Последний шаг

БЫВШИЙ АРХИВАРИУС ЧАМПЕЛЯ

Бывший архивариус Санду Чампеля жил на северной окраине Бухареста, на одной из глухих улочек, упирающихся в летное поле. Скромные домики отгораживались друг от друга небольшими садиками. Домики были собственностью работников румынского Аэрофлота, теперь вышедших на пенсию.

Пять минут назад Лучиан оставил Фрунзэ в аэропорту дожидаться стюардессу, которой снова пришлось отправиться в Париж. Он с сожалением расстался с Фрунзэ, потому что в паре с ним чувствовал себя более уверенно. Но Фрунзэ предстояло выяснить очень важный вопрос: является ли Пантази, запечатленный на фотографии, тем человеком, который летел рейсом Бухарест — Париж в понедельник?

— Я бы тоже не прочь под старость обзавестись таким домиком, — грустно проговорил Василиу, как бы сознавая, что мечте его никогда не суждено сбыться.

— Оставьте, Василиу, не такая уж здесь благодать, — попытался утешить его Лучиан. — Аэропорт, шум… А дальше еще хуже будет.

— Да дело не в шуме! — возразил Василиу. Потом спросил: — Где вас высадить?

— На углу. На улицу Херэстрэу въезжать не надо.

Лучиан вышел из машины и сразу почувствовал прохладное дуновение — дышать стало легче. В воздухе стоял сладкий аромат цветов, распускавшихся к вечеру. Он не спеша шел по узенькой улочке, предоставленной в полное распоряжение мальчишек. На воротах каждого дома красовались эмалированные таблички с номером.

Лучиану хотелось бы продлить приятную прогулку, но оказалось, что он уже дошел до дома архивариуса. Во дворе невысокий сухонький старичок переходил от одной грядки к другой с лейкой в руках. Он направлялся от ворот в глубь двора слегка согнувшись, поэтому Лучиан не мог видеть его лица. Прежде чем оторвать старичка от дела, капитан некоторое время с завистью наблюдал, с какой тщательностью и заботой он поливал каждый стебелек, затем перевел взгляд на домик с горшками герани в окнах. «Хм, — подумал Лучиан, — может, Василиу и прав?»

Он постучался в ворота. Старичок, не прерывая работы, обернулся. Офицер не был уверен, что перед ним бывший архивариус, и осторожно спросил:

— Господин Чампеля?

Ему ответили хмуро:

— Да, я… Что вам нужно?

Лучиан хотел было войти, но калитка оказалась запертой изнутри.

— Я не могу сказать вам о своем деле отсюда, с улицы…

Чувствовалось, что Чампеля не доволен неожиданным визитом, нарушившим распорядок его дня. Наконец он крикнул:

— Катерина! — и поставил лейку на землю.

Из-за дома появилась невероятно полная женщина. Ее большая голова своей тяжестью так сплющивала шею, что казалось, будто она сразу переходит в громадное туловище.

— Ко мне пришли, — мягко сказал Чампеля женщине. — Иди полей цветы.

Катерина бросила короткий взгляд на гостя, и Лучиан с трудом рассмотрел ее заплывшие глаза. Затем она послушно принялась за поливку. Лучиан услышал шарканье башмаков — хозяин направлялся к калитке. По мере того как он приближался, капитан все отчетливее видел, насколько уродливо его высохшее личико, исчерченное многочисленными складками и морщинами. Белесые мохнатые брови переламывались в удивлении, нависая над темными глазными впадинами. Сами глаза еще сохраняли живой блеск. Чампеля шел к калитке, вытирая мокрые, перепачканные землей руки о старые, залатанные штаны, пригодные только для работы во хозяйству.

Прежде чем отодвинуть засов, старик бросил на посетителя изучающий взгляд, стараясь сразу определить, с кем имеет дело, по крайней мере, так показалось Лучиану.

— Что вы хотите? — спросил бывший архивариус, продолжая изучать гостя. В его тоне чувствовалась явная подозрительность.

— Я к вам по делам службы. Показать удостоверение здесь или в помещении? — спросил в свою очередь Лучиан, изобразив на лице дружелюбную улыбку.

Чампеля открыл калитку. Возможно, он был не доволен еще и тем, что его застали в таком виде — в выцветшей рубашке, в старых грязных брюках.

— Идемте в дом, — как будто через силу пригласил он наконец и направился к лесенке, ведущей на террасу.

Лучиан последовал за ним. Перехватив любопытный взгляд хозяйки, он улыбнулся ей. Польщенная, она улыбнулась ему в ответ.

— Замечательное занятие — выращивать в наше время цветы в Бухаресте, — обратился к ней Лучиан.

