Нусантара

ВВЕДЕНИЕ

Снова, десятый раз за вечер, дребезжит телефон. Нет, это просто невозможно. Никак не сосредоточишься над рукописью. Впору хоть сломать или накрыть подушкой этот проклятый аппарат. На этот раз звонит знакомый геолог. Много лет тому назад мы работали с ним вместе в экспедиции на Дальнем Востоке и сохранили с тех пор теплые отношения, но обычно встречаемся только случайно, раз в несколько лет. После первых приветственных фраз Николай сразу берет быка за рога.

— Слушай, хочешь поехать в Индонезию?.. Нет, серьезно. Помнишь, когда мы виделись в последний раз (вспоминаю, это было три года назад — в троллейбусе), я говорил тебе, что на Курилах у меня получилось кое-что любопытное… Реки выносят в море такие продукты деятельности вулканов, как алюминий, железо, титан, фосфор… И эти элементы в морской воде тут же выпадают в осадок…

Припоминаю, Николай так увлеченно об этом рассказывал, что мне оставалось либо оставить у него в руках пуговицу, либо проехать свою остановку. Я выбрал последнее.

— Но при чем тут Индонезия?

— Как при чем? Ведь это район очень высокой вулканической активности. Больше восьмидесяти действующих вулканов!..

— Ну и что?

— Видишь ли, на Курилах этот осадок тут же распыляется над большими глубинами, а на индонезийских мелководьях вступает в реакцию с известняком коралловых рифов и может образовывать месторождения.

С удовольствием слушаю его страстный рассказ о том, что, видимо, таков же был механизм образования многих месторождений и в нашей стране, когда те или иные ее районы были дном тропических морских мелководий. Но к чему клонится его речь, пока совсем не представляю.

— Ну вот, для изучения того, как все это происходило, Академия наук Советского Союза и Национальный научный совет Индонезии организуют совместную советско-индонезийскую вулканологическую экспедицию.

— Постой, постой, да при чем же здесь я, морской биолог…

— Как при чем? Нам нужен знаток живых коралловых рифов.

— Какой же я знаток?

— Но ты же работал на рифах Южно-Китайского моря. Я читал твои публикации.

— Но ведь там, где мы были в Китае, и рифы-то еще не настоящие…

Собеседник мой продолжает оставаться при своем мнении. Говорит какие-то лестные для меня слова о том, что им нужен именно такой биолог, как я, специально занимающийся жизнью морских мелководий и литорали — осушной или приливо-отливной полосы и владеющий притом легководолазной методикой…

Отхожу от телефона в растрепанных чувствах. Работа, над которой весь вечер пытался сосредоточиться, летит к чертям.

Индонезия… Моря Зондского архипелага… Заманчиво, черт побери… И ведь словно подгадал Николай: спросите меня, какой район земного шара мне сейчас нужен больше всего для собственных работ — для эколого-биогеографических сравнений, — и палец мой на карте или глобусе упрется именно в Индонезийский архипелаг.

Мне уже посчастливилось работать в Беринговом, Охотском, Японском, Желтом, Восточно-Китайском, Южно-Китайском морях, и, для того чтобы проследить, как изменяются на морских мелководьях вдоль западных берегов Тихого океана, от Берингова пролива до экватора массовые биологические процессы, мне не хватает именно Индонезии. Коралловые рифы — мечта каждого биолога, тем более биолога-моряка. Мангровые леса, заливаемые приливом… До сих пор я видел эти леса лишь вблизи северной границы их распространения. Богатейшая морская фауна и флора, явно недостаточно еще освещенная в трудах голландских экспедиций на кораблях «Снеллиус» и «Зибога».

Сейчас в Индийском океане плавает и наш красавец «Витязь». Я не пошел на нем. Большие суда ведь не могут работать в тех прибрежных мелководных зонах, которые особенно интересуют меня, и где тропическое разнообразие морской фауны и флоры представлено пышнее всего. А здесь прибрежная экспедиция, как раз на этих мелководьях… Заманчиво, очень заманчиво. А как же быть с начатой работой над большой книгой? Ведь вряд ли успею ее закончить до поездки. И снова слышу дразнящий голос Николая: «Соглашайся. Такая возможность бывает раз в жизни».

