Глава 38

Пенни очнулась. Или, быть может, она грезила — она точно не знала. Мир был странным и новым, и многое из увиденного ею было трудно понять. Ощущение было таким, будто она плыла, подвешенная в облаке. Её зрение распространялось во все стороны, наполняя её разум содержимым всей комнаты.

Однако внимание её приковали два тела, лежавшие под ней — её собственное, и Мордэкая. Как он и сказал, в обоих телах содержалась горящая искра, но на этом сходства заканчивались.

Конечно, тела сильно отличались. У него тело было тяжелее, более мускулистое, и в почти идеальном состоянии здоровья, в то время как её тело было на пороге смерти. Но беспокоило её пламя в каждом из тел. Если у Морта оно ярко пылало с обжигающей интенсивностью, то у неё оно было крошечным угольком, грозившим вот-вот потухнуть.

«У меня мало времени», — подумала она. Отбросив страх, она принялась за работу. Она усилием мысли затекла в своё тело, а потом стала выстраивать желаемый мысленный образ.

Когда Мордэкай описывал это, она посчитала это невозможным, но теперь её ментальное воображение изменилось. Она не могла объяснить это словами, но её разум теперь был способен создавать видения, бывшие на удивление подробными. «Неужели у него так всегда?» — удивилась она. Из прошлых разговоров она знала, что разум её мужа работал отличным от большинства образом. Но такого она не ожидала.

«Всё такое ясное и чёткое». На миг ей стало завидно. Каково было бы каждый день жить с такими яркими образами в голове? «Стоп, так я — это я, или я — это он?»

Она чувствовала себя собой, но разница в их ментальном ландшафте очевидным образом напоминало обратное. «Всё так странно. Я знаю, что я — это я, однако прежде я точно была им». Она отбросила эти мысли. «Вспомнить моё тело, какое было раньше… и сделать его реальным».

Плоть смазалась и потекла, принимая прежнюю форму. Пенни подивилась тому, насколько просто этого оказалось достичь. «Такая мощь, и он с ней живёт каждый день. Я бы, наверное, с ума сошла». Затем она отступила, глядя на два тела, зависнув над ними на небольшом расстоянии.

Как и ожидалось, её тело казалось идеальным — однако горевшее внутри пламя не изменилось. Оно гасло. Она-то думала, что это было из-за ран, но это было явно не так. «Так вот, почему он не хотел так делать? Боялся, что я увижу, насколько мало его осталось?»

Где-то глубоко в душе она знала правду. Починить её тело было легко. Проблема заключалась в её эйстрайлин, и он не знал, как это исправить. «Я всё равно скоро умру». Она ещё раз взглянула на его эйстрайлин, для сравнения.

С этой эйстрайлин тоже было что-то не так. Она яростно пылала, но когда Пенни пригляделась поближе, она увидела трещины, тёмные вены чего-то иного между нитями живого эйсара. При всей представляемой его мощи, вместилище души её мужа было больным. «Какие-то его части — чужие, приживлённые этими странными тёмными корнями».

Она боялась того, что это могло значить. Неужели это был побочный эффект времени, которое он провёл как шиггрэс, или результат его странной трансформации во время боя с анголами? Пенни никак не могла знать, но в любом случае это не предвещало ничего хорошего. Она потратила некоторое время, изучая эйстрайлин, и в конце концов ей в голову пришла идея. «Ему это не понравится, но, с другой стороны, он и мне тоже выбора не дал».

Нырнув вниз, она снова заполнила своё тело, села, и подивилась своему идеальному здоровью. Вытянув левое плечо, она осмотрела свою руку, заворожённая её идеальностью. Ей было жалко, что наслаждаться этим она будет недолго. Пенни встала, взяла одеяло, и завернула в него своё голое тело. Потом она пошла к двери.

Она усилием мысли убрала запиравшее дверь заклинание, одновременно развеяв накрывавший комнату уорд приватности. Затем она подняла засов, и открыла дверь, выйдя в казармы.

Повсюду были койки с раненными людьми, но взгляд Пенни был прикован лишь к одной — к Айрин. Её дочь стояла, нагнувшись, над одним из бойцов, но мгновенно выпрямилась, глядя на мать расширенными глазами.

— Мам! — воскликнула Айрин, но затем выражение её лица сменилось замешательством. — Мам?

