз там, где предполагал Меллас', – сказал Фитч.

– Может, задействуют артиллерию и вышибут их, Шкипер, – сказал Дэниелс.

– Блин, – сказал Поллак. – Только не говорите, что они ждут нас вызволять их задницы.

– А как по-твоему, нахрена мы здесь сидим? – сказал Фитч. – Всю артиллерию стянули на операцию у Камло. Если с ними случится беда, подключимся мы.

– Блядь. Знал бы – всю ночь дрожал бы от страха.

Меллас застонал, откинул подстёжку и исчез из палатки.

– Что это с ним? – спросил Фитч.

– Подхватил проблему Мэллори, – сказал Поллак.

– А?

– Сильная головная боль.

Фитч отправился в оперативный центр проследить за 'Персиковым штатом'. В разгар утра пришёл приказ роте приготовиться. Мигрень Мелласа усилилась. Все сидели. Ждали. Смотрели на небо. Прислушивались к вертолётам. Запасные рации настроили на частоту разведбатальона, чтобы слышать, как продвигается дело у группы. Кэссиди раздал командирам отделений машинки для стрижки волос.

В 13:00 'Персиковый штат' прорвался. В 14:15 их всех, с одним только раненым, забрали 'Хьюи'. К 15:00 морские пехотинцы роты 'браво' снова наполняли мешки песком у расположения оперативной группы 'Оскар', 'то рыцарей спасая, то их слуг'.

Меллас пошёл к сержант-майору Нэппу, в палатку, служившую канцелярией батальона. Он громко постучал в деревянный косяк и услышал, как Нэпп сказал 'Войдите!' Слово прозвучало скорее как приказание, чем приглашение.

Меллас вошёл и снял головной убор. Нэпп оторвал взгляд от отчёта и вскочил. Это смутило Мелласа. Сержант-майор был в том возрасте, что мог оказаться его отцом.

– Да, сэр. Могу я помочь, сэр? – спросил Нэпп.

– Надеюсь, сержант-майор, – ответил Меллас. – Можно сесть?

– Конечно. – Они сели, и Меллас повертел кепи, подбираясь к словам, которые приготовил. Он ждал, что сам Нэпп первый что-нибудь скажет, чтобы прервать молчание, и тем самым как бы давал себе небольшое преимущество, возложив на Нэппа невольную обязанность сгладить ситуацию. Меллас ясно понимал, что номинально второй лейтенант выше по званию сержант-майора, но никогда не превзойдёт его объёмом реальной власти. Сержант-майор в корпусе морской пехоты США не зависел ни от кого. В этом-то и заключается весь фокус.

Меллас мог поклясться, что Нэпп ломает голову, чтобы вспомнить, из какой он роты. Наконец, Нэпп сказал: 'Я думал, что вы, ребята, оправитесь вызволять из беды ту разведгруппу. Всё к тому шло'.

– Ещё как шло, – ответил Меллас. – Лучше б уж сразу отправили, чем торчать на взлётном поле, – Меллас небрежно рассмеялся. Сам он бы вечно торчал на взлётном поле и знал это.

– Понимаю вас, сэр.

Меллас опять подождал.

– Итак, чем могу помочь, сэр?

– Сержант-майор, я хотел бы поговорить о штаб-сержанте Кэссиди, нашем ротном комендоре.

– Не могу представить, что у вас с ним проблемы.

– Ну, не знаю, как точнее выразиться, но я опасаюсь за его жизнь.

– Как это? – Сержант-майор откинулся назад и слегка прищурился на Мелласа: ему явно не понравилось то, к чему это могло привести.

– Можем ли мы считать, что всё, что я скажу, будет полностью между нами?

Сержант-майор Нэпп заколебался. 'Только если это не противоречит Единому кодексу военной юстиции', – осторожно сказал он.

– Хорошо, – Меллас для эффекта помолчал. – Во время последней операции было совершено покушение на жизнь штаб-сержанта Кэссиди. Ответственное лицо – рядовой 1-го класса Паркер, он признался в этом в то утро, когда скончался от церебральной малярии. Кэссиди никогда ничего об этом не говорил. Я его тоже не спрашивал. Таким образом, обвинения нет. Так как ответственный мёртв, я не вижу причин назначать расследование. Как вы считаете?

Сержант-майор колебался: 'Это могло бы вступить в противоречие с Кодексом'.

– Свидетелей не нашлось бы. Формального обвинения не выдвинешь. Это лишь привлекло бы внимание к расовым трениям между одним из ваших штаб-сержантов и чёрным рядовым, который умер из-за того, что за день до этого приказом из батальона ему было отказано в вертолёте-эвакуаторе.

Сержант-майор почти незаметно дёрнул головой. 'Да, я понимаю, что вы имеете в виду'.

Меллас продолжал: 'Из надёжных источников, близких к радикальным чёрным элементам, мне известно, что штаб-сержант Кэссиди всё ещё в опасности'.

Нэпп, плотно сжав губы, втянул носом воздух. Выдохнул. 'Могу я спросить почему, сэр?'

– Штаб-сержант Кэссиди не всегда тактичен при исполнении своих обязанностей, – улыбнулся Меллас. – В особенности с чернокожими.

Нэпп ответил улыбкой: 'Понимаю, о чём вы говорите'.

– Я думаю, что самое лучшее – это перевести его из роты, – сказал Меллас. – Ведь они требуют определённых перемен и извинений со стороны Кэссиди. Не думаю, что должен говорить вам, каковы шансы такого развития событий.

– Он бы это сделал, если б ему приказали.

– Да, – сказал Меллас, – а как бы это отразилось на авторитете остальных сержантов?

– Да. Понимаю.

Меллас дал мысли отложиться в сознании, а затем продолжал: 'Кэссиди ничего не нужно знать о переводе. Это разрядило бы ситуацию. Если мы начнём расследование, кто знает, куда оно нас приведёт?'

– А лейтенант Фитч? Что он обо всём этом думает?

– Мы с вами единственные, кто в курсе дела. Сами понимаете, в какое затруднение это могло бы поставить Фитча, да и полковника заодно. Полковник был бы просто обязан начать формальное расследование.

– Да. Понимаю, сэр. – Нэпп забарабанил аккуратно остриженными ногтями по фанерному столу. Почесал в затылке. – Я мог бы подключить человека к руководству рабочими партиями здесь, в тылу. Наверное, линии окопов нужно было бы расширить, устроить блиндажи. Здесь такой работы полно, вы знаете.

– Конечно, я понимаю, сержант-майор. Удивительно, сколько всего нужно сделать и пролететь при этом с признанием за труды. – Меллас беспечно засмеялся. – Помню, был я защитником в нашей футбольной команде и читал в газетах, что, оказывается, все очки набраны исключительно благодаря полузащитникам, а не команде.

Нэппу замечание явно понравилось. 'Точно так, сэр. Здесь всё так же'.

Меллас улыбнулся. 'Да, никакой разницы, – сказал он. – Куда б ни пошёл – везде средняя школа'.

Сержант-майор засмеялся. Меллас подавил улыбку от ироничности положения, ибо смех Нэппа над высказыванием относился к нему самому.

– Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, сэр, – сказал Нэпп. – Никаких обещаний не даю. Но ведь нам точно не понравиться, если смерть хорошего морпеха окажется на нашей совести.

– Вот так и я рассуждаю, сержант-майор. Я знал, что вы меня поймёте.

– Благодарю, что заглянули, лейтенант. – Он поднялся вместе с Мелласом, они пожали руки. Сержант-майор проводил Мелласа до выхода из палатки.

– Ещё одна вещь, сержант-майор, – сказал Меллас.

– Сэр?

– Было бы немного неудобно, если б чёрным пришлось прислуживать за столами во время ужина.

Улыбка сержант-майора исчезла. 'Если они в наряде по кухне, то будут делать то, что прикажут. У нас здесь любимчиков нет'.

– Конечно, нет, – сказал Меллас. – И я восхищаюсь тем, что вы скорее взяли бы на себя ответственность за убийство, чем поступились бы своими принципами. Любая комиссия по расследованию оценила бы это.

Дыхание сержант-майора участилось. Он сглотнул. 'Я не говорил, что стал бы рисковать из-за убийства'.

– Конечно, не говорили, – сказал Меллас. – Я знаю это, сержант-майор. Я знаю, что вам больше меня не хочется оказаться в такой неловкой ситуации. Я действительно вам очень благодарен за помощь в этом деле. Спасибо, сержант-майор.

Меллас повернулся и вышел из палатки. Он аккуратно надел кепи и взял курс на взлётную полосу. Он не сомневался в том, как поступит сержант-майор.

***

Несколько часов спустя Меллас и другие офицеры бежали под дождём к большой палатке-часовне. Хок и Маккарти, – последнему явно не стало хуже от стекла в филейной части, – стояли снаружи под дождём. Хок молча покачал головой. Рядовой из взвода Маккарти в роте 'альфа', одетый в белую одежду, доставленную из Дананга, протиснулся мимо них с большой кастрюлей супа. Ему удалось слегка расслабить правую руку и показать Маккарти средний палец.

– Отсоси, Вик, – прошипел ему Маккарти. Паренёк скрылся внутри.

Свечи освещали внутреннее помещение, отбрасывая на предметы мерцающий жёлтый отсвет. Столы установили в форме буквы U и накрыли белыми скатертями. Начальник связи батальона высунул голову в проём: 'Лучше зайти внутрь и поискать свои именные карточки. К приходу полковника мы все должны быть готовы. Приказ Блейкли'. Он поспешил обратно.

Хок вздохнул и вошёл внутрь. За ним двинулись остальные.

