Солдат… не спрашивай!

Глава 22. Без названия

Наступило на пару недель временное затишье, противники зализывают раны и подтягивают резервы. Пехота и пушки почти не видны, но активизировалась легкая кавалерия – обе стороны ведут интенсивную разведку, пытаясь "осветить", как тогда говорили театр военных действий. Небольшие "летучие" отряды, время от времени сталкиваются и тогда неизбежно происходят быстротечные и нередко кровавые схватки.

– Tiens… le Russe, – шумит размахивая саблей французский офицер, в чине полковника, не менее. – Poltron, tu ne t"aviseras jamais de me combattre tête-à-tête; viens voir la route de Paris, – продолжал он, указывая на на противника саблей.

Обычно старшие офицеры в таких "лихих разведках" участие не принимаюn, но раз на раз не приходится. Cтолкнулись волей случая примерно два равных по численности отряда кавалерии: тех взвод и этих взвод. Но одну группу возглавляет чуть ли не генерал, а вторую – поручик, пусть и и числящийся колонновожатым Свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части. И уступать никто никому не намерен.

– Attendez, general, – раздается в ответ, понятно и без переводчика, что идет обмен "любезностями" – ne vaudrait-il pas mieux nous arranger a nous deux; approchez-vous et tirez-moi votre coup, je vous repondrai!

– C"est bon, – остановив жестом окружавших его солдат, и подъехав к противнику на 30-ть шагов француз достает из седельной кобуры красивый пистолет с орлиными головками на рукоятке, тщательно прицеливается… хлоп… Кремень ударил по огниву, выбив серию искр, но выстрела не последовало, видимо отверстие затравное засорилось. Осечка… бывает… типичная проблема оружия с кремневым ударным замком.

– Сеlа ne vaut rien, – кричит ему поручик и в свою очередь вскидывает кавалерийский карабин, – recommencez! Il me semble que vos pistolets n"ont encore jamais vu le feu!

И у этого – фальстарт, ружейный замок еле-еле щелкает, но ни одна искра от этого сотрясения не появляется, ослабла или даже сломалась пружина.

– A mon tour! Poltrou… fuyard, je m"en vais t"assommer de la crosse de mon fusil. -кто орет в это раз сказать трудно, в любом случае странное желание для кавалериста, какой еще приклад, ведь сабли же у них для этого имеются? Или это изощренная разновидность оскорбления? Вроде как "застрелю тебя из поганого ружья"?

И тут наступает неожиданная развязка, откуда-то издалека раздается негромкий "бах" ружейного выстрела. В 300-х или даже более шагах от "дуэлянтов" расположился за кустами небольшой пикет армейских егерей, на который обе противоборствующие стороны никакого внимания не обратили – пехота ведь, куда ей до "благородного" рода войск, да и далеко они. Судя по поднявшемуся к небу куцему, едва заметному облачку порхового дыма стреляли как раз оттуда…

Обладатель генеральского мундира картинно ронят свое оружие, солнечный зайчик успевает отразится от золоченых накладок на ложе пистолета, и бессильно ничком валится на шею лошади – убит, или тяжело ранен. Секундное замешательство, обе стороны так и не поняли, что же произошло, но кто-то опомнится первым?

– Ура, уланы! За мной! Руби!!! – поручик одним порывом бросает карабин и выхватив саблю, кидается на врага, а его маленький отряд поспешает следом.

Инициатива потеряна и французские фланкеры вынуждены обратится в бегство, в скоротечной кавалерийской схватке, при прочих равных условиях, всегда выигрывает тот, на чьей стороне скорость и напор и тот, кто уловив момент, ударит на врага первым. Французы пришпоривают коней, и огрызаются редкими пистолетными выстрелами, спеша уйти под прикрытие своей линейной пехоты. Маленькая, но почти ежедневная пьеса под названием "Перестрелка на аванпостах." подошла к концу.

Через два часа придет смена и для пикета егерей, унтер-офицер Сашка вернется на бивуак своего родного полка, и там совершенно неожиданно эта история получит дальнейшее развитие.

