Проклятие принцессы Алтая

Глава 25

Зина уже видела, что им есть, что ей рассказать. Любава Мефодьевна вместе со своим сыном стояла, переминаясь с ноги на ногу, поджидая Зину с Феликсом у Капитолия. Они опросили рабочих, которые одновременно служили и охраной, кто и что видел, и, по сути, остались у разбитого корыта. Труднее всего дался разговор с администратором Артемием, Феликса, конечно, к нему Зина не допустила, но даже ей трудно было сдерживаться, зная, что этот человек насильно удерживает в своей комнате девушку. Но и Артемий-Лис ничего не знал и все утро провел в ресторане, где решал насущные вопросы, что подтвердили и официант, и повар Иван. Балерина с переводчиком тоже были в этот момент в зале ресторана. Они видели и охранника Павла, забегавшего за кофе, и Максима. Пианист гаркнул из комнаты, что у него давление, и он еще не выходил оттуда, а соответственно, никого не видел. Все два часа были пустой тратой времени, никто и ничего не сообщил.

Сам же охранник Павел, сын Любавы Мефодьевны, помог актрисе прицепить тросы и пошел ей за кофе. Максим как раз устанавливал оборудование на площадке для аппаратуры, больше никого он не видел. Когда вернулся, она уже летала под потолком как черная птица. Что случилось за те пятнадцать минут, когда ушел Максим и вернулся Павел, до сих пор остается загадкой.

— Где Ольга? — поинтересовалась Зина, когда они приблизились к коллегам. Любава Мефодьевна, видимо, уже собравшись хвастаться, не ожидала подобного вопроса и немного опешила.

— Да плохо стало малахольной, ушла в номер. Она как Марьяну увидела, так в обморок и бухнулась. Я ей говорю: «Дура ты, как ты мумии свои раскапывала-то?». Врет поди, — подытожила женщина.

— Убийца — Максим, — сказал Павел, явно не понимая, почему они болтают о ерунде, когда произошла такая трагедия. Мужчина выглядел очень подавленным, чувствуя свою вину в произошедшем с Марьяной.

— Стоп. Давайте подробности, — велела Зина и присела на ступеньки Капитолия Прошло полдня с того момента, как на этом же месте Любава Мефодьевна признавалась ей в том, что они с сыном здесь тоже по делу, а «Создатель» так и не был найден.

— Вчера я все-таки установил камеру в номере Марьяны, хотя и не очень хотел это делать, — потупился Павел.

— Сыночка, что значит не хотел? Мама сказала надо, значит, надо. Видишь, как она нам помогла, — нравоучительно заметила Любава Мефодьевна.

— Так вот, из записи понятно, что Максим был любовником Марьяны, и они вчера очень сильно поругались. Камера без звука пишет, но мама умеет читать по губам.

— У нас прям не мама, а Джеймс Бонд, — удивленно пробормотала Зина и взглянула на молчавшего Феликса. Было видно, как он борется с собой, чтоб не кинуться тотчас спасать свою возлюбленную.

— Так вот когда они стояли к камере лицом, на записи удалось разобрать некоторые слова. — Он протянул листок Зине: — Вот, мы записали.

— «Ничего не надо», это Максим говорит, — прочитала она — «Все отменяем. Перестань». Слова Марьяны: «Предатель, ты опять меня предал, я не позволю». Ну что, ребята, это здорово, но это не доказывает его вину.

— Согласна, — Любава Мефодьевна словно ждала своей очереди. — На костюме Марьяны были блестки, а это как отпечатки пальцев. Кстати, самих отпечатков там множество, как минимум пять или шесть человек наследили, вот только сравнивать с кем? Надо брать отпечатки у всех в парке, а люди не согласятся, я не полиция и заставить их не могу. Но есть и другой вариант, и тут я возвращаюсь к блесткам. На видео видно, как Максим хватает Марьяну за плечи, значит на его руках остались частицы блесток, такие же я нашла на пульте.

— Но он и не скрывал, что вставлял туда «Создатель», — засомневалась Зина.

— Да, но он сказал, что не включал его, а блестки обнаружились именно на кнопке включения, и что еще немаловажно, на рычаге подтягивания тросов, — Любава Мефодьевна от переполняющих ее чувств даже привстала.