Из-за дождя вентиляционные заслонки опустили, и внутри стало неуютно душно. Несколько рядовых ждали в дальнем конце, стоя у кастрюль с едой и потея под накрахмаленными белыми одеждами. Меллас отметил, что чёрных среди них нет.

Недолёт, стоявший в самом конце линии у большого блюда со стручковой фасолью, широко улыбнулся, увидев, как в палатку входят лейтенанты роты 'браво'. Меллас был счастлив его видеть, но спрятал улыбку и лишь слегка кивнул головой. Хок показал знак ястреба, и Недолёт, пошевелив прижатыми к бедру пальцами, ответил тем же знаком, гордо улыбаясь тому, что лично удостоился шутки Хока.

Меллас нашёл свою карточку напротив места Хока, между капитаном Коутсом, шкипером роты 'чарли', которого он в последний раз видел в отключке на мокрой посадочной площадке, и новым лейтенантом из роты 'альфа'. Лейтенант-новичок и Коутс любезно приветствовали Мелласа, который едва им ответил. Так Меллас хотел показать, что находится здесь против своей воли и потому сам себе не рад. Разговор забуксовал, и наступила неловкая тишина.

Напряжённость ослабла, когда в палатку вошёл Третий и отдал команду 'смирно'. Полевая форма Блейкли была густо накрахмалена, майорские листья сияли при свете свечей. Он стоял, как кол проглотил, и представлял собою импозантную фигуру. У Мелласа мелькнула мысль, что грёбаный хлыщ, без сомнения, станет когда-нибудь генералом.

Вошёл Симпсон, светясь от волнения и гордости. 'Господа, прошу садиться', – отрывисто сказал он. Стулья загремели по фанерному полу, и тридцать офицером разом сели. Блейкли кратко рассказал о традиции офицерских ужинов, в тосте поднял стакан, и официальная пьянка началась.

К тому времени, когда добрались до десерта, почти все выпили, по крайней мере, по бутылке вина на брата. Разговор перерос в гул, прерываемый взрывами смеха. Никто не заметил, как со стула поднялся полковник, чтобы произнести тост, заметил лишь Блейкли и зазвенел по стакану, призывая палатку к тишине.

'Как в сраном Ротари-клубе', – хмуро подумал Меллас.

Все голоса стихли кроме голоса Маккарти. Тот пил уже вторую бутылку и рассказывал новому второму лейтенанту свою любимую историю про Третьего: ' 'Но мы, мать твою, здесь, – говорит ему шкипер, – и мне по херу, что нарисовано в твоих чёртовых картах, мы-то здесь, а ты там, и я говорю тебе, что мы видим грёбаные огни на высоте 967'. А эта задница заявляет нам, да ещё по рации, что это невозможно, что мы не можем, нахрен, разглядеть того, что находится у нас перед нашими сраными мордами…'

Новый лейтенант потянул Маккарти за рукав, настойчиво кивая в сторону головного стола. Маккарти мрачно повернулся и, складывая руки, отпрянул назад. Третий объявил, что полковник имеет что-то сказать. Он не отводил взгляда с Маккарти.

Симпсон, слегка навеселе, коротко и официально улыбнулся. Наклонившись вперёд и упершись руками о стол по обеим сторонам тарелки, он пролил немного вина. Затем, не выпуская стакана, выпрямился. 'Господа. Первый батальон двадцать четвёртого полка корпуса морской пехоты прекрасно себя зарекомендовал здесь, во Вьетнаме. Я почтителен и горд, обращаясь к вам, офицерам, которые столь многим способствовали такой репутации. – Он понизил голос и посмотрел в десертную тарелку, где таяло мороженое, доставленное днём из Куангчи. – А также вспоминая офицеров, которые отдали самое дорогое своё достояние, пожертвовали всем, что имели, чтобы такая репутация могла и впредь оставаться гордой и величественной'.

– Он имеет в виду тех, кого укокошили, – прошептал Меллас новенькому лейтенанту, не поворачивая головы. Капитан Коутс ткнул ботинком в ботинок Мелласа.

– Мы приняли командование над этим батальоном в начале операции 'Катедрал Форест', – продолжал полковник, – с глубокого проникновения в ДМЗ, которое закончилось обнаружением значительного количества матчасти, значительными столкновениями и значительными жертвами. От 'Катедрал Форест' к операции 'Винд Ривер' у входа в Лаос. Я уверен, что многие из вас с любовью вспоминают наших 'товарищей' с Ко-Рока. – Около половины офицеров засмеялись. Хок был не из их числа.

– Итак, у нас есть собственная артиллерия. Есть базы огневой поддержки 'Лукаут', 'Пуллер', 'Шерпа', 'Марго', 'Сиерра', 'Скай-Кэп'. – Полковник помолчал. – И 'Маттерхорн'. – Он посмотрел на безмолвных офицеров. – Мы строим источники из стали прямо у гуков на заднем дворе. Мы отрезаем им возможность использовать свою транспортную сеть, заставляем их уходить дальше и дальше на запад, делаем поставки более и более трудными для их операций в населённых провинциях юга. – Симпсон здесь замолчал и поменял тон. – Мы просиживаем задницы вокруг Камло и, по моему мнению, отказались от своей миссии. – Он навис над столом. – Итак, господа, мы заканчиваем с политическим бредом. Отныне мы возвращаемся к своей настоящей работе – работе по сближению с противником и его уничтожению. Где бы он ни был. И, господа, я знаю, где он находится. Я знаю. – Он опирался на руки и пристально смотрел на офицеров, перебегая взглядом с одного на другого. Затем эффектно выпрямился, высоко поднял голову и расправил плечи.

Меллас поднял брови, наблюдая за Хоком напротив.

– Он вокруг Маттерхорна, – продолжал полковник. Глаза его сверкали. Он опять подался вперёд и упёрся маленькими красными кулачками о стол. – Да, чёрт возьми, у Маттерхона. Гуки там. Скрываются. И, господь свидетель, мы отправимся туда когда-нибудь и прикончим всякого жёлтого сукина сына. Нам приказали оставить Мттерхорн, против моей воли, против моего и моего начальника штаба трезвого расчёта, чтобы исполнить желания каких-то толстозадых политиканов из Вашингтона. Но каждый знак, – он подчёркивал слова взмахами кулака, – каждый факт разведданых, – он выпрямился и улыбнулся, – и мой грёбаный нюх, – он коснулся носа, – говорят мне, что СВА находится там и при том крупными силами. Но этот район наш, господа. Мы заплатили за него. Кровью. И мы заберём назад то, что нам причитается.

– Всё это хрень, – прошептал Меллас новому лейтенанту. – Ничего там нет кроме пиявок и малярии.

Коутс ткнул Мелласа под ребро и посмотрел на него. Меллас уставился на вилку.

– Мы вынуждены были оставить Маттерхорн до того, как закончили там свою работу, – продолжал Симпсон, – а морпехи никогда не оставляют работы незаконченной. Я обещаю вам, господа: я сделаю всё, чёрт побери, возможное, чтобы вернуть батальон туда, где он должен быть. Именно там будет идти сражение. Именно там я хочу быть. Именно там хочет быть и майор Блейкли, и я знаю, что именно там хочет оказаться и каждый боец этого батальона.

В этом месте Маккарти легонько отрыгнул, так, чтобы не услышали за головным столом.

– Итак, господа, – продолжал полковник, – я хотел бы предложить тост за лучший сегодня боевой батальон во Вьетнаме. За 'тигров Таравы', за 'замороженных избранных' Чосинского водохранилища. За первый батальон двадцать четвёртого полка корпуса морской пехоты.

Офицеры встали и повторили тост. Затем все сели одновременно с полковником, который получал поздравления от Блейкли за прекрасную речь.

Коутс повернулся к Мелласу, глаза его светились глубоким юмором. 'Остынь, лейтенант Меллас. Полковник Малвейни никогда не позволит ему даже приблизиться к месту. Ты ведь не будешь бросать целый батальон на участок, покрываемый вражеской артиллерией, которую мы по политическим причинам не можем выявить. Прибавь к этому неустойчивые из-за погоды поставки по воздуху. Вот в первую очередь поэтому-то Малвейни и убрал нас оттуда. Возвращаться на Маттерхорн? Не бывать этому'.

Меллас был удивлён. 'А я думал, ты кадровый', – сказал он, улыбаясь.

– Я и есть кадровый, лейтенант Меллас. Но я не тупица. И я ещё знаю, как держать язык за зубами.

***

На следующее утро Меллас проснулся от сильного ливня, лупившего по палатке. Релсник, нёсший дежурство в эфире, ссутулился под подстёжкой к плащ-палатке и смотрел в темноту. Первая мысль Мелласа была обнадёживающей. Под таким дождём не взлетит ни одна вертушка. Тот, кто вляпается в дерьмо, должен будет полагаться на что угодно, чтобы выбраться, только не на 'Белоголового орлана'. Он плотней запахнул плечи в подстёжку, не желая покидать её защищённости. Он оставался в уютном коконе, но постепенно начал проигрывать бой с мочевым пузырём. В конце концов, он сдался и выскочил под дождь отлить.

Когда он вернулся в палатку, Фитч уже встал и готовил кофе.

– Ни за что нам сегодня не вылететь, – сказал Меллас.

Фитч прищурился в темноту. Он повернулся к радисту: 'Эй, Сник, попробуй-ка получить прогноз погоды из батальона'.

Прогноз оказался неблагоприятным. Ожидалось, что ливень кончится ближе к полудню. Это значило, что вертушки смогут подняться.