Сменившись с наряда Александр первым делом решил поспать немного до обеда, на войне отдых – первое дело. Если выпала такая возможность, то всегда стоит использовать, в противном случае можно и "пролететь". Но едва он сомкнул глаза как разбудили.

– Слышь Сашка, проснись! – трясет его Григорий, не давая провалится в пучину сладкого забвения.

– Чего там еще?

– Гости к нам пожаловали, кабы не по твою душу заявилися! Поди-ка зря ты энтого енерала утром подстрелил!

– А мать их… – остатки сладкого сна мгновенно улетучились, не до того стало.

Гришка не обманул, действительно на линейке топчут речной песочек и храпят уланские кони, а "вечный дежурный по полку", а в штабной палатке Иван Федорович Денисов о чем-то оживленно спорит с незнакомым молодым офицером. Впрочем этого юнца Александр уже видел сегодня утром в пикете, может и в самом деле "их благородию" что-то не понравилось, надо осторожно подойти поближе и послушать о чем там они ругаются…

– Нет позвольте господин штабс-капитан! Подайте сюда того мерзавца!

– Не позволю… поручик умерьте свои требования, эк вас далеко занесло. Вы не у себя в усадьбе, а нижние чины не ваши дворовые и не холопы. Они такие же слуги царю и отечеству как и мы с вами.

Унтер-офицер неспешно подобрался к офицерским палаткам, стараясь не привлекать внимания гостей, хоть вроде бы они его и не должны были разглядеть, но осторожность отнюдь не лишняя. Судя по бурным "разборкам" штабного "фазана" он сегодня обломал капитально, унизил и оскорбил в самых лучших чувствах. Тот прямо рвет и мечет, вместо "благородной дуэли", подло из-за куста, нижний чин и на тебе: целого вражеского "генерала" подстрелил… ай-ай… как не хорошо. Что скажет военная общественность, а полковым офицерам, судя по всему, особого дела до происшествия нет, никто скандалом не заинтересовался, нижние чины и тем более. Одним генералом больше, одним меньше – в штабах этого добра хватает, отношения между низовым звеном и "небожителями" всегда были, мягко говоря, напряженными и в мирное время, а уж в военное и подавно. Между тем спор продолжается, настойчивый видно штабной попался, с немалыми амбициями, надо будет узнать кто такой, может личность из "засветившихся" в истории, из тех, что попадут позднее на страницы школьных учебников.

– Я этого так сударь не оставлю! Велите вызвать сюда негодяя и примерно наказать! Так же действовать не положено. Вам что, разве неведомо, как поступил недавно в подобном случае генерал Багговут, Карл Федорович? Триста палок, властью командира роты, за эдакую пакость в самый раз будет.

– Поручик, да остыньте вы наконец, похоже никак от петербургских салонов отвыкнуть не можете… – устало твердит в очередной раз штабс-капитан, но похоже, что тому хоть в лоб, хоть по лбу, как в народе говорят.

– Но это же неблагородно, супротив освященных веками правил войны! – поручик вынужден даже расстегнуть воротник своего красивого гвардейского мундира, так уж его проняло, что не до тонкостей "фрунта" и военно-салонной моды стало.

– А вот к примеру завтра вас ядром французы попотчуют, да еще за версту. И что теперь артиллерию следует отменить? Пробовали ведь в свое время и папы римские и короли, да не вышло ничего. А ранее они и арбалеты запрещали с тем же успехом.

– Но Суворов… Александр Васильевич бы не потерпел такого безобразия…

– Поручик, давайте не будем тревожить тень нашего знаменитого полководца, а что до Наполеона, то последний случалось и картечью по безоружной толпе своих же собратий палил, было ведь?

– Это совсем другой случай, там консул по приказу директории действовал, а у вас здесь стреляют солдаты по собственному почину! Нижние чины не должны так поступать, это против устава и обычаев.

Добрались до устава и наставлений, собственно с этого и следовало начинать разбирательство, а не с бурного выражения негативных эмоций. Ну кто сдержится, у нас же всегда сперва идет: "А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!". Денисов извлекает из походного сундука, где хранятся документы полковой канцелярии потертый томик и оба начиная листать книжку, прикидывая к какой же статье следует отнести "преступление" унтер-офицера.

