Нетронутые снега

24

Утром Аргунов, Коточков и Бояркин пошли к ямам старателей. День стоял теплый. Мелкие ручейки текли, шурша под ногами.

Аргунов подошел к Выгоде, поздоровался и спросил, как у него золотит.

Приискатель сквозь зубы ответил:

— Не знаю, как богатые, а мы проживем как-нибудь.

— Значит, неплохо. Что, бут поднимаете?

— Уже подняли. Сейчас начнем пески таскать.

Инженер подошел к отвалу, поднял камень и стал рассматривать его, близко поднося к глазам.

— Ваня, возьми пробу, — показал Аргунов на богатую яму.

Выгода посмотрел на Бояркина, потом на Аргунова и снова на Бояркина. «Началось», — подумал он, отошел к куче только что выгруженного из ямы песка, постоял возле него, что-то подумал и повернулся к Аргунову.

— Разведку-то вы будете вести ниже наших ям, али выше? — спросил приискатель.

— Осмотримся, потом решим, — ответил Аргунов.

Бояркин вытащил из рюкзака парусиновый мешочек и спустился в яму.

— Вы что же нам деляны нарежете, али как? — снова задал вопрос Выгода.

— Зачем вам деляны. Работайте, как работали, дальше будет видно.

— Смотрите, — обратился инженер к Аргунову, — галька окатана плохо.

Аргунов подошел к отвалу и поднял горсть породы.

— Да, окатанность плохая.

— Я полагаю, — заговорил инженер, — что эта россыпь образована за счет разрушения коренного месторождения.

Бояркин вылез из ямы, вытряхнул пробу в свой лоточек, начал мыть.

— Михаил Александрович, по-моему, старатели ведут работы в слабо обогащенной части россыпи, — сказал Аргунов, смотря на дальние ямы.

Инженер пожал плечами. Он был удивлен, что Аргунов слишком поспешно делает такие важные выводы.

— А вот смотрите на рельеф местности. Я уверен, что древнее русло находится где-то в стороне от современного.

— Вполне можно полагать, — ответил Коточков. Он тоже смотрел вдоль долины.

Бояркин сделал доводку, отмыл золото начисто и подошел к Аргунову и инженеру.

— Смотрите, какое здесь золото.

— Неплохое, — заметил Коточков.

Аргунов взял лоток и стал внимательно рассматривать структуру золота.

— А ведь неплохое у тебя золото, — сказал Аргунов, обращаясь к Выгоде.

— Да уж какое есть, такое и моем.

Остальные приискатели не вступали в разговор, работали и слушали.

Бояркин вытряхнул золото в совочек, просушил на огне и высыпал в капсулу.

— В следующий раз шлиху больше оставляй, — сказал ему инженер.

Бояркин с отвала оглядел местность.

— Смотрите, — сказал он, показывая в сторону террас на чуть заметный отвальчик, — он совсем другого цвета, какой-то серенький.

— Верно, — согласился Аргунов, — а ну, пойдемте туда.

И он быстрыми шагами направился к отвалу.

Отвал был, действительно, небольшой. На нем лежала высохшая трава.

Бояркин заглянул в яму:

— Там вода.

— Этот отвал находится совершенно в стороне от других выработок, — сказал, осмотревшись кругом, Аргунов, — и судя по растительности на нем, яма была пробита лет семь-десять тому назад, а то и больше.

Инженер рассматривал прекрасно окатанную гальку гранита, гранодиорита, сланца.

— Как хорошо окатана галька! — сказал он.

— Да, этот отвал совершенно отличен от тех, которые мы осмотрели, — заметил Аргунов, подошел к шурфу и заглянул в него.

Стены старой выработки обвалились. На дне чуть поблескивала вода.

— Давай, Ванюшка, возьмем пробу из отвала, вот хотя бы с этого места.

— Здесь и породы, Николай Федорович, совсем другие, чем в старательских ямах, — рассматривая на ладони мелкий песок, говорил инженер.

Бояркин набрал в парусиновый мешочек пробу.

— Ну, что же, теперь идемте к Филиппу Егорычу, посмотрим, как у него золотит, — предложил Аргунов.