Как зачарованный смотрю на карту Индонезии. Ява, Целебес, Малые Зондские острова — Бали, Флорес, Сумбава, — все эти названия с детства звучали в ушах манящей музыкой. Отыскиваю на карте и печально известный величайшей в истории вулканической катастрофой вулкан Кракатау, и крохотный островок Унауна, название которого услышал сегодня от Николая впервые в жизни. Вот он — в заливе Томини Молуккского моря, лежит прямо на экваторе к югу от северного рога разлапистого Сулавеси (Целебеса). А разве не интересны для биолога влажные тропические леса Западной Явы и Северного Сулавеси или теряющие в сухой сезон листву муссонные леса на Малых Зондских островах и на востоке Явы? А горные леса, где место пальм занимают гигантские древовидные папоротники? А лучший в мире ботанический сад Богора? А древнее искусство и современная жизнь балийцев, яванцев и других народов этой многоплеменной и многоязычной страны?

И вот рука тянется к книжной полке и застывает, делая выбор между классической книгой Уоллеса «Малайский архипелаг. Страна орангутанга и райской птицы» и рассказами Джозефа Конрада — тончайшие психологические драмы его героев развертываются на пряном фоне экзотической Юго-Восточной Азии.

Гидробиолог побеждает бродягу-эклектика, и я начинаю рыться в научной картотеке. Работы по систематике морских растений и животных — их порядочно, а вот по экологии, по распределению, по образу жизни, по сообществам — почти ничего. Классические описания Румфиуса, долго жившего на сказочной Амбоине (его называли амбоинским Аристотелем) и написавшего еще в семнадцатом веке «Камеру редкостей Амбоины», три-четыре более современные, посвященные частным вопросам статьи — и все.

«Плохо же я знаю литературу по тропической литорали», — ругаю себя, как оказалось, незаслуженно. Позднее, обшарив и индонезийские научные библиотеки, я убедился, что больше действительно ничего нет. Работать на пустом месте и заманчиво, и страшновато.

Со мной едут еще пять человек. Издавна я знаю только Николая. Пятнадцать лет назад, когда мы вместе работали в экспедиции на Дальнем Востоке, это был впечатлительный юноша, скрывающий мягкость и застенчивость под маской цинизма и бравады. Теперь застенчивость ушла куда-то внутрь и стала далеко не сразу различимой. Мягкость же сменилась фанатическим упорством в отстаивании своих научных идей. С возрастом почти совсем испарилась и бравада, и напускной цинизм, но они возродились до смешного похоже в его ученике и воспитаннике Альберте, молодом гидрогеологе, вернее, специалисте по вулканическим источникам.

В отличие от этих двух скептиков минералог Валентин смотрит на мир пытливым взглядом. Когда ему встречается что-нибудь до тех пор невиданное, этот представительный кандидат наук словно опять превращается в бесхитростного крестьянского паренька, каким он был двенадцать-пятнадцать лет назад. Он всегда поражает меня то наивностью заключений, то их тонкостью и глубиной.

С кинооператором Павлом мы уже встречались на котиковых лежбищах Охотского моря. Веселый, общительный, легко дающий обещания и столь же легко о них забывающий, он устроен как-то так, что рассердиться на него невозможно. Он подкупает искренностью, острым чутьем и любовью к природе, смесью беззаботности творческого горения, способностью приноравливаться к самым трудным экспедиционным условиям. Он умеет делать все сразу же обжитым, домашним. Зато его помощник Михаил, несмотря на молодость, натура «чрезмерно сложная». Он похож на кривое ружье, которое неизвестно когда и куда выстрелит.

Мы все шестеро вначале не очень верили в реальность этой заманчивой поездки и были, пожалуй, даже несколько удивлены, когда она все же состоялась.

Конечно, первоначальные планы претерпели существенные изменения, конечно, мы посетили не все районы, в которых собрались поработать. Вместо шести месяцев мы пробыли в Индонезии целых восемь. Не все складывалось так, как было задумано, были и разочарования, и неожиданные успехи. Иногда удавалось работать с невероятной интенсивностью, иногда бывали недели томительного безделья.