– Где тут указано, что нижние чины должны охотится из засады за старшими офицерами супротивной стороны? – торжествует поручик, он еще совсем недавно зубрил все эти премудрости и забыть окончательно еще не успел.

– Бог с вами сударь, какая "засада", для чего по вашему выставляется охранение, для красоты? Или они должны действовать оружием в известных случаях? – старого знакомого и покровителя Сашки на мякине не проведешь, он тоже неплохо разбирается во всех нюансах мудреной военной науки, благо сам в свое время к некоторым из них руку приложил.

– Нет, ну куда мы так придем? Если каждый солдат… даже и помыслить боюсь, анархия ведь сие называется!

– Почему? Что вы находите плохого в том, коли нижний чин проявит разумную инициативу в интересах общего дела? А то ведь сплошь и рядом получается, что офицеров выбьют – и глядишь и "братцы солдатики" воевать перестают, случается и всем скопом в тыл отходят.

– Ну да, дашь им "свободу", так потом и устроят сплошной разбой, в ежовых рукавицах держать надобно! – пытается парировать возражения противника поручик, все верно с точки зрения поклонника "фрунта" налицо подрыв дисциплины.

– И ваш "фрунт" неужто сильно помогает в укреплении благочиния и порядка? Гвардия у нас обывателей часом не грабит, что на войне, что без оной?

– Нет, но…

– Послушаете поручик, Вас же не на драку с французами послали, а на реконгсцинировку! Разве этому офицеров свиты Петр Михайлович Волконский, генерал-квартирмейстер учил и наставлял? Вы глаза и уши нашего войска, а лихие рубаки и среди нижних чинов всегда найдутся.

– Да так оно, да кто же удержится, коли галлы так нагло лезут? – поручик покраснел как девушка, весь до ушей залился румянцем, вполне уместный упрек штабс-капитана достиг цели.

– Ну положим, мой юный друг, француз свое возмездие получил и без вашей помощи. Посему лучше впредь выполняете порученное вам задание, а не ищите приключений.

– Ничего не понимаю, там что засада была и ваши нижние чины его специально караулили? – удивился поручик, ранее считавший, что стал очевидцем просто хулиганской выходки нижнего чина.

– Не совсем, мы тут вспомнили одно старое положение и решили попробовать, вдруг да может сгодится на войне. Унтер-офицер, что подстрелил вашего наглеца у нас числится еще и "солдатом – охотником", и действует как раз в рамках своих прямых обязанностей выбивая приоритетные цели.

– Глупость же несусветная, я думал что это анекдот, а оказывается в самом деле?

– Примерно как про обезьяну, где дура-дурой, а рупь с вас имею. Не доводилось слышать?… – и последовал короткий рассказ, невольно вынудивший обоих улыбнутся, агрессивный настрой понемногу улетучивался.

– Забавно, но что-то я не улавливаю Иван Федорович связи между той ушлой мартышкой и этим вашим "охотником"?

– Француз бы тоже посмеялся, тем более, что полагал себя в полной безопасности от выстрелов нашего пикета. И это уже второй такой "умник" попался на этой неделе, первый правда был в чине майора.

– Так значит у Вас на них охотятся на офицеров с ведома полкового командира и даже по его приказу? – не мог скрыть удивления поручик, для того времени и места событие прямо скажем неординарное.

– Можно сказать и так, в поле одиночный стрелок-охотник почти бесполезен, а вот на аванпостной службе оказался очень даже к месту.

– Не удивительно, у нас нарезное оружие не жалуют, французы почитай его и вовсе не имеют, и у пруссаков регулярное войско от него отказывается, только опоченцев вооружают, да и то не всех. Вот и успели уже забыть о такой опасности, пренебрегают.

– Вы не упомянули австрийцев… – коротко, но кместу напомнил штабс-капитан.

– Да их же бьют постоянно, видал я тамошние порядки, настоящая "грабь-армия". Не столько воюют, сколько мародествуют, кого не спроси, все ich bin Marode и куждаго фура с награбленным добром. – презрительно скривив губы ответил поручик.