Через час Меллас сидел в палатке снабжения и занимался бумажной работой, начиная написанием пресс-релизов для местных газет о деятельности местных парней по обработке запросов от 'Красного Креста' по установлению отцовства и кончая наведением порядка в выплатах бывшим жёнам, настоящим жёнам, женщинам, незаконно претендующим на роль жён, матерям и тёщам. Мелласу казалось, что половина роты вышла из неблагополучных семей и имеет в жёнах и родителях пьяниц, наркоманов, беглых, проституток и тех, кто избивает младенцев. Две вещи во всём этом поражали Мелласа. Первой был факт сам по себе. Второй, что все, казалось, прекрасно с этим справляются.

Курьер принёс небольшую стопку бумаг и радиограмм из батальона. Среди бумаг оказался приказ о переводе штаб-сержанта Кэссиди в роту снабжения. Меллас восхитился оперативности сержант-майора Нэппа. Он обернулся в сумрак палатки, где Кэссиди с двумя помощниками старался навести порядок в груде оборудования, и приготовился к тому, что должно было последовать. 'Эй, комендор, – сказал он, притворяясь взволнованным и поднимаясь из-за стола, – на тебя приказ о переводе из леса. Взгляни-ка на это'. Он шагнул вглубь палатки с третьим экземпляром приказа.

Кэссиди удивлённо посмотрел на Мелласа. 'Что? Дайте-ка посмотреть'. Медленно читая приказ, он насупил брови. Это была обычная форма о переводах многих людей. Тонкая факсимильная стрелочка указывала на его имя. Через всю распечатанную на мимеографе копию жирным шрифтом шли слова 'ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ПРИКАЗ'. 'Ну, пиздец', – сказал он.

– Куда переводят, комендор? – спросил один из морпехов. Оба широко улыбались, радостные от того, что хоть кто-то покидает лес живым.

– Ну, пиздец, – снова сказал Кэссиди. Он сел. – В роту снабжения. Я ничего об этом не знал. – Он посмотрел на Мелласа. – Я не знаю, из-за чего мой перевод.

– Он, наверное, из дивизии или ещё откуда.

Кэссиди сказал: 'Сэр, хочу пойти посмотреть, чем буду заниматься. Мне никто ничего не говорил. Клянусь'.

– Конечно, комендор, валяй. Я тут покомандую.

Кэссили отослал морпехов поесть с приказанием, чтобы прислали вместо себя замену. Затем отправился знакомиться с новым командиром роты.

Одним из двух морпехов, которым удалось напроситься на работу в палатке снабжения, вместо того чтобы наполнять песком мешки под дождём, был Ванкувер. Они с дружком уже очень скоро шарили в сырых, часто покрытых плесенью рюкзаках, оставшихся после оправленных домой или погибших морпехов.

– Эй, Ванкувер, – сказал дружок. – Тут кое-что твоё.

Когда Ванкувер увидел длинную трёхгранную коробку, у него появилось предчувствие. То был его меч. Заказывал он его для хохмы. Он уже думал, что навсегда потерял его. И теперь он сказал, – но так, словно говорил кто-то другой: 'Господи Иисусе. Ого, да это же мой драный гуковский меч. Он всё время тут валялся'. Он рвал картон и вытаскивал длинную рукоять и ножны из узкой коробки. Схватившись за эфес, он со звоном выхватил меч из ножен.

Меллас обернулся на возглас Ванкувера.

– Посмотрите на мамочку, лейтенант, – крикнул Ванкувер. Широко расставив ноги, он стоял на двух брезентовых вещмешках и держал перед собою меч. Он резко рубанул воздух. 'Полyчите у меня теперь', – процедил он сквозь зубы.

К вечеру слух о мече Ванкувера разлетелся по батальону. Приятель Янковица из роты снабжения остановился возле площадки, где насыпали песком мешки, чтобы поведать об этом Янковицу. У Янковица возникло какое-то чувство безысходности, которое он не смог определить и которое быстро отправил в хранилище других чувств, подавленных им за последние полтора года. 'Сумасшедший мудак, – сказал он, улыбаясь. – Точно кого-нибудь завалит. Обожди только'.

– Угу, он может, – ответил товарищ, – но гуки вряд ли пользуются мечами. Они же не дикари.

– Да, но Ванкувер дикарь, – возразил Янковиц. Бойцы вокруг засмеялись. Дружок улыбнулся и продолжил свой путь. Янковиц грустно вернулся к куче грязи.

Весь день рота 'браво' вгрызалась в глину, наполняла зелёные пластиковые мешки и старалась забыть, что в любую секунду офицер из прохладного укрытия в Донгха или Дананге может вызвать вертолёты, которые унесут их на погибель в какое-нибудь безвестное место в джунглях. С каждым гребком лопаты они старались забыть, что в любой момент ротный джип может бешено пересечь узкую взлётную полосу и Поллак заорёт, что кто-то попал в засаду и рота 'браво' отправляется на выручку.

Янковиц тревожился так же, как и все. Он пытался думать о Сюзи, но ему с трудом удавалось вспомнить её лицо. Он стеснялся вытащить бумажник и взглянуть на фотографию на виду у всех, поэтому разрывался между желанием поступить так и нежеланием показаться глупцом. Ребята стали бы смеяться и назвали бы её очередной девчонкой из бара. Он не мог с этим согласиться. Он подписался ещё на полгода страха и грязи только ради того, чтобы провести тридцать дней с нею. Он бросился заполнять следующий мешок.

В 17:00, сложив лопатки, по двое и по трое все направились к палаткам. Бройер в очках, слегка запотевших от скопившейся на лбу испарины, догнал Янковица. 'Эй, Янк, – сказал он, протирая стёкла полой рубашки, – А что, есть у нас помощник для генерала?' Он говорил о бригадном генерале, который обитал с тактической группой 'Хоутел' и на чей флаг с одной звездой они любовались целый день, пока насыпали мешки для его блиндажа. Он нацепил очки на нос. Они сразу же съехали вниз. Раздражённый, он вернул очки на место, и тогда они снова стали запотевать.

Янковиц не ответил. Он думал о Сюзи и пытался отвлечься от вони дорожного масла, которым обрызгали дорогу, и от дыма, поднимающегося от усилий одинокого морпеха, жгущего фекалии в смеси с керосином в трёх обрезанных стальных бочках. Тем не менее, вопрос Бройера всё-таки дошёл до его сознания. Он посмотрел на Бройера. Когда Бройер появился на Маттерхорне, Янковица беспокоили и его тщедушное телосложение, и неуверенная манера разговаривать. Но теперь он за Бройера не беспокоился – нормальный грёбаный морпех. 'Разрази меня гром, если я знаю, Бройер. Генералу Найтцелю, наверное, нужен кто-то, чтобы управляться с бумажками'.

– А я слышал так, что ему нужен человек, чтобы управлялся с его боевыми действиями. Первый приказ, который он отдал, гласил, чтобы каждый застегивал рубашку на все пуговицы. Бли-и-ин.

Янковиц улыбался, слушая Бройера, который хотел, чтобы его 'блин' прозвучал дерзко. Когда прибыл предыдущий генерал, Янковиц уже находился в стране и ещё тогда слышал подобный скулёж. У Янковица имелся свой критерий определять, толков ли пусть не генерал, но любой офицер в этом отношении, и уже много раз случалось ему наблюдать того офицера в джунглях вместе с бойцами. Поэтому-то ему нравился полковник Малвейни. Стоял он как-то в карауле ночью на ВБВ, лило как из ведра, ни черта не видно, как вдруг слышит – подъезжает джип. Он подумал, что приехал Хок. Поэтому и окликнул: 'Какого хрена тебе тут надо?' И чуть не наложил в штаны, когда подошёл Малвейни, командир двадцать четвёртого полка морской пехоты. Старый мудак давай расспрашивать, сколько крыс прикончил, да проверил винтовку, да похвалил за то, что дело своё разумеет туго.

– А вот лейтенату Мелласу до лампочки, застёгиваем ли мы пуговицы на рубашках, – продолжал Бройер.

– Да. Только он уж тут не задержится.

– А ты здесь задержишься? – спросил Бройер немного погодя.

– Не знаю. У меня ведь есть девушка в Бангкоке, – улыбнулся Янковиц. – А ты?

– Я хочу по закону о военных поступить в Мэрилендский университет и получить работу на госслужбе. – Бройер заколебался. – Может быть, в госдепартаменте. – Он быстро глянул на Янковица узнать, какова реакция. Потом уныло улыбнулся. – Я думал, что служба морпехом хорошо отразится на моём резюме.

– Что такое резюме? – спросил Янковиц. Он заметил, как Бройер удивился тому, что он не знает такой мелочи, но старается не подавать виду.

– Им пользуются, когда ищут работу. Пара страниц, в которых описывается и твой опыт, и где ты ходил в школу. Ну, что-то вроде того.

Янковиц громко рассмеялся. Он представить себе не мог, зачем оно может ему понадобиться, чтобы получить работу.

Какое-то время они шли молча.

– Я слышал, сегодня вечером будет кино, – сказал Бройер. – И может быть даже девушка из 'Красного Креста'.

– Это старые слухи. Девушек из 'Красного Креста' дальше Дананга не пускают. Говорят, слишком опасно. Такой вот бред. Ещё из Дананга не пропускают грёбаный 'Бадвайзер' и надувные матрасы.

– Но кино ведь не слухи, – сказал Бройер.

– Клянусь, опять долбаное ковбойское шоу.

Бройер тихо засмеялся, и они продолжили путь в молчании. В небе над головой приветливо затрубили гуси, и оба задрали головы вверх посмотреть, как крохотная стайка в шесть птиц летит на север. Они остановились и провожали взглядом гусей до тех пор, пока те не затерялись в укрывших хребет Маттера облаках.