— Когда я уходил, тросы были ослаблены, Марьяна просто стояла на земле, кто-то не просто ее сжег, а сначала поднял наверх с помощью тросов. Это не было случайным нажатием кнопки или ошибкой в выборе мощности, это было обдуманным шагом, — подвел черту Павел.

— А не могут это быть какие-то другие блестки? — спросила Зина.

— Нет, исключено, это блестки с костюма Марьяны, — покачала головой Любава Мефодьевна. — Они уникальны, каждая имеет свою структуру и размер.

— Но нам надо было найти прибор, а не убийцу, — растеряно сказала Зина. — А получается, наш заказчик и есть убийца.

— Мне кажется, прибор у того, кто убил, — предположил Павел.

— Во-первых, зачем Максиму красть прибор? Он и так его, — рассуждала вслух Зина. — А во-вторых, получается, он стоял и смотрел, как умирает его бывшая возлюбленная, дождался смерти и, забрав прибор, пошел пить чай. Странно, очень странно. Мне надо поговорить с Максимом.

Все молчали, ожидая дальнейших указаний.

— Значит так, обо всем пока молчок. Вы, Павел, пойдите поговорите в ресторан, с обслуживающим персоналом, может, они что-то заметили. Распишите мне поминутно, кто где был и кого видел. Ты, Феликс, иди к фонтану. Мне обещали, что сейчас дадут интернет, надо связаться с Эндрю и узнать новости. Сегодня ночью час икс, может, Алексей понял, где курган с драгоценностью принцессы Алтая.

— А Тиара? — с нажимом спросил он. — Может, я схожу хоть гляну, там она или нет, поговорю с ней.

— Спугнешь нашего Артемия-Лиса, и, если он действительно ее удерживает, то просто перепрячет и все. Нет. Давай организуем твою встречу, заняв Артемия чем-нибудь после обеда. Я обещаю, только дай мне время разобраться с этим, — Зина показала на Капитолий, в котором до сих пор парила над куполом сожжённая Марьяна. — Я подключу Павла и Даниила, тогда мы будем даже сильнее физически, если это понадобится. Как говорил один генерал, в наступление можно идти только имея силы, в десять раз превышающие силы противника, иначе это самоубийство.

— А я? — обиделась Любава Мефодьевна, что Зина ее не озадачила. — Между прочим, я больше всех работаю, но меня никто не замечает.

— А вы идите и посмотрите, что там с Ольгой, и не нужна ли ей наша помощь? — сказала Зина, намеренно не заметив надутых щек взрослой женщины.

«Как дети малые», — мелькнуло в голове, но тут же исчезло, потому что ей предстоял тяжелый разговор с Максимом.

В отличие от всех остальных, он не ушел, а продолжал сидеть на полу в Капитолии, облокотившись о стену в окружении охраны. Здоровенные мужики скорее охраняли место происшествия, чем своего хозяина.

Зина понимала, чем лучше пройдет разговор, тем больше вероятность быстрее все закончить.

— Я не верю, что вы ее убили, — начала Зина, сев рядом. От ее слов Максим дернулся, как от удара током.

— Что вы несете⁈ — возмутился он.

— Слушайте меня внимательно. Я верю, что вы ее не убивали, но все улики, что собрали мои люди, говорят об обратном. Так же есть косвенные улики, конечно, они не доказывают вашу вину, но их очень много, и потому к ним тоже приходится прислушиваться. Начнем с того, что Марьяна кого-то боялась и привезла с собой команду детективов. — Максим хотел что-то возразить, но Зина его остановила и продолжила: — Да, это был не просто охранник, и он здесь не один. Второе, у нее в комнате была камера, и хоть она писала без звука, но там невооруженным глазом видно, что вы ругаетесь и что вы не чужие друг другу люди. Ну и главное — блестки на ее сценическом костюме.

— Они-то тут при чем? — обессилено прошептал Максим. Он растерял все свое возмущение и браваду, и, казалось, у него вообще не осталось никаких сил.