– Эх Александр, кстати тот унтер Ваш тезка, дело не в оружии а в людях. Мы ленивы и нелюбопытны, склонны порой преувеличивать различные трудности и создавать мнимые. – неожиданно Денисову пришла в голову мысль, что может быть его собеседник способен оказать ему некторое содействие по части продвижения их общего с Сашкой прожекта. Поручик хоть и небольшая "шишка" но все же по роду службы имеет доступ к кое-кому из сильных мира сего, да и генерал-квартирмейстер может быть вспомнит про одного из тех с кем он начинал еще полковником.

– Опять "безумные прожекты", пора бы уж угомонится?

– Пожалуй вы правы, чаю откушать не изволите, более угостит нечем, – согласился штабс-капитан Денисов, однако идея попробовать обратить кого-нибудь из старых знакомы по службе в свите его величества ему понравилась. Жаль сейчас мало времени для таких занятий.

– Винтовальное ружье где взали для вашего "охотника"? Казенных отпусков на такие расходы ведь не положено.

– Случай подвернулся, подарили сломанное, унтер-офицер сам и поправил и пристрелял, и… – Денисов как бы промедлил вглядываясь пристально и внимательно в глаза поручика, поймет ли тот, или отмахнется, как от "очередного бреда", – И знаете, самое удивительное, он подсказал мне быстрый и надежный способ заряжания нарезного ствола без колотушки и прочих дурных приспособлений. Разницы с гладким ружьем теперь практически нет.

– Позвольте, я немного наслышан, дали раз почитать Ваши бумаги, но ведь Вы Иван Федорович ссылались на какого-то француза Минье?

– Своим у нас веры нет, не было и никогда не будет, вот и приходится прятатся за личину иноземца. Вы ведь тоже бы не поверили, что нижний чин из рекрутов по набору, смог представить на суд высшего начальства нечто дельное.

– Да пожалуй, у нас и думать то им не положено, превратили в живых истуканов. Извините меня Иван федорович, я погорячился. Только все равно эту историю не стоит предавать гласности, не поймут ведь в штабе армии, и Вы пострадаете, и Ваш полковник и солдат.

– Вы, как я вижу, совсем недавно из России, раз еще обтрепались, как добрались?

– Как, как… посредством палки и пистолета. Полячки совсем от рук отбились, видать опять начинается у них смута. На станциях добром лошадей не дают, хоть озолоти их, брали силой.

Чем там у них закончилось Сашка так и не узнал, не выдержал и все же ушел отдыхать, решив впредь "снайперскими упражнениями" заниматься без лишних свидетелей. Ну их к черту со всеми заморочками, еще в самом деле начнут "взыскивать", как будто делать больше нечего, высокопоставленных дураков в генеральских чинах на войне всегда хватает.

…………………………………………………

Что творилось дальше, Александр запомнил фрагментарно, просто запечатлелись в памяти отдельные эпизоды никак не связанные между собой. Совершенно как картинки в детском калейдоскопе. Мешанина лиц событий и звуков, только одно их объединяет – всепроникающий запах селитры, а может быть и серы тоже и их отвратительный вкус на губах, все одежда им пропиталась, а вроде не скусывал он патроны, как другие… или это что-то другое, о чем не хочется и думать?

Дикий нечеловеческий вопль пронзает сонную тишину спящего лагеря, вздрагивают часовые и дневальные, но остальные нижние чины даже и не пошевельнутся лишний раз. Привыкли люди и давно приобрели привычку спать в любых условия и шум им не помеха. Александр в эту ночь вынужден бодрствовать, у них в полку караульная служба и внутренний наряд назначались постоянно и несли службу добросовестно. Имел раньше дело их отец-командир и с турками, и с горцами – там резали любителей сладко поспать регулярно, вот и бережется старик по старой привычке. Здесь в Пруссии совсем другое дело – это Европа, редко кто заморачивается нормальной схемой охранения, в лучшем случае выставят одного часового у знамени и у денежного ящика. На днях потребовался егерям новый котел взамен прогоревшего, без особого труда "добыли" у соседей-гвардейцев, просто ночью сходили и забрали, никто не воспрепятствовал – спали "чудо-богатыри" богатырским сном все до единого, включая и караул. На такие проделки начальство смотрит сквозь пальцы, виноват не тот кто "нашел", а тот, кто потерял, ну совсем как в родной СА времен застоя: "Не спи…, а ты сам прое…!"