Около полутора десятка ям, которые на ровном лугу вытянулись звеньями в цепочку, осматривать было очень удобно.

Аргунов с инженером часто спускались в выработки, продвигались от ямы к яме.

— Какая у тебя, Филипп Егорыч, самая богатая яма? — спросил Аргунов.

Дядя Гриша круто повернулся на пятках и впился глазами в Аргунова.

— Вот эта будет, — показал дедушка Пых на крайнюю яму.

— Это она… — подтвердил дядя Гриша.

Он что-то еще хотел сказать, но не мог и, безнадежно махнув рукой, подумал: «Сейчас опробуют и запретят, скажут: место только портите, или заставят отрабатывать по правилам».

— Там мокро, — сказал дедушка Пых, видя, что Аргунов собирается спуститься в яму.

— За зря измажетесь только, — добавил дядя Гриша, — у нас ее топило, едва вот откачали. Приходим мы утром, а в нее ручей хлещет…

Андрейка быстро укрепил веревку, сделанную из сырой шкуры оленя, и начал помогать Аргунову спускаться в выработку. Веревка была вся изорвана, узел торчал на узле.

Вслед за Аргуновым спустился Бояркин. Взяли пробу.

— Промой ее, Ванюшка, да и дальше пойдем, — сказал Аргунов, сел на отвал, закурил.

— Ты не знаешь, Филипп Егорыч, кто пробил вон ту яму? — показал Аргунов на серенький отвальчик.

Дедушка Пых сел на вывороченный пень:

— Это дело давнишнее. Мой дружок рассказывал, что в этих самых местах старался Соловейка, и ту яму тоже, наверное, пробил он. Когда мы пришли сюда, то вот на этом месте стали мыть. Правда, и в той яме пробу брали.

— Какое там содержание? — поинтересовался инженер.

— Да золотишко так себе, золотинка от золотинки на аршин лежит.

— Значит, плохо?

— Совсем никудышнее.

— А почва какая?

— Почва там глинистая, как подушка. После бута так под ногами и ходит. А здесь у нас пески сподручные, промывистые, да и кайле лучше поддаются.

Бояркин промывал пробу, а рядом с ним сидел Андрейка, рассказывал:

— Вот, как мы первый раз пробу сняли, вот это было да, золотище! Я еще такого никогда не видал, а теперь у нас хуже пошло, на убыль двигаемся. Наверное, скоро бросим… все бросим.

— Что, уходить собираетесь? — спросил Бояркин, плавно покачивая кругленький лоток.

— Уходить-то нам не хочется, а то бы давно ушли.

— А раз не хочется, тогда зачем уходить?

— Да видишь, мы как думали: хотели эту зиму отработать и податься отсюда, а тут золото вывернулось.

— Ну и работайте.

— Да теперь, может, и останемся, если ваш начальник продуктами поможет.

Бояркин тряхнул лоток.

— У вас золото хорошее.

— Вот то-то и оно, что хорошее, — согласился Андрейка.

Бояркин поднялся, собрал осторожно пальцем в кучу золото, подошел к Аргунову и Коточкову.

— Вот что дала проба, — сказал он.

— Хорошее золото, — заметил Аргунов, — у Выгоды, пожалуй, немного похуже.

— У Выгоды хуже?! — обрадованно воскликнул дядя Гриша. — Я так и знал…

Инженер взял в руки лоток и стал внимательно рассматривать каждую золотинку.

— Да нет, пожалуй, такое же, — сказал он.

Дядя Гриша и дедушка Пых первый раз за все время совместной работы узнали, какое золото в ямах у соседа…

— А ты промыл пробу из ямы с серым отвальчиком? — спросил инженер у Бояркина.

— Вот оно у меня уже в капсуле.

— А ну, дай сюда.

Инженер высыпал на ладонь золото и стал сравнивать. Золото из ямы Соловейки было крупное и хорошо окатанное. Золото из нижних и верхних выработок, на которых работали старатели, было пористое, с заостренными краями и более светлое по окраске.

После осмотра выработок разведчики пошли на левый увал долины.

