Мордэкай

Глава 27

Следующее утро застало меня вставшим и на ногах ещё до рассвета. Как любила приговаривать моя мать, «бодрый и полный сил». Обычно я таким не был, но меня всё ещё полнила полученная во время вчерашней битвы энергия. Я, наверное, вообще мог бы не спать, но многолетнему опыту знал, что без отдыха разум не работает как надо, сколько бы у тебя ни было энергии.

Предрассветные часы я провёл в своей личной мастерской, стоявшей ниже по склону от моего горного дома. Там я работал над новым набором брони для Пенни. Это был старый проект, который я долго откладывал. Не было никаких врагов, с которыми требовалось сражаться, и поэтому проект всё время казался недостаточно срочным. Большая часть крупных элементов уже была выкована, но ещё оставалось много работы по доводке, да ещё нужно было внести некоторые изменения, поскольку она потеряла руку. Я призвал крепкий ветер, чтобы сдуть накопившуюся пыль, и принялся за работу.

По большей части работа была рутинной, что позволяло моим мыслям блуждать, пока мои руки и магия выполняли нужные задачи. Я мысленно делал заметки насчёт чар, которые надо будет позже наложить, раздумывая о том, как сделать этот процесс аккуратнее и эффективнее. Как только Королева выдаст работу своим оружейникам, у меня может появиться более сотни комплектов для зачарования за относительно короткий срок. Правильно планируя, и имея стандартный шаблон для чар, я по идее должен был работать гораздо быстрее, чем раньше.

Я также думал о некоторых вещах, которые сделал Мэттью. Он последние несколько лет работал очень талантливо, и я невероятно гордился им. Что важнее, он преподал мне урок: мне не следует ограничивать мои идеи одними лишь моими возможностями. Некоторые из чар, которые он сотворил для своего похода в альтернативную реальность, включали в себя особые дополнения и от Мойры, и от Элэйн.

Думая в этом направлении, я решил, что мне следует спланировать использования некоторых аспектов особой «транслокационной» магии моего сына как в броне Пенни, так и в латах, которые я буду зачаровывать для новых рыцарей. Сделать что-то подобное тому, что он сотворил с Шипом, было непрактично — то было произведение искусства, на которое ушло огромное количество времени, — но некоторые идеи можно было легко адаптировать, сделав новые чары более практичными.

Когда солнце начало выглядывать из-за горизонта, я вздохнул, и отложил работу. Пришло время завтрака. Я всё ещё не был голоден, но чай бы не помешал.

Когда я вернулся домой, Алисса была на кухне с ножом в руке, и нарезала бекон на завтрак. Мне в голову пришла внезапная мысль.

— Иди сюда, — сказал я ей.

Нахмурившись, она отложила нож, и подошла ко мне. Какое-то время я оглядывал её с ног до головы, но её платье было слишком объёмистым, чтобы я мог точно оценить её размеры одним взглядом.

— Снимай платье, — приказал я.

— Сэр? — удивлённо ответила она.

— Снимай поскорее, но бельё оставь. Я хочу посмотреть твою фигуру, — объяснил я.

Её щёки слегка порозовели, но Алисса была не робкого десятка. Она была бойцом, и по навыкам была наравне с Грэмом и своим отцом, Сайханом. Она начала стягивать с себя толстое шерстяное платье, пока я рылся в своём мешочке в поисках нужной вещи. Найдя её, я начал отдавать приказания:

— Подними руки вверх. — Встав позади неё, я протянул руки вперёд, и плотно обернул её талию мерной лентой, запомнив число. Затем я повторил эти же действия, измерив её грудь, ширину в плечах, и бёдрах.