Снова ночную тишину бивака разрывает безумный крик в котором уже не осталось ничего человеческого – словно рядом воет смертельно раненый зверь, и минуту спустя из офицерской палатки на четвереньках выползает штаб-капитан Денисов, его голова обмотана грязным полотенцем точно чалмой, и на лице застыла страдальческая мина.

– Что за… уснуть не возможно, а мне завтра с утра в штаб корпуса ехать. Федька ты братец все знаешь, что там такое творится?

– "Донилычи" немецкого жида умучивают ваш благородие! – зевнув отвечает офицеру сонный дневальный.

– Давай сбегай к ним, пусть скорее заканчивают! Одна нога здесь, другая там. Саша за тебя пока подневалит.

Печется на углях в костре украденная на соседнем поле картошка, распространяя вокруг соблазнительный запах, еще немного и можно будет вытащить ее оттуда специально заготовленной палочкой. Утром у нижних чинов наряда губы черные, словно помадой накрасили, всю они ночь только и делали, что истребляли этот корнеплод. Сперва мужики плевались, а теперь жрут так, что все поля окрестные опустошили, напрасно местные пейзане рассчитывают собрать богатый урожай, ничего у них не вырастет в этом году.

В прошлую зиму российский солдат в здешних краях только благодаря картофелю и выживал, наловчились российские воины шомполами отыскивать ямы-тайники, гда крестьяне прятали свои запасы. Мудрое интерданство перевело тогда войска на полное самообеспечение, такое случалось с ним сплошь и рядом. Бывало временами, российские солдатики в поисках заветного "клада", натыкались на французов, занятых тем же самым занятием. По молчаливому уговору сторон оружие в ход не пускали, и иногда даже делились, или обменивались добытыми продуктами.

&Но отведать печеной картошечки Сашке с Иваном Федоровичем не довелось, вернулся Федор и сразу расхотелось, желание закусить напрочь пропало.

– Ваш бродь, не посылаете к ними боле! Злы ровно собаки бешены, порубят ведь меня ни за што. Накинулись, мол, не твое дело служба, не мешай с христопродавца взыскивать!

– За что они его хоть убивают, узнал?

– Грят на засаду их навел позавчера. Денег вроде как человеку дали сполна, а ен их обманул, пытают теперя изменщика.

Федька описал дотошно и саму технологию "взыскивания". В другое время Александр непременно проблевался бы от таки красочных подробностей. Но на войне как на войне, быстро привыкаешь к жестокости как своей, так и к чужой. Разве что аппетит напрочь отбил Федор своим рассказом, мог бы немного и сократить…

– Не верю! – категорично заявил штабс-капитан, – Что, станичникам иудей железный попался? Пику в зад – должен помереть давно, кишки наконечником порвет сразу, а этот вопит уже третий час?

Федька снова пускается в подробные объяснения… лучше бы промолчал и так тошно.

– Так оне пику то тупым концом суют! И отливают водичкой, понеже сомлеет, вот ен и живой покедова.

– Вот шельма народ придумают же… – задумчиво чешет затылок Денисов. Александр сделал в "виптуальном" блокноте своей памяти заметочку, надо будет завтра предложить подстричься начальнику, а то уж больно он деликатный временами по мелочам для профессионального военного. Даже сапоги не всегда заставит своего денщика почистить… случается, что иногда забывает. Приходится время от времени пинать капитанского лентяя-денщика Александру, ведь Зайца снова вернули штабс-капитану, в строю от такого ценного воина проку оказалось немного. Лакей он и на войне – лакей, только и способен, что подать-принести, да и то не всегда.

– Пристрелить бы жида, что ли… чего зря мучается? Сможешь отсюда добить? – неожиданно нашел решение проблемы штабс-капитан.