Женщина вдруг покраснела до корней волос, будто капитан был первым мужчиной, который с ней заговорил. Она перебросила лейку в другую руку и прерывающимся от волнения голосом сказала:

— Другие разводят лук, редиску, помидоры, а мы — розы, георгины…

— Сюда, пожалуйста, — прервал их диалог Чампеля.

Лучиан и хозяин вошли в комнату. Окно, выходившее во двор, было широко распахнуто. Уже начали сгущаться сумерки, но еще вполне можно было обойтись без света. Тем не менее хозяин включил лампу и резко, почти окриком потребовал:

— Удостоверение!

«Надо же! Архивная крыса… А образина! Встретишь в темноте — испугаешься», — обругал Чампелю в глубине души Лучиан, и вдруг его охватила беспричинная веселость.

Пока бывший архивариус изучал его удостоверение, капитан оглядел комнату. Она была обставлена пестро, но скромно. На стенах — фотографии разных размеров, старые и поновее. Картина в тяжелой золоченой раме: склонившиеся голова к голове Чампеля и его жена. Оба молодые, в напряженном ожидании. «Что делает с людьми время!» — горько вздохнул Лучиан.

— Садитесь, товарищ капитан! — пригласил Чампеля, возвращая Лучиану удостоверение. — Здесь нас никто не побеспокоит. — Голос его приобрел доброжелательные нотки, хотя лицо оставалось по-прежнему хмурым. — Я вас слушаю. — Он тоже сел, но не на стул, а на табуретку, упершись руками в колени.

Лучиан старался говорить самым миролюбивым тоном:

— Если я не ошибаюсь, вы по званию майор?

— Точно, майор запаса.

— Товарищ майор, — продолжал Лучиан, изо всех сил стараясь расположить старика к себе, — меня направил к вам начальник архива полковник Мунциу. Мне нужна ваша помощь. Я знаю, память у вас…

Чампеля коротким резким жестом прервал его:

— Оставим это! Память сегодня есть, завтра ее нет… Давайте по существу!

— В сорок четвертом году вы заведовали архивом пятьдесят седьмого отдела секретной информационной службы…

— Знаю, капитан… Оставим вступление…

— Летом сорок четвертого года в военном трибунале Бухарестского гарнизона состоялся процесс над одним из работников (он хотел сказать «агентов», но вовремя удержался) секретной информационной службы Кодруцем Ангелини, который был приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение?

Чампеля поднял руку, останавливая капитана: мол, все ясно, зачем зря тратить слова.

— Мне кое-что известно об этом деле.

Лучиан обрадовался: значит, не зря он приехал сюда.

— Я хочу попросить вас оказать нам помощь в связи с этим делом.

И как раз в тот момент, когда Лучиан уже считал, что добился успеха, бывший архивариус решительно поднялся и категорично заявил:

— Сожалею, но сведения о событиях прошлого, с которыми я был связан по роду своей службы в пятьдесят седьмом отделе, могу сообщить только в здании министерства и в присутствии вашего начальника и полковника Мунциу. Подайте на мое имя заявку в бюро пропусков. Товарищ капитан Визиру, — я правильно запомнил ваше имя? — оставьте мне номер вашего телефона. Завтра, в девять утра, я буду в министерстве.

Столь неожиданное окончание только что начавшегося разговора озадачило Лучиана. Он растерялся, но после недолгого размышления вынужден был признать, что бывший архивариус прав. Он не хочет говорить здесь не потому, что осторожничает, а потому, что сознает: информация, которой он располагает, является государственной тайной и может быть разглашена только при соответствующих обстоятельствах, предусмотренных юрисдикцией. Как это он не предусмотрел подобной реакции со стороны Чампели?

— Думаю, вы правы, — согласился Лучиан. — Мне необходимо позвонить своему начальнику…

— У меня нет телефона.

— Запишите, пожалуйста, наш телефон… — Лучиан протянул ему ручку, и Чампеля на полях газеты записал номер. — Тогда до завтра, до девяти!

Чампеля утвердительно кивнул. Уже подойдя к двери, Лучиан, будучи не в силах побороть любопытство, как человек, читающий детектив и желающий поскорее узнать, кто же убийца, спросил:

— Вы знали Кодруца Ангелини?

Бывший архивариус склонил голову: да, знал.

— Его на самом деле расстреляли?

Будто потеряв дар речи, Чампеля снова кивнул: да, расстреляли.

«Что это он, как воды в рот набрал? Ну и бдителен же, черт побери!»

Уже во дворе путь Лучиану преградила супруга Чампели. Она полила цветы и теперь торопилась вернуться к роли гостеприимной хозяйки. Насколько скрытен и мрачен был Чампеля, настолько общительной и улыбчивой казалась его жена. Она мягко спросила:

— Вы уходите? А я хотела угостить вас вишневой наливочкой… — Из-за полноты она дышала с трудом, отдуваясь.