— Иди сюда, — сказала Пенни, и как только девушка оказалась достаточно близко, она её крепко обняла. — Я люблю тебя, Рэнни. Всегда помни об этом.

— Он действительно это сделал, — пробормотала Айрин. — Но как? И что это такое с твоим эйсаром? Он неправильно ощущается. На миг мне показалось, что ты — Папа. Это что, иллюзия?

Пенни покачала головой:

— Нет, это не иллюзия. Это я, и — да, ему удалось. Но есть некоторые проблемы. Твой отец пока что отдыхает. Ты можешь послать за письменными принадлежностями?

— Зачем? — подозрительно спросила Айрин.

И тут Пенни начала объяснять, ничего не скрывая. Ей нужно было полное согласие Айрин, иначе всё будет слишком сложно, и времени у неё было немного. Её младшая дочь расплакалась после первых двух фраз, и к тому времени, как она закончила, у них обеих глаза были на мокром месте. В какой-то момент появился Капитан Дрэйпер, но ни одна из них никакого внимания не обращала ни на него, ни на остальных зевак.

Пенни цеплялась за дочь столько, сколько могла, но когда слуга вернулся с тем, что она попросила, Пенни начала размыкать объятия.

— Мам, нет! Пожалуйста… — взмолилась Айрин, полностью растеряв достоинство.

Лицо Пенни исказилось от боли, но она всё равно оттолкнула дочь:

— Прости, милая. Прости меня. — Вернувшись в комнату Капитана Дрэйпера, она закрыла дверь, и вернула на мест засов и уорд приватности. Затем она уселась, и начала писать.

Это было нелегко, и ей пришлось засыпать песком и отчищать не только изредка появлявшиеся кляксы, но и пятна, остававшиеся от её слёз. Она потратила на письмо полчаса, прежде чем сдаться. Не потому, что больше не могла найти слов, а потом, что это было чересчур. Она никогда не смогла бы записать это всё, и на неё начала накатывать усталость. «Моё время на исходе».

Пенни вернулась к кровати, и улеглась, накрыв себя и тело Мордэкая одеялом. Она прижала свои губы к его собственным, прежде чем отступить в своё тело. Большего она сделать не могла. Затем она сфокусировалась на крошечной искре в своей груди, и потянула.

Её объяла жгучая боль, непохожая ни на что испытанное ею прежде, но Пенни отказывалась сдаваться. В конце концов ей показалось, что у неё получилось, но она не могла сказать точно. Быть может, Мордэкай сможет. Пенни повернула свои мысли к своему мужу, и сожалела она лишь о том, что не смогла сделать больше.

* * *

Я очнулся, обнаружив холодные губы Пенни прижатыми к моим. У нас получилось? Я протянул руку, чтобы убрать волосы с её лица — и тут я понял. Она была холодной — не только губы, а вообще всё тело. Её сердце больше не билось.

— Нет! — Я кричал, пока в лёгких не кончился воздух, потом сгрёб её безжизненное тело, баюкая его на руках. — Зачем? Зачем ты это сделала? Если кто-то из нас и должен был умереть, так это я.

Мне хотелось что-нибудь сломать. Нет, мне хотелось всё сломать. Меня заполнила ярость, и какое-то время я боролся, удерживая себя. В конце концов я лишь плакал, рыдая как ребёнок над сломанной куклой.

Моя жизнь окончилась. Всё потеряло смысл. Парализованный, я ещё час отказывался покидать кровать, обнимая пустую оболочку женщины, которая была для меня всем. Вымотанный эмоциями, я хотел заснуть, но даже сон не шёл ко мне.

Чувствуя отвращение к своей беспомощности, я встал с кровати, но лишь сделав шаг, я почувствовал, как меня тянет назад. «Как я могу её оставить?». Мне хотелось умереть, и если бы у меня хватило смелости, я смог бы найти способ воссоединиться с ней.

Но Айрин нуждалась во мне. Как и остальные мои дети. И многие другие люди тоже — но в тот конкретный момент мне было плевать на всех кроме родных.

«Это не может быть реальным».

Но это было реальным. Это случилось, и я остался у разбитого корыта. Как я это объясню? Как они смогут меня простить? «Как я сам смогу себя простить?». Краем зрения я заметил лежавший на прикроватном столике лист бумаги. Я проигнорировал его, снова уставившись на Пенни, но он зацепился в моём подсознании. Когда я вошёл в комнату, его там не было.

