Москва - столица

СО ДНА МОРСКОГО

Белокаменная — так звалась Москва с незапамятных времен. Почему? Ответ прост: лучшие и притом многочисленные постройки из местного известняка одели древнюю столицу в нарядный убор. Но не в белый. Особенный. Розовый, желтый, палевый камень даже в кладке одной стены переливался множеством оттенков луговых цветов. И не знал разрушительной силы непогоды и времени. У москвичей был на то свой, переживший многие века секрет. Каждый камень после шлифовки покрывался особым лаком — фирнисом, укреплявшим хрупкий известняк и усиливавшим его натуральный цвет.

Дарила Москве это каменное чудо тихая Пахра. С XII в. на ее берегах брали для столицы камень около села Нижнее Мячково, позже, для строительства Кремля, около Домодедова, Сьянова, Подольска. Брали со дна морского, в полном смысле этого слова. Сегодня похожая на черноморскую вода стоит на глубине 1,5 километра под Мячковом — память о том, что около 500 миллионов лет назад шумели над московской землей волны великого моря. То отступавшего, то наступавшего. На его дне ил, кости животных и рыб, ракушки перемешивались с песком, образуя известняковые залежи. На срезах берегов Москвы-реки и Пахры можно найти корненожек, мельчайшие раковины, окаменевшие кораллы, морские лилии, панцири и иглы морских ежей.

Человек пришел на эти земли много позже. Но как давно — никакие экспедиции и дискуссии археологов не позволяют еще точно сказать. Все ограничивается редкими находками и многочисленными предположениями. Бесспорно одно — это случилось в каменном веке.

Г. Кнеллер. Голландский путешественник Корнелис де Брюин — исследователь России. Кон. XVII в.

Каменный век, иначе эпоха палеолита, слишком широк в своих границах: от 80-го до 13-го тысячелетия до н.э. Покрывавший Подмосковье ледяной покров время от времени, словно нехотя, отступал на север, а за ним туда же, на необжитые места, тянулся растительный и животный мир. Тепла хватало ровно настолько, чтобы образовалась тундра. Пологие возвышенности среди множества речек, озер и болот покрывала низкорослая зелень, среди нее брусника, багульник, копытень, по-прежнему привычные для Подмосковья, по-прежнему входящие в народную аптеку.

Знаменитый голландский путешественник и художник, посетивший Россию на переломе XVII—XVIII столетий, Корнелис де Брюин долгие месяцы провел в особенно полюбившейся ему Москве. Ее заваленные съестной снедью рынки поражали воображение европейца. Де Брюин не мог не заметить, что брусникой заросли все пригороды столицы, что москвичи предпочитают ее всем прохладительным напиткам и непременно используют как жаропонижающее. От чего бы ни поднималась температура, около больного тут же появлялась моченая брусника с сахаром или патокой.

Вечнозеленый пушистый кустарник багульника с кистями белых цветов годился на все случаи жизни от простуды, ревматических болей, астмы до нашествий моли, от которой сухими веточками перекладывалось добро в сундуках.

Стелющемуся по земле, похожему своими листьями на след конского копыта копытню приписывалось также множество лечебных свойств, но главное — способность вылечивать от пьянства. Столовая ложка отвара, влитая в стакан водки, способна вызвать на долгие годы отвращение ко всем видам алкоголя.

И до сих пор эти растения свое дело делают, особенно для тех, кто родился в тех же местах, где выросли эти растения.

Сохранилась от каменного века не одна зелень. Москва окружена множеством озер ледникового происхождения.

На Рогачевском шоссе, у села Озерецкого, это три озера Долгое, Круглое и Нерское, сохранившиеся как части гигантского ледникового водоема. Характерной овальной формы, они словно тонут в сплошных торфяниках, из которых берет свое начало живописная Воря. В 20 километрах от станции Тучково Смоленского направления в таких же топких местах лежит озеро Глубокое. В ледниковый период задерживаемые холмами и впадинами талые воды образовали здесь огромный водоем. Его глубина местами достигает и сейчас без малого 40 метров. Но само водное зеркало постепенно начало заболачиваться и зарастать — слишком хорошей средой для водорослей и растений стали отложившиеся на дне так называемые черные юрские глины. И только птицы, летящие на юг и возвращающиеся по весне на север, по-прежнему опускаются здесь на отдых, да все так же берет свое начало речка Малая Истра.

Озеро Киево, в километре от станции Лобня Савеловского направления, — мир чаек, одна из самых крупных во всей Европе их колоний. До 5 тысяч пар выводят здесь птенцов, умещаясь на площади более 20 гектаров, теснясь на топких берегах и большом плавающем острове из густо переплетенных корневищ водолюбивых растений. И это при том, что глубина озера не превышает 1,5 метра.