«С удовольствием!» — хотел было принять предложение Лучиан, но господин Чампеля решил по-своему:

— Оставь, Катрин, не последний раз видимся. Товарищ капитан еще зайдет к нам. — Потом повернулся к гостю: — Ну, товарищ капитан, до свидания, до завтра!

Жена бывшего архивариуса ни словом, ни жестом не попыталась спасти честь дома: видно, за долгие годы совместной жизни она привыкла безропотно подчиняться мужу.

Вечер вступал в свои права. Со стороны аэропорта доносился то нарастающий, то затухающий рев моторов. «Жаль, что здесь так шумно, — подумал Лучиан, быстрым шагом направляясь к машине, и почему-то вспомнил запавшие, горящие глаза Чампели: «Несимпатичный старикашка, но довольно крепкий».

Василиу, как всегда, терпеливо ждал его на тротуаре, возле открытой дверцы.

— В управление! — бросил Лучиан, а когда машина тронулась, взял трубку, вызвал полковника Панаита и коротко и четко доложил о результатах встречи с Чампелей.

— Очень хорошо, — одобрил полковник, — хотя его осторожность представляется мне преувеличенной. Но речь идет о его персоне, и он вправе распоряжаться собой, как считает нужным.

— Я еду в министерство.

— В этом нет необходимости. Поезжай домой. Должен же ты хоть иногда приезжать домой пораньше. Лия и мальчуган обрадуются.

— Спасибо, товарищ полковник! От капитана Фрунзэ есть какие-нибудь новости?

— Да, чуть не забыл. Он виделся со стюардессой, показал ей фотографию Пантази. Так вот, Пантази-швейцарец не имеет ничего общего с Пантази-румыном!

— Значит, наш Пантази не покинул Румынию! — воскликнул Лучиан.

— Если сопоставить результаты графологического анализа и сведения, полученные от Марчелы Вишояну, то можно смело утверждать, что наш Пантази, как ты его называешь, не выехал из страны.

— А что, если мне все-таки отправиться в министерство?

— Нет-нет! Поезжай спокойно домой. Увидимся завтра утром.

— Товарищ полковник, — продолжал Лучиан, — в таком случае надо объявить розыск Пантази, разослать по стране его фотографии.

— Правильная мысль, — поспешно согласился Панаит, будто хотел сказать: «Пусть тебя это не волнует, я уже принял необходимые меры». — Поезжай домой!

Увидев Фрунзэ, Марчела Вишояну не сумела скрыть радости, но, вспомнив, вероятно, о принятом ею решении, остановилась и, нахмурившись, стала ждать, пока офицер подойдет к ней. В этот поздний час аэропорт был почти безлюден.

— Здравствуйте, — весело приветствовал ее Фрунзэ, как давнюю знакомую.

Он заметил ее подчеркнутое равнодушие, но не растерялся, поскольку почувствовал, что оно напускное. Он обратился к ней так, как будто они заранее условились о встрече. И вот она вернулась из рейса, и он сдержал слово.

— Что вам нужно на этот раз, товарищ капитан? — строго спросила она.

Форма стюардессы удивительно шла ей, и Фрунзэ залюбовался девушкой. Продолжая счастливо улыбаться, он как бы между прочим спросил:

— Как прошел полет? Спокойно? Без приключений? Ты не…

— Пожалуйста, выбирайте выражения, — парировала она. — Мы не переходили на «ты».

Фрунзэ понял, что его попытка установить дружеский тон не удалась, и сник.

— Если вам нужно поговорить со мной, идемте в кабинет моего брата, — суровым тоном предложила девушка, окончательно отбивая у него охоту играть роль обольстителя.

— Я его тоже искал… Он уехал. Впрочем, я вас задержу ненадолго…

— Надеюсь…

Впервые Фрунзэ не сумел скрыть своего огорчения, хотя и попытался надеть маску профессиональной озабоченности. Он извлек из кармана фотографию Пантази:

— Вам знаком этот человек?

Стюардесса перебросила летную сумку с левого плеча на правое и взяла фотографию.

— Кто этот тип? — спросила она, внимательно посмотрев на фотографию. Ее взгляд невольно задержался на погрустневшем лице Фрунзэ.

— Вы его не знаете? Посмотрите получше!

— Нет, не знаю. И вряд ли я когда-нибудь видела его…

— Это же Тибериу Пантази!

— Вы шутите, товарищ капитан. Как всегда, шутите. Я ведь вам уже советовала более обдуманно выбирать предлог для встречи. — Ирония придавала ее лицу слегка высокомерное выражение. Она возвратила фотографию. — И вообще, чтобы устраивать свидания, не обязательно выдвигать причины профессионального характера. Прощайте!