Повернувшись, я подошёл к столику, и схватил лист — мне не терпелось посмотреть, что это было такое. Мой уорд приватности всё ещё окружал комнату… и дверь была закрыта на засов и заперта. Никто другой не мог войти, поэтому чем бы это ни было, оно было здесь из-за неё. Мои глаза затуманились, когда я начал читать:

Мордэкай,

Мне очень жаль. Надеюсь, ты простишь меня, но я сделала так, как лучше. Я попыталась сделать то, что ты хотел, но обнаружила правду о моём состоянии — то, что ты скорее всего знал, но пытался игнорировать. Здоровое тело или нет, жить мне оставалось недолго.

Я могу лишь вообразить, как тебя мучила эта тайна. Жаль, что ты мне не сказал, что мы не поговорили — но когда я представляю себя на твоём месте, я не уверена, что смогла бы рассказать тебе. Поэтому за это я тебя не виню. Это значит, что ты у меня в долгу, поэтому тебе нельзя долго злиться на меня за то, что я сделала.

Жаль, что я не могу тебя увидеть. Ты зол? Возможно. Как бы то ни было, я уверена, что тебе больно. Будь это возможным, я бы обняла тебя, и попыталась бы облегчить твою боль. Поскольку я не могу, тебе придётся найти способ жить дальше. Ты скорее всего не думаешь, что сможешь это сделать, но я знаю тебя лучше, чем ты сам. Это возможно, и ты сможешь. Наши дети полагаются на тебя.

Но пожалуйста, не думай только о них. Каким бы чудесным человеком ты ни был, я знаю, насколько эгоистичным ты можешь быть, особенно когда тебе больно. Не забывай о людях, которые зависят от нас. Сделай для них всё, что сможешь. Пообещай, что останешься тем человеком, в которого я влюбилась — который всегда упорно трудился для защиты тех, кто на него полагался.

Сдавленно закричав, я выронил лист, сглатывая вставший в горле комок.

— Как же я буду без тебя? — Прошло несколько минут, прежде чем я смог подобрать страницу, и начать читать дальше:

Это были лучшие годы моей жизни. Мы создали чудесную семью, и сожалею я лишь о том, что не смогла остаться с тобой, с ними, подольше. Пожалуйста, попроси у Айрин прощения за меня. Она видела меня перед моим уходом, и я уверена, что она в смятении. Я сказала ей, что собиралась сделать, но свой гнев она может выместить на тебе. Дай ей время.

Мэттью, Мойра и Коналл — я не знаю, как они отреагируют. Скажи им, что я их люблю. В грядущие годы тебе придётся сказать им это — и многое другое. Скажи им то, что сказала бы им я. Ты знаешь моё сердце не хуже меня самой. Я верю, что они хорошо справятся. Они должны. К тому же, направлять в жизни их будет самый лучший отец в мире.

Не будь слишком строг с собой. Это — одна из самых твоих пагубных привычек. Не кори себя. У нас ещё полно врагов. Не делай их работу за них. Если не найдёшь какой-нибудь способ быть счастливым, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Я ещё многое хочу сказать, но не в силах записать это всё. Не сожалей обо мне. В некотором роде я — самая везучая женщина в мире. Большинство людей умирают в одиночестве, но я на самом деле не умираю. Может, это и эгоистично, но я не могу тебя бросить до конца. Мне хочется думать, что я буду жить дальше, в твоём сердце.

Ещё раз от твоей упрямой жены: я тебя люблю.

Прощай,

Пенелопа


P.S. Не забудь позаботиться о том, чтобы кто-то выгуливал Хампфри. У него только-только начала улучшаться ситуация с его «оплошностями». Я не хочу, чтобы он снова вернулся к старым привычкам.

Вполне в её стиле. Своими последними словами она напомнила мне позаботиться о собаке. Я уставился на страницу:

— Неужели ты думала, что я бы забыл о нём?! — Я улыбался сквозь слёзы, но улыбка задержалась ненадолго. Печаль вернулась.

Я сложил письмо, и, одевшись, засунул его в мешочек. Затем я повернулся к двери. Пришло время предстать перед миром.

Загрузка...