– Достану, с бугра они как на ладони видны и кострище развели до неба. – ответил ему Сашка, – Только ведь вам все равно до утра покоя не дадут, Иван Федорович. На выстрел дежурную смену караула "в ружье" поднимут обязательно, и скорее всего и полковника нашего разбудят. Как бы и тревогу общую не объявили, весь лагерь так поднимем непременно!

– Да верно брат рассуждаешь, а еще ведь казаки прибегут сюда разбираться! – и заметив на лице собеседника брезгливо-осуждающее выражение Денисов продолжил, – У них же там в сотнях сплошь близкие родственники, то брат, то сват, то сын с отцом… Коли у меня бы брата положили, не знаю, что тогда с виновником сделал, как бы казнил.

– Французы то как в таких случаях поступают с этими проводниками и соглядатаями и прочими "помощниками за отдельную плату"?

– Берут родственников или семью в заложники. – таков короткий ответ штабс-капитана, и он еще добавил, что раньше точно так же поступали и российские войска. На войне это неписанная норма поведения, которой издавна придерживаются все подряд еще со времен походов Траяна.

– А сейчас почему вдруг прекратили? – не отставал от начальника Александр, – Раз уж так принято?

– Да поди их тут шельм таких разбери. Мерзавцы, ехжели заранее намерены предать и получить мзду еще и у неприятеля, не своих родных в залог сдают, а норовят чужих представить. Раз ошиблись, не тех расстреляли, и с тех пор вышло строгое запрещение брать таких аманатов.

– Вот как оно… слава богу, у нас нет нужды к услугам этой братии прибегать.

– Как у вас говорят в будущем, это плюс. Вы как дневалите, как ты распределил людей? Отдохнуть давай им немного, а то завтра будут ходить ровно сонные мухи.

Александр успокоил штабс-капитана, по очереди они караулят покой полка, по два часа каждому отвели, его самого на посту незадолго до подъема сменит Григорий, ему для отдыха много не надо, успел днем прикорнуть. Он вытащил свой трофейный хронометр и продемонстрировал: все как положено, все как тогда в СА. Порядок правда немного неуставной, но ему разрешили организовать внутренний наряд по собственному усмотрению… оказываются уже настолько доверяют.

– Ну ладно братец, я пойду спать, чую – завтра штабные мне устроят "Австерлиц", будет "померкни солнце"! – и уже из офицерской палатки донеслось приглушенное матерчатыми стенками предупреждение, – Караульте ладом, сам видишь какие шустрые у нас нынче соседи!

Едва утром полк построили для развода, как случилась очередная "история" – прибежали из ближайшего села какие-то гражданские немцы, пруссаки местные и прямо на центральную линейку, окружили командира. Мужик, уже в годах, показывает полковнику медную бляху с гербом, видимо отличительный знак, выдаваемый властями бургомистру, с ним притащились бабы, одна даже ничего молоденькая, поневоле глаз цепляется, за некоторые части тела, что торчат из-за корсажа… И галдит все это сборище, кудахтают как напуганные лисой куры: "Казакен… казакен!"

– Никак опять станичники озоруют? – шепнул на ухо приятелю, стоявший в строю на правом фланге рядом с Александром Григорий. Свои предположения Сашка высказать не успел, вскоре все и так прояснилось.

– Совсем донилычи оборзели, эдак скоро прямо на нашем биваке зипуна себе добывать зачнут? Поручик Яковлев, возьмите взвод, подите с немцами в село и прогоните прочь мародеров! – распорядился командир полка.

Вот тут то и выясняется, что состоять в рядах первого взвода первой роты первого же батальона безусловно почетно, но всегда приятно, поскольку такие специфические поручения как правило выпадают как раз на его долю.