– Домой захотелось, – тихо произнёс Янковиц.

– Мне тоже, – ответил Бройер.

Когда они миновали последний изгиб дорожки перед их палаткой у взлётной полосы, Янковиц сказал: 'Ну, якорь мне в торец'. На земле, привалившись спиной к рюкзаку, сидел Арран. Рядом с ним лежал Пэт: пёс поднял голову и навострил красноватые уши, часто дышал и наблюдал за их приближением. Пэт вопросительно посмотрел на Аррана, и тот сказал: 'Валяй'. Пэт вскочил на ноги и потрусил навстречу – приветствовать Янковица и Бройера. Он ткнулся мордой Бройеру в пах, Бройер захихикал и взъерошил собачью шерсть. Пэт отскочил, забежал Янковицу за спину, стал тыкаться носом ему в икры и заставил Янковица тоже рассмеяться.

– Похоже, он выделяет вас, ребята, – отозвался Арран.

– Да, старый сачок, – нежно сказал Янковиц, гладя Пэта по голове. – Сколько ему понадобилось, чтобы подняться на ноги?

– А, около недели. Мы с ним просто свалили назад в разведвзвод отъедаться и набираться сил. – Он улыбнулся, встал на ноги и негромко прищёлкнул пальцами. – Мы прямо совсем отупели. – Пэт быстро подошёл к ноге. – Арран повернулся к Бройеру, кивнув на Янковица. – Этот бешеный засранец ещё натаскивает тебя?

Бройер хмыкнул: 'Ага'.

– Ты присматривай за ним, Бройер. Янк единственный двинутый придурок после меня, который подписался на продление срока службы в Наме. Конечно, он сделал это из-за одной цыпочки в Бангкоке, а не ради того, кто на самом деле будет стоять с ним бок о бок. – Он присел на корточки и, схватив Пэта за брыли, стал макать его носом в своё лицо. – Правда, мальчик? Правда, тупая овчарка? – Он поднялся. Всем было хорошо известно, что Арран дважды продлевал свой срок, потому что собак-разведчиков не передавали другим проводникам, и когда у тех заканчивался срок службы, собак пристреливали. Кто-то на родине заявил, что домой их возвращать опасно.

– Надолго к нам? – спросил Янковиц.

– Не так чтобы очень, не так долго, как вы будете играть в 'Балоголового, блин, орлана', – ответил Арран. – Нет нужды в четырёхлапом радаре, когда тебя бросают в самую гущу говна. – Он повернулся к Пэту. – Мы ведь специалисты, да, Пэт? – Пэт завилял хвостом.

– Что же ты тогда здесь делаешь? – спросил Янковиц.

– Мы завтра отправляемся с первым взводом роты 'альфа'. Их бросают в восточный конец долины реки Дакронг. Придётся много вынюхивать. – Он помолчал и улыбнулся. – Вы этого не слышали, иначе мне придётся вас расстрелять.

– Вшивые гуки и так уже обо всём прознали, – сказал Янковиц отнюдь не в шутку.

Наступила неловкая тишина. Янк понимал, что Арран пришёл, потому что снова уходит в джунгли и хочет попрощаться.

– Всё будет хорошо, – наконец, сказал Янк. – Чёрт, ведь Пэт у тебя одного.

Арран улыбнулся, посмотрел на Пэта, а потом, смущённый, на тучи. 'Надеюсь, вас, говнюков, не выхватят, – сказал он. – Мы ещё увидимся с вами на следующей операции'.

Они смотрели вслед Аррану и Пэту. И понимали, что, быть может, в последний раз.

В тот же вечер за ужином Блейкли и Симпсон прошли в начало очереди за едой, туда, где морепхи в наряде по камбузу хлюпали большими половниками еду на разносы. Один из дежурных брызнул каплей соуса на рукав Блейкли. Блейкли посмотрел на него, но промокнуть пятнышко не смог, потому что обеими руками держал разнос.

– Простите, сэр, – промямлил молоденький морпех.

Блейкли улыбнулся: 'Всё нормально, тигр. Просто не будь так чертовски нетерпелив'.

Блейкли проследовал за Симпсоном в отделение для офицеров и сержантов. Кто-то крикнул 'Смирно!', и все встали. Симпсон буркнул 'Вольно!', и все вернулись к еде, и пока Симпсон с Блейкли усаживались, разговоры временно поутихли. После того как они расположились, Блейкли поднялся снова и налил две кружки кофе. Он вернулся на место и сказал Симпсону: 'Я слышал, что прошлой ночью был ещё один подрыв, на юге. Вы слышали об этом, сэр?'

Симпсон, запивая кофе порцию спагетти, поднял глаза: 'Чёрт возьми, нет. Кого?'

– Какого-то лейтенанта-'мустанга' из третьего батальона. Три или четыре мудака вкатили гранату ему под койку, пока он спал. Кто-то заметил, как они убегали. Чёрные радикалы. Никаких доказательств, одно мясо.

– Вонючие тыловые уроды, – сказал Симпсон. – Если подобная херня случится здесь, я повешу каждого сукина сына от чёрной власти на его же яйцах. – Симпсон проглотил остатки кофе. – Нужно отправить в лес всех чёрных сукиных детей. Только так мы справимся с этим дерьмом. – Он заглянул в пустую кружку. – Что если по чуть-чуть той розовой португальской настойки?

Блейкли подошёл к шкафчику, в котором хранился полковничий ящик с 'Матэушем'. Он посмотрел сквозь москитную сетку туда, где ели рядовые. Отметил, что большинство чернокожих собралось в одном углу. Несколько мелких морщин легли на его чело. Он распечатал вино, вытащил пробку и налил два стакана. 'Пусть даруются тебе десять минут на небесах, пока чёрт не узнал, что ты помер', – подняв стакан, сказал Симпсон и сделал большой глоток. Блейкли было известно, что Симпсон гордится тем, что знает множество тостов на разных языках. Он подобающе улыбнулся и выпил. Симпсон отпил ещё. 'Хорошая вещь, мать её', – сказал он.

Блейкли предпочёл не проявлять ни согласия, ни несогласия. Помолчав немного, он сказал: 'Сэр, вы не думали, что, может быть, есть смысл ставить людей ночью в вашем расположении на пост?'

– Ты считаешь, что я трус?

– Никак нет, сэр. Но этот подрыв уже третий за два месяца. – Блейкли понизил голос и наклонился над столом. – До меня дошёл слух, что кто-то пытался убрать Кэссиди, нового главного сержанта, которого мы взяли из роты 'браво'. Именно поэтому, сказал мне сержант-майор, у него и возникла идея перевести его.

– Отчего же мы не расследуем грёбаный инцидент?

– Оттого, что чернокожий, который это сделал, оказался случаем церебральной малярии в роте 'браво'. Я не уверен, что нам следует ворошить это дело.

Симпсон нервно взболтнул вино в стакане: 'Хорошо, что в мире есть хоть какая-то справедливость. Как мудро со стороны Нэппа. – Он опрокинул вино в рот. – Пойду, разузнаю в оперативном центре. – Он встал, за ним поднялись все остальные. Он махнул рукой. – Вольно, господа'.

Одиноко сидя в палатке, которую делил со своим отделением, Янковицу не нужно было ходить в оперативный центр, чтобы знать, что происходит в районе действий полка. Внутренним взором он видел, как отряды в лесу устанавливают сигнальные ракеты и устраивают посты подслушивания. Видел, как тени в плащ-палатках и с рациями по двое и по трое скрытно выбираются из окопов. Он понимал, что может на время расслабиться. Что до рассвета 'задействования' отряда 'Бологоловый орлан' не случится. Подъём вертолёта ночью требовал слишком много планирования. Подразделения были предоставлены сами себе.

Он достал свой дембельский плакат и аккуратно замазал ещё один день. Он находился во Вьетнаме уже двадцать два месяца. Ладно, на самом деле девятнадцать и три четверти, если вычесть первую неделю увольнения в Бангкок, когда он познакомился с Сюзи, и два тридцатидневных отпуска. Он достал бумажник и посмотрел на фотографию Сюзи, которую сделал, когда она уснула в его постели в гостинице. Он попробовал вспомнить запах её волос, но это оказалось ещё трудней, чем вспомнить её лицо. Всё, что он мог обонять, – это нафталин и пропитку обвислой палатки.

Он направился к котловану, наскоро переделанному в небольшой открытый кинотеатр. На старых ящиках и коробках там уже сидело около сотни человек. Началась морось, но она была тёплой, не то что морось в горах, и Янковиц едва её заметил. Он засунул руки в карманы и ждал начала фильма. Но ничего не происходило. Кинопроектор молчаливо простаивал, и морские пехотинцы ждали, когда кто-нибудь явится с кинолентой.

Через пятнадцать минут толпа уже теряла терпение. Голоса стали громче. Швырнули пивную банку, и вскочил один из бойцов, чтобы принять вызов, и его тут же осадили товарищи. Открыли ещё пива. В левой стороне кинотеатра образовалась группа чёрных. Поднялся белый морпех, чтоб отлить, и ему нужно было либо пройти сквозь эту группу, либо обогнуть её.

– Эй, засранец, я ни для кого не двигаюсь, пока сам не захочу, – сказал Генри.

Толпа стихла.

Генри приблизил своё лицо к лицу белого парня почти вплотную. Белый отступил на шаг, но дальше двинуться не смог из-за сидений за своей спиной. Поднялись несколько белых ребят и подошли к нему, предлагая молчаливую поддержку. Несколько чернокожих перегруппировались и образовали полукруг вокруг этих двоих, которые пожирали друг друга глазами. Янковиц заметил в группе Бройера и Джексона, был там и Китаец.