— Одну минуту! — задержал ее Фрунзэ драматическим жестом, вызвавшим у Марчелы улыбку. — Я не шучу. Если понадобится, вы подтвердите письменно, что не знаете этого человека?

Марчела наконец поверила, что офицер на самом деле не шутит.

— В любое время… Заверяю вас, это не он… — И чтобы хоть как-то смягчить Фрунзэ горечь неудачи, она улыбнулась ему, затем гордо, зная, что ее провожают взглядом, направилась к зданию аэропорта.

Фрунзэ покидал аэропорт огорченный. Все в его голове перемешалось. Если тип, оставивший Лучиану прощальное послание, не Тибериу Пантази, тогда почему Пантази, он же Датку, бросил свои квартиры, стремясь уверить органы безопасности, что навсегда покинул Румынию? Куда же он исчез и, главное, какие мотивы заставили его пойти на это? И кем на самом деле был господин Тибериу Пантази из Лозанны? С какой целью он приезжал в страну под этим именем? Какая связь между этим господином Пантази и другим Пантази, который одновременно и Датку?

Фрунзэ остановился напротив здания аэропорта. Стемнело, зажглись огни аэродромной сигнализации. Он почему-то вспомнил, как вскоре после войны присутствовал на празднике, организованном Союзом коммунистической молодежи в городском саду, украшенном по случаю торжества множеством разноцветных лампочек. Ему стало грустно. Размышляя над событиями сегодняшнего дня, он отправился в город пешком.

Около получаса шагал он по правой стороне шоссе, обсаженного старыми развесистыми каштанами, думая об обидной холодности Марчелы Вишояну и о том, какой оборот примет дело после ее сегодняшнего заявления.

Вскоре он вышел к Триумфальной арке, где обычно назначал свидания. Еще вчера при виде арки у него потеплело бы на душе, но сейчас монумент, освещенный лучами прожекторов, напомнил ему о ночной встрече Лучиана с Пантази и о собственной неудаче. Навязчивый старый «джентльмен» начал раздражать его. «Хватит! — приказал он самому себе. — Я по горло сыт всей этой историей!»

Фрунзэ взмок от быстрой ходьбы и с нетерпением ждал момента, когда можно будет встать под холодные струи душа. Он остановил такси и, усевшись, командирским тоном бросил шоферу:

— Вперед, товарищ!

Шофер улыбнулся, и они на большой скорости помчались по шоссе Киселева. Когда машина приближалась к площади Победы, шофер спросил:

— По улице Победы, по бульвару Аны Ипэтеску или по Штефана Великого?

Фрунзэ ответил не сразу, будто ему трудно было принять решение.

— По Ипэтеску! — выдохнул он, но, если бы его спросили, почему именно по бульвару, а не по другой улице, ни за что не смог бы объяснить.

Из-за оживленного движения машина продвигалась медленно. Фрунзэ смотрел прямо перед собой в направлении приближающейся и сверкающей огнями Римской площади. Машина пристроилась за троллейбусом и шла, прижавшись к самому тротуару. Фрунзэ с любопытством разглядывал прохожих, будто впервые попал в столицу. Вдруг взгляд его задержался на девушке, двигавшейся навстречу машине. Он вздрогнул — барышня Тереза! И, забыв, что рядом с ним не Василиу, схватил шофера за локоть.

— Что? — не понял шофер.

— Остановитесь вон там, немного подальше!

Фрунзэ пошарил в карманах, расплатился и выскочил из машины. Через минуту он снова заметил Терезу в толпе. Она приближалась стремительно. Нет, не стоило показываться ей на глаза. К счастью, рядом он обнаружил погруженную в полумрак подворотню и укрылся там.

Он не ошибся — это действительно была Тереза Козма. Из полумрака подворотни он хорошо рассмотрел ее, когда, увлекаемая потоком прохожих, она прошла мимо.

«Вот я и отыскал тебя, голубушка! — со злой радостью думал Фрунзэ. — Так, чем же ты тут занимаешься?»

Он вышел из-под арки и двинулся вслед за Терезой на расстоянии десяти шагов. Оживленный людской поток скрывал его, и он не опасался, что его заметят. Мысли Фрунзэ упорно возвращались к тому моменту, когда она несколькими молниеносными ударами отправила его в классический нокаут.

Тереза Козма миновала перекресток бульвара Магеру и бульвара Космонавтов и очутилась напротив недавно выстроенных многоэтажных зданий. Внизу располагались туристское агентство «Карпаци» и модный магазин «Ева». Тереза вдруг резко остановилась: наверное, почувствовала что-то, а может, ей в голову неожиданно пришла какая-то мысль? Фрунзэ тоже остановился. Потом Тереза направилась к витринам «Евы» и принялась внимательно рассматривать их. Увязавшийся было за ней какой-то хлыщ вынужден был ретироваться.

