На поповских хлебах

Покаяние

Она остановила меня у входа в храм. До начала службы оставались минуты, мне нужно было занять своё место среди певчих, а я стояла и не могла прервать извинениями горький рассказ старушки, хотя слышала его уже раз двадцать, а то и больше. На глазах у бабушки Поли слёзы, два года минуло с тех пор, как её внук, её ненаглядный Игорёк уехал из родного дома. Всё было ладно, всю жизнь жили в мире, согласии и достатке. Никто в большой семье не был друг другу в тягость, все здоровые, работящие. Да хоть бы она, моя собеседница: на вид не больше семидесяти, а за плечами — война, горькое вдовство с маленькими детьми на руках, долгая жизнь. Так и не вышла больше замуж бабушка Поля, растила детей, внуков, и правнуки — дети любимейшего из внуков Игорька — тоже с рождения были с нею. Молодые родители, по её убеждению, забот не знали: малыши ухожены, накормлены, досмотрены ею, прабабушкой. Остальным членам семьи оставалось лишь работать да радоваться.

— Всё у нас было, всё и есть, только детей нету, — смахивает слезы моя собеседница. — Уехала наша невестушка на родину, в свою нищую тьмутаракань, и детей, и мужа увезла. Уж я уговаривала, и на колени становилась, Христом Богом молила: за что ты на нас обижаешься? За что сиротишь? А она сама плачет: не обижаюсь я на вас, бабушка, а жить тут больше не могу, и всё. Лишила она меня сразу и внука, и правнучков. Для кого теперь жить, чему радоваться?

Старушка умолкла на миг. Глаза её потемнели, вмиг высушив слезы, тонкие губы сжались в натянутую струну.

— Это всё она, змея! Всю жизнь она меня ненавидела, и вот на старость лет отомстила.

Я не спрашиваю, кто это — «она». Знаю уже из многочисленных предыдущих рассказов, что так безымянно кличет бабушка Поля одну из своих односельчанок. Когда-то дружили, даже кумовьями были. Но вот случилась в доме беда, и кинулась старушка к гадалке из соседнего района. Та всё участливо выслушала, расспросила о соседях, о друзьях и вынесла приговор: «Это она, Катька, твоя подруга, позавидовала вашему достатку и благополучию, она порчу на молодых наслала, выгнала из родного дома!» С этого дня поселилась в сердце бабы Поли жгучая ненависть. Она верит, что всё было именно так, как сказала гадалка. Разубеждать её бесполезно. Хотя это призрачное «знание» не принесло успокоения. Наоборот, была одна боль, стало две. Сколько же добрых человеческих взаимоотношений разрушаем мы своими руками! Не желая поискать причину наших бед в себе, в своих семьях, выдумываем «врага» извне, спешим к гадалкам, к «ясновидящим», которые за наши же деньги готовы объявить нашим врагом кого угодно. И мучаемся потом долгие годы своей ненавистью к «обидчику», которого — не было.

А если был? Если нас действительно оскорбили, обидели, предали? Но и тогда нужно найти в себе силы услышать голос Христа: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного…» (Мф.5, 44–45).

Старушка вдруг заторопилась: «Пойду, а то к исповеди опоздаю: говею я нынче. Не буду батюшке жаловаться, у него народу много, всех не переслушать. А её-до смерти не прощу».

Началась служба. Из алтаря вышел священник с крестом и Евангелием в руках, направился к ожидающей его группе исповедников. Я проводила его взглядом и увидела, что в этой группе, почти рядом с бабой Полей, стоит «она».

Екатерина и в храм заходила очень редко, а к исповеди, кажется, вообще пришла впервые. И надо же, чтобы такое важное событие в её жизни совпало с приходом на исповедь бабы Поли! Стало до боли жалко обеих женщин: они пришли в храм за утешением, но и здесь тяготятся взаимной обидой.

Подходят к аналою исповедники, склоняют головы под епитрахиль священника. В храме тишина. Только одинокий голос чтеца громко произносит слова молитв перед Святым Причащением: «Хотя ясти, человече, Тело Владычне, страхом приступи, да не опалишися: огнь бо есть. Божественную же пия кровь ко общению, первее примири тя опечалившим…» При этих словах в лице бабушки Поли что-то дрогнуло и из глаз полились слёзы. Но не те, только что виденные мною на пороге храма горькие слёзы обиды. Словно пелена спала с души, и глаза отозвались на блеск свечей каким-то внутренним светом. Старушка повернулась и поклонилась в ноги той, которую давно не называла по имени: «Прости, Катеринушка».

^{_{У Святой Чаши}}

Вместе подходили они к Чаше со Святыми Дарами, вместе выходили из храма, поддерживая друг друга на заиндевевших ступенях.