Москва - столица

КНЯЗЬ-СТРОИТЕЛЬ

Юрий Долгорукий думал не просто о Москве. Он имел в виду охрану подступов к Клязьме со стороны рек Яхромы и Москвы. Ради этой главной цели он перенес на новое место Переяславль-Залесский, построил города Дмитров и Юрьев-Польский. Но по сравнению с другими укрепленными поселениями Северо-Восточной Руси именно у Москвы были особые преимущества, благодаря которым она приобретала все большее значение в жизни славянских земель. Около нее сходились торговые пути — от тесно связанного с Западом Новгорода Великого в рязанские земли, от общавшихся с Литвой и Польшей Полоцка и Смоленска к Ростовскому княжеству. Москва завязывает торговые отношения и с далеким Поморьем, и с располагавшимися в Причерноморье генуэзскими колониями. Да и о какой обособленности от Западной Европы можно говорить, когда среди родных сестер деда Долгорукого были Елизавета, королева норвежская, жена Генриха I французского Анна и королева венгерская Анастасия!

Исток Москвы-реки близ Дровнино на границе Московской и Смоленской областей

Слов нет, прокладывались — «теребились» пути и через лесную глухомань, но куда сподручнее оказывались для тех же целей реки с бесчисленными их притоками. В Московской области даже сегодня около 2 тысяч речек и рек. Из них 912 входят в бассейн собственно Москвы-реки, 700 — в бассейны Клязьмы и Верхней Волги, остальные забирает Ока. Сама Москва легко могла стать северной Венецией со своими, протекающими по ее землям, 120 ручьями и реками. Могла бы — более 100 из них да еще 700 прудов, множество стариц и болот сегодня либо засыпано, либо заключено в трубы. Былые реки, лощины, овраги давно превращены в проезды, улицы, гораздо реже в скверы. Заново и по живому делались уже в XX столетии выемки и насыпи автомобильных и железных дорог. На наших глазах была срыта Поклонная гора. Украсило ли это город? Конечно, нет. Угадать черты давней Москвы с ее холмами и долинами, зеркалом обильных и чистых вод, пышным цветением зелени попросту невозможно.

Для летописца все определялось реками. Москва-река. Многие ли москвичи бывали у ее истоков, на Старковском озере, в 5 километрах на восток от деревни Дровнино, которое называется в просторечье Москворецкой лужей? Здесь со склонов двух холмов сбегают в долину два ручья, образующих будущую реку.

Неглинная, левый приток Москвы, и вовсе уместилась вся в черте города. Семь с половиной километров ее длины можно определить с точностью троллейбусного маршрута: Марьина роща — Новосущевская, Екатерининская площадь — Самотечная площадь — Цветной бульвар — Трубная — Неглинная — Малый театр — Театральная площадь и через площадь Революции к Александровскому саду. Стояло на ней множество мельниц, кузниц, мастерских. К началу XVIII в. по течению Неглинной находилось шесть проточных прудов.

Яуза, берущая свое начало у деревни Оболдино, близ Мытищ, до конца XVII столетия оставалась живой частью торгового пути из бассейна Москвы-реки в бассейн Клязьмы, с волоком около Мытищ. Характерно ее название. Яузой называлась вязь, или связь, водных путей. Многочисленные яузы находились в непроходимых лесах и болотах, позволяя людям из разных селений общаться друг с другом.

Скорее всего, замысел отца об укреплении узла трех рек досталось осуществлять его второму сыну от половецкой княжны, дочери хана Аэпы, — Андрею Юрьевичу.

Андрей Юрьевич Боголюбский (ок. 1110-1174 гг.)

Андрей Боголюбский под стенами Луцка в одиночку сражается с неприятелем (1150 г.). Гравюра П. Иванова. XIX в.

Андрей Боголюбский, Реконструкция М. М. Герасимова

Отважный воин и искусный полководец, Андрей Юрьевич характером напоминал деда, Владимира Мономаха. Он не любил сражений и, хотя сопровождал отца во всех его походах, был, по словам летописца, «не величав на ратный чин, но похвалы ища от Бога». Киева князь Андрей не любил, сердцем тянулся к суздальским землям, убеждал и отца: «Нам здесь, батюшка, делать нечего, уйдем за тепло».