Тело Алиссы было гладким и фигурным, но под её обманчивой женственностью скрывалось много мышц — результат целой жизни, полной тренировок и упражнений. По одним лишь её физическим данным было легко видеть, почему Грэма влекло к ней — но её тело было для него, наверное, наименьшим фактором её привлекательности. Умственные тренировки, через которые она прошла, сделали её смертоносной воительницей. Вероятно, с точки зрения Грэма это тоже шло ей в зачёт, хотя для меня её интеллект и иные таланты были в равной степени впечатляющими. Изначально Алисса проникла в мой дом исключительно благодаря своему актёрскому мастерству, чтобы шпионить для её дяди.

Я измерил верхнюю часть её плеча, длину от локтя до запястья, а также охват самого запястья, после через перешёл к её щиколоткам.

— Встань, слегка разведя ноги, — сказал я ей.

— Для чего мерки? — наконец спросила она.

— Для того, что нужно каждому рыцарю, — туманно отозвался я.

Примерно в этот момент в кухню забрела моя дочь, Айрин.

— Папа? — вопросительно произнесла она.

— О, хорошо, ты как раз вовремя, — отозвался я. — Иди сюда, Айрин. Мне нужна твоя помощь. Иначе этот этап был бы немного смущающим.

Моя младшая дочь довольно быстро поняла, о чём шла речь, когда я попросил её снять с Алиссы мерку по внутреннему шву и по охвату бедра. Когда с этим закончили, я сказал Алиссе снова одеваться, и возвращаться к работе.

— Тебе надо и с меня мерки снять, — предложила Айрин.

— Не думаю, что ты уже закончила расти, — хохотнул я. — К тому же, такая броня волшебнику может в некотором роде мешать.

— О, — разочарованно сказала Айрин.

— Что может волшебнику в некотором роде мешать? — спросила Пенни, только-только появившаяся в дверях. Она выглядела слегка растрёпанной, но я не заметил того раздражения, какого я боялся после моего решения прошлым вечером послать Мэттью в Кэнтли. Сон — чудесная штука. С другой стороны, у неё скорее всего пока не было времени задуматься о вчерашних событиях.

— Доброе утро, милая, — отозвался я. — Иди сюда, и снимай халат, если ты не против.

Пенни приняла сердитый вид:

— Сейчас слишком рано для этого дела. Я ещё даже чаю попить не успела.

— Я хочу заново измерить твоё туловище, — объяснил я, жестом приглашая её подойти ближе.

Айрин вставила слово:

— Он только что закончил и Алиссу измерять. — Она ещё и произнесла это масляным тоном, чертовка.

К счастью, мы с Пенни были вместе слишком много лет, чтобы она могла клюнуть на нечто столь очевидное. Она слишком хорошо меня знала.

— Так в чём дело? — спросила она, но халат уже начала снимать.

— Я просто хотел сравнить размер твоего бюста с бюстом Алиссы, — легкомысленно ответил я.

Пенни бросила на меня безжалостный взгляд:

— Осторожнее, сейчас ещё утро. Я кусаюсь.

Я поцеловал её в щёку:

— Я на это надеюсь.

— Фу! — воскликнула Айрин. — Вы губите мою детскую невинность.

Посмеиваясь, я объяснил:

— Вообще-то, я решил закончить твою броню, но мне нужно заново снять мерки в некоторых местах из-за твоего…

— Увечья? — сказала Пенни, пытаясь договорить за меня.

— Я хотел сказать «ставшего более пышным бюста», но если ты предпочитаешь «увечье», то пусть будет так, — ответил я.

Моя жена слегка прищурилась:

— Так ты намекаешь, что я потолстела.

Я вздохнул:

— Мне тут никак не выйти победителем. — Закончив снимать мерки, я отложил мерную ленту. — Ты видела этим утром Мойру?

— Пока нет, — ответила Пенни, — но Коналл говорит, что она уже поела в главном зале. Она хочет, чтобы ты зашёл к пленнику.

— Значит, пойду её искать.

— А завтрак? — спросила Пенни.

— Я уже поел, — солгал я, ещё раз поцеловав её. Затем направился к двери.