На дальней стороне свободного пространства, где беседовал с Ванкувером, поднялся Крот. Оба перебросились взглядами и отвели глаза. Крот стал пробираться вдоль полукруга, держась ближе к глиняной стенке котлована.

Янковиц уже видел раньше, как всё начинается. Каждый боится оказаться отрезанным от своей расы. Драка вспыхнет, и втянутся обе стороны, и никакое количество времени, проведённого вместе в джунглях, не сможет сокрушить барьер. У Янковица не было никаких соображений, что делать, но он бессознательно устремился туда, где, нацелясь на позицию, Крот обходил полукруг. Белые парни под тем же нажимом, что и Крот, постепенно смещались к своему цвету, не желая отстать от него, когда всё начнётся. Янковиц зашипел Кроту: 'Убирайся отсюда нахрен, Крот. И ты тоже, Ванкувер. Просто уходите отсюда к чёртовой матери'.

Крот посмотрел на группу братишек, собирающихся на одной стороне, потом на Янковица. Грустно покачал головой и продолжил путь к своим.

Янковиц повернул голову посмотреть, что делает Ванкувер. Тот, как и Крот, понимал, что он один из лучших бойцов и потому должен поддержать свой цвет кожи в заварухе. Он продвигался к группе, окружавшей белого морпеха. Янковиц видел, что хоть они и были товарищами в лесу, здесь, в цивилизации, дружба оказалась невозможна.

Янковиц побежал к проектору и рванул за шнур маленького бензинового генератора. Кашель движка разорвал тишину. Бойцы обоих цветов кожи – кто обернулся узнать, что за звук, кто посмотреть, не подошёл ли офицер, кто сообразить, как увернуться от предстоящего насилия. Янковиц включил камеру, и на брезентовом экране отразился яркий белый квадрат. Затем он молча встал поперёк потока белого света и изобразил на экране тень птички. Несколько парней нервно засмеялись.

– Нормально, Янк, – закричал кто-то.

– А ты только птиц умеешь делать?

– Нет, твою мать, – ответил он. И тут же начал говорить. – У меня есть девушка в Банг-гонококке. Мамой клянусь, вы не видали такой девчонки. – Тень вдруг изобразила две широко раскинутые ноги. – Я в Наме уже восемнадцать месяцев и двадцать семь дней. – Вместо ног появился подрагивающий эрегированный пенис. – Конечно, жалкие паскудники, я только что провёл в Банг-гонококке тридцать дней. – Пенис поник, раздался смех. – Но вот вам милашка. – Снова появились ноги, пенис стал медленно подниматься, упал, затем, подбадриваемый возгласами морпехов, поднялся снова. – Я бы проложил сорок миль провода по долине Ашау, только чтоб услышать, как она журчит в телефон. – Пенис напрягся, и возгласы сотрясли толпу.

Белый парень, который шёл отлить, продолжил путь, получив лишь хмурый взгляд от Генри. Вскоре все ребята уже тянули руки к свету и показывали фигуры на экране, получая грубые, полные сарказма комментарии, сопровождаемые хлопками открываемых пивных банок. Голоса слились в один сплошной гул.

Полный адреналина, Янковиц сел, чувствуя безмерную тоску по Сюзи, по её гладкой смуглой коже и длинным чёрным волосам. Подошёл Ванкувер и протянул ему пиво. 'Чуть было не было, Янк. Вот была бы катавасия, а?' Подошёл и Джейкобс и положил руку на плечо Янковицу.

Экран вдруг погас.

Толпа издала вой, люди оборачивались в темноту за спиной. У проектора стоял комендор-сержант из обслуживания базы и под мышками держал две большие коробки с фильмом.

– Ну ладно, кто включил грёбаный генератор? – Изображавшие фигуры парни тихонько нырнули в толпу.

Воцарилась тишина.

Голосом, долгие годы привыкшим повелевать, человек заговорил опять: 'Если я не увижу мудреца, который включил этот сраный генератор, то сегодня фильма не будет'.

Прокатился ропот недовольства. Комендор-сержант поглядывал по сторонам, дивясь разлившемуся в воздухе ощущению бунта, но с ещё большей решимостью раскусить, в чём дело: 'Мне всё равно, сколько это займёт времени, девушки, прежде чем одна из вас подойдёт сюда и скажет, что включила генератор, потому что я это кино уже видел. Даю ещё минуту и ухожу'.

– О, чёрт, – тихонько сказал Янковиц. Он устало поднялся с места и посмотрел на человека. – Это я включил грёбаный генератор, комендор. Фильм должны были начать в 19:30, поэтому я решил, что начну-ка я его вовремя.

– Подойди сюда, морпех.

Янковиц медленно приблизился к комендор-сержанту. От его дыхания разило спиртным. Сержант достал блокнот и ручку: 'Назови своё имя, звание и подразделение, морпех. А потом я хочу, чтоб ты унёс отсюда свою задницу. Тебе ясно?'

Янковиц сообщил ему всё, что тот хотел, и пошёл прочь. Ванкувер вызвался было пойти с ним, но Янк сказал ему вернуться и смотреть фильм. Ему хотелось побыть одному.

Янковиц шёл по тёмной дороге к палаткам и думал о Сюзи, чувствуя, что принёс её в жертву, ну или какую-то её часть в себе. Он услышал, как за спиной начался фильм. Он обернулся: на экране стоял небритый человек, завёрнутый в мексиканское пончо; уперев руки в бока, ближе к паре шестизарядных пистолетов; в зубах он сжимал тонкую сигариллу. Музыка заиграла громче, и человек двинулся к ограде корраля, на которой сидели другие люди, все с оружием наготове. Экран взорвался буйством, когда человек выхватил пистолеты и перестрелял всех сидевших на ограде. У морских пехотинцев вырвались насмешливые восклицания. Янковиц с отвращением отвернулся и продолжил путь. Он оказался прав: ещё одно вонючее ковбойское шоу.

Китаец, приоткрыв рот от размышлений и удивления, смотрел, как Янковиц исчезает в темноте. Он понял, что только что стал свидетелем большого мужества и мудрости. 'Вот так грёбаный Янк, чувак, – мысленно сказал он себе. – Ну и грёбаный Янк'. На ум пришло, что они вместе с Янком в джунглях с самого появления его в Наме, но он так никогда и не поговорил с Янком по-настоящему. Ему вдруг захотелось, чтобы Янк стал его другом, но понимал, что это невозможно. Он посмотрел туда, где в окружении чернокожих сидел Генри и купался в их восхищении. Казалось, Генри стал выше ростом, а сам Китаец остался ни с чем. Лицо Китайца опять запылало при воспоминании о том, как Генри пренебрёг оружием и как прыснули его дружки. Китаец понял, что в данный момент игру выигрывал Генри, а он сам должен с этим мириться. Он чересчур сильно прогнулся и не знал, как исправить положение.

В то время как Янковиц покидал кинотеатр, Поллини стоял на ящике и надраивал большой алюминиевый бак в исходящей паром воде. Вик, боец из взвода Маккарти, работал рядом с ним. Их головы были на одном уровне, только ноги Вика стояли на земле.

– Никогда не думал, что мне понравится чистить кастрюли, – сказал Вик.

– Но не мне, – сказал Поллини. – Лейтенант обещал мне, что я буду на камбузе только месяц.

– 'Только месяц'? – выпалил Вик. – У тебя целый грёбаный месяц? Маккарти дал мне лишь неделю. У меня осталось всего два дня, и если 'альфа' окажется в херовых камышах к послезавтрему, мне придётся идти вместе с ними. Как тебе удалось выцепить целый месяц?

Поллини пожал плечами и ухмыльнулся – его обычный ответ в любой ситуации, с которой он не мог совладать.

– Я скажу тебе, почему ты получил целый сраный месяц, – сказал Вик, явно горячась из-за несправедливости. – Это потому что они не хотят видеть твою жопу там, рядом с собой, вот почему.

– Подошла моя очередь, – с жаром сказал Поллини.

– Отвали. Твоя очередь! Никому не дают наряд по камбузу на сраный месяц. Никто не может так лизнуть задницу, чтоб такое организовать. – Вик вернулся к чистке огромный бак. – Недолёт, – сказал он, – ты хорошо устроился. Остальные умоляют, чтобы их отправили в тыл, а у тебя есть люди, которые сами стараются тебя туда отправить. Чувак, ты некисло устроился.

Поллини улыбался. 'Ага. Думаю, что так', – сказал он.

– Зачем же ты записался в морпехи, Недолёт?

– Мой отец был морпехом, – гордо ответил Поллини. – Он воевал в Корее.

– Это всё объясняет.

– Объясняет – что?

– Почему мы проиграли вонючую войну в Корее. Клянусь, ты весь в папашу, ведь так? – Вик снова рассмеялся, довольный собой.

Ответа от Поллини не последовало. Если бы Вик смотрел на него, то видел бы, что Поллини до боли стискивает зубы и едва сдерживает слёзы. В руках Поллини появился большой стальной черпак. Ухватившись за него обеими руками, он врезал с разворота Вику и попал по левой щеке и кости над левым глазом. Вик, хватаясь за лицо, взвыл от боли, а Поллини поднял кастрюлю горячей воды и окатил ею Вика. Потом выскочил из палатки-столовой в темноту и замахнулся тяжёлым черпаком на морпеха, спешащего внутрь.

Вик стоял столбом, кровь и мыльная вода стекали по лицу.

– Господи боже, – сказал морпех. – Что с тобой?