Дядя Гриша посмотрел им вслед и сказал:

— Такой молодой парень, а уже работает помощником у начальника и инженера! Ты слышал, Андрейка, какие он слова про наше золото выговаривал? Их нам обоим с тобой не выговорить. Как это чудное-то слово говорил, то ли гнездится, то ли гнедится…

— Генезис, — нехотя ответил Андрейка.

— Генезис? Точно оно, а что это такое?

— Не знаю, — смущенно признался молодой приискатель.

— Хорошо быть ученым. Вот я помню, еще подростком…

И дядя Гриша рассказал, что когда он жил дома, в деревне был один грамотный человек, который иногда заходил к ним. Он часто говорил:

— Учить надо Гришку. Пошлите в станицу, может, из него и человек выйдет.

— Где там при нашей нужде до учения, — отвечал обычно отец Гришки.

На этом и обрывался разговор про учение. В доме был нужен работник. Когда Гришка подрос и стал вот таким же парнем, как Андрейка, он сам стал частенько думать, как бы подучиться, и однажды пошел к этому грамотному человеку. Но только засел за азбуку, началась пахота, потом сенокос, уборка хлеба, молотьба.

— Вот так я и остался на всю жизнь неграмотным дядей Гришей. Но расписываться все же научился.

Дядя Гриша со злобой бросил лопату и обратился к Андрейке:

— Давай будем спускаться в яму.

Посмотрел Андрейка на дядю Гришу так, как никогда не смотрел до этого и подумал, что вот пройдет лет двадцать, и будет он вот таким же старателем, дядей Андреем. И пойдет его жизнь от одной ямы к другой в погоне за граммами дорогого металла. «Нет, — сказал себе Андрейка, — не бывать этому. Буду проситься у начальника, чтобы он взял к себе на работу. Подучусь у них, а потом поеду учиться».

С увала были хорошо видны все ямы, которые вытянулись узкой полоской вдоль реки. Учугэй проработала себе широкое и удобное ложе среди древних, серого цвета, гранитов… Много лет вода грызла крепкую породу, которую с трудом берет сталь инструментов и, наконец, подостлав себе постель из перетертого в песок и щебень гранита, успокоилась, прекратила свою разрушительную работу и теперь мирно текла в невысоких берегах. Результаты ее тысячелетних трудов были видны по правому борту долины в виде террас, которые амфитеатром поднимались в три яруса к крутому склону гор, покрытых стлаником. У подножья нижней террасы виднелись небольшие, наполненные водой, полукольца стариц. Река извивалась на своем пути, делала бесчисленные петли, затягивала крепкие узлы, отходила в стороны, возвращалась и вновь продолжала петлять. Ее вершина пропадала в щеках гор. Слева в реку Учугэй впадал приток, который терялся у высоких гор, побеленных снегом.

Ниже устья притока начинались старательские ямы. Земля была взрыта без всякого плана и порядка. Но вся эта работа совершалась по строгому закону: как можно быстрее, с меньшими затратами времени и сил добыть больше желтого металла. Отрабатывая хищнически золотую россыпь, старатели узкими лазейками, как кроты, лазили под землей и выхватывали самые обогащенные золотом пески, оставляя промышленное золото, заваливая его перемытыми породами. Дальше за холмиком стояли два старательских зимовья, низенькие, приплюснутые к земле. За большой площадью открытого места поднимался начатый вчера сруб нового барака.

— Посмотри, Михаил Александрович, кругом, — показал Аргунов рукой.

— Я и то любуюсь. Красивое место, — ответил Коточков.

— Очень красивое, — согласился Аргунов.

— И зашумит здесь новый прииск да такой, про который и мы сейчас не сможем подумать. Как, Николай Федорович, возможно это?

— А почему нет, уже сейчас можно ставить на эту россыпь около десятка артелей. Но нас должно интересовать другое. Смотри, все ямы старателей идут узкой цепочкой вдоль современного русла. Вполне возможно, что золотоносная россыпь очень узкая, но я уверен, старатели работают на слабо обогащенном ее участке. А эта цепочка тянется к притоку и обрывается у самого устья.