С террасы отеля «Лидо» доносилось попурри из оперетт в исполнении оркестра.

— «О, Баядера…» — начал было напевать Фрунзэ, но потом выругался про себя: «Какого черта! Все оркестры только и гоняют «Сильву» или «Баядеру».

Тереза двинулась дальше, но вдруг, как будто что-то решая, задержалась напротив бензоколонки у гостиницы «Амбасадор». «Наверняка гадает, зайти ей в «Лидо» или в «Катангу». Да, дилемма!»

Нет, Тереза продолжила свой путь. Толпа у бара «Экспресс» была довольно плотной, и Фрунзэ видел, как она ловко и изящно пробиралась между людьми. Многие мужчины оглядывались ей вслед.

Сюрприз был преподнесен Фрунзэ неожиданно, через несколько шагов. Будто специально избавляя офицера от необходимости гадать, соседка Тибериу Пантази с уверенностью человека, давно привыкшего к этому заведению, вошла в отель «Лидо».

Действия Терезы Козмы сбили Фрунзэ с толку. Войти или не войти? И законна ли такая слежка? На каком основании и по какому праву он преследует ее? В конце концов он решил довериться своей профессиональной интуиции.

Он тоже вошел в гостиницу и задержался в холле. Тереза стояла у стойки администратора. К своему изумлению, Фрунзэ увидел, что администратор, почтительно поклонившись, любезно вручил ей ключ от номера. Тереза с отсутствующим видом, явно скучая, вошла в лифт.

«Уж не почудилось ли мне? — была первая мысль Фрунзэ. — Не страдаю ли я галлюцинациями, раз повсюду вижу Терезу Козму? Не перепутал ли ее с кем-нибудь? Но сходство просто поразительно». Не долго мучаясь сомнениями, Фрунзэ подошел к администратору и поздоровался. Потом отозвал его в сторону, предъявил удостоверение и, дав ему возможность убедиться, что он имеет дело с представителем власти, спросил, кто эта женщина, которая только что взяла ключ.

— Она иностранка, — быстро ответил служащий, — из Англии.

Фрунзэ готов был закричать от изумления, но внешне сохранял полное спокойствие.

— Из Англии?

Администратор продемонстрировал профессиональную память:

— Стайрон Эвелин, занимает триста пятый номер.

— Давно?

— Больше трех недель…

— Одна?

— Не совсем… Она прибыла вместе с пожилым джентльменом, тоже из Англии… Джон Бертран… Проживает в триста четвертом. — И поскольку Фрунзэ надолго задумался, администратор счел себя вправе спросить: — Я могу быть еще чем-нибудь полезен?

Капитан посмотрел на него так, будто тот неизвестно откуда вдруг появился, но, тут же устыдившись своей рассеянности, поблагодарил и поспешил выйти из гостиницы.

Открытие необычайно взволновало его, и по мере того, как он старался восстановить в памяти происшедшее, он все настойчивее спрашивал себя, уж не стал ли жертвой обмана зрения, пусть в этом виновата усталость, жара или навязчивая идея, незаметно овладевшая им.

Он отыскал телефонную будку и позвонил Лучиану домой. А вдруг он по-дружески поможет разобраться в странных видениях, если это на самом деле видения. Скорее все-то, Лучиан его выслушает и посоветует взять больничный.

Ответила Лия. Ответила любезно, не стала отчитывать, как раньше: «Где вы шатаетесь? Прикрываетесь работой и забываете, что у вас есть дом, семья». Лучиан еще не приходил. Фрунзэ позвонил в управление — там его тоже не оказалось. Тогда он позвонил полковнику Панаиту. Тот терпеливо выслушал Фрунзэ, а потом заговорил с упреком:

— Ну знаешь! Я специально вас не вызываю, чтобы хоть раз вы пришли домой пораньше и отдохнули, ведь завтра у нас тяжелый день. А ты? Чем ты занимаешься? Повсюду тебе мерещится эта Козма. Конечно, разве можно забыть женщину, пославшую тебя в нокаут! Давай отправляйся спать.

Фрунзэ не возражал. Он вышел из будки неподалеку от бара «Катанга». Через дорогу, у кинотеатра «Скала», собралась толпа: то ли начинался, то ли закончился сеанс. «И как это людям хочется торчать в зале в такую духоту?»

Он снова взял такси, назвал шоферу адрес и, злясь на самого себя, промолчал всю дорогу.