– Недолёт съездил мне грёбаным черпаком.

– Да ты что! – испуганно сказал морпех. – Я позову санитара.

– Не надо никакой шумихи. Я сам найду себе санитара.

– Как скажешь. А что случилось-то? – Морпехи, стоявшие в наряде по кухне, стали собираться в палатке, где мыли посуду.

– Ничего, – зло огрызнулся Вик. – Валите отсюда нахрен и дайте мне домыть проклятые кастрюли.

– Конечно-конечно. – Вика оставили одного, и он уставился на перевёрнутую кастрюлю на грязном полу. Он наклонился её поднять. – Прости меня, Недолёт, – еле слышно сказал он.

Меллас и Гудвин решили посетить новый офицерский клуб возле оперативной группы 'Оскар'. Они пошли прихватить с собою Хока, но Хок только что купил ящик пива. Вместе они решили немного размяться алкоголем за палаткой Хока, подальше от пары офицеров-новичков, только что присланных из Куангчи.

Час спустя тройка ещё оставалась на прежнем месте. Ящик стоял на три четверти пустой. 'Можешь себе представить', – сказал Хок, глядя в своё пиво.

– Представить – что? – спросил Меллас. Язык его уже цеплялся за слова.

– Я говорю, можешь ли ты представить, что грёбаный Третий получил медаль за то, что болтался в 'Хьюи' у Ко-Рока, в то время как мы там полной ложкой хлебали дерьмо?

– Бред какой-то. – Меллас сплюнул, и плевок угодил в полупустой ящик, вместо того чтобы упасть рядом с ним, как он метил. – Я до сих пор не получил сведений о медалях Ванкувера и Шулера.

– Они рядовые. На них надо больше времени.

– Так-то, Джек, – сказал Гудвин.

Хок открыл очередную банку, и Меллас увидел, как пена самодовольно поползла по бокам банки ему на ладони. 'Медаль вручили за то, что сплотил деморализованную роту и рисковал жизнью, координируя её отход под вражеским огнём. Вот капитан Блэк не получил очка за то, ходил на дело и вытаскивал из заварухи жопу Фридландера'.

– Говно всегда на плаву, Джек, – сказал Гудвин.

– Войну ведёт кучка мудаков, – сказал Меллас.

– Ты почём знаешь? – спросил Хок.

– Нас убивают, а они заседают по Парижам и лаются за столами круглыми, за столами квадратными.

– Так то дипломаты, а не мудаки, – сказал Хок.

Гудвин распечатал банку пива и лёг на спину. Лёгкая дымка легла на его лицо.

– Это они отвечают за вонючую войну, так? – сказал Меллас.

– Так, так, – сказал, кивая, Хок.

– И война настолько испоганена, что должна вестись кучкой мудаков. Правильно?

– Правильно, мать их, Джек, – сказал Гудвин. Хок согласился.

– Значит… – сказал Меллас.

– Значит – что? – спросил Хок.

– Значит… – Меллас прикончил банку пива. – Не могу я, нахрен, вспомнить, что я хотел доказать, но люди, которые ведут эту херову войну, – кучка мудаков.

– Выпью за это. Чертовски правильно. – Хок откинулся назад, высасывая остатки пива.

– А я выпью за что хотите, – неясно пробормотал Гудвин.

Наступило молчание. Влажный ветерок веял в темноте и трепал стенки палатки, вызывая случайные проблески света. Меллас со смаком орыгнул; голова счастливо кружилась, он не совсем понимал, где находится, не считая того, что лежит на мокрой траве под лёгким дождиком.

Долгая мощная очередь автомата АК-47 распластала троицу на животах, заставив отбросить в сторону пивные банки. Из окружавших палаток к блиндажам побежали бойцы, некоторые подпрыгивали на ходу, стараясь попасть ногами в штанины. АК затарахтел опять, и над головами трёх лейтенантов с вальяжным рокотом пролетел рикошет. Хок свернулся вокруг ящика пива, защищая его от пуль. В расположении батальона раздавались крики.

– Что ты думаешь? – крутя головой, спросил Меллас. Хок пожал плечами и открыл три банки: 'Если это грёбаные минёры, то им нужны сраные вертолёты. Только я не грёбаный вертолёт. И я что-то не припомню, чтобы минёры ходили в атаку поодиночке'.

Все трое сели и наблюдали за сумятицей. К блиндажу оперативного центра, склонив голову почти до земли и выкрикивая приказания бойцам, пронёсся Блейкли и скрылся в блиндаже.

– Эй, Джейхок, – позвал Гудвин.

– А?

– Как думаешь, какую медаль получат Шестой и Третий за этот случай?

– 'Военно-морской крест', – сказал Хок, – а, может, и выше. – Хок поднёс руку к губам и изобразил насмешливое фыркание фанфары.

Небольшая фигура ползком появилась за офицерской палаткой. Все замерли, понимая, что у них нет винтовок; пивное молодечество улетучилось. Человек, спиной к ним, подбирался к палатке.

Гудвин двинулся очень медленно и махнул Хоку с Мелласом, призывая, чтоб они катились в его сторону. Он показал на высокую траву за спиной.

Фигура уже ползла за задней стенкой палатки. 'Эй, лейтенант Хок, – прошептала фигура палатке.

– Эй, лейтенант Джейхок, это Поллини, сэр'.

– Господи, Джек, – простонал Гудвин.

– Недолёт, чёртов тупица, – зашипел Хок. – Иди-ка сюда.

Поллини развернулся. 'Что вы, ребята, делаете в кустах?' – громко спросил он. Он наугад направился к ним. С ним был АК-47, который вынес Ванкувер из прерванного разведрейда Мелласа.

– Сюда, Поллини, – свирепо прошептал Меллас. – Как ты думаешь, где ты находишься? В Центральном, нахрен, парке? Прижми задницу к земле, пока никто не увидел.

– О, лейтенант Меллас, сэр, – громко сказал он, подошёл и уселся. Хок забрал автомат; от Поллини разило, как от бастующей винокурни в самую жару. Глаза его слегка затуманились, из уголка рта просочилась слюна.

Мелос пришёл в ярость: 'Эта штуковина может упечь тебя на губу на долгие месяцы. Что ты, по-твоему, делаешь?'

Поллини поскрёб в макушке и беспечно сказал: 'Просто веду огонь по этому месту'.

– Зачем, Поллини? – спросил Хок.

– Разве это неправильно? – ответил он. – Разве не этим занимается ничтожество? – Он поднялся и стоял, заметно покачиваясь. – А, вот, господа. – Он сунул руки в карманы и выудил на свет набитый магазин. – Вот что заставляет хреновину бабахать. – Он засмеялся.

Гудвин свалил его наземь.

Вдруг Поллини разрыдался в пьяной истерике. Он свернулся к клубок и захлюпал: 'Я не хочу быть ничтожеством. Я хочу быть хорошим морпехом. Я хочу, чтоб мой отец мною гордился'.

– Кто сказал, что ты ничтожество? – спросил Меллас, чувствуя неловкость за прежние свои подшучивания над Поллини. – Эй, да не рыдай ты так, – сказал он мягко. – Слушай, Поллини, не плачь.

Сквозь рыдания последовал рассказ.

Меллас положил руку Поллини на спину. Он не знал, как поступить и повернулся к Хоку: 'Но почему он так расстроился? Гонялся за парнем с черпаком на перевес?'

– Его отец погиб в Корее.

Меллас застонал. 'Разве мало дерьма на этой войне? Нам ещё разбираться с говном Кореи?' – Он медленно покачал головой. Неужели всё повторяется – снова, снова и снова?

В конце концов, Поллини провалился в одурманенный сон. Три лейтенанта прикончили ящик пива, наблюдая, как батальон возвращается в нормальное состояние. Много спустя, когда всё стихло, Гудвин забросил Поллини на плечо, Меллас взял автомат, и они отправились к зоне высадки, где уложили Поллини на койку.

На следующий день Меллас снял его с наряда по камбузу.

В тот же день 'Белоголовый орлан' был брошен в бой. И не без осложнений.

Батальонному врачу лейтенанту Морису Уизерспуну Селби, ВМС США, до чёртиков надоела грязь, отсутствие льда, антисанитарные условия, а также однообразные циклы малярии, дизентерии, инфицированных укусов пиявками, тропическая язва, паховое воспаление кожи, больные спины, больные руки, больные головы. Особенно он устал от больной головы рядового 1-го класса Мэллори. Мэллори только что вернулся с осмотра единственным психиатром в 5-ой школе полевой медслужбы в Куангчи с диагнозом, в котором говорилось, что у него пассивно-агрессивное расстройство личности и что ему следует научиться жить со своими мигренями. Также поступили сведения от дантиста той же школы, что Мэллори установлены защитные коронки и что Мэллори годен к службе, но по возвращении в Штаты должен обратиться к врачу и поставить мост.

– Послушай, я занят, – сказал Селби санитару 1-го класса Фостеру. – Просто дай ему побольше дарвона и пусть выметается из больнички.

– Кажется, он сильно на взводе, сэр.

– Чёрт побери, я осматривал его страшную голову, пока не посинел. Меня учили на хирурга, а не на психиатра. – Селби взял бутылочку с аспирином и кинул в рот четыре таблетки, не заботясь о воде. – Скажи ему, что лазарет начинает работу в девять ноль-ноль. И дай мне уже заняться работой. Ты понял, Фостер?

– Слушаюсь, сэр. – Фостер помолчал, ожидая, когда Селби усядется за грубый стол и закроет лицо руками. – Сэр?

– Что ещё, Фостер?