Стоит вспомнить и о доледниковом рельефе земли — он сохранился в хорошо знакомой москвичам Теплостанской возвышенности: от Ясенева и Беляева-Богородского до излучины Москвы-реки у Лужников. Конечно, ей далеко до настоящих гор, но все же она достигает 253 метров над уровнем моря и 130 метров над уровнем реки.

А человек скорее всего ступил на московскую землю примерно 23 тысячелетия назад, когда граница материкового льда проходила по Верхней Волге. Находки в Рублеве и Крылатском свидетельствуют, что водились здесь в то время мамонты, первобытные быки, мускусные овцебыки и северные олени. На берегу Сходни, рядом с Братцевом, археологами обнаружена черепная крышка неандертальца.

Само название древнейших людей Европы — неандертальцев происходит от долины реки Неандра, вблизи Дюссельдорфа, где останки их впервые были открыты учеными. Найденный под Москвой неандерталец принадлежит к виду так называемого Разумного человека, по-латыни Homo sapiens, хотя и сохранил многие архаичные черты. Одна из них — сплошной надбровный валик вместо отдельных надбровных дуг.

Пока это единичная находка. Ни мест стоянок, ни орудий, которые могли бы принадлежать этому человеку, не обнаружено. Зато их достаточно много на левом берегу Клязьмы, вблизи города Владимира. Здесь и остатки костров, которые разводились в специально вырытых ямах — своеобразных очагах, и кости употреблявшихся в пищу животных, и раскрашивавшиеся красной краской изделия из тесаного камня и кости.

Погребения делались неглубокие, сверху покрывались плоским камнем. Судя по остаткам одежды, носили наши предки в ту пору меховые рубахи, меховые штаны, которые шились вместе с меховыми сапогами типа мокасин, меховые шапки. Одежда сплошь расшивалась бусами, высверленными из бивней мамонта. Из клыков мамонта изготовлялись обязательные для каждого плоские браслеты. Бивни мамонта искусно выпрямлялись и служили древками длинных копий, с кремневыми наконечниками. Наконец, мамонтовая кость применялась для изготовления кинжалов и огромных костяных булавок, которыми скалывалась на груди одежда.

В самой Москве наиболее древние стоянки обнаружены на берегу Химкинского водохранилища, близ деревни Алешкино, в Серебряном бору, у Троицкого-Лыкова, у Щукина, у Коломенского и на Крутицах, в районе Крутицкого переулка. Отдельные же находки попадались у Покровских ворот, в Зарядье и у Крымского вала.

Еще шире география находок следующей по времени — фатьяновской культуры, получившей свое название от деревни Фатьяново, близ Ярославля, где впервые был открыт относящийся к ней могильник. Второе тысячелетие до нашей эры — каменные орудия этого периода археологи находили в Крылатском и Чертанове, на Софийской набережной и Русаковской улице, в Сивцевом Вражке и на Бутырском хуторе, в Перове и Дорогомилове. Бронзовый нож обнаружен в Зюзине, а кремневые дротики и сверленые каменные топоры в Кремле. Но особенно богаты открытиями могильники. Их в Москве два: в Давыдкове и Спас-Тушине, иначе — в урочище Барышиха.

Располагались такие могильники обычно на водоразделах, выше мест стоянок человека. Умерших хоронили в согнутом положении, мужчин — на правом, женщин — на левом боку, как будто спящими, со всей той утварью, которой им приходилось пользоваться при жизни, например с хорошо вылепленными горшками с полукруглым дном, которое позволяло устойчиво помещать их среди камней очага.

Превосходно отшлифованные топоры из камня с высверленным отверстием для рукояти ценились особенно высоко, и поэтому в детских погребениях их заменяли игрушечными, вылепленными из глины.

Многочисленные ожерелья из зубов и когтей медведя, клыков свиньи, гораздо реже — тоненькие бронзовые колечки. Стоит вспомнить, что человек каждый осваиваемый им материал сначала использовал именно для украшений. А фатьяновцы впервые приступали к литью бронзы, о чем свидетельствуют глиняные ложки с носиками для слива металла в форму.

Основным занятием племени было скотоводство — фатьяновцы держали коров, овец, коз, свиней. Знали они культ предков, солнца и медведя. Входила их культура в состав большой культурно-исторической общности, так называемой «культуры боевых топоров», которую создали древние индоевропейские племена.

