Проклятие принцессы Алтая

Глава 7

Самолет приземлился на посадочную полосу города Горно-Алтайск мягко, будто чуткий пилот не хотел разбудить спящих в салоне пассажиров. Прекрасный восход заглядывал в иллюминаторы и освещал горные пейзажи, окружающие маленький город.

Край семи тысяч озер, бурных рек и безмолвных пейзажей.

— Немного не так я представляла себе Алтай, — заявила соседка, всей своей тушей завалившись на Ольгу, чтобы взглянуть в иллюминатор. Она с самого начала ей не понравилась, и, хотя все остальные члены группы внушали доверие, Ольга до последнего сомневалась в поездке именно из-за этой чокнутой тетки.

Даже когда Феликс попытался распилить Ольгу под громкий хохот Любавы Мефодьевны — назвали же родители! — даже тогда ей захотелось немедленно сбежать именно из-за этого противного смеха, а не из-за страха быть расчлененной, но она все же устояла. Что заставило? Ольга весь полет рассуждала на эту тему. Как так вышло, что она, взрослая женщина, без пяти минут бабушка повелась на страшную авантюру?

Скорее всего, удержало забытое, а, возможно, даже не испытанное до этого момента чувство свободы. Настоящей, неподдельной свободы.

Сначала девочка Оля принадлежала, как ей казалось, родителям. Они очень любили единственную дочь и всячески ее опекали. Олечке надо было лишь хорошо учиться и быть хорошей девочкой. В понятие «хорошей девочки» входили такие качества как покорность, дружелюбие, воспитанность и стойкое обхождение стороной всяких плохих компаний. Даже домашние дела никогда ее не касались, не говоря уже о финансовых вопросах. Платья появлялись в ее шкафу сразу выстиранными и наглаженными, а билеты на премьеры в театр, обязательно в двойном экземпляре, чтобы Оля смогла сходить с подружкой, тоже возникали из ниоткуда. Правда, и подруг у Оли особенно не наблюдалось. Самой близкой ее подругой стал Виталий Галопов, вернее, это Оля считала его подругой, а вот девушка для него была богиней. Они с детства были неразлучны — сначала ходили в один детский сад, потом в одну школу, и даже институт Виталик выбрал тот же, что и Ольга. Девушке даже было иногда жалко неуклюжего ухажёра, который не смел никогда и ничего сказать в слух, только щенячьим взглядом старался донести свою любовь. Оля же хоть и была в отношении него преданным другом, более теплых чувств к парню никогда не испытывала. Когда в восемнадцать все вокруг начали поголовно влюбляться и составлять пары, Оля, завидуя такой тенденции, даже попробовала влюбиться в Виталия, но быстро поняла, что так не получится, мальчик Виталик так и останется для нее подружкой.

Успев насладиться лишь каплей свободы, кстати, именно здесь, в горном Алтае, она сразу же перешла под опекунство мужа, и Ольге это очень нравилось, когда кто-то решает за тебя все твои проблемы, и не надо напрягаться, чтобы сделать что-то самой. Ну, разве только научиться лучше всех печь блины, водить машину, чтобы возить мальчиков на кружки и заводить случайные знакомства с такими же «мамочками». Но она не понимала, что вместе с проблемами родители, а впоследствии и муж, лишали ее всей сути жизни, индивидуальности, лишали своего я, что и привело к сегодняшней ситуации.

И вот сейчас, сидя в самолете, не предупредив ни мужа, ни сыновей, которые уж как-то слишком быстро забыли о матери, она поняла, что почти счастлива, возможно, первый раз за многие годы. Это забытое чувство свободы, чувства своего «я» поселилось внутри, и Ольге уже не хотелось его терять, хотелось удержать как можно дольше, чтоб насладиться им сполна. Ей захотелось, чтобы муж увидел ее такой и, может быть, взглянул на нее другими глазами, хотя, скорее всего, сейчас изменения минимальны, и она по-прежнему проигрывает холеной и самоуверенной Аде.

— Я думала, здесь леса и реки, а тут горы, — продолжала возмущаться ее соседка, опираясь локтями на Ольгины ноги и вглядываясь в иллюминатор.