Наскоро подкрепившись на дорогу сухарями и чаем "белая роза" нижние чины под командованием поручика вскоре выступили в указанном направлении. Впереди Яковлев со шпагой наголо, за ним Александр с остальными солдатами и замыкает шествие в арьергарде небольшая кучка аборигенов. По прибытии небольшого отряда в Гросс-Отендорф вскоре стало ясно, что казаки тут не причем. Донцы не только профессионально воюют, но и добычу берут без особого шума. Иной раз у них и не поймешь, это законная реквизиция, или самочинный грабеж? Собственно с точки зрения простого крестьянина подобные действия практически не различаются, разве что в случаях когда "законно", то мужику бывают выдают некую бумажку, где нередко указано, что "Был Никто, взял ничто". Попробую потом что-нибудь получи в качестве компенсации по ней в провиантском комиссариате, там даже если и честно фуражиры указали в квитанции объем и ценность изъятого, то все равно дадут только жалкие гроши, господа чиновники своего никогда не упустят. Александр один раз принимал участие в подобной акции, сложилось впечатление самого настоящего разбоя средь белого дня: пришли вооруженные люди и выгребли у крестьянина под угрозой оружия почти все продукты, что попались на глаза и забрали скот… война. Позднее историки будут писать, что дескать союзники-пруссаки русских в 1807 году ну "очень любили"… Ха, здесь каждый нижний чин прямо чувствует это своей спиной, того и гляди, зазеваешься и нож туда получить можно запросто.

А вот насчет казаков немцы в этот раз ошиблись, по всему Отендорфу, гонимая летним ветерком, летает точно снег или тополиный пух какая-то белая субстанция. Поручик Яковлев точно муху поймал невесомую пушинку и поднес к глазам поближе чтобы рассмотреть.

– Никак перины режут? Да то не станичники, они мерзавцы грабят ловчее… Унтер, не наши ли егеря часом мародерствуют?

– Никак нет! – поспешил заявить Александр, – Вы же видели, ваше благородие, что весь полк был на построении.

Если пух в воздухе летает – верный признак, что дорвались "православные воины" до грабежа. Казак к этому делу привычен и старается провернуть все без лишнего шума и прочих нежелательных эффектов. Иное дело солдат, тот просто прийти и забрать или отобрать не может… Как увидит нижний чин, что "басурмане" сладко едят, да спят на перинах, и вообще живут по меркам российского крестьянина "кум королю" так и кровь в голову и ударит. Такие-растакие, мать их… мы помираем, а им "жизня роскошна"… Бац, и кухонная утварь превращается в труху и хлам под ударом ружейного приклада. Чирк штыком, и полетели пух и перья из матрасов… Так им чертям, он спал всю жизнь на голых досках и кислой овчине и хлебал пустые щи вместе с семьей из одной миски, как собаки… Развито, одним словом, у нашего народа "чувство справедливости", ничего уж тут не поделаешь, кому то придется расплатится. До своего барина бывший рекрут добраться не смог, так теперь выместит все наболевшее на этих, попавшихся под горячую руку, пруссаках. Сашка вспомнил рассказ деда, и в 45-ом бывало попав случайно в богатую квартиру наши солдаты все там от души крушили… была такая дикая потребность расстрелять "мебеля и пианины" очередью из автомата, ибо… а хрен его знает зачем. Тут в начале 19-го века то же самое, люди ничуть не изменились.

Обыватели показали один дом, который, по их словам был наполнен был солдатами. Поручик оставив двоих у черного входа сам подошел к парадному, и только хотел было хотел призвать мародеров к порядку, как дверь настежь распахнулась. Секунду-другую Яковлев и высокий, незнакомый ему нижний чин, судя по форме из гвардейских полков, разглядывали друг друга. Грабитель опомнился первым, мешок с добычей летит прямо в лицо поручику, тот проворно отскакивает в сторону, и одновременно освобождает проход.

– Стой скотина, ловите его, уйдет же!

Раскидав, как кегли егерей здоровенный детина рванулся вперед, что есть мочи, ему терять уже нечего, в случае поимки расправа в военное время короткая, расстрел – не помилуют.

– Да куды нам ваш благородие, экий здоровущий попался. Как лось сиганул, поди поймай.

Отбившись от, пытавшихся его задержать, егерей и пожертвовав награбленным мародер в один прыжок перескочил через высокий каменный забор и был таков, схватить его не успели. Преследовать смысла не было, грабитель был "налегке", а они с тяжелыми ружьями, да и ранцы за спиной – немалый вес, как с утра на разводе стояли, так и пошли по приказу полковника "укрощать обнаглевших донилычей".