— Дело в том, что когда вы ругались, то трясли ее за плечи. Это хорошо видно на записи. Позже наш эксперт нашел блестки на пульте, а это значит, что и эксперт от полиции тоже обнаружит их там. Не только на месте, куда вставляется «Создатель», но и на кнопке «пуск», и на рычаге натяжения тросов.

— Мы любили друг друга, — сказал Максим.

— Почти уверена, что это так, — кивнула Зина. — Но для того, чтоб вы мне сейчас сказали все-таки всю правду, я должна признаться, что была свидетелем вашего разговора с младшим братом вчера вечером.

На этих словах Максим удивленно взглянул на Зину.

— Да, подслушивала, — призналась девушка. — В моей работе иногда приходится переступать через собственное воспитание, подглядывать и подслушивать. Хотя в этот раз, надо признаться, это вышло совсем случайно. Сначала я увидела, как ваш брат танцует с балериной, а двумя минутами позже наблюдала, как наша итальянка просит в номер воды. Мое любопытство достигло пика, я не понимала, как это возможно, и побежала обратно. Я не успела, в здании уже было темно, а вы с братом разговаривали на улице.

— Значит, вчера вы видели «Создателя» в действии, — Максим грустно улыбнулся.

— Ваш «Создатель» — страшное оружие, — перебила его Зина.

— Любое лекарство в руках зла может стать оружием, — философски отметил мужчина.

— Рассказывайте. — Зине не хотелось спорить на глобальные темы, слишком много вокруг скопилось нерешенных проблем, и они затягивали девушку в свой омут. Пора было уже распутать этот клубок.

— Гений вырос, и через месяц ему исполнится восемнадцать, — начал Макс и закрыл глаза. Вспоминал ли он, как рос этот мальчик, или просто хотел отключиться от действительности, было не понятно, но слова из него полились, словно он читал их с листа. — Я был ему и матерью и отцом. В детстве ему пришлось пережить страшное. Мать у нас пила безбожно… Нет, я ее не осуждаю, жизнь была дрянная, и она одна воспитывала двоих. Разница у нас с гением четырнадцать лет, между прочим. Не родила бы мать второго, я помню то время, но уж очень полюбила она того профессора, уж очень ему поверила, даже пить перестала. Дома у нас все блестело, а к его приходу еще и всегда вкусно пахло пирогами или жареной рыбой. Он любил жареную навагу. Меня мать в это время обычно выгоняла из дома, но я не злился, понимал и счастья ей хотел. Знал, что, когда вернусь, и рыба с пирогами мне останется, и мать будет довольная и счастливая, будет смеяться, шутить и целовать меня в темечко. Но профессор исчез, а живот у матери все рос и рос. Пить она снова начала, еще даже не родив, а дом наш постепенно превращался в грязный сарай. Я делал, что мог, но что может четырнадцатилетний подросток? Когда родился Гений, мать сначала не хотела его с роддома забирать, но я уговорил ее, и стали мы жить втроем. Трудно было, но я старался, чувствовал ответственность, а мать постоянно где-то подрабатывала и беспросветно пила. Летом мне исполнилось семнадцать, и меня со школы взяли в трудовой лагерь. Хотелось денег заработать и хоть что-то маленькому брату купить, а то он до трех лет ни одной игрушки новой не видал, только то, что от меня осталось. Вот и уехал я, а мать от водки угорела. То ли паленка была, то ли слишком много выпила она, только ужас весь в том, что никто ее не хватился.

Максим по-прежнему сидел с закрытыми глазами и по его лбу текли огромные капли пота.

— Нашел их я, — продолжил он после паузы, — спустя неделю. Как выжил Гений, думать даже не хочу, он этого и не помнит, конечно, только вот крышу у него все же снесло. Не может находиться с женщинами в маленьких помещениях, да и в больших у него получается не очень. Много мы прошли врачей, и стало легче, но до конца он так и не вылечился. Зачем я вам все рассказываю? Наверное, чтоб вы меня поняли, я всю жизнь в него вложил. Сначала нас к себе бабка взяла, а потом уж и я пошел работать. Гений учился на дому, постоянно просил книжки и разные журналы. Потом компьютер и микроскоп, и все это я ему покупал в первую очередь. У меня, по сути, и жизни-то не было никакой. Пока пять лет назад он не сделал первое изобретение, которое мы удачно продали. Так жизнь наша стала налаживаться, и я однажды встретил Марьяну.