Неприязнь Андрея Юрьевича к Киеву оставалась так велика, что даже вопреки воле отца он оставил данный ему для княжения Вышгород, под Киевом, и направился в суздальские земли, захватив с собой единственное сокровище — написанную, по преданию, евангелистом Лукой икону Божьей Матери. Конь, который вез образ, внезапно остановился в 11 верстах от Владимира. На этом месте Андрей Юрьевич и заложил свое княжеское селение Боголюбово, а икона, ныне хранящаяся в Третьяковской галерее, стала называться Владимирской.

После смерти Юрия Долгорукого ростовчане и суздальцы, как повествует летописец, «задумавшеси, пояша (взяли) Андрея, сына его старейшего, и посадиша и в Ростове на отни (отеческом) столе и Суждали, занеже бе любим всеми за премногую его добродетель, юже же имяше преже к Богу и ко всем сущим под ним». Ему-то и довелось стать действительным строителем Москвы.

Рождение Москвы связывалось еще с одним именем — полулегендарного боярина Стефана Ивановича Кучки, владевшего землями по Москве-реке и жившего в собственном селе на месте нынешних Сретенских ворот. Юрий Долгорукий воспользовался некой мнимой или действительной провинностью Кучки, чтобы захватить его владения. Дочь боярина Улита Стефановна была насильно выдана замуж за Андрея Юрьевича, но не смирилась ни с гибелью отца, ни с собственной поруганной честью. 28 июня 1174 г. она приняла участие в заговоре против мужа и погибла от ран.

И вот археологическая находка наших дней, словно вызвавшая к жизни те далекие времена. На месте древнего московского кладбища, на Соборной площади Кремля, было открыто женское погребение, а в нем остатки богатейшей одежды. Обвивавшаяся вокруг головы шитая зелеными нитками лента — очелье и шитое золотом обрамление вокруг шеи. Входили они в наряд, который надевался на женщину дважды — в день свадьбы и в день похорон. Возраст знатной москвички и характер ран, от которых она умерла, позволяют предполагать, что это останки Улиты Стефановны Кучки.

Княгиня Улита не была одинока в своем бунте против мужа. Святой Владимир заслал сватов к славившейся своей красотой полоцкой княжне Рогнеде Рогволдовне. Рогнеда отказала крестителю Руси, потому что был он побочным сыном своего отца, по ее выражению, «сыном рабыни». Разъяренный Владимир пошел походом на Полоцк, пленил Рогволда и силой взял в жены Рогнеду, получившую новое имя — Горислава. И вот, став матерью трех сыновей и двух дочерей от князя, Рогнеда-Горислава попыталась заколоть мужа ночью мечом. Только мольбы сына, маленького Изяслава, спасли жизнь взбунтовавшейся супруги. Но от себя Владимир жену отлучил и поселил вместе с Изяславом в названном по его имени городе, где Рогнеда-Горислава и умерла в 1000 г. ...

В заговоре против Андрея Боголюбского кроме княгини приняли участие шурин князя Яким Кучков, хотевший отомстить за смерть брата, зять шурина Петр и любимый княжеский ключник Анбал, «ясин» — родом с Кавказа. Всего заговорщиков собралось около 20 человек. Ключник заранее спрятал меч князя, и Андрей оказался безоружным перед лицом яростно накинувшихся на него заговорщиков. Но даже голыми руками он сумел долго бороться с ними, так что им пришлось дважды добивать его. Два дня потом тело князя лежало на паперти церкви — никому не давали ни приблизиться к нему, ни войти в храм. Когда же князя-воина и строителя понесли погребать под его стягом, народ во Владимире горько плакал.

Летопись сохранила слова верного слуги князя, киевлянина Кузьмы: «Уж тебя, господин, и холопи твои знать не хотят; а бывало, придет ли гость из Царьграда, или из иной какой-нибудь страны, из Руси ли, латынец, христианин или поганый, ты прикажешь повести его в церковь, в ризницу, пусть посмотрит на истинное христианство и крестится, что и бывало: крестились и болгаре, и жидви, и все поганые, видевшие славу Божию и украшение церковное, сильно плачут по тебе, а эти не пускают тебя и в церковь положить...»

Трагедия гибели Андрея Боголюбского усугубилась тем, что княжеская чета не имела детей. Великокняжеский престол перешел к брату Андрея. Наступали страшные годы татаро-монгольского ига.