Александр наблюдал эту полу-комическую сцену со стороны, при необходимости он бы успел выстрелить и положить гвардейца на месте, но зачем? Так даже проще – упустили, да и ладно… не убивать же своих ради какого-то барахла. Других "казакенов" в доме не обнаружили, не то пруссаки ошиблись, не то грабители уже ушли.

Нижние чины развязали "трофейный" мешок и высыпали на на землю его содержимое, сразу послышались смешки и перешептывания.

– Во дурень, нахватал безделицу, за энто и полтины поди не выручишь!

Село большое, почти город по российским меркам и есть где разгуляться предприимчивым мародерам. Гвардейские солдаты в поисках добычи разбежались по садам и по крестьянским избам, гонялись за ними часа два, но не смогли ни одного поймать. Везде повторялось то же самое, что и раньше, едва завидев маленький отряд во главе с офицером, мародеры бросали мешки и узлы и бросались наутек врассыпную. Занятие бессмысленное, поселок большой и пока егеря зачищают один конец в другом идет вакханалия грабежа. Оцепить село и прочесать все дома не хватает людей, а другой вариант напоминает детскую игру в "догонялочки". Разбить взвод на мелкие группы Яковлев не решился, поскольку у него создалось впечатление, что в Отендорфе "шалит" чуть ли не целая рота. Три десятка штыков в сборе – значительная сила, а вот поодиночке… увы.

– Вот шельмы! Какого полка сии мерзавцы? – поручик просто с ума сходил от осознания собственного бессилия.

– Они шифры сняли с патронных сумок, теперь не понять. – ответил ему Александр.

В общий бардак внесли свою лепту и местные жители, вокруг Яковлева, кроме бургомистра собралось не менее дюжины крестьян, часть заявилась вместе с семьями. Мужики ругаются, некоторые даже кричат по-русски "Разбой!", бабы причитают, дети плачут – обычная картина впрочем и при любой "законной" реквизиции.

– Ничего здесь у нас не выйдет! – пришел к закономерному выводу, руководивший операцией поручик, – Будем брать их на выходе из села, устроим засаду.

Тактический прием сработал, правда, большая часть "воинов-грабителей" все же благополучно ускользнула из расставленных сетей, но девятерых задержали и привели обратно в Отендорф.

Поорав немного и влепив "особо наглым" пару тумаков, Яковлев приказал им отдать отобранные у жителей вещи, и гвардейцы покорно опустили полы мундиров, в которых и скрывали награбленное, чего только не посыпалось: серьги, картофель, кольца, детские игрушки, сахар, ложки, ножницы и прочие весьма сомнительные "ценности". Женщины, увидев такое повиновение, бросились на солдат, полезли в карманы подштанников и с криком и слезами стали доставать оттуда деньги. Далее поручик намеревался было отконвоировать мародеров в полк и представить на волю начальства, но вдруг вспомнил, что ему приказали "прогнать", а не "словить"…

– Ну и что мне с вами делать? Под расстреляние ведь пойдете, али приказ не до вас не доводили?

– Ваше благородие, ослобоните нас?! – смело в лицо ему ответил один из гвардейцев, скорее всего предводитель этой маленькой банды, – Пущай лутше хранцы убьют, нежели свои. Все едино под железным то горохом пропадем!

Яковлев видимо не ожидал, предполагал, что будут каяться, а тут так… Он взглянул на унтер офицера, а затем и на остальных своих подчиненных, как бы ища поддержки своему решению… и не нашел. Сашка только пожал плечами: мол Леонид – ты тут командир. За остальных егерей высказался Григорий.

– Ваше благородие, отпустите их, чай не порешили ж никого и не снасильничали? Поди… сами знаете…

И в самом деле, ладно бы один-два, если масса народа разом "пошла на дело", то такое возможно только с негласной санкции непосредственного начальства. Армейская мораль в этом плане необычайно гибкая, виновен не тот, кто что-то натворил, а тот кого поймали. Обошлись в это раз без тяжких последствий, а значит дело можно смело предать забвению.

– Черт с вами! – только и махнул рукой поручик, и в самом деле не о таких "подвигах" он мечтал собираясь на войну.