– Вы осмотрите его в девять ноль-ноль? Не думаю, что ему захочется столкнуться с одним из нас, санитаров, и принимать от нас дарвон. Он и так ест его, как конфеты.

– Чего ты от меня хочешь, чтобы я держал его за ручку? У меня здесь уйма народу, которого я могу вылечить, и я устал принимать его. Нет. Я не буду его принимать.

– Понял, сэр. – Фостер подошёл к выходу из палатки. Мэллори сидел на лавочке, положив лоб на руки; его снаряжение было свалено у ног. На рюкзаке лежал пуленепробиваемый жилет и пистолет 45-го калибра.

– Рядовой Мэллори, – сказал Фостер.

– Да.

– Я поговорил с лейтенантом Селби, и он сказал, что больше ничем не может тебе помочь.

– Они все так говорят. Что здесь происходит, а?

Фостер вздохнул: 'Мэллори, я не знаю, что ещё тебе сказать. Если тебе в Куангчи не смогли помочь, то здесь мы точно тебе не поможем'.

– У меня башка раскалывается.

– Я это знаю, Мэллори. Всё, что я могу, – это дать тебе…

– Вонючие таблетки, – закричал Мэллори, поднимаясь. – Мне не нужны сраные таблетки. Мне нужна помощь. А этот ублюдочный доктор динaмит меня, и я устал от этого. Я устал, ты слышишь? – Он почти заскулил. – Как же я устал!

Из-за перегородки прошёл Селби. 'Ты сейчас же уберёшься из лазарета, морпех, – сказал он, – и если твоя жопа не отвалит от этой двери через пять секунд, я представлю это как неподчинение прямому приказу'.

Мэллори, морщась от боли, вскрикнул и схватил лежавший у ног пистолет. Он взвёл курок. 'Моя голова раскалывается, и я хочу, чтобы её поправили'. Пистолет уставился в живот Селби.

Селби медленно попятился. 'Ты огребёшь кучу проблем из-за этого, морпех', – нервно сказал он.

– У меня болит голова.

Фостер начал потихоньку двигаться к двери. Мэллори направил пистолет на него: 'Куда это ты собрался?'

– Давай я найду полковника или кого-нибудь ещё. Может, они смогут что-то сделать. Как вы думаете, лейтенант Селби?

– Да-да, – сказал Селби. – Может быть, мы могли бы отправить тебя в Дананг. Может, в Японию. Я понятия не имел, что ты…

– Что ты заткнёшься, – сказал Мэллори. – Понятия у тебя не было. Правильно. У тебя не было понятия, пока я не встал здесь и не ткнул дулом в твою жирную рожу. У тебя, мать твою так, нет, нахрен, понятия.

– Послушай, я прямо сейчас напишу приказ, чтоб тебя отправили в Дананг.

– Ты можешь это сделать?

– Конечно, могу. Фостер всё напечатает, правда, Фостер?

– Так точно, сэр. Правда.

– Хорошо. Садись и печатай, – сказал Селби Фостеру. Стало ясно, что ярость Мэллори проходит. Селби видел, что Мэллори больше не знает, что делать с пистолетом и как выпутаться из истории.

Фостер вставил три формуляра, переложенных калькой, в пишущую машинку и усиленно застучал по клавишам. Селби неподвижно стоял возле стола Фостера и старался собрать всё своё мужество, чтобы посмотреть на Мэллори. Кончилось тем, что он сделал вид, будто читает то, что печатает Фостер.

Санитар 3-го класса Милбэнк, возвращаясь с завтрака и насвистывая, подошёл к небольшой дорожке, ведущей в медпункт. Он застыл на месте, когда Фостер закричал: 'Приёма до девяти ноль-ноль нет, морпех'.

– Что? – сказал Милбэнк. Через открытую дверь он видел Фостера и нервно застывшего возле него Селби.

– Ты знаешь правила, морпех. Девять ноль-ноль. У нас тут дел невпроворот. Отчаливай.

– Конечно. – Озадаченный Милбэнк сошёл с дорожки. Он тихонько подошёл к палатке сбоку. Внутри стояла абсолютная тишина. Потом он услышал угрожающий голос: 'Куда собрался?'

– Мне надо посмотреть правильный код на приказ, – ответил голос Фостера, слегка замедленно и чётко. – Он вон там, в том журнале.

Милбэнк осторожно заглянул под стенку палатки. Она заканчивалась в полудюйме от земли. Он разглядел выцветшие ботинки боевого морпеха и каску среди какого-то снаряжения с эвакуационным номером М-0941. Эвакономер состоит из первой буквы фамилии бойца и четырёх цифр его серийного номера. Потом он увидел пистолет в чёрной руке. М – Мэллори. Это тот угрюмы грёбаный пулемётчик с мигренью, из роты 'браво'.

Милбэнк помчался к палатке-столовой и нашёл там штаб-сержанта Кэссиди, который счищал остатки завтрака в мусорный бак. 'Мэллори навёл пистолет на Дока Селби и Фостера, – сказал он. – Там, в медпункте батальона'.

– Зови сюда лейтенанта Фитча, немедленно, – сказал Кэссиди и побежал к медпункту.

Милбэнк не знал, в какую сторону идти. Он заметил Коннолли и крикнул ему: 'Мэллори навёл оружие на Дока Селби. Давайте сюда побыстрей своего шкипера'. Все в столовой прекратили есть. Коннолли посмотрел на свою кружку с кофе, зажмурил глаза, а потом побежал ко взлётной полосе.

Кэссиди подбежал к медпункту, Милбэнк следом за ним. 'Его видно в щель под палаткой', – прошептал Милбэнк. Кэссиди хмыкнул. Он упал на землю и заглянул в узкий проём между стенкой палатки и грунтом. Он увидел камуфляжные штаны Мэллори, затем нижнюю часть пистолета.

Он тихонько обошёл палатку и вошёл внутрь. Мэллори от удивления отступил на шаг назад.

– Отдай его мне, Мэллори, – сказал Кэссиди.

– Говорю же, у меня болит голова. Я выметаюсь отсюда.

– Отдай мне грёбаный пистолет, нето я запихаю его тебе в грёбаную цыплячью глотку.

Мэллори затряс головой и словно превратился в капризного ребёнка: 'Она у меня болит'.

Кэссиди подошёл к нему, забрал пистолет и бросил его Селби, который, вместо того чтобы поймать пистолет, просто закрыл лицо руками. Пистолет брякнулся на пол. 'Они без обоймы не стреляют, лейтенант Селби, сэр, – сказал Кэссиди. Он упёр руки в бока и уставился на Мэллори. – А ты, ты, мерзкая пародия на человека, мне следовало бы отвинтить тебе башку. – Вдруг Кэссиди сделал резкий выпад и врезал Мэллори кулаком в живот. Мэллори согнулся пополам. Кэссиди, остывая, поднял пистолет, подошёл к вещам Мэллори, нашёл обойму и вставил её в рукоятку. Он навёл пистолет на Мэллори. – А вот теперь он заряжен, недоумок. Вставай'.

– У меня есть права, – пробормотал Мэллори.

– Только это тебя и спасает, тошнотик, – сказал Кэссиди. – Топай давай.

Кэссиди провёл Мэллори мимо толпы морпехов к пустому металлическому контейнеру и втолкнул его внутрь. Только он сунул стальную шпильку в скобу тяжёлой двери, как на ревущем джипе примчались Фитч с Поллаком. От оперативного центра спешил майор Блейкли.

– Что за херня происходит? – спросил Фитч.

– Это всё мудак Мэллори.

– Что здесь происходит, сержант Кэссиди? – спросил Блейкли, отдуваясь после бега.

– Как я только что доложил шкиперу, сэр, это всё рядовой Мэллори. Он в медпункте наставил пистолет на лейтенанта Селби. Я запер его жопу в этом грузовом ящике.

– Я думаю, там от него не будет проблем, – сказал Блейкли, улыбнувшись.

Фитч нерешительно улыбнулся, снял кепи и провёл рукой по волосам. 'Раненые есть?' – спросил он.

– Никак нет, сэр, – ответил Кэссиди.

– Но мы ведь не можем его просто так оставить в контейнере, – полувопросительно сказал Фитч.

– Пока оставь его там, – быстро ответил Блейкли. – Полезно видеть, что здесь кого-то укрыли за правонарушение. Кроме того, у нас назревает ещё одна ситуация, и я хочу, чтоб ты послушал.

Фитч аккуратно вернул кепи на голову. 'Поговорим об этом позже, сержант Кэссиди', – сказал он. Они с Блейкли ушли.

Кэссиди бросил пистолет бойцу из роты снабжения: 'Шаффран, стреляй в любого, кто попытается освободить этого недоумка. Просто следи, чтобы он там не окочурился. Не выпускать его оттуда, пока не скажу', – Кэссиди направился прочь.

– Даже поссать не выпускать, сержант Кэссиди? – крикнул Шаффран ему в спину.

– Пока я не скажу, дубина.

***

Двадцать минут спустя Меллас получил приказ привести 'Белоголового орлана' в боевую готовность. Причиной оказалась разведгруппа с позывным 'Свит-Элис'. Она отходила, ведя бой к югу от Маттерхорна с подразделением численностью до роты. В группе 'Свит-Элис' значилось шесть морпехов.

Меллас радировал известие рабочей партии, трудившейся возле оперативной группы 'Оскар'. Что-то глубоко внутри него всколыхнулось, когда он увидел, как бегут морпехи вниз по холму, на котором только что наполняли мешки. Сжимая в руках лопатки и рубашки, они мчались через мокрую взлётную полосу: бежали к своему снаряжению, бежали, возможно, навстречу своей смерти.