Дома он сразу же встал под холодный душ и простоял не шевелясь минут десять, надеясь таким путем избавиться от наваждения. Тереза Козма — Эвелин Стайрон? Однако душ не помог ему. Он вытянулся на кушетке, закрыл глаза, но перед ним снова возникла Тереза. Он будто воочию видел ее среди толпы на бульваре, в каких-нибудь десяти метрах. Видел, как она входит в отель «Лидо», изящно покачивая бедрами. Хм, Эвелин Стайрон! Он включил бра, взял телефонную книгу и отыскал коммутатор гостиницы «Лидо». Потом набрал номер и попросил соединить его с триста пятым.

— Алло! — ответил женский голос.

— Мадемуазель Козма? Хорошо, что наконец я нашел вас! — начал он прямо, без всякого вступления.

— Вы ошиблись, сэр, — ответили ему по-английски.

— Да ладно уж, будто я вас не видел!

— Вы ошиблись! — настойчиво повторили в трубке.

Послышались короткие гудки. Фрунзэ застыл в полном недоумении с трубкой в руке. Правильно ли он поступил? Неужели это все же видения? А если подумать: что нужно Терезе Козме, соседке Тибериу Пантази, в «Лидо»? Да еще с британским паспортом. «Ясно, — корил он себя, — меня опять занесло». Чтобы успокоиться, он набрал номер квартиры Пантази.

— У телефона капитан Фрунзэ, — отрекомендовался он, когда ему ответил мужской голос. — С кем я говорю?

— Лейтенант Тома.

— Скажите, пожалуйста, из соседней квартиры не слышно каких-нибудь звуков? Свет не горит?

— Из квартиры Терезы Козмы? — переспросил лейтенант.

— Вы ее знаете? — весь напрягся Фрунзэ.

— Как же? Всю вторую половину дня она сидела в шезлонге на балконе, — оживленно проинформировал его лейтенант.

— Значит, она заходила домой, — сказал скорее себе, чем лейтенанту Фрунзэ. — Спокойной ночи! — Он положил трубку, выключил свет, вытянулся на кушетке и громко признал: — Ну и тупица же ты, капитан!

Потом закрыл глаза и мгновенно заснул.

Свет настольной лампы, отражаясь от лежащего на столе стекла, слепил глаза. Ночную тишину время от времени нарушали то какой-нибудь проезжающий транспорт, то отдаленные выкрики подвыпившего гуляки. Полковник Панаит, всматриваясь в непроглядную темень, в раздумье стоял у окна. На письменном столе его ждали доставленные из архива документы. Он еще не успел с ними познакомиться. Дело Ангелини всколыхнуло в нем воспоминания о 1944 годе.

В апреле этого года его часть занимала боевую позицию на холмах севернее Ясс. И вот он получил из Бухареста зашифрованное письмо из высшей партийной инстанции. Ему предписывалось бросить все и явиться в столицу. В письме даже указывался адрес, где ему следовало обосноваться. Он дезертировал, благополучно добрался до Бухареста, нашел конспиративную явку и «товарища Панделе», у которого скрывался почти две педели — столько времени потребовалось для изготовления новых документов на имя Панаита Аеленея. Некоторое время он занимался обеспечением партийных связей и перевозок, но к лету его перевели в группу, которой было поручено собирать информацию о немецких военных объектах, расположенных в Бухаресте и его окрестностях.

Так случилось, что в начале августа, примерно за двадцать дней до вооруженного восстания, ему было поручено выяснить, как пострадали после первой американской бомбардировки Лагервальд, близ Отопени, и особенно недавно построенная там база. Стало известно, что на базе установлено новое сверхсекретное оружие. Поговаривали также, будто на ее территории находится мощная радиостанция «Ильзе-II».

Вспомнив теперь обо всем этом, Панаит, как наяву, представил себя в форме авиационного полковника — именно в таком виде он посещал Лагервальд. Однако исчерпывающей информации о базе и секретном оружии ему добыть не удалось. Зато он узнал много ценного о радиостанции «Ильзе-II». Она располагалась не в Отопени, а в лесочке, возле села Тынкэбешть. Как раз из его сообщения стало известно, что это мощная радиостанция на нескольких автомобилях, которая перемещается с места на место. И еще ему удалось выяснить одну подробность, за что, собственно, он и заслужил от руководства специальной комиссии благодарность, а к его конспиративной кличке добавилось слово «полковник». Студия, из которой велись передачи, была устроена на базе, но радиостанция «Ильзе-II» могла стать и полностью автономной, если бы связь с базой прервалась.

Ночной ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо. Полковник Панаит перегнулся через подоконник, желая полнее ощутить его дуновение.