Оказалось, что моя дочь уже отправилась меня искать. Я наткнулся на неё, когда спускался в донжоне по лестнице.

— Пап! — сказала она, как только меня заметила.

Я улыбнулся:

— Есть успехи?

— Конечно же есть, — ответила Мойра, казалось, почти оскорбившись. — Как ты можешь во мне сомневаться.

— Не заводись. Это просто фраза, чтобы разговор завязать, — отозвался я. — Идём, навестим его.

Когда мы достигли первого этажа, я двинулся в сторону главного входа, но дочь меня остановила:

— Он в зале.

— Почему он не под замком?

Она ухмыльнулась:

— Он больше не представляет угрозы. Он там ест, но я оставила с ним стражника.

Сбитый с толку, я спросил:

— Не представляет угрозы — но ему нужен стражник?

Мойра кивнула:

— Чтобы никто из наших солдат не попытался его убить. Они ему пока ещё не доверяют.

Я остановился у двери в главный зал:

— Объясни, что ты с ним сделала, и что узнала, прежде чем мы войдём. Ты уверена, что он точно не опасен?

— Его зовут Са́нэр, — начала Мойра, — а его народ зовётся анголы. Он никакого понятия не имеет, как его народ здесь оказался. Они думают, что это, скорее всего, в результате каких-то наших действий. Что касается того, откуда он…

Я перебил:

— Нет, объясни мне, что именно ты сделала, чтобы я понимал, как это работает, и каковы ограничения.

— А, — сказала она, ненадолго уставившись в пол. — Я сперва исследовала его разум, пока он не проснулся, чтобы увидеть, как там всё работает, и ещё я просмотрела часть его воспоминаний. Как Элиз и сказал, его разум кажется во многих отношениях очень человеческим, хотя язык у них необычный. Они используют два языка — или, возможно, следует сказать, что это один язык с двумя разными формами выражения.

Одна похожа на нашу — использует звуки для слов, как и в нашем языке. Грамматика и слова другие, конечно же, но их можно выучить. Другая форма выражения использует щелчки и резкие гортанные звуки, чтобы передать то же значение. Эту форму они используют в деловых разговорах, в военном деле, и в общении с незнакомцами… по сути для всего кроме общения с друзьями и родственниками.

Думаю, для любого, кто не был воспитан с таким языком, будет трудно на нём общаться, а из-за культурных различий было бы трудно убедить одного из анголов выучить наш язык, поэтому я пошла в обход, — сказала Мойра.

— В смысле — в обход? — спросил я.

— Я нарушила правила, — нерешительно сказала Мойра.

Я кивнул:

— Этого я и ожидал.

Мойра продолжила:

— Я уже делала в прошлом нечто подобное для встреченной мною девушки, которая не могла говорить. Я создала специализированный заклинательный разум, по сути только ту часть, которую я обычно использую для наделения моих заклинательных зверей способностью к речи — а потом пересадила его Санэру в голову. Это позволит ему говорить на нашем языке и понимать нас.

— И как долго это продержится? Закончится ли у него со временем эйсар, как у заклинательного зверя?

Дочь покачала головой:

— Нет, я присоединила его так, чтобы он питался от его эйстрайлин, будто являясь частью его родных тела и разума. Продержится он всю жизнь Санэра, или пока его не извлекут.

— А любой маг может его извлечь? — спросил я. — Например, один из магов анголов.

Мойра поморщилась:

— Возможно, но если это попытается сделать кто-то кроме Сэнтира, то скорее всего Санэр сойдёт с ума. Может быть, даже умрёт.

— Какое утешение, — пробормотал я. — Что ещё ты с ним сделала?

— Чтобы сделать его «неопасным», мне пришлось в некоторой степени изменить его личность, пересмотреть некоторые его ценности. Теперь он считает нас союзниками, а своему народу не доверяет. Я не меняла его воспоминания, поскольку эти сведения могут нам пригодиться. Вместо этого я изменила его фундаментальную реакцию на эти воспоминания. Это было гораздо проще, чем делать кучу тонких изменений, однако это наверняка вызовет у него некоторые проблемы.