Инженер слушал и молчал, соглашаясь с Аргуновым. Аргунов продолжал:

— Меня, Михаил Александрович, интересует другое. Откуда могла взяться хорошо окатанная галька в яме Соловейки? Яма недалеко от террас. Ты считаешь: место, на котором работают старатели, обогащено правым притоком. Будем его называть Безымянным. Это может быть так, а может быть и не так. Ведь структура золота, породы и окатанность гальки — различные в яме Соловейки и в ямах старателей. Мне кажется, наоборот: старатели дошли до устья Безымянного и потеряли свою россыпь. Я считаю, что яма Соловейки обогащена Безымянным. Поэтому я и предлагаю пересечь шурфами все террасы и хотя бы часть долины.

Инженер сморщил лоб.

— Вот и надо проверить Безымянный. Он нам внесет ясность.

— Как вы хотите, а надо искать Соловейки но золото.

— Вы, наверное, вспомнили сказку, которую здесь рассказывают? — не без иронии спросил инженер.

— Да, вы правы, я вспомнил эту сказку и даже не сказку, а если хотите, чистую правду. К вашему сведению, этот народ никогда не врет, не обманывает и не ворует. Это вы запомните. Если вам когда-нибудь придется с ними работать, мой совет пригодится.

— Благодарю вас, — совершенно серьезно сказал инженер.

Аргунов продолжал:

— Платик у старателей во всех ямах скала, а по словам Филиппа Егорыча, в яме Соловейки была глина. Как вы на это смотрите, Михаил Александрович? А ты, Ванюша, набросай-ка эскиз, что отсюда видно, отрази на нем террасы, открытые ямные работы, не забудь яму Соловейки.

Аргунов поднял камень, разбил его на руке, посмотрел на свежие изломы и бросил.

— Пойдемте вон к той валежине, на ней можно посидеть, отдохнуть.

— Смотрите! — крикнул вдруг Бояркин. — Лисица! Вон она на террасе.

— Действительно.

— Какая быстрая, — говорил инженер, любуясь на ловкого, быстрого зверька, — смотрите, какие делает она большие прыжки!

Лиса мышковала на ровной поляне возле низкорослых кустиков. Она делала несколько шагов — скрадывала, потом прыгала и, ударяя добычу лапами, замирала. Иногда, низко пригнувшись к земле, медленно шла, осторожно ступая. Но вот она остановилась, подняла высоко голову, встала на задние лапы и в одно мгновение сделала большой прыжок, потом второй, третий… мышь была поймана.

— Как она чудно охотится! — восхищался инженер.

— Лиса любит мышковать в тихую погоду, — объяснил Аргунов, — когда ветер не шевелит траву. И стоит только неосторожной мышке шевельнуть травку, как это место сразу же прижимают быстрые лапки лисы.

Отвлеченные на время эпизодом с лисой, разведчики снова вернулись к обсуждению основного вопроса, вызвавшего разногласия.

Инженер считал первоочередной задачей проверить Безымянный. Он говорил, что если там будет найдено золото, тогда можно смело просить у начальника главного управления людей на ведение больших разведочных работ в этом районе.

— Пока мы должны ограничиться поисковой разведкой, — настаивал он. — Собственно, с таким заданием нас сюда и послали. После Безымянного займемся детальной разведкой золотоносного полигона старателей.

— А террасы? — спросил Аргунов.

— Зачем нам рисковать, — упирался инженер, — возможно, на террасах не обнаружим золота, и тогда нас спросят, а кто, друзья, вам поручал заниматься таким большим объемом работ? Ведь нас, Николай Федорович, на это никто не уполномочивал. Наоборот, меня предупредил главный инженер управления, чтобы я был осторожен.

— Это излишняя осторожность, — сказал Аргунов.

— Да вы поймите, что мы можем повязнуть с террасами, потерять дорогое время и ничего не найти. Резонней будет проверить одной линией Безымянный, который внесет кое-какую ясность в характер образования золотоносной россыпи в долине, а потом можно смело детализировать золотоносный полигон старателей. Когда прибудут к нам кадры, мы тогда смело приступим к широкому фронту работ.

— Хорошо, Михаил Александрович, давайте зарежем одну линию по Безымянному. Времени на эту разведку потребуется немного. Применяя взрывчатку, мы сможем покончить недели за две. К тому времени, я полагаю, мы привлечем старателей на разведку и займемся террасами, — согласился Аргунов.