Он открыл глаза и повернувшись в сторону Зины, произнес по слогам:

— У нас была любовь.

— Я верю, — успокоила его она.

— Гений как-то узнал, что у меня есть женщина, он не знал, кто она, да ему это было и не важно. Он поставил мне условия: или я бросаю ее, или, когда ему исполнится восемнадцать, он пошлет меня к чертовой матери, оставив без куска хлеба. Я, естественно, отказался, меня унизил сам ультиматум. Когда я рассказал Марьяне, она предложила забрать «Создатель» и продать его в Америке. Она даже нашла там покупателей и сторговалась на приличную сумму. Я не мог так поступить, и потому мы договорились, что она это сделает сама. Я включил ее в группу приглашенных звезд, потому как она и была самая настоящая звезда, — столько боли и столько гордости было в этих словах, что голос Максима задрожал.

— Но вы в последний момент передумали, — помогла ему Зина.

— «Создатель» для Гения — не просто игрушка. Вы видели, он вчера танцевал с Алисией, — сказал Максим. — Для него это возможность коммуницировать с женщинами. Пусть сначала не настоящими, но в будущем, возможно, получилось бы и это. Вчера после танца он был такой родной, такой живой. Гению давно нравилась Алисия, он смотрел все ее записанные выступления, но никогда бы не посмел подойти к ней поближе… А вчера он с ней танцевал — это прорыв!

— Он не с ней танцевал, а с бездушной голограммой, пусть и качественной, но все же голограммой, — поправила его Зина.

— Это не важно, сам факт говорит о том, что его можно вылечить, и «Создатель» может ему помочь. Вчера он попросил прощения за резкость и сказал, что никогда не бросит меня, и очень хотел, чтоб и после восемнадцати я остался его директором и, главное, братом. Он улыбался, танец с балериной ему очень помог.

— И вы дали отбой Марьяне? — поторопила Зина.

— Ну, конечно. Еще вчера вечером я пришел, и мы поругались. Я сказал ей, что все отменяется, и нужно поставить наши отношения на паузу. Она же в ответ кричала, что устала ждать, что брат меня никогда не отпустит, а «Создатель» — возможность жить безбедно всю жизнь и не работать. Даже угрожала мне, что сделает это сама, на что я пригрозил ей полицией, и она залепила мне пощёчину.

— Как блески оказались на кнопке «пуск» и рычаге натяжения тросов?

— Я не знаю. — Зине показалось что Максим говорит искренне. — Да, я сегодня с утра опять зашел к ней, да, пытался убедить ее, чтоб она не делала глупостей, но я не нажимал те кнопки. Более того, здесь, в Капитолии я с ней даже не разговаривал.

Зина поднялась, понимая, что он больше ничего ей не скажет, стараясь не смотреть вверх на по-прежнему парящее тело Марьяны.

— Может, ее все же снять? — спросил ее глухо Максим.

— Нет, надо оставить все до приезда полиции, — ответил Зина твердо.

У небольшой железной лестницы, которая вела наверх к аппаратуре, стоял охранник, проинструктированный никого туда не пускать.

— Пусть поднимется, — крикнул устало Максим, видя, что он остановил Зину.

Зина не знала, что она хочет найти там. Стараясь ни к чему не прикасаться, она немного потопталась на маленьком мостике и, естественно, ничего нового не увидела. В большие фронтальные окна Капитолия светило яркое Алтайское солнце, оно светило так, словно на земле нет ни убийств, ни горя, ни алчности, ни насилия.

«Пока оно светит, мир будет жить, — подумала Зина, — а также пока есть цирк, а в нем фокусники и клоуны», — эта мысль пришла от созерцания красивого здания цирка, тонущего в солнечных лучах на другой стороне улицы. Стоп. Цирк.

Зинка спустилась по винтовой железной лестницы так быстро, словно просто спрыгнула с нее и, уже выбегая, крикнула Максиму:

— Вызывайте полицию, через пятнадцать минут я буду знать, кто убийца!

— Я уже это знаю, — тихо сказал Максим, но Зина его не услышала.