– Semper Fi, братишки, – прошептал про себя Меллас, впервые понимая, чего требует слово 'всегда', если имеется в виду то, что сказано. Он вспомнил разговор, завязавшийся однажды вечером после танца в университетской столовой между его друзьями с их зазнобами. Они толковали о тупости военных и их глупом кодексе чести. Он тогда присоединился к разговору, смеялся вместе со всеми, скрывая тот факт, что несколько лет назад записался в морскую пехоту, и не желая, чтобы о нём думали так же плохо, как об остальных военных. Всё равно, защищённые своим классом и полом, они бы никогда не узнали этого. Теперь же, глядя на морпехов, бегущих по посадочной зоне, Меллас понимал, что никогда больше не поддержал бы тот циничный смех. Что-то изменилось. Люди, которых он любил, шли на смерть, чтобы придать значение и вдохнуть жизнь в то, что он всегда считал бессмысленными словами из мёртвого языка.

Колени Мелласа дрожали. Руки тряслись, когда он застёгивал лямки рюкзака и проверял пружины в обоймах. 'Проверьте, чтобы все фляги были полны, – говорил он комадирам взводов. – Никогда не знаешь, когда в следующий раз найдёшь воду'.

Фракассо метался взад и вперёд, точно зверь в клетке. В руках он держал несколько завёрнутых в полиэтилен карточек, на которых записал инструкции, как вызывать артиллерийский огонь и удар с воздуха.

– Не переживай, Фракассо, – сказал Меллас. – Когда понадобится артиллерия, ты её вызовешь. Только помни, что им нужно знать три вещи: где находишься ты, где находятся гуки, а потом просто скажи им, перелёт или недолёт. – Фракассо, глядя на свои аккуратно приготовленные карточки, засмеялся. – Спрячь их в карман, если тебе от этого будет легче, – сказал Меллас, словно имел больше боевого опыта, чем было на самом деле.

Они с Фракассо разом обернулись, услышав, как к ним кто-то бежит. Это был Китаец. 'Мэллори посадили в грёбаный ящик, как какое-то животное, – закричал он Мелласу. – За такое дерьмо они должны ответить'.

Меллас поднял руки ладонями к Китайцу. Жест слегка остудил Китайца. 'Он навёл блядский пистолет на чёртова доктора, – спокойно сказал Меллас. – Чего ты от меня-то хочешь, поменять для тебя грёбаные правила?'

– Его не должны сажать в ящик как животное. Такие, нахрен, правила.

– Китаец, у нас нет времени на эту срань. У нас в лесу кое-кто встрял в переделку. Мэллори, мать его, может подождать.

– Но в пистолете даже не было обоймы.

Это стало новостью для Мелласа. 'Что? Ты уверен?'

– Так точно, сэр. Один из санитаров сказал мне, а это кое-что значит. Я знаю Мэллори. Мэллори ни в кого бы не выстрелил.

Меллас не знал, верить или нет. Даже если поверить, что мог он с этим поделать?

– Если не верите мне, тогда позовите тех уродов, что помогали Кэссиди сажать его в ящик, – сказал Китаец.

Мысли роились в голове Мелласа. Может быть, боевую тревогу отменят. Раньше такое уже случалось. Меллас посмотрел вокруг. Рота разбилась на вертолётные группы. Гудвин медленно прохаживался вдоль линии своего взвода, шутил и подначивал. Кендалл напряжённо сидел возле своего радиста, Генуи, и смотрел на холмы на той стороне взлётной полосы. Он видел, как Басс проверяет снаряжение, – верный знак того, что все остальные готовы.

– Ладно, Китаец, – сказал Меллас. – Посмотрю, можно ли к этому подтянуть Хока. Лучше отнесись к этому, нахрен, правильно. – Он взял трубку рации. – Я хочу говорить с литерой 'хотел', 'третий-зулу'. Это 'браво-пять'. Приём.

В ответ долго молчали. Затем ответил батальонный оператор: 'Третий говорит, что литера 'хотел' занят. Приём'.

– Ты у литеры 'хотел' спрашивал, занят ли он? – спросил Меллас. – Приём.

– Подождите. – Снова последовала пауза, уже короче первой.

Затем в трубке раздался голос майора Блейкли: 'Браво-пять', это 'Большой Джон-три'. У нас боевая готовность 'Белоголового орлана', и тебе лучше готовить банду к вылету. Приём'.

– Понял вас. 'Браво-пять' – конец связи.

Меллас посмотрел на Китайца. 'Я увяз тут', – сказал он.

– Чёрт, – сказал Китаец. От возмущения он отвернулся.

– Послушай, Китаец, – сказал Меллас. – Даже если нам удастся уломать лейтенанта Хока вытащить Мэллори из контейнера, ты же понимаешь, что он всё равно в глубокой заднице, пусть пистолет и не был заряжен. – Меллас понимал, что тот, кого бы он ни отправил к Хоку, должен был наверняка обернуться до вылета. В то же время, этому кому-то должен был доверять Китаец.

– Китаец, – сказал он, – ей-богу, не вернёшься вовремя до отправки, я вдую тебе так, как тебе ещё никогда не вдували. Пошёл!

Китаец сломя голову помчался по дороге. К Мелласу подбежали Гудвин и Ридлоу: 'Что, нахрен, происходит?' – загремел Ридлоу, глядя в удаляющуюся спину Китайца.

– Мэллори наставил пистолет на врача батальона.

– Я знаю. Релсник нам сказал.

– Пистолет не был заряжен. Я послал Китайца просить Хока попробовать вытащить его из контейнера.

– Из контейнера? Блядь! – медленно сказал Ридлоу. – Да этот херов ниггер из целлофанового мешка бы не вырвался.

– Кому, нахрен, надо его подтягивать? – спросил Гудвин.

– Сам догадайся, Шрам.

– А, чёрт, – сказал Гудвин. – Китаец – один из лучших моих пулемётчиков.

– Он вернётся.

– Хочешь проспорить на этом деньги? – спросил Ридлоу.

– Он вернётся, – сказал Меллас. Он посмотрел на дорогу, желая развеять сомнения. Он увидел, что в джипе подъезжают Фитч и Поллак. Джип затормозил, и они выпрыгнули.

– Я только что видел, как Китаец тащит жопу по дороге, – сказал Фитч. – Что за хрень происходит? Рота готова к отправке? – Меллас доложил о готовности и объяснил, зачем идёт Китаец. 'Я верю ему', – добавил Меллас. Он посмотрел на окружавшие его скептические лица.

Фитч на миг заколебался. Потом повернулся к Поллаку: 'Поезжай и подбери Китайца, отвези, куда скажет. А потом вези его сюда. Нам нужны грёбаные пулемётчики'.

Поллак прыгнул в джип и покатил по дороге, разбрызгивая грязь и воду.

Фракассо, Гудвин и Кендалл, достав блокноты, уже подвигались ближе к Мелласу и Фитчу. Меллас вытащил свою записную книжку. Ладони его вспотели. Господи боже, сделай так, чтоб тревога оказалась ложной. Меллас чувствовал себя так, словно сидит на конвейере, который медленно движется к краю пропасти.

Фитч разложил на земле карту. 'Здесь, – сказал он, указывая на обведённую красным кружком точку, – разведгруппа, позывной 'Свит-Элис', сейчас ведёт бой с подразделением СВА численностью до роты. Шрам, ты патрулировал в этой долине. Ты тоже, Меллас. На что она похожа?'

– Пиздец какая дремучая, Джек.

Меллас кивнул в знак согласия. 'Слоновая трава и бамбук', – добавил он.

Фитч облизнул губы. 'Если получаем приказ вылетать, то попадаем прямо в самую гущу и заходим к ним во фланг с запада. Вот здесь. – Его палец почти лёг на красный кружок. – У нас будут вертолёты огневой поддержки, но пушкари, скорее всего, останутся не у дел. Предельная дальность'.

– Последний раз мы шли первыми, – сказал Ридлоу.

Фитч оставил замечание без внимания. 'Что думаешь, Шрам? Сможем посадить птицу?'

– Да.

– Последний раз мы шли первыми, – снова сказал Ридлоу.

– Чёрт возьми, Ридлоу, я знаю. Я также знаю, почему грёбаные взводные не всегда посещают командирские совещания.

Ридлоу улыбнулся: 'Просто забочусь об интересах моих бойцов'.

Люди засмеялись, и Фитч хмыкнул.

Меллас смотрел на окружавших его товарищей. Кто-то – весьма вероятно – через час будет убит. Фракассо, который едва достиг возраста, в котором разрешается пить, не мог совладать со своим страхом. Всё что можно, он записывал в блокнот, подпрыгивая на корточках и скаля зубы в напряжённой улыбке. Охотник Гудвин, обладающий некой первобытной способностью вести людей туда, где смерть является известной расплатой, нервничал как бегун перед стартом. Кендалл, больной от беспокойства, с мертвенно-бледным лицом и каской на голове, вёл за собой взвод, который ему не доверял. Фитч в свои двадцать три года уже взвалил на себя такую ответственность, о которой многие люди только рассуждают. Сейчас он вёл 190 человек ребят в бой, и его решения определят, сколько из них вернётся назад. Ребят – мечтающих об отпуске или вспоминающих отпуск, из которого только что вернулись; смакующих воспоминания о гладкой смуглой коже, прижатой к их коже; мечтающих о жёнах, оставленных в промытых аэропортах. И Мелласа; меньше, чем через час, может уже не быть никакого Мелласа.

Ожила рация.

– Вылетаем, сэр, – мрачно сказал Релсник.

Все переглянулись.