Сейчас он верен нам. Он даже осознаёт, что именно я с ним сделала, но видит это в позитивном ключе. Со временем внутренний конфликт между встроенными мною искусственными ценностями и его нормальными ценностями скорее всего разорвёт его психику. Он может сойти с ума, или у него начнёт болеть голова… я на самом деле не знаю, — призналась Мойра. — Но я встроила кое-что на крайний случай.

— Это как?

— Фрагмент заклинательного разума, который даёт ему знание нашего языка, делает ещё кое-что. Он также отслеживает мысли Санэра. Если тот применит к нам силу, или каким-то образом начнёт замышлять предательство против нас, то заклинательный разум его убьёт, — решительно закончила она.

Милый ребёнок, которого я вырастил, никогда бы такого не сделал. Это было для меня наглядным уроком о том, насколько моя дочь изменилась после пережитого ею в Данбаре. То, что она сделала, было просто-напросто злом, и я дал ей разрешение на это. Нет, я попросил её это сделать.

— Не надо, — внезапно сказала Мойра.

— Чего не надо?

— Жалеть, — объяснила она. — Не надо жалеть. Ты не виноват.

Я потёр лицо, чтобы сбросить часть скопившегося напряжения:

— Это я поставил тебя в такое положение. Насколько сильно ты себе повредила?

— Это не похоже на физическую боль, — сказала Мойра. — Работает по-другому. Просто с каждым разом мне становится всё проще это делать, и становится труднее остановиться. Но это было необходимо, да и я всё равно уже чудовище.

«Мы — чудовища», — молча подумал я.

— Это верно, — сказала моя дочь. — Я мельком увидела то, что происходило вчера внутри тебя.

Я почти вздрогнул:

— Жаль, что ты это видела.

— Если честно, это подняло мне настроение, — ответила она. — Я не одна такая. Мы с тобой совершили ужасные вещи, но мы совершаем их для того, чтобы другим не пришлось. Мы берём на себя ноши, чтобы остальные могли мирно спать, чтобы они не сошли с ума.

— Это всё равно не оправдывает наши действия, — возразил я.

Она кивнула:

— Нет, но мы всё равно это делаем, поэтому давай договоримся.

— О чём?

— Что будем приглядывать друг за другом. Если ты зайдёшь слишком далеко, я всё улажу. Если я зайду слишком далеко, то раздавишь меня валуном, или типа того.

Эта идея мне претила, но в ней были очевидные изъяны:

— Если я пойму, что ты приготовилась меня убить, то у тебя не будет никаких шансов, — указал я.

Мойра, печально глядя на меня, похлопала меня по щеке:

— Я сделаю всё, чтобы это случилось внезапно для тебя.

— Другая проблема, — продолжил я, — заключается в том, что ты слишком легко можешь улавливать мои мысли. Если я решу, что тебя надо прибить, то ты узнаешь это задолго до того, как я смогу поймать тебя в ловушку.

Она покачала головой:

— Более месяца назад я попросила Мёйру встроить в моё подсознание закладку. Если ты решишься убить меня, если ты даже подумаешь об этом, то я подчинюсь, что бы я сама об этом ни думала. Я также не могу изменить твой разум, или разум кого-то из нашей семьи. Теперь уже не могу.

Это, наверное, был самый тревожный разговор, когда-либо состоявшийся между отцом и дочерью — но меня он почему-то успокоил. Может, дело было просто в знании того, что несмотря на происшедшие с ней тёмные перемены, Мойра всё ещё ставила свою семью впереди себя. Не в силах удержаться, я подался вперёд, и поцеловал её макушку.

— Может, мы и чудовища, но мы защитим тех, кого любим. Не так ли?

Мойра дёрнула головой, едва сдерживая чувства:

— Мы будем чудовищами — чтобы им не пришлось.