С тех пор прошло двадцать лет, и вот теперь именно ему довелось узнать, что какой-то Кодруц Ангелини из отдела С-4 секретной информационной службы под номером П-41 все-таки смог проникнуть на базу. Разумеется, ему многое стало известно. Панаит со временем забыл и о базе, и о своем задании. И вот недавно на собрании он совершенно случайно узнал, что в дни восстания там размещался командный пункт немецкого генерала Герстенберга.

Что же случилось с этим Кодруцем Ангелини? Выполнил ли он задание? Или, может быть, попал в ловушку, расставленную абвером? А что, если вся эта история не что иное, как инсценировка секретной информационной службы, рассчитанная на послевоенную реорганизацию разведывательного и контрразведывательного аппарата? Если верить посланию Кодруца Ангелини, то весьма возможно, что умер он как настоящий герой. В то же время в дневнике его матери говорится, в сущности, о совершенно противоположном. Где же правда?

Полковник Панаит повернулся к письменному столу. Конус света падал на лежащую на столе папку. Итак, за дело. Панаит отошел от окна, сел в кресло, преисполненный желания найти правду о таинственной судьбе Кодруца Ангелини в предоставленных в его распоряжение документах.

Глаза его остановились на сопроводительной записке, в которой архивная служба министерства сообщала следующие сведения:

Полковник Панаит еще раз бросил взгляд на сопроводительную записку и сделал вывод, что в конце концов все выглядит не так уж мрачно. Конечно, если бы был жив председатель военного трибунала полковник Бэлтэцяну, судебный процесс над Ангелини уже не составлял бы тайны. «Зато живет и работает адвокат Маноле Брашовяну, — думал Панаит, — человек, который держал в руках все документы судебного процесса. Так что пусть немного, но нам все-таки повезло».

Второй документ представлял собой досье Кристиана Панайтеску-Слэника:

Внезапно на напряженном лице полковника Панаита появилась неопределенная улыбка. «Кто же этот высокопоставленный сотрудник? — подумал Панаит. — Как бы там ни было, но даже из такого документа имя Кодруца Ангелини исключили… Однако лучше что-то, чем ничего…» И он продолжал читать:

К этой краткой справке была приложена вырезка из газеты «Семналул» от 24 февраля 1946 года. Панаит прочел ее с особым интересом.

«Ничего не скажешь, — подумал полковник Панаит, — предположение господина Никоарэ прямо-таки в стиле Караджале»[5], — и, вспомнив крылатую фразу Караджале из пьесы «Бурная ночь», рассмеялся. Но он тут же осекся, так как в глубокой ночной тишине смех показался ему излишне громким и неуместным.

К репортажу «Семналула» была приложена вырезка из следующего номера газеты. На этот раз репортер, подписавшийся инициалами Т. Н., сообщал: как предусмотрено в завещании, неожиданно представленном нотариусом Валентином Кыржаном, супруги Панайтеску-Слэник будут похоронены в фамильном склепе на кладбище города Слэник-Прахова. И ничего больше. Казалось, это последнее сообщение ставило точку над всеми проблемами и загадками «любовной драмы на Римской улице».

Размышляя над только что прочитанным материалом, полковник Панаит все-таки остался доволен некоторыми подробностями, представленными в вырезке из газеты «Семналул». А может быть, репортер еще жив? Да и следователь Кишу с милейшим прокурором Бурчиу… Неплохо бы их послушать…

Однако, описывая ужасный поступок Панайтеску-Слэника, репортер, как заметил полковник, даже не намекнул на связь между Нормой Тейлор и Кодруцем Ангелини. Неужели эта любовь так и осталась тайной? Трудно поверить в это. Но не бывает правил без исключений… Он подумал о газетчике. Ведь если внимательно вчитаться в его репортаж, то все-таки можно уловить намек на тайную любовь. А в дневнике Марии Ангелини об этом прямо говорится. «…Знаменитая артистка вывела свой лимузин из гаража и отправилась в неизвестном направлении». Репортер не исключает вероятности того, что муж следил за женой.

Зажав голову в ладонях, Панаит продолжал лихорадочно размышлять. Неожиданное появление актрисы в доме Марии Ангелини с письмом от Кодруца подтверждало, что бывший агент П-41 не только остался в живых, но и сам настаивал на уничтожении конверта. С этой точки зрения все казалось ясным и позволяло сделать вывод, что судебный процесс был инсценировкой.

Но какова цель инсценировки? Кого надо было ввести в заблуждение? По всему видно, что у авторов инсценировки сложились непредвиденные обстоятельства, которые потребовали изменения первоначального замысла.

И тут ко всем этим темным политическим делам добавляется неожиданная криминальная развязка с Нормой Тейлор и ее мужем, агентом абвера еще с довоенного времени. Тогда, естественно, возникает новый серьезный вопрос: если агент П-41 не был расстрелян и остался в живых, то почему после убийства любовницы он не прислал матери ни единой весточки? Может быть, не видя смысла жить без любимой, он покончил с собой? Как бы там ни было, мать узнала бы о его судьбе.