Но сегодня исследователи все больше склоняются к тому, что жили фатьяновцы южнее собственно московских земель, по какой-то причине поднялись на север, жили обособленно от других племен, не воюя, но и не смешиваясь с ними, а затем то ли переселились на новые места, то ли вымерли.

На смену фатьяновской приходит дьяковская культура, и вместе с ней человек вступает в нашу эру. Ее временные границы — от VIII—VI вв. до Рождества Христова до VI—VII столетий нашей эры. Названная по селу Дьякову, около Коломенского, где впервые исследовалось принадлежащее к ней городище, дьяковская культура была распространена между Окой и Волгой, на всем Верхнем Поволжье и Валдае.

Значительно увеличилось население московских земель. Изменились условия его жизни. Если раньше стоянки устраивались как можно ближе к воде, то новые селения поднимались на высокие речные берега и старательно защищались. Незащищенные назывались селищами, те, вокруг которых насыпались высокие валы и рылись рвы, — городищами. Суффикс «-ищ» означал не большие размеры, но существование в прошедшем времени. Как и сегодня мы называем кострищем место погасшего костра или пепелищем — место былого пожара. В городищах легче было сохранять от вражеских набегов людей, скотину и появляющиеся запасы зерна. Человек переходил к оседлому скотоводству и земледелию.

Большими дьяковские поселения не были. Несколько десятков живших в каждом из них человек представляли членов одного рода. Каждая семья имела отдельное жилище-полуземлянку с круглой конической кровлей или наземный дом площадью 50—70 квадратных метров из не толстых, промазанных глиной бревен, с двускатной крышей.

Существовал и иной тип поселений: все жилища пристраивались по периметру к оборонительной стене. Каждая семья пользовалась отдельным отсеком с собственным очагом. Середина же городища служила загоном для скота, со временем здесь появляются и собаки.

Дьяковцам хорошо знакомо гончарное и ткацкое дело. С начала нашей эры начинается быстрое развитие металлургии, производятся в большом количестве железные ножи, копья, серпы, кресала для высекания огня. Завязывающиеся торговые связи с южными землями наводняют московские земли ювелирными изделиями из эмали, золочеными стеклянными бусами. И маленькая подробность образа жизни — глиняные сосуды приобретают плоское, вместо выпуклого, дно. Значит, их рассчитывают ставить на столы и плоский под печки.

В Москве найдены следы многих городищ и селищ. Селища — в Кремле, Химках, у Воробьевых гор, в Филях, Алешкине, городища — в Нижних Котлах, Капотне, Тушине, на Сетуни, в Кунцеве, Мамонове, Дьякове. Растущий город неизбежно стирал их с лица земли, и все же угадать их можно и сегодня. В старом Кунцевском парке это мыс с плоской, укрепленной тремя валами вершиной. Террасы-уступы были когда-то окружены частоколом. На верх холма ведет древний въезд.

Древнерусская ладья X в.

А со второй половины 1-го тысячелетия нашей эры, иначе говоря, с VI—VII вв., начинается заселение московских земель собственно славянами. До этого восточные части территории дьяковской культуры занимали финно-угорские племена, предки мери, веси и других племен, как называли их летописцы, западные же — балты. Собственно Москву заселяют славяне из племенного союза вятичей.

Ранние погребения вятичей связаны с существовавшим у них обычаем сжигать умерших. Позднее они обращаются к курганным захоронениям, которые сохраняются и после принятия христианства. Курганным насыпям обычно придавалась полукруглая форма, и были они небольшими — не выше 2 метров. Почти в каждом сохранились остатки поминальной тризны — угли от костра, черепки разбитой посуды, кости животных. Женщин, независимо от возраста, хоронили в свадебном уборе.

Одевались вятичи в шерстяные и льняные ткани собственного, реже привозного производства. Ввозились на их земли главным образом шелка. В племенной убор входили бронзовые или серебряные височные кольца, хрустальные и сердоликовые бусы, ажурные бронзовые перстни, разнообразные браслеты. И кожаная обувь.

Где только не находят курганы славян вятичей в нынешней большой Москве. Это Коньково, Голубино, Зюзино, Тропарево, Ясенево, Фили, Царицыно, Узкое, Теплый Стан, Деревлево, Раменки, Крылатское, Тушино, Братеево, Черемушки, Матвеево, Очаково, Орехово, Борисово, Чертаново, Шипилово, Чагино. Селища XII—XIII вв. есть и на берегу Головинского пруда, и на Садовой-Кудринской площади, и в Нескучном саду, и в устье Яузы, а городища — на Самотеке, около Лыщикова переулка, рядом с Андроньевским монастырем, на Остоженке. И невольно задаешь себе вопрос: сколько же лет в действительности нашей белокаменной?