— Многие путают Алтай с горным Алтаем, но не переживайте, здесь есть и то, и другое, — сказала Ольга брезгливо. — И встаньте, пожалуйста, с меня, вы мне синяки оставите.

— Так есть надо побольше, — обиделась Любава Мефодьевна, — а то одни кожа да кости, конечно, в тебя пальцем ткнешь и проткнуть можно ненароком.

— Между прочим, это как раз и есть норма, — не узнавая себя, возразила Ольга соседке. — А вот вам неплохо было бы следить за своим питанием, ваш индекс массы тела явно превышает допустимые пределы.

— Чего? — женщина в соседнем кресле возмущенно сдвинула брови, и они слились, образуя одну большую, угрожающую линию. — Да что вы понимаете, именно такая фигура и нравится мужчинам. Вот даю руку на отсечение, у вас мужа нет и никогда не было. А у меня, между прочим, было целых пять.

— Вчера вы говорили четыре, хотя, о чем это я. Такие, как вы, врут как дышат. — Куда сейчас несло Ольгу, она сама не знала, и если бы ее увидели родные, то никогда в жизни бы не поверили, что это их мама и жена. — А руку можете отсекать, потому что я замужем, и у меня двое детей. Семья наша дружная, и мы все любим друг друга, а вот таких крикливых и наглых баб, как вы, мужики терпеть не могут. Разведенка и детей тоже нет.

— Дура! — на весь самолет завопила соседка. — Сушёная вобла!

— Скандалистка, мещанка и быдло, — по-прежнему удивляясь сама себе, отчеканила в ответ хамке Ольга.

Ее оппонентка хотела сказать что-то еще, но через весь салон, не обращая внимание на крик стюардессы о том, что вставать из кресел еще рано, и самолет не закончил свое маневрирование на полосе, к ним подлетел Феликс и зашипел:

— Вы что, рехнулись? Вы что творите? Добиваетесь, чтоб нас за хулиганство в полицию забрали, и все сорвалось? Тогда вспомните про ваши контракты и прочтите их еще раз очень внимательно, может, узнаете, что будет, если вы сорвете миссию намеренно.

Как школьницы, которых отчитал классный руководитель, Ольга и ее соседка тут же замолчали и отвернулись друг от друга, всем видом показывая, что обиделись. Молчали до самой гостиницы, в которую их привезли на такси, но как только обе поняли, что им придется жить в одном номере, то тут же наперебой заговорили:

— Извините, пожалуйста, но я с ней жить не буду, это выше моих сил, — громко и настойчиво сказала Ольга, прижимая руку ко лбу, демонстрируя, что уже устала от этой хамки.

— Это я с тобой жить не буду! — почти кричала ее оппонентка, стараясь, чтобы ее возмущение звучало основательней и громче. — Потому, что она высокомерная тварь!

Ольгу еще никто не называл высокомерной, просто потому, что это была неправда. Она всегда была корректна и учтива с людьми, а в большинстве случаев очень вежлива. Поэтому данное оскорбление ее больно задело, а может, воздух свободы так подействовал, потому что она сказала то, чего никогда не сказала бы в той, прошлой жизни:

— А она хабалка, наглая авантюристка и… и… и… — словно решалась она на что-то очень важное, но не успела. Зина, руководитель агентства и по совместительству руководитель в их миссии, очень твердо произнесла:

— Всем замолчать немедленно. Сейчас заселяемся в предназначенные для этого комнаты отеля и через пятнадцать минут приходим ко мне, — она взглянула на свой ключ, — в номер триста семь на собрание.

Ольге стало стыдно за свое поведение, но только на секунду, потому как, взглянув в наглые глаза Любавы Мефодьевны, она вновь сцепила зубы от ярости.

Позже, поднимаясь в свой номер, отличница и хорошая девочка в детстве, верная и беспроблемная жена, любящая мать, в конце концов, человек, ни разу не переходивший дорогу на красный свет, Ольга Сурикова пятидесяти одного года от роду подумала: «Как бы мне ее ночью не придушить» и сама ужаснулась происходящими с ней метаморфозами. Успокоившись, она постаралась отогнать глупые мысли — сейчас не до этого, сейчас есть мечта и к ней надо идти.