«Да, — вздохнул полковник, подняв голову, — маловато архивных данных, чтобы хоть в какой-то степени прояснить дело агента П-41».

Неожиданно он вспомнил о Траяне Никоарэ. Несомненно, у репортера о любовной драме было гораздо больше информации, чем он поведал читателям. На это он и в репортаже намекает. Вот если бы удалось его найти! Полковник Панаит вдруг почувствовал потребность безотлагательно выяснить вопрос с репортером. Мысль о нем, как репей, больно вцепилась в мозг и не давала покоя. Кто бы сумел помочь в этой ситуации?

И память, будто шутя, подбросила из своих удивительных глубин имя одного писателя. Панаит почувствовал себя шкодливым ребенком, представив, как его звонок в столь поздний час поднимет писателя с постели. Но цель оправдывала средства, так как, по мнению Панаита, писатель должен был знать правду об этом деле. Он раскрыл записную книжку на букву «З» и, не раздумывая, набрал номер. Долго ждать не пришлось.

— Алло! — послышался в трубке мужской голос.

— Это квартира писателя З.? — поинтересовался Панаит.

Тот, кого спросили, с нескрываемой радостью воскликнул:

— Да! А кто у телефона? Петрикэ? Э, бездельник, ты когда приехал в Бухарест? Где ты сейчас? На вокзале, в отеле?

— Значит, ты узнал меня? — вступая в игру, спросил Панаит.

— А как ты думаешь? Я же пишу детективные романы.

— …И о шпионаже, — дополнил полковник.

— …И о шпионаже! Если бы у меня не было тонкого слуха, то откуда бы взяться такой проницательности?

Довольный розыгрышем, полковник рассмеялся и решил раскрыть свое инкогнито.

— Я высоко ценю вашу проницательность. У телефона полковник государственной безопасности Панаит.

Писатель замолчал. Полковник окликнул его:

— Вы все еще у телефона?

— Потрясающе! — удивился З. — Вы знаете, ваш голос удивительно похож на голос одного моего приятеля. — И он от души рассмеялся. — Вы меня подловили.

— Такое случается… — успокоил его полковник.

— Вы приглашаете меня принять участие в каком-нибудь деле? Я готов. Через две минуты оденусь и приеду…

— Нет-нет, я хотел бы попросить у вас совета по одному вопросу… Скажите, пожалуйста, вы не слышали о журналисте Траяне Никоарэ?

— Ну как же! Разве можно забыть его извечную скороговорку: «Буна сярэ!»[6] — «Буна сярэ». — «У вас есть «Сяра»?» — «Имеется «Сяра»!» — «Дайте мне газету «Сяра»!» — «Пожалуйста, газету «Сяра»!»

На какую-то долю секунды Панаиту показалось, что у З. не все дома.

— В этом весь Траян Никоарэ, — заключил З. — Он какое-то время работал в газете «Сяра» и писал сенсационные репортажи. Писал неплохо. Но его золотой период пришелся на газету «Семналул».

Казалось, З. был просто рад случаю поговорить, и полковник прервал его:

— Что вы знаете о нем? Жив он или умер?

— Так, значит, вот зачем вы позвонили!

— На этот раз, признаюсь, ваша проницательность вас не подвела.

Усмехнувшись, З. сообщил:

— Он сейчас пенсионер, но по старой привычке ежедневно заходит в ресторан «Капша» выпить чашечку кофе.

Панаит облегченно вздохнул: беспокойство, которое все это время не покидало его, улеглось.

— А как он в общении? Как у него с памятью?

— Прекрасный собеседник! Под коньячок его можно слушать и слушать. Куда только в свое время не совали нос репортеры!

— Спасибо, — закончил разговор Панаит. — Извините, что побеспокоил…

— Всегда к вашим услугам! Доброй ночи!

Положив трубку на рычаг, Панаит несколько минут смотрел не отрываясь на телефон. На лице полковника появилось выражение признательности. Как хороша, что изобрели телефон! С его помощью можно обрести уверенность даже в этот ночной час.

Он с большим воодушевлением принялся за изучение следующего документа — протокола допроса, составленного еще утром по приказу генерала. Панаит читал:

Допрос был прерван из-за сердечного приступа у Эуджена Бэрбулеску. Его отправили в тюремный госпиталь. Врач установил, что у заключенного инфаркт миокарда.

— Жаль! Жаль! — пробормотал Панаит. — Этот тип должен многое знать. Теперь придется ждать, пока он поправится, или поискать другие источники… Жаль! — Он сложил документы по порядку и стал составлять план действий.