...Сегодня это только музейный экспонат, самый большой из относящихся к XIII столетию в коллекциях Московского Кремля, — обгорелый сруб, заново собранный в подземелье Благовещенского собора. Чудом уцелевший в пожаре обыкновенный жилой дом, он сохранил для потомков свидетельство тех далеких времен: налет кочевников, охвативший город огонь, бегство хозяев через сорванную в спешке дверь, около которой остался лежать затоптанный в землю веник.

Татаро-монгольское лихолетье оставило вечным своим следом на Боровицком холме толстый слой угля и золы. Лаврентьевская летопись скорбно повествует о нашествии: «В лето 6731 (1223)... Того же лета явились народы, их же никто толком не знает и какого они племени и откуда пришли, и что за язык их, и какого племени и какой веры; и зовут их татары, а иные называют таумены, а другие печенеги, иные говорят, потому что о них Мефодий Патарский епископ свидетельствовал: пришли они из пустыни Егриевской, лежащей между востоком и севером; как говорит Мефодий: как к концу света... попленят всю землю от Ефрата и Тигра до Понетьского моря, кроме Ефиопии. Бог же один ведает, кто они такие и откуда пришли, премудрые мужи знают их хорошо, кто книги читать умеет; мы же не знаем, кто они есть, но здесь вписали о них ради памяти русских князей беды, которая пришла от них... А князья русские пошли и бились с ними, и побеждены были ими и едва избавились от смерти: кому была судьба жить, те бежали, а остальные были побиты...»

В 1238 г. начинается нашествие хана Батыя на Москву, и у летописца не хватает слов для описания пережитого: «Татарове поидоша к Москве и взяша Москву... а люди избиша от старьца и до сущего младенца, а град и церкви святыя огневи предаша... и много именья вземше (взяв много имущества), отъидоша...» Перс Джувейни в своей «Истории завоевателя мира» говорит о разгроме города «М. к. с.», который расшифровывается исследователями как Москва, еще короче и страшнее: «Они оставили только имя его». Это был год восшествия на великокняжеский престол отца Александра Невского — Ярослава-Федора Всеволодовича.

Успешно воевал Ярослав Всеволодович с осаждавшими Псков и Новгород немцами. И не потому ли, когда пришлось князю ехать на поклон к Батыю, Батый предпочел переправить его к самому великому хану, на берега Амура. Тяжелой была поездка, еще тяжелее оказалось пребывание в ханской ставке. Против князя был организован заговор, и ханша подала ему за столом отравленное питье. Ярослав Всеволодович тяжело больным выехал из ставки и на обратном пути скончался. Тело его было привезено во Владимир и погребено в Успенском соборе, летописец же отозвался о князе, что он «положи душу своя за други своя и за землю Русскую». Не церковью, но благодарной народной памятью причислен Ярослав Всеволодович к лику святых.

После смерти отца к Батыю за ярлыком на великое княжение пришлось ехать Александру Ярославичу Невскому. Батый снова отослал князя-воителя в ханскую ставку, в Монголию, — в поездку, которая заняла целых два года. Видно, был князь не только бесстрашным ратником, но и способным дипломатом, раз удавалось ему у хана трижды оставаться невредимым да еще получать всяческие послабления для русского народа. В четвертый раз Александру Невскому посчастливилось избавить мужское население от воинской повинности — отныне русские могли не поставлять хану своих отрядов.

Но эта последняя поездка надорвала силы князя. Подобно отцу, он умер на обратном пути в родные места 14 ноября 1263 г. в Городце Волжском, имея от роду 43 года. Во Владимире митрополит Киприан возвестил горожанам о его смерти в таких словах: «Я чадаа моя милая, разумейте, яко заиде солнце Русской земли». На что присутствовавшие воскликнули хором: «Уже погибаем».

Ярослав Всеволодович

Александр Ярославич Невский (1220-1263 гг.)

Князь Даниил Московский. Икона 1990-х гг.

В момент кончины отца младшему из сыновей Александра Невского — Даниилу было всего 2 года. Двадцати лет он получил по разделу с братьями в удел Москву. Москва впервые обрела московского князя и превратилась в самостоятельное княжество.

За 20 лет своего правления Даниил Александрович сумел оставить по себе заметный след, который, как ни удивительно, дошел и до наших дней. Это название Даниловских проездов, Даниловской набережной, Даниловской улицы, наконец, одноименной площади и рынка, прилегающих к основанному